Рождение Зоны Левицкий Андрей

Удары молота громом разносились над долиной. Вскоре система тросов была готова, и спецназовцы один за другим соскользнули по веревке на скальный выступ. Мы с Пригоршней спустились предпоследними. Командир отряда замыкал.

Так постепенно мы преодолели отвесный склон, а дальше, держась за веревки, спускались по насыпи. Камни были скользкие после недавнего тумана, и я постоянно оскальзывался. Местные же демонстрировали чудеса ловкости – никто ни разу даже не пошатнулся.

Когда ноги, наконец, коснулись земли, я вздохнул с облегчением. К этому времени выглянуло солнце, и серая лужица, откуда вытекал ручей, окрасилась в пронзительно-синий цвет. Мы невольно запрокинули головы. Боковым зрением я наблюдал за аборигенами: все они, улыбаясь, на краткий миг стали похожими на обычных людей.

По глазам полоснул яркий луч, и я невольно зажмурился. Проморгался, потряс головой. Ощущение было, словно хулиган зеркалом пускает в глаза солнечных зайчиков. Интересно, что здесь, в необитаемой долине, так отражает свет?

На скалах, что в полукилометре от нас, мигал золотистый огонек, будто враг засел там с биноклем и смотрел на нас, а линзы бликовали.

– Пригоршня, – сказал я, демонстративно разглядывая руки (а вдруг, и правда, бинокль? Пусть враг не подозревает, что мы его обнаружили).

– Чего случилось?

– Слушай меня, посмотришь позже. Справа от нас на скалах кто-то есть. Предположительно с биноклем.

Командир услышал наш разговор, напрягся. Остальные были заняты – сворачивали веревки, которые, если повезет и мы выживем, пригодятся нам на обратном пути.

Пригоршня поднял голову, уставился на скалы и сказал:

– Точно. Свет неравномерный – враг движется.

– Ты тоже видишь? – спросил я командира, он кивнул. – Что это может быть?

– Скорее всего, там с давних времен осталась какая-то установка. Нечисть так себя не ведет, они отсталые; наших деревень тут нет и быть не может: весной вся долина превращается в сплошное озеро – тает снег.

– Точно, здесь нет других людей? Уверен? – уточнил я.

– Уверен, тут жить нельзя.

Подошла Айя, тронула командира за плечо:

– Дар, что там?

Он помотал головой:

– Померещилось.

Объект перестал мерцать, хотя солнце светило все так же. Я на месте чужака с биноклем, поняв, что меня засекли, затаился бы. Похоже, он так и сделал.

– Я бы не расслаблялся, – сказал Пригоршня. – И рекомендовал бы отряду быть начеку.

Командир, оказывается, его звали Дар, объяснил подчиненным, что происходит, посоветовал поглядывать на скалы, но украдкой. Вдруг все-таки враг есть.

Мне вспомнился рассказ Ильбара:

– Дар, Ильбар говорил, что ваши летательные аппараты кто-то сбивает за горами. Где именно? Может, это те, кто следит за нами сейчас?

Командир достал из нагрудного кармана сложенную вчетверо видавшую виды карту, подошел ко мне и развернул ее. Она напоминала творение Картографа с непонятными разноцветными штрихами. Однако озеро было узнаваемо.

Дар провел пальцем по черному пунктиру:

– Вот Драконий Хребет, мы с него спустились. Все флаеры падают над хребтом, это гораздо дальше, чем мы сейчас, – он соединил пальцем две точки, задумался. – Если там есть какая-то база, дойти можно за полчаса… Непонятно, кто может следить? Нечисть? Не верю.

– Мародеры, – предположил Пригоршня.

Айя свела брови у переносицы. Пришлось объяснять:

– Всегда есть такие, кто не хочет работать, но любит красиво жить. Им проще что-то у кого-то отнять, чем делать самим. Такие элементы нашли базу в горах, обосновались там и промышляют разбоем.

– Люди? – не поверила она.

– Люди, люди, – проворчал Пригоршня. – Раз нечисть одичала, значит, и люди могут одичать.

– Уходим отсюда, – распорядился Дар.

Шли мы парами: Дар и Айя – в авангарде, мы с Пригоршней, как особо ценные члены команды, – в середине строя. Все напряглись и держали гаусс-винтовки наготове. То и дело я чувствовал на себе внимательный взгляд и все не мог понять, кто мной интересуется: свои или предполагаемый противник.

Даже приятная глазу зеленоватая трава, даже кусты, похожие на перекати-поле, усыпанные алыми ягодами, не радовали. Дурное предчувствие не давало покоя. Я шагал, накручивал себя, и задуманное все больше казалось авантюрой. Там же целый город, населенный нечистью! Хорошо, если просто зарежут, а потом обезглавят. Но ведь нечисть – садисты, натуральные маньяки, им нравится выпускать жертвам кишки и наблюдать за мучениями жертв.

– Кровянику надо будет на обратном пути собрать, – подала голос идущая позади блондинка.

Я оглянулся: девушка с тоской провожала взглядом кусты с ягодами. Видно, что она борется с инстинктом собирателя.

– Если выживем, – сказал ее спутник.

Солнце припекало макушку, он снял тюрбан и явил миру прическу, смахивающую на одуванчик. Теперь он один в один напоминал Пьера Ришара, только сурового.

– Не волнуйтесь, – успокоил Пригоршня. – Самую опасную часть операции выполним мы, вы просто отдохнете в сторонке.

Айя не удержалась, на ходу оборвала ягоды, виновато посмотрела на Дара и протянула ему пару, он не стал отказываться. Наши попутчики все больше очеловечивались, начали проявляться их характеры, хотя мужчины делали суровые лица и отмалчивались.

Возле озера перекати-поле были размером с дом, ягоды на них – прозрачные, алые – с кулачок младенца.

– К воде близко не подходить, – предупредил Дар. – Там расплодилось всякое.

Будто услышав его, неведомая тварь плеснула черным блестящим плавником, из воды высунулась изогнутая тонкая шея и тотчас исчезла, оставив лишь бегущие в стороны круги.

– Тепло, хорошо им тут, – вздохнул Пригоршня. – Не вымерзают.

Обогнув скопление кустов, мы вышли на небольшую полянку и спугнули стайку мелких существ, греющихся на солнце. Я так и не понял, кто это: растопырившись, они с диким визгом рванули к озеру. Вроде, ящерицы… Или жабы такие? Хлопая розоватыми крыльями, они бежали по воде, продолжая верещать. Из воды высунулся длинный клюв, щелкнул, но ближайшее существо увернулось.

И снова водную гладь скрыли кусты. Задумавшись, я чуть не налетел на спину впереди идущего – Дар вскинул руку, веля нам остановиться. С ружьем наготове он двинулся вдоль кустов, говоря:

– Тут ветви сломаны и видны следы человечьи или нечисти. Твари из воды не выходят, кроме мелких. Все, идите за мной и обратите внимание на отпечатки ног.

Сначала я не заметил сломанных ветвей, но, приглядевшись, обнаружил помятые молодые побеги. Стоило коснуться их, как они съеживались и темнели.

Следы были тоже едва различимы, лишь в одном месте отпечатавшаяся пятка наполнилась водой.

– Или это не человек, а какой-нибудь упырь, – прошептал Пригоршня, – или он обут в кожаные мокасины на мягкой подошве. И еще у него плоскостопие.

– Нечисть? – недрогнувшим голосом спросила блондинка.

– Непонятно, – ответила Айя. – Для нечисти слишком осторожен. Эти сразу нападают.

– Только бы не мародеры! – пробурчал Пригоршня. – Слушайте меня. Если на нас нападут люди, убивайте их. У них только тело человеческое, душа – звериная.

После того как миновали озеро, Дар остановился и объявил обеденный перерыв, добавив специально для нас:

– У гемодов ускоренный метаболизм. Чтобы сохранять работоспособность, нам надо восполнять энергозатраты.

Они даже не присели – достали из карманов рюкзаков тюбики, как у космонавтов, где, видимо, было что-то типа гейнера – калорийное и сытное. Айя отошла к кустам и обрывала ягоды, заедая ими содержимое тюбика. Блондинка к ней присоединилась. Дар придерживал ружье и следил, чтобы никто на них не напал.

Царила звенящая тишина, даже ветер стих. Вдалеке звенел ручей, плескались обитатели озера, иногда доносился их сдавленный рык. Я отстегнул флягу, поднес к губам и ощутил прикосновение. Кто-то осторожно коснулся моего разума – как хирург, осматривающий рану и тотчас отдернувший руку. Я обернулся: двойник Пьера Ришара отвел взгляд.

Боковым зрением я заметил шевеление за кустом, но когда глянул туда, никого не обнаружил.

– Пригоршня, прикрывай, – шепнул я, схватил винтовку и рванул туда, где предположительно находился враг; Дар устремился за мной.

Земля поросла травой, в нескольких местах ее примяли, причем совсем недавно.

– Слежка, – крикнул Дар. – Разбиться по парам и прочесать местность! Стрелять на поражение.

К нему тотчас подбежала Айя, быстрая и тонкая, коснулась бедром его бедра и взглянула с обожанием. Влюбленные девушки везде одинаковы, даже если они служат в спецназе.

Кусты мы прочесывали цепью, стараясь взять врага в кольцо и выгнать к озеру.

– Следы! – крикнул единственный брюнет в команде, мы все устремились к нему.

Кусты по-прежнему закрывали озеро, и мы не видели, что на берегу. А там начался переполох: заверещали вспугнутые крылатые ящерицы, зашлепали по воде, в озеро плюхнулось что-то крупное. Когда мы выбежали на берег, обнаружили две борозды, ведущие к воде. Тянулись они от зарослей.

– Оно что, водяное? – предположила блондинка, целясь в озеро.

– Похоже на то, – сказал Дар, посмотрел на синюю гладь и побрел прочь.

Мы с Пригоршней возвращались последними. Когда озеро скрылось за кустами, осталась лишь голубая полоска, я снова ощутил прикосновениеи оторопел. Словно враг рядом, притаился за сплетением ветвей, дышит в затылок, примеряется, как бы вцепиться в горло.

Пригоршня сморщил лоб и пожаловался:

– Тебе тоже в голову торкает?

Снова плеск – и ощущение пропало. Захотелось поскорее убраться отсюда.

Когда мы вернулись на стоянку, спецназовцы успокоились и обдирали алые ягоды. Я попробовал одну и скривился: кислятина похуже клюквы, а им нравится – блондинка вон аж глаза закатывает. Дар стоял в стороне с гаусс-ружьем наготове и поглядывал по сторонам. Айя подбежала к нему и насыпала горсть ягод, он кивнул и улыбнулся, чуть приподняв уголки губ.

– Уходим, – скомандовал Дар, отправляя горсть ягод в рот.

– Спецназ, – с горькой иронией прокомментировал Никита. – Профессионалы. Овечки на лужайке.

Дар услышал его замечание, улыбнулся.

– Ты не понимаешь, против кого мы обычно сражаемся. Нечисти в округе нет. А была бы – ничто не спасло бы нас. Они же атакуют психически.

Пригоршня недоверчиво хмыкнул. Не читая его мыслей, я знал, о чем он думает: ладно, нечисть – нечистью, но порядок должен быть во всем, и порядок боевой.

– А если мародеры? – настаивал напарник. – Люди?

– Люди не воюют против людей, – отрезал Дар.

– Мы были уже в нескольких походах, – добавила Айя, – и вернулись живыми. Мы знаем, что делать. Люди не воюют с людьми. Место, где такое происходит, проклято.

– Выдвигаемся! – крикнул Дар.

Построились прежним порядком: Дар и Айя – впереди, следом – блондинка с двойником Ришара, потом мы и еще четверо замыкающих. Двое оставшихся бойцов, разделившись, шагали по сторонам колонны. Ощущение было, что мы под конвоем.

Путь наш лежал к невысоким скалам в конце долины – пещеристым, черным, у подножия поросшим бледной травой и карликовыми деревцами. Близился закат, и солнце зацепилось краем за плоскую вершину, подсвечивая гору золотом.

Только иногда налетали порывы ледяного ветра, забирались под одежду.

Такое чувство, что наступает зима, хотя для нее вроде рано.

Айя, удерживая гаусс-винтовку одной рукой, другой коснулась плеча Дара.

– У нас в армии, – занудствовал Пригоршня, – за такое бы сразу…

Нам гаусс-винтовки не достались. А кстати, почему их называют «в народе» гаусс-винтовками и гаусс-пистолетами? Чем провинился перед грядущими поколениями покойный Иоганн Гаусс, «отец математики», великий механик и физик? Ведь понятно и ежу: пушка Гаусса – это не вот эти винтовки и пистолеты… разве что стреляют они за счет электричества, вырабатываемого вращением Гаусса в гробу.

Сначала все озирались, но потом устали от напряжения и немного расслабились. Не отпускало ощущение скорой беды: казалось, невидимый враг идет по пятам, дышит нам в спину.

Вскоре мы приблизились к отвесным скалам, изрытым ходами и тоннелями, будто тут некогда жили пещерные люди. На самом же деле это природа постаралась – ходы прорыл газ, прорывавшийся сквозь застывающую магму.

Солнце медленно опускалось, и нам навстречу двигалась черная тень гор. Минута – и обрушились сумерки. Шагая, я смотрел на ненасытную тень, поглощающую залитую солнцем долину.

– Скоро будет тоннель, – предупредил Дар, – нам надо в него, другого пути нет. Потом холмы – и мы на месте.

Тревога не отпускала, рука непроизвольно хваталась за пистолет от любого резкого звука. Пригоршня тоже нервничал, и крылья его носа трепетали, как у принюхивающегося хищника.

Обогнув скалу, мы остановились возле квадратного, высеченного в камне тоннеля. По сторонам валялись плиты и квадратные же камни, предназначенные для кладки стен. В склонах были вырублены каменные террасы, великанскими ступенями поднимающиеся к небу.

– Нам туда, – проговорил Дар, поводя стволом винтовки в сторону тоннеля.

– Каменоломни, что ли? – предположил Пригоршня.

Дар и Айя зашагали к тоннелю, отряд потянулся за ними. Мне померещилось движение в одном из ходов, которыми скала была испещрена, как головка сыра – дырами, я вскинул руку с пистолетом, мой жест повторили идущие позади. Пригоршня сплюнул и сказал:

– Хорош паниковать. Нет там никого.

Теперь я и сам видел, что нет.

Наши шаги, отраженные стенами, громыхали, словно топало стадо слонов. Заходящее солнце слепило, косые оранжевые лучи, пробивая тоннель насквозь, скользили по потолку. Мы шагали вперед, щурясь, прикрывая глаза руками, и не сразу поняли, почему вдруг Айя вскрикнула и споткнулась, а Дар остолбенел и крикнул:

– К стенам! Живо!

Пригоршня рухнул на пол и взревел:

– Засада! Уйдите с линии огня!

Спецназовцы среагировали мгновенно, лишь Дар замешкался, оттаскивая раненую Айю. Будь я мародером, поставил бы людей на входе и на выходе, чтобы заблокировать жертв в тоннеле и перебить. Обернувшись, сразу же нажал на спусковой крючок – заряд выбил из скалы белую крошку, брызнувшую на показавшегося врага. Если попало в глаза, долго стрелять не сможет.

– Прорываемся вперед, – крикнул Пригоршня. – Иначе нам конец! Прикрывайте!

Он вдоль стены рванул к выходу, на бегу выхватывая чудом завалявшуюся гранату, я беспорядочно палил, чтобы противник побоялся высунуться. Молодец Пригоршня, хорошо придумал: надо оглушить врага, тогда появится шанс.

– Всем лечь! – взревел он, падая.

Я сполз, прикрыв голову руками. Громыхнуло, с потолка посыпались мелкие камешки. Сразу же вскочив, с пистолетом наготове рванул вдоль стенки к выходу, где осколки высекли белые выбоины. Перепрыгнул через спецназовца, заливающего кровью осевшую известковую пыль. Обогнул Дара, тащившего Айю, еле перебирающую ногами.

Солнце било прямо в глаза.

Черный силуэт Пригоршни накладывался на фигуру, закрывающую выход. Жужжал разряжающийся пистолет. Время будто застыло. Бесконечное мгновенье я не мог понять, кто падает: враг или Никита.

Они упали вместе. Я попытался выстрелить поверх, но пистолет лишь коротко прожужжал – и окончательно разрядился. Отряд отступал, отстреливаясь. Я поспешил к Пригоршне – наверное, он лишь ранен, вряд ли убит… Но на входе в тоннель никого не было, только тянулись в каменном крошеве два темных следа. Заряд ударил в известняковый потолок над моей головой, воздух наполнился мелкой пылью, я заморгал, пытаясь хоть что-то разглядеть, шарахнулся к стене, прижался.

Черт! Так же ослепил врага, а теперь сам попался! В глаза словно плеснули кипятком, слезы текли по щекам. Отправив бесполезный пистолет в кобуру, я сунул руку в карман в поисках носового платка. Пальцы нащупали нечто почти неосязаемое, лишь слегка плотнее воздуха.

«Невидимка». Я же совсем про него забыл!

Дар с Айей и остальные были уже близко. Меня они, естественно, не видели, да и вряд ли их интересовала судьба странного пришельца. Лица – белые, в меловых разводах из-за пота и пыли, хромает на левую ногу блондинка, прижимает обе руки к животу тот, что похож на Пьера Ришара. Эти люди не успели стать мне родными.

Остаться здесь, в тоннеле, и помочь им? Или бежать на поиски Пригоршни?

Да чем я им помогу, безоружный?

Глаза все еще пекло, но уже гораздо меньше. Все-таки известняк – не перцовый баллончик, а из него тоже приходилось в лицо получать.

В любом случае мне нужно было выбраться из ловушки, и выбраться осторожно. Я крался вдоль стены, готовый залечь. Дар остановился, напряженно вглядываясь в солнечный день из сумрака подземелья.

Навстречу ему ударила очередь, точнее, серия коротких импульсов из гаусс-винтовки. Дар бросился на землю, подминая Айю, остальные члены отряда упали рядом. Кажется, перекрыли оба выхода. Даже не кажется, а точно. Противника я по-прежнему не видел, только силуэты чуть ниже привычных. Обмельчал мародер…

Прикосновение к разуму было легчайшим – «торкнуло», как говорит Пригоршня. Воздействие тут же прекратилось, но успело зародить не сомнение – тень его. Что-то тут нечисто. Додумать я не успел. Выбор небогат: либо умирать вместе с аборигенским спецназом, либо выбираться самому и пытаться выручить живых.

Вдоль стены, пригнувшись, по-прежнему невидимый, я со всей возможной скоростью рванул вперед, попутно молясь всем известным и нескольким только что выдуманным богам удачи. Кажется, они услышали.

Реальный бой, да еще в замкнутом пространстве – штука не зрелищная. И, если применять гаусс-пистолеты, не очень шумная. Нам повезло: вырубленные древними своды выдержали перестрелку, но известняк уже похрустывал над головой, суля обвал. Я пулей вылетел из тоннеля, сбив стрелка с ног, и покатился с ним по склону холма вниз.

Небо, белые уступы скал, снова небо, камешки, царапающие щеку… я оседлал противника и сразу ударил его кулаком в лицо. Он дернулся и затих. Разглядывать не было времени: перекатиться, снова перекатиться, спрятаться за отдельно валяющейся известняковой глыбой. Поверженный закопошился, заворочался в пыли, удивленно озираясь. Удивишься тут: ниоткуда появился невидимка и избил тебя.

У выхода из тоннеля тем временем собрались его соратники.

Я присмотрелся. Одеты нападающие странно – если аборигены предпочитали рубахи и брюки серого цвета, то мародеры носили зеленые защитные комбинезоны. Здесь, в долине, такие уместны, они наверняка выполняли маскировочную функцию в благословенные времена до ядерной зимы.

Противники были вооружены гаусс-оружием непривычной модификации. Винтовки казались массивнее и более старыми, что ли – угловатые, черные, но с пятнами ржавчины. Многие приклады, видно, реставрировались: деревянные накладки, заплаты из другого материала. Впрочем, мародеры всегда вооружены хуже регулярной армии… Разграбили древний склад? Видимо, да. Мне не помешала бы сейчас винтовка. Я заозирался в поисках оружия сбитого с ног противника, но он ее выронил во время падения. Не повезло.

Лица мародеры скрывали под повязанными по самые глаза банданами той же камуфляжной расцветки. Не хотят, чтобы их узнали?

Они не переговаривались, но как-то коммуницировали – это было понятно по слаженности работы. Я предположил наличие у мародеров скрытых гарнитур, позволяющих не перекрикиваться в голос.

Поверженный мной враг поднялся на четвереньки, закашлялся и стянул бандану – она пропиталась кровью из разбитого носа. Что-то с его лицом было не так. Сначала я не понял, а когда понял – остолбенел.

Нападавшие не были мародерами! По крайней мере, они не были людьми: передо мной вытирал струящуюся по укороченной верхней губе кровь манипулятор. Мощная шея, квадратная ряха, глубоко посаженные поросячьи глазки. Теория, стройная и правдоподобная, сложилась моментально: нечисть выжила из долины когда-то промышлявшую здесь банду мародеров. Естественно, манипуляторы вооружились знаниями людей – так уже было в истории этого мира. А переняв опыт, твари сами начали устраивать засады.

Покрывшись липким потом, я нащупал «луну», защиту от ментального воздействия. Пока манипуляторы не подчинили мой разум (зато стало понятно, что «торкало» в голову) – то ли по каким-то причинам не хотели, то ли я более-менее устойчив к воздействию.

Но остальные? Почему нечисть медлит перед тоннелем, они же могут просто заставить людей выйти?!

Нужно действовать, но я не понимал, как. Судя по выстрелам, доносящимся из тоннеля, ряды спецназа поредели, но люди не сдавались. Черт, а где же Пригоршня? Я осмотрелся. По логике, далеко его уволочь (о чем свидетельствовали кровавые следы) не могли. Да и зачем вообще манипуляторам утаскивать напарника? Осторожно, стараясь не шуметь, я подобрался поближе.

Беззвучное совещание как раз подошло к концу. Один из нападающих скользнул к холму чуть левее входа и что-то прикрепил на белый камень стены. Через секунду манипуляторы, по мысленной команде, развернулись и бросились вниз по склону, не забывая оборачиваться и постреливать в сторону выхода.

В детстве говорили «доходит, как до жирафа» – именно таким тормозом я себя и почувствовал. Стоял, глазами хлопал, силясь сообразить, кто виноват и как быть дальше, когда рвануло. Узнай, что я в «коробочке» взрывчатку не опознал, Пригоршня меня бы прибил.

Взрыв был направленный – не знаю, как неразумные манипуляторы умудрились рассчитать заряд, наверное, опять-таки воспользовались чужими знаниями. Вход обвалился.

До этого мне не приходилось видеть горновзрывных работ. Пасть тоннеля будто захлопнулась – в облаке мелкой пыли не разобрать было, что именно происходит, но грохот стоял страшный. Только что передо мною чернела дыра, теперь на этом месте клубилась пыль. Когда она немного рассеялась, стало видно, что выход завален неравномерным нагромождением разномастных глыб – красноватых, оранжевых, зеленых на сколе – известняк только казался благородно-белым. Завал был плотным, основательным, но еще не улегся, мелкие камни и обломки покрупнее скатывались вниз…

Там же люди!

Я растерялся. Безоружный, защищенный только от пси-воздействия и досужих взглядов, я ничего не мог сделать. Манипуляторы, тем временем, приблизились к тоннелю. Подрывник осмотрел дело рук своих. Они постояли рядом, совещаясь, и неторопливо двинулись в сторону кустов, припорошенных пылью.

Я крался следом. Невидимость – не значит незаметность, поэтому старался ступать не по камням, а по пятнам мха, приглушающим шаги. С расстояния метров в пять было отчетливо видно происходящее. По-прежнему молча, нечисть разобрала оружие, а потом один из них нырнул в кусты и что-то выволок наружу.

Что-то большое, больше манипулятора, и тяжелое.

Пригоршню.

Напарник был без сознания или мертв – он не сопротивлялся. Снова короткое совещание, и трое манипуляторов, достав веревки, связали пленного. От сердца отлегло: значит, жив.

Один против полутора десятков противников я был бессилен. Оставалось только скрипеть зубами и наблюдать, дожидаться удобного момента. Враги построились, подхватили Никиту и пошли прочь, взбираясь выше по склону холма – по огромным, выбитым в камне предками ступеням. Тоннель завален, а из долины больше нет короткого пути. Я рванул было за ними – и остановился. Мне показалось, кто-то кричит под завалом.

Неужели они выжили? Но почему не спешат к другому выходу, тоннель-то сквозной? Может быть, ранены?

Вообще-то это – не мои проблемы, моя проблема – вон, болтается в лапах манипулятора. Черт знает, куда они волокут напарника. Но уж точно не оказывать ему медицинскую помощь.

И о чем мы только думали! Когда заметили слежку, доверились проводникам!

Думали. Стоп, Химик, одернул я себя. Руками махать и героя изображать – это к Пригоршне, а ты у нас умный. О чем кто думает, между прочим, легко можно выяснить.

Адреналин все еще бродил в крови, сердце стучало как сумасшедшее, пальцы дрожали. Только выбросом гормона стресса и можно объяснить то, что я впервые с начала перестрелки вспомнил о «миелофоне». Артефакт, в отличие от прочего снаряжения и оружия, был при мне. Манипуляторы шли медленно, я легко мог догнать их, несколько минут ничего не решали.

Стоило воспользоваться артефактом – и замершая после боя долина наполнилась голосами. Бубнили манипуляторы – даже не бубнили, а обменивались картинками: дорога, уступ, поставить ногу, нести тяжело, дышит. Пригоршня был жив – он не думал словами, но я чувствовал присутствие напарника. Без сознания, да, но жив. В намерениях манипуляторов нет агрессии – скорее, тупая покорность, бережливость даже. Донести. Живым. Дышит – хорошо. Очнется – опасно. Не очнется пока. Позже. В должном месте…

Больно, мамочка, больно!

Беззвучный вопль Айи оглушил. От неожиданности я сел на прохладный камень. Ладони вспотели, перед глазами поплыло – столько боли, столько отчаяния было в этом крике.

Темно, больно, Дар, где Дар, Дар, где ты?!

Я пытался абстрагироваться: это не со мной, я просто слышу девушку. Она ранена, она в темноте заваленного тоннеля… В полной темноте, значит, второй выход взорвали тоже. С телепатической связью, с единым сознанием роя манипуляторов – вполне вероятно.

Надо догнать отряд нечисти, проследить, куда несут Пригоршню, а там я сориентируюсь и раздобуду оружие. Они меня не видят и не могут воздействовать на разум, я справлюсь.

Дар, Дар, где Дар? Дар, где ты? Помоги, пожалуйста, помоги мне!

Рука, сжимающая «миелофон», отказывалась разжиматься. Будто так, подслушивая мысли Айи, я мог ей помочь, уменьшить боль и отчаяние. Она умирает там, за завалом. И будет умирать долго – раненая, лишенная воды и света.

Химик, сказал я себе, ты же старый циник. На войне, как на войне. Твоя задача – отбить Никиту и вернуться домой, это – не твоя война и не твои друзья. Отпусти артефакт и топай следом за манипуляторами. Ну же, давай!

Однако то ли запасы цинизма иссякли, то ли я слишком хорошо почувствовал, каково это – оказаться погребенным заживо. В последний раз глянув на манипуляторов (они по-прежнему не спешили и не желали Никите зла), я убедился, что сумею их догнать по следам. Заставил себя выпустить «миелофон» и поспешил обратно, к завалу.

Следующие полчаса нельзя назвать самыми увлекательными в моей жизни. Ворочать каменные глыбы голыми руками, рискуя быть заваленным – то еще занятие. Интеллектуальное. Периодически я прерывался, чтобы послушать мысли Айи и выяснить: стараюсь не зря, она жива. Когда решил, что нечисть ушла достаточно далеко, я принялся звать девушку вслух, разговаривать с ней, надеясь, что мое ободряющее бормотание пробивается сквозь толщу известняка:

– Айя, держись, я рядом, я тебе помогу.

Шли минуты и все дальше уходили манипуляторы с беспомощным Никитой. Но я уже не мог отступить. Мне казалось – Айя отвечает, зовет, и бросить ее сейчас – не предательство, а много хуже.

Сталкеры не верят в карму, но верят в возмездие. Зона справедлива, и воздает по заслугам. Брошу Айю – не видать мне удачи. И пусть здесь не Зона, но, наверное, человечность остается человечностью во всех мирах.

В какой-то момент, прикоснувшись к артефакту, я услышал другой голос.

Выбраться. Ноги. Раздавило? Истек бы кровью. Просто привалило. Не паниковать. Где Айя?

Я с трудом узнал Дара и обрадовался: с помощью командира отряда я легче отыщу Никиту. Заработал быстрее. Айя умолкла, но все еще была жива. Завал нужно было разбирать сверху, скидывая камни вниз. Болели содранные пальцы, в горле першило от пыли, хотелось пить, ноги не держали, но я продолжал работать. Наконец, вверху образовалась щель, из нее потянуло прохладным воздухом тоннеля. Я приблизил лицо к отверстию и позвал:

– Дар! Это Химик! Слышишь меня?

Он долго молчал, и я успел усомниться: а слышал ли голоса? Может, меня контузило и все это причудилось, а спецназовцы давно мертвы?

– Химик? – прохрипел командир. – Здесь Айя… Мне придавило ноги…

– Я вас вытащу. Айя жива, я знаю. Потерпи. Разговаривай со мной, слышишь? Чтобы не потерять сознание. Болит?

Болтая, я продолжал каторжный труд, аж взмок, несмотря на прохладный воздух.

– Не болит. Шок. Ты один?

– Успел выскочить. Пригоршню схватила нечисть.

– Нечисть? – вяло удивился он.

Голос Дара «поплыл». Этого еще не хватало: раскопать завал и обнаружить труп.

– Да, это были не мародеры.

– Не может быть. Нечисть неразумна. Чужие знания…

– Наверное, ты прав. Говори, Дар, говори. Ты далеко от входа?

– Да. Иначе бы… Я дальше. Тут упала плита. Я под ней. Наполовину. Айя?

Коснулся «миелофона»: от Айи остался только слабый отголосок страдания.

– Без сознания, но жива.

– Она должна быть недалеко. Я не отпускал ее. Взрывом… Раскидало…

– Не молчи! Говори!

Щель между завалом и потолком была уже достаточно большой, и я мог рискнуть проникнуть внутрь. Тоннель поскрипывал. Никогда до этого я не слышал подобного звука: многотонные глыбы терлись друг об друга, грозя рухнуть. Волосы на руках встали дыбом. Инстинкты взбунтовались, не пуская внутрь, в темноту. Я задышал медленно, под счет, стараясь обуздать первобытный страх.

Фонарик всегда был при мне – на клипсе в кармане. Батарейки подсели, но он еще работал. Слабый луч высветил то, что осталось от тоннеля.

Глыбы разной величины усеивали некогда ровный пол, и не понять было, можно ли еще пройти тоннель насквозь. Дара я увидел почти сразу – он действительно очутился не под основным завалом, а чуть глубже. Ноги его ниже колен придавила огромная плоская плита. Видимо, она лежала не на земле, а на камнях поменьше – и только поэтому Дар был жив.

– Дар! – позвал я и полез внутрь.

Камни поддавались под руками и ногами, норовили разъехаться, я балансировал, полз медленно, проверяя каждое движение и замирая, как только завал шевелился подо мной. Словно усмирял дикое животное – огромное, неповоротливое, но опасное.

– А. Химик. Больно мне.

Я чуть не упал, но удержался, постарался сосредоточиться на пути. Не хватало еще упасть и переломать кости… Черт, а рюкзак с остальными артами и аптечкой где-то под завалом, иначе я бы вылечил его.

– Больно. Раздавило. Не спеши.

Но я спешил, конечно же. Хорошо, судьба была благосклонна, и через несколько минут я благополучно спустился. Посветил на Дара. О том, чтобы снять плиту, не могло быть и речи. Командир правильно истолковал мой взгляд.

– Меня потом. Успеешь. Найди Айю.

По его восковому, желтому лицу струйками стекал пот. Дар до крови прокусил нижнюю губу.

– Найди, – повторил он. – Я не умру. Ее только…

– Конечно, ты не умрешь, – я выдавил улыбку. – Сейчас найдем твою Айю.

Чем ближе к человеку – тем «громче» слышно его через «миелофон». Я надеялся отыскать еще кого-то из команды, но все, кроме Дара и Айи, сгинули под завалом. Девушка была еще жива, она бредила – я ловил обрывки кошмаров, ощущение давящей темноты. Поиски в загроможденном тоннеле напоминали детскую игру в «горячо-холодно», и времени, прежде чем я отыскал раненую, прошло довольно много.

Она лежала у стены. В отличие от Дара, Айю не завалило камнями – только щебенка набилась в волосы. Видимо, ранение, которое она получила в перестрелке, было довольно тяжелым: девушка свернулась калачиком и только мелко вздрагивала. Вокруг нее расползалась черная лужа крови. Судя по ее количеству, Айя вряд ли придет в себя.

Вспомнив все, чему научился в Зоне, я осторожно развернул девушку на спину. Заряд гаусс-ружья попал в живот… С такими ранами умирают долго и мучительно, а помочь в полевых условиях нечем. Острое чувство дежавю: Энджи, убитая натовцами, Искра, едва не замученная нечистью. И арта нет, чертова судьба!