Ветер сквозь замочную скважину Кинг Стивен
— Нет, путник, — ответила Дария. — Они ядовитые. Если даже пыльца с них попадет на твою кожу, ты умрешь в корчах. Советую тебе быть крайне осторожным.
Этому совету Тим последовал и даже задержал дыхание, проходя мимо этой убийственной рощицы, таящей коварную, солнечную на вид смерть.
К концу третьего дня он очутился на краю узкой расселины, в которой виднелась бездна глубиной с тысячу футов или более. Он не видел дна, потому что его заслоняли парящие в воздухе белые цветы. Их было так много, что сначала он принял их за упавшее на землю облако. Снизу к нему поднимался невероятно сладостный аромат. Через бездну был перекинут каменный мост, на противоположном конце проходящий через водопад, в котором отражался кроваво-красный закат.
— И я должен по нему перейти? — слабым голосом спросил Тим. Мост на вид был не шире амбарной балки… а в середине — и ненамного толще.
Ответа от Дарии не последовало, но ровно горящий зеленый огонек сам по себе был ответом.
— Может, лучше утром, — сказал Тим. Он знал, что не заснет, думая об этом мосте, но не хотел рисковать и идти по нему в конце дня. Сама мысль о том, чтобы преодолевать последнюю часть опасного пути в темноте, внушала ужас.
— Я советую перейти сейчас, — откликнулась Дария, — и продолжать путь к Догану Северолесного Киннока с возможно большей скоростью. Обходной путь уже невозможен.
Глядя на пропасть и ненадежный мостик, Тим и без голоса из диска понимал, что обходной путь уже невозможен. Но все же…
— Почему нельзя подождать до утра? Уж конечно, это будет безопаснее.
— Директива номер девятнадцать. — Диск издал щелчок, громкостью превосходивший все звуки, которые Тим до сих пор от него слышал, и Дария добавила, — Но я советую поспешить, Тим.
Он несколько раз просил ее называть его по имени, а не «путником». Сейчас она впервые исполнила его просьбу, и это его убедило. Тим оставил корзинку болотников, — не без сожаления, — потому что боялся, что она помешает ему сохранять равновесие. Он засунул последнюю пару бутеров под рубашку, закинул бурдюк за спину, потом убедился, что четырёхзарядник и топор его отца на своих местах, на обоих его бедрах. Мальчик подошел к каменному мостику, взглянул вниз на облака белых цветов и увидел, что их коснулись первые вечерние тени. Он представил, как делает неверный шаг, которого уже не поправишь; увидел, как размахивает руками в бесплодных попытках удержать равновесие; почувствовал, как ноги сперва соскальзывают с камня, а потом бегут по воздуху; услышал свой крик, когда падение началось. У него будет несколько мгновений, чтобы пожалеть о той жизни, которую он мог бы прожить, а потом…
— Дария, — спросил он тихо и устало, — а без этого никак?
Ответа не последовало; это и был ответ. Тим сделал первый шаг над пропастью.
Каблуки его башмаков громко стучали по камню. Ему не хотелось смотреть вниз, но выбора не было; если он не будет смотреть, куда идет, — он обречен. В начале каменный мост был шириной с деревенский проселок. Но к тому времени, как Тим достиг середины, — как он и боялся, хотя надеялся, что глаза его подвели, — мост сузился до ширины его ботинок. Он попытался идти, раскинув руки, но ветер снизу, из пропасти, раздул его рубашку так, что Тим почувствовал себя воздушным змеем, готовым подняться в воздух. Он опустил руки и пошел дальше, ставя ноги одна впереди другой, покачиваясь из стороны в сторону. Он уверился, что сердце его отстукивает свои последние мгновения, а в его мозгу проносятся последние отрывочные мысли.
«Мама так никогда и не узнает, что со мной случилось».
На середине мост был уже всего и тоньше всего. Тим чувствовал ступнями его хрупкость и слышал, как ветер играет на дудке-камертоне под его выветренным исподом. Теперь каждый раз, делая шаг, он вынужден был переносить ногу над пропастью.
«Не замирай», говорил он себе, но знал, что если заколеблется, то как раз это и сделает. Потом он увидел краем глаза какое-то движение внизу — и заколебался.
От цветов поднимались длинные кожистые щупальца. Сверху они были синевато-серые, а с изнанки — розовые, как обожженная кожа. Они тянулись вверх, к нему, танцуя и извиваясь, — сначала два, потом четыре, потом восемь, потом целый лес.
Дария повторила:
— Я советую поспешить, Тим.
Он принудил себя двигаться дальше. Сначала медленно, но тем быстрее, чем ближе были щупальца. Уж конечно, ни один зверь не мог дотянуться до него за тысячу футов, каким бы чудовищно огромным ни было тело, скрывающееся за цветами, но когда Тим увидел, как щупальца утончаются и тянутся еще выше, он заторопился. А когда самое длинное добралось до обратной стороны моста и поползло по нему вверх, он побежал.
Водопад — теперь уже не красный, а блеклый розовато-оранжевый — грохотал впереди. Холодные брызги усеяли его разгоряченное лицо. Тим почувствовал, как что-то коснулось его ботинка в поисках добычи, и бросился вперед, в воду, с нечленораздельным криком. На секунду он ощутил ледяной холод, обнявший его тело, как перчатка, — и оказался по другую сторону водопада, снова на твердой земле.
Одно из щупалец просунулось следом. Оно встало дыбом, как змея, роняя капли воды… и уползло обратно.
— Дария, с тобой все в порядке?
— Я водонепроницаемая, — ответила Дария, и в ее голосе прозвучало что-то подозрительно похожее на самодовольство.
Тим поднялся и огляделся. Он был в маленькой каменистой пещере. На одной стене краской, когда-то, возможно, красной, но с годами (или веками) вылинявшей до тусклой ржавчины, была нанесена загадочная надпись:
ИОАНН 3:16
БОЙСА АДА НАДЕЙСА НА РАЙ
ЧЕЛОВЕК-ИИСУС
Впереди него была короткая каменная лестница, освещенная тускнеющим закатным светом. По одну сторону от нее были свалены жестянки и обломки сломанных механизмов — пружинки, проволока, битое стекло, куски зеленых досок, покрытые металлическими загогулинами. По другую сторону лестницы был ухмыляющийся скелет с чем-то похожим на древнюю флягу на груди. «Привет, Тим!», казалось, говорила его ухмылка. «Добро пожаловать на край света. Хочешь глоточек пыли? У меня ее полным-полно!»
Тим поднялся по лестнице, прошмыгнув мимо скелета. Он прекрасно знал, что тот не оживет внезапно и не попытается схватить его за ногу, как щупальца из цветов; мертвое мертво. И все-таки прошмыгнуть показалось ему безопаснее.
Поднявшись, Тим увидел, что тропа снова уходит в лес, но ненадолго. Впереди, не очень далеко, гигантские деревья расступались, и длинный, длинный подъем заканчивался поляной, куда больше той, на которой танцевали путаники. На поляне вздымалась в небо огромная башня из металлических балок. На ее верху мигал красный свет.
— Ты почти достиг места назначения, — сказала Дария. — Доган Северолесного Киннока находится в трёх колесах впереди, — снова раздался этот щелчок, еще громче, чем раньше. — Тебе правда надо поспешить, Тим.
Пока Тим разглядывал башню с ее мигающим светом, снова налетел ветер, который так напугал его на каменном мосту. Только на этот раз он дохнул на Тима холодом. Мальчик взглянул на небо и увидел, что облака, лениво тянувшиеся к югу, теперь неслись как бешеные.
— Дария, это же ледовей, да? Ледовей идет.
Дария не ответила, но Тиму и не нужен был ответ.
Он пустился бежать.
Когда Тим, наконец, достиг поляны, на которой стоял Доган, он уже еле дышал и вместо бега шел быстрым шагом, несмотря на то, что время поджимало. Ветер все крепчал и бил ему в спину, а где-то в вышине зашептались ветви железных деревьев. Пока что было тепло, но Тим думал, что долго это не продлится. Ему позарез нужно было найти укрытие, и он надеялся найти его в этом самом Догане.
Но выйдя на поляну, Тим едва удостоил взглядом круглое, с металлической крышей, здание, стоявшее у подножья этой костлявой башни с мерцающим огнем на вершине. Внимание Тима привлекло кое-что другое, да так, что ему осталось только затаить дыхание.
«Глазам своим не верю… Неужели мне это не мерещится?»
— О, боги, — прошептал он.
Пересекавшая поляну тропа была вымощена каким-то темным и гладким материалом, таким блестящим, что в нем отражались танцующие на ветру деревья и красноватые от закатного солнца облака над головой. Заканчивалась тропа скалистым обрывом. Казалось, что там заканчивается весь мир и начинается снова в ста колесах оттуда. А в промежутке зияла огромная бездна в которой порывы ветра носили туда-сюда опавшие листья. Носились в ней и ржавки: их нещадно терзали воздушные вихри и потоки. Некоторые ржавки были явно мертвы — ветер вырвал крылья из их маленьких тел.
Но не бездна и не мертвые птицы приковали внимание Тима. Слева от металлической тропы, футах в трёх от того места, где мир обрывался в бездонное ничто, стояла круглая клетка со стальными прутьями. Перед ней валялось перевернутое жестяное ведро, которое Тиму было очень уж хорошо знакомо.
В центре клетки была дыра, а вокруг нее медленно прохаживался огромный тигр.
Завидев уставившегося на него с открытым ртом мальчика, тигр подошел к прутьям. Глаза у него были размером с мячи для травбола, но не синие, а блестящие и зеленые. На шкуре темно-оранжевые полосы сменялись полуночно-черными. Уши встопорщены. Пасть раскрыта в оскале, обнажившем длинные белые зубы. Тигр взрыкнул. Звук получился низким и тихим, как если бы разрывали по шву шелковую рубашку. Возможно, было это приветствием, но Тим почему-то в этом сомневался.
Шею тигра обвивал серебряный ошейник, с которого свисали два предмета. Один походил на игральную карту, второй — на странной, искривленной формы ключ.
Тим понятия не имел, сколько времени от так простоял под взглядом этих сказочных изумрудных глаз, и сколько еще простоял бы, если бы нависшая над ним опасность не напомнила о себе серией глухих взрывов.
— Что это?
— Деревья по другую сторону Большого Каньона, — ответила Дария, — быстрые и резкие изменения температуры заставляют их взрываться. Ищи укрытие, Тим.
Ледовей, не иначе:
— Когда он будет здесь?
— Меньше, чем через час, — снова послышался громкий щелчок, — мне, возможно, придется отключиться.
— Нет!
— Я нарушила Директиву Девятнадцать. В свое оправдание могу сказать, что прошло слишком много времени с тех пор, как я в последний раз с кем-то разговаривала, — послышалось громкое «клик!», а потом тревожное и зловещее «кланк!».
— А что делать с тигром? Он — Страж Луча? — Тим ужаснулся, как только произнес эту мысль вслух. — Я не оставлю Стража Луча на расправу ледовею!
— Этот конец Луча охраняет Аслан, — сказала Дария, — Аслан — лев, и если он все еще жив, то находится далеко отсюда, в стране вечных снегов. А тигр… Директива Девятнадцать! — с громким щелчком Дария преодолела Директиву (чего ей это стоило, Тим не знал).
— Этот тигр — магия, о которой я говорила. Забудь. Ищи укрытие! Удачи, Тим. Ты был моим др…
На этот раз вместо щелчков и лязгов послышался жуткий хруст. Из диска повалил дым и зеленый огонек погас. — Дария!
Тишина.
— Дария, вернись!
Но Дария не вернулась.
Звуки канонады раскалывающихся деревьев все еще слышались издалека, из-за того огромного разрыва в ткани мира, но они, без сомнения, приближались. А ветер все крепчал и становился холоднее. Высоко в небе проносились последние облака. За ними начиналась жуткая фиолетовая гладь, на которой появлялись первые звезды. Шепот ветра в ветвях железных деревьев перерос в хор тяжких вздохов, словно бы они знали, что их долгие жизни подходят к концу. Великий дровосек приближался, размахивая своим ветряным топором.
Тим еще раз взглянул на тигра, который возобновил свою неторопливую прогулку, словно бы говоря, что особого внимания Тим не стоит. Потом ринулся к Догану. Маленькие круглые окошки из настоящего (и очень толстого на вид) стекла шли по его периметру на уровне головы Тима. Дверь была металлической. Ни ручки, ни засова, только лишь маленькое, словно узкий рот, отверстие. Над ним на ржавой стальной табличке было написано:
OOO СЕВЕРНЫЙ ЦЕНТР ПОЗИТРОНИКИ
Северолесной Киннок
Узловой Квадрант
АВАНПОСТ 9
Уровень доступа: низкий
ИСПОЛЬЗУЙТЕ КЛЮЧ-КАРТУ
Тим с трудом прочитал надпись, потому что сделана она была на странной смеси высокого и низкого слогов. А вот то, что было накарябано ниже, Тим понял без труда: Здесь все мертвы.
На пороге двери лежал ящичек, похожий на тот, в который мама Тима складывала всякую всячину, но только металлический, а не деревянный. Тим попытался его открыть, но он был заперт. На нем были выгравированы какие-то непонятные Тиму буквы. Была еще замочная скважина в форме буквы , но без ключа. Тим попытался поднять ящичек, но не смог — его, похоже намертво прибили к земле.
В лицо Тиму ударила мертвая ржавка. В бурлящих потоках воздуха проносились другие. Некоторые врезались в Доган и падали у ног мальчика.
Тим еще раз прочитал последние слова на табличке: «ИСПОЛЬЗУЙТЕ КЛЮЧ-КАРТУ». Даже если до этого он толком не знал, что это такое, узкая щель в двери служила достаточной подсказкой. И Тим, кажется, знал, как эта ключ-карта выглядит, потому что вроде бы видел ее рядом с ключом, который явно подходил к замочной скважине в форме буквы Высокого Слога на металлическом ящичке. Два эти ключа — и возможное спасение — висели на шее у тигра, который мог сожрать мальчика в три укуса, а поскольку еды Тим в клетке не видел, то вполне мог обойтись и двумя.
Все это начинало казаться Тиму шуткой, над которой может посмеяться только очень жестокий человек. Например, такой, который воспользуется коварной феей, чтобы заманить мальчика в опасные топи.
Что же делать? Может ли он вообще сделать хоть что-нибудь? Тиму так хотелось спросить Дарию, но он жутко опасался, что его дисковая подруга — фея добрая, в отличие от злой феи Сборщика — погибла в борьбе с Директивой Девятнадцать.
Тим медленно подошел к клетке, пригибаясь от бьющего ему в лицо ветра. Тигр заметил его, обошел дыру в центре и встал у двери. Опустил голову и вперил в мальчика свои мерцающие глаза. Ветер ерошил его мех, отчего казалось, что полосы на шкуре извиваются и меняются местами.
Жестяное ведро, которое давным-давно должен был унести ветер, так и валялось на земле. Казалось, что его, как и ящичек, пригвоздили к месту.
«То самое ведро, которое он оставил мне дома, чтобы показать мне лживые видения и заставить меня поверить в них».
Да, все это оказалось шуткой, и под ведром Тим найдет, в чем же ее соль, какую-нибудь фразочку вроде «Я ж не могу виловать сено ложкой» или «Ну я ее перевернул и разогрел с другого боку», от которой люди хохотали бы до упаду. Но если уж все кончено, то почему бы и нет? Можно и посмеяться напоследок.
Тим поднял ведро. Думал, что обнаружит под ним волшебную палочку Сборщика, но не тут-то было. Шутка оказалась еще смешнее: под ведром лежал ключ, на этот раз большой и с красивыми узорами. Как и сборщикова чаша с видениями и тигриный ошейник, ключ был серебряным. А еще к нему привязали ниткой какую-то записку.
За пропастью деревья продолжали ухать и кряхтеть. Из бездны повалили гигантские тучи пыли, которые тотчас же разносились на ветру, словно дым.
Записка Сборщика была краткой:
Здравствуй, смелый и находчивый юноша! Добро пожаловать в Северолесной Киннок, который когда-то называли Вратами Внешнего Мира. Здесь я оставил тебе страшно неудобного и ОЧЕНЬ голодного Тигра! Но, как ты уже догадался, ключ к УБЕЖИЩУ висит у него на шее. Также ты, наверное, догадался, что ключ у тебя в руках открывает клетку. Воспользуйся им, если осмелишься! Передавай привет Маме (которую ОЧЕНЬ СКОРО навестит ее новый муж). Все еще твой покорный слуга!
РФ/МБ
Человека (да и человека ли?), оставившего Тиму эту записку, трудно было чем-то удивить, но он, наверное, удивился бы, завидев улыбку на лице мальчика, когда тот поднялся с ключом в руке и отфутболил ведро. Ведро поднялось в воздух, и его унес ветер, ставший к тому времени почти ураганом. Дело свое оно сделало, и теперь вся магия из него улетучилась.
Тим посмотрел на тигра. Тигр посмотрел на него. Казалось, он не обращает никакого внимания на назревающий шторм и лишь медленно махает туда-сюда хвостом.
— Он думает, что я сгину в урагане или умру от холода прежде, чем решусь приблизиться к твоим зубам и когтям, но вот этого, он, похоже, не учел. — Из-за пояса Тим достал четырёхзарядник. — Против тварей в болоте он сработал, и я уверен, что сработает и против тебя тоже, сай Тигр.
Вновь Тим поразился, как правильно и естественно оружие сидит в его руке. Роль его проста и понятна: оно хотело лишь стрелять. И сейчас, держа его в руках, Тим тоже хотел только этого.
Хотя…
— Да нет, знает он про оружие, — сказал Тим и улыбнулся еще шире, еле чувствуя, как раздвигаются уголки рта, потому что кожа на его лице начала неметь от холода. — Знает прекрасно. Знал ли он, что я зайду так далеко? Наверное, нет. А если знал, то подумал ли, что я застрелю тебя, чтобы выжить? Почему бы и нет? Он бы так и сделал. Но зачем посылать мальчика? Зачем, если сам он перевешал тысячи людей, перерезал сотни глоток и пустил по миру бог знает сколько несчастных вдов, таких, как моя мама? Сможете ответить, сай Тигр?
Но тигр лишь смотрел на него, голова опущена, хвост медленно мотается из стороны в сторону.
Одной рукой Тим вернул за пояс четырёхзарядник, а второй засунул украшенный узорами серебряный ключ в замок на двери клетки:
— Сай Тигр, я предлагаю сделку. Дайте мне воспользоваться ключом на вашей шее, чтобы открыть дверцу вон того убежища, и мы оба выживем. Но если вы меня разорвете в клочья, то мы оба погибнем. Смекаете? Если смекаете, дайте знать.
Тигр не дал. Он просто продолжал смотреть.
Но Тим особо и не надеялся, да и не важно это. Захочет бог — будет и вода.
— Я люблю тебя, мама, — сказал он и повернул ключ. Со стуком отодвинулись древние засовы. Тим рывком открыл дверь. Заскрипели петли. Тим сделал шаг назад, положив руки на пояс.
Несколько мгновений тигр стоял на месте, словно раздумывая. Затем вышел из клетки. Они рассматривали друг друга под лиловым небом, пока вокруг них выл ветер, а взрывы подбирались все ближе. Они рассматривали друг друга, как стрелки. Тигр пошел вперед. Тим сделал шаг назад, но понял, что если сделает еще один, то нервы его не выдержат и он бросится наутек. Поэтому он остался там, где стоял.
— Идите сюда. Я Тим, сын Большого Джека Росса.
Вместо того, чтобы разорвать ему глотку, тигр присел и поднял голову, обнажив свой ошейник и висящие на нем ключи.
Тим не колебался. Позже он сможет позволить себе роскошь поудивляться, но не сейчас. Ветер крепчал с каждой секундой, и если он не поторопится, то ураган подхватит его и бросит на деревья, где, скорей всего, насадит на ветку, как на кол. Тигр потяжелее его, но скоро и он разделит его судьбу.
Ключ, похожий на карточку, и ключ, похожий на , были припаяны к серебряному ошейнику, но расстегнуть его было нетрудно. Тим нажал на вмятины, и ошейник упал. Мальчик еще успел заметить, что тигр остался в ошейнике — из розовой шкуры, на которой вытерлась вся шерсть, — но в следующий миг он уже спешил к металлической двери Догана.
Он вставил карточку в щель. Ничего не произошло. Он перевернул ее и попытался вставить другим концом. Снова ничего. Порыв ветра, как гигантская холодная рука, впечатал Тима в дверь, разбив ему нос. Он отступил, перевернул карточку вверх ногами и попробовал снова. По-прежнему ничего. Тим внезапно вспомнил, что сказала Дария — неужели это было всего три дня назад? «Зарядная станция у Догана на Северолесном Кинноке не работает». Пожалуй, теперь Тим понял, что это значило. Хотя огонь еще вспыхивал на металлической башне, но здесь, внизу, питавшие Доган искры иссякли. Он не побоялся тигра, и тигр его не съел, но Доган был заперт. Им все равно предстояло здесь умереть.
Шутка закончилась, и где-то далеко человек в черном смеялся.
Тим обернулся и увидел, что тигр толкает носом металлическую коробку с гравировкой наверху. Зверь взглянул на него и снова ткнулся в коробку.
— Ладно, — сказал Тим. — Почему бы нет?
Он наклонился и оказался так близко к тигру, что почувствовал теплое дыхание зверя на своей замерзшей щеке. Он попытался вставить ключ в виде буквы. Ключ вошел в замок как по маслу. На мгновение ему ясно вспомнилось, как он вставлял ключ, данный ему Сборщиком податей, в сундук Келлса. Потом он повернул тот ключ, что держал в руке, услышал щелчок и поднял крышку, надеясь найти там спасение.
Вместо этого он обнаружил три предмета, которые показались ему абсолютно бесполезными: большое белое перо, маленькую коричневую бутылочку и простую хлопковую салфетку вроде тех, которыми застилают длинные столы позади зала собраний в Листве на ежегодных обедах в честь Жатвы.
Сила ветра уже превзошла ураганную. Проходя через пересекающиеся балки металлической башни, он издавал призрачные стенания. Перышко взлетело над коробкой, но прежде чем его унесло бы ветром, тигр вытянул шею и ухватил его зубами. Он повернулся к мальчику, протягивая ему перо. Тим взял его и, не задумываясь, засунул за пояс рядом с отцовским топором. Он начал отползать от Догана на четвереньках. Налететь на дерево и быть пронзенным веткой — не самая приятная смерть, но все же это лучше (или хотя бы быстрее), чем оказаться прижатым к стене Догана, чтобы смертоносный ветер по капле выдавливал из него жизнь, пробираясь через кожу к внутренностям и обращая их в лед.
Тигр зарычал, будто кто-то медленно рвал шелковую тряпицу. Тим начал было оборачиваться и снова врезался в Доган. Он пытался вдохнуть, но ветер продолжал запечатывать его рот и нос.
Теперь тигр держал в зубах салфетку. Сумев, наконец, набрать в легкие воздуха (обжегшего ему глотку холодом), Тим увидел нечто удивительное. Сай Тигр держал салфетку за уголок, и она увеличилась в размерах вчетверо.
«Этого не может быть».
Но он видел это своими глазами. Если глаза — из которых теперь текли слезы, замерзающие на щеках, — его не обманывали, салфетка в зубах тигра выросла до размеров полотенца. Тим протянул к ней руку. Тигр не отпускал салфетку, пока не убедился, что Тим надежно ее ухватил. Вокруг них ревел ураган. Теперь он был так силен, что даже шестисотфунтовому тигру приходилось прилагать усилия, чтобы удержаться на ногах, но салфетка, превратившаяся в полотенце, безжизненно висела в руках Тима, как будто вокруг царил штиль.
Тим уставился на тигра. Тот тоже смотрел на него, явно пребывая в совершеннейшем мире с собой и беснующимся миром вокруг него. Мальчик поймал себя на мысли о жестяном ведре, которое для видений оказалось не менее подходящим, чем серебряная чаша Сборщика податей. «В правильных руках», как сказал тот, «любая вещь может стать волшебной».
Может быть, даже простая хлопковая тряпка.
Она по-прежнему была сложена вдвое — по меньшей мере вдвое. Тим снова развернул ее, и полотенце превратилось в скатерть. Он держал ее перед собой, и хотя по обе стороны от него продолжал яриться ураган, между его лицом и свисающей тканью царил полный штиль.
И тепло.
Тим взял в обе руки скатерть, бывшую салфетку, встряхнул ее, и она снова развернулась. Теперь это была простыня, и она спокойно лежала на земле, хотя по обе стороны от нее ураган нес пыль, прутья, мертвых ржавок. Все эти ганна стучали в изогнутую стену Догана, как град. Тим начал было заползать под простыню, но заколебался, глядя в яркие зеленые глаза тигра. Он посмотрел и на толстые заостренные зубы, не до конца прикрытые губой, и приподнял уголок волшебной ткани.
— Давай, залезай. Там нет ни ветра, ни холода.
«Но ты об этом и так знал, сай Тигр. Правда ведь?»
Тигр припал к земле, выпустил свои достойные восхищения когти и пополз на брюхе, пока не оказался под простыней. Он заворочался, устраиваясь поудобнее, и Тим почувствовал, как его руку задело что-то похожее на клубок проволоки: усы. Он содрогнулся. Длинное, покрытое мехом тело зверя прижалось к его боку.
Тигр был очень большой, и половина его тела не помещалась пот тонким белым покрывалом. Тим приподнялся, борясь с ветром, набросившимся на его голову и плечи, как только он высунул наружу, и снова встряхнул простыню. Она снова развернулась с шуршанием, на этот раз, оказавшись размером с большой парус. Теперь ее край почти доставал до подножия тигриной клетки.
Мир бушевал вокруг них, но под тканью было тихо. Если не считать бешеного стука сердца Тима. Когда он начал успокаиваться, то почувствовал, как о его грудную клетку бьется другое сердце. И услышал тихое, низкое урчание. Тигр мурлыкал.
— Тут же безопасно, да? — спросил его Тим.
Тигр мгновение смотрел на него, потом закрыл глаза. Этот ответ Тима вполне устроил.
Пришла ночь, и с ее приходом ледовей набрал полную силу. Вне покрова могущественного волшебства, сначала казавшегося скромной салфеткой, холод стремительно усиливался под действием ветра, вскоре достигшего скорости больше ста колес в час. Окна Догана затянулись бельмами изморози толщиной в дюйм. Железные деревья позади него сначала схлопнулись под давлением ветра, потом сломались, потом полетели вперед смертоносным облаком ветвей, щепок и целых стволов. Возле Тима мирно посапывал его компаньон. Чем глубже становился его сон, тем вольготнее он раскидывался, оттесняя Тима к краю их укрытия. В какой-то момент мальчик обнаружил, что пихает тигра локтем, как это делает человек, с которого сосед по кровати перетянул все одеяло на себя. Тигр издал гортанное рычание и выпустил когти, но слегка подвинулся.
«Спасибо, сай», прошептал Тим.
Через час после заката — а может, и через два; Тим утратил чувство времени, — к вою ветра присоединился ужасный скрежет. Тигр открыл глаза. Тим осторожно отогнул верхний край ткани и выглянул. Башня над Доганом начала крениться набок. Он смотрел, словно зачарованный, как крен перерос в наклон. Потом в один неуловимый миг башня рассыпалась в прах. Только что она была на месте, а в следующий момент превратилась в летающие в воздухе стальные бруски и копья, которые ветер понес вдоль широкой просеки, еще вчера бывшей лесом железных деревьев.
«Теперь и Доган рассыплется», подумал Тим, но ошибся.
Доган устоял, как стоял уже тысячи лет.
Эту ночь он помнил всегда, но такой необычайно странной она была, что описать ее он не мог… не мог и вспомнить в подробностях, как мы помним о будничных событиях нашей жизни. Только в снах возвращалось к нему полное осознание, и ледовей снился ему до конца жизни. Но не в кошмарах. То были хорошие сны. Сны о защищенности.
Под тканью было тепло, а разлегшийся рядом товарищ по койке еще больше согревал Тима. В какой-то момент он немного отогнул покрывало и увидел триллион звезд, рассыпанных по небесному куполу, — столько он не видел никогда в жизни. Казалось, ветер продул маленькие дырочки в этом надмирном мире и превратил его в сито. Через отверстия просвечивала сияющая тайна мироздания. Может быть, такие вещи не были предназначены для людских глаз, но Тим был уверен, что получил особое разрешение на просмотр, потому что он лежал под волшебным покровом, а рядом с ним находилось существо, которые даже самые легковерные жители Листвы сочли бы мифическим.
Глядя на звезды, он испытывал благоговение и в то же время — глубокое и непреходящее удовлетворение, какое чувствовал ребенком, просыпаясь среди ночи в тепле и безопасности своей постели, в полусне — полубодрствовании, слушая, как ветер поет свою одинокую песнь об иных краях и иной жизни.
«Время — замочная скважина, — подумал он, глядя на звездное небо. — Да, я думаю, так. Иногда мы наклоняемся, чтобы заглянуть в нее одним глазком. И ветер, который мы чувствуем на своих щеках, — ветер, дующий из замочной скважины, — это дыхание всей живой вселенной».
Ветер ревел в пустом небе, мороз крепчал, но Тим Росс лежал в тепле и безопасности, рядом со спящим тигром. Наконец и сам он соскользнул в глубокий, блаженный, не потревоженный сновидениями сон. Засыпая, он чувствовал себя очень маленьким, летящим на крыльях ветра, дующего в замочную скважину. Прочь от края Великого Каньона, над Бескрайним Лесом и Фагонаром, над Железной тропой, мимо Листвы — крошечного и бесстрашного скопления огоньков, которое он покинул, оседлав ветер, — и дальше, дальше, о, в какие дали, через все просторы Срединного Мира туда, где тянулась к небесам огромная черная Башня.
«Я пойду туда! Когда-нибудь я туда пойду!»
Это была последняя мысль Тима перед тем, как сон одолел его.
Утром вой ветра перешел в мерное гудение. Тиму очень хотелось писать. Он отбросил простыню и выполз наружу. На поляне ледовей соскоблил всю почву до скалистого основания. Тим спешно обогнул Доган, дыхание его вырывалось изо рта облачками пара, которые тут же уносило ветром. Эта часть Догана находилась с подветренной стороны, но ему было холодно, очень холодно. От мочи исходил пар, а когда он закончил, то увидел, что лужица на земле стала замерзать.
Тим начал возвращаться, борясь с ветром за каждый шаг и весь дрожа. Когда он, наконец, забрался под волшебную простыню и почувствовал благословенное тепло, зубы его стучали. Не задумавшись ни на секунду, он обнял мускулистое тело тигра, и на мгновение испугался, когда тот открыл глаза и раскрыл пасть. Из пасти высунулся язык размером с коврик, а цветом походил на розу в Новую Землю. Он лизнул Тима в лицо, и тот вздрогнул, но не от страха: он вспомнил, как по утрам папа терся о его лицо перед тем, как набрать воды и гладко выбриться. Говорил, что никогда не отрастит бороду, как его напарник, потому что она ему не пойдет.
Тигр опустил голову и задышал Тиму в воротник. Усы щекотали шею, и Тим рассмеялся. Тут он вспомнил, что у него осталось еще два бутера:
— Я поделюсь, — сказал он, — хотя мы знаем, что вы могли бы слопать оба, если бы захотели.
Он отдал один бутер тигру. Тот сразу же его заглотил, а потом терпеливо наблюдал, как Тим доедает свой. Тим старался есть как можно быстрее, а то вдруг сай Тигр передумает. Затем накинул на себя простыню и снова уснул.
Когда Тим проснулся во второй раз, то решил, что уже полдень. Ветер поутих, и когда Тим высунул голову наружу, то почувствовал, что слегка потеплело. Тем не менее, он понимал, что обманчивое лето, которому сай Смак так не доверяла (и была права), ушло. Как и вся его еда.
— Что же вы тут ели? — спросил Тим тигра. Из первого вопроса вытек второй: — Сколько вы просидели в клетке?
Тигр встал, прошел немного по направлению к клетке и потянулся: сначала одна задняя нога, потом вторая. Дошел до края каньона, где справил нужду. Когда закончил, подошел к клетке и обнюхал прутья, потом отвернулся, словно она его больше не интересовала, и вернулся к Тиму, который лежа наблюдал за ним, подперев голову локтем.
Тигр мрачно, как показалось Тиму, уставился на него своими зелеными глазами, затем опустил голову и носом отодвинул защитившую их от ледовея простыню. Под ней лежал тот самый металлический ящичек. Тим не помнил как забрал его, но если бы он остался на прежнем месте, то его, скорее всего, унесло бы ветром. И тут Тим вспомнил про перо. Оно по-прежнему торчало у него из-за пояса. Тим вытащил его и внимательно рассмотрел, чувствуя пальцами его плотную мягкость. Перо вполне могло сойти за ястребиное… если, конечно, вдвое его уменьшить, а белого ястреба Тим никогда не видел.
— Это же орлиное перо, так? — спросил Тим. — Орлиное, разрази меня Ган!
Но тигр пером не заинтересовался, хотя тем вечером он с готовностью спас его от урагана. Огромная, с желтым мехом морда наклонилась и пододвинула ящичек к ноге Тима. Вновь тигр выжидательно уставился на мальчика.
Тим открыл ящик. На дне его остался лишь коричневый пузырек, в каких обычно держат лекарства. Тим взял пузырек и тут же почувствовал покалывание в пальцах. Он чувствовал такое же, когда проводил волшебной палочкой сборщика податей над жестяным ведром.
— Открыть его? Ведь вы же не можете.
Тигр сидел, не отрывая взгляд от маленького пузырька. Глаза его, казалось, светились изнутри, словно бы сам его мозг пылал магией. Тим осторожно открутил крышечку. Под ней обнаружилась прозрачная пипетка.
Тигр раскрыл пасть. Намек понятен, но…
— Сколько? — спросил Тим. — Я вас ни за что не отравлю.
Но тигр лишь продолжал сидеть, голова слегка приподнята, пасть раскрыта. Выглядел он, как птенчик, который ждет, когда мама положит ему в клювик червяка.
После нескольких попыток — до этого он никогда не пользовался пипеткой, хотя ему доводилось видеть более крупную и примитивную её версию, которую Дестри ещё звал бычьей спринцовкой, — Тим набрал немного жидкости в миниатюрную колбочку. Она всосала из пузырька почти всю субстанцию, которой там и так оставалось немного. Тим поднес пипетку к тигриной пасти с гулко стучащим сердцем. Ему казалось, он знает, что сейчас произойдёт. Он слышал немало историй про оболочников, но не мог поверить, что тигр — это заколдованный человек.
— Я буду цедить по капельке, — сказал он тигру, — если захотите, чтобы я прекратил до того, как жидкость закончится, закройте пасть. Дайте знать, если вы меня поняли.
Но, как и раньше, тигр не шелохнулся. Он лишь сидел и ждал.
Одна капля… две… три… пипетка уже наполовину опустела… четыре… пя…
Внезапно шкура тигра пошла рябью и запузырилась, будто бы там внутри проснулись какие-то существа и старались выбраться. Внешняя часть морды растаяла, обнажив частокол зубов, затем вернулась, да так, что пасть оказалась запечатанной. Послышался сдавленный рык (боли или ярости), который, казалось, сотряс всю поляну.
Тим в ужасе подался назад, елозя задницей по земле.
Зеленые глаза выпучивались и западали, словно на пружинках. Бьющий по сторонам хвост втягивался внутрь и появлялся снова. Тигр шатнулся в сторону, на этот раз в направлении обрыва на краю Великого Каньона.
— Стойте! — закричал Тим. — Вы же упадете!
Тигр пьяно зашатался вдоль края обрыва, одна его лапа высунулась над пропастью, вниз посыпались камешки. Прошелся позади своей клетки, полоски на шкуре сначала расплылись, затем растаяли. Голова тигра тоже меняла форму. Появились белые пятна, а над ними, там, где когда-то была морда, выступили ярко-желтые. До Тима доносился хруст перестраивающихся костей.
На дальней стороне клетки, тигр вновь зарычал, но вскоре рык этот сменился криком, очень уж похожим на человеческий. Нечеткая, все время меняющаяся фигура встала на задние лапы, да только это уже были не лапы: на их месте Тим увидел пару древних черных сапог. Когти превратились в серебряные сигулы: луны, кресты, спирали.
Желтая верхушка тигриной головы продолжала расти, пока не обернулась конической шляпой, которую видел Тим в жестяном ведре. То, что у тигра раньше было белой манишкой, превратилось в бороду, засверкавшую в холодном солнечном свете. Засверкала она потому, что украшали ее россыпи рубинов, изумрудов, сапфиров и бриллиантов.
Тигр исчез окончательно, а на его месте перед ошарашенным Тимом предстал сам Мерлин Эльдский.
Мерлин не улыбался. В видении было по-другому… но, конечно, то было ложное видение, которое наслал Сборщик, чтобы довести Тима до погибели. Настоящий Мерлин смотрел на Тима с серьезной добротой. Его одеяния из белого шелка развевались на ветру вокруг худого, как скелет, тела.
Тим упал на одно колено, склонил голову и приложил ко лбу дрожащий кулак. Попытался сказать «Здравься, Мерлин», но голос подвел его, и с губ сорвался только сдавленный хрип.
— Встань, Тим, сын Джека, — произнес маг, — но сначала закрой пузырек. Думаю, там осталось еще несколько капель, которые тебе понадобятся.
Тим поднял голову и вопросительно посмотрел на высокую фигуру, стоявшую рядом с клеткой, которая еще недавно была ее тюрьмой.
— Для мамы, — сказал Мерлин. — Для глаз твоей матери.
— Правда? — прошептал Тим.
— Как Черепаха, которая держит на себе наш мир. Ты прошел долгий путь и проявил большую храбрость. Глупости тоже было немало, но это ничего, ибо зачастую идут они бок о бок, особенно у молодых. Ты избавил меня от формы, в которую меня заточили давным-давным-давно, и за это будет тебе награда. Закрой же пузырек и встань на ноги.
— Спасибо, — ответил Тим. Руки его дрожали, а глаза наполнились слезами, но все же он смог закрыть пузырек, не пролив ни капли. — Я думал, что вы Страж Луча, правда, но Дария сказала, что нет.
— И кто же такая Дария?
— Тоже узница, как и вы. Ее заперли в маленьком механизме, который дали мне фагонарцы. Думаю, она умерла.
— Сочувствую тебе, сынок.
— Она была моим другом.
— Мир полон грусти, Тим Росс. Что до меня, так заключить меня в тело большой кошки было его маленькой шуткой. Ведь это же Луч Льва. Но даже он не смог обратить меня в Аслана: такая магия ему не подвластна… как бы ему этого не хотелось, ага. Он бы с радостью убил Аслана и других Стражей, чтобы рухнули все Лучи.
— Сборщик податей, — прошептал Тим.
Мерлин откинул голову назад и расхохотался. При этом шляпа с головы не упала, что уже само по себе показалось Тиму магией:
— Нет, нет, не он. Немного волшебства да длинная жизнь — вот все его способности. Нет, Тим, есть кое-кто помогущественней, чем этот тип в широком плаще. Когда Великий в своих чертогах манит пальцем, Броадклок бежит к нему на задних лапках. Но не по воле Красного Короля ты здесь оказался, и тот, кого ты называешь Сборщиком Податей, дорого заплатит за свою глупость, ты уж поверь. Убить он его не убьет — слишком ценен — а вот наказать? Причинить боль? Это как пить дать.
— И что он ему сделает, этот Красный Король?
— Лучше и не знать, но в одном ты можешь быть уверен: больше в Листве его никто не увидит. Податей ему больше не собирать.
— А моя мама… она правда снова будет видеть?
— Да, ибо ты сослужил мне хорошую службу. И я далеко не последний, кому ты поможешь в своей жизни, — Мерлин указал на пояс Тима. — Это лишь твой первый пистоль, и притом самый легкий.
Тим посмотрел на четырёхзарядник, но из-за пояса вытащил папин топор:
— Оружие — это не для меня, сай. Я ведь всего лишь деревенский мальчик. Я буду лесорубом, как мой папа. Мое место в Листве, и в ней я и останусь.
Старый маг хитро посмотрел на него:
— Так ты говоришь с топором в руке, но скажешь ли ты то же самое, будь у тебя в руках револьвер? Скажет ли то же самое твое сердце? Не отвечай, ибо я вижу правду в твоих глазах. Ка заведет тебя далеко от Листвы.
— Но я же люблю ее, — прошептал Тим.
— Ты в ней еще поживешь, так что не волнуйся. А теперь слушай внимательно и делай так, как я скажу.
Положив руки на колени, Мерлин наклонил к Тиму свое длинное, худое тело. Борода его развевалась на утихающем ветру, драгоценные камни в ней горели огнем. На лице, таком же худом, как и у Сборщика Податей, была торжественная серьезность вместо злобной веселости последнего. Вместо жестокости — доброта.
Когда вернешься домой — на этот раз путь будет короче и безопаснее — пойдешь к маме и закапаешь ей в глаза последние капли из пузырька. Потом ты отдашь ей топор отца. Понял меня? Монета останется с тобой на всю жизнь — на смертном одре она будет висеть у тебя на шее — но топор отдай матери. Сразу же.
— П-почему?
Мерлин нахмурил кустистые брови, уголки рта его опустились. Внезапно доброта сменилась пугающей непреклонностью:
— Не задавай вопросов, юноша. Когда приходит ка, оно приносится стремительно, словно ветер. Словно ледовей. Так послушаешься ли ты меня?
— Да, — испуганно ответил Тим, — я отдам ей топор.
— Хорошо.
Маг повернулся и поднял руки над простыней, под которой они спали. Ближний к клетке конец простыни зашуршал и поднялся в воздух. Внезапно она оказалась сложенной вдвое. Потом вчетверо, став размером со столовую скатерть. Тим подумал, что женщины в Листве не отказались бы от такой магии при застилке кроватей, и тут же испугался, а не кощунство ли это.
— Нет-нет, я уверен, ты прав, — рассеянно сказал Мерлин. — Но если она выйдет из-под контроля, будет шабаш. Магия полна загадок, даже для такого старикана, как я.