Там, где фальшивые лица Торин Владимир
– Неужели мы идем домой, Ваше Высочество? – спросил один, склонив голову и отдавая честь мечами.
– Все верно, Фирнести, – ответил принц, задумчиво выглядывая что-то в руинах. – Но сперва нужно позаботиться о том, чтобы за нами затворилась дверь.
Наконец принц нашел то, что искал, и быстрым шагом направился к кузнице. Горн был погашен, инструменты валялись в снегу. Жуткого горбуна и след простыл.
– И куда это ты делся? – прошептал принц. – Ты ведь не можешь далеко убежать? Где же ты?..
И тут его взгляд упал на наковальню. Огромный кусок металла дрожал, и если не знать, что бездушные и неживые наковальни ничего не боятся, то можно было бы справедливо решить, что он дрожит от страха.
Кельбрик несколько мгновений глядел на потемневшее от гари кузнечное приспособление, будто любуясь мастерской маскировкой, а после сверху вонзил меч в середину наковальни, и тот вошел в нее с такой легкостью, словно в подтаявший сугроб. Кусок металла закричал от дикой боли, из раны полилась черная кровь.
Изгнанные вассалы молча глядели на свершившуюся казнь, но при этом от нетерпения скрежетали мечами по камням арки. Вечная осень Терновых холмов тянула их назад. Она звала их домой. До вожделенного возвращения было каких-то полшага.
– Тихо! – приказал принц. Он что-то услышал.
Мечи перестали облизывать камни, и тут все различили какой-то неясный, едва слышный шум. Не прошло и половины минуты, как предводитель спригганов понял, откуда он доносится.
Детские крики, изуродованные эхом колодца, вырывались на волю. Крохотные гоблины чувствовали, что все старшие умерли, они боялись и плакали.
Принц Кельбрик обернулся на звук и указал туда мечом. В тот же миг один из его сенешалей подпрыгнул и, оторвавшись от земли, обратился черной птицей. Дрозд взмахнул крыльями и нырнул в колодец.
Страх… Боль… Мука… Смерть… Железный клюв терзал маленькие тела, отрывал куски плоти, пробивал головки, вонзался в глаза. Они звали на помощь, но не знали, что никто не придет их спасти. Эхо от последнего предсмертного крика разлетелось по руинам. Клюв распорол крошечный живот, грудь и несколько раз проткнул сердце. Птица вылетела из колодца, с ее хлопающих крыльев и хвоста на снег падали капли крови. Перья были мокры и блестели багрянцем. Дрозд удовлетворенно запел – теперь нежный голос флейты напоминал жуткий, режущий уши свист.
Кругом были изуродованные, расчлененные тела Красных Шапок. Руки и ноги, валяющиеся отдельно, вывороченные внутренности и головы, позабывшие, где их место. Лужи горячей крови, мертвецы, уткнувшиеся в снег лицами. Возле кузницы лежала черная фигура сприггана, походившая на разлитую по земле смолу. Длинные пальцы-клещи судорожно вонзались в землю. Грудь болезненно вздымалась с хрипом, походящим на скрежет ржавых мечей, соприкасающихся друг с другом. Пасть открылась настолько широко, что вся нижняя половина лица умирающего пошла трещинами. Язык вывалился, на подбородок стекала кипящая черная кровь. Сын мятежного короля Красных Шапок, последний король-изменник, изрезал его грудь в лоскуты. В некоторых местах проглядывали ребра. Горло было перерезано дважды – крест-накрест, принц видел: его вассалу недолго осталось.
Кельбрик медленно подошел к сенешалю. Тот протянул руку к господину, но принц встал на нее остроносым сапогом, придавливая к земле.
– Ваше… Высочество… – прохрипел умирающий.
– Прощай, Тенербран. – Принц Кельбрик поднял меч. Волнистый клинок с силой опустился в черный разрез глаза. Сенешаль дернулся и застыл. Его повелитель склонил голову набок, словно любуясь трупом. После выдернул меч, развернулся и пошагал прочь – он был горд собой: именно это спригганы называли милосердием.
Четыре его выживших спутника неотрывно глядели под арку прохода. Там их ждали Терновые холмы. Их родина, их отчий дом, откуда они были изгнаны два с половиной века назад.
Принц Кельбрик пока не собирался домой, он двинулся к башне, где лежал Лори. Весь его и без того жуткий вид выражал сейчас абсолютную, всепожирающую угрозу. Спригган вознамерился наказать гнома, посмевшего обозвать его глупой певчей птичкой. Изгнанник был достойным сыном своего отца – в жестокой мести за малейшую провинность он находил не меньшее удовлетворение, нежели в отрубании головы, расчленении, потрошении или же в любом другом зверском убийстве каждого, кто взглянет на него не так, как ему бы того хотелось. Казалось странным, что после резни, которую учинили здесь спригганы, подобная мелочь может представлять такую важность и нести не менее страшные последствия, но Кельбрик никогда и ничего не забывал, в особенности всего, что касается отплаты и мести.
Лори кричал, но его крика не было слышно. Он хлестал себя по щекам в попытках пробудиться, но его тело ничего не ощущало. Он пытался уволочь себя прочь, подальше от этих черных разрезов глаз, но его руки были бестелесны, они ничего сейчас не могли.
Монстр подходил все ближе… Сейчас спригган более всего походил на птицу. Большая черная фигура, сутулясь, медленно приближалась, при каждом шаге выставляя перед собой ногу, словно вальяжный дрозд или не менее вальяжный лорд на балу. Мечи в его руках крутились, как мельничные крылья. Следом за принцем оставался след в застывшей в воздухе пелене снега.
– Ваше Высочество! – прокаркал кто-то сзади. – Проход закрывается! Торопитесь! Вы не успеете!
Белая потрескавшаяся маска, служившая принцу лицом, изменила черты – теперь она изображала сожаление. Не дойдя каких-то десяти шагов, Кельбрик развернулся и поспешил к арке. Все его соратники уже были по ту сторону и ждали своего повелителя…
Последнее, что увидел Лори, – это как спригганы уходят все дальше, прочь от двери по склону холма, поросему терновником, огибая ветхие надгробные камни. Но теперь с ними был кто-то еще. Невысокая, но широкоплечая черная фигура, которая то утрачивала свои очертания и становилась словно сотканной из дыма, то вдруг приобретала плоть камня, брела между ними, закованная в кандалы и цепи, которые ярко блестели на ее запястьях и щиколотках. Вдруг фигура обернулась, и в тот же час гном узнал в ней себя, а в ее чертах – свои собственные. Тут он все понял… Его собственная тень что-то неслышно прошептала, на холмах поднялся сильный ветер, и терновник заколыхался. Порыв ветра вылетел с Терновых холмов из-под арки, и прозрачная створка захлопнулась, точно самая обычная дверь при сквозняке. Ключ выпал из замочной скважины и исчез в снегу.
Ветер влетел в башню и облизал ледяным дыханием щеки и лоб гнома. Лори закрыл глаза и проснулся…
Подле лежали его друзья. Старик Невермор сдержал свое слово: принц Кельбрик помог. С гибелью всех Красных Шапок пленники очнулись от удушающего кошмара, и снег вновь зашевелился в воздухе, ветер завыл в башне над головой и задергал навес из плащей. Языки костра ожили как ни в чем не бывало, а дрова захрустели весело и громко в сразу же наполнившемся звуками зимнем дне. Самом обычном дне…
Гномы не могли пошевелиться от дикой, сковавшей их усталости. Каждому из них сейчас казалось, что руки и ноги прибиты чудовищными гвоздями к потертым плитам башни. Даже дышать и моргать было больно. Веселенькое пробуждение! – всех объединяло одно ощущение: они только что упали с утеса и разбились, но отчего-то выжили, невзирая на то, что в теле не осталось ни одной целой косточки. И все же Кили, превозмогая боль и напрягая всю силу воли, дернулся, перевалился на живот и пополз к Ангару.
– Ну, держись, – пропыхтел он. – Придушу, как крысенка… Ты уже – покойник! Ты уже труп, приятель! Слышишь?
Непутевый посмотрел на разъяренного и при этом беспомощного спутника с отрешенным безразличием – тот выглядел жалко в своих потугах доползти – и даже не счел нужным пошевелиться. Казалось, Ангар Дортан всем своим видом выражает равнодушие к угрозам товарища. Отчасти так и было – за все ошибки Непутевого постоянно приходилось расплачиваться другим, но, помимо этого, у него просто не оставалось сил даже на оскорбленный и недоумевающий, отчего виноватым сделали его (как это всегда и бывало), ответ. Как обычно, именно себя Непутевый считал самой большой жертвой, а уж муками совести он никогда не болел.
Когда Кили выдохся и последняя угроза сползла с его губ, точно ядовитая змея, Ангар уже мерно похрапывал во сне с безмятежностью невинного младенца. Бесстыдный ублюдок! Да он должен был провалиться от собственного чувства вины перед товарищами в Бездну! Нет, ну бывают же среди детей Дрикха подобные негодяи! Все еще в ярости Кили посмотрел вокруг, пытаясь найти поддержку друзей, но обнаружил, что остальные тоже спят: все, кроме Дарвейга. Тот, лежа на спине, глядел прямо перед собой и не шевелился, будто покойник, которому забыли закрыть глаза.
Веки Кили отяжелели, и он провалился в забытье. Сейчас – хвала Семнадцати Ключам Дрикха – гномы не видели ни одного сна. Они просто спали, отдыхая душой и телом, а кошмары прошедших дней с каждым мгновением все утрачивали для них краски.
Лори заснул последним. Перед тем как погрузиться в манящую, тихую и неглубокую дремоту, он попытался вспомнить, что же сказала ему на прощание его бывшая тень, но, к собственному ужасу, так и не вспомнил.
Он спотыкался, но шел. С каждым новым шагом ноги слушались все хуже, и вскоре ему пришлось ползти по снегу, прокладывая себе путь руками. Он не ощущал холода, ведь все тело горело от нестерпимого жара лихорадки. След крови тянулся за раненым на пятнадцать миль – и это еще была самая короткая дорога! Когда ободранные пальцы коснулись ледяной поверхности огромного неровного валуна, он задрожал всем телом – новая судорога была сильнее предыдущих, но это ничего – осталось совсем немного.
– Аки, вер, ми, веки, ва, – сплевывая кровь при каждом слове, прохрипел он. – Ты должен знать… – Он уткнул нос в большую глубокую трещину в камне. – Ты должен знать, один из Злобных богов, что к тебе идут в гости… Ты должен сбросить оковы сна. Я… тот, кто усыпляет, я же и тот, кто живет во снах. Это я здесь и сейчас, в серой реальности, пробуждаю тебя…
Он прекратил шептать и устало прислонился спиной к камню. Он чувствовал: новая судорога вновь начала зарождаться в его теле – и ее он не переживет.
– Аки, вер, ми, веки, ва. – Он уставился невидящим взглядом перед собой. – Они честно заслужили себе право жить, эти коротышки. Бывает, что иногда выпадает второй шанс. Но до чего же обидно, когда у тебя его отбирают и ты должен вновь пережить все уже пережитое. Ты спросишь меня, один из Тринадцати, зачем же я это делаю. Просто я коварен, и было бы очень глупо и, чего греха таить, странно, если бы я позволил им просто так уйти. К тому же я люблю творить мерзости и приносить отчаяние. И еще я хочу отомстить… Ну да ладно, пожелай мне спокойной ночи, мой спящий бог, а ты просыпайся… Пришла пора… Аки, вер, ми, ве…
Конвульсия пробежала по всему телу, от кончиков когтистых пальцев ног до самой макушки. Гверкин закричал, и в тот же миг его тело рассыпалось на тысячу снежинок, которые подхватила поднимающаяся все выше метель.
…Прошло три дня. Гномы восстановили силы и продолжили путь через предгорья, стараясь забыть о случившемся в Тревегаре как о жутком кошмаре. С Непутевым никто не разговаривал, а его лучший друг, Дори Рубин, так и вовсе пообещал, что свою обиду он запомнит на тридцать три года, а до тех пор и слова не скажет Ангару Дортану. Кили все порывался отрубить лжецу голову, или что там у него вместо оной, но ему – какая жалость! – не дали этого сделать. А Непутевому, казалось, хоть бы хны: страх отошел, с коварным Гверкином и его клыкастым семейством покончено; да и спокойный сон без сновидений в руинах благоприятно подействовал на гнома, отчего он быстро вернулся к обычному наглому поведению. Тем более что Ангар чувствовал: они приближаются к цели, а остальное его вроде и не заботило. Отряд успешно добрался до старого перевала Керег-Ребрин, а затем прошел добрых пять миль по возвышенности, пользуясь картой-ловушкой Ангара, и оказался в центральном Тэрионе, где дальнейший путь преградило ледяное озеро. На берегу озера произошла драка между Долдуром и окончательно вернувшимся к своим прежним привычкам Ангаром, поскольку, когда Непутевый начал упрямиться, отказываясь ехать по занесенному снегом льду, мотивируя это тем, что «застывшая вода – это то же зеркало! А по зеркалу ходить – плохая примета!», терпение у старшего Неммера вышло, как вода из прохудившегося бурдюка, и он просто набросился на потерявшего остатки совести спутника. Их разняли, когда у суеверного гнома уже была разбита бровь, а у его противника – выбит зуб. Дори зло высказал каждому из драчунов, что он о них думает и куда им следует идти со своими дрязгами, после чего притихшие Нор-Тегли продолжили путь как ни в чем не бывало.
Вскоре огромное ледяное озеро осталось далеко за спиной. Перевал Керег-Брим был преодолен, и спустя еще три часа пути по извилистому распадку меж скал, где когда-то протекала горная река, гномы нашли то, что искали – небольшое ущелье, со всех сторон закрытое заснеженными скалами. В одной из стен горы была пробита большая темная пещера. На карте здесь значилось изображение непонятной алой руны, судя по всему, на гоблинском. Их путь – красная пунктирная линия на рыжеватом пергаменте – заканчивался именно в этом месте.
Кладоискатели буквально светились от счастья, с нетерпением потирая руки и уже почти ощущая пальцами груды бесхозного золота. Даже постоянные споры затихли, а распри и недопонимание были надежно спрятаны на самое дно дорожных мешков – до лучших времен. Помимо всего прочего, Ангар перестал замечать откровенно злобные взгляды товарищей.
Отряд разбил лагерь за пределами ущелья Странной Руны, под надежным уступом, преграждавшим путь ветру. Гномы разожгли костер, сделали походный навес для пони. Ангару не терпелось оказаться в желанной пещере, и он ничего не делал для обустройства лагеря, за что и был наказан – Дори не включил его в передовую группу разведчиков, которым предстояло все проверить на подступах, прежде чем туда отправится весь отряд. Разведчиков было трое. Шел Лори, как самый зоркий из всей экспедиции, а также братья Неммеры – как превосходные мастера Тайн Гор.
Ущелье оказалось совершенно пустым и тихим – кажется, даже в зловещих руинах Тревегара было больше жизни. Здесь не росло ни одного деревца, лишь ковер нетронутого снега тянулся на полторы мили вдаль, к самому входу в пещеру. Окружающие скалы нависали над головами путников, точно любопытствующие великаны, отбрасывая настолько угрюмую тень, что казалось, будто царящие здесь сумерки никогда не исчезнут. Если бы гномы стояли на вершине скалы, то ущелье далеко внизу почудилось бы им зловещей резаной раной в теле гор. Снежную гладь на дне провала разрывала россыпь огромных угловатых камней, загромоздившая изломанной цепью все ущелье. Больше здесь не было ничего. Лишь обледенелые камни да покрытые трещинами, будто морщинами, исполинские стены скал.
Братья Неммеры вошли в пещеру. Лори остался ждать у входа и в данный момент вглядывался в пелену снега, должно быть, решившего засыпать отряд с головой. Гном посмотрел на белое небо. Снег посреди лета – такое могло быть только здесь, на волшебном Севере, где погода не любила менять платье с зимнего на весеннее. Подобный снегопад Лори Дарвейгу довелось видеть впервые. Еще на озерах погода заметно ухудшилась, а уж на подходе к ущелью поднялась такая метель, будто сотня снежных духов начала одновременно дуть в лицо путешественникам. Гномам пришлось надеть всю одежду, которая была с собой. Уходя в разведку, Дарвейг и Неммеры закутались в теплые плащи с капюшонами и шерстяные шарфы, отчего стали походить на медведей, вставших на задние лапы.
Лори уже успел порядком замерзнуть, стоя возле пещеры: не помогал даже шарф, натянутый на лицо. Гном время от времени оглядывался и пытался различить хоть что-нибудь во тьме провала, но ему это никак не удавалось – свет фонаря Долдура куда-то пропал: должно быть, товарищи зашли слишком далеко. Он старался не думать о холоде и бродил туда-сюда подле темнеющего входа. В одной руке у Лори был арбалет, другую он держал под теплым кафтаном на груди, крепко сжимая золотую цепочку с двумя ключами: Священным Ключом Дрикха и ключом в виде Красной Шапки, который он подобрал со снега перед отбытием из Тревегара. Лори хмурился, предаваясь мрачным мыслям, и даже позабыл о кладе. Он не собирался возвращаться в Гортен, когда все закончится, – ноги его не будет больше в городе, видевшем его унижение. Помимо всего прочего, у него появилось еще одно дело. Очень важное и вгоняющее в черную тоску с каждым днем откладывания. Перед тем как Лори Неудачник покинул дом Невермора, старик-некромант сказал ему: «Мне жаль тебя, парень. Я не буду желать тебе удачи на твоих дорогах, ведь какой смысл желать то, чего не будет. Я не могу сказать, что тебе делать, но прими совет: если хочешь узнать всю правду о своем… спутнике, ищи ответ в семье». И гном собирался поступить именно так. А когда он выяснит всю правду и избавится, если будет на то воля Дрикха, от Вчера, то возьмет ключ из багрового металла и отворит дверь в Терновые холмы. Где-то там томится его тень, и он не бросит ее, даже если ценой ее свободы станут несколько спригганских жизней…
– Эгей, дружище! – раздался за его спиной веселый окрик Хонира. – Еще не блестишь, как ледышка?
Гномы показались из темноты пещеры и вышли под снег. Долдур был не столь весел, как его брат: хмурясь, он задул свечной фонарь, что нес в руке.
– Наша пещерка! Наша пещерка! – Хонир задорно ткнул локтем брата. – И нет в ней никого!
– Она глубока? – Лори самому не терпелось оказаться внутри и увидеть все своими глазами.
– Да, довольно. Здесь никого не было уже сотни лет, в этом я точно уверен, но это-то и странно… тебе не кажется, что с того самого мгновения, как мы вошли в ущелье, за нами постоянно кто-то наблюдает и, знаешь, что мне… – хмуро проворчал Долдур, но он так и не успел договорить. Вдруг поднялся настолько сильный ветер, что конец его фразы потонул в утробном вое стихии.
Лори что-то ответил, но и его слов не было слышно. Долдур знаками показал, что им следует двигаться обратно в лагерь. Дарвейг кивнул, и, через силу преодолевая сметаемый, точно гигантской метлой, им навстречу снег и встречные воздушные порывы, гномы направились к выходу из ущелья.
– Уонииии, еее аауаааай! – прокричал старший Неммер, обернувшись на миг. Должно быть, это значило нечто вроде «Хонир, не отставай!», поскольку младший брат постоянно оглядывался, любуясь так пришедшейся ему по душе пещерой.
Ветер стих в точности так же, как начался – внезапно. Снег, вздыбленный в воздух, улегся обратно, а тот, что падал с неба, больше не летел в лицо.
– Наблюдают, говоришь? Думаешь, это гоблины? – Лори внимательно поглядел по сторонам, когда ненастье ушло прочь. – Если бы это были они, то хоть как-то бы уже себя выдали…
– Нет, точно не гоблины, – пробормотал Долдур. – Нечто другое. Еще в пещере у меня вдруг возникло такое чувство, что мы совершаем большую ошибку. Я не позволил Хониру идти далеко, а он уже порывался спуститься вниз, на самую глубину. Мы нашли два больших туннеля, уходящих круто на северо-запад и на восток, кроме того…
Гном замолк на середине фразы. За его спиной один из покрытых снегом гигантских валунов, разбросанных тут и там неподалеку от входа в пещеру, вдруг качнулся и, грохоча, откатился в сторону.
– Что это? – недоуменно воскликнул Хонир.
Еще несколько валунов сдвинулось со своих мест, земля под ногами вздрогнула с такой силой, что гномы едва не упали. Со скал в распадок покатились обледенелые камни, предвещая начало лавины.
– Бежим! – закричал Долдур и первым ринулся к выходу из ущелья, Неудачник за ним, а Хонир… Хонир взял и побежал в обратную сторону, к пещере, решив, по-видимому, что там будет безопаснее, чем под открытым небом.
Заметив, что брата рядом нет, старший Неммер остановился.
– Хонир, вернись! Стой, кому говорят!
Казалось, гном внял словам брата, застыв в тот же час как вкопанный, но вовсе не слова старшего были тому причиной. В этот самый момент огромный пласт земли прямо перед ним поднялся. Заснеженные обломки скал начали шевелиться, и округлившимися от ужаса глазами Нор-Тегли увидели, как от земли стало отделяться нечто жуткое и поистине исполинское. Поначалу пораженным гномам показалось, что это Нечто не имеет правильных форм, но вскоре они стали различать детали представшего перед ними.
Кусок скалы принялся трещать и ломаться; лед крошился и кусками отпадал с суставов и мышц, обнажая серебристо-синюю, цвета холодной стали, чешую. Всего за какие-то мгновения кладоискатели распознали в этом гротескном обломке огромную лапу, увенчанную когтями, каждый из которых был не менее пяти футов длиной. В ущелье стоял такой треск, какой был бы в лесу Дерборроу, если бы все деревья начали одновременно ломаться: сперва толстые широкие стволы сосен, а за ними и каждая веточка, до самой кроны, и все это не останавливалось бы, пока весь лес не превратился бы в титаническую груду уродливой щепы.
Повсюду с горных склонов катились громадные камни. Ударяясь о землю, они разлетались, превращаясь в острое ледяное крошево, бьющее во все стороны смертоносными осколками. Гномы, казалось, и вовсе забыли о бегстве, завороженно глядя на разверзшуюся перед ними землю. Да и бежать уже было бессмысленно: буйство окружающей стихии выглядело настолько ужасающим, что оставалось уповать только на самого Дрикха, молясь, чтобы бог-кузнец лично соизволил спуститься в ущелье и приструнил взбесившиеся скалы. А между тем у поднятых в воздух камней, ледяных глыб и треклятого снега было вполне конкретное имя…
– Аэээрррх… – прозвучало посреди повисшего вокруг белого марева, каменного скрежета и треска, будто тысяча промерзших глоток выдохнула разом воздух. Между тем земля продолжала дыбиться, поднимаясь на глазах. Громадный осколок скалы, лежавший подле самого входа в пещеру, затрещал, изошел длинной извилистой трещиной и начал раскрываться, обнажая черный провал размером не менее самой пещеры, по краям огражденный частоколом белоснежных клыков. В пяти десятках ярдов оттуда, у выхода из долины, начала шевелиться, отделяясь от промерзлой земли, длинная каменная гряда. Гномы слишком поздно догадались, что это хвост жуткой твари, и только сейчас вышли из оцепенения.
– Хонир! Хонир! – заорал Долдур, своим криком перекрывая окружающий грохот. Он все пытался разглядеть погребенного под ледяным крошевом брата. Но тщетно. Младшего Неммера почти сразу заволокло осколками камня и снегом, и, что с ним случилось, можно было только предполагать. Но ни одно из возможных предположений не могло пробудить надежду на то, что брат все еще цел. Сейчас в том самом месте, где он исчез, поднимало огромную голову чудовище, пришедшее, казалось, прямиком из страны кошмаров. Высокий гребень с синеватым оттенком, подобный заледеневшему хрусталю, венчал широкую голову монстра. Чуть ниже заскрежетали покрытые синей чешуей веки, черно-зеленые вертикальные зрачки глядели прямо перед собой, в упор не замечая находящихся внизу Нор-Тегли. Сколько же в этих холодных глазах было злобы, яростной, древней, изголодавшейся…
Но не это сейчас больше всего потрясло гномов. Не близкой смерти и двойного ряда клыков чудовищной пасти они испугались: беспомощной куклой к ногам Лори и Долдура скатилось изломанное, искалеченное, насмерть иссеченное ледяными осколками тело.
– Нет, – прошептал враз поседевший Долдур. Или это снег так выбелил его черную бороду? – Нет…
Слезы потекли из остекленевших глаз. Гном будто не замечал перед собой поднимающегося чудовища. Без сил он опустился на землю, не отрывая взгляда от того, кто уже не в силах был подняться.
– Долдур!!! – закричал первым пришедший в себя Лори. – Беги!!!
Бывший кузнец не слышал товарища. Сейчас в его сознании не было ничего, кроме неподвижного тела брата. Он просто не мог поверить, что Хонир погиб. Ведь он, старший, клялся отцу, что защитит его. Клялся, когда старый гном лежал на смертном одре, отдавая душу Дрикху. И вот теперь он, Долдур Неммер из Грон-Тренна, – проклятый клятвопреступник – позволил брату так глупо сгинуть! Как же он виноват! Как он мог отпустить его, почему не схватил за шиворот и не выволок из этого треклятого ущелья? Почему вовремя не заметил подлую тварь?
Монстр тем временем упер голову в обледенелое основание скалы и дернул плечами. Стены гор снова вздрогнули. За много столетий сна чудовище вросло в дно ущелья и стало с ним единым целым. Хвост дергался, будто у разъяренного пса, он бил по сторонам, отламывая от скал куски гранита, могучие задние лапы погрузились в землю по коленный сустав, а огромные когти походили сейчас на крестьянские плуги. Тварь напрягала все тело и тянулась к небу в попытках освободиться, но плечи сильно вросли в камень и не желали от него отделяться. И пусть казалось, что ледяные оковы тверди ни за что не сломать, чудовище не прекращало попыток вырваться. Оно дергалось, упирало широкий чешуйчатый лоб в землю, и в какой-то миг рванулось так сильно, что в воздух взмыла очередная туча льда и снега. Лори вовремя успел припасть к земле и прикрыть голову руками. Когда же он поднялся, то увидел, что тварь почти полностью освободилась: огромное перепончатое крыло, до этого распластанное по склону и скрытое от глаз пеленой снега, развернулось, накрывая черной тенью половину ущелья, затем сложилось и вновь раскрылось… Монстр согнул плечо и упер локтевой сустав крыла в землю, точно гигантская летучая мышь. Отталкиваясь теперь и локтем, он начал дергаться еще сильнее, пытаясь высвободить второе крыло. Лори не сомневался – чудовищу это вскоре удастся…
Неподвижный Долдур, казалось, вовсе не замечал огромного монстра, нависшего прямо над ним, он просто сидел подле тела Хонира, продолжая негромко стонать и завывать, как безутешный призрак над собственной могилой.
Опомнившись, Неудачник бросился к другу, даже не глядя на чудовище. Рывком поднял Долдура – тот явно до сих пор не понимал, что происходит, двигаясь, словно в вязком тумане. Лори забросил арбалет в чехол за спину, подхватил товарища и поволок его к выходу из ущелья…
Монстр в это время уже полностью высвободил второе крыло, сложил его и, уперев локоть в землю, развернулся и медленно пополз к пещере… С каждым его движением сосульки и снежные комья кусками отпадали от синей чешуи. Малейшее сокращение застывших за века мышц влекло за собой скрипы и грохот, схожие с ледяным треском на реке при весеннем половодье. Да, давно он не двигался… очень давно. Монстр тянул голову к белым небесам, подставляя морду падающему снегу и с наслаждением разминая затекшую от долгого неподвижного сна шею. Пасть его широко раскрылась, будто зверь пытался вдохнуть в себя метель.
– Где мой двор? – голос его был хриплым и громовым. Казалось, что он исходит со всех сторон ущелья одновременно. Будто сами горы ревели вслед Неудачнику, уволакивающему оцепеневшего Долдура; словно вековые камни жутким хохотом провожали незваных гостей. Древняя тварь так и не заметила гномов. – Где мои вассалы? Где тысячи рабов, склоняющих головы? Корона разбита. Ключи растеряны. Сердце – в осколках. Я слишком долго спал. Где ты, Ненфилис, усыпивший меня? Выйди, Ненфилис! Сразись с Лаграоном снова!
Арбалетчик все волочил товарища прочь, и вскоре они оказались у выхода из ущелья, ведущего в широкую заснеженную долину, где остановился их отряд. Здесь уже был почти неразличим рев разбуженного дракона, что холодил кровь, громыхая где-то позади. Лори так и не решился обернуться. Монстр пока не преследовал их – и то ладно…
Дори и оставшиеся в лагере гномы сидели возле костра и готовили ужин. Метель время от времени приносила неразборчивый и отдаленный гул. Казалось, что где-то за много миль от этого места прошла лавина, но кладоискатели не переживали – судя по едва слышному эху, лед и камни рушились далеко от них. Все, кто бывал в Тэрионе, знали, что метель в горах сильно искажает звуки и порой даже меняет их направление настолько, что кажется, будто раскаты доносятся совсем с другой стороны, а наши гномы пусть и назывались горным народом, но большую часть жизни провели на равнине. В лагере было тихо и спокойно, они и подумать не могли, что с ушедшими в ущелье друзьями что-то случилось. Представьте себе их удивление, когда разведчики показались из-за каменного выступа: Долдур повис на плече Лори, Дарвейг тянет его, напрягая все свои силы.
– Где Хонир?! – воскликнул Дори. – Что произошло?!
– Собирай отряд, Рубин! – закричал Неудачник, подтаскивая к огню ошеломленного Долдура. – Быстро!!!
– Да что случилось-то? – Ангар бросился к омертвевшему товарищу, упавшему на землю, словно деревянная кукла, когда Лори его отпустил.
– Дракон, – бросил арбалетчик, забрасывая свои вещи в дорожный мешок. – Вот что случилось! Ты, кажется, забыл нас о нем предупредить, Рубин?!
– Нет… – в ужасе пробормотал глава отряда, – вероятность была очень незначительной… руна «Крис» да и только… Драконы Тэриона перевелись еще тысячу лет назад…
– Какая, к Проклятому, руна?! Хонир мертв – вот твоя вероятность!
– Живо сворачивайте лагерь! – прикрикнул на застывших гномов Ангар. – Быстрее!
Нор-Тегли спешно повскакивали со своих мест. Кто-то начал, не глядя, швырять вещи в мешки, другие седлали пони, третьи (не кто иной, как Ангар) занимались тем, что мешали другим, постоянно их подгоняя.
Дори, убитый известием о гибели товарища, дрожащими пальцами привязывал к седельным ремням дорожные сумки. Он старался не смотреть на Долдура, который так и лежал на земле, словно обледенелое бревно, безвольно глядя на снежинки, падающие на черную золу и обгоревшие сучья потухшего костра.
Гномы собрали лагерь быстрее, чем это сделали бы волшебники при помощи заклятий, – в другой ситуации на подобное мероприятие им понадобилось бы втрое больше времени. Подгоняемые страхом Нор-Тегли мигом оказались в седлах и что было сил поскакали прочь от заледенелого ущелья. Кили крепко сжимал в руке повод скакуна Долдура, омертвевшего Неммера. Пони быстро несли воих седоков вперед, в сторону лежащего где-то внизу замерзшего озера. Так, не останавливаясь, они скакали до самого вечера и свалились без сил, едва достигнув ледяной глади.
Наскоро устроив стоянку на пустом холодном берегу в тени скальной гряды, гномы молча развели костер и уснули – разговаривать никому не хотелось, достаточно было бросить взгляд на искаженное ужасом лицо безутешного Долдура. Но рассвет не принес облегчения. Если бы друзья знали, что им еще только предстоит пережить на следующий день, то скорее предпочли бы скакать по коварному льду темной ночью, чем столь беспечно разбивать лагерь рядом с пещерами Голбадога[13].
Под утро на страже стоял Кили. Он уже хотел будить Ангара, чтобы тот сменил его, когда увидел над скалой, подле которой они остановились, поднимающиеся в белые небеса клубы черного дыма. Ветер донес до него отдаленный рокот барабанов.
– Гоблины!!! – полный отчаяния крик разбудил окоченевших охотников за сокровищами.
Дори Рубин молниеносно вскочил на ноги и огляделся. На высокие скальные уступы, что возвышались прямо за их спинами, карабкались невысокие фигуры в ободранных тряпках. Одна ловко влезла на кряж и быстро достала из-за спины небольшой лук. Свистнула стрела, вонзившись в снежный сугроб совсем рядом с предводителем отряда.
– Все в седла! – закричал Рубин. – Бросайте вещи! Лори! Ты знаешь, что делать!
Гномы поспешили исполнить приказ; так и не пришедшего в себя Долдура волоком втащили на его пони. Отряд сорвался с места, подкованные копыта зацокали по ледяной корке холодного озера. То и дело друзья оглядывались назад, где едва протерший глаза от сна Лори Дарвейг неспешно, можно было даже подумать, лениво, достал из чехла арбалет. Стрелы свистели совсем рядом с ним, врезались в снег под ногами, пролетали мимо, попадая в срубленные гномами поленья и близлежащие сугробы.
Множество длинноносых карликов один за другим забирались на кручи, узкие каменные дорожки, на которых не то что стрелять – просто стоять казалось опасным.
Некоторые гоблинские стрелы еще летели вслед скачущим прочь Нор-Тегли, но большинство уже направили свои колючие «морды» в сторону одиноко стоящего гнома с длинной, развевающейся по ветру русой бородой. Какой же легкой мишенью казался он для них сейчас!
Неудачник к чему-то прислушивался. Похоже, он вовсе не боялся гоблинских стрел. Было у того, кого друзья знали под именем Лори, одно тайное умение. Кроме острого зрения наделил его Дрикх необычайно чутким слухом и боевой рассудительностью. Это означало, что в то время, как любой другой, трясясь от страха, станет метаться из стороны в сторону в попытках уклониться от стрел, Лори будет сохранять ледяное спокойствие и стоять на месте, вслушиваясь, просчитывая и напрочь игнорируя те стрелы, что заведомо пронесутся мимо. Лишь те, которые могут попасть в цель, были достойны его внимания.
Вот и сейчас гном стоял посреди заснеженной долины, не прикрытый ничем, не имея даже щита. Стоял и слушал, как подвывает ветер, как падает мягкий пушистый снег, как шелестит оперение. Одна стрела вонзилась в снег за два шага от него. Другая летела в ногу… Лори вздрогнул и резко отступил назад – возможный меткий выстрел таковым не оказался.
Заметив, что в его спешно удаляющихся друзей больше не стреляют, гном неуловимым движением раскрыл рога своего арбалета и, почти не прикладываясь к прицелу, нажал спусковой крючок. С диким криком какой-то гоблин свалился с утеса и покатился вниз, ударяясь о выступы и камни. На снег приземлилась уже неузнаваемая бесформенная груда окровавленной плоти. Второй выстрел убрал еще одного зеленого карлика. Стрелял гном с невероятной точностью, чему способствовали многолетний опыт, выдержка и, конечно же, изумительный прицел, сделанный инженерами его народа.
В этой ситуации Лори волновался только за своего пони, но тому словно передалось спокойствие его хозяина – стрелы ничуть не пугали животное. А гном продолжал выпускать болт за болтом, отвлекаясь лишь на перезарядку арбалета…
Отряд Рубина тем временем уже находился на середине озера, когда сзади послышались громкий треск и чей-то крик.
Дори повернул голову и с ужасом увидел, что ледяная пелена, покрывающая замерзшую воду и ранее казавшаяся такой крепкой, не выдержала. В проломе с обжигающе холодной водой бултыхался гном. Пока было непонятно, кто это, а времени пересчитывать всех не оставалось.
– Аааа!!! Дори!!! – закричал Ангар, на миг вынырнув из воды. Пальцы пытались захватить края пролома, но податливый лед обламывался прямо под его руками, и ничего не получалось.
– Тащите, парни! – велел Дори, спрыгивая с седла.
Остальные гномы тоже быстро спешились. У Конари, одного из Близнецов Клыка, в руке появилась длинная веревка с крюком на конце.
– Аааа!!! – кричал Дортан, захлебываясь в полынье.
Конари вскинул канат, примерился, раскрутил его и забросил конец в ледяной пролом, тем самым в очередной раз оправдав свое звание непревзойденного метальщика.
Непутевого вытянули всего промерзшего и синего от холода. Глаза его превратились в две стеклянные пуговицы, а из легких с каждым выдохом вырывался хрип. Пони спасти не удалось, он исчез подо льдом…
Рубин откупорил дымящуюся бутыль и как раз вливал ее содержимое в горло Ангару, когда гномы увидели красного запыхавшегося Лори. Его пони был загнан; арбалет в руке дымился – последним выстрелом он, должно быть, «зачертил» зажигательный болт.
– Скачите скорее! Они идут! Не меньше сотни! Нет луков! Уже нет…
Он не успел договорить. Позади показались первые уродливые карлики. Жители гор были одеты кто во что горазд: те, что побогаче, облачились в грубо выделанные шкуры животных или трофейные доспехи, другие могли похвастаться разве что рваными обносками, которые были сняты с покойников, добыты в набегах или отобраны у неосторожных путников в горах. Гоблины нестройной толпой бежали по льду к оторопевшим гномам.
– Что делать, Дори? – спросил Конари.
Его брат Голари ответил за предводителя:
– Дурень, бежать! Да так быстро, насколько это возможно!
– Это кто здесь дурень? – возмутился первый.
– Близнецы! – взревел Дори, прекращая моментально возникший из ничего, как это и бывало всегда, спор братьев. – Тяните Ангара и Долдура прочь! Мы за вами. Там, впереди какая-то дорога и узкое ущелье, стеной встанем и, прикрывая вас, будем отступать следом…
– Ясно, – ответил Голари и взвалил обмороженного Дортана на своего пони, его брат проделал то же самое с равнодушным ко всему происходящему Долдуром.
Когда обледенелое озеро закончилось и они оказались в узком проходе меж нависающих утесов, Дори остановил своего скакуна и слез на землю. Кили и Лори последовали его примеру.
– Смелее, друзья! – рыжебородый отстегнул свою секиру от пояса. Заждалась, голубка…
– Кхарне Тегли! – визжали гоблинские предводители. – Кхарне Тегли!
Не требовалось знать их язык, чтобы понять значение криков: «Смерть гномам! Смерть гномам!» Множество уродцев устремилось вперед. Оскаленные пасти, кривые ножи, трофейные мечи, ржавое оружие и никуда не годное облачение – вот чем были гоблины…
Три гнома дрались. Отступали и дрались. Рыжебородый Дори Рубин, старый охотник за сокровищами, и Кили, бывший воитель лейданга одного из оплотов, сражались с неудержимой яростью людей-берсерков или безумных орков. Из-за их спин стрелял Лори, управляясь с арбалетом, должно быть, с самой большой скоростью в жизни, но болтов в чехле с каждым залпом становилось на четыре меньше и вскоре не осталось ни одного. Тогда и Лори взялся за топор.
Гномов спасали скальные выступы, подходившие к самой тропе, по которой они отступали. Много гоблинов не смогло бы там разместиться, и в переднем ряду (если можно так выразиться – гоблины не признавали рядов, атакуя нестройной толпой) одновременно их находилось не более пяти.
Охотники за сокровищами сперва даже не обратили внимания на то, что, отбиваясь, прошли ущелье насквозь и оказались на пороге леса. Теперь окружить их не казалось сложным. Но гоблины почему-то вдруг остановились. Кто-то из них нерешительно сделал шаг вперед, но один из главарей за шиворот затолкал слишком ретивого обратно.
Гномы не понимали, что происходит.
– Икстааре! – взвизгнул какой-то гоблин на своем языке. – Икстааре!
Они лишь кричали что-то непонятное, бессвязное, словно просили охотников за сокровищами не отступать дальше, просили их вернуться… Как же, раскатали свои зеленые губы!
Дори бросил через плечо мимолетный взгляд и с облегчением вздохнул. Они стояли на небольшом холме, и дорога здесь поднималась, поэтому были хорошо видны острые, словно лес копий, могучие стены города. Высокий палисад, сбитый из огромных северных дубов, казался сейчас неприступной цитаделью. Сами того не заметив, гномы прошли несколько иным путем, чем тот, которым они добирались к ущелью Странной Руны, и дорога обратно заняла всего полтора дня – горы любили обманывать своих гостей, подставляя тем под каблуки совершенно иные тропы и перевалы, стоило хоть на минуту отвлечься. Мерзавец Гверкин в своей карте нарочно провел их длинной окольной тропой. Оказалось, что можно было легко миновать и «Путь на Грехенвальд», и руины Тревегара, знать бы заранее. Но кто среди кладоискателей мог бы похвалиться даром предвидения?
Теперь рыжебородому предводителю стал понятен гоблинский крик «Икстааре!»: видимо, дикие горные карлики хорошо познали на собственной шкуре, чем для них чреваты прогулки рядом с северным городом людей Истаром.
Герцогство Истарское. Истар.
Они снова сидели в уютной и уже успевшей стать родной таверне «Вереск» в Граде Рейнгвальда. Здесь было тепло, камин пыхтел своим согревающим дыханием; дымящиеся кружки и кубки, горячие блюда: супы, каши и куропаточки, кабанчики, кролики… Эх! Даже бессловесное наигрывание местного барда на старенькой лютне казалось просто волшебным.
Они снова были в безопасности, снова пили вересковый мед и заедали его вкуснейшей жареной олениной. Все как тогда, перед отбытием в горы… За исключением того факта, что теперь их было не восьмеро – одного гномы оставили там, на Севере, в заснеженных и обледенелых местах, откуда они бесславно ретировались, убегая от грозного Лаграона – ужасного и беспощадного чудовища.
– Ну, что скажете, господа охотники за сокровищами? – Дори хмуро оглядывал всех сидящих за столом. И храброго Кили, и поникшего извечного неудачника Лори, и Долдура, брата погибшего Хонира, и печальных чернобородых близнецов Голари и Конари, и простуженного красноносого Ангара.
Непутевый взял слово:
– Я скажу, друзья мои, вот что… – Он прервался. В этот момент дверь таверны распахнулась. На пороге показался высокий старик в потертом черном плаще и нахлобученной на лоб остроконечной шляпе; за плечами висела дорожная котомка, опирался он на длинный резной посох. Если не знать, что все маги королевства заняты войной, можно было бы с уверенностью сказать, что сюда только что вошел самый что ни на есть настоящий волшебник – такого необычного вида был странник. Не обращая никакого внимания на возможное положение наглого старикашки, гном Ангар разъярился пуще прежнего. Стоило только отвориться входной двери, как тут же воскрес чудовищный кашель, словно поднятый некромантами из небытия. В последний раз Непутевый болел двадцать четыре года назад, и тогда он едва не умер от насморка и режущего, будто мечами по горлу, кашля, теперь все вернулось, поэтому ясно, отчего Дортан был так зол, даже если отбросить их трагическую потерю и минувшие неудачи с поиском клада.
– Да что же это такое? – сердито прохрипел Непутевый собратьям, указывая на то, что вслед за вошедшим стариком в общий зал проник злой ледяной ветер, принесший с собой хлопья снега.
– Эй! – крикнул Ангар страннику, который осматривал таверну, так и не догадавшись затворить за собой дверь. Гном со все возрастающим раздражением следил за ускользающим на улицу теплом и был готов самолично вскочить с места и вышвырнуть во двор наглого посетителя. Но разум все же возобладал над яростью, и Дортан не стал затевать потасовку, к которой был и морально, и физически не готов, – глубоко вздохнув, он обронил:
– Уважаемый, поскорее закрой дверь!
– Конечно-конечно, – быстро ответил вошедший и прикрыл дверь. Тут же исчезли и холод, и снег.
– Так вот, – Ангар еще раз чихнул и поплотнее завернулся в толстую медвежью шубу, – я хотел сказать, что мы должны вернуться…
– Это и так понятно, нам нужно забрать тело Хонира, – перебил его Дори, – но что ты предлагаешь?
– Я предлагаю найти кого-нибудь, чтобы дракон сожрал не нас, пока мы будем забирать тело Хонира… а вот хотя бы тех ребят. – Непутевый ткнул через плечо на двух сидевших поодаль людей-наемников.
– Не смеши меня, Ангар, – прошептал Долдур. После гибели брата в ущелье Странной Руны он все время почему-то говорил шепотом. – Ты не видел Лаграона, а я видел. Это же трусы чистой воды! Посмотрите на них: они не пойдут на заведомую смерть… да и попробуй найди таких, кто пойдет…
– Долдур прав: никого нанять мы не можем, – заключил Кили. – К тому же чем, позвольте спросить, мы заплатим наемникам? А что, если обратиться к сородичам? Я видел здесь на площади Алигенты торговца сталью из Грон-Каррага.
– Нет, – начал Голари, оглядывая своими зелеными глазами таверну, – и к сородичам мы пойти не можем, ведь…
– …нужно будет потом объясняться со старейшинами, почему мы вообще здесь очутились, – закончил речь брата Конари.
– Я свободный гном, и мнение кланов меня не интересует, – гордо прокашлял Ангар.
– Но не все здесь свободные, правда, Лори?
Арбалетчик не успел ответить, как Дортан закричал в сторону входа:
– Эй, ну там, у двери!
Теперь на фоне ночи стоял высокий человек, полностью закутанный в изорванный серый плащ; черные волосы грязными лохмами выбивались из-под капюшона, натянутого на самые глаза; немытые руки с длинными потрескавшимися ногтями заметно дрожали от холода. Дерганый посетитель кого-то высматривал в таверне и, словно нарочно намереваясь позлить Дортана, тоже не спешил закрывать за собой дверь.
– Боюсь, твой насморк не пройдет к праздникам, – невесело усмехнулся Дори.
– Что, совсем мозги себе отморозил?! – раздраженно воскликнул Ангар, не обращая внимания на слова друга. – Дверь закрой!
Странный чужак бросил равнодушный взгляд в сторону компании гномов, но все же не стал препираться и счел за лучшее поскорее прикрыть дверь. Он отряхнул с плеч снег и, пройдя через весь зал, подошел к старику, что появился всего за несколько минут до него – видимо, они были знакомы, ибо бесцеремонность, с которой он подсел на свободную лавку, была просто безмерной – гномы за такое точно ткнули бы в глаз. Догадка охотников за сокровищами оказалась, судя по всему, верной: вскоре после перешептывания с незнакомцем старик заказал ему ужин.
– Нет, все-таки верескового меда славнее, чем здесь, я не пивал нигде… – Рубин поставил перед собой пустую кружку. – Но вернемся к нашему делу. Итак, кто что может предложить?
– Я предлагаю пока переждать, – сказал Лори. – Дождаться большой ярмарки, праздников, а уж потом решать… к тому же Ангар полностью выздоровеет, если будет на то воля Дрикха.
– Значит, остаемся в Истаре еще на две седмицы, – подытожил глава предприятия, – если ничего не надумаем – расходимся по домам.
– Я все равно вернусь в ущелье Лаграона – душа моего брата требует мести, – мрачно проговорил Долдур. Странно, но теперь он не шептал, и его голос был на удивление ясен – все поняли: обезумевший от пережитого гном вознамерился убить древнего дракона…
5 сентября 652 года. День святого Терентия. То же место.
Прошло не две недели, а гораздо больше времени. Бывшие приключенцы и славные охотники за сокровищами осели в Истаре. Идей насчет того, как найти средства и помощь в походе, ни у кого не было. Гномы просидели в северном граде все лето, перебиваясь ковкой оружия в местной кузне, за которую скупые северяне-люди платили жалкие гроши, да охотой на дикое зверье, которое теперь почему-то уходило в дальние ельники.
Вместе со всем городом гномы, разинув рты, ловили слухи о последних событиях в королевстве. Об осаде Восточного Дайкана, о битве с орками, о начале торговых отношений трона Ронстрада с подгорным престолом Ахана.
В таверне «Вереск» Дори, Ангар, Долдур, Лори, Кили, Голари и Конари стали уже привычными постояльцами. Разговоров о предстоящем походе не заводили, ведь в понимании ситуации на сегодняшний день их поход неизменно был именно «предстоящим». Наступила осень, а здесь, в Истаре, – так самая что ни на есть зима, и вместе с похолоданием все более портилось настроение гномов, которое, надо сказать, было и так далеко не радостное. Любая ссора грозила перерасти в драку. Голари и Конари едва ли не каждый день били друг другу носы и лбы, а Кили умудрился подраться на улице с целым десятком стражников. Троих из них отправили в лазарет, а «безумного гнома» на полторы седмицы упрятали в каземат за необузданность нравов и нарушение городского порядка. На третий день отбывания наказания в темнице к Кили присоединился Лори, который «совсем нечаянно» прямо из окна «Вереска» подстрелил соседскую курицу. Вскоре в каземат попал и Ангар, которого очень злила проявленная несправедливость по отношению к его друзьям. Он всего лишь пошел к герцогу и так ему нагрубил, что тот еще минут десять ошеломленно сидел на своем троне после того, как разъяренный Нор-Тегли закончил свои гневные излияния. То, что всего лишь за седмицу трое гномов попали за решетку, заставило старого герцога Тенора задуматься над изданием нового закона, касающегося низкорослых нарушителей спокойствия.
Оставшиеся на свободе Нор-Тегли оказались благоразумнее, точнее, это Дори удерживал их от совершения необдуманных поступков, запретив им покидать надолго комнату номер «8». От этого гномы становились еще злее…
Но вот все они снова собрались вместе. До Дня святого Терентия оставалось всего двое суток, но у наших гномов золота не хватило бы даже на один ужин, не то что на праздничное застолье.
Стояло холодное утро. Они сидели в глубоких мягких креслах вокруг круглого деревянного стола. На столе была разложена большая подробная карта леса Дерборроу, от подступов к горам Тэриона до самой драконьей пещеры. На ней (для сравнения) лежала карта сокровищ Ангара, придавленная многозарядным арбалетом. Подле была рассыпана горсть медяков. Гномы глядели на жалкие остатки своих средств. Бывшие боевые товарищи и друзья, а ныне злобные недруги молчали. Все слова уже были сказаны, все уже было решено. Казалось, до смертоубийства осталось лишь несколько мгновений. Безумие, подкрепленное отчаянием, поселилось в комнате номер «8».
Имеющий место разговор походил на блуждание по лезвию ножа над пропастью: шаг-слово в сторону – и сорвешься…
– …и не ты ли утверждал, Дори, что не предвидится большой опасности? – Долдур хмуро смотрел на торчащий из ложа арбалета болт с рельефным наконечником. В застывших, словно льдинки, глазах поседевшего гнома читались ненависть и ярость.
– Утверждал. – Рыжий предводитель скривил губы в презрительной усмешке. – Ну, так чего же ты ждешь, Долдур, бери. – Рубин кивнул в сторону оружия. – Бери и пристрели меня.
Бывший кузнец потянулся за арбалетом, но его бывший друг остался предельно спокоен.
– Да что вы, братцы! Ну не дело…
– Молчи, Ангар! – прикрикнул на него Дори. – Авось ему полегчает. Я даже с кресла вставать не буду. Вперед, Долдур.
– Мой брат погиб по твоей вине, Рубин. – Неммер зло сжал кулаки.
– Мы об этом уже говорили. Бери его, Долдур, бери.
Со своего места вдруг поднялся Лори Неудачник:
– Если хоть кто-нибудь тронет мой арбалет, изобью, как собаку.
– Молодец, стрелок, давно пора, – поддержал Неудачника Конари.
– Нам не бороды друг другу резать нужно, а думать, как извести этого змея проклятого, – добавил Голари.
– Я убью Лаграона, эту подлую тварь, пусть для этого мне придется залезть в его пасть и добраться до самого сердца. – Долдур вдруг успокоился и прикрыл глаза рукой. Ему повсюду мерещился погибший брат, хмуро наблюдающий за тем, как бывшие соратники ссорятся. Хонир точно бы не хотел, чтобы из-за дракона его друзья поубивали друг друга.
– А я схвачу его за хвост, – Дори протянул руку товарищу через стол, – и заставлю его открыть пасть для тебя.
Долдур ничего не сказал, просто пожал протянутую руку. Все вроде успокаивались, неприятная ситуация сходила на нет, как и всегда, до следующего раза, когда… Лори вдруг схватил со стола свой арбалет. Гномы застыли на своих местах, пораженно глядя, как безумный Неудачник поочередно наводит на каждого из спутников заряженный болт.
– Что ты делаешь, дружище? – Ангар попытался подняться на ноги.
– Сидеть! – рявкнул Дарвейг, и Непутевый вернулся на свое место. – Послушай меня, Рубин, – арбалет «взглянул» в лицо Дори, – если ты не можешь удержать отряд от распри, то придется идти в горы без тебя.
– Но я…
– Молчать. – Таким тихого, молчаливого Лори не видел еще никто: глаза полны огня, зубы крепко сжаты. – Мне уже надоело слушать, как вы каждый день грызетесь по любому поводу и без оного. Я устал от ваших бесконечных свар, от вашей непроходимой глупости и слепого самолюбия, которое губит все планы! И это меня называют безумцем! – Неудачник оставил Дори, быстро переведя арбалет сперва на одного Близнеца Клыка, затем на другого. – Из-за вас, балбесы-братья, мы не можем теперь рассчитывать на помощь сородичей. Раньше хоть вероятность была, что они откликнутся и не дадут нам пропасть с голоду. – Рельефный болт перебежал прямо на широкий лоб Непутевого. – Из-за тебя, Ангар, мы не можем надеяться на добрую волю герцога. А из-за тебя… Дори, – предводитель вновь оказался под прицелом, – мы сидим в этой веселой таверне последнюю ночь, после чего можем выметаться под снег на улицу. Можем уходить из Истара. Или, быть может, кто-нибудь из вас уже помыслил остаться и просить подаяния у людей? Что, не отвечаете? Я вас научу, как это делается! У вас получится – это не тяжело! Рука сама тянется в карман, чтобы подать Ангару – такой у него разнесчастный вид. И ты… – последним арбалет «вгляделся» в бывшего кузнеца. – Здесь Тэрион, Долдур, мы все знали, на что идем. Это тебе не Гортен, где можно выйти ночью на улицу в одиночку без кинжала и вернуться домой целым и невредимым. У тебя погиб брат. Я сам это видел, я сам вытащил тебя оттуда, едва живого. Мне тоже больно, мы все любили Хонира, но что прикажешь делать тем, у кого нет братьев, чтобы мстить за них, а? Если бы на месте твоего брата был я, что бы вы предприняли? Я не хочу задаваться этим вопросом, зная лишь, что за вас я бы перевернул каждый камень в этих демонских горах. А теперь сидите и решайте! Мне уже плевать.
Он пристально оглядел каждого. Гномы, потупив глаза, смотрели в стол, туда, где сиротливо лежали остатки денег. Лори швырнул на карту оружие и направился к двери. Распахнув ее и уже ступив на порог, он обернулся.
– Кто тронет арбалет, убью, – вновь пригрозил Неудачник, после чего вышел, громко хлопнув дверью.
Гномы так и сидели молча, думая каждый о своем. Мысли их были невеселы. Они строили планы, прикидывая, что делать дальше, где раздобыть денег на ночлег в «Вереске», где найти средства, чтобы запастись провизией, купить новых пони и вернуться в горы, дабы отомстить дракону.
Тук-тук – раздался негромкий стук в дверь, вырвавший гномов из оцепенения.
Тук-тук-тук – еще настойчивее.
Охотники за сокровищами переглянулись…
Глава 6
Бунт на корабле
«Песенка висельника». Шэнтикорсаров Сар-Итиада
- Когда твой капитан глуп,
- Когда жаден, злобен и скуп,
- Если ты, брат, отчаянный малый,
- Поднимай на палубе бунт!
- Когда кок – проходимец и плут,
- Когда тебя в трюм волокут,
- А из мяса лишь «кошек» дают,
- Поднимай на корме ты бунт!
- Когда про золото нагло врут,
- Когда волны в борта лишь бьют,
- Коли рома, скоты, не нальют,
- Поднимай на носу ты бунт!
- Но как только на рею прибьют,
- И глаза тебе птицы склюют,
- Честно скажет обглоданный труп:
- «Зря я поднял на палубе бунт».
16 августа 652 года. Побережье океана Вестена. Неподалеку от Тириахада.
– А что, если все-таки нет? – вызывающе произнес человек с длинными медно-рыжими волосами, закинув ноги в высоких сапогах на стол.
Корабль легонько покачивался на ленивых волнах, отчего капитанская каюта попеременно наклонялась и столь же неумолимо возвращалась в нормальное положение. В распахнутые окна тянул свои щупальца белый, как молоко, туман. Скоро должен наступить полдень, но сейчас это было почти незаметно. Судно привычно скрипело, птицы где-то там, в стороне берега, заливались криками, матросы, как обычно, переругивались на палубе.
– Что, если нет? – повторил корсар.
– Ты разве не хочешь увериться в этом? – удивилась сушеная голова моргена, прибитая к стене. Уродливая морда со змеиными прорезями ноздрей и бородой, походящей на морские водоросли, выражала искреннее недоумение.
– Посмотрите, наш кормчий весь в сомнениях, – ехидно усмехнулась другая голова. Эта когда-то принадлежала женщине-мерроу. Белое мертвенное лицо морской жительницы можно было бы назвать красивым, если бы не истресканные и высохшие без воды белки глаз и не оскаленные в коварной усмешке острые зубы.
– Чего вы от меня хотите? – устало вздохнул рыжий капитан, задумчиво проводя длинным ногтем по ободу уха, перехваченному золотыми кольцами серег. – Если не знаете, что делать, оставьте меня в покое, мерзавцы! Мертвецы что-то нынче разболтались, когда их удел – молчать, покуда не спросят.
– Ну-ну, Джеральд, не злись. Зачем же ты так? – попыталась его успокоить чешуйчатая голова морского змея. Раздвоенный язык вывалился из пасти, а вертикальные зрачки впились в человека. – Мы все – твои трофеи, можно сказать, твои друзья, твоя собственность. Ты плохо обращаешься со своей собственностью: грубишь, вечно обзываешься… Ты плохой хозяин, Джеральд.
– Не слушай их, Риф. Я знаю, что тебе делать… – хрипло заговорила самая большая из всех висевших на стенах капитанской каюты голова. Она располагалась прямо над кроватью и была размером с небольшой бочонок. Глубокие морщины рисовали на широкой морде причудливый рисунок, брови, сходящиеся к крючковатому носу, были кустисты и зелены. Сухие губы походили на лягушачьи: широкие, пухлые и вывернутые. Один глаз у говорившего отсутствовал, второй же являл собой большой многогранный изумруд, давно окаменевший без воды. Помнится, за такой глаз Риф выручил столько денег, что однажды смог выкупить из плена своих ребят и починить корабль. Старый Глорбар, нефлем из рода морских троллей, говорил, как всегда, неторопливо и обстоятельно. Остальные собеседники навострили уши. – Ты проверь все, капитан. И поскорее… Парень доверился тебе, и неважно, что он – всего лишь жалкий солдатик на службе короля. Ты помнишь происшествие в Тразгаре всего пару недель назад? Кто снял тебя и твоих голодных сироток с крючьев Херрега и его лихих орков? Логнир Арвест, и не кто иной. Помоги ему… и о выгоде тоже не забывай.
Слова тролля, как обычно, имели смысл. Из всех, чьи головы висели на этих стенах, лишь он один не держал на капитана Рифа обиды за собственное убийство и всегда старался помочь советом. Сейчас же он в очередной раз оказался прав.