Ветер сквозь замочную скважину Кинг Стивен

— Хайл, мои подданные! — крикнул он грязь-людям. — Я вижу вас очень хорошо! Поднимитесь с колен с любовью и верностью!

Долгое время ничего не происходило. Потом они поднялись и уставились на него своими глубоко посаженными и нечеловечески усталыми глазами. Скошенные челюсти у всех отвисли почти до груди в одинаковом изумлении. Тим заметил, что некоторые вооружены примитивными луками: у других ко впалым грудям были приторочены переплетенными лозами дубинки.

«Что мне теперь говорить?»

Иногда, подумал Тим, годится только чистая правда.

— Заберите меня с этого сраного острова! — завопил он.

Поначалу грязь-люди только пялились на него. Потом собрались в кружок и засовещались с помощью хрюков, цоканья и жутковатых рыков. Тим уж было начал верить, что совещание продлится вечно, но тут несколько членов племени отделились от основной группы и куда-то убежали. Еще один, самый высокий, повернулся к Тиму и вытянул вперед обе руки, почти нормальных, за исключением слишком большого числа пальцев и какой-то зеленой, похожей на плесень субстанции, покрывающей ладони. В смыле жеста трудно было ошибиться: Оставайся на месте.

Тим кивнул и плюхнулся на кочку («прям как Леди Пряник плюхнулась на задик», подумал он) и принялся за остатки хлеба, не забывая при этом посматривать на воду в поисках очередных тварей. Четырёхзарядник он из рук не выпускал. Мухи и какие-то мелкие жучки садились ему на кожу, напивались потом и улетали прочь. Тим сидел и думал, что если в скором времени ничего не произойдет, то он сам прыгнет в воду только, чтобы избавиться от этих назойливых созданий, слишком быстрых, чтобы их прихлопнуть. Да только кто знает, что там еще таится в этой мутной жиже или ползет по дну?

Проглотив последний кусок хлеба, Тим услышал ритмичный стук, который разнесся в утренней болотной хмари, распугивая птиц. Некоторые из них были на удивление большими, с розовыми хохолками и перепончатыми ногами, которыми они били при взлете по воде. Птицы громко кричали и улюлюкали. Тим подумал, что такие крики могли издавать свихнувшиеся дети.

«Кто-то бьет по полому бревну, которого раньше мне так не хватало», — Тим устало улыбнулся.

Стук продолжался еще минут пять, потом прекратился. Чудики на берегу стояли и смотрели в направлении, откуда пришел Тим. Каким же он был тогда молодым и глупым, с диким хохотом погнавшись за коварной феей по имени Арманита! Грязь-люди руками прикрыли глаза от солнца, которое теперь нещадно светило сквозь нависающие заросли, прогоняя болотную хмарь. Начинался еще один необычайно жаркий день.

Тим услышал всплеск, а вскоре из болотной дымки вынырнула какая-то странная и бесформенная лодка. Она была сбита из бог знает откуда добытых обломков досок, сидела в воде почти по самые борта и тащила за собой длинные космы мха и водорослей. Была на ней и мачта, но без парусов. Вместо дозорного к ней была прибита кабанья голова, вокруг которой тучами роились мухи. В руках четырёх болотников были весла из какого-то оранжевого, неведомого Тиму, дерева. На носу лодки стоял пятый. На голове у него красовался черный шелковый цилиндр с лентой, которая спускалась ему на плечо. Он всматривался вперед, указывая то влево, то вправо. Гребцы исполняли указания безукоризненно с легкостью, свидетельствующей о длительной практике: лодка ловко огибала кочки, по которым Тим и попал в эту передрягу.

Когда лодка подошла к месту, где до этого в черной стоялой воде сидела дракониха, рулевой нагнулся, а потом с видимым усилием выпрямился. В руках он держал сочащийся кровью кусок туши, который, по мнению Тима, не так давно принадлежал тому же кабану, что и голова на мачте. Рулевой прижал кусок к телу, не обращая внимания на кровь, пачкавшую его волосатую грудь и руки. Всмотрелся в воду. Потом издал резкий крик, за которым последовало несколько быстрых щелчков. Гребцы подняли весла на борт. Лодка по инерции продолжала плыть к Тимовой кочке, но рулевой не обращал на это никакого внимания. Он все еще смотрел в воду, словно в экстазе.

В тишине, которая казалась громче и страшнее, чем любой всплеск, из воды высунулась лапа с наполовину сомкнутыми когтями. Сай Рулевой вложил кусок кабаньей туши в эту требовательную длань, словно мать, кладущая в колыбельку ребенка. Когти сомкнулись вокруг мяса, в воду закапала кровь. Затем лапа исчезла так же бесшумно, как и появилась, унося принесенную ей жертву.

«Теперь ты знаешь, как умиротворить дракона», — подумал Тим. Ему вдруг пришла мысль, что он накопил чудесный запас историй, которые заставят раскрыть рот не только старика Занозу, а вообще всю Листву. Вот только доведется ли ему их рассказать?

Плоскодонка уткнулась в кочку. Гребцы склонили головы и поднесли кулаки ко лбам. То же сделал и рулевой. Он жестом пригласил Тима залезть в лодку, и свисавшие с его руки длинные коричневые и зеленые нити заколыхались. Такая же поросль имелась у него на щеках и на подбородке. Даже ноздри, казалось, были закупорены какой-то растительностью, так что ему приходилось дышать ртом.

«Никакие они не грязь-люди», подумал Тим, забираясь в лодку. Это люди-растения. Мутанты, постепенно становящиеся частью болота, в котором они живут.

— Я говорю вам спасибо, — обратился Тим к Рулевому и тоже коснулся лба боковой стороной кулака.

— Хайл! — ответствовал Рулевой. Его губы растянулись в улыбке, обнаружив при этом немногочисленные зеленые зубы. Но улыбка от этого не стала менее обаятельной.

— Добрая встреча, — сказал Тим.

— Хайл! — повторил Рулевой, и остальные подхватили так, что болото загудело: «Хайл! Хайл! Хайл!»

На берегу (если постоянно дрожащую и сочащуюся землю можно назвать берегом) племя собралось вокруг Тима, окружив его своим землистым, ядреным запахом. Тим все еще держал в руках четырёхзарядник, но не потому, что хотел застрелить кого-то или даже просто пригрозить, а потому, что члены племени очень уж хотели на него поглядеть. Если бы кто-то протянул руку, чтобы до него дотронуться, Тим тотчас же положил бы его в мешок. Но никто не пытался. Они лишь прихрюкивали, размахивали руками, по-птичьи щелкали, но кроме слова «хайл» Тим ничего разобрать не мог. И все же, когда Тим заговорил с ними, он не сомневался, что его понимают.

Насчитал он как минимум шестнадцать особей: все муты и все мужчины. Кроме растений, их тела носили на себе грибковые образования, которые, по мнению Тима, выглядели, как плоские грибы, растущие из стволов цветуниц. Он такие часто видел на лесопилке. А еще муты страдали от множества волдырей и гнойных язв. В Тиме росла уверенность, что где-то там, в их поселении, есть и женщины, но детей нет, ибо племя это умирало. Скоро Фагонар заберет его словно дракониха, забравшая жертвенный кусок кабаньей туши. Но пока что члены племени смотрели на Тима, и в глазах их он видел выражение, знакомое ему по лесопилке: так смотрят мальчишки на главного работника, когда одна работа уже выполнена, а другая еще не назначена.

Племя фагонарцев посчитало его стрелком. Смех да и только — ведь он же всего лишь ребенок, но что есть, то есть. И пока что, пусть и на короткое время, Тим мог повелевать ими. Им-то легко, но Тим ведь никогда начальником не был и даже не помышлял о таком. Что же ему нужно? Если он попросит их отвезти его обратно к южному краю болота, они, без сомнения, сделают это. Тим был уверен, что оттуда он уже найдет путь к Железной тропе, которая в свою очередь приведет его обратно в деревню.

Домой.

Тим понимал, что своя логика в этом есть, но когда он вернется, мама по-прежнему будет слепа, и даже поимка Большого Келлса этого не изменит. Получается, что все опасности, через которые ему пришлось пройти, ни к чему не приведут. Даже хуже: в своей серебряной чаше Сборщик увидит его позорное отступление на юг и засмеется. И наверное, вторить ему будет его мерзкая фея.

Раздумывая об этом, Тим вспомнил кое-что, о чем говорила вдова Смак в те счастливые деньки, когда он был простым учеником, а единственной его заботой было закончить все домашние дела к приходу папы: «Самый глупый вопрос, ребятки, это незаданный вопрос».

— Я отправился на поиски Мерлина, великого волшебника, — нарочито медленно заговорил Тим, ни на что особо не надеясь, — мне сказали, что он живет в Бескрайнем лесу, но человек, который мне об этом рассказал, оказался… — ублюдком, лжецом, обманщиком, который развлекается тем, что дурачит детей, — …ненадежным, — закончил он. — Слышали ли о Мерлине вы, фагонарцы? Он, возможно, носит высокую шляпу цвета солнца.

Тим ожидал, что они закачают головами в непонимании. Вместо этого члены племени сгрудились в плотный, галдящий круг. Длилось все это минут десять, и местами обсуждение становилось довольно жарким. Наконец спорщики снова повернулись к Тиму, выталкивая вперед старого-доброго рулевого своими изъязвленными пальцами. Был он приземист и широкоплеч. Если бы он не вырос в этом замшелом и сыром гадюшнике, называемом Фагонаром, то вполне мог бы считаться симпатичным. Глаза его светились умом. На груди, над правым соском дрожала, пульсировала и сочилась заразой огромная язва.

Он поднял палец. Тим узнал жест: так вдова Смак призывала учеников к вниманию. Тим указал двумя пальцами правой руки (той, что не держала пистоль) себе в глаза, как учила вдова.

Рулевой (видимо, слывший в племени лучшим актером) кивнул в ответ, а затем провел рукой под зарослями щетины и пучков травы у себя под подбородком.

— Борода? Да, у него есть борода! — возбужденно воскликнул Тим.

Рулевой провел рукой у себя над головой, сжав кулак, словно изображая не просто шляпу, а коническую шляпу.

— Да, это он! — Тим даже рассмеялся.

Рулевой улыбнулся, но улыбка, на взгляд Тима, получилась довольно настороженной. Несколько других болотников все еще что-то тараторили и чирикали. Жестом приказав им замолчать, Рулевой снова повернулся к Тиму. Но не успел он продолжить свою пантомиму, как язва над его правым соском раскрылась в фонтане кроваво-гнойных брызг. Из нее вылез паук размером с яйцо малиновки. Рулевой схватил его, раздавил и отбросил в сторону. С брезгливым благоговением Тим наблюдал, как он одной рукой отворачивает края раны, а другой залезает внутрь и вытаскивает склизкую массу слегка пульсирующих яиц. Небрежно, словно ничего из ряда вон выходящего не произошло, Рулевой смахнул яйца с ладони. Так мог смахнуть сопли человек, высморкавшись в ладонь морозным утром. Никто из племени на это внимания не обратил. Они лишь хотели, чтобы представление продолжилось.

Разобравшись с язвой, Рулевой встал на четвереньки и с рыком изобразил серию хищных бросков из стороны в сторону. Остановился и посмотрел на Тима. Тот лишь покачал головой. Живот его нещадно мутило, но он держался: все-таки эти люди спасли ему жизнь, и блевать перед ними было бы невежливо.

— Этого я не понимаю, сай. Уж простите.

Пожав плечами, Рулевой поднялся на ноги. Косматая поросль у него на груди была теперь испачкана кровью. Снова он изобразил бороду и коническую шляпу. Снова упал на четвереньки, зарычал и закидался из стороны в сторону. На этот раз к нему присоединились остальные. Племя превратилось в стаю опасных животных, хотя смешки и откровенно хорошее настроение слегка портили впечатление.

Тим снова покачал головой, чувствуя себя при этом довольно глупо.

Рулевой, однако, не веселился. На лице его читалось волнение. Он немного поразмышлял, положив руки на бедра. Потом подозвал одного из соплеменников, высокого, лысого и беззубого. Довольно долго они о чем-то шептались, а затем высокий куда-то убежал. Бежал он быстро, но из-за невероятно кривых ног переваливался, словно лодчонка на штормовых волнах. Рулевой подозвал еще двоих. Вскоре убежали и они.

Рулевой снова упал на четвереньки и возобновил свою животную пантомиму, а закончив, уставился на Тима чуть ли не с мольбой.

— Собака? — рискнул предположить он.

Болотники весело рассмеялись.

Рулевой поднялся и похлопал Тима по плечу своей шестипалой рукой, словно бы говоря, чтобы тот слишком себя не корил.

— Скажите мне только одно, — попросил Тим, — Мерлин…. сай, он правда существует?

Рулевой обдумал вопрос, а потом воздел руки к небу в преувеличенном делахе. Любой житель Листвы понял бы этот жест без труда: «Кто ж знает?»

Те двое, которые куда-то бегали, вернулись с плетенной из камыша корзиной на веревочной лямке. Они поставили ее к ногами Рулевого, повернулись к Тиму, поприветствовали его и, широко улыбаясь, отступили назад. Рулевой присел на корточки и жестом пригласил Тима последовать его примеру.

Мальчик понял, что в корзине, еще до того, как Рулевой ее открыл. Он учуял запах свежеприготовленного мяса, и ему пришлось вытереть рукавом потекшие слюнки. Двое мужчин (а может, их жены) собрали для него фагонарский вариант обеда лесоруба. Ломти свинины были переложены кружочками какого-то овоща оранжевого цвета, похожего на кабачок. И все это было завернуто в зеленые листья, так что вышло что-то вроде бутеров без хлеба. Была там и земляника, и черника — ягоды, которые в Листве давно уже отошли.

— Спасибо, сай! — Тим трижды постучал пальцами по горлу. Это рассмешило болотников, и они тоже принялись хлопать себя по горлу.

Вернулся высокий болотник. На одном плече у него висел бурдюк. В руках он нес маленькую торбочку из тончайшей гладкой кожи. Торбочку он отдал Рулевому, бурдюк протянул мальчику.

Тим не осознавал, как ему хочется пить, пока не ощутил тяжесть бурдюка и не сдавил ладонями его раздутые, легко поддающиеся бока. Он вытащил пробку зубами, приподнял сосуд на локте, как делали мужчины в его деревне, и начал пить. Он думал, что вода будет противной на вкус (а может, еще и с жуками), но она оказалась холодной и вкусной, такой же, как в источнике между его собственным домом и сараем.

Болотники засмеялись и захлопали в ладоши. Тим увидел, что нарыв на плече Верзилы готовится исторгнуть своего обитателя, и с облегчением обернулся, когда Рулевой похлопал его самого по плечу.

Он протягивал ему торбочку. Посередине ее проходило что-то вроде металлического шва. Когда Рулевой потянул за язычок, прикрепленный к шву, торбочка, как по волшебству, раскрылась.

Внутри был матовый металлический диск величиной с небольшую тарелку. На нем была надпись, которой Тим не мог прочитать. Под надпись находились три кнопки. Рулевой нажал одну из них, и из диска с жужжанием вылезла короткая палочка. Болотники, собравшиеся полукругом перед ними, снова засмеялись и захлопали. Они явно были в полном восторге. Тим, утоливший жажду и оказавшийся на твердой (ну, или почти твердой) почве, решил, что ему, в общем, тоже сейчас неплохо.

— Это от Древних людей, сай?

Рулевой кивнул.

— В наших местах считается, что такие штуки опасны.

Сначала рулевой его, видимо, не понял — как и его соплеменники, судя по их озадаченным лицам. Потом он засмеялся и широким жестом указал на все окружающее — небо, воду, сочащуюся водой землю, на которой они стояли. Словно хотел сказать: всё опасно.

«Пожалуй что здесь и вправду всё опасно», подумал Тим.

Рулевой ткнул Тима в грудь, потом пожал плечами, словно извиняясь: «Извини, но будь внимательней».

— Ладно, — сказал Тим, — буду смотреть, — указал на свои глаза двумя растопыренными пальцами, отчего болотники снова захихикали и начали подталкивать друг друга локтями, будто это было невесть как остроумно.

Рулевой нажал вторую кнопку. Диск запищал, и зрители одобрительно забормотали. Под кнопками загорелся красный свет. Рулевой начал медленно поворачиваться вокруг своей оси, держа диск в вытянутых руках, как приношение. Когда он развернулся на три четверти, прибор снова запищал, и красный огонек сменился зеленым. Рулевой вытянул поросший зеленью палец в ту сторону, в которую теперь указывал прибор. Насколько Тим мог судить по почти невидимому солнцу, это был север. Рулевой взглянул на Тима, чтобы убедиться, что он все понял. Тим полагал, что понял, но оставалась одна проблема.

— В той стороне вода. Я умею плавать, но… — он оскалил зубы и щелкнул ими, указывая на кочку, где он чуть было не стал завтраком для чешуйчатой твари. Все закатились смехом, а пуще всех — Рулевой, которому пришлось согнуться пополам и ухватиться за свои заросшие мхом колени, чтобы не упасть.

«Ага, — подумал Тим, — жуть как смешно. Меня чуть живьем не съели».

Когда приступ смеха прошел и Рулевой снова смог выпрямиться, он указал на утлую лодчонку.

А, — сказал Тим. — Я забыл.

«Туповатый из меня вышел стрелок», — подумал он.

Рулевой посадил Тима в лодку и занял свое привычное место под мачтой с кабаньей головой. Гребцы тоже расселись по местам. Не забыли взять и еду с водой, а кожаный чехол с компасом (если это действительно был компас) Тим положил в полотняный мешок вдовы Смак. Четырёхзарядник Тим заткнул за пояс с левой стороны, где он теперь уравновешивал топор, подвешенный с правой.

Некоторое время прощающиеся говорили друг другу «хайл», а затем к лодке подошел Верзила, который, по мнению Тима, на самой деле был Старостой(хотя за всех по большей части отдувался Рулевой). Стоял на берегу и серьезно смотрел на Тима. Потом растопырил два пальца и указал себе в глаза: смотри внимательно.

— Вижу вас очень хорошо, — сказал Тим, и хотя это было так, веки у него уже начинали слипаться. Он не помнил, когда в последний раз спал. Явно не этой ночью.

Покачав головой, Староста снова указал пальцами себе в глаза, на этот раз энергичнее, и где-то там у Тима в голове (а может, и в душе, этом крошечном, сияющем кусочке ка) вроде бы послышался шепот. Впервые ему пришла мысль, что болотники, возможно, понимали не его слова.

— Высматривать?

Староста кивнул, остальные согласно забурчали. На этот раз ни смеха, ни веселья не было — выглядели они печальными и по-детски беззащитными.

— Высматривать что?

Староста упал на четвереньки и заходил быстрыми кругами. Теперь вместо рыка он издавал какие-то тявкающие звуки, словно собака. Изредка он останавливался, поднимал голову и смотрел на север, раздувая свои забитые растительностью ноздри, будто принюхиваясь. Наконец он поднялся и вопросительно посмотрел на Тима.

— Ладно, — сказал Тим. Он не понял, что Староста хотел до него донести, и почему все они вдруг так резко погрустнели, но он запомнит. И узнает, когда увидит своими глазами. Может быть, даже поймет смысл.

— Сай, вы читаете мои мысли?

Староста кивнул, как и все они.

— Тогда вы знаете, что я никакой не стрелок. Я всего лишь пытался быть храбрым.

Староста покачал головой и улыбнулся, словно все это ерунда. Он снова жестом приказал Тиму смотреть внимательно, потом обхватил руками свое покрытое язвами тело и принялся преувеличенно дрожать. Остальные — даже те, кто сидели в лодке — последовали его примеру. Подрожав, Староста плюхнулся на землю, которая хлюпнула и прогнулась под его весом. Остальные сделали то же самое. Тим пораженно смотрел на эту кучу-малу. Вскоре Староста поднялся. Посмотрел в глаза Тиму, спрашивая, понял ли он. К своему ужасу, Тим понял.

— Неужели вы…

Тим закончить не смог, по крайней мере, не вслух. Ведь это так страшно.

(«Неужели вы говорите, что все умрете»)

Медленно, все еще мрачно глядя Тиму в глаза, но при этом слегка улыбаясь, Староста кивнул. И тут Тим разом доказал всем, что он никакой не стрелок. Он заплакал.

Длинной жердью Рулевой оттолкнулся от берега. Гребцы с левой стороны повернули лодку, а когда они достигли открытой воды, Рулевой двумя руками приказал грести всем. Тим присел на корме и открыл корзинку с едой. Немного поел, потому что желудок его был голоден, но лишь немного, потому что настроения не было. Когда он предложил пустить корзинку между гребцами, они благодарно улыбнулись, но отказались. Вода была гладкой, а размеренный ритм весел убаюкивал. Вскоре Тим закрыл глаза. Ему снилась мама, которая трясла его ранним утром и говорила не быть лежебокой, если он хочет пойти и помочь папе запрячь мулиц.

«Так значит он жив?» — спросил Тим, и вопрос был таким нелепым, что Нелл засмеялась.

Кто-то его на самом деле тряс, но не мама. Открыв глаза, Тим увидел нагнувшегося над ним Рулевого. От него так разило потом и гниющими овощами, что Тим еле сдержался, чтобы не чихнуть. Да и не утро уже, а совсем наоборот: солнце уже заходило, его красный свет продирался сквозь заросли странных, шишковатых деревьев, растущих прямо из воды. Этих деревьев Тим не знал, а вот деревья, росшие на склоне недалеко от берега, к которому причалила лодка, ему были хорошо знакомы. Железные деревья, да какие огромные! У подножья их стволов ковром росли какие-то оранжевые и золотистые цветы. Мама бы в обморок упала от их красоты, подумал Тим, а потом вспомнил, что она их даже увидеть не сможет.

Они добрались до края Фагонара. Дальше начиналась настоящая лесная глушь.

Рулевой помог Тиму выбраться из лодки, а двое гребцов вытащили корзинку с едой и бурдюк. Когда все ганна были собраны у ног Тима — на земле, которая теперь не тряслась и не сочилась — Рулевой жестом попросил Тима открыть полотняный мешок вдовы. Тим открыл. Рулевой пискнул, вызвав одобрительные смешки у своей команды.

Тим достал кожаный чехол, в котором лежал металлический диск и попытался передать его Рулевому. Тот лишь покачал головой и указал на Тима. Понятно. Тим потянул застежку, раскрыл шов и вытащил устройство. Тонкое, но на удивление тяжелое, оно было до невозможности гладким.

«Только не урони, — сказал себе Тим. — Когда-нибудь я им его верну, как вернул бы тарелку или инструмент соседям в деревне, то есть таким, каким оно было, когда мне его дали. И если у меня получится, то я найду их целыми и невредимыми».

Болотники желали удостовериться, что он помнит, как пользоваться устройством. Тим нажал на первую кнопку: выдвинулась коротенькая палочка. Потом на вторую: устройство пискнуло и на нем загорелся красный огонек. На этот раз не было ни смеха, ни улюлюканья — дело становилось серьезным, может, даже делом жизни и смерти. Тим начал медленно поворачиваться, а когда повернулся лицом в проходу между деревьями, который когда-то мог быть тропой, красный огонек сменился зеленым и устройство пискнуло второй раз.

— Опять север, — сказал Тим, — оно показывает путь даже после захода солнца, так? Даже если деревья закрывают Древнюю звезду и Древнюю мать?

Рулевой кивнул, похлопал Тима по плечу… а затем, наклонившись, быстро и мягко поцеловал Тима в щеку. Встревоженно отступил, словно испугался своей собственной смелости.

— Все хорошо, — сказал Тим, — все в порядке.

Рулевой упал на одно колено. Остальные выбрались из лодки и последовали его примеру. Приложили руки ко лбам и прокричали «Хайл!»

— Встаньте, подданные… если вы сами себя такими считаете. Встаньте и примите мою любовь и благодарность.

Они встали и забрались обратно в лодку.

Тим поднял металлический диск с надписью на нем:

— Я вам его верну! Целехоньким! Обещаю!

Медленно и, что почему-то показалось Тиму самым ужасным, все еще улыбаясь, Рулевой покачал головой. Одарив мальчика последним долгим и любящим взглядом, он оттолкнул от берега их ветхую лодчонку в направлении той хрупкой и неустойчивой части мира, которую они называли домом. Тим смотрел, как лодка неспешно продвигается на юг и помахал рукой, когда команда подняла в прощальном жесте мокрые весла. Смотрел, пока лодка не превратилась в призрак в красном мареве закатного солнца. Вытирая текущие из глаз горячие слезы, Тим едва сдерживался, чтобы не окликнуть их и не вернуть назад.

Когда лодка наконец исчезла из виду, Тим взвалил ганна на свои худые плечи, повернулся в указанном устройством направлении и двинулся вглубь леса.

Стемнело. Сначала в небе была луна, но к тому времени, как она спустилась к горизонту, ее свет превратился в неверный отблеск, а потом исчез и он. Тропа где-то была, в этом он был уверен, но с нее легко было сбиться. Первые два раза ему удалось не врезаться в дерево, а в третий — нет. Он думал о Мерлине и о том, что очень может быть, что его вообще не существует, и врезался грудью в ствол железного дерева. Серебристый диск он сумел удержать, но корзинка с едой упала, и ее содержимое рассыпалось.

«Теперь придется ползать тут на карачках и собирать все наощупь, а если я не останусь тут до утра, то все равно не найду…»

— Включить свет, путник? — спросил женский голос.

Потом Тим говорил себе, что вскрикнул от неожиданности — все мы склонны подправлять воспоминания так, чтобы они отражали наши лучшие стороны, — но на самом деле все было несколько иначе. Он завопил от ужаса, уронил диск, вскочил на ноги и уже готов был бежать куда глаза глядят (и плевать, если при этом он пересчитает головой несколько деревьев), но тут вмешалась часть его натуры, отвечающая за выживание. Если бы он удрал, то, скорей всего, никогда не нашел бы еду, рассыпанную у тропы. И диск, который он обещал беречь и вернуть в целости и сохранности.

«Это был голос диска».

Идиотская мысль. Даже крошечная фея вроде Арманиты не втиснулась бы в эту тонкую металлическую пластину…. Но разве в этом больше идиотизма, чем в мальчике, в одиночку пробирающемся через Бескрайний лес в поисках мага, который мертв уже несколько веков? А если он и жив, то, скорее всего, находится в тысячах колес к северу, в той части света, где снег никогда не тает?

Он поискал зеленое свечение и не нашел. С колотящимся в груди сердцем Тим встал на колени и начал шарить по земле. Нашел россыпь завернутых в листья бутеров, нашел маленькую плетенку с ягодами (большая часть просыпалась на землю), нашел саму корзину. Серебряного диска не было.

В отчаянии он сокликнул:

— Да где ты, Нис тебя дери?!

— Здесь, путник, — откликнулся женский голос. Тон был абсолютно спокойный. Голос исходил слева. По-прежнему на четвереньках, Тим повернулся в ту сторону.

— Где?

— Здесь, путник.

— Пожалуйста, продолжай говорить!

Голос послушался:

— Здесь, путник. Здесь, путник, здесь, путник.

Он потянулся на звук, и его пальцы сомкнулись на драгоценном предмете. Перевернув его, он увидел зеленый огонек. Тим прижал диск к груди, обливаясь потом. Он подумал, что никогда в жизни он не чувствовал ни такого страха — даже когда стоял на голове дракона, ни такого облегчения.

— Здесь, путник. Здесь, путник. Здесь…

— Я нашел вас, — сказал Тим, чувствуя себя глупо и в то же время совсем не глупо. — Можете, кхм, замолчать.

Серебряный диск умолк. Тим сидел неподвижно, наверно, минут пять, прислушиваясь к звукам леса — менее угрожающим, чем на болоте, во всяком случае, пока что, — и стараясь взять себя в руки. Потом он сказал:

— Да, сай, свет бы мне не помешал.

Диск издал то же тихое жужжание, как и когда выпускал палочку, и внезапно из него вырвался белый свет, такой яркий, что Тим на время ослеп. Из темноты на него словно выпрыгнули деревья, а какое-то существо, бесшумно подкравшееся поближе, отскочило назад, ошарашенно вякнув. Глаза Тима все еще не привыкли к свету, и он плохо его разглядел — ухватил только впечатление покрытого гладкой шерстью тела и — кажется — закорючки хвоста.

Из диска вылезла вторая палочка. На ее конце маленькая выпуклость, прикрытая колпачком, и испускала этот яростный свет. Он был похож на горящий фосфор, только, в отличие от фосфора, не сгорал. Тим не представлял, как в таком тонком диске помещаются палки и огоньки, и это его не волновало. Зато волновало другое.

— Насколько его хватит, госпожа?

— Твой вопрос неконкретен, путник. Перефразируй.

— На сколько хватит огня?

— Батарея заряжена на восемьдесят восемь процентов. Прогнозируемое время работы — семьдесят лет, плюс-минус два года.

«Семьдесят лет, — подумал Тим. — Должно хватить».

Он начал подбирать и упаковывать заново свои ганна.

Теперь, когда тропу освещал яркий свет, ее было даже легче разглядеть, чем на окраине болота. Но она постоянно шла в гору, и к полуночи (если это была полночь — узнать время Тиму было неоткуда) мальчик устал, несмотря на то, что выспался в лодке. По-прежнему стояла душная, противоестественная жара, и это тоже не помогало делу, как и тяжесть корзины и фляги. Наконец он сел, положил диск рядом с собой, раскрыл корзинку и принялся жевать один из бутеров. Он оказался необыкновенно вкусным. Тим подумывал съесть второй, но напомнил себе, что неизвестно, на сколько дней придется растянуть запасы. Кроме того, ему пришло в голову, что яркое сияние, исходящее от диска, видно всем существам, которые могут оказаться поблизости, и необязательно дружелюбным.

— Вы не могли бы выключить свет, госпожа?

Он не был уверен, что получит ответ — за последние четыре-пять часов он не раз пробовал завести разговор, но все без толку, — но свет выключился, оставив его в полной темноте. Тиму сразу же показалось, что он чует вокруг живых существ: кабанов, древесных волков, вуртов, может, парочку страхозубов, — и ему пришлось сдерживать себя, чтобы не попросить снова зажечь свет.

Казалось, что железные деревья, несмотря на неестественную жару, знали, что сейчас Широкая Земля, и щедро усыпали сброшенными иголками не только растущие у их подножий цветы, но и все вокруг. Тим нагреб достаточно, чтобы устроить себе ложе и улечься с комфортом.

«Я джиппанулся», подумал он — так в Листве говорили о тех, кто сошел с ума. Но он не чувствовал себя джиппанутым — скорее сытым и довольным, хотя ему недоставало фагонарцев, и он беспокоился о них.

— Я собираюсь поспать, — сказал он. — Вы разбудите меня, если здесь кто-нибудь появится, сай?

Она ответила, но ответ оказался непонятным для Тима:

— Директива номер девятнадцать.

«Это где-то между восемнадцатой и двадцатой», подумал Тим, закрыл глаза и сразу же начал уплывать в сон. Он хотел было задать бестелесному голосу еще один вопрос: «А с болотниками ты разговаривала?», но не успел — заснул.

В самый глухой час ночи в уголок Бескрайнего Леса, где уснул Тим Росс, прокрались маленькие существа. Внутри сложного устройства, маркированного «Портативный навигационный модуль Северного Центра позитроники ДАРИЯ, NCP— 1436345— AN», дух в машине отметил приближение этих созданий, но промолчал, не обнаружив опасности. Тим продолжал спать.

Трокены — числом шесть — собрались вокруг спящего мальчика в полукруг. Некоторое время они наблюдали за ним своими странными глазами в золотистых ободках, но потом повернулись к северу и подняли мордочки вверх.

Над самыми северными пределами Срединного мира, где никогда не тает снег и куда никогда не приходит Новая Земля, начала формироваться огромная воронка, вращаясь в недавно пришедшем с юга слишком теплом воздухе. Дыша, как гигантское легкое, она всосала снизу холодный воздух и завертелась быстрее, образовав самоподдерживающийся энергетический насос. Вскоре ее внешние края нашли Путь Луча, который Портативный модуль Дария считывала электронным способом, а Тим Росс видел как смутную тропу, ведущую через лес.

Луч попробовал бурю на вкус, одобрил ее и всосал. Ледовей начал двигаться на юг — сначала медленно, затем быстрее.

Тим проснулся под пение птиц и протер глаза. Поначалу не понял, где он вообще очутился, но при взгляде на корзинку и на зеленоватые солнечные лучи, продирающиеся сквозь кроны железных деревьев, он все вспомнил. Тим встал, чтобы сойти с тропы по утренней нужде, но внезапно остановился. На земле, около того места, где он пристроился на ночлег, валялись плотные маленькие кучки помета. Кто же это приходил ночью его проведать?

«Слишком мелкие для волков, — подумал Тим, — и на том спасибо».

Тим расстегнул ширинку и принялся за дело. Когда закончил, привел в порядок корзинку, удивившись при этом, что ночные гости ее не разорили, сделал пару глотков из бурдюка и поднял серебристый диск. Взгляд его упал на третью кнопку. В голове послышался голос вдовы Смак и попросил оставить кнопку в покое, но Тим решил пропустить этот совет мимо ушей. Если б он прислушивался к дельным и благоразумным советам, его бы сейчас тут не было. Конечно, мама тогда не потеряла бы зрение… но зато Большой Келлс по-прежнему был бы его отчимом. Тим подумал, что вся жизнь полна таких вот обменов.

Он нажал кнопку, надеясь, что эта чертова штуковина не взорвется.

— Здравствуйте, путник! — сказал женский голос.

Тим уж было начал отвечать на приветствие, но голос, не удостоив его вниманием, продолжил:

— Вас приветствует ДАРИЯ, навигационная служба Северного Центра Позитроники. В данный момент вы находитесь на Луче Кота, также известном как Луч Льва или Луч Тигра. Кроме того, вы находитесь на Пути Птицы, известном под именами Пути Орла, Пути Ястреба и Пути Стервятника. Все служит Лучу!

— Ага, есть такое, — согласился Тим. От ошеломления он едва осознавал, что говорит. — Хотя никто и не знает, что это значит.

— Вы оставили позади Точку Девять в Фагонарских топях. В Фагонарских топях нет Догана, но есть зарядная станция. Если вам нужна зарядная станция, скажите «да», и я проложу маршрут. Если зарядная станция вам не нужна, скажите «продолжить».

— Продолжить, — сказал Тим. — Госпожа…. Дария…. я ищу Мерлина…

— Следующий Доган на данном маршруте находится на Северолесном Кинноке, известном также как Северное Гнездо. Зарядная станция у Догана на Северолесном Кинноке не работает. Помехи на Луче свидетельствуют о присутствии магии в упомянутом районе. Также возможно присутствие Измененной Жизни в упомянутом районе. Рекомендуется объезд. Для объезда скажите «объезд» и я просчитаю необходимые изменения. Если вы хотите посетить Доган на Северолесном Кинноке, также известном как Северное Гнездо, скажите «продолжить».

Тим задумался. С одной стороны, если Дария предлагает объезд, значит этот Доган, наверное, опасен. С другой стороны, разве не на поиски магии он отправился с самого начала? Магии или чуда? На драконьей голове он уже стоял, так насколько опаснее может быть этот самый Доган на Северолесном Кинноке?

«Может, и намного», признал Тим… но у него были папин топор, папина счастливая монета и подаренный вдовой четырёхзарядник. Последний работал и уже успел пролить первую кровь.

— Продолжить, — сказал он.

— До Догана на Северолесном Кинноке пятьдесят миль или сорок пять целых и сорок пять сотых колес. Рельеф местности умеренный. Погодные условия…

Дария запнулась. Послышался громкий щелчок, а потом:

— Директива Девятнадцать.

— Что такое Директива Девятнадцать, Дария?

— Для обхода Директивы Девятнадцать скажите пароль. Возможно, придется произнести по буквам.

— Я не понимаю.

— Вы уверены, что не хотите проложить объездной маршрут, путник? Я засекла серьезные помехи на Луче, которые указывают на присутствие сильной магии.

— Белой или черной? — спросил Тим, хотя на самом деле хотел задать вопрос, который голос из диска скорее всего не понял бы: Это Мерлин или тот человек, который втравил меня и маму в эту передрягу?

Десять секунд устройство молчало, и Тим подумал, что ответа ему уже не получить (очередное повторение Директивы Девятнадцать за ответ не считалось). Но ответ, хоть и бесполезный, все-таки последовал.

— Обеих, — сказала Дария.

Тропа продолжала идти вверх, а жара все не убывала. К полудню Тим слишком устал и проголодался, чтобы двигаться дальше. Несколько раз он пытался завязать разговор с Дарией, но безуспешно — говорить она отказывалась. Нажатие третьей кнопки тоже не помогало, хотя свою навигационную функцию Дария, казалось, выполняла безупречно: когда Тим нарочно отклонялся вправо или влево от ведущей вглубь леса (и все время вверх) тропы, зеленый огонек сменялся красным, а при возвращении снова загорался зеленый.

Поев из корзинки, Тим улегся вздремнуть. Проснулся он уже после полудня, когда стало уже немного прохладнее. Закинул заметно полегчавшую котомку за спину и взвалив на плечи бурдюк, Тим двинулся дальше. Свет быстро мерк, и сумерки почти сразу перешли в ночь. Тим теперь боялся гораздо меньше, ведь одну ночь он уже пережил, а когда он попросил Дарию зажечь свет, та беспрекословно повиновалась. После дневной жары ночная прохлада очень освежала.

Тим прошагал довольно много часов, прежде чем снова начал уставать. Когда он собирал листья для подстилки, на которой собирался проспать до рассвета, Дария заговорила:

— Впереди есть возможность полюбоваться на красивый пейзаж, путник. Для согласия скажите «продолжить», для отказа скажите «нет».

Тим как раз собирался положить корзинку на землю, но теперь передумал, заинтригованный:

— Продолжить, — сказал он.

Яркий свет диска потух, но после того, как его глаза привыкли к темноте, Тим увидел свет где-то впереди. Всего лишь лунный свет, но был он гораздо ярче, чем тот, который сочился через кроны нависающих над тропой деревьев.

— Пользуйтесь зеленым навигационным сенсором, — сказала Дария, — двигайтесь тихо. До пейзажа одна миля или восемь десятых колеса, на север от вашей текущей позиции.

Сказав это, Дария со щелчком замолчала.

Тим двигался так тихо, как только мог, но самому себе он казался донельзя шумным. В конце-концов, это ни на что не повлияло. Тропа вышла на первую большую поляну, какую видел Тим с тех пор, как зашел в лес. Существа на ней не обращали на него никакого внимания.

На поваленном стволе железного дерева сидели шесть ушастиков-путаников, мордочки подняты к висящему в небе полумесяцу. Глаза их сверкали, словно бриллианты. В те дни трокены в окрестностях Листвы были большой редкостью, и увидеть хотя бы одного считалось большой удачей. Тим, например, не видел ни одного. Несколько друзей утверждали, что видели, как они резвятся в полях или в цветуничных рощах, но Тим подозревал, что все это сказки. Теперь же перед ним сидело полдюжины зверьков! Целых полдюжины!

Тим думал, что они гораздо красивее коварной Арманиты, потому что единственной их магией была простая магия живых существ. «Так вот кто приходил ко мне этой ночью!»

Тим подкрадывался к ним, словно во сне, зная, что скорее всего он их испугает, но оставаться на месте был не в силах. Ушастики не двигались. Тим протянул руку, чтобы погладить одного, не обращая внимания на унылый голос (вроде бы, вдовы Смак) у себя в голове, который предупреждал, что его, конечно же, укусят.

Ушастик не укусил, но почувствовав пальцы Тима в густой шерстке под нижней челюстью, он, казалось, проснулся. Спрыгнул с бревна. Остальные последовали за ним. Они принялись играть в догонялки вокруг Тимовых ног, слегка покусывая друг друга и громко тявкая. Тим рассмеялся.

Один из ушастиков повернулся, посмотрел на него… и кажется засмеялся в ответ.

Наконец, ушастики оставили Тима и ринулись к центру поляны. Там они забегали кольцом в лунном свете, их бледные тени танцевали и переплетались. Вдруг все они разом остановились и встали на задние лапки, вытянув вперед передние. Выглядели они точь-в-точь, как пушистые люди. Под холодной улыбкой полумесяца все они повернулись на север, вдоль Тропы Луча.

— Какие же вы чудесные! — воскликнул Тим.

Ушастики повернулись к нему, их сосредоточенность улетучилась.

— Десные, — сказал один из них… а потом все они устремились в лесную чащу, да так быстро, что Тим почти поверил, что все это ему привиделось.

Почти.

Той ночью он расположился на поляне в надежде, что ушастики вернутся. И уже погружаясь в сон, Тим вспомнил слова вдовы Смак про не по сезону жаркую погоду: «Ерунда это, скорее всего…. если, конечно, ты не увидишь, как Сэр Трокен танцует при свете звезд, или поднимает мордочку и смотрит на север».

А ведь он увидел, как не один, а целая полдюжина ушастиков делала и то, и другое.

Тим приподнялся. Вдова сказала, что эти танцы служат предвестником чего-то, но чего? Ветровея? Похоже, но не совсем.

— Ледовея, — сказал он, — ледовея, да.

— Ледовей, — сказала вдруг Дария, напугав Тима так, что о сне на некоторое время он позабыл, — быстродвижущийся ураган огромной силы. К его признакам относятся резкое понижение температуры, сопровождаемое сильными ветрами. Вызывал огромные потери жизней и имущества в цивилизованных частях мира. В примитивных областях уничтожались целые племена. Это определение ледовея предоставлено Северным Центром Позитроники.

Тим снова прилег на свою подстилку из листьев, сложил руки под головой и уставился на видимые с его поляны звезды. Предоставлено Северным Центром Позитроники, так? Что ж, может быть. Ему пришла мысль, что определение было предоставлено самой Дарией. Удивительная машинка (хотя Тим подозревал, что она является чем-то большим), но есть вещи, о которых ей запрещено ему рассказывать. Тиму все же казалось, что на кое-что она намекает. А может, она водит его за нос, как вели до этого Сборщик и Арманита? Тим с неохотой признал, что такое возможно, но на самом деле в это не верил. А верил он в то (может, потому, что был всего лишь глупым ребенком, готовым поверить чему угодно), что очень и очень долгое время Дарии было не с кем поговорить, и она просто прониклась к нему симпатией. Одно Тим знал наверняка: если этот ужасный ураган и в самом деле не за горами, то ему стоит побыстрее разобраться со своими делами и найти укрытие. Но где же он будет в безопасности?

Мысли эти вернули Тима к племени фагонарцев. Они-то точно не будут в безопасности и знали это… ведь разве не они тогда изобразили для него ушастиков? Тим тогда пообещал себе, что непременно узнает то, что ему пытались показать, когда увидит его своими глазами. Так и случилось. Шторм — ледовей — уже надвигался. Племя узнало об этом, может быть, от тех же ушастиков, и ждало своей гибели.

Тим думал, что такие тяжкие мысли еще долго не дадут ему заснуть, но пять минут спустя он уже исчез из этого мира.

Снились ему ушастики, танцующие в лунном свете.

Он начал воспринимать Дарию как свою спутницу, хотя говорила она мало, а когда заговаривала — Тим не всегда понимал, почему (и какого На'ара она имеет в виду). Один раз она начала называть какие-то цифры. В другой раз сообщила ему, что уходит в «офлайн», потому что «проводит поиск спутника», и предложила ему остановиться. Он послушался, и с полчаса диск казался мертвым — ни огоньков, ни звуков. Только когда он начал думать, что она и вправду умерла, зеленый огонек снова загорелся, появилась маленькая палочка, и Дария объявила, что «восстановила связь со спутником».

— Поздравляю от всей души, — ответил Тим.

Несколько раз она предлагала рассчитать обходной путь. Тим продолжал отклонять это предложение. А однажды, к концу второго дня после того, как Тим покинул Фагонар, она продекламировала кусочек стихотворения:

Если даже он доживет до ста лет, думал Тим (а это вряд ли, учитывая его нынешнее безумное путешествие), он никогда не забудет то, что видел в эти три дня, пока они с Дарией потихоньку поднимались в гору, по-прежнему на страшной жаре. Тропинка из едва заметной превратилась во вполне отчетливую, и на протяжении нескольких колес по бокам ее высились осыпающиеся каменные стены. Как-то раз целый час над тропой в небе, как по коридору, летели на юг тысячи огромных красных птиц, словно направляясь в теплые края. «Наверное», подумал Тим, «они прилетели в Бескрайний лес отдохнуть». Потому что над Листвой таких птиц отродясь не видывали. А в другой раз четыре синих оленя высотой меньше двух футов пересекли перед ним тропу, даже не заметив потрясенного мальчика, который стоял и таращился на этих карликов-мутантов. А еще как-то раз они набрели на поле гигантских желтых грибов высотой в четыре фута, со шляпками размером с зонтик.

— Их можно есть, Дария? — спросил Тим, потому что продукты в корзинке заканчивались. — Ты не знаешь?