Рождение Зоны Левицкий Андрей
Полегчало. Сизый уставился на меня, жутковато (по идее, ободряюще) улыбаясь.
– Что это? – мысленно спросил я.
Снова – нет картинки, только эмоции. Ба, да манипуляторам еще страшнее, чем мне!
Откуда-то запахло приторной сладостью, как от лилий. Душный, навязчивый аромат, слишком сильный для цветов и вряд ли возможный в ущелье. Рыжий закашлялся, его прям наизнанку выворачивало, да и я ощутил позывы к рвоте – в горле стоял медовый ком… Наверное, разбавленный во много раз, запах был бы даже приятен, но не в такой концентрации. Разболелась голова – резко и сильно.
Новый крик.
Пригоршня внезапно ответил: заорал так, что у меня в ушах зазвенело. Манипуляторы задали мысленный вопрос – настолько поразились. Я ответил: вопль помогает сосредоточиться, включить заученную программу сопротивления. Никита всего лишь готовился к бою – в незнакомых условиях, с невидимым противником.
Рыжему было уже совсем плохо: он опустился на землю, свернулся калачиком, продолжая надрывно кашлять. Похоже на приступ астмы. Другие телепаты чувствовали то же, что и он, правда, слабее: не хватает кислорода, рвет на части легкие. Из-за «миелофона» я тоже ловил отголосок ощущений.
– Да помогите ему! – крикнул я.
Длинный, будто очнувшись, кинулся к другу, засуетился около него.
Итак, два бойца выбыли…
– Никита, если нужно приказать – думай. Понял?
Никита очень четко подумал, куда я могу пойти со своими указаниями. Оставалось надеяться, что манипуляторы заняты, и внимания на это не обратили…
Ожидание выматывало. Враг то ли подкрадывался молча, то ли затаился, ожидая, когда мы выйдем к нему. Мы стояли на месте – пути назад не было, не поворачиваться же к врагу спиной. И все равно, нам нужно пройти ущелье насквозь. Не знаю, что Длинный делал с Рыжим, однако тот, наконец, более-менее ровно задышал. Драться, по-моему, он до сих пор не мог. Я пытался одновременно контролировать пол и стены ущелья, но внимание рассеивалось.
Зашуршало.
По-прежнему не было понятно, откуда именно нам грозит опасность: сверху или снизу? Такое впечатление, что враг был повсюду, что он был не один.
«Спокойно, Андрюха, – подбодрил я сам себя, – спокойно». Ничего приятного я в этом мире не встретил, но ничего экстраординарного, прямо скажем, тоже не было: ну, кусты хищные, ну, падальщики, ну, псевдохимеры… Бедный относительно Зоны животный мир, на самом-то деле. Нечисть – и та не врагом оказалась.
Пока я убеждал себя, что не так страшен черт, как его малюют, враг показался.
Я не угадал направление звука потому, что, как я и подозревал, атаковала нас не одна особь. Их было много.
Сначала подумалось, что это – пауки, огромные, с ротвейлера размером, мохнатые, с алчно шевелящимися хелицерами, сочащимися то ли слюной, то ли ядом. Черная жесткая шерсть была настолько редкой, что сквозь нее проглядывала грязно-розовая кожа особо отвратительного оттенка гнилого мяса. Запах лилий стал сильнее, и Рыжий снова закашлялся, к счастью, не так сильно, а у меня закружилась голова. Смрад исходил от пауков… Нет, это были не членистоногие. Они приблизились чуть ближе, и я понял: лап шесть, они гибкие, подобрались маленькие и пучеглазые, да еще снабженные жвалами. Но все-таки твари были не пауками и не насекомыми. Это были обезьяны.
Более мерзких мутантов я не видел за долгую карьеру сталкера. Даже псевдоплоть по сравнению с ними – лапочка.
Наверное, виновата вонь, и еще – карикатурная похожесть на людей. Очертания черепа, лапы, снабженные розовыми, лишенными шерсти пальцами…
Двигались обезьяно-пауки по стенам и по земле одинаково проворно, перебирая конечностями с такой скоростью, что уследить было нереально.
Пригоршня снова завопил и открыл огонь. Твари ответили скрежещущим криком, от которого дыбом встали волосы на руках и затылке, заломило уши. Чтобы справиться с собой, я начал стрелять. Твари метались, и очень трудно было вести огонь по скачущим вверх-вниз мишеням. Манипуляторы впали в ступор, я чувствовал только отупение, близкое к шоку.
– Встряхнись, мозгляки! – зло и очень громко приказал Пригоршня, сопроводив призыв совершенно неприличным мысленным посылом.
Как ни странно, сработало. Сизый, по-прежнему стоя на одном колене, начал отстреливать обезьяно-пауков – четко и методично, короткими импульсами, будто был в тире. Его спокойствие подействовало на Длинного, включившегося в бой.
Только Рыжему по-прежнему было плохо.
Я снял очередную обезьяну, проследил, как она шлепнулась на землю и забилась в агонии, разбрызгивая кровь, но на месте убитой тут же появилась другая. Их были, похоже, сотни.
«Интересно, – отстраненно подумал я, – а хватит ли заряда? И почему манипуляторы до сих пор не взяли под контроль животных?»
Ответ появился – опять в виде ощущений, но я все лучше и лучше интерпретировал мысли манипуляторов.
Обезьяно-пауки – их страшный, древний враг. И враг именно за счет устойчивости к пси-воздействию. Они – стайные хищники, подлые, но тупые. Нападают, не жалея себя, ничего не боятся, гибнут десятками, но берут количеством. Чаще выбирают женщин, детей, выбирают слабых, чтобы сожрать. Здесь раньше замечены не были – в окрестностях Купола взрослые устраивали зачистки, вооружаясь огнеметами, по ночам выжигали лёжки обезьяно-пауков – огонь гипнотизировал тварей, они лезли в него, как бабочки летят на свет… В ущелье же обезьяно-пауки не водились.
Раньше.
Надо развести огонь, но не из чего: здесь нет ни деревьев, ни кустов, ни травы, и топливо мы с собой не несем.
Лихорадочно перебирая варианты, я продолжал стрелять. Кажется, наше дело было плохо, и с каждой минутой становилось все хуже и хуже. Пригоршня матерился сквозь зубы, зло и привычно, манипуляторы работали слаженно. Пока у нас оставались заряды, мы сдерживали зверей на расстоянии, но, увы, гаусс-оружие не могло работать вечно.
Думай, думай, Химик! Тебя ничего, кроме твоих мозгов, не спасет! Сожрут – не посмотрят на образование, как говорится, бьют не по паспорту, а по морде.
Очередная обезьяна упала совсем рядом со мной, шерсть ее, подпаленная разрядом, дымилась.
Стоп. Гаусс-пистолет – не огнестрельное оружие, он стреляет разрядом. И с помощью него можно что-то поджечь, если дать достаточно сильный и длительный импульс. К сожалению, дохлые обезьяны были слишком влажными, и гореть не стали бы.
Я сосредоточился и представил все известные горючие материалы, адресуя манипуляторам вопрос: что из этого у нас есть?
Откликнулся Длинный. Он вспомнил, что у него в рюкзаке – какой-то растительный жир и палатка из тканого горючего материала. Если облить… Я дал мысленное согласие и обратился к Пригоршне:
– Предлагаю запалить костер! Хочешь жареной обезьянятинки?
– А из чего? – откликнулся Пригоршня.
– Длинный разведет из палатки.
– Давай, только быстро, они валят все сильнее!
Длинный уже занялся делом. Он раскатал палатку, полил ее маслом и передал картинку: отступаем за перегородивший ущелье будущий костер, поджигаем, ждем обезьян, и спокойно, не тратя лишних сил и выстрелов, расправляемся с ними.
Рыжего пришлось тащить – он не мог преодолеть эти несколько метров. Мы отступили за палатку, и Длинный выстрелил. Масло вспыхнуло, зачадило, к счастью, перебивая вонь лилий.
Как ни странно, подействовало. Обезьяны, утратив к нам интерес, полезли к огню. Морды у тварей, несмотря на шевелящиеся жвалы, были зачарованными. Прям жалко стрелять. Но мы, естественно, стреляли. Сейчас обезьяно-пауки не метались, и мы не тратили лишних зарядов и лишних усилий. Больше не казалось, что их – несчетное множество, их было много, да, но не чрезмерно.
Через несколько минут все было кончено. Лишь сладкий смрад, вонь опаленной шерсти и сгоревшей палатки, да трупы тварей напоминали о произошедшем.
– Пойдем, – прохрипел Пригоршня. – Будем надеяться, дальше будет легче.
– Дальше будет хуже, – откликнулся я.
Никита усмехнулся, оценив шутку.
А я подумал: не накаркать бы.
Из ущелья мы выбрались уставшие и замерзшие, но, к счастью, живые и полным составом. И почти без потерь, если не считать основательно уменьшившееся количество зарядов, а так же сгоревшую палатку и масло.
Манипуляторы развлекали нас картинками из своей жизни, облеченными в образы и эмоции – рассказывали про охоту, исследования заброшенных городов, а я пыхтел под гнетом рюкзака.
Горы здесь были низкие. Даже не горы, а холмы, поросшие привычной серой травой. Скалы за нашими спинами упирались в небеса. Впереди холмы становились все ниже и переходили в степь, на горизонте маячила полоса леса. И висел вдали Небесный город, кажущийся отсюда не больше пятака – деталей не разберешь. Мы и правда вышли довольно близко от него.
На холод я старался не обращать внимания. Привыкнуть к нему нереально, но можно идти быстрее, дышать на руки, растирать нос, щеки, уши, чтобы не было обморожения. Я натянул капюшон. Стремительно холодало – следовало спешить: ветер дул с ледника, пока еще достаточно далекого, но холодный фронт приближался с каждой минутой. Над головами пролетела стая больших серых птиц, Сизый проводил ее взглядом и принялся «рассказывать», как охотился на этих обитателей гор.
Внезапно «охотничья байка» от Сизого прервалась сильным ощущением беспокойства.
Дикие.
Манипуляторы остановились, заспорили: Сизый предлагал обойти диких, Рыжий считал, что лучше их шугануть, а Длинный выражал опасение, что это не мы диких «шуганем», а они – нас. Вроде бы, их довольно много.
– Там впереди нечисть, – перевел я для Никиты. – Наши совещаются, пойти их побить или ну его, обойдем?
– Пойти и побить! – оживился Пригоршня.
И в деталях представил себе погибших людей из деревни. Дикие – существа, которым совершенно незачем жить.
Наши спутники, в общем и целом, были с ним согласны. Я надеялся, что диких не придется ловить по лесу – сами на нас выйдут, хотя идея расправы мне отчего-то не нравилась: во-первых, это – неразумно, так проблему не решить, лучше уж дождаться, пока телепаты и люди заключат союз, и ударить общими силами, а не одним небольшим отрядом. Во-вторых, у нас осталось не так много зарядов, проблемы чужого мира волновали не сильно, зато очень хотелось домой.
Сталкеры любят Зону. Не все, но многие, самые удачливые: невозможно пользоваться благосклонностью этого места, если не любишь его, не принимаешь и не уважаешь. И вообще, мы – довольно свободолюбивый народ, я не стал бы жить в Зоне, если бы не привык к ней, если бы представлял себя без нее.
А без Зоны я ничего собой не представляю. Там из Андрея превратился в Химика, весь мой опыт, все приобретения и потери, приятели, привязанности, враги – в Зоне. Я не мыслю себя без нее. Холодный и неулыбчивый мир, куда нас забросила судьба, неплох. Может, даже поинтересней привычной Земли – мира денег, больших и малых городов, алчности, насилия… здесь, по крайней мере, все честно. Но останься я тут, мне скоро стало бы муторно: не приживусь я ни в Небесном городе, ни, тем более, в Лесу или в Столице, занятой телепатами.
Я и проблемы их решаю только потому, что отчаянно хочу назад, как и Пригоршня. Мы здесь – гости. Не «хорошие люди», а просто чужаки.
А вот в Зоне мы – свои. И нам пора домой.
Из гибнущего мира.
Казалось, я чувствую, как все замерзает: ломкой стала трава, останавливаются подземные реки, скованные льдом, все подергивается изморозью, как пеплом.
Если я уйду и оставлю мир погибать – совесть заест.
Дикие больше не проявляли себя – или наши спутники об этом не говорили. У выхода из ущелья мы устроили привал: достали еду, развели костер, сели поближе к огню. Рацион телепатов не подходил нам с Пригоршней – хорошо, были свои запасы. Мясо фибии стало уже привычным, сушеные овощи – тоже. Я вспомнил, что приберег последнюю бутылку водки, но решил пока не говорить Никите – не время. Настроение было, как перед боем. Не последним, не решающим, а очередным выматывающим сражением, совершенно не важным в стратегическом плане. Мне рассказывали – во Вторую мировую войну иногда организовывали военные операции для поднятия боевого духа: занимали крошечную деревушку или одинокий хутор, не имеющий значения… но – победа. Ура, товарищи.
Никита тряхнул головой и вдруг ухмыльнулся:
– Ну что, надерем диким поджарые задницы – полегчает на душе?
– Надерем, – согласился я. – И таки полегчает.
Безмолвно присутствующий при диалоге Сизый проиллюстрировал, как именно мы собираемся «драть задницы»: по мнению манипуляторов, получалось, что убивать диких будут быстро, но максимально болезненно и беспощадно. За, так сказать, испорченную репутацию всех манипуляторов.
Мы спустились с холмов. Еще не начало смеркаться, до леса оставалось совсем немного. Солнце не появлялось, было холодно, пусть и бесснежно, ветер хватал за нос и пальцы рук, пейзаж не радовал – с равнины мы не видели леса, ориентировались по едва заметному над самым горизонтом пятнышку Небесного города.
Аномалий здесь не было. Наверное, когда только попали в этот мир, мы с Пригоршней случайно наткнулись на несколько ловушек и разозлили теорию вероятности…
К вечеру мы рассчитывали достигнуть леса, а потом пробираться в город. Ночевать в продуваемой степи – занятие дурное.
Телепаты уверяли, что лес не такой большой, полоска километра в три, за ней – снова степь и одна из застав. Собственно, туда нам и надо.
И действительно, еще не потемнело, а до леса осталось совсем немного. Уже можно было разглядеть деревья, они были всего раза в два-три выше и толще привычных сосен, с красноватой корой. Вместо листьев ветки были густо усеяны длинными темно-серыми иглами, шелестящими на ветру.
Рыжий, уже отдышавшийся и шагающий бодро, наравне со всеми, поделился знанием: собственно, лес такой невысокий, потому что здесь протекает река – неглубокая, но широкая, и деревья растут по ее берегам. До сих пор я не видел в этом мире рек, и понял, что с удовольствием окажусь около проточной воды, если глубина не позволяет крупным хищникам скрываться на дне. По ощущениям, у реки должно быть безопасно, и там можно заночевать.
Картинки, передаваемые телепатами, изменились, вдруг наполнившись яростью.
В лесу закричала женщина.
Никита уставился на меня:
– Что это?
Вопрос, понятно, был адресован телепатам. Ответ пришел тут же: дикие.Но ладно бы просто дикие —они напали на людей.
Медлить было нельзя. Все мы знали, чем такие столкновения заканчиваются. Визг оборвался, будто отрезало – либо женщину убили, либо же ее взяли под контроль. Мы сорвались на бег. Направление взял Длинный. Он несся, огибая деревья, уворачиваясь от торчащих веток, перепрыгивая через корни, кочки и поваленные стволы. Нам было, мягко говоря, не до пейзажа: едва успевали за ним.
В боку закололо, легкие будто ошпарили. Мы выскочили из леса на берег.
Река и правда была довольно широкой, но мелкой: из весело журчащей воды выступали камни. Здесь росла сочная ярко-зеленая трава вроде земной осоки. Под ногами захлюпало – берег оказался заболоченным.
По колено в воде стоял мужчина, держащий свою спутницу на руках. Я не узнал бы их, если бы не светло-медовые волосы девушки. Искра и Май! Он в сознании, хотя пошатывается. Она, видимо, в обмороке, голова свесилась, и вода полощет кончики волос.
А прямо за ними, на противоположном от нас берегу, стояли дикие.
– Май! – заорал Пригоршня во всю глотку. – Май, братуха, держись, мы идем!
Парень обернулся, заметил нас, на лице мелькнула радость, и тут его перекосило – увидел наших спутников.
Лицо Мая тут же вытянулось, а уголки губ поползли вниз. Он крепче прижал к себе сестру и пошатнулся. Диких было особей пять, все – дикари дикарями. Они приплясывали от нетерпения, но при виде нас насторожились.
– Это друзья! – надрывался Пригоршня, силясь перекричать журчание реки. – Это не нечисть! Просто похожи!
– Они вас подчинили, – пробормотал Май.
Почему-то его совсем тихие слова я расслышал отчетливо. Май вздрогнул, будто его дернули за поводок, и сделал шаг к «дикому» берегу. И еще шаг. На нас он больше не смотрел.
– Стой! – завопил Никита.
– Бесполезно, – остановил его я, – он под контролем. Нам нужно поторопиться.
Мысль-предупреждение от Сизого толкнула в голову: стой, ты не сможешь сопротивляться диким. Их шестеро – вполне достаточно, чтобы держать тебя, Пригоршню и Мая. Девушка без сознания. Ее держать не надо.
Я поймал за рукав ломанувшегося на помощь Пригоршню. Напарник рассерженно фыркнул, выдираясь из моих пальцев:
– Они же их убьют!
– Стой, а то нас убьют. Это же нечисть.
– И что?! Сейчас мы их!
Никита прицелился и нажал на спусковой крючок, но не попал – выстрел ушел гораздо выше голов противника.
– Что за черт?! – он уставился на свою руку так, будто это была чужая и враждебная конечность.
– Прицел сбивают, – пояснил я. – Ближе подойдем – возьмут под контроль. Дошло?
– Так что, стоять и смотреть?! Да я лучше сдохну!!!
Наверное, Искра напоминала ему об Энджи. Впрочем, я тоже не мог спокойно наблюдать, как Май медленно, крошечными шажками, пошатываясь от напряжения (наверняка он сопротивлялся пси-атаке), приближался к гибели.
Кто-то из наших спутников выстрелил – и не попал. Я поймал мысленное объяснение-извинение: диких больше. Один держит Мая, остальные сбивают прицел. Не отвлекайся они на нас – Май давно сломался бы окончательно.
К счастью, у диких не было гаусс-ружей.
Меня осенило. Нет, гением я себя не считаю, но все-таки – минимум, выдающийся интеллект!
– Надо, чтобы нас с тобой взяли под контроль, – сказал я Никите, зная, что спутники нас услышат, – наши манипуляторы, не дикие. Сизый – меня. Длинный – тебя. А Рыжий пусть держит оборону. Пробить чужой контроль у них, небось, сил не хватит.
Манипуляторы закивали. Воодушевленный, я продолжил:
– Все вместе перейдем реку… Стоп! А можно сделать так, чтобы дикие решили, будто нас сломали?
Сизый, Рыжий и Длинный обменялись короткими мыслеобразами. Я уловил согласие, но с нотами сомнения.
– Отлично. Значит, мы идем вперед. Когда подходим – хватаем Мая и тащим к вам. Рыжий быстро перехватывает контроль над ним. Сможете?
На этот раз неуверенности было больше.
– И на всякий случай – стреляйте, – подсказал Никита. – Отвлекайте их. Им-то до вас с того берега не добраться!
Сизый улыбнулся, подошел ко мне и взял за запястье.
Тело перестало мне принадлежать. В прошлый раз, когда надо мной брали контроль в Столице, я был зол и думал только о скорой смерти. Сейчас я доверял контролирующему и потому мог проанализировать ощущения.
Я все время чувствовал Сизого – рядом, буквально в одной черепной коробке. Он двигал моими ногами, одновременно деликатно подбадривая, будто по плечу похлопывал. Похожие ощущения, когда крепко переберешь, и друг волочет тебя домой, добродушно подшучивая. Ноги, вроде, переставляешь, но ни направление, ни скорость движения не контролируешь.
– Ох ты ж… – сказал Никита и тут же добавил обрадованно: – О, речь оставили. Здорово, Длинный, добро пожаловать в мои мозги! Располагайся, тут тесно, но клево!
Со скоростью несвежих зомби мы ступили в реку. Течение ледяной воды норовило сбить с ног, икры свело судорогой. Я с удивлением увидел, как убираю пистолет в кобуру. Рядом крякнул недовольный Никита. Понятно – так нужно, дабы раньше времени не пробудить в противнике подозрения. Пусть думают, что нас подчинили.
Из-за спины наши друзья вели беспорядочный огонь, отвлекая диких.
Май брел вперед. Ужасно видеть, как дергается его голова, как он замедляет шаг в тщетной попытке сопротивления.
Я побывал в его шкуре и мог только поражаться силе Мая. Наверное, дело объяснялось тем, что парень боролся за сестру. Мы достигли середины реки и почти догнали его, когда я почувствовал неладное. Будто Сизого в моей голове пытались подвинуть.
Непроизвольно дернулась рука. Я запнулся, разум затуманился…
… ударить Пригоршню…
Никита тоже споткнулся. Я хотел крикнуть ему, что меня, кажется, пытаются подчинить – и не смог, не слушался язык. Самое время паниковать, тем более, я почувствовал растерянность Сизого. Через силу обернулся – он стоял на берегу, слепо выпучив глаза и опустив пистолет.
Вот ведь!..
…сбить с ног, лицом в воду. Прижать. Перестанет дергаться. А чего он? Шагает, как на прогулке, только мешает. Всегда мешает. Ничего собой не представляет, если бы не я – давно пропал бы. Зато думает, что он главный в паре. Отбирает половину всего. Половину артов, половину славы. Выеживается, а ничего не делает. Всегда за него я. Пора его проучить…
Я был уже в нескольких шагах от Пригоршни. Напарника била крупная ознобная дрожь. Надеюсь, он сопротивлялся.
Поднявшийся ледяной ветер ненадолго отрезвил: видимо, дикие растерялись, и часть внимания рассеялась. Было от чего: первый порыв чуть не сбил меня с ног, вода пошла мелкими волнами, которые, налетая на камни, вздымались брызгами. Сосны застонали, посыпались длинные темно-серые иглы. Разболелись, будто от удара сложенными ладонями, уши, ноги ломило немилосердно.
Короткая – на один вдох – передышка, и новый порыв. На этот раз, чтобы устоять, пришлось согнуться. Вскрикнул Май – не удержался, упал в воду, выронил Искру. Дикие, от природы более легкие, чем люди, – попадали на траву. Надо использовать шанс, чтобы прикончить их! Увы, я не в силах помочь Маю, барахтающемуся в ледяной реке – глубина всего-то по колено, но попробуй подняться, когда ветер все усиливается.
И еще передышка. Ветер стих внезапно, словно его выключили. Я успел выпрямиться и оглядеться: сквозь звон в ушах не пробивались даже мыслеобразы Сизого, я полностью контролировал свое тело. Наши помощники из Столицы тоже не удержались на ногах. Рыжий и Длинный самозабвенно обнимали ближайшее дерево, у корней его сидел Сизый и изумленно тряс головой. Так, эти в порядке. Пригоршня тоже в порядке: в отличие от меня, уже прочухался и бредет к противоположному берегу, преодолевая сопротивление внезапно усилившегося течения. Кстати, речка, вроде бы, стала глубже… Я с изумлением уставился вверх: вода не только доползла почти до середины бедра, она изменилась.
Раньше о подобном доводилось только читать: река замерзала на глазах.
Вода текла медленно, тягучая, словно глицерин или передержанная в морозилке водка, она сделалась непрозрачно-черной и схватывалась крупинками, как лужи в ноябре. Внезапно выглянувшее солнце не могло пробить ледяную кашу, блики прыгали по поверхности. Изумленный, я задрал голову: тучи исчезли, рассеялись. Небо было бездонно-голубым, ледяным, прозрачным, и кристаллики льда танцевали, посверкивая, вокруг меня.
Только тут пришел холод. Зубы выбили замысловатую дробь, и, хуже того, судорогой схватило правую ногу – от стопы до бедра. Я взвыл и чуть не упал, но успел заметить: Май выловил Искру и теперь тянул ее за собой, закинув руку сестры через свое плечо и поддерживая девушку за талию. Пригоршня тоже чапает. Медленно, но продвигается к врагу, а я тут корчусь, пытаясь, как учили на плаванье в школе, согнуть ногу в колене и потянуть себя за большой палец…
На этот раз ветер не налетел порывом. Он просто начался, и с каждой секундой мощь его возрастала. Лицо покрылось ледяной коркой, обледеневшие иглы сосен стучали, как мои зубы, солнце слепило – яростное, негреющее…
Сизый пробился раньше диких и поддержал меня, отключив боль. Я снова был марионеткой в дружеских руках, но хотя бы мог двигаться, пусть и не быстро.
Пригоршня почти выбрался, когда дикие пришли в себя и ударили. Мы с Никитой слишком замерзли, чтобы сопротивляться, и продержались, даже при помощи манипуляторов, несколько секунд. Мая же сломали сразу: он выпрямился и зашагал к мучителям, послушно и неестественно.
…Догнать этого здоровенного урода и прикончить. А какого хрена он?! Ненавижу! Всегда ненавидел. И завидовал. Но скрывал. И он же меня ненавидит. Но скрывает. Было вместе удобно, теперь стану один. Одному достанется больше…
Сизый словно дал мне подзатыльник, и чужие мысли отодвинулись. Огромных усилий стоило не запаниковать: я на полном серьезе ХОТЕЛ убить Никиту. Ненавидел и завидовал, и мечтал расправиться. Черт, вот оно как бывает, когда тебе внушают что-нибудь: чужие и чуждые мысли принимаешь за свои. Никита обернулся, внимательно посмотрел на меня и остановился. Упер руки в боки. Подмигнул. Пальцы его нервно поигрывали на кобуре. Он тоже под контролем…
… что, козел, думаешь, убьешь меня? Снайпер-фигайпер, ВДВ, весь из себя крутой? Ты, может, и смелый, и сильный, зато я – умный. И я тебя разделаю, как тузик – грелку…
Боль в ногах. Я зашипел, завертелся на месте, не вполне понимая, что происходит, но сосредоточенный на судорогах больше, чем на мыслях. Пригоршня тоже дернулся, взгляд его стал осмысленным, и он успел крикнуть:
– Андрюха, это не я!
Глаза Никиты снова помутнели, спина распрямилась, и он застыл ковбоем из паршивого вестерна – не чувствуя, что ноги вмораживает в застывающую реку, что ветер лупит по морде, и не понимая: я – его друг и напарник…
… какой – напарник? Второй номер, возомнивший себя первым. Паршивца надо проучить. Слишком много на себя берет. Звезду поймал. А напарника найду нового, послушного…
Я был уже близко, меня интересовал способ, которым Пригоршню можно убить – максимально эффективно и безопасно для себя, любимого. Дуэль на пистолетах – безнадежная затея, он меня положит.
– Эй, Пригоршня! – крикнул я. – Как насчет оставить пукалку в покое и достать ножичек? Выйдем на траву, посмотрим, кто ловчее.
– Что, кирпич отложил? – обрадовался Пригоршня. – Думаешь, я на ножах тебя не убью, задохлика? Да я таких ботанов, как ты, пачками еще в школе колотил!
Есть чем похвастаться – в детстве бил слабых. Но сейчас-то он не на того напал!
Мы двинулись к берегу. Ноги приходилось выдирать, будто из топи, но, слишком занятые предвкушением драки, мы не обращали на это внимания. Иногда что-то пыталось помешать, но я отмахивался от сомнений, как и от всего окружающего мира: вот убью Пригоршню, тогда осмотрюсь, а сейчас – все равно, не отвлекайся.
Трава хрустела под ногами – внезапное похолодание сделало ее ломкой. Мы с Пригоршней остановились. Он снял куртку, оставшись в рубахе, я тоже скинул верхнюю одежду. Вообще достаточно майки, больше ничего не нужно. Солнце слепило, не давая разглядеть лицо моего бывшего друга, а ныне – смертельного врага.
Ничего. Я прищурился. Ничего… Я его обдурю. Его просто перехитрить, он слишком туп, чтобы со мной тягаться.
Пригоршня вытащил свой тесак. Мне в руку удобно лег «Пентагон». Настал момент истины, настал миг, которого я ждал долгие годы нашего так называемого сотрудничества!
Никита, улыбаясь, принял стойку, и тут улыбка сползла с лица моего врага, а спустя долю секунды и я почувствовал тьму бездонного отчаяния: дикие убрались из мыслей, оставив под контролем тело. Им не интересно было и дальше заставлять меня считать Никиту врагом. Не интересно заставлять нас ненавидеть друг друга: мы вышли на берег.
– Никита, – оказывается, я мог говорить, – давай хотя бы попробуем сделать это быстро.
– Я бы с радостью, но, видишь, только болтать и могу, – он криво усмехнулся, – а эти садисты, боюсь, быстро нас убивать не будут.
Мы медленно пошли по кругу, держа ножи и готовясь атаковать, как только партнер раскроется.
– Ты, это… – сказал Никита. – Ты, главное, осознай, что сам всю эту гадость не думал, ее за тебя придумали. Мне такого наплели – в жизни бы не поверил, если бы в мозги не забрались.
А ведь он прав, шевелится в совести червячок сомнения: правда ли так беспочвенна вспыхнувшая ненависть? Вдруг ты, Андрюха, завидуешь Пригоршне, пусть и не отдаешь себе в этом отчета? Вроде нет, и Никита совершенно прав: нам просто забрались в мозги.
Обидно умирать из-за ерунды, но еще обиднее – убивать единственного друга.
Никита сделал выпад, я чудом увернулся. Это не помешало бы нам вести беседу, если б мы захотели продолжить – тело действовало отдельно от воли. Лишь бы Никита не раскрылся, не подставился под «мой» удар: не хочу я его убивать, лучше уж самому сдохнуть.
Никита вдруг неловко развернулся вокруг своей оси и рухнул на колени. Затряс головой. Мое тело рвануло к нему, примеряясь, как бы половчее ударить в шею…
Но дикого вышибло из моего мозга. Я потерял равновесие тут же: отмерзшие конечности отказывались служить дальше. Не в состоянии сделать ни шагу, кулем рухнул на траву и уставился в небо. Вскоре надо мной склонилось встревоженное знакомое лицо.
– Ты как, Химик? – спросила Искра. – Представляешь, я очухалась, а братишка стоит столбом и смотрит, как вы с Никитой друг друга убиваете. И эти шестеро… пялятся. Ну, я пистолет взяла, сзади зашла и четверых положила. А двое почему-то… – Она повела плечами. – В общем, они замерли. Но я все равно застрелила их.
– Как… Остальные?
– Хотя бы не валяются, – раздался голос справа.
Я с трудом повернул голову: Никита сидел на земле и счастливо улыбался во весь рот.
– Сдается мне, – продолжил он, – что замершие дикие – дело рук наших друзей. Давай-ка их позовем, у них, между прочим, наша сухая одежда. И все для костра. И еда.
Я сосредоточился и позвал Сизого. Ответ пришел почти сразу: телепаты придут, только свалят дерево, чтобы по мосту перебраться через реку. Я представил себе реакцию Искры и Мая и посоветовал манипуляторам замотать лица шарфами: внезапное похолодание располагало к такой нехитрой маскировке.
– А что за друзья? – стуча зубами, поинтересовался Май.
Вспомнилась последняя бутылка водки. Хорошо, добавим в горячий чай, Май выпьет, и, может, хоть без ангины обойдется. И растереться бы водкой… черт, ноги я отморозил.
– Так что за друзья? – требовательно повторил он.
– Мы встретили их в Столице, – начал я издалека, стараясь дозировать правду, – они там живут. Весь отряд, с которым мы пришли туда, погиб, а нас по ошибке взяли в плен. Потом выяснилось, что жители Столицы очень хотят наладить контакт с Небесным городом. Даже дорогу знают. Но им хотелось прийти не одним, а с кем-нибудь, знакомым с городскими порядками и с Канцлером. Поэтому мы пошли вместе.
– Надо же, – пробормотала Искра, зябко кутаясь в подобие спальника, – не знала, что в горах тоже живут люди! Надеюсь, они скоро придут, а то я совсем замерзла.
Одно из деревьев на противоположном берегу зашаталось и с хрустом ухнуло вниз, так, что верхушка оказалась в нескольких метрах от нас.
Искра вскрикнула.
– Не мочить же нашим друзьям ноги, – успокоил я ее, – перейдут по стволу. Вы только не удивляйтесь, ребята они несколько молчаливые… и прически так себе.
С трудом удалось встать. По красному стволу гуськом шагали телепаты, нагруженные своими и нашими вещами. Издалека они, и правда, напоминали людей (приняла же их за мародеров группа Дара). Лица телепаты замотали шарфами.
Вероятно, если бы Май с Искрой не были настолько замерзшими, они бы с первых минут опознали в гостях манипуляторов. А так Сизый и Длинный распаковали вещи, вытащили сухие и отдали нам, Рыжий тем временем занялся костром. Если Искра заговаривала с кем-то из них, я успевал перехватить инициативу и ответить на вопрос.
Вскоре мы расселись вокруг огня, по рукам пошла бутылка с водкой. Телепаты держались чуть в стороне, отстраненно и настороженно. Май с Искрой то и дело посматривали в их сторону, но пока ничего не спрашивали – думаю, лишь оттого, что наличие нечисти у костра не укладывалось в их систему мира. Рыжий сыпал в котелок какие-то травы – с лекарскими способностями манипуляторов я успел познакомиться, и потому не мешал. Мы расположились в перелеске, хоть как-то защищающем от ледяного ветра. Манипуляторы горбились, поминутно поправляя шарфы. Все молчали, присматриваясь друг к другу с подозрением.
– Как резко похолодало, – театрально, с расстановкой произнес Май.
И я понял, что пришло время рассказать правду.
Пока я говорил про установки климат-контроля, про ледник, ползущий на обитаемую территорию, мне верили. Но едва завел речь о том, что, может, манипуляторы не столь плохи, спутники разразились негодованием:
– Они едва не убили меня! – вскрикнула Искра. – Они замучили множество моих знакомых! Да вы с Никитой едва не прикончили друг друга! А ты говоришь, их предки были разумными?!
– Это – дикие, – терпеливо объяснил я. – Сами манипуляторы считают их уродами и с радостью с ними борются.
– А ты откуда знаешь? – поразился Май.
Вместо ответа Сизый размотал шарф и широко улыбнулся.
Искра замерла, пораженная, но уже через секунду девичий крик перекрыл свист ветра и перестук обледеневших сосновых иголок. Обнаружив прямо перед собой вместо человека ненавистное чудовище, она визжала, прижав кулаки к груди, так громко, что я всерьез забеспокоился за свои ушные перепонки. Май, в отличие от сестры, молча выхватил пистолет и направил на Сизого.
Я ощутил мягкое прикосновение: манипуляторы пытались успокоить людей, сбивали прицел, внушали, что они – друзья.
– Ну-ка цыц! – рявкнул Пригоршня на Искру.
Девушка замолкла, тяжело дыша.
– Это – наши союзники, – мягко сказал я, – будь добр, Май, опусти оружие. Ты же видишь, они не подчиняют…
– Они вас уже подчинили! – Искра вскочила. – Это не ты говоришь, это ониза тебя говорят!
– Ну уж нет, говорю я сам. Май, опусти пистолет. Все равно тебе не дадут выстрелить.
– Вот! – Искра ткнула в мою сторону пальцем. – А говоришь, не контролируют!
Сизый, Рыжий и Длинный наперебой транслировали мне свое представление об успешных переговорах. Я беззвучно попросил их заткнуться и предоставить мне налаживать контакт.
– Не контролируют – не значит, что готовы умереть, чтобы доказать свою невиновность. Май, прошу тебя. Захоти они тебя убить – давно убили бы.
Парень поднял на меня белый от ненависти взгляд: