Третья промышленная революция. Как горизонтальные взаимодействия меняют энергетику, экономику и мир в целом Рифкин Джереми

Заря рыночной эры и начало первой промышленной революции в конце XVIII века привели к открытию новой научной области, названной экономикой. В попытках понять новые силы, высвобожденные работающими на угле паровыми двигателями, отцы-основатели новой дисциплины — Адам Смит, Жан-Батист Сэй и другие — стали заимствовать принципы и аналогии из нового раздела физики для изложения своих теорий функционирования рынка.

Законы Ньютона и саморегулируемые рынки

Математический метод сэра Исаака Ньютона, используемый для описания механического движения, был последним писком моды в то время. К нему прибегал практически каждый уважающий себя мыслитель, чтобы объяснить смысл существования и пути развития мира.

Ньютон заявил, что «все явления природы определяются силами, под действием которых частицы тел по причинам, до настоящего времени неизвестным, либо взаимно притягиваются друг к другу и соединяются в постоянные фигуры, либо отталкиваются и удаляются друг от друга». Очень скоро все школьники стали изучать три закона Ньютона, которые гласили:

Тело, находящееся в состоянии покоя, остается в состоянии покоя, а движущееся тело сохраняет равномерное прямолинейное движение до тех пор, пока на него не действует внешняя сила; ускорение тела прямо пропорционально приложенной силе и направлено в ту сторону, в которую действует эта сила; [и] каждому действию соответствует равное и направленное в противоположном направлении противодействие^{242}.

В стремлении заложить в основу своих размышлений математическую определенность физики Адам Смит и его современники утверждали, что подобно Вселенной, которая, начав однажды движение, действует автоматически, как хорошо отлаженные механические часы, ведет себя и рынок. Если первопричиной движения Вселенной является Бог, то первопричина движения рынка кроется в присущем людям преследовании личной выгоды. Если Вселенной управляют законы гравитации, то рынками — невидимая рука. Отталкиваясь от умозаключения Ньютона о действии и противодействии, Смит со товарищи считали, что саморегулируемый рынок ведет себя таким же образом — предложение и спрос непрерывно противодействуют друг другу и взаимно регулируются. Если потребительский спрос на товары и услуги возрастает, то продавцы поднимают цены соответствующим образом. Если цены продавцов становятся слишком высокими, то спрос падает, заставляя продавцов снижать цены для поддержания спроса.

Адам Смит представлял ньютоновскую систематизацию физики Вселенной как «величайшее открытие за всю историю человечества» и с энтузиазмом заимствовал аналогии из «Математических начал натуральной философии» и других работ Ньютона для формирования классической экономической теории^{243}.

Проблема использования ньютоновской механики для объяснения работы рынка заключается в том, что его физика говорит нам только о скорости и положении. Выдающийся ученый и философ XX века Альфред Норт Уайтхед как-то язвительно заметил, что, если дело доходит до материального тела в движении, то, «как только вы определитесь… с понятием конкретного места в пространственно-временном континууме, можно задать связь конкретного материального тела с этим континуумом, просто сказав, что оно там, в этом месте; и в отношении положения больше ничего добавить нельзя»^{244}.

Законы Ньютона, описывающие движение тела, реально ничего не говорят нам о механике экономической деятельности и являются тонкой тростинкой, за которую уцепилась целая дисциплина. Они фактически дают ложное представление о развитии экономической деятельности, поскольку не учитывают течение времени и необратимость событий. В учении Ньютона о природе все механические процессы теоретически являются обратимыми. В ньютоновской математике на каждое +Т должно приходиться –Т. Взять хотя бы классический пример с бильярдными шарами, которые соударяются друг с другом на столе. В ньютоновской физике любое действие на столе теоретически обратимо, поскольку законы движения тел не принимают во внимание течения времени. В реальной экономике, однако, существуют только необратимые события — получение энергии и материальных ресурсов, их трансформирование, использование и выбрасывание.

Почему законы термодинамики управляют всей экономической деятельностью

Лишь во второй половине XIX века, когда физики сформулировали первый и второй законы термодинамики, экономисты получили научную базу для точного описания экономической деятельности. К этому времени, однако, экономическая доктрина настолько погрязла в аналогиях с ньютоновской механикой, что представители экономической науки уже не могли отстраниться от нее, хотя ее допущения по большей части были неприменимы к экономической практике.

Первый и второй законы термодинамики гласят, что «совокупная энергия Вселенной постоянна, и что совокупная энтропия непрерывно возрастает». Первый закон термодинамики, закон сохранения энергии, утверждает, что энергия не создается и не уничтожается, то есть количество энергии во Вселенной не изменяется с начала времен и будет оставаться таким же до скончания времен. Хотя количество энергии неизменно, энергия постоянно изменяет свою форму, но в одном направлении — она переходит из доступной формы в недоступную. Здесь на сцену выходит второй закон термодинамики. В соответствии со вторым законом энергия всегда течет от горячего к холодному, концентрируется, чтобы рассеяться, упорядочивается, чтобы прийти в беспорядок.

Чтобы понять, как первый и второй законы работают в реальном мире, представьте себе горящий кусок угля. Энергия, заключенная в угле, никуда не исчезает. Она трансформируется в диоксид углерода, диоксид серы и другие газы, которые рассеиваются в атмосфере. Хотя энергия сохраняется, мы не можем вернуть рассеянную энергию обратно в кусок угля и использовать ее еще раз. Рудольф Клаузиус, немецкий ученый, ввел термин энтропия в 1868 г. для обозначения энергии, которую больше нельзя использовать.

Клаузиус понял, что работа осуществляется, когда энергия переходит из высококонцентрированного состояния в рассеянное состояние, другими словами, от среды с высокой температурой к среде с более низкой температурой. Так, паровой двигатель работает потому, что одна часть машины очень горячая, а другая — очень холодная. Переход энергии от области с высокой температурой к области с более низкой температурой сокращает количество энергии, доступной для выполнения работы в будущем. Если раскаленную докрасна кочергу вынуть из печи, она немедленно начнет остывать, поскольку тепло течет от горячей поверхности к холодной окружающей среде. Через некоторое время кочерга приобретет такую же температуру, как и окружающий воздух. Физики называют это равновесным состоянием — разница в уровнях энергии исчезает, и работа больше выполняться не может.

Сразу хочется спросить: «А почему нельзя повторно использовать всю эту рассеянную энергию?» Частично можно, но для этого потребуется дополнительная энергия. Ее использование повышает общую энтропию.

Нередко, когда я читаю лекции по термодинамике, возникает вопрос, не слишком ли пессимистичны мои взгляды, ведь Солнце, наш источник энергии, будет светить еще миллиарды лет и давать достаточно энергии для всего живущего на земле так долго, как можно только представить. Да, это правда. Однако есть другой источник энергии, который значительно более ограничен, — энергия, заключенная в материальной форме в ископаемом топливе и металлических рудах. Эти виды энергии фиксированы и конечны, по крайней мере с точки зрения геологического времени, которое важно для нашего выживания как вида.

Физики говорят, что с точки зрения термодинамики Земля представляет собой практически замкнутую систему по отношению к Солнцу и Вселенной. Термодинамические системы можно разделить на три типа: открытые системы, которые обмениваются и энергией, и материей; закрытые системы, которые обмениваются энергией, но не материей; и изолированные системы, в которых нет обмена ни материей, ни энергией. Земля по отношению к Солнечной системе является относительно закрытой. Иначе говоря, она принимает энергию от Солнца, однако за исключением нечасто падающих метеоритов и космической пыли получает очень мало материи из окружающего пространства.

Ископаемое топливо представляет собой яркий пример материальной формы связанной энергии. Она во всех отношениях конечный ресурс, который быстро истощается и, скорее всего, никогда не восстановится на Земле, по крайне мере в пределах временного горизонта, представляющего интерес для нашего биологического вида. Ископаемое топливо формировалось в течение миллионов лет в результате анаэробного разложения умерших организмов. При сжигании этого топлива использованная энергия в форме газов больше непригодна для совершения работы. Хотя теоретически когда-нибудь в отдаленном будущем — через миллионы лет — процесс анаэробного разложения может привести к появлению сопоставимых запасов ископаемого топлива, перспектива этого настолько отдаленна, что надеяться на нее смысла нет.

Редкоземельные элементы — еще один пример внутренних термодинамических ограничений, существующих на земле. Существуют 17 редкоземельных металлов — скандий, иттрий, лантан, церий, празеодим, неодим, прометий, самарий, европий, гадолиний, тербий, диспрозий, гольмий, эрбий, тулий, иттербий и лютеций, которые используются в различных промышленных и технических процессах и необходимы для технологий и продуктов, имеющих критическое значение для выживания и процветания общества. Они называются редкими то той причине, что их запасы ограничены и быстро истощаются в результате использования для удовлетворения потребностей населения и глобальной экономики.

Альберт Эйнштейн как-то задался вопросом, какие законы науки вряд ли будут опровергнуты или значительно изменены будущими поколениями ученых. По его мнению, испытание временем вероятнее всего выдержат первый и второй законы термодинамики. Вот что он написал:

Теория тем убедительнее, чем проще ее предпосылки, чем более разнообразны предметы, к которым она относится, и чем более широк диапазон ее применения. Именно по этой причине классическая термодинамика производит на меня глубокое впечатление. Это единственная физическая теория универсального характера, которая, по моему убеждению, с точки зрения применимости ее основных положений никогда не будет опровергнута^{245}.

Несмотря на то что трансформация энергии во всех ее проявлениях составляет фундамент всех видов экономической деятельности, мало кто из экономистов изучал термодинамику. И лишь единицы профессионалов пытались взглянуть на экономическую теорию и практику с точки зрения законов термодинамики.

Впервые попытку ввести законы термодинамики в экономическую теорию сделал лауреат Нобелевской премии химик Фредерик Содди в 1911 г. в своей книге «Материя и энергия» (Matter and Energy). Содди напомнил своим друзьям-экономистам, что законы термодинамики «определяют в последней инстанции взлеты и падения политических систем, свободу и зависимость государств, развитие коммерции и промышленности, причины богатства и нищеты, а также общее физическое благополучие человечества»^{246}.

Первым экономистом, бросившим прямой вызов своим коллегам, был Николас Джорджеску-Реген, профессор Университета Вандербилта. Его выдающаяся книга «Закон энтропии и экономический процесс» (The Entropy Law and the Economic Process) вызвала небольшое брожение в умах в момент ее выхода в свет в 1971 г., но была быстро отвергнута большинством коллег. Герман Дэйли, ученик Джорджеску-Регена, позднее экономист Всемирного банка, а в настоящее время профессор Мэрилендского университета, развил идеи магистерской диссертации Джорджеску-Регена в книге «К экономике устойчивого состояния» (Toward a Steady State Economy), вышедшей в 1973 г. Его книга открыла дискуссию на стыке экономики и экологии и ввела экологические аспекты в экономическое мышление. Не менее важно и то, что она заложила фундамент для дальнейшего разговора о применении допущений об экологической устойчивости в сфере экономики.

В 1980 г. я опубликовал книгу «Энтропия» с послесловием Джорджеску-Регена в надежде вывести разговор за пределы экономики и охватить все разнообразие человеческого опыта. В книге история пересматривается с точки зрения термодинамики с акцентом на последствиях возрастания энтропии в результате развития нашей цивилизации. «Энтропия» была одной из первых книг, где детально рассматривался вклад промышленной революции в изменение климата.

Если взглянуть на вековую историю попыток пересмотреть экономическую теорию с точки зрения термодинамики, то видишь лишь одно — абсолютную непроницаемость этой области для переосмысления научной основы фундаментальных допущений. Даже в последние годы, когда школы бизнеса по всему миру бросились наперегонки вводить в программы экологические аспекты и вопросы устойчивости и стали уделять больше внимания энергетическим проблемам и изменению климата, все это стараются преподнести под соусом классической и неоклассической экономической теории, чьи допущения никак не вяжутся с законами термодинамики.

Пока на экономической теории лежит длинная тень Ньютона, вряд ли стоит надеяться на то, что экономика как дисциплина сможет примириться с той ересью, которая угрожает всем ее фундаментальным допущениям. Историк экономики Рей Кентербери отмечает, что число приверженцев Адама Смита все больше сокращается, поскольку он въехал в историю на плечах великого сэра Исаака Ньютона. Он пишет: «Время от времени то одна, то другая группка экономистов начинает считать, что традиционная экономика созрела для революции, но для ее реализации революционеры должны идти на баррикады против гения Исаака Ньютона, а также против Адама Смита и длинной череды его последователей»^{247}. Сейчас, однако, впервые за все время многочисленные трещины в теоретическом фундаменте дисциплины угрожают разрушить доктрину классической экономической теории.

Богатство народов

Неочевидная проблема, пронизывающая насквозь всю экономическую теорию, заключается в фундаментально неправильном понимании природы богатства. Джон Локк, английский философ эпохи Просвещения, утверждал, что «земля, остающаяся полностью в естественном состоянии… называется, и это так и есть, пустыней». Локк перевернул второй закон термодинамики с ног на голову, заявив, что природа сама по себе бесполезна и приобретает ценность только тогда, когда люди прикладывают к ней свой труд и трансформируют ее в производительный актив. Локк писал:

Тот, кто присваивает себе землю через приложение к ней своего труда, не уменьшает, а увеличивает общие активы человечества. Ибо акр огороженной и возделанной земли дает продуктов земледелия, необходимых для поддержания жизни человека… десятикратно ольше, чем акр равной по плодородию земли, которая остается необработанной. И, следовательно, о том, кто огораживает землю и получает больше жизненных благ с десятка акров, чем мог бы получить с сотни акров невозделанной земли, можно по праву сказать, что он отдает 90 акров человечеству^{248}.

Законы термодинамики говорят нам совершенно другое. Экономическая деятельность — это просто заимствование низкоэнтропийной энергии из окружающей среды и превращение ее во временные продукты и услуги, имеющие ценность. В процессе такого превращения нередко расходуется и рассеивается в окружающей среде больше энергии, чем заключено в конкретном производимом продукте или услуге.

В этом отношении экономический процесс является отражением биологических процессов, происходящих в природе. Когда законы термодинамики были сформулированы, биологи в первый момент не знали, как увязать представление о непрерывном переходе энергии из упорядоченного состояния в неупорядоченное с тем, что живые системы, похоже, делают прямо противоположное, постоянно оставаясь упорядоченными.

Харольд Блюм, известный биолог XX века, объяснял, что живые организмы не нарушают второго закона, а просто являются примером его другого проявления. Живые существа, по заключению Блюма, — это неравновесные термодинамические системы. Иными словами, все живущее находится в очень далеком от равновесия состоянии, непрерывно подпитываясь доступной энергией из окружающей среды и повышая при этом общую энтропию окружающей среды. Растения, например, используют энергию солнца в процессе фотосинтеза, и эта концентрированная энергия потребляется животными прямо, когда они поедают растения, или косвенно, когда они поедают друг друга. В общем и целом, чем более развит биологический вид, тем больше энергии ему нужно для сохранения неравновесного состояния и тем больше энергии он выбрасывает в окружающую среду. Эрвин Шрёдингер, лауреат Нобелевской премии по физике, очень точно выразил сущность термодинамического процесса, заметив, что «то, чем организм питается, является отрицательной энтропией; он существует за счет высасывания упорядоченности из окружающей среды»^{249}.

То, что говорят биологи, согласуется с тем, как мы представляем себе жизнь. Мы подпитываем свои тела энергией, когда едим, и в процессе своего существования постоянно истощаем источники энергии и повышаем энтропию. Если энергия перестает поступать или наши тела теряют способность должным образом преобразовывать ее в результате болезни, то мы умираем. После смерти наши тела быстро разлагаются на компоненты, возвращающиеся в окружающую среду. Наша жизнь и смерть — это часть процесса превращения энергии в энтропию.

Химик Дж. Тайлер Миллер использует сокращенную пищевую цепочку для объяснения того, как преобразуется доступная энергия и как создается энтропия на каждом этапе присвоения энергии в экосистемах. Прежде всего он отмечает, что при пожирании добычи «80–90% энергии просто теряется и тратится на нагрев окружающей среды»^{250}. Всего 10–20% энергии добычи поглощается хищником. Это происходит потому, что передача энергии от одного существа к другому требует энергетических затрат и сопровождается потерей энергии.

Миллер показывает, какое невероятное количество энергии используется и преобразуется в энтропию даже в простой пищевой цепочке, включающей в себя траву, кузнечиков, лягушек, форель и людей. По его подсчетам, «для поддержания жизни одного человека в течение года нужно три сотни форелей. В свою очередь, эти форели должны съесть 90 000 лягушек, лягушки — 27 млн кузнечиков, а кузнечики — 1000 т травы»^{251}.

Теперь посмотрим на термодинамические последствия преобразования природных ресурсов в продукты питания человека в сложной индустриальной цивилизации и на то, как это отразится на наших представлениях о богатстве народов. Возьмем энергию, которая уходит на один бифштекс.

1. Для получения 0,5 кг мяса требуется 4 кг кормового зерна^{252}. Это означает, что только 11% корма идет на образование самого мяса, а остальное сжигается для подпитки энергией процесса преобразования, для поддержания нормального функционирования тела и формирования тех его частей, которые не идут в пищу, например костей и шерсти. Мы стенаем по поводу энергетической неэффективности пожирающих бензин автомобилей, а энергетическая неэффективность мясной диеты намного выше! Франсес Мур Лаппе в своей книге «Диета для маленькой планеты» (Diet for a Small Planet) подчеркивает, что один акр земли, используемый для выращивания зерновых культур, дает в пять раз больше протеина, чем акр, используемый для животноводства^{253}. Бобовые культуры дают в 10 раз больше протеина, а листовые овощи — в 15 раз больше протеина на акр, чем производство говядины. Почти треть зерна, выращиваемого сегодня в мире, — это кормовое зерно, предназначенное для животных, а не продовольственное зерно для непосредственного употребления в пищу. Поэтому если небольшая часть самых богатых потребителей роскошествует на вершине пищевой цепочки, то сотни миллионов других людей стоят перед лицом недоедания, голода и гибели^{254}.

2. При выращивании кормового зерна фермерам приходится использовать в больших количествах химические удобрения, пестициды и гербициды, для производства которых требуется ископаемое топливо. Кроме того, ископаемое топливо расходуется и на приведение в действие сельскохозяйственной техники. Для транспортировки зерна к гигантским механизированным откормочным площадкам, где его потребляет скот, необходимы грузовики, поезда и корабли, также работающие на ископаемом топливе.

3. На откормочной площадке животным скармливают кучу фармацевтических продуктов, включая стимуляторы роста, пищевые добавки и антибиотики, производство которых опять требует энергии. Скот на откормочной площадке располагается очень скученно — число голов может доходить до 50 000 — и заражается паразитами, которые разносят такие болезни, как острый конъюнктивит и инфекционный ринотрахеит^{255}. Для профилактики этих болезней площадки обрабатывают высокотоксичными инсектицидами, получаемыми с использованием ископаемого топлива.

4. Откормленный скот часами, а иногда сутками везут в фургонах по федеральным автотрассам на бойни, опять сжигая ископаемое топливо.

5. На бойне животных гонят гуськом в убойный зал, где их оглушают пневматическим пистолетом. Рабочий накидывает цепь на заднюю ногу упавшего животного, после чего его поднимают и транспортируют вниз головой в другой зал, где животному перерезают горло и выпускают кровь.

6. Тушу забитого животного подают на электрифицированную линию разделки, где автомат снимает с нее шкуру и удаляет внутренние органы.

7. Электрические пилы разрезают тушу на такие части, как шея, край, грудинка и филей.

8. Разрезанные части сбрасывают на ленточный транспортер с электроприводом, где несколько десятков обвальщиков и укладчиков срезают и упаковывают в коробки конечный продукт.

9. Разделанную говядину в вакуумной упаковке развозят в грузовиках-рефрижераторах по супермаркетам страны.

10. В супермаркете куски говядины переупаковывают в пластик, изготовленный из ископаемого топлива, и выкладывают на охлаждаемые, ярко освещенные прилавки.

11. Покупатели едут на автомобилях в магазины, чтобы купить мясо. Они держат его в морозильных камерах или в холодильниках до того момента, когда оно будет приготовлено на газовой или электрической плите и съедено.

Энергия, которая добавляется в само мясо на каждом этапе процесса его производства, ничтожна по сравнению с энергией, затрачиваемой на выращивание кормов, откорм животных, транспортировку бычков на рынок, забой животных, упаковку разделанных частей туши и доставку их к пункту назначения — семейному столу.

И это только одна часть энергетической эпопеи. Другая ее часть — счет за энтропию. Разведение крупного рогатого и другого домашнего скота — вторая по значимости причина изменения климата после строительства. На него приходится 18% выбросов парниковых газов. Это больше, чем выбросы всего мирового транспорта. Хотя с домашним скотом, главным образом с крупным рогатым скотом, связано 9% выбросов углекислого газа, выделяющегося в результате экономической деятельности человека, разведение скота приводит к значительным выбросам еще более опасных парниковых газов. На домашний скот приходится 65% выбросов закиси азота, обусловленных деятельностью человека, а вклад закиси азота в глобальное потепление почти в 300 раз выше, чем вклад углекислого газа. Больше всего закиси азота выделяется из навоза. С домашним скотом также связано 37% выбросов антропогенного метана — газа, вклад которого в потепление климата на планете на 23% выше, чем вклад углекислого газа^{256}.

Наконец, эти 0,5 кг мяса существуют в виде бифштекса лишь временно, и после того, как их съедят, перевариваются и возвращаются в окружающую среду в форме использованной энергии или отходов жизнедеятельности.

Ну и как теперь понимать природу валового внутреннего продукта (ВВП)? Мы привыкли считать ВВП мерой богатства, которое страна создает каждый год. Однако с точки зрения термодинамики это скорее мера стоимости временной энергии, заключенной в товарах и услугах, которые произведены за счет уменьшения доступных запасов энергии и повышения энтропии. Поскольку даже товары и услуги, которые мы производим, в конечном счете становятся частью потока энтропии, при всех наших представлениях об экономическом прогрессе экономический гроссбух всегда будет закрываться с дефицитом. Иными словами, когда все возможное сказано и сделано, любая цивилизация неизменно заканчивает высасыванием большего количества упорядоченной энергии из окружающей среды, чем она создает, и обеднением Земли. С этой точки зрения валовой внутренний продукт правильнее называть валовым внутренним расходом, поскольку всякий раз при потреблении ресурсов часть их становится недоступной для будущего использования.

Несмотря на тот неопровержимый факт, что любая экономическая деятельность приводит к созданию только временной стоимости за счет истощения ресурсной базы, от которой она зависит, большинство экономистов даже не пытаются взглянуть на экономический процесс с точки зрения термодинамики. Философы эпохи Просвещения считали, по большому счету, что осуществление экономической деятельности — это линейный процесс, который неизменно ведет к неограниченному материальному прогрессу, если, конечно, рыночный механизм ничем не ограничивается, и «невидимая рука» может регулировать предложение и спрос. Французский философ и революционер эпохи Просвещения маркиз де Кондорсе выразил эйфорию новой эпохи прогресса такими словами:

Для развития способностей человека нет никаких границ… совершенство человека не имеет пределов… прогрессу совершенствования отныне не может помешать никакая сила, у него нет иного конца, кроме как конец существования того небесного тела, на котором волею Природы мы живем^{257}.

Опьяненные перспективой создания материального рога изобилия на земле, классические экономисты, за исключением Томаса Мальтуса, были едины в уверенности, что трудолюбие людей может привести к созданию утопического рая. Даже мысль о том, что ускорение экономического развития способно привести к деградации окружающей среды и мрачному будущему для еще не появившихся на свет поколений, никому не приходила в голову.

Как экономическая теория потеряла актуальность

Эта идеологическая слепая зона обнаруживается почти у каждого базового допущения классической и неоклассической экономической теории. Пожалуй, ни одно другой понятие не ценится среди экономистов так высоко, как понятие производительности. Они определяют производительность как объем производства на единицу использованных ресурсов. За выполнение поставленной задачи предельно быстро устанавливается надбавка. Однако более адекватная, термодинамическая, мера производительности должна выглядеть как энтропия на единицу выпущенной продукции.

Мне вспоминается одно исследование, выполненное более 30 лет назад и посвященное тому, сколько энергии необходимо для производства автомобиля. Как оказалось, на производство уходит значительно больше энергии, чем реально требуется. Дополнительная энергия тратится на то, чтобы ускорить процесс и осуществить сборку автомобиля на конвейере быстрее. Это справедливо для всех звеньев цепочки поставок. Наше навязчивое стремление ускорить процесс преобразования и поставку продукта имеет свою цену — затраты дополнительной энергии. Чем больше энергии потребляется, тем больше ее рассеивается, и тем больше повышается энтропия окружающей среды.

Мы привыкли считать, что повышение темпов деятельности так или иначе ведет к сбережению энергии, однако с точки зрения термодинамики ситуация прямо противоположна. Не убедил? Случалось ли вам оказаться в автомобиле на глухом проселке посреди ночи, когда бензин почти на нуле, а вы и понятия не имеете, как далеко до ближайшей заправки? Первое, что приходит в голову большинству водителей, — это нажать на газ, чтобы быстрее добраться до какой-нибудь бензоколонки. По этой логике более быстрое движение вроде бы повышает наши шансы добраться до АЗС до того, как кончится бензин, но это противоречит законам термодинамики. Двигаясь медленнее, мы увеличиваем расстояние, которое автомобиль может пройти на остатках топлива, и повышаем шансы найти заправку.

Когда неоклассические экономисты говорят о производительности и экономическом росте как о мере объема производства на единицу использованных ресурсов, под использованными ресурсами они подразумевают капитал и труд. Однако при анализе фактического экономического роста США и других промышленно развитых стран оказывается, что капитал, инвестированный в расчете на одного работника, обеспечивает всего лишь около 14% роста, а остальные 86% роста не имеют объяснения. Роберт Солоу, получивший Нобелевскую премию за свою теорию экономического роста, прямо говорит, что оставшиеся 86% — это «показатель нашего невежества»^{258}.

Для объяснения этой загадки потребовался физик. Райнер Кюммель из Вюрцбургского университета, Германия, разработал модель роста, которая учитывала энергию помимо капитала и труда, и протестировал ее на данных о росте в США, Великобритании и Германии в период с 1945 по 2000 г. Результаты показали, что эта энергия была «недостающим фактором», который обеспечивал оставшуюся часть производительности и экономического роста^{259}.

Робер Эр, профессор экологии и менеджмента из Школы бизнеса INSEAD в Фонтенбло, Франция, который учился на физика и долгое время изучал энергетические потоки и технологические изменения, совместно с Бенджамином Уорром, научным сотрудником, создал собственную трехфакторную модель и протестировал ее на кривой экономического роста США в течение всего XX века. Впоследствии было проведено аналогичное исследование роста в Великобритании, Японии и Австралии. Эр и Уорр обнаружили, что введение в модель энергии в качестве входного параметра объясняет «почти на 100% экономический рост каждой из четырех стран в XX веке». Их модель роста ясно показывает, что львиная доля повышения производительности и роста в промышленно развитых обществах обуславливается «увеличением термодинамической эффективности преобразования энергии и сырья в полезную работу»^{260}.

Критическое значение энергии для производительности и маржи прибыли сразу становится очевидным, стоит лишь спуститься на микроуровень отдельных фирм. Не так давно я обедал с Габриэлем Бурхио, генеральным директором компании NH Hotels, в одной из его гостиниц в Мадриде. NH лидирует на гостиничном рынке в Испании и Италии и является пятой по размеру гостиничной сетью в Европе, имея в своем распоряжении более 400 гостиниц.

Бурхио входит в состав исполнительного комитета Круглого стола руководителей глобального бизнеса по вопросам третьей промышленной революции. Добродушный джентльмен с вкрадчивым голосом, чья жизнь является олицетворением приверженности зеленому будущему и идеям экологически устойчивого экономического развития, Габриэль просто одержим энергоэффективностью. Почему? Он объяснил мне за вегетарианским обедом, что 30% накладных расходов и операционных затрат в его гостиницах связаны с энергией и составляют вторую по величине статью затрат после стоимости рабочей силы. Для Габриэля внимание к термодинамической эффективности и новым путям повышения производительности — это не манипуляции с туманной экономической концепцией, а практический инструмент для ведения бизнеса. Его успех в превращении NH Hotels в лидера рынка в Европе в немалой мере обусловлен кардинальным сокращением затрат в результате снижения потребления энергии и создания энергоэффективного производства. Результаты снижения затрат отражаются и на ценах для постояльцев, для которых проживание в гостиницах Габриэля обходится дешевле.

NH Hotels внедрила онлайновую систему управления Datamart, которая непрерывно контролирует потребление энергии в гостинице и на основе полученной информации минимизирует энергетические потери, одновременно повышая уровень комфорта для гостей. С 2007 по 2010 г. NH снизила потребление энергии на 15,83%, выбросы углекислого газа — на 31,03%, образование отходов — на 26,83% и потребление воды — на 28,2%^{261}.

В настоящее время NH занимается реализацией инновационной концепции «интеллектуальных комнат», системы мониторинга в реальном времени, которая собирает текущую информацию о потреблении воды, освещении, кондиционировании воздуха и отоплении и подстраивается к изменяющимся потребностям постояльцев все 24 часа в сутки. При расчете за проживание постояльцев, которые потребляют энергии меньше нормы, поощряют. За экологически сознательное поведение им начисляют сумму экономии на карты World NH Loyalty, которые принимаются в зачет при следующем пребывании в гостинице.

NH также начала преобразовывать свои гостиницы в мини-электростанции. В Италии компания уже оснастила солнечными тепловыми установками 15% своих гостиниц. Гостиница Vittorio Veneto в Риме оборудована солнечными батареями, которые покрывают 10% ее энергетических потребностей. В планах NH строительство первой в мире гостиницы с нулевыми выбросами. В ожидании выпуска на рынок электромобилей, заряжаемых от розетки, в 2011 г. NH оборудовала некоторые гостиницы бесплатными пунктами зарядки.

Изделия из дерева и бумаги поступают в гостиницы NH только из экологически устойчивых лесов, вся отделка и предметы в номерах выполнены из «биоматериалов» с низким воздействием на окружающую среду. Отходы в гостиницах NH полностью утилизируются, а в туалетах, душевых кабинах и умывальниках применяются системы, минимизирующие расход воды.

Эта гостиничная сеть даже учредила клуб поставщиков — в него входят около четырех десятков компаний, — чьи производственные линии и цепочки поставок находятся под постоянным контролем, регулярно оцениваются и совершенствуются для обеспечения соответствия энергетическим и экологическим нормам, установленным NH Hotels.

Энергосбережение и создание экологически дружественных гостиниц приносит NH выгоду и одновременно помогает обеспечивать устойчивость бизнеса, который устанавливает умеренные цены на гостиничные номера. Постояльцы, в свою очередь, знают, что, пользуясь услугами этой компании, они сокращают выбросы углекислого газа и вносят вклад в сохранение биосферы. Используемые NH Hotels технологии энергосбережения и практика ведения дел кардинальным образом повысили производительность компании и позволили ей оптимизировать услуги и значительно сократить затраты.

Поскольку практически любая экономическая деятельность в современной индустриальной жизни осуществляется с использованием ископаемого топлива (химические удобрения и пестициды в сельском хозяйстве, строительные материалы, машинное оборудование, фармацевтические продукты, текстильное волокно, электроэнергия, транспорт, тепло, освещение и т.д.), есть все основания считать термодинамическую эффективность центральным аспектом производительности и экономического роста.

Аналогичным образом следует смотреть и на потери, ведущие к повышению энтропии. Мы должны постоянно напоминать себе, что, повышая потребление энергии для ускорения экономического процесса, прирост производительности следует взвешивать по отношению к росту энтропии, которая переходит в окружающую среду. В промышленную эру на основе ископаемого топлива сжигание угля, нефти и природного газа настолько ускорило экономический рост, что привело к опасному накоплению углекислого газа (использованной энергии) в атмосфере и к фундаментальным изменениям климата планеты. Старая поговорка «Спешить — только силы терять» отражает интуитивное понимание работы закона энтропии. С точки зрения термодинамической эффективности производительность является мерой энтропии, получаемой на единицу продукции, в такой же степени, как и мерой скорости на единицу продукции.

В течение большей части XX века цена на нефть была настолько низкой, что термодинамической эффективности производства и распределения товаров и услуг можно было не уделять никакого внимания. А до того, как ученые поняли взаимосвязь между сжиганием углеродного топлива и глобальным потеплением, мало кто беспокоился о потоке энтропии. Сейчас ситуация изменилась. Пик количества нефти на душу населения и глобальный пик производства нефти пройдены, и цена на энергию резко взлетела. Одновременно накопившиеся энтропийные промышленные выбросы углекислого газа изменили температуру планеты и поставили мир перед лицом реального изменения климата с катастрофическими последствиями для сельского хозяйства и инфраструктуры.

Предельно простая, но крайне тревожная действительность заключается в том, что запасы ископаемого топлива и редких земель быстро истощаются, а энтропийный долг от прошлой экономической деятельности накапливается с такой скоростью, что биосфера не в состоянии совладать с ним. Эта отрезвляющая ситуация требует фундаментальной переоценки допущений, на которые опирались наши представления о производительности в прошлом. Отныне производительность должна измеряться с учетом термодинамической эффективности, а также энтропийных последствий.

Экономисты нередко говорят, что они и так учитывают счет за энтропию в таком факторе, который называется «отрицательными внешними эффектами», или негативным воздействием рыночной деятельности на третьи стороны, не принимающие непосредственного участия в процессе обмена. Проблема, однако, в том, что полная стоимость, перекладываемая в течение долгого времени на третьи стороны, общество в целом, окружающую среду и будущие поколения, никогда не принимается в расчет. Если бы это делалось, то коммерческим игрокам приходилось бы почти всегда выплачивать компенсацию, намного превышающую величину их прибыли, и рыночный капитализм просто не выжил бы. Те редкие случаи, когда приходится платить в бюджет штрафы и налоги или покрывать ущерб по гражданским искам в связи с негативными эффектами, сопровождающими коммерческую деятельность, не раскрывают подлинного характера счета за энтропию.

Причина, по которой большинство экономистов не делают этого, связана с непониманием ими того, что любая экономическая деятельность является заимствованием у природы энергии и материальных ресурсов. Если такое заимствование истощает щедроты природы быстрее, чем биосфера способна рециркулировать отходы и восполнить запасы, то накопление долга за энтропию в конечном итоге приведет к краху любого экономического режима, потребляющего ресурсы.

Каждая великая экономическая эра характеризуется внедрением нового энергетического режима. Поначалу добыча, переработка и распределение нового энергоносителя обходятся дорого. Развитие технологии и экономия на масштабе сокращают затраты и увеличивают поток энергии до тех пор, пока когда-то имевшийся в изобилии энергоноситель не становится все более дефицитным, а счет за энтропию, связанный с преобразованием энергии в прошлом, не начинает расти. Нефтяная эра следовала этим путем в течение XX века и достигла пика в 2006 г.

Однако не случится ли так, что энергетическая кривая третьей промышленной революции пойдет по той же траектории? Все зависит от обстоятельств. Хотя солнце, ветер и другие возобновляемые источники энергии достаточны для удовлетворения энергетических потребностей человека и наших братьев меньших, по крайне мере пока существует Солнечная система, они имеют свои энтропийные ограничения. Прежде всего освоение возобновляемых источников энергии требует материальной базы. Фотоэлектрические преобразователи, аккумуляторы, ветрогенераторы, компактные флуоресцентные лампы и многие новые коммуникационные технологии третьей промышленной революции в определенной мере основаны на редкоземельных металлах. Отчет, выпущенный в феврале 2011 г. Американским физическим обществом и Обществом по изучению свойств материалов, предупреждает, что дефицит некоторых редкоземельных металлов может в долгосрочной перспективе подорвать крупномасштабные программы по освоению новых чистых источников энергии^{262}. Поскольку многие редкие земли являются побочным продуктом добычи более распространенных металлов вроде меди, можно не опасаться немедленного возникновения дефицита. Однако уже сейчас идет активная дискуссия относительно необходимости поиска альтернативных металлов и даже биологических заменителей на случай возникновения дефицита в будущем. Исследователи из таких бурно развивающихся областей, как биотехнология, зеленая химия и нанотехнология, уверены, что они смогут найти дешевые и более эффективные альтернативы редким землям в последующие десятилетия для обслуживания потребностей новой инфраструктуры третьей промышленной революции.

Значительно большее беспокойство в долгосрочной перспективе доставляет потенциальный рост энтропии в результате практически неограниченного производства чистой возобновляемой энергии, стоимость которой может быть очень низкой и упасть чуть ли не до нуля, как это случилось со стоимостью сбора и распространения информации в результате ИТ- и интернет-революции в прошедшие два десятилетия. Возможно, вы скажете: «Это же здорово! Неограниченная, почти бесплатная возобновляемая энергия. О чем беспокоиться?» И опять я напомню, что Земля — это частично замкнутая система, которая обменивается энергией с Солнечной системой без практически значимого обмена материей. Если мы получим фактически неограниченный источник дешевой зеленой энергии, то у нас появится дополнительный соблазн превращать ограниченную низкоэнтропийную материю Земли в товары все более и более быстрыми темпами, увеличивая поток энтропии и накапливая все больше и больше неупорядоченной материи, то есть рассеянной материи, которая непригодна для совершения полезной работы.

Возьмем, например, производство алюминия. Мы можем, конечно, добывать сырье и получать алюминий в коммерческих целях, используя зеленую энергию. Через определенное время, однако, алюминий в результате коррозии рассеивается в окружающей среде и становится частью потока энтропии. Рассеянный алюминий не может вновь сконцентрироваться и превратиться в такую же руду, из которой его получали.

Это означает, что мы наряду с переходом на новые, распределенные зеленые источники энергии должны осмотрительно использовать такие источники во избежание лишения нашей планеты низкоэнтропийной материи, которая не менее важна для поддержания жизни на Земле. С точки зрения термодинамики самое главное, чему мы должны научиться, — это составлять бюджет потребления таким образом, чтобы он соответствовал периоду регенерации в природе и обеспечивал более устойчивую жизнь на Земле.

Несмотря на глобальную дискуссию о сбалансировании бюджетов, когда политики, лидеры бизнеса и подавляющая часть публики доходят до бюджетных ограничений, они практически забывают о самом общем ограничении, связанном с заимствованием богатства у природы. Для устранения сомнений достаточно вспомнить, что даже малейшие намеки на повышение налогов на бензин или выбросы углекислого газа в целях стимулирования энергосбережения и повышения эффективности во имя уменьшения глобального потепления мгновенно вызывают протесты со стороны большей части публики. Однако чем быстрее мы изымаем богатство у природы и чем быстрее потребляем его, тем больше истощаются ресурсы и сильнее загрязняется окружающая среда, повышая стоимость абсолютно всего вдоль цепочки поставок. Когда цены всего, что мы используем и потребляем, идут вверх, удорожание проявляется везде, включая затраты государства на общественные блага, необходимые для поддержания нашего образа жизни.

Зрелые экосистемы в природе функционируют совершенно иным образом, чем тот, к которому мы привыкли в обществе. В первичной экосистеме вроде той, что существует в бассейне Амазонки, термодинамическая эффективность максимально приближена к равновесному состоянию (идеальное равновесное состояние невозможно, поскольку любая биологическая активность приводит к определенным энтропийным потерям). Так или иначе, в этих первичных экосистемах, которые формировались в течение миллионов лет, потребление энергии и вещества незначительно превышает их способность поглощать и регенерировать отходы и пополнять запасы. Синергетические, симбиотические взаимосвязи и циклы обратной связи тонко настроены на обеспечение способности системы поддерживать постоянный баланс предложения и спроса.

Я заметил, что биомимикрия — изучение процессов функционирования природы и заимствование лучшего — приобретает все большую популярность в сферах исследований и разработок, экономического моделирования и городского планирования. Нам было бы очень полезно понаблюдать за процессом балансирования бюджетов в первичных экосистемах и применить полученные знания к балансированию бюджетов в обществе и в системе общество–природа.

Все это настолько очевидно, что возникает законный вопрос, не следует ли экономистам сначала изучать термодинамику, а уж потом свою основную дисциплину. Фредерик Содди, Николас Джорджеску-Реген, Герман Дэйли и я всегда подчеркивали роль термодинамической эффективности в определении производительности и управлении устойчивым развитием в своих книгах, подкрепляя идею многочисленными историческими примерами. А анализ Эра и Уорра дал фактическое подтверждение гипотезы на реальных данных длительного периода времени, которые экономисты могут понять, если захотят, и переосмыслить экономическую теорию. Однако они по большей части предпочитают игнорировать очевидное.

Учитывая центральную роль термодинамической эффективности в производительности и экономическом росте, я попросил Джона «Скипа» Лейтнера, одного из самых сильных экономических аналитиков нашей группы по глобальной политике из Американского совета по энергоэффективной экономике, создать рабочую модель, отслеживающую изменение энергоэффективности в XX веке, и посмотреть, какую информацию она может дать для подготовки к переходу на парадигму третьей промышленной революции. Исследование Лейтнера показало, что, хотя уровень энергоэффективности в США стабильно рос в 1900–1980 гг. и повысился с 2,5 до 12,3%, в последующие годы он завис в районе 14%, отражая наступление зрелости источников энергии и инфраструктуры второй промышленной революции. Это означает, что в последние три десятилетия мы тратили впустую 86% энергии, потребляемой для производства товаров и услуг.

Если термодинамическая эффективность пошла на убыль, то счет за энтропию от прошлой экономической деятельности кардинально вырос. В 2010 г. расчетная стоимость загрязнения воздуха и воды и истощения невозобновляемых ресурсов составила $4,5 трлн, или 34% ВВП страны — в два раза выше, чем в 1950 г. И это без учета роста счета за энтропию, то есть за выбросы парниковых газов, который, если оценивать весь период будущего негативного влияния, делает ВВП США и всего мира слишком ничтожным, чтобы проводить сравнение.

Излишне говорить, что 100%-ная термодинамическая эффективность невозможна. Модель Лейтнера, как и другие модели, показывает, что текущий уровень эффективности можно утроить и довести почти до 40% в течение следующих четырех десятилетий. В США сотрудники правительственной Национальной лаборатории по исследованиям в области возобновляемых источников энергии подсчитали, что если все коммерческие здания модернизировать и перестроить с использованием современных энергоэффективных технологий и методов, то потребление ими энергии снизится на 60%. Если в дополнение к этому установить на их крышах фотоэлектрические энергосистемы, то потребление традиционной энергии можно снизить на 88%. Ну а если все новые коммерческие здания были бы зелеными электростанциями с положительным энергобалансом, то рост энергоэффективности мог бы стать еще более впечатляющим. Аналогичным образом можно сократить потребление традиционной энергии на 60% и в жилых домах.

Сколько за все это придется заплатить? Модернизация инфраструктуры в коммерческом и жилом фонде страны обойдется примерно в $4 трлн в течение 40-летнего периода, или в $100 млрд в год, однако она должна принести совокупную экономию на платежах за энергию в размере $6,5 трлн, или примерно $163 млрд в год. Если модернизация будет финансироваться за счет экономии энергии при процентной ставке примерно 7%, то коэффициент рентабельности составит ни много ни мало 1,80. Иными словами, каждый доллар, вложенный в энергоэффективность и/ или в системы на возобновляемых источниках энергии, принесет $1,80.

Преобразование национальной энергосети из сервомеханической в цифровую и из централизованной в распределенную также должно значительно повысить термодинамическую эффективность по всей экономике. Существующая система производства и передачи электроэнергии имеет коэффициент полезного действия всего лишь 32%. Он не меняется с 1960 г., то есть с того момента, когда инфраструктура второй промышленной революции стала зрелой. Удивительно, но энергия, которую США теряют при генерировании электричества, больше, чем энергия, потребляемая всей экономикой Японии. Интеллектуальная распределенная энергосеть, которая способна более эффективно собирать и распределять электроэнергию, особенно зеленую, должна значительно повысить энергоэффективность. Более того, исследование, проведенное Национальной лабораторией Лоуренса в Беркли, США, показывает, что даже существующие типовые системы выработки энергии с использованием отходов и другие системы утилизации энергии могут покрыть 20% нашей текущей потребности в электроэнергии.

А если учесть повышение энергоэффективности в результате использования водородных и других систем аккумулирования возобновляемой энергии и эффект перевода транспортного парка с очень неэффективным, работающим на нефтепродуктах двигателем внутреннего сгорания на суперэффективные электромобили, заряжаемые от розетки, и автомобили на топливных элементах? Потенциальный рост термодинамической эффективности по всей цепочке поставок и в каждом секторе общества в результате третьей промышленной революции должен привести к значительно большему повышению производительности, чем мы могли получить в ходе второй промышленной революции в XX веке.

Переосмысление понятия собственности в эру третьей промышленной революции

Для экономиста ничто не является более священным и неприкосновенным, чем имущественные отношения. Классическая экономическая теория исходит из обмена собственностью на рынках как наиболее эффективного средства развития экономической деятельности и достижения экономического благополучия. Этот стержень капитализма несет с собой ряд рабочих допущений, которые нередко рассматриваются как присущие человеческой натуре, однако на деле оказываются не более чем социальными конструкциями, подкрепляющими характерный для современной эпохи способ организации экономической деятельности.

Взять хотя бы непоколебимую веру Джона Локка в то, что частная собственность является естественным правом человека. Локк писал:

…что бы [человек] ни брал в том виде, в котором это дается природой и существует в ней, он вкладывает в это свой труд и присоединяет то, что является его собственным, и, таким образом, превращает это в свою собственность. После того как он взял это в исходном состоянии, в котором оно находится в природе, и добавил к нему что-либо своим трудом, на это перестает распространяться право совместного пользования другими людьми. Поскольку «труд» является бесспорной собственностью работавшего, никто, кроме него, не имеет права на то, что когда-то принадлежало, по крайней мере там, где оно было в достатке, и находилось в совместном пользовании другими^{263}.

Неважно, что подавляющую часть истории человечества люди жили племенами как собиратели и охотники и потребляли дары природы сразу же, как только добывали их. Понятие собственности в форме излишков зерна и прирученных животных появилось лишь с приходом эры оседлости и земледелия, которая датируется примерно 10 000 г. до н.э. Жизнь в эпоху палеолита была кочевой и определялась сменой времен года. Единственным имуществом была только скудная одежда, украшения, орудия труда да оружие, которые можно было носить с собой, и все это считалось собственностью всего племени.

Даже с возникновением земледелия понятие собственности имело больше племенной характер, чем индивидуальный. Несмотря на существование частной собственности, особенно в великих гидравлических цивилизациях[16], она была ограниченной и сводилась к состояниям королей и торговцев. Вплоть до XIV века в Европе землевладельцы и холопы прикреплялись к земле, а не земля передавалась в собственность людей. В соответствии с христианскими представлениями Бог безраздельно правит своим творением и просто поручает его заботам своего наместника на Земле, церкви, которая надзирает за тем, как им распоряжаются попечители на нисходящей лестнице — от владельцев феодальных поместий до рыцарей, вассалов и крепостных, — то есть за тем, что теологи называют «великой цепью бытия». Понятия купли и продажи земли — недвижимости — не существовало до принятия законов об огораживании в тюдоровской и елизаветинской Англии, которые ознаменовали конец феодальной экономики и начало рыночной эры.

Купеческие гильдии в свободных городах Европы в конце Средних веков также очень ограниченно подходили к приобретению имущества. Они устанавливали цены и количество продукции так, чтобы просто поддерживать привычный образ жизни, и не приобретали ничего сверх того, что требовалось для сохранения стабильного существования.

Первая промышленная революция ускорила производство товаров до невиданного в предыдущие периоды истории уровня, позволив ремесленникам и рабочим жить лучше, чем жили члены королевской семьи всего несколько веков назад. Восторженные экономисты эпохи Просвещения начали превозносить достоинства частнособственнических отношений на рынке и стали рассматривать приобретение имущества как естественную биологическую движущую силу, а не как социальное порождение, обусловленное конкретной коммуникационной/ энергетической парадигмой.

Рыночный механизм превратился в «невидимую руку», которая регулирует спрос и предложение частной собственности и следит, чтобы распределение этой собственности было таким же беспристрастным, как законы ньютоновской физики, управляющие Вселенной. Преследование личной выгоды, тоже рассматриваемое как присущее человеческой натуре качество, должно было гарантировать стабильный рост общего благосостояния и двигать человечество вперед по пути неограниченного прогресса. Концепции вроде caveat emptor («да будет осмотрителен покупатель») и «покупай дешево, продавай дорого» создавали контекст для новой, бинарной социальной реальности, разделившей мир на «мое» и «твое».

Зарождающаяся третья промышленная революция несет в себе совершенно иную концепцию человеческих побуждений и допущений, которые правят экономической деятельностью. Распределенный и ориентированный на сотрудничество характер новой экономической парадигмы требует фундаментального переосмысления высокой роли, отводимой прежде частнособственническим отношениям на рынках.

Быстрое и легкое установление связи между людьми через Интернет и другие новые коммуникационные каналы перемещает нас в глобальное социальное пространство и одновременно в новое временное поле. В результате этого доступ в гигантские глобальные сети становится не менее важным по своей ценности, чем право частной собственности в XIX и XX веках.

Поколение, выросшее на Интернете, по всей видимости, мало волнует антипатия теоретиков классической экономики к совместной творческой деятельности, обмену знаниями, опытом и даже товарами и услугами в открытых системах в целях создания общих благ. Классические экономисты, наверное, рассматривали бы такие экономические взаимосвязи как противные человеческой природе и обреченные на провал по той простой причине, что люди исходно эгоистичны, настроены на соперничество и действуют хищнически. Они должны либо эксплуатировать доброжелательность и простодушие партнеров и выезжать за счет других, либо делать все в одиночку за более высокую плату.

Эти предположения, похоже, не работают. В наши дни сотни миллионов молодых людей активно сотрудничают в распределенных социальных сетях в Интернете, добровольно отдавая свое время и знания, по большей части бесплатно, на благо других. Почему они делают это? Ради одной лишь радости посвящения своей жизни другим в уверенности, что вклад в общее благосостояние ни в коей мере не уменьшает принадлежащее им, а наоборот, многократно увеличивает их личное благосостояние.

Социальные пространства вроде Wikipedia и Facebook подрывают саму основу классической экономической теории, предполагающей, что люди — эгоистичные создания, находящиеся в постоянной борьбе за независимое существование. Коммуникационные технологии и источники энергии третьей промышленной революции несут с собой совершенно другой набор биологических стимулов — потребность в общении и поиск общности.

Ничто не отражает этот сдвиг в мышлении лучше, чем изменение нашего отношения к собственности. В новой эре понятие собственности, которое ставит на первое место приобретение материальных благ на рынках и право на исключение других из пользования ими, уступает место новой концепции собственности как права на доступ через социальные сети и совместное использование общих знаний и опыта. Наши представления о собственности так прочно прикипели к традиционному понятию и исключениям из него, что мы забыли о существовании более раннего понятия права собственности, которым люди пользовались в течение столетий, — права доступа к имуществу, находящемуся в общем владении. К нему относится, например, право плавать по рекам, собирать хворост, грибы и ягоды в местных лесах, ходить по проселочным дорогам, ловить рыбу в ближайших водоемах и собираться на городских площадях. Это более раннее понятие собственности как права на доступ и приобщение все больше оттеснялось в новое время по мере того, как рыночные отношения приобретали доминирующую роль в жизни, а частная собственность становилась «критерием оценки человека».

В распределенной, построенной на основе сотрудничества экономике, однако, право доступа к глобальным социальным сетям приобретает такое же значение, как и право иметь частную собственность на национальных рынках. Это происходит потому, что ценности, связанные с качеством жизни, становятся более важными, особенно стремление к социальной интеграции с миллионами других участников в глобальных сообществах в виртуальном пространстве. Таким образом, право доступа к Интернету превращается в новую очень значимую ценность взаимосвязанного мира.

Решение Google в 2010 г. о противодействии цензуре китайского правительства в поисковой системе является частью драматической конфронтации, разворачивающейся в международных отношениях. Противоборство началось с нападок госсекретаря США Хиллари Клинтон на Китай и другие страны, которые заблокировали доступ к некоторым веб-сайтам и частично к Google и другим поисковым системам в Интернете. Клинтон предупредила, что «на мир опускается новый информационный занавес», и дала понять, что «США ратуют за единый Интернет, в котором все человечество имеет равный доступ к знаниям и идеям»^{264}. Конфронтация Google и Китая ознаменовала фундаментальный отход от традиционной геополитики, которая господствовала в отношениях между странами с момента зарождения рыночной экономики, к формирующейся биосферной политике, от которой все больше зависит судьба цивилизации в глобальной сетевой экономике.

Новые конфликты в биосферную эру все чаще оказываются связанными с правом доступа. Это изменение отражает уменьшение в глобально взаимосвязанном мире значимости собственности по сравнению с доступом.

Молодежь в Китае и других странах с ограничительными, авторитарными режимами борется за получение права доступа к социальным пространствам в глобальных сетях с такой же решимостью, которая приводила молодых людей на баррикады в XVIII и XIX веках в борьбе за право собственности. Организация фирм, занимающихся взломом межсетевых систем защиты, Консорциум глобальной интернет-свободы, создала программу, позволяющую обходить сложные системы, которые устанавливают такие страны, как Египет, Иран, Ливия, Вьетнам, Саудовская Аравия и Сирия, с тем чтобы закрыть своему населению доступ к глобальным информационным сетям^{265}. Миллионы живущих в изоляции людей получили на короткое время возможность подключения к глобальному интернет-сообществу и надежду на то, что когда-нибудь и они будут иметь право всеобщего доступа, которое многие молодые люди в развитых демократических странах считают естественным.

Роль социальных сетей в свержении авторитарного правления стала очевидной в Египте в январе-феврале 2011 г., когда сотни тысяч молодых людей бросили вызов жестокому контролю Хосни Мубарака над страной и не уходили с улиц в течение 18 дней, ввергнув страну в ступор. Молодые бунтовщики, олицетворением которых является Ваиль Гоним, руководящий работник Google, использовали социальные сети — Facebook, YouTube и Twitter, — чтобы перехитрить полицию и военных и в конечном итоге свергнуть один из самых диктаторских режимов в мире.

Молодежные уличные демонстрации, организованные с использованием социальных сетей, также начались в Тунисе, Ливии, Йемене, Иордании, Бахрейне и в других районах арабского мира. Интернет-поколение требует положить конец автократическому, централизованному правлению и дать ему возможность жить в открытом, прозрачном мире без границ в соответствии с нормами и порядком социальных сетей, которые стали определять устремления молодежи повсеместно.

Волнения среди молодежи в авторитарных странах будут лишь усиливаться со временем в контексте отстаивания права быть частью глобального сообщества, которое начинает обмениваться знаниями, заниматься коммерцией и общаться через национальные границы. Интернет превратил биосферу в новую политическую границу и попутно сделал традиционную геополитику в значительной мере анахронизмом.

В горизонтальном мире даже интеллектуальная собственность, краеугольный камень капитализма, сдает позиции. Поскольку «информация любит свободу распространения» в мире Интернета, авторское право и патенты все больше игнорируются и обходятся. Когда значительная часть коммерческой и социальной жизни общества проходит в открытых сетях, интеллектуальная собственность становится во всех отношениях отжившей и бесполезной условностью. Звукозаписывающие компании первыми в полной мере ощутили эффект распространения материалов, защищенных авторским правом, в открытой среде. После того как миллионы молодых людей стали свободно обмениваться музыкальными файлами друг с другом в Сети, компании попытались защитить авторское право путем подачи исков против музыкальных пиратов и создания систем ограничения доступа с новой технологией шифрования, но все безрезультатно.

Книгоиздатели и авторы все чаще размещают целые главы новых, защищенных авторским правом книг в свободном доступе в Интернете в расчете привлечь читателей и заинтересовать их в приобретении. Но результаты не обнадеживают. Поскольку в Интернете циркулирует огромный объем бесплатной информации по каждому мыслимому вопросу, кторая к тому же постоянно обновляется и пополняется, любые попытки наложить ограничения и взимать плату за защищенные материалы оказываются малорезультативными, если не бесполезными. То же самое происходит и с газетами. Молодежь больше не покупает ежедневные газеты и еженедельные журналы, а предпочитает заходить на бесплатные сайты вроде Huffington Post и читать новости там. Многие ведущие газеты и журналы пытаются снизить привлекательность бесплатной информации, предоставляя бесплатный онлайновый доступ к собственному контенту в надежде, что рекламодатели будут платить за размещение объявлений на их веб-сайтах.

На протяжении четверти века биотехнологические компании старались патентовать открытия в области генетики человека, животных и растений, то есть монополизировать генетические коды живых организмов на Земле и, таким образом, получать огромные прибыли в сельском хозяйстве, энергетике и медицине. В последние годы, однако, в стремлении сформировать более прозрачный и ориентированный на сотрудничество подход к исследованиям молодые ученые стали открывать сообществам генетиков в Интернете доступ к информации о новых открытиях, стимулируя обмен знаниями в области биологии. Авторское право и патенты, похоже, вряд ли сохранятся в существующей форме в открытом, ориентированном на сотрудничество мире, где право на всеобщий доступ берет верх над эксклюзивным правом собственности.

Аналогичным образом право на свободный и открытый доступ к возобновляемым источникам энергии — солнечной и ветровой энергии, геотермальной энергии, энергии волн и приливов и т.д. — все больше и больше превращается в объединяющий лозунг для молодого поколения, преданного идее экологически устойчивого образа жизни и служения биосфере. Традиционное право немногочисленных гигантских компаний и правительств владеть и распоряжаться источниками энергии на основе ископаемого топлива, характерное для первой и второй промышленных революций, будет в 2050 г. выглядеть странным в глазах молодых людей, которые выросли в условиях экономики третьей промышленной революции. Они будут считать энергию Земли общественным благом — как и воздух, которым мы дышим, — принадлежащим всему человечеству.

Обеспечение всеобщего доступа и гарантии права каждого человека на земле на участие в жизни глобального сообщества открывает двери для невероятного расширения общения людей. Борьба отдельных людей и общества в целом за обеспечение права доступа в будущем, по всей видимости, не уступит по масштабу борьбе за обеспечение права собственности в прошлом.

Финансовый капитал против социального капитала

Богатство, производительность, сбалансированные бюджеты и право собственности — не единственные аспекты классической экономической теории, нуждающиеся в переосмыслении. Даже основополагающий принцип капитализма дрогнул под влиянием горизонтальных экономических возможностей, открываемых технологиями третьей промышленной революции.

Капитализм опирается на идею о том, что накопление индивидуального богатства может осуществляться в форме финансового капитала, приносящего еще большее богатство через контроль технических средств, с помощью которых создается богатство, и транспортных средств, с помощью которых богатство перемещается.

Промышленные революции, основанные на ископаемом топливе, требовали огромных первоначальных затрат. Технология использования пара, получаемого за счет сжигания угля, была значительно более дорогостоящей, чем технология использования энергии дров и текущей воды. Высокая стоимость новых источников энергии и технологий, а также сопутствующей им специализации задач и квалификаций требовала централизованного управления и производства под одной крышей, то есть того, что впоследствии стали называть фабричной системой.

В Англии первой на новую модель перешла текстильная отрасль. За нею вскоре последовали другие кустарные производства. Новый класс богатых купцов накопил достаточный капитал, чтобы владеть средствами производства, которые прежде принадлежали самим ремесленникам. Их стали называть капиталистами. Неспособные конкурировать с экономией на масштабе и темпами производства на новых предприятиях-фабриках ремесленники потеряли независимость и стали наемными работниками на фабриках и рабочей силой промышленной революции. Историк Морис Добб охарактеризовал суть перехода от ручного труда к промышленному производству и от ремесленного производства к капиталистическим предприятиям так: «Подчинение производства капиталу и возникновение классовых отношений между капиталистом и работниками должно, таким образом, рассматриваться как водораздел между старым способом производства и новым»^{266}.

В новых распределенных и ориентированных на сотрудничество коммуникационном и энергетическом пространствах третьей промышленной революции накопление социального капитала становится таким же важным и ценным, как и накопление финансового капитала. Это связано с тем, что стоимость входа в сети стремительно падает по мере удешевления коммуникационных технологий. Сегодня почти 2 млрд человек, имеющих настольный компьютер или сотовый телефон, позволяющий входить в Интернет, получают доступ друг к другу со скоростью света и обладают более значительным распределенным влиянием, чем глобальные телевизионные сети^{267}. В скором времени падение стоимости технологий использования возобновляемых источников энергии обеспечит каждому человеку примерно такой же доступ к энергии через распределенные энергосети.

Чрезвычайно капиталоемкие во владении гигантские телефонные и радиотелевизионные средства коммуникации, а также электростанции на ископаемом топливе и атомной энергии на рынках уступают дорогу новому распределенному капитализму, в котором низкая стоимость входа в горизонтальные сети позволяет практически каждому стать предпринимателем и сотрудничать в открытом интернет-сообществе и межсетевых сообществах. В конечном итоге финансовый капитал нередко оказывается не таким важным, как социальный капитал, по крайней мере на начальном этапе, для создания новых мегапредприятий. Подтверждением являются те два с небольшим десятка молодых людей, которые создали Google, Facebook и другие глобальные сети буквально в своих комнатах в студенческих общежитиях.

Речь не идет о том, что финансовый капитал больше не нужен. Он по-прежнему необходим, но способ его использования изменился фундаментальным образом. По мере того, как экономика становится более горизонтальной и распределенной, а также более благоприятной для равноправных взаимоотношений, чем для независимого обмена, меняется сам характер извлечения дохода компаниями. Создание собственности для обмена — краеугольный камень капитализма — становится все более неприбыльным в интеллектуальной экономике, где стоимость обмена становится все меньше и меньше и в конечном итоге падает практически до нуля. Этот процесс уже идет и будет лишь ускоряться в ближайшие десятилетия по мере созревания инфраструктуры третьей промышленной революции. Когда это произойдет, обмен собственности на рынках уступит место взаимоотношениям на основе доступа в сетях, ориентированных на сотрудничество, а производство на продажу превратится в производство для использования в определенное время. Корреспондент газеты New York Times Марк Левин описывает новый образ мышления, отмечая, что «совместное использование по отношению к собственности представляет собой то же самое, что iPod по отношению к восьмому треку, что солнечная батарея по отношению к угольной шахте. Совместное использование является чистым, живым, изысканным, постмодернистским, — владение собственностью является унылым, эгоистичным, боязливым, ретроградным»^{268}. То, что я описываю, — это фундаментальное изменение характера функционирования капитализма, которое сейчас происходит в традиционных производственном и розничном секторах, переформатирование способа ведения бизнеса компаниями.

На традиционных капиталистических рынках прибыль представляет собой надбавку к транзакционным издержкам. Иными словами, на каждом этапе процесса переработки по всей цепочке создания стоимости продавец поднимает стоимость для покупателя, чтобы получить прибыль. Итоговая цена товара или услуги для конечного потребителя включает в себя эти надбавки.

Однако информационная и коммуникационная технологии третьей промышленной революции кардинально сокращают транзакционные издержки по всей цепочке создания стоимости в каждой отрасли и секторе. Сокращать издержки будут в скором времени и распределенные возобновляемые источники энергии. Новые отрасли, связанные с производством зеленой энергии, повышают результативность и сокращают затраты все более быстрыми темпами. По аналогии с генерированием и распространением информации, которые становятся практически бесплатными, стоимость генерирования и распространения энергии из возобновляемых источников тоже будет стремиться к нулю. Солнце и ветер доступны каждому и никогда не иссякают.

Когда транзакционные издержки подключения к коммуникационной/ энергетической системе третьей промышленной революции приблизятся к нулю, прибавлять надбавку будет не к чему и понятие прибыли придется переосмысливать. Это уже происходит в коммуникационной составляющей третьей промышленной революции. Сокращение транзакционных издержек в музыкальном бизнесе и издательском деле с появлением возможности скачивания музыкальных файлов, электронных книг и новостных блогов буквально подрывает эти традиционные отрасли. Такого же подрывного эффекта можно ожидать и от зеленой энергии, 3D-печати и других технологий. Так что же будет источником прибыли компаний, когда транзакционные издержки упадут, а надбавка исчезнет?

При приближении к экономике без транзакционных издержек собственность по-прежнему будет существовать, но оставаться в руках производителя, а потребитель будет получать к ней доступ на время. Зачем кому-то держать что-то в собственности в мире непрерывного обновления, где новые продуктовые линейки появляются и уходят с рынка в одночасье? В экономике третьей промышленной революции время станет дефицитным товаром и ключевой единицей обмена, доступ к услугам заменит собственность в качестве главной коммерческой движущей силы.

Покупка компакт-дисков быстро уступила место подписке в прошлом десятилетии. Компании вроде Rhapsody и Napster предоставляют подписчикам доступ к своим музыкальным библиотекам и право скачивать понравившиеся записи в течение месяца или года.

Приобретение автомобиля в собственность, когда-то воспринимавшееся как обряд посвящения во взрослый мир имущественных отношений, все больше сдает позиции перед договорами аренды. Автопроизводители, такие как GM, Daimler и Toyota, предпочитают оставлять автомобили у себя и заключать долгосрочные договоры на обслуживание своих клиентов. В результате потребитель платит за право пользования автомобилем 24 часа в сутки в течение срока аренды. Автопроизводитель получает привязанного к нему клиента, а потребитель — транспортное средство и легкий обмен автомобиля каждые два-три года, оставляя заботу об обслуживании и ремонте дилеру.

Таймшеры также стали популярной бизнес-моделью. Вместо покупки второго дома миллионы людей приобретают теперь доли в недвижимости для отдыха на условиях таймшера, дающего право жить там в течение определенного времени. Есть даже программы, предоставляющие доступ к тысячам домов по всему свету.

Еще интереснее то, что в мире, где доступ начинает вытеснять владение на правах собственности, а собственность остается в руках поставщика и предоставляется пользователям на время в форме лизинга, аренды, таймшера, договора на обслуживание и других временных соглашений, экологическая устойчивость становится неотъемлемой частью конечного результата, а не просто социально ответственным действием со стороны сознательного и просвещенного руководства.

Когда автомобиль остается в собственности автопроизводителя с момента схода с конвейера до утилизации, у компании появляется внутренняя заинтересованность в выпуске надежного, дешевого в эксплуатации транспортного средства из легко утилизируемых материалов с минимальными выбросами углекислого газа. Когда гостиничные сети вроде Starwood строят и держат в собственности недвижимость, эксплуатируемую на условиях таймшера, у них возникает прямой интерес к минимизации затрат энергии и использованию самых экологически устойчивых ресурсов для обеспечения качественного отдыха пользователей.

Переход от взаимоотношений покупатель — продавец к взаимоотношениям поставщик–пользователь и от обмена собственности на рынках к предоставлению на время доступа к услугам в сетях меняет наше представление об экономической теории и практике. На более глубоком уровне зарождающаяся энергокоммуникационная инфраструктура третьей промышленной революции меняет наш подход к оценке экономического успеха.

Мечта о качестве жизни

Третья промышленная революция изменяет чувство взаимосвязанности и ответственности перед нашими согражданами. Мы начинаем видеть наше сообщество в целом. Совместное использование возобновляемых источников энергии Земли в построенных на сотрудничестве сообществах, границами которых являются границы целых континентов, не может не создавать чувства новой идентичности. Это зарождающееся осознание взаимосвязанности и встроенности в биосферу уже привело к рождению новой мечты о качестве жизни, особенно у молодого поколения.

Американская мечта, долго служившая золотым стандартом для устремлений людей по всему свету, имеет в традиции эпохи Возрождения явный перекос в сторону преследования личных материальных интересов, автономии и независимости. Качество жизни, однако, говорит о новом видении будущего, основанного на совместных интересах, коммуникабельности и взаимозависимости. Мы стали понимать, что подлинная свобода заключается не в отсутствии обязательств и не в изоляции, а в глубокой ассоциации с другими. Если свободу рассматривать как оптимизацию жизни, то ее следует оценивать по богатству и разнообразию личных впечатлений и силе социальных связей. Чем более одиноким является существование, тем беднее прожитая жизнь.

Мечта о качестве жизни может быть только коллективной. Невозможно обеспечить качество жизни в изоляции и путем исключения других. Для этого необходимо активное участие каждого в жизни сообщества и глубокое чувство ответственности каждого члена за то, чтобы никто не остался забытым.

Экономисты эпохи Просвещения были уверены в том, что счастье и «хорошая жизнь» являются синонимами накопления личного богатства. На пороге третьей промышленной революции, однако, молодое поколение не менее глубоко верит в то, что, хотя экономическое благосостояние принципиально важно, счастье человека определяется также накоплением социального капитала.