Секреты леди Бартон Анна
– Добро пожаловать! – Лорд Билтмор возник из тени величественного портика и с распростертыми объятиями спустился по широкой каменной лестнице. – Очень, очень рад вашему приезду. Понимаю, что дорога изнурительная, но выглядите вы все прекрасно!
– Нам очень приятно оказаться в вашем великолепном поместье, лорд Билтмор, – искренне призналась мама.
– Здесь, в деревне, титулы звучат чересчур формально, – заметил виконт. – Если хотите, можете называть меня по имени, просто Хью.
– Что вы, как можно? – Мама пришла в ужас.
– Нет? – Хозяин заметно расстроился. – Ну, в таком случае хотя бы просто Билтмор.
– Право, не знаю. – Мама продолжала сомневаться и в поисках поддержки посмотрела на Роуз и Оливию. Тонкости светского этикета нередко вызывают замешательство у тех, кто не так давно попал в высшее общество. Миссис Ханикот очень боялась сесть в лужу, а потому предпочитала строжайшим образом придерживаться устоявшихся правил.
Тех самых правил, которые Дафна с непростительным легкомыслием нарушила, согласившись позировать для злосчастных портретов. Тошнота тут же вернулась.
Роуз взяла инициативу на себя и с обычным безмятежным и в то же время уверенным спокойствием согласилась с предложением лорда Билтмора.
– Прекрасно, – обрадовался виконт. – Пожалуйста, пройдемте в дом. Экономка миссис Норрис покажет вам приготовленные комнаты.
Мама оказалась права: дом действительно напоминал дворец – одновременно великолепный и уютный. Черно-белый мраморный пол в холле блестел словно лед. На стене, рядом со старинным гобеленом с изображением битвы, красовался яркий фамильный герб. Но особенно удивила широкая изогнутая лестница с полированными деревянными перилами.
Миссис Норрис спустилась с этой лестницы с такой грациозной легкостью, что ее можно было принять за дух дома, снизошедший навстречу гостям.
– Добро пожаловать, леди. Очень приятно видеть вас в Билтмор-Холле. Простите за то, что не успела встретить во дворе, – в последний раз проверяла комнаты, чтобы удостовериться в безупречной готовности к приему дорогих гостей. Вы – первые, кто посетил поместье за долгое время, и это огромное событие для всех нас.
– Но ведь здесь лорд Фоксберн, – уточнил Билтмор. – Он тоже гость.
– Да, – согласилась экономка, но тут же небрежно махнула рукой. – Но ведь граф почти родственник, я знала его еще мальчишкой.
Интересно. Кажется, Бенджамин был связан с Робертом теснее, чем предполагала Дафна: отношения из дружеских переросли в братские.
– Фоксберн сейчас в библиотеке. Консультировал меня по различным деловым вопросам. Не знаю, что бы я делал без его помощи. Трудно представить человека более образованного и в то же время более упорного. Если уж он за что-то взялся, то непременно доведет дело до конца. Не дай бог кому-то случайно оказаться у него на пути. – Виконт улыбнулся.
Непогрешимая уверенность молодого друга вселяла надежду.
– Не желаете ли подкрепиться перед тем, как подниметесь наверх? – предложила миссис Норрис.
– Нет, спасибо, – отказалась мама. – Хочется умыться и немного отдохнуть.
– Понимаю, – кивнула экономка. – Прошу вас, леди, следуйте за мной. Как только вас устрою, сразу распоряжусь багажом.
Она первой пошла по великолепной лестнице, изредка останавливаясь, чтобы показать интересные детали интерьера: золоченую лепнину на потолке, портрет сурового предка на стене. Дом поражал размерами, а по изысканности убранства мог на равных соперничать с лондонским особняком Оуэна – герцога Хантфорда. От избытка впечатлений дар речи утратила даже неугомонная Оливия.
Площадка второго этажа представляла собой просторный квадратный холл. Восемь дверей вели из него в официальные комнаты и апартаменты.
– Мы приготовили вам спальни в восточном крыле, – пояснила экономка и прошла чуть дальше. – Для каждой леди предусмотрено особое убранство. Миссис Ханикот, вам отвели золотую комнату. – Она распахнула дверь, и взору открылась огромная кровать с янтарным балдахином. Вся деревянная мебель – туалетный столик, гардероб, комод – сияла светлой полировкой. Пол украшал мягкий ковер с золотисто-голубым узором. В воздухе витал легкий аромат лимонного воска и свежесрезанных цветов – они стояли в вазе на круглом столе, возле окна.
– Ах, что за прелесть! Мне здесь будет очень удобно. – Мама опасно расчувствовалась, и Дафна обняла ее за плечи, чтобы успокоить. Да, эта спальня даже отдаленно не напоминала ту жалкую лачугу, в которой они когда-то ютились.
– Скоро горничные принесут кувшины с горячей водой. – Экономка уверенно продолжила путь по восточному крылу и открыла следующую дверь, за которой оказалась комната столь же прекрасная, но немного меньшего размера и выдержанная в розовых тонах. – Мне подумалось, что розовый будуар прекрасно подойдет вам, леди Роуз. – Миссис Норрис лукаво улыбнулась.
Роуз по достоинству оценила внимание.
– О, чудесно! Благодарю от всей души.
– А вам, леди Оливия, – экономка распахнула еще одну дверь, – должна понравиться голубая спальня.
Оливия вздохнула.
– Голубой – любимый цвет Джеймса.
– Прошу прощения, миледи? – не поняла миссис Норрис.
– О, не слушайте сестру, – тут же вмешалась Роуз. – Ей прекрасно подойдет голубая комната.
– Очень хорошо. Мисс Ханикот, ваша спальня вот здесь. Сиреневая.
Взору предстали легкие лиловые шторы, фиолетовое покрывало на кровати и кремовый ковер на полу.
– Восхитительно, – прошептала Дафна. – Как в сказке.
Миссис Норрис с довольным видом потерла руки.
– Устраивайтесь, прошу вас. Чувствуйте себя как дома. Сейчас распоряжусь насчет горячей воды, чая и закусок. Кстати, а вот уже и багаж прибыл!
Хилди тут же занялась мамиными вещами, а Роуз, Оливия и Дафна принялись разбирать свои чемоданы. Вскоре все встретились в комнате миссис Ханикот, чтобы выпить чаю со свежими булочками. Впрочем, мама просидела недолго: начала зевать и призналась, что хочет вздремнуть перед обедом. Оливия с Роуз высказали сходные намерения, и все разошлись по своим комнатам.
Но Дафне спать не хотелось. Насидевшись в карете, она мечтала о прогулке и сейчас с завистью смотрела в окно на ровные грядки овощей, за которыми расстилался изумрудный газон, обрамленный темным рядом деревьев. День выдался теплым, но солнце то и дело скрывалось за облаками. Время от времени порывы ветра тревожили листву и волновали высокую траву в дальней части сада.
Дафна уже успела снять дорожный костюм и надеть дневное платье из светло-зеленого крепа с короткими рукавами и высокой талией. Лучшее, что можно придумать для прогулки. Хорошо, что догадалась взять с собой дорожный набор, можно будет написать Белле письмо и рассказать, что они благополучно доехали и прекрасно устроились.
Она вышла в холл и спросила первую попавшуюся горничную, как пройти в сад. Та услужливо проводила гостью вниз, в просторную гостиную. Французское окно открывалось на террасу, откуда лестница вела в традиционный английский парк с усыпанными гравием дорожками, симметрично подстриженными живыми изгородями, удобно расположенными скамейками, мягко журчащими фонтанами и множеством других привлекательных затей. Дафна спустилась по ступеням и отправилась на поиски уединенного уголка, где можно было бы присесть и написать сестре несколько слов.
Она шла между аккуратными рядами кустов и с интересом рассматривала яркие клумбы. На берегу пруда высилась шпалера, увитая буйно цветущими плетистыми розами, а рядом притаилась небольшая каменная скамья. Уютное местечко, где можно вдоволь насладиться мягким шепотом воды, тонким ароматом роз и свежим запахом скошенной травы.
Дафна села, скинула туфли, поджала под себя ноги и достала из кожаного несессера все необходимое для письма. Задумчиво провела пером по губам и принялась за работу. Увы, усталость победила, и уже после нескольких строчек глаза начали слипаться. Мягкая лужайка манила непреодолимо, Дафна расстелила плащ и прилегла, чтобы отдохнуть от долгого сидения в экипаже, – всего лишь несколько минут, не больше. Однако плеск золотых рыбок в пруду и чириканье птиц на деревьях сплелись в колыбельную песню. Глаза незаметно закрылись, и она уснула.
Мягкие губы согревали щеку, как ласковый шепот. Нежные пальцы гладили волосы, касались уха, скользили по шее. От удовольствия хотелось улыбаться, но было лень даже раздвинуть губы. По телу разлилось приятное тепло. Дафна тихо застонала от наслаждения, дарованного удивительным сном. Наверное, она бы совсем не возражала, если бы пальцы спустились чуть ниже, к плечам…
– Дафна. – Низкий с хрипотцой голос мог принадлежать только одному человеку на свете: Бенджамину Элиоту, графу Фоксберну.
Бен. Она быстро села и стукнулась головой о каменную скамью.
– Ой!
– Простите, я вас напугал. Очень больно? – Она заморгала, и через пару секунд увидела его лицо – как раз напротив. Нужно было что-то ответить, но внимание своевольно сосредоточилось на губах, и слова потерялись. – Дафна?
– Все в порядке, спасибо. – Она осторожно ощупала затылок.
– Позвольте мне. – Бенджамин стоял на коленях рядом с ней, а сейчас бережно взял за плечи и повернул, чтобы посмотреть, что случилось. Осторожно запустил пальцы в волосы и потер ушибленное место.
Ощущение оказалось божественным.
– Так больно?
– Мм-м, нет.
Он усмехнулся.
– А ведь прикосновение вам нравится.
– Наверное, неприлично признаваться, но да. Действительно очень приятно.
Бенджамин убрал с шеи золотистые завитки и начал гладить осторожными круговыми движениями.
– А так?
– Если непременно желаете знать, тоже восхитительно.
– Правда?
– Угу. – Ужасно хотелось, чтобы он замолчал и сосредоточился на деле.
– В таком случае давайте попробуем вот что. – Он склонился и провел губами по шее. Дафне казалось, что она тает от блаженства и скоро на полянке не останется ничего, кроме зеленого, под цвет травы, платья.
Нежные прикосновения, свобода и легкость общения радовали и в то же время поражали. Может быть, сельский воздух укротил в Бенджамине зверя? Или страстный поцелуй на лестнице сиротского приюта не прошел даром? Как бы там ни было, Дафна от души радовалась внезапной перемене и гордилась тем, что светлая, игривая сторона его натуры досталась именно ей. Если бы лондонские молодые леди удостоились неотразимого обаяния графа, вряд ли ему удалось бы надолго остаться холостяком.
Дафна чувственно прильнула, как будто приглашала продолжить ласки. Сейчас, в легком мечтательном тумане, сцена представлялась свободным и естественным продолжением сна, а строгие нравственные правила бесследно растворились в летнем воздухе.
Да, в эти сладостные минуты она самозабвенно праздновала освобождение от оков цивилизации, а близкое присутствие самого красивого в мире джентльмена придавало торжеству особый, неповторимый шарм. Длинные темные волосы превращали графа в опасного романтического героя, а раскаленный взор заставлял забыть о здравом смысле. Бенджамин обнял за талию и привлек – так близко, что стали заметны синие крапинки в глазах. Здоровая левая нога была естественным образом согнута, а правая оставалась безжизненно вытянутой на траве. В тот момент, когда Бенджамин склонился, чтобы поцеловать, Дафна, сама того не осознавая, положила ладонь на больное колено.
Он болезненно вздрогнул, отдернул ногу и сжался, как пружина, словно собрался броситься в бой.
Дафна растерянно подняла глаза и наткнулась на угрюмый, неприязненный взгляд.
– Я причинила вам боль?
Граф молча поднялся с земли, выпрямился во весь рост и только после этого лаконично произнес:
– Нет.
Он подал руку и помог Дафне встать. Едва ладони соприкоснулись, на душе вновь потеплело. Очень не хотелось отпускать сильную руку, однако тревожное возбуждение Бенджамина заставило отойти в сторону и сесть на скамейку. Граф тем временем принялся взволнованно шагать из стороны в сторону.
– Удалось ли вам попробовать тот метод лечения, который я описала? – спросила она.
– Нет.
– Это очень просто. Нужно всего лишь…
– Прекратите! – перебил Бенджамин.
– Что прекратить?
Ответом послужил яростный взгляд.
– Вы уверены, что с ногой все в порядке?
Граф остановился и повернулся лицом.
– Зачем вы это сделали?
– Прикоснулась к вам? – Смущение стремительно переросло в стыд. – Но вы прикасались ко мне, и мне показалось, должно быть, ошибочно, что, возможно, вам…
– Хватит, Дафна!
Окончательно униженная, она закрыла лицо руками.
– Никогда и ни при каких условиях не трогайте мою ногу. Больше того, был бы признателен, если бы вы о ней даже не упоминали. Можно подумать, что вы питаете нездоровое пристрастие к ранам. Или тщеславно мечтаете восстановить то, что восстановлению не поддается. В любом случае роль объекта ваших медицинских экспериментов мне не подходит. Вылечить меня вы все равно не сможете, как не сможете изменить мой характер и мою жизнь. Поэтому просто оставьте меня в покое.
Дафна уронила руки на колени и потрясенно замерла. Лорд Фоксберн только что переступил безобразную, уродливую черту и, судя по уклончивому взгляду, отлично это понимал. Гнев, который только что явственно читался в лице, остыл, и теперь граф стоял, склонив голову и уставившись в землю.
– Мне пора, – наконец произнес он. Взял со скамьи трость и повернулся, собираясь удалиться и оставить ее в одиночестве, недоумении и печальной растерянности.
И вдруг в сознании Дафны что-то щелкнуло.
– Не смейте уходить!
Лорд Фоксберн замер, так и не обернувшись. Последовало долгое неловкое молчание, а потом он медленно произнес:
– К сожалению, сейчас я далеко не лучший собеседник.
Мягко сказано.
– Понятия не имею, что произошло, и не знаю, где искать источник вашего гнева, но побег положения не исправит, а только слегка отсрочит неизбежное объяснение.
Граф тяжело вздохнул и с усилием повернулся.
– Не хочу с вами ссориться.
– Тогда будьте добры, – Дафна похлопала по скамейке, – присядьте на минуту.
– Можно сменить тему?
– Хорошо, – не очень уверенно согласилась Дафна. – Но почему бы вам не попробовать довериться мне? Я умею слушать, во всяком случае, так мне не раз говорили.
Лорд Фоксберн криво усмехнулся и сел.
– Из окна библиотеки я увидел, как вы прошли по террасе и направились в сад. Решил воспользоваться возможностью и поговорить. А когда наконец нашел вас лежащей на земле, то в первое мгновенье испугался, что случилось несчастье.
– Несчастье?
Граф смущенно пожал плечами.
– Ну, что вам внезапно стало плохо или что-то в этом роде. Но вскоре понял, что вы сладко спите, и возблагодарил Бога.
Дафна улыбнулась.
– Как мило…
– Скорее глупо. – Он сморщился так, как будто проглотил муху. – Молиться Господу, который давно меня оставил. Разве это разумно?
Вовлекать лорда Фоксберна в теологический спор не хотелось, а потому Дафна коротко заметила:
– Неразумным вас назвать трудно.
Темные брови удивленно приподнялись.
– Как правило, да. Но рядом с вами я почему-то веду себя непредсказуемо, и это… сбивает с толку.
– Может быть, вам станет немного легче, если я признаюсь, что в вашем присутствии тоже веду себя не совсем обычно.
– Да, подобное открытие действительно успокаивает.
Несколько мгновений они сидели молча и слушали, как в кронах деревьев шелестит ветер.
Бенджамин заговорил первым.
– У меня есть новости относительно второго портрета.
И он до сих пор не счел нужным об этом упомянуть? Дафна нервно вцепилась в край скамьи. Стремление узнать правду соперничало со страхом.
– И какие же?
– Вчера вечером я навестил Чарлтона. Портрет у него.
– Вы видели его собственными глазами? А кто-нибудь еще видел?
– Нет, сам я ничего не видел, а насчет других… трудно сказать. Возможно, кто-то когда-то заходил в частные апартаменты и обратил внимание на картину. Но сейчас старик спрятал свою драгоценность. Боится, что кто-нибудь украдет.
Дафна решила, что не расслышала.
– Кто-нибудь украдет портрет?
– Да.
– Странно.
– Возможно, и странно. Но в данном случае странность барона нам на руку.
Как хорошо он это сказал: «нам».
– Почему же?
Вывод напрашивался не самый утешительный: лорд Чарлтон дорожил картиной.
– Потому что мы выигрываем время. Старик сидит дома, а вместе с ним остается взаперти портрет. Дело за малым: убедить его продать реликвию. Клянусь, я непременно это сделаю.
Лорд Фоксберн говорил уверенно, как о деле решенном. Дафне показалось, что с плеч сняли тяжкий груз. И почему-то внезапно подступили слезы.
– Замечательно! – Ей захотелось обнять спасителя, однако недавняя вспышка гнева заставила сдержаться. Любое прикосновение опасно непредсказуемыми последствиями. – Обязательно найду способ вас отблагодарить.
Граф поднялся.
– Не рассчитываю на вознаграждение, мисс Ханикот. – Он выглядел усталым, как будто короткий разговор потребовал немалых усилий. – А сейчас мне лучше вернуться в дом, пока кто-нибудь не заметил, что мы оба исчезли.
Лорд Фоксберн ушел, оставив Дафну на скамейке в укромном уголке сада, – озадаченную и одинокую.
Глава 15
Фактура – 1.Зрительное и тактильное свойство холста, обычно создаваемое несколькими слоями краски или применением других материалов. 2.Неповторимое ощущение при осязании; например, легкое покалывание при прикосновении к подбородку джентльмена.
Бенджамин лежал, уставившись в потолок. Сон не приходил. Учитывая поведение во время недавней встречи в саду, можно было бы предположить, что бессонница – результат угрызений совести. По всем правилам ему и в самом деле следовало бы жестоко раскаиваться.
Но он не раскаивался.
Закрыть глаза и уснуть мешала боль – в этот раз особенно изощренная и мучительная.
Зародилась она в обычном месте – в правом бедре, – но стремительно завоевала все тело. Ныли даже зубы.
В два часа ночи Бенджамин применил испытанное средство, но двойная порция бренди не принесла желанного облегчения, а лишь добавила неприятностей: комната начала отвратительно кружиться. Никогда еще приступ не тянулся так долго. Страдалец беспомощно корчился от боли и безжалостно ругал себя всякий раз, когда не удавалось сдержать стон.
Как только в окне забрезжил дневной свет, голова ответила жуткой резью в висках.
Агонию усугубил настойчивый стук в дверь; вместо ответа из груди вырвалось невнятное рычание.
Дверь распахнулась, и на пороге возник свежий, полный сил Джеймс Аверилл.
– Вставайте, Фоксберн. Мы же собирались рано утром выехать на охоту, помните?
Вечером охота представлялась отличным вариантом, потому что позволяла уехать из дома, как можно дальше от Дафны, и выбросить из головы ненужные мысли.
Но сейчас идея казалась порождением ада.
– Я не поеду. – Каждое слово требовало нечеловеческих усилий. – Нога разбушевалась. Полежу. – Бенджамин накрыл голову подушкой и махнул рукой, ожидая, что дверь закроется.
Но спасительного звука не последовало.
– Какого черта, Аверилл? Неужели не ясно?
– Я не очень силен в логических построениях. Куда увереннее чувствую себя среди фактов, цифр и прочих конкретных понятий. Вчера вы выглядели вполне здоровым и бодрым. Что же произошло?
– Прокатился верхом. Впервые за долгое время.
– И поездка вызвала такую боль?
– Да, – сквозь зубы процедил Бенджамин.
– Позвать кого-нибудь? Может быть, отправить лакея за доктором?
Больной отбросил подушку.
– Не смейте привозить врача. Понятно? Повторять не надо?
– Понятно, – угрюмо подтвердил Аверилл. Повернулся, чтобы уйти, но остановился. – Знаете, Фоксберн, иногда кажется, что вам нравится страдать.
Бенджамин уничтожил адвоката презрительным взглядом.
– Катитесь ко всем чертям.
Аверилл ушел, бесшумно закрыв за собой дверь. А ведь любой другой на его месте хлопнул бы ею изо всех сил.
В кромешном отчаянии Бенджамин сжал голову ладонями. Хуже быть уже не могло.
Спустя некоторое время оказалось, что он ошибался. Могло, да еще как!
Следующие несколько часов прошли в мучительном тумане. Бренди он больше не пил – все равно не помогало. Просто лежал неподвижно и ровно дышал, мечтая уснуть. Может быть, обнаружится, что ужасные двенадцать часов – всего лишь кошмарный сон. Наступит солнечное утро, он проснется под пение птичек, увидит на небе радугу и станцует залихватскую жигу.
К сожалению, рассчитывать на удачу не приходилось.
Вместо этого приходилось терпеть пытку столько, сколько ей было угодно продолжаться.
Неизвестность терзала не меньше самой боли.
Он перестал считать. И начал задавать себе вопросы.
Что если адские муки больше никогда не прекратятся? Что если остаток жалкой жизни суждено провести в бесконечных терзаниях? Простыни намокли от пота. В ушах стучала кровь, а время от времени мерный ритм нарушался драматическими стонами. Неужели стонал он сам?
Гнев постепенно перерождался в нечто более мрачное. В отчаяние.
В сознании проносились страшные картины: раздавленное тело Роберта; неудержимый поток крови изо рта умирающего друга. Пуля, вонзившаяся в бедренную кость; зияющая дыра в ноге. Дым, разъедающий глаза; отчаянные крики и предсмертный хрип поверженных бойцов.
Видения, воспоминания, сны или что-то другое – не менее жуткое – отказывались отступать. Они кружились и кружились в жестоком хороводе до тех пор, пока Бенджамин уже не мог различить, где болезненное наваждение, а где реальность.
И вот, разорвав бесконечную череду бредовых образов, в сознание проник тихий стук. Бенджамин прислушался и возблагодарил судьбу даже за мгновенную передышку.
Стук повторился.
– Бенджамин?
Женский голос. Чистый и мелодичный, он разогнал черные тучи. Но боль осталась на месте.
– Бен, вы меня слышите?
Захотелось ответить, оказаться рядом.
– Да, – попытался произнести Бенджамин, однако вместо короткого слова получился лишь стон.
– Можно войти?
Он смутно вспомнил, что лежит в спальне. В доме Роберта. Теперь уже в доме Хью. Заставил себя открыть глаза и посмотреть на собственное тело. Голый. Никакой одежды, а простыни скомканы где-то в ногах. Но хуже всего то, что правая нога на виду во всем своем ужасающем безобразии: под изуродованной кожей – скрученные судорогой мышцы и дырка величиной со сливу в том месте, куда вонзилась пуля.
Бенджамин привстал, чтобы натянуть простыни и одеяло. Движение потребовало нечеловеческих усилий. Едва накрывшись, он рухнул на спину. Дверь скрипнула.
Дафна. В душу пробился робкий луч света.
– Надеюсь, что не очень вас побеспокою. – Своим видом она напоминала весну, нарциссы и лимонный пирог.
В то время как сам он, должно быть, походил на медленно подыхающего зверя.
– Нет, – прохрипел в ответ Бенджамин.
Голубые глаза быстро скользнули по жалкой фигуре на кровати, и на чистом лбу залегла тревожная складка. От внимания не укрылись ни почти пустая бутылка бренди возле кровати, ни небрежно смятая одежда на полу.
– Готова вам помочь. Сейчас зайду к миссис Норрис, чтобы взять все необходимое, и тут же вернусь. Но вы не будете ни возражать, ни спорить, а сделаете то, что скажу. Понимаете?
Бенджамин хотел попросить не уходить, остаться рядом: лишняя минута одинокой агонии казалась невыносимой.
– Да.
Дафна удивленно посмотрела на него и скрылась в коридоре. Пять минут отсутствия тянулись бесконечно, но она вернулась, как и обещала, с кувшином в одной руке и несколькими полотенцами в другой.
– Миссис Норрис греет воду. А я тем временем приведу вас в порядок.
Она поставила кувшин на стол около постели, а бренди отправила в дальний конец комнаты. На обратном пути собрала с пола грязную одежду и белье и без церемоний выбросила в коридор. Принесла от умывальника таз и поставила рядом с кувшином.
– Не хотите ли выпить? Воды?
– Да, пожалуйста.
Дафна оглянулась, но не нашла чистого стакана. Снова вышла, вернулась и налила из кувшина воды.
– Сможете сесть самостоятельно или помочь?
Бенджамин с усилием оторвал от подушки каменную голову. Дафна ловко засунула руку за спину, приподняла его и поднесла к губам стакан. Он сделал несколько глотков и даже не заметил, как вода потекла на одеяло.
Дафна осторожно опустила больного, попутно обдав волной нежного, легкого аромата полевых цветов.
Скоро на лоб легло прохладное влажное полотенце. Милосердная фея двигалась легко и уверенно, что-то тихо напевая. Намочила в тазу второе полотенце и энергично выкрутила. Но, когда повернулась к больному, щеки горели румянцем.
– У вас жар, поэтому первым делом нужно немного освежить. Там, под простынями… – Она зажмурилась, как будто так было легче закончить вопрос, – есть какая-нибудь одежда?