Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия Колотенко Владимир

Глава 12

Было ясно, что Жоре, как и прежде, нужны были только слушатели, чтобы сформулировать, наконец, то, о чем мы так долго и неуверенно размышляли. Да, Жора искал любой повод, чтобы свести воедино все наши разрозненные и несмелые представления о сути совершенства. Это было непросто.

– Тьма власти, – говорил Жора, – легко рассеется, как только мы…

Ната не выдержала рассуждений о власти:

– С властью мы, кажется, разобрались. Дальше…

Жора не был согласен с таким утверждением. Он прекрасно осознавал, что с властью, как составной частью Пирамиды, еще долго придется поработать, чтобы эта самая власть качнулась к добру и свету. Но сейчас… Достаточно было и того, что у власти нашлись изъяны и прорехи, за которые можно было зацепиться, анализируя ее несовершенство. Это позволяло, решительно и густо презирая ее, подбирать к ней ключи управления.

Нельзя сказать, что Жора испытывал священную ненависть к властьимущим, нет, он лишь нарочито выпячивал и без того очевидное их гнилодушие и ущербность, чтобы каждый мог это видеть и тыкать пальцем: а ты кто такой? Да, он рассеивал тьму тени тех, кто выдавал свою тень за свет, по той простой формуле, что каждая тень должна знать свое место. Жора считал, что этим он увеличивал количество света. И светился сам. Сиял!..

– А принципы, – сказал он, – это я сам и моя мадам Бовари, и моя Наташа Ростова, и… Ведь твоя «Стратегия совершенствования», написанная совершенно бессердечно-академическим малоудобоваримым квадратным стилем, ничем не лучше.

– Стиль – это я, – парировал я его удар, вытащив из кармана чью-то известную фразу.

– Вот-вот, – сказал Жора, – твой стиль – это ты, а мой – я.

А мне казалось, что мы говорим на одном языке. Ведь у нас не только слова, у нас даже носки были одинаковы.

– И вообще, – заключил Жора, – de principiis non est disputandum[5], ты согласен?

Он иногда любил поставить свою, так сказать, точку над i безупречной латынью. Я кивнул: конечно, согласен!

Вот так полушутя и серьезно и были обнародованы основные принципы и правила новой жизни, по сути – стратегия совершенствования. Это был тот первичный бульон, на котором вскоре взошли первые ростки совершенства. До сих пор на земле шла игра без правил: кто во что горазд. Все жили по одному закону: «дай!». А если бы работали гены ненакопительства и абсолютного бескорыстия, гены альтруизма, то и вся феноменология жизни была бы другой – альтруистической: «на!». Всем бы всего всегда хватало. Истинный коммунизм? Пожалуй.

– Ведь мы до сих пор, – заключил Жора, – смотрим на каждого встречного как на потенциального инвестора своего кармана: а что ты, милый мой, кинешь мне в мою сумку? Сколько?! И это «сколько» определяет к этому встречному-поперечному нашу любовь. Или нелюбовь. И скажи мне, будь добр, – Жора посмотрел мне в глаза, – разве не так ты оцениваешь свое отношение ко мне, к своей Анечке, к Юрке, к Виту, к Юленьке, Танечке, Тамаре, к своему Славику или своему Сенеке?

– Я об этом не думал, – сказал я.

– Ты думаешь об этом всегда и всюду, ты просто не можешь признать этого и выразить это вслух, – заявил Жора, – ты так воспитан, и это не лучшее, что в тебе есть.

Жора улыбнулся.

– Ты думаешь об этом по тридцать шесть часов в сутки и не можешь не знать, что…

– В сутках, – перебил я его, – всего двадцать четыре часа.

– Правда?! – искренне воскликнул Жора. – А я думал… Четырежды девять – тридцать шесть…

Он задумался. Сделал, конечно, только вид, что задумался. Я, как ни силился, так и не смог объяснить, при чем тут его «четырежды девять».

– Да, ладно, – сказал он примирительно, взяв меня за рукав, – ты ни в чем не виноват. Все мы такие. Нет в нас меры. Ах, как нам не хватает меры! Est modus in rebus![6].

Оказалось, что недра гена неисчерпаемы, как и недра атома. Мы нырнули в этот сладкий омут познания с головой, и никакая соломинка нас уже спасти не могла. 

– Тебе не кажется, – спросил я однажды Жору, – что ты мечешь бисер перед свиньями?

– Даже свиньи, – ответил Жора, – могут отличить зачерствевший хлеб от дерьма. – Но, знаешь, – устало добавил он, – иногда наступает такая унылая пустота, что и жить не хочется. Но мы должны уметь разговаривать, не уставать разговаривать, нести в мир знания, знания, растолковывать, если хочешь, наставлять, навязывать, если хочешь – петь! Да, петь им нашу Пирамиду, танцевать ее, вкладывать в клювики… Собирать буковки, как зерна, в слова-караваи, чтобы этими хлебами накормить все человечество. Как Иисус накормил своих голодных овец. Ведь слова – это то, что останется в них навсегда. Строи слов! Мы должны каждый день, каждый день упражняться в щедрости. И нельзя ни на шаг уходить от своих обещаний, иначе в нас быстро разуверятся, а нет ничего хуже, чем разочарование.

С восторгом и грустью вспоминаю я наши бесконечные беседы и споры, которыми он украшал наш ученый быт, иногда дурача и смеясь над нами, но всегда заканчивая глубокомысленными рассуждениями о сути наших трат и усилий. Он, врач, вселял и напитывал нас живым оптимизмом.

Не у всех, конечно, хватало терпения выслушивать Жору. Вит, скажем, просто вставал и уходил. Какие могут быть принципы, если деньги сами текут к нам рекой, возмущался он: бери, греби, натаптывай, пересчитывай…

А Юля была в восторге!

Почему Жора ни разу не вспомнил о принципах трансмутации и Монтескье, я не знал. И – ни слова о добровольной простоте! Я спросил его: почему?..

– Потому, – сказал Жора, – что сегодня среди людей лютует самый главный принцип: homo homini lupus est[7]. Но мы победим и этого зверя! Мы его зажарим на вертеле и сожрем с кетчупом, с перчиком и горчичкой, а?!..

– Похоже, что вы, – говорит Лена, – готовы были не только волка, но и самого мамонта съесть.

– С чесночком и горчичкой.

Глава 13

Теперь, когда уже все известно, кажется невероятным, что Жора, точно какой-то там Нострадамус, смог так далеко заглянуть в будущее. Он и сам, вероятно, не предполагал, что держит в руках вожжи правления новой жизнью. То, о чем он говорил, не было для меня потрясением, тем не менее я испытывал чувство невероятной прозрачности, ясности наших дальнейший действий. А с ясностью приходила и уверенность в правильности выбранного нами пути. Четкая формулировка принципов позволяла нащупать под ногами твердую почву.

Я понимал, что пока он не выскажет все, что у него накопилось, пока в нашем присутствии не докажет самому себе необходимость и обоснованность следующего шага, он не остановится. И не сделает нового шага. И вот что еще мне тогда пришло в голову: Жора – пророк! Его интуиция и постоянное думание, даже, можно сказать, жизнь в проблеме, познавание ее изнутри, то, что все называют эмпатией, несомненно давали ему преимущество перед нами. Без Жоры, теперь-то я в этом уверен, нечего было и помышлять браться за выправление кривой жизни. А ведь было время, когда он (как апостол Павел) был противником строительства Пирамиды. Теперь же он яростно Ее защищал.

– Но это была лишь только модель? – спрашивает Лена.

– Да. Пока еще только модель. Но мы уже были готовы наполнять ее живой жизнью.

Стремление к совершенству стало у нас основным признаком выживания. Мода на совершенство затмила все плотские позывы. Необоримое желание духоборства влекло умы и сердца людей к свету, заставляло тянуться к Небу, задрав голову вверх и встав даже на цыпочки, ввергало в иго смирения и святости. Такое состояние души бередило лучшие умы. Такое еще никому на свете не удавалось. Такое – было возвышенным, величественным и вожделенным. И стоило дорогого.

– Восхитительно!..

Лена в восторге!

– И вот еще что: не было спасения от такого! Не было спасения!.. Невозможно спрятаться!.. 

– Но жить на свету, согласись…

– Да, светиться! Быть прозрачным как стеклышко, как слеза…

Лена согласно кивает:

– Это же пытка, нечеловеческие усилия… Человек не в силах…

– Бог не по силам не дает.

– Это же клеть Христа! – восклицает Елена.

– Вот такая была парадигма, вот такие пролегомены…

Так мы мечтали.

– Чтобы подвинуть мир, – настаивал Жора, – нужно прежде подвинуть себя.

Я всецело разделял этот тезис: преображение неизбежно!

Когда с принципами было покончено, какое-то время мы просто ничего не делали. Даже Жора, казалось, впал в спячку. Мы думали. Да, я уверен, что каждый из нас теперь сам задавал себе вопросы и сам на них отвечал. А когда ответа не было, мы записывали свой вопрос в вопросник или запоминали, чтобы в нужный момент задать его Жоре. Что касается меня, то я и сам старался уяснить, что же, собственно, представляет из себя эта самая Пирамида, очарование и сила которой росли с каждым днем. Мы не раз с Жорой рассуждали о ее сути, сущности, существе, о Ее структуре… В чем ее явление, неожиданность, так сказать, ее самость? По правде говоря, у меня не было ясного понимания. Можно ли строить нашу Пирамиду, не представляя для себя Ее стержень, кровь, Ее соль? Нет, нельзя. Мы должны разжевать Ее до последнего зернышка, разобрать на мелкие части, разложить по полочкам… И развесить по стенам как таблицу умножения, как календари, как портретики своих кумиров.

Эти беседы, надо признать, были достаточно скучными и становились всегда оживленнее, лишь когда речь заходила о коммерческой стороне наших изысканий. И здесь Виту не было равных.

Глава 14

Наше путешествие в царство гена не было напрасным. Мы все настойчивее осваивали его недра, рыскали по его нехоженым тропам и Жора – наш поводырь и наставник, с каждым днем открывал нам глаза на мир гена. Его взгляды иногда нас просто шокировали.

– Недра гена, – проповедовал Жора, – неисчерпаемы и бесконечно щедры, и содержат в себе такие залежи добродетелей, что ни одному государю с его узким умом такое и не снилось. Запасы тепла и света, справедливости и альтруизма в недрах наших генов так велики, что этого добра хватило бы на тысячу человечеств. На сто тысяч человечеств! Здесь есть место где разгуляться счастью. Каждый ген отличается ненасытной щедростью для того, кто способен быть бережным, даже, можно сказать, скупым на слова, но расточительным на дела добродетельные. Щедрость гена – это такой Божий дар! И согласие, и взаимная приязнь, и любовь, и Любовь! здесь хранятся неподъемными, невыработанными, просто чудовищно невостребованными пластами. Бери – не хочу! Высвобожденная энергия гена – это же очевидно! – даст фору любому другому виду энергии. В утробе гена запечатана сила невиданной доселе мощи. Атомная – ей не годится ни в какие подметки! Задача состоит в том, чтобы человечество разведало, наконец, эти залежи и потихоньку, остерегаясь торопливости и присущей ему беспощадной жадности, шаг за шагом, даже дюйм за дюймом, бережно и нежно стало добывать на гора по зернышку, по грану это золото высочайшей пробы, хрусталь веры и духа, строя новый ковчег, новую Пирамиду жизни, Храм, созидая и творя на земле, наконец-то! Царствие Небесное. Да, наконец!.. Дождались, слава Богу! Все сверла и буры, отбойные молотки и добродобывающие машины, скрепы, и стропы, стояки и подпорки… Все готово для этого, ждет команды чистых, крепких и заботливых рук, ждет команды ума и достойного разума, ждет начала, толчка, тихого «Поехали…». Так поехали же!..

Тут Жора вставал, направлялся к двери и обеими руками зазывно звал всех за собой, мол, поехали…

Затем, никого не дождавшись, продолжал:

– Две тысячи лет тому назад, – говорил он, – Иисус указал надежный и единственный Путь совершенствования человека – через геном. Ведь что такое плодоносное зачатие? Чудо? Чудо!.. Две тысячи лет ушло на разгадку этого Чуда. Истинно все тайное становится явным.

Жора не мог, не имел теперь права не уточнить подробности.

– Сегодня человек дошел и умом и наукой, что его геном – величайшая святыня, несущая в себе зародыш жизни и свет совершенства. Иисус – Учитель! Он на собственной жизни показал, как нужно к Нему стремиться. Его know how как раз в том и состоит, что сделать человека лучше, а мы говорим совершеннее, можно только прилепившись к Нему Самому. Нужно слиться с Ним воедино, врезаться, въесться, впиться в его геном зубами совершенства и грызть, грызть в нем все человеческое, грызть до последней жилы, аж пока не пробьется, не выблеснет сизый вьюнок совершенства, порождая его пожар.

Разъяснять существо всякой сущности было для Жоры истинным наслаждением.

– Бог оплодотворил Своим Плодоносным Лучом Марию, земную, сделав Ее Неземной! Это значит, что к гаплоидному набору хромосом Марии – такой же земной женщины, как все мы, Он присоединил Половину Своих Божественных Хромосом – Свой Совершенный Гаплоидный Набор, недостающую для совершенства Свою половину …

– Но как?!. Как себе это представить?

– Плодоносный Луч – Святой Дух, Биополе… Он достроил земную полуспираль ДНК Своей Полуспиралью – Божественной…

– И…

– И родился Иисус – Человек Совершенный, Сын Бога и человека, Богочеловек. Совершенство свершилось! Вот, вот вам Путь, сказал Он. И всей Своей Жизнью показал всем нам, как нужно жить, чтобы стать совершенным.

– Как все просто! – восхищалась Юля.

– Просто гениально! – восклицает Лена.

– Здесь нет ничего удивительного, – сказал тогда Жора, – если у тебя в голове есть план творения и пути его воплощения. Бизнес-план – это обычное дело. Главное – все должно быть продумано до мелочей. А у Бога, как известно, мелочей не бывает, ведь Он Сам в мелочах! Он присматривает за всем на свете в том числе и за нами. 

Чергинец скорчил рожицу недовольства-несогласия и, тупо глядя в пол сквозь рог и грозно сверкнувшие стекла очков, повел речь о чем-то совсем несуразном, нес просто какую-то собачью чушь, мол, де вот Георгий Викторович бы с этим не согласился и т. д и т. п… Да плевать Жора хотел на чьи-то согласия!

– Я не хочу тебя обижать, – сказал потом Жоре Валера, – но тебе следовало бы знать…

– Чтобы меня обидеть, – перебил его Жора, – тебе придется хорошо попотеть. Понимаешь, мой милый, обиду надо заслужить. И может ли мокрица обидеть журавля? Она ведь только корм для него, понимаешь?

Валера как-то весь съежился, сдулся, обмяк, сник… Как использованный презерватив. И умолк, казалось, навеки. Только желваки на скулах выдавали всю его ненависть к Жоре.

Молчание длилось недолго.

– И все-таки, – задумчиво произнес Жора, словно Валеры уже и вовсе не существовало, – нам в нашем деле не помешали бы Копье Судьбы и Чаша Грааля. Как думаешь?

Я тогда не нашелся, что ответить. А В.Чергинец тупо ныл и ныл, мол, вот де, кстати сказать и без обиняков, эфемерность всех этих изысканий… Тупо глядя в пол…

Глава 15

Иногда нам казалось, что мы прижимали Жору к стене: покажи нам своего Бога! Дай нам возможность к Нему прикоснуться, ощутить собственной кожей…

Жору такие наши желания приводили в восторг.

– Вы хотите Его потрогать?

У каждого из нас были, конечно, свои представления о Боге, свои убеждения. Мы ждали Жориных откровений на этот счет.

– По-твоему, идея Бога?…

– Из всех известных идей, – сказал он, – идея Бога – самая сильная и красивая. Определенно! Придумка, достойная Homo sapiens. Идея Бога неисчерпаема. И это понятно: в этом мире, где каждый живет в своей скорлупе, где по сути человек человеку волк, как только ему угрожает опасность, он ищет защиты у окружающих и, не найдя, обращается к Богу. Он и придумал Его только затем, чтобы прятаться за Его спину! Не было бы человека, не было бы и Бога. Только его сознание способно на такую выдумку. Ни паук, ни слон, ни черепаха не способны…

– Ты так думаешь?

– И пока человек бессилен перед стихией, он всегда будет искать защиты у Бога. Тем более, что Бог в иных случаях и выручает. Поэтому идея Бога неистребима. Ему, этому беспомощному и бессильному перед лицом стихии человечишку, помогает и вера. Он верит. Верит с тех самых пор, когда впервые, затиснутый обстоятельствами в угол (загнанный стаей волков!), взмолившись, взглянул на небо и Небо, услышав этот жалобный зов, неожиданно пришло на помощь. Так мы спасаем муравья, несущегося на соломинке в дождевом потоке, а ему кажется, что спасает его Бог. Спасибо тебе, Господи!.. И слава… И слава тебе, Господи, Он помог, спас! И человек тот же час ухватился за идею и назвал спасителя Богом. Поэтому идея Бога неисчерпаема, неистощима и непоколебима.

– Значит Бог – это?.. 

– Я и говорю, – сказал Жора, – Бог – это удачная и прекрасная придумка испуганного и ищущего защиты и утешения сознания, и поскольку сознание принадлежит лишь человеку, то и Бог принадлежит только ему. У льва, крокодила, грифа и гада нет сознания человека, поэтому они без оглядки на нашего Бога и без зазрения совести жрут свои жертвы с огромным наслаждением, и эти их жертвы, настигнутые, а значит не сумевшие избежать такой участи, не молят о пощаде никакого Бога, а безропотно отдаются на волю победителя. Как и язычники, не знавшие Бога, скажем, рабы или гладиаторы, сознание которых не отличалось от сознания курицы. Богословы твердят, что Бог создал человека, я же думаю, что все было наоборот.

Мне тоже была интересна эта Жорина модель Бога. Куда же он ведет?

– Дарвиновская борьба за существование, – продолжал Жора, – не приемлет никакого нашего Бога. Там есть лишь инстинкт: догнал – съел, убежал – спасся…

– Выходит, что…

– Выходит, что человеческий Бог – это инстинкт самосохранения человека. И в случае всяких там разных жизненных неурядиц или угроз, человек, упав на колени (таков ритуал!) тянет свои беспомощные ручонки к Нему: спаси и помилуй! И Он, протянув руку помощи, спасает… Или не спасает. Выбор за Ним. И вот что важно: человек этот выбор оправдывает: как Бог положит!..

– Ты думаешь, что твой Бог так прост, что…

– Думать – нелегкий труд, – сказал Жора. – Идея Бога проста и понятна. Только человек знает Бога таким, каким создало Его его воображение. Клоп, карась, канарейка, крот, кит человеческого Бога не знают и живут по своим дарвиновским законам. Человек придумал своего Бога прежде всего из лени. Но и как отдушину в суете сует. С тех пор, когда мир почуял возможность слияния всех религиозных исканий в единый порыв страстного богоискательства, человек, вдруг учуявший Бога, уже не отпускал Его от себя. Тоска о Боге не удовлетворена до сих пор. Он нам нужен не только как немой, никогда не перечащий собеседник, но и как защитник и спаситель, нередко (в пределах постулатов теории вероятности) спешащий на выручку. А для мысли, одухотворенной мистическим чутьем, искание Бога является жизненной потребностью единения с некой неведомой сущностью, частица которой чуется в каждом из нас.

Жора окинул нас внимательным взглядом, словно спрашивая: все ли согласны?

– Прекрасный спич, – воскликнула Ната, – я никогда не слышала такого частого повторения слов: почуял, учуявших, чутьем, чуется… Браво, Чуич!..

Жора улыбнулся.

– Чуять – мой дар, – сказал он.

Виту все это не совсем нравилось, и он решился разрушить торжество Жориного чутья.

– Бог и на самом деле, – возмущенно произнес он, – сле-епоне-емоглу-уууу-хой.

Я не помню, чтобы Вит та-а-а-а-к заикался! Никто Вита не поддержал.

– Весь институт Бога, – продолжал Жора, – служит для человека оправданием его поступков. Но!..

– Но?!.

Жора посмотрел на меня, на Варю, мол, верно я говорю? Мы не проронили ни слова. И даже глазом не повели – говори-говори…

– Но у человека, обладающего сознанием и известным воображением, есть представление об идеале, о совершенстве, воображаемом Боге. Иисус! Иисус – вот воплощенный Бог! Вот идеал, к которому должен стремиться думающий человек. Если он – не волк, не гриф, не гад, не червь… Если он – не овощ. И весь институт Бога, собственно церковь – работает на человека, верующего в возможность своего совершенствования.

Жора на секунду умолк и добавил:

– И не имеет никакого значения, был исторический Иисус или не был. Человек думающий и, значит, человек сознательный и воображающий, такой человек всегда будет тянуться к совершенству, находя в нем все наипрекраснейшее. И только курица со своими мозгами и безмозглый овощ мечтают попасть в суп.

Тишину нарушило пугающее покашливание Джулии.

– За Бога, экхе-экхе, очень легко спрятаться…

– Но труднее всего выполнять Его требования, подчиняться Ему.

– Значит, – заключил Стив, – институт Бога предполагает такую власть над человеком, что…

– Да, и вот еще что, – перебил его Жора, – власть Бога, зерна которой вскормлены, вызрели и взошли на вере во сто тысяч крат надежнее и сильнее власти света, основанной на насилии, симпатиях или подкупах. Вера несокрушима, как гранит. Вера – это инстинкт человека. Это как крик улетающего на юг журавля, его тихое, но и уверенное курлыкание. И если на ней, на этой вере зиждется здание Института Бога, то и человек крепче стоит на ногах. И он, сильный и смелый, и уверенный в себе и в своем Боге, просто плюет на эту светскую власть, как правило, проституирующую на симпатиях и доверии. И если Иисус Христос это Бог, воплощенный в Человеке, и представляет Собой всю феноменологию совершенства, то есть манифестацию всех наилучших ценностей, которыми должен обладать Homo prefectus и проявляющихся в Его поступках, в учении, в Его Духе и даже в Теле, то что же является краеугольным камнем, стержнем или ядром этой феноменологии, что?..

– Интересно…

Жора улыбнулся.

– Ответ один, – сказал он, – Его геном! Его гены, определенная последовательность нуклеотидов в каждом ядре каждой клеточки Его Существа. Другого – не дано. Эта-то последовательность и делает Его Совершенным. У каждого из живущих на этой земле есть, была и будет чисто «человеческая» такая последовательность, но никто из землян никогда не обладал такой, как у Него. Гены человека определяют и пол, и цвет глаз, цвет кожи и цвет волос… Они определяют бесконечное множество признаков, перечисление которых могло бы втиснуться не в один том специальной литературы. Но только у Иисуса имеется то, что отличает Его от нас – Ген Совершенства! Если бы нам удалось в чистом виде добыть этот Ген, впрыснуть каждому из живущих, так сказать, «раскрутить» этот Ген, мир людей бы…

– Это потрясающая идея!

Жора хмыкнул.

– Ничего необычного.

Так вот откуда у нас эта тяга к генам Христа!

Но не все разделяли наше желание препарировать Его геном.

– Одумайтесь, – обреченно проговорила Надя, – вы все тронутые…

Она старалась избегать рассуждений об Иисусе, произносить Его имя всуе. Разговоры же о Его генах вызывали у нее страх: как можно даже так думать! Но Жора думал именно так.

– Сегодня, – сказал он, – мир готов эту идею воплотить в жизнь. Поэтому краеугольным камнем в фундаменте нашей Пирамиды и является ген, который служит не только материальной основой веры каждого в ней живущего, но и материальной основой совершенства.

– Ген на службе у веры? Надо же такое придумать!

– Хватит вам! – прошептала Надя, крестясь.

Юля молчала. У нее блестели глаза!..

– А я вот, – неожиданно заявила Кристина, – первый раз купила лотерейный билет. Может, мне повезет и Бог подарит мне…

Жора посмотрел на нее очень серьезно.