Секреты леди Бартон Анна
Толчок острого локтя вернул к действительности и напомнил, что пожара пока не предвидится.
– С твоего места все отлично видно, – с завистью заметила Оливия, – а ты совсем не ценишь этого и почти не смотришь в окно.
– Хочешь, поменяемся?
Оливия нахмурилась: наверное, испугалась, что может пострадать платье.
– Нет. Просто расскажи, в каком наряде сегодня приехала леди Бонвилл. Готова поспорить, что в блестящем.
Дафна прижалась лбом к стеклу. Престарелая виконтесса действительно выглядела на удивление яркой.
– Кажется, у нее на платье нашиты кристаллы, которые мерцают в лунном свете и отражают свет окон. – В бальном зале горело не меньше сотни свечей. Возможно, еще не все потеряно: при такой иллюминации небольшой пожар не исключен.
– Ну вот, наконец-то настала наша очередь! – воскликнула Оливия. – Роуз, выходи первой.
В этот ответственный момент нервы Дафны напряглись до предела и грозили того и гляди порваться. Изящные бальные туфельки казались тяжелыми, как булыжники. Если бы Оливия с нескрываемым нетерпением не подталкивала в спину, Дафна вполне могла бы остаться в карете и потихоньку вернуться домой.
Молодым леди пришлось подождать на тротуаре, пока подъехали и вышли мама, Аннабел и Оуэн; все это время Дафна пыталась унять нервную дрожь. Оба экипажа укатили.
Все, путь к отступлению отрезан.
Герцогиня оценивающим взглядом окинула янтарное платье – от деликатного декольте и воздушных рукавчиков до изящной оборки на подоле.
– Даже красивее, чем казалось дома, – шепнула она на ухо сестре. – Запомни: я – лучшая модистка во всем Лондоне.
Дафна с усилием улыбнулась.
– Ты тоже прекрасно выглядишь.
– Час назад закончила расставлять платье. Надеюсь, это означает, что ребенок чувствует себя замечательно. Правда?
– Вне всякого сомнения. – Она крепко взяла Аннабел за руку. Даже старшие сестры порою нуждаются в поддержке.
– Ну что, готова? – Леди Хантфорд с заботливым вниманием посмотрела сквозь очки.
Готова ли Дафна?
Готова ли стоически встретить всеобщее осуждение? Больше того, готова ли покорно принять безжалостное изгнание из общества? Готова ли открыть всем вокруг свои мысли и, что еще страшнее, чувства?
– Готова.
Взяв Беллу под руку, Дафна вошла в элегантный холл особняка лорда Фоули; поток гостей подхватил и понес ее в бальный зал.
В огромной, ярко освещенной комнате уже собралась нарядная толпа; возбужденный гул множества голосов не смолкал ни на секунду.
Оркестранты настраивали инструменты, и каждый фальшивый звук болезненно терзал до предела натянутые нервы. Вскоре Аннабел увлеклась беседой с другой дамой в интересном положении, а Дафна воспользовалась удобным моментом, чтобы посмотреть вокруг. В конце зала, напротив двери, через которую они только что вошли, угрожающе маячил большой подрамник. Стоял он на прямоугольном возвышении, а саму картину закрывал алый шелковый занавес.
Дафна судорожно вздохнула и, подобно моряку, под сладкое пение сирен ведущему корабль на смертельные утесы, направилась к картине.
– Куда ты? – Оливия поспешила следом. – Только что мимо прошла леди Уоршем, а ты даже не поздоровалась.
– О, прости. Вовсе не хотела вести себя грубо. Просто очень не терпится взглянуть. – Дафна кивнула в сторону подрамника.
– Всем не терпится. Но раньше полуночи покрывало не снимут.
– Знаю. – Дафна продолжала пробираться сквозь толпу, чтобы оказаться как можно ближе к месту неминуемой казни.
– Подожди, я с тобой! – крикнула вдогонку Оливия.
Чем ближе Дафна подходила к портрету, тем гуще становилась толпа. По обе стороны от подрамника возвышались два дюжих лакея; зеленые ливреи катастрофически не сочетались с красным покрывалом. Дафна остановилась возле подиума. Картина оказалась больше, чем ей представлялось, но это, должно быть, из-за рамы. Да она и видела-то портрет всего один раз, когда Томас объявил, что закончил работу.
В последние дни Дафна пыталась убедить себя, что, возможно, изображение не такое уж и скандальное, что она считала его рискованным только потому, что воспринимала взглядом и сознанием невинной девушки. Но сейчас, стоя напротив, трудно было сохранить иллюзии: огромное полотно обещало явить заинтересованной публике изображение почти в полный рост. Ну, а подиум давал ценителям возможность рассмотреть мельчайшие подробности облика модели.
Боже милостивый!
Может быть, следовало заранее подготовить маму и Беллу к тому, что случится, предупредить их о грядущем позоре? Нет, невозможно. Обе сразу встали бы на защиту и ни за что не пустили бы Дафну на бал. А если бы она не приехала, то не смогла бы осуществить задуманное.
Не смогла бы сделать то, что сейчас обязательно сделает. Чего бы это ни стоило.
Оливия щелкнула языком.
– Мне жаль бедняжку. Как, по-твоему, она сейчас здесь?
У Дафны пересохло во рту.
– Чтобы прийти, надо быть очень смелой. Или очень глупой.
– Я, например, надеюсь, что она здесь.
– Почему же?
Оливия пожала плечами.
– Присутствие модели сделало бы вечер незабываемым.
– Думаю, разочарование тебе не грозит.
Пока они шли через зал, чтобы вернуться к своей компании, Дафна не переставала искать глазами темную голову Бенджамина. Он сказал, что приедет, но, может быть, передумал? Например, разболелась нога, или просто изменились планы… трудно винить человека за стремление избежать неприятного зрелища.
Дафна отказалась от предложенного официантом шампанского: хотелось сохранить ясность ума. Оливия, впрочем, взяла бокал, чем наверняка дала старшему брату еще один повод для хмурых взглядов, помимо чересчур смелого декольте.
Если Оуэн не одобряет поведение сестры, то что же скажет о свояченице, когда покрывало наконец упадет? Скорее всего раз и навсегда запретит приближаться к своему ребенку – из опасения перед дурным влиянием. В горле застрял комок. Трудно представить расплату более тяжкую.
Едва подруги успели подойти к компании, как послышался резкий недовольный голос:
– Прочь с дороги! Нынешняя молодежь совсем не уважает старших и не умеет себя вести!
– Добрый вечер, леди Бонвилл, – вежливо приветствовала Роуз.
Лорнет седовласой виконтессы взметнулся в воздух подобно боевому копью. Острый взгляд остановился на всех по очереди: критическому осмотру подверглись Роуз, Оливия, Оуэн, Аннабел, мама и Дафна, но персонального обращения удостоилась только миссис Ханикот.
– Мэрион, буду рада, если ты составишь мне компанию в дальнем углу зала, возле пальм в кадках. Такое впечатление, что лорд Фоули пригласил всю Англию посмотреть на портрет. Лично мне возбуждение непонятно. Можно подумать, бомонд никогда не видел грудь Афродиты или болтающиеся причиндалы Аполлона.
– Генриетта! – в ужасе воскликнула мама.
– А что такого? Я говорю правду. Если останешься здесь, рискуешь оказаться затоптанной молодыми жеребцами, успевшими хватить лишку. Пойдем со мной. В любом случае с галереи удобнее наблюдать за всем, что происходит в зале. – Она схватила маму за руку и потащила за собой, но по пути с необычайной живостью обернулась. – А где же лорд Фоксберн? Что-то его пока не видно.
Дафне захотелось броситься виконтессе на шею и расцеловать за тот вопрос, который вертелся у нее на языке.
Герцог пожал плечами.
– Я встретил графа сегодня днем. Он собирался приехать, хотя выглядел озабоченным и усталым.
Дафна прикусила губу. Наверное, нога заставила остаться дома. Если бы можно было прийти к нему, как в тот раз! Только для того, чтобы сделать массаж и наложить компресс. От воспоминаний о посещении спальни щеки предательски запылали; красноречивый факт, разумеется, не ускользнул от всевидящего ока леди Бонвилл.
– О Господи, девочка, – заметила она с нескрываемым осуждением. – Вовсе незачем так по нему сохнуть. Если Фоксберн пообещал приехать, значит, обязательно будет здесь. Что-то подсказывает мне, что никакие препятствия не смогут удержать его в стороне от этого бала. – Она осмотрела Дафну с головы до ног, до самых кончиков атласных туфелек, и повернулась к Аннабел.
– Признайся, твоя работа?
Леди Хантфорд таинственно улыбнулась.
– Хорошо. Очень хорошо. – Виконтесса поджала губы, словно обдумывала, не нанять ли герцогиню в качестве личной портнихи. Если у кого-то на свете хватило бы смелости сделать подобное предложение, то только у леди Бонвилл. – Пойдем, Мэрион. Пусть молодые сами решают свои дела. Им веселее без нас, а нам уж точно веселее без них.
– Что ж, если ты так считаешь, Генриетта, значит, так тому и быть, – уклончиво ответила мама, понимая, что выбора нет. Спорить с виконтессой не имело смысла.
Заиграл оркестр.
Гости продолжали прибывать. Появился мистер Аверилл, чем осчастливил Оливию, а заодно Роуз и Дафну: обе с трудом терпели ее неуклонно возраставшую тревогу.
Вот только Бенджамина пока не было видно.
Вечер продолжался своим чередом. Дафна успела потанцевать сначала с лордом Билтмором, а потом – с мистером Эдландом.
По пути в дамскую комнату сумела успешно миновать угрозу в лице мисс Старлинг и поздравила себя с победой: перепалка со светской львицей отняла бы слишком много сил, а сегодня силы были нужны, как никогда.
Однажды в толпе мелькнул коренастый светловолосый человек, и сердце испуганно дрогнуло: со спины он очень походил на мистера Хэллоуза; однако, обернувшись, оказался солидным пожилым джентльменом. Конечно, было бы слишком смело надеяться, что Хэллоуз пропустит сегодняшний бал, но Дафна все равно верила в чудо: мало ли, что может произойти по дороге. В любом случае грубого поведения здесь никто не потерпит, а значит, можно рассчитывать на безопасность – по крайней мере физическую.
Время неумолимо текло. Старинные часы возле буфета равнодушно отсчитывали минуту за минутой. Наверное, за звуками музыки и громкими разговорами никто в зале не слышал их угрожающего боя, но болезненно обостренный слух Дафны безошибочно выхватывал из общего гула роковые удары.
С каждой минутой вероятность появления лорда Фоксберна слабела.
А момент позора неумолимо надвигался.
За пятнадцать минут до полуночи оркестр смолк, и никто в зале уже не притворялся, что ведет светскую беседу. Толпа сконцентрировалась вокруг подиума, в центре которого возвышался закрытый подрамник. Голоса утихли; предчувствие наполнило воздух, подобно дыму восковых свечей в хрустальных люстрах.
Наступил тот самый момент, которого Дафна с ужасом ждала несколько последних недель. Нет, гораздо дольше: она ведь всегда знала, что расплачиваться за безрассудство рано или поздно придется. Неизвестно, когда и где, но возмездие настигнет.
Она несколько раз глубоко вздохнула и с гордостью отметила, что руки совсем не дрожат. Мама сидела в дальнем конце зала рядом с леди Бонвилл и покорно внимала разглагольствованиям подруги. Виконтесса что-то вдохновенно доказывала и ради убедительности размахивала лорнетом, словно дирижерской палочкой.
Аннабел стояла в сторонке рядом с мужем – там, где было больше простора и воздуха. Казалось, процедура вызывала у нее чувство брезгливого отвращения – всеобщее стремление к порицанию герцогине всегда претило. И все же не смотреть она не могла. Дафна перехватила взгляд сестры и со значением улыбнулась: хотелось извиниться за то, что сейчас произойдет, а главное, дать понять, что беспокоиться за нее незачем.
Что бы ни случилось, она переживет испытание. Выйдет из чистилища пусть и с разбитым сердцем, но не сломленной.
Словно услышав мысли, Аннабел неожиданно взмахнула рукой и поспешила к ней.
Нет, только не это! Нельзя позволить сестре отговорить себя от трудного, но необходимого поступка. Дафна знаком приказала Аннабел вернуться на место и начала пробираться к подиуму.
Стоявшая рядом Оливия обернулась и заметила отсутствие подруги.
– Дафна! – окликнула она и, расталкивая зрителей, бросилась следом. Недостойное истинной леди шумное поведение тут же вызвало недовольство нескольких суровых матрон. К счастью, Роуз догнала Оливию и сумела остановить – как будто почувствовала, что Дафна стремится остаться в одиночестве.
Да, чем дальше она отойдет от родных, тем лучше: ее позор не должен затронуть семью.
Путь к подиуму продолжался несколько минут и требовал как настойчивости, так и женского обаяния. Кое-кто из гостей смотрел с любопытством, другие пожимали плечами. Все собрались здесь ради общей цели: стать свидетелями позора и краха пусть пока и неизвестной, но уже ставшей печально знаменитой Английской красавицы.
И вот наконец старинные часы пробили двенадцать раз.
Мучительное ожидание подошло к концу.
Глава 29
Фокусная точка – 1.Основной элемент картины; центр композиции, привлекающий внимание зрителя. 2.Объект, выставленный на всеобщее обозрение и вызывающий любопытство и восхищение бомонда, – например, скандальный портрет.
Дафна напрасно пыталась справиться с сердечной болью: лорд Фоксберн так и не появился.
Впрочем, данное обстоятельство не могло изменить план действий, ведь, по большому счету, тот поступок, к которому она готовилась, совершался не ради графа.
Все, что она сейчас делала, было жизненно необходимо ей самой.
Лорд Фоули вошел в зал через боковую дверь; ярко-зеленый камзол мгновенно превратил его в героя дня. Следом за хозяином дома появился и Хэллоуз.
Дафна безнадежно вздохнула. Хотелось бы, чтобы покрывало упало с картины в тот момент, когда было удобно ей, однако ход вечера подчинялся чужой воле. Оставалось лишь сохранять твердость духа и, несмотря на любые, даже абсолютно непредвиденные обстоятельства, надеяться, что все-таки удастся произнести свою небольшую речь.
Лорд Фоули поднялся на подиум, а Хэллоуз скептически оглядел сооружение и предпочел остаться на надежном полу.
– Добро пожаловать, леди и джентльмены, – заговорил хозяин бала. – Наконец-то настал наш час. Несколько недель подряд вы, подобно мне, только и делаете, что гадаете, кто же такая эта Английская красавица. Пока правду знает только мой молодой друг, мистер Хэллоуз. – Он сделал широкий жест в сторону негодяя; тот неуклюже поклонился. Кирпичного цвета сюртук и чистый белый галстук не могли изменить истинной природы этого человека: в блестящем зале, среди элегантной толпы он выглядел чужим и лишним.
Лорд Фоули продолжил вступительный монолог:
– Когда-то отец мистера Хэллоуза заказал две картины: одна из них сейчас перед вами, а местонахождение второй неизвестно. Меня предупредили, что портрет представляет собой непревзойденное по мастерству и художественной ценности произведение, но в то же время отличается скандальностью замысла.
По залу пролетел шепот, послышалось несколько возмущенных возгласов. Можно подумать, собравшиеся услышали что-то новое; право, лицемерие бомонда не знает пределов.
– По этой причине, – продолжил лорд Фоули, – советую дамам для начала отвернуться. Не хотелось бы оскорблять чувства глубокоуважаемых особ.
Некоторые леди раскрыли веера и прикрыли лица, чтобы защититься от удара по скромности. Впрочем, почти все продолжали тайком подсматривать.
– Рад сообщить присутствующим, что мистер Хэллоуз согласился продать шедевр тому, кто назовет высшую цену. Хотя мне еще не довелось увидеть произведение собственными глазами, не сомневаюсь, что оно станет главной драгоценностью любой коллекции. Если же изображенная на портрете женщина действительно окажется столь прекрасной, как описывает ее мистер Хэллоуз, не исключаю, что я и сам приму участие в торгах. – Лорд Фоули выдержал многозначительную паузу, и несколько джентльменов усмехнулись, по достоинству оценив иронию. Дафна с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза. – Прежде чем со скандальной мисс спадет занавес, хочу внести ясность: поскольку Английская красавица вращается в свете, то вполне возможно, что сейчас она находится среди нас. Сегодня мало кто остался дома. – Лорд Фоули снова сделал паузу, чтобы спровоцировать реакцию. Послышался смех.
Дафна, которая до этой минуты сосредоточенно рассматривала носки своих туфель, подняла голову и наткнулась на мстительный, издевательский взгляд мистера Хэллоуза. Дафна гордо вскинула голову и приняла вызов. Наверное, он считал, что держит в руках все карты; что ж, возможно, до сих пор так оно и было. Но уже через несколько мгновений вся его власть рассеется. Она больше не собирается прятаться, не собирается стыдиться.
– Итак, – объявил лорд Фоули, – не смею больше держать вас в неведении. – Он повернулся к подрамнику и дотронулся до края алого покрывала.
– Подождите. – Дафна слышала, как тяжело и гулко стучит сердце. Лорд Фоули застыл. Стоявшие вокруг леди и джентльмены расступились, как будто хотели издали наблюдать за неведомым зрелищем. Благоразумное желание.
Лорд Фоули прищурился и подался вперед, как это делала Аннабел, когда старалась что-то рассмотреть без очков.
– Мисс Ханикот? Сейчас не лучшее время для разговоров. Пора открывать картину.
– Знаю. – Голос не подчинился, и пришлось повторить громче: – Знаю. Но то, что я сейчас скажу, наверняка заинтересует ваших гостей.
– В таком случае прошу. – С недовольным видом лорд Фоули знаком пригласил на подиум: делить внимание публики ему явно не нравилось.
Хэллоуз откровенно разозлился и во всеуслышание прошипел:
– Зачем вы ее сюда впустили?
Лорд Фоули нахмурился.
– Мисс Ханикот хочет что-то сказать. Аукцион начнется через пару минут.
– Ей нельзя верить, – прорычал Хэллоуз. Кое-кто из гостей возмущенно хмыкнул.
– Смелое замечание. – С подиума лорд Фоули смотрел на собеседника сверху вниз, хотя тот был почти на целую голову выше. – На каком основании вы так говорите?
Хэллоуз ткнул в Дафну толстым пальцем.
– На том основании, что под покрывалом находится ее портрет.
Собравшиеся дружно раскрыли рты от удивления, а мисс Ханикот вздрогнула и судорожно вздохнула.
– Мистер Хэллоуз говорит правду.
Кто-то из пожилых джентльменов не расслышал.
– Что она сказала?
Дафна откашлялась и заговорила громче – так, чтобы ни у кого из присутствующих не возникло сомнений:
– Я позировала для этого портрета. И для второго тоже. Картины нельзя назвать непристойными. – Она замолчала и нервно взглянула на леди Бонвилл. – Хотя, конечно, многое зависит от понимания этого слова.
– Если не считаете портрет непристойным, то в таком случае каким же его назовете?
Справедливый вопрос.
– Дерзким… возможно, неуместным. Скандальным в некоторых кругах… таких, как этот.
Стоявший в конце зала Оуэн начал пробираться вперед. Герцог, несомненно, спешил на помощь – намерение благородное и весьма похвальное, но Дафна не нуждалась в спасении. Точнее, не хотела, чтобы ее спасали. Она посмотрела на зятя, улыбнулась и покачала головой. Хантфорд тут же остановился и кивнул, показывая, что готов подчиниться. И это тонкое понимание отозвалось в душе глубокой, искренней благодарностью.
– Картина принадлежит лорду Чарлтону, отцу мистера Хэллоуза, – заявила Дафна.
– Неправда! – закричал Хэллоуз. – Отец отдал ее мне, и теперь я вправе поступать так, как считаю нужным. – Негодяй угрожающе шагнул вперед, но тут же остановился, вспомнив, что имеет дело не с официанткой из придорожной таверны, а со светской дамой, да еще и во время бала.
– Я здесь не для того, чтобы оспаривать ваше право выставить картину на торги, – с достоинством парировала мисс Ханикот. – Всего лишь хочу сказать несколько слов перед тем, как ее откроют и представят на суд публики.
В зале сразу стало так тихо, что собственное дыхание отдавалось в ушах. Дафна собралась с духом и на мгновение закрыла глаза, чтобы вспомнить три обязательных пункта своей речи.
– Во-первых, всем вам необходимо знать, что ни моя дорогая мама, ни любимая сестра до этой минуты понятия не имели о существовании портрета. То же самое относится и ко всем друзьям, за исключением художника, автора полотна. Таким образом, вина лежит исключительно на мне. Если кто-то из присутствующих осудит мое поведение – подозреваю, что это сделают многие, прошу не распространять осуждение ни на родственников, ни на друзей. Я самостоятельно приняла решение позировать, хотя и понимала, что рискую репутацией.
Кое-кто из пожилых матрон уже скептически поджал губы. Дафна посмотрела в сторону пальм и увидела маму – смущенную и испуганную. Леди Бонвилл пухлой рукой обняла подругу за плечи и с любопытством посмотрела на Дафну. Судя по всему, чтобы произвести на виконтессу глубокое впечатление, требовалось нечто большее, чем откровенное и даже унизительное признание.
Что ж, мисс Ханикот еще не закончила свою речь.
– Во-вторых, я должна сказать, что приняла решение совершенно свободно, без принуждения. Разумеется, моими действиями руководили совершенно особые обстоятельства. Сейчас уже не важно, в чем именно они заключались, однако я с готовностью признаю, что ради здоровья и благополучия близких еще тысячу раз подряд пожертвовала бы собственным добрым именем. Наверное, вас потрясет тот факт, что предосудительное поведение не вызывает в моей душе особого смущения. Полагаю, кто-то из вас назовет меня легкомысленной… или хуже. Честно говоря, скорее соглашусь соответствовать одному из этих прозвищ, чем вести себя подло и пользоваться несчастьем других. – Дафна старалась не смотреть на мисс Старлинг, однако все-таки заметила, что та багрово покраснела. – Мне не стыдно за саму картину. Единственное, чего я боюсь, – это той боли унижения, которую мое поведение доставит родным. Вот об этом я действительно глубоко сожалею и прошу прощения.
Дафна посмотрела на Аннабел. Удивительно, но сестра выглядела спокойной и… гордой. Значит, можно продолжать.
Потому что самое трудное оставалось впереди.
Дафна помолчала, пытаясь разобраться в хаосе чувств и найти нужные, самые точные слова, чтобы объяснить хотя бы небольшую их часть.
– Она все врет и специально тянет время, – проворчал Хэллоуз, обращаясь к лорду Фоули. – Сколько еще вы намерены ее слушать?
– Столько, сколько мисс Ханикот намерена говорить, – ледяным тоном отрезал хозяин бала и ободрительно кивнул гостье.
Дафна перевел дух. Она сможет это сделать. Вот сейчас притворится, что Бенджамин здесь, и закончит мучительный монолог.
– И последнее признание. Этот опыт, пусть и болезненный, преподал мне несколько важных уроков. Верный друг помог понять, что важнее поступить правильно, чем сделать вид, что совершаешь достойный поступок. Он же объяснил, что невозможно убежать и скрыться от жизненных неприятностей. Во всяком случае, надолго. Не важно, что ждет меня впереди, но за это откровение я искренне ему благодарна.
Хэллоуз нетерпеливо фыркнул.
– Это все?
Лорд Фоули встал между ним и Дафной.
– Мисс Ханикот, когда я позволил этому человеку продать с аукциона картину, которая, как только что выяснилось, на самом деле принадлежит его отцу, то не имел ни малейшего понятия о сопутствующих обстоятельствах. – Он опасливо покосился на герцога Хантфорда, который выглядел так, словно был готов придушить любого, и нервно поправил галстук. – Теперь же я считаю разумным отложить продажу портрета.
– Окончательное решение оставляю за вами и за мистером Хэллоузом, – ответила Дафна. – Но что касается непосредственно картины, то настаиваю, чтобы ее открыли сегодня. Немедленно.
Она решительно прошла по подиуму и резким движением сдернула с подрамника алое покрывало. Кусок шелка мелькнул в воздухе, щелкнул, как хлыст, и волной лег к ногам.
Все, свершилось.
Путь к отступлению отрезан.
Лица гостей слились в единое расплывчатое пятно. Единственное, что Дафна видела, это устремленные на портрет глаза.
Она стояла перед подрамником, гордо вскинув голову, и готовилась мужественно встретить всеобщее осуждение, неизбежное после первого момента потрясения. Картина представляла ее в полупрозрачной ночной сорочке. Повернуться и посмотреть на полотно не хватало мужества. Почему-то казалось, что один-единственный взгляд разрушит стену самообладания, возведенную с огромным, болезненным трудом.
– Что, черт подери, вы сделали? – Хэллоуз грубо схватил подрамник и повернул к себе, чтобы рассмотреть. – Картина окончательно испорчена!
Дафна растерянно заморгала. Странно. Кажется, Хэллоуз обращался к ней. Сквозь ярость в голосе явно пробивался страх, как будто он считал ее колдуньей, способной ворожить на расстоянии.
– Не понимаю.
Лорд Фоули вырвал подрамник из рук взбешенного владельца и снова повернул к публике.
И тогда Дафна осмелилась посмотреть.
По большей части портрет оставался таким же, каким его создал художник. Она стояла перед зеркалом и со спокойным достоинством смотрела то ли на собственное отражение, то ли на зрителей. Разница заключалась в том, что вместо прозрачной сорочки на ней каким-то чудом оказалось золотистое бальное платье – точная копия того, в котором она приехала в этот великолепный зал и явилась на суд толпы. Художнику даже удалось точно передать тончайшую вышивку на подоле.
Дафна покачала головой, пытаясь примирить собственные воспоминания с тем, что видела на полотне. Невероятно. Платье она надела впервые, а портрет Томас написал больше года назад. Как же все это произошло?
Леди Бонвилл поднялась со своего трона… то есть с кресла – и проплыла сквозь толпу, подобно королевскому фрегату. Она остановилась перед подиумом, с нескрываемым презрением посмотрела на конструкцию и протянула руку, чтобы лорд Фоули помог ей подняться. Преодолев препятствие и отдышавшись, леди Бонвилл медленно, величественно поднесла к глазам лорнет и не меньше минуты рассматривала портрет почти вплотную.
Само собой разумелось, что виконтесса вольна посвятить ознакомлению столько времени, сколько сочтет нужным, а все остальные готовы терпеливо ждать высочайшего приговора.
Но Дафна не могла успокоиться и лихорадочно искала объяснение таинственному превращению. Платье было новым. Картина была старой. Значит, кто-то позаботился внести небольшие, но принципиально важные изменения. И она догадывалась, кто именно.
Бенджамин.
То есть, конечно, не собственной рукой – вряд ли среди многочисленных талантов графа присутствовал живописный дар. Но в том, что именно он организовал обновление и спас ее от позора, а возможно, и от гибели, сомневаться не приходилось.
Что ж, план оказался действенным и почти сработал.
Жаль только, что уже нельзя было повернуть вспять стрелки старинных часов и отменить тот прочувствованный монолог, который она только что произнесла.
Леди Бонвилл повернулась к публике с несвойственной ее возрасту живостью и откашлялась со свойственной ее возрасту уверенностью в собственной правоте.
– Этот портрет, – торжественно провозгласила она, – поистине прекрасен. Не стану притворяться, что одобряю излишне прямой и открытый взгляд мисс Ханикот. – Она неопределенно махнула лорнетом в сторону Дафны. – Однако не считаю, что существует хотя бы малейшее основание изгнать ее из общества. Ничего предосудительного в картине нет.
С этими словами виконтесса великодушно вытянула обе руки, предоставив лорду Фоули и герцогу Хантфорду долгожданную возможность проводить себя обратно, к креслу под сенью пальм и к алой бархатной скамеечке для ног.
– Вы испортили картину, – упрямо продолжал твердить Хэллоуз. – Чтобы спасти свою репутацию. Вы не имели права…
Дафна инстинктивно отступила и упала бы с подиума, если бы не оказалась в сильных руках.
Лорд Фоксберн бережно поставил ее на пол; она нетерпеливо обернулась и увидела непринужденную улыбку и синие глаза. Колени подогнулись.
– Ты опоздал, – едва слышно прошептала она.
В ответ он лишь виновато пожал плечами.
– Позволь угадать. Тебя задержало дело первостепенной важности.
– Несомненно.
– Камердинеру никак не удавалось правильно завязать галстук?
– Ты за мной шпионила?
Дафна улыбнулась с подчеркнутой любезностью.
– На свете есть занятия важнее, милорд.
– Я слышал, что ты сказала.
Дафна почувствовала, что краснеет.
– Что именно?
– Весь монолог, с начала и до конца, – поддразнил Бенджамин и тут же стал серьезным. – Поступок необычайно мужественный. Горжусь тобой.
Дафна зарделась.
– Спасибо. Я и сама собой горжусь.
Тем временем Хэллоуз топтался на подиуме и без конца сыпал проклятьями.
– Я обращусь в суд! Вы не имели права подделывать портрет!
Бенджамин закатил глаза.
– Не возражаешь, если я с ним разберусь?
– Ничуть.
Граф повернулся, чтобы направиться к Хэллоузу, но Дафна успела шепнуть на ухо:
– Ты ведь не собираешься драться с ним здесь, правда?
– Разумеется. Собираюсь торговаться. Хочу приобрести картину.
Властный, не терпящий возражений тон мгновенно успокоил.
Граф поднялся на подиум и подошел к подрамнику. Хэллоуз еще больше помрачнел, что-то сердито пробормотал и ткнул пальцем в портрет. Лицо лорда Фоксберна оставалось непроницаемым; не зная истинных обстоятельств, можно было бы подумать, что ему скучно. Лорду Фоули досталась роль третейского судьи: бедняга всеми силами пытался сохранить видимость приличия.
Как только Бенджамин отошел, Дафна остро ощутила одиночество. Несмотря на благоприятное заключение леди Бонвилл, никто из присутствующих в зале не знал, как следует реагировать на ситуацию. Общество готовилось к громкому скандалу, а теперь, когда скандал не состоялся, переживало острейшее разочарование.
Больше всех, должно быть, страдала мисс Старлинг. Она испугала Дафну, когда неслышно подкралась сзади и прошипела на ухо:
– Вы с сестрой обладаете удивительной способностью в последнюю минуту спасаться от позора. Уж не колдуньи ли вы обе?
Дафна обернулась и невинно заморгала.
– Поверьте, если бы я была колдуньей, то вы давным-давно превратились бы в жабу.
Мисс Старлинг остолбенела от неожиданности, а придя в себя, улыбнулась, не в силах скрыть восхищение.
Читать бесплатно другие книги:
