Четвертая экспедиция (сборник) Ампилов Юрий

– Галина Петровна, мне сейчас не очень удобно разговаривать, – ответил я. – Перезвоните через пару часов.

– Хорошо, я подожду.

Действительно, разговаривать мне, мягко говоря, было совсем неудобно. Теперь мокрые ноги руки и нижняя часть одежды почти до пояса совсем сковывала движения, да и попросту холодновато стало. Хоть и лето, да почти в Заполярье.

Провозились мы с Алексеем еще часа полтора, но, в конце концов, идея была воплощена в реальность. Включив передачу, мы увидели тучу брызг, вырвавшуюся из-под колес, но наш ТРЭКОЛ послушно поплыл вперед. После небольших маневров мы выбрались из этого злосчастного болота. Недаром гласит народная мудрость: «Тише едешь – дальше будешь».

В начале 90-х годов обустраивали мы Ардалинское месторождение. Своего оборудования уже выпускалось мало, и пользовались различными импортными поставками. При монтаже различных служебных помещений и лабораторий широко применялись сборные модули размером три на шесть метров и два с небольшим метра высотой. При этом удавалось довольно быстро сооружать самые основные производственные помещения, которые росли буквально на глазах. Были уже собраны блок управления, котельная и даже рабочая столовая, соединявшиеся между собой стандартными сборными коридорами, где поверху под фальш-потолком прокладывались кабели электропитания. Уже потом во второй половине девяностых на Лаявожском месторождении мы пользовались нашими сборными конструкциями, которые компания «Шкода» стала выпускать в Вологде. А на Ардалинском собирали импортные.

При сборке присутствовал инженер-американец, по имени Майкл, присланный от фирмы-поставщика, который руководил этим процессом. А саму работу выполняли наши бывалые мужики, видевшие на своем веку много всяких железок: и своих, и заморских.

График работ был довольно жестким, и с моего участка попросили в помощь несколько человек для завершения сборки модуля КИП (контрольно-измерительных приборов). Я отправил на два дня пару лучших электрослесарей: Михаила и Василия. Понятно, что при монтаже такого модуля количество электрических кабелей довольно велико, и они должны крепиться строго определенным образом, иначе потом во всей этой путанице проводов не разобраться. Крепежная фурнитура поставлялась в отдельных ящиках. И так получилось, что несколько основных крепежных клипсов не хватило. Мужики, обнаружив это, сели перекурить, чтобы обдумать ситуацию.

Тут же прибежал Майкл, который был крайне заинтересован в своевременном завершении работ и скорейшем возвращении домой. В этом случае он сам тоже получал дополнительный бонус, а по-нашему просто премию. Он чуть-чуть научился говорить по-русски простые фразы, но акцент был чудовищный. С пониманием русской речи у него пока были проблемы.

– Вы почему не работаете? До перерыва еще далеко, – спросил он озабоченно.

– Майкл, мы не можем работать. У нас недокомплект материалов.

Такая сложная фраза была за пределами словарного запаса американца, поэтому пришлось пальцами показать на клипсу, кабель и пустой ящик с фурнитурой.

Американец изменился в лице. Сказать, что он расстроился – это ничего не сказать.

– О, майн гот, придется звонить в Хьюстон и заказывать эти клипсы, – произнес он в отчаянии. – Все сроки сорваны.

Майкл, видно, в голове прокрутил весь сценарий, по которому выходило, что он останется без бонуса, да еще проторчит несколько недель в этой богом забытой дыре. В растерянности, почесав затылок, он, видимо, пошел звонить в Хьюстон. Майкл, дитя цивилизованного запада, привычный к налаженному сервису во всем, и подумать не мог о том, что возможно как-то по-другому решить эту проблему.

Меж тем Василий с Михаилом, докурив по сигарете, продолжили работу. Оглядевшись вокруг, они сразу определили, что старая жестяная баночка из под кофе, которую они использовали для окурков, будет в самый раз. Аккуратно вытряхнув окурки в свернутый из газеты кулек, они нарезали из банки слесарными ножницами несколько жестяных кусочков. Затем сделали из них небольшие чопики, взяли шурупы из коробки и аккуратно привернули их к стене, вставив предварительно обычные дюбели в отверстия, предназначенные для крепления фиксирующих клипсов. Через несколько минут работа была закончена, и они решили выкурить еще по сигарете. Минут через двадцать Майкл вернулся и с удивлением увидел, что все кабели аккуратно закреплены на своих местах.

– Вы нашли клипсы? – с удивлением спросил он.

– Да где ж их взять, Майкл? Мы же в Хьюстон не летали.

Майкл подошел к стене и придирчиво осмотрел их работу. Претензий не было.

– Надо же, какой вы сообразительный народ, – удивился он. – Почему же Вы тогда так плохо живете?

– А с чего ты взял, Майкл, что мы плохо живем? Мы считаем, что хорошо живем. Нам нравится. Вот если бы ты нам еще премию за рацпредложение выдал, было бы еще лучше.

– Конечно, конечно, – согласился Майкл и выписал моим слесарям аж по 20 долларов. Не такие плохие деньги для начала 90-х. Сам он, конечно, получил положенный бонус в несколько тысяч долларов, и довольный улетел в свой далекий Хьюстон.

В багаже у Славки бесчисленное множество таких историй, и мы вряд ли сможем пересказать даже половину. Однако мы и не ставили такую цель. Просто очень жаль, что смекалистый и талантливый русский народ теряет то, чем он когда-то был силен. Где теперь взять таких инженеров, если наши вузы выпускают малограмотных недоучек? Но это еще полбеды. Раньше изъяны образования можно было компенсировать на производстве, где выпускник включался в налаженный процесс и мог перенять опыт у таких корифеев, как Славка. Но в девяностые годы при остановившихся предприятиях лучшие специалисты покинули производство и ушли кто в банки, кто в различные консалтинговые фирмы и конторы, кто организовал свой мелкий бизнес, начав с челночных рейсов за турецким тряпьем. До сих пор среди успешных московских риэлторов встречаются даже специалисты по ракетным двигателям. А на реальном производстве, сократившемся теперь в разы, на краткосрочных курсах новоиспеченные инженеры учатся нажимать кнопки на импортном оборудовании под руководством иностранных спецов. В 90-е годы престижным считалось не инженерное, а экономическое и юридическое образование, которое сводилось и до сих пор сводится преимущественно к сдаче экзаменов и покупке дипломов за взятки. И даже самые престижные российские вузы этого направления не дают реальных знаний. В результате эти дипломированные неучи не смогут поднять страну из того незавидного состояния, в котором она находится, все больше скатываясь к роли сырьевого придатка цивилизованного мира.

Поэтому нам надо предпринять недюжинные усилия, чтобы исправить эту ситуацию. Когда же до этого дойдут руки у тех топ-менеджеров, которые сидят в верхних эшелонах власти и фактически взялись за управление страной? Ведь эти люди, неспособные воспринять серьезные и конкретные знания, любят повторять, что наука об управлении универсальна и можно управлять чем угодно по одним и тем же правилам. Так пусть покажут, на что способны. Или они тоже купили свои дипломы докторов и кандидатов наук?

Хождение во власть

Эта почти детективная история приключилась со мной не так давно, спустя три года после того, как президент Ельцин добровольно оставил свой пост. Прежде всего, несколько слов для непосвященных.

Еще в начале 20-х годов прошлого века была создана ГКЗ – Государственная комиссия по запасам полезных ископаемых. Это почти священный орган для геологов во все времена, потому что «квинтэссенция» их труда – это разведанные и подготовленные для промышленного освоения запасы полезных ископаемых. Постановка на государственный баланс этих запасов происходит по результатам их экспертизы в ГКЗ. Эта комиссия пережила всех правителей: от тиранов до так называемых «демократов» 90-х годов. В 70-80-е годы XX века ее роль достигла апогея: ГКЗ напрямую подчинялась правительству, т.е. по своему статусу председатель ГКЗ был министром без портфеля. И мне пришлось занимать этот пост в течение восьми месяцев. Что ни говори, вершина карьеры.

К тому времени после полной неразберихи начала 90-х годов ГКЗ оказалась в ведении МПР (Министерство природных ресурсов). Однако комиссия продолжала свою профильную деятельность, несмотря ни на чго.

Как же меня угораздило туда попасть да еще в качестве председателя? До сих пор плохо это себе представляю. Слишком много случайностей и закономерностей сошлось в одной точке в одно время. Однако начнем по порядку.

К середине 2002 года мое «научное хобби» – геолого-экономический анализ – материализовалось в виде выпущенной монографии на эту тему, о которой шла речь в предыдущей истории «друг степей – калмык...». Таким образом, мне удалось, как сейчас говорят, «раскрутиться» и стать известным в кругу ученых и специалистов этой новой для меня области. Книжка попала и в руки сотрудников вновь организуемого в МПР Управления, которое возглавил Алексей Кувшинов, а замом его стал Владимир Кудряшов. Они меня попросили участвовать в качестве соавтора в разработке методических рекомендаций по стоимостной оценке участков недр. В авторском коллективе я тогда действительно оказался среди ведущих ученых России этого направления, хотя сам был еще «новичком». К концу года после многочисленных дискуссий мы сдали этот труд в МПР, и даже получили за него какие-то деньги. А поскольку взаимные контакты с Управлением в процессе этой работы сложились неплохие, моя кандидатура, видимо, и всплыла у них в момент, когда надо было решать вопрос с назначением председателя ГКЗ. Тогда предыдущий председатель Олег Владимирович Заборин, работавший на этой должности со времен перестройки, умер после тяжелой болезни, и его обязанности несколько месяцев исполнял его первый заместитель.

Однажды, в холодный мартовский день, я прилично простыл и впервые за много лет взял больничный, поскольку температура поднялась довольно высокая. Намеревался спокойно отлежаться пару дней, насколько это возможно в квартире, где приглашенные мной же за неделю до этого рабочие занимались коренной реконструкцией некоторых комнат. В этом шуме и сутолоке, плотно закрывшись в своем кабинете и приняв жаропонижающее, я задремал. Жена пошла в аптеку, чтобы купить мне еще какие-то лекарства, продукты и что-то из мелких деталей для ремонта ванной (бригадир нарисовал эскиз и написал название ей на листочке). Вернувшись домой часа через полтора, она меня в квартире уже не обнаружила. На ее вопрос: «Куда делся муж?» – бригадир отвечал что-то невнятное, вроде того, что его вызвал министр, и за ним прислали машину. Так он понял ситуацию после моих многочисленных телефонных переговоров, случившихся один за другим за это время. На самом деле произошло следующее. Как только я забылся в тяжелом сне температурящего человека, раздался звонок, и из трубки послышался бодрый и веселый голос Владимира Николаевича Кудряшова:

– Юрий Петрович! Как Вы отнесетесь к тому, чтобы стать председателем ГКЗ?

– Вы шутите?

– Нет, я вполне серьезно.

– Я, право, не знаю, это слишком неожиданно. Я даже не могу себе этого представить.

– Ну хорошо, подумайте. Вам 24 часа на это.

Я не мог отделаться от мысли, что все это мне снится в полуболезненном бреду.

И сразу целый ворох мыслей и сомнений одолел меня. Я? Но с какой стати и почему? Я всю жизнь «бегаю» от серьезных руководящих должностей, позиционируясь, как сейчас говорят, в качестве серьезного исследователя в прикладной науке. И опять меня эти должности «догоняют». Странно, но почему они мне это предложили? Я что, похож на карьериста? Да и нынешняя ситуация с огромным объемом научной и практической работы над конкретными проектами меня устраивает как с материальной точки зрения (хороший оклад и регулярные существенные премии по окончании крупных проектов), так и в плане самореализации как человека, уважаемого среди ученых и специалистов, а не какого-нибудь функционера. В моих мыслях чаша весов склонялась к отказу. Но с другой стороны, вдруг я потом буду всю жизнь казнить себя: «Был шанс, а ты отказался. Эх, ты, растяпа. Нечего теперь гундеть, что жизнь не так прошла». Далее мысль моя развивалась примерно так: «А с чего я взял, что меня утвердят? Кудряшов стоит в самом низу цепочки людей, принимающих решения. Выше еще много инстанций, на любой из которых меня «задробят». Пусть уж они меня не утвердят, чем я сам откажусь и потом буду жалеть. Я был уверен, что так и будет. Тут мои размышления прервал новый звонок. На этот раз уже мягкий голос начальника Управления Кувшинова произнес:

– Юрий Петрович, а не могли бы Вы сейчас подъехать и переговорить с одним человеком?

– Позвольте, но Кудряшов сказал, что сутками на размышления я располагаю, и к тому же у меня температура приличная: надо бы отлежаться.

– Если все совсем серьезно, вопросов нет, но если Вы по квартире перемещаетесь, то этого достаточно, и я мог бы прислать за Вами машину. Она потом Вас опять доставит прямо к постели.

– Ну, хорошо, давайте.

Собственно, чего тянуть? Пусть все решится быстрее. Авось, на ногах могу держаться. Глотнув аспирина и анальгина, я начал собираться. Довольно быстро подошла машина – большой черный и «навороченный» «Лэндкрузер», и я покатил к министерству, что располагалось на Красной Пресне.

Несмотря на то, что после многочисленных преобразований ГКЗ оказалась в системе МПР, бывший председатель Олег Заборин игнорировал этот факт и вел абсолютно независимую политику. Благо ему это позволял довольно парадоксальный Устав ГКЗ, утвержденный еще министром Орловым в 1996 году. С одной стороны ГКЗ являлась государственным учреждением, а с другой стороны – хозяйствующим субъектом, который из бюджета не получал ни копейки, а существовал на средства, полученные от недропользователей, оплачивающих экспертизу запасов полезных ископаемых.

В министерстве я встретился с Левоном Аратяном, доверенным лицом тогдашнего министра Тюхова – бывшего автодорожника, про которого среди геологов ходили многочисленные байки и анекдоты. Якобы, выслушав однажды доклад о перспективных отложениях пермского возраста на Сахалине (геологи пермские отложения называют «верхняя пермь», «нижняя пермь» и т.п.), он воскликнул: «Я был на Сахалине, там нет Перми». Другой анекдот касался гравиразведки – геофизического метода, основанного на изучении аномалий гравитационного поля Земли. Ему приписывают слова: «Зачем нам гравиразведка? У нас что, в стране гравия не хватает?». Конечно, скорее всего, это выдумки. Но почва для этих анекдотов очевидна – полная некомпетентность в том деле, которым руководишь. К сожалению, это относится не только к Тюхову, а и к абсолютному большинству представителей современного топ-менеджмента. Наравне с коррупцией это настоящая беда современной России. Модное среди управленцев новой волны утверждение, что, изучив основы науки об управлении, можно управлять чем угодно, поскольку законы управления универсальны, на поверку оказывается мыльным пузырем.

Левону Аратяну, которого раньше абсолютно не знал, я подарил в начале беседы свою последнюю монографию, благодаря которой меня и узнали в министерстве. После непродолжительной беседы я в принципе дал согласие занять пост председателя ГКЗ. Из беседы я понял, что вопрос еще будет рассматриваться выше и потому втайне надеялся на мое неутверждение. При этом Аратян мне поведал о нескольких небольших трудностях и проблемах в отношениях между министерством и ГКЗ, о которых я в принципе знал и относил это на личный неконтакт тогдашнего председателя с министерским руководством. А чтобы я больше сосредоточился на научно-производственной деятельности, для хозяйственных и организационных вопросов мне дадут заместителя – Виталия Цинидзе, которого я уже немного знал по совместной работе над проектом методических рекомендаций. Между делом было сказано, что ГКЗ предстоит плановый переезд в другое здание с лучшими условиями для работы, но это уже забота министерства, и оно все организует самостоятельно. Я тогда не придал этому значения, тем более что ни старого, ни нового здания, ни их местоположения в глаза не видел. А зря. Как потом оказалось, это было одним из ключевых моментов. Но я тогда все еще был уверен, что мое назначение не состоится, т.к. должность Аратяна (начальник департамента управления Госимуществом, как я прочел на табличке при входе), по моему разумению, никак не была определяющей при моем назначении. И тут я тоже ошибался. Оказывается, была, да еще как. Профильного заместителя министра по данному направлению Петра Садовника даже не спросили об этом, и приказ министра о моем назначении выпустили, даже не поставив его в известность.

Меня очень тепло проводили во ВНИИГАЗе на новую должность, а генеральный директор Рудольф Михайлович Тер-Саркисов сказал: «Если будут проблемы, всегда можешь вернуться. Мы тебя ждем». Эти слова очень помогли мне сохранить самообладание и уверенность в критических ситуациях, за что я ему очень благодарен.

Итак, я приступил к обязанностям председателя ГКЗ. Суть дела мне была хорошо знакома: в процессе предыдущей работы я вник в проблемы подсчета запасов месторождений нефти и газа, хотя к моей специальности геофизика это отношения не имело. «Жизнь научила», как принято выражаться. Однако подсчет запасов месторождений твердых полезных ископаемых: золота, серебра, железных и полиметаллических руд и т.п. был для меня в новинку, но привычка разобраться в деле, которым занимаешься, позволила мне понять в общих чертах и этот процесс, благодаря помощи Ю.Ю.Воробьева. В принципе работа на первых порах мне нравилась, и все складывалось весьма неплохо. Можно было отстаивать объективную точку зрения, противостоять конъюнктурному давлению свыше и выносить в целом справедливые решения. Это импонировало, поскольку в головах большинства обывателей сложился стереотип, что честно работать в таких структурах нельзя. Оказалось, что очень даже можно. Система была неплохо продумана. Представленные материалы по одному месторождению рассматривались 5-7 экспертами из числа уважаемых и авторитетных специалистов, привлекаемых по трудовым соглашениям. Они в течение нескольких недель изучали материалы, делали замечания, которые авторы либо исправляли, либо аргументировано отстаивали свою позицию. Затем эксперты собирались на рабочее заседание, где обсуждали работу и вырабатывали проект решения. Наконец, когда основные вопросы были сняты, запасы того или иного месторождения рассматривались на пленарном заседании в присутствии всех авторов и экспертов, где и выносилось решение. Правом голоса обладали на тот момент четыре человека: два моих заместителя и старейший член ГКЗ Ю.Ю.Воробьев. На основании этого решения утвержденная величина запасов ставилась на государственный баланс. Такой процесс фактически исключал какие-либо манипуляции. Я вел эти пленарные заседания. В большинстве случаев все проходило нормально, поскольку «сырые» работы не доходили до «пленарки», и возвращались на доработку. Хотя изъяны и в этой системе, бесспорно, тоже были, как и в любой другой.

Одновременно с этим рабочим процессом на мне лежали и обычные обязанности руководителя, связанные с функционированием организации и решением хозяйственных вопросов. Заместителя Виталия Цинидзе мне так и не дали, поскольку, как выяснилось, вопрос с переездом в другое здание отпал, и, казалось, навсегда. Некоторые осложнения возникали из-за разногласии между отдельными группами в коллективе. Буквально накануне моего прихода в ГКЗ исполняющий обязанности руководителя уволил женщину – главного бухгалтера, фактически проработавшую здесь несколько лет по поддельному диплому, и принял на работу нового главбуха и юрисконсульта. Тут, видимо, и началась борьба за влияние. Я не стал никого трогать и приводить «своих», а решил осмотреться. Однако приходилось ежедневно выслушивать жалобы друг на друга и, в конце концов, все это пресечь. Тем более, что надвигались весьма серьезные события, которые отодвинули на второй план эти мелкие неурядицы.

Я традиционно участвовал в научно-практической конференции «Геомодель», проводимой ежегодно в середине сентября в Геленджике. Не стал изменять этой традиции и на посту председателя ГКЗ. Все было весьма неплохо – «в плановом режиме»: интересные доклады, научные дискуссии, встречи со старыми знакомыми в бархатный сезон и т.п., когда вдруг в один из дней на мой мобильный телефон поступил звонок Владимира Кудряшова из министерства:

– Юрий Петрович, Вас срочно разыскивает руководство в связи с переездом ГКЗ в другое здание и оформлением с Вашей стороны соответствующих документов.

– Как так? Кувшинов еще два месяца назад сказал, что вопрос закрыт.

– Появились новые обстоятельства, и он снова на повестке дня.

Стало ясно, что тучи сгущаются. Я к тому времени понял смысл этой истории, которой первоначально при заступлении на пост председателя ГКЗ не придал значения и рассматривал как обычное хозяйственное мероприятие. Однако замысел этой «камарильи» состоял в другом. Уже всем известно, что недвижимость в центре Москвы стоит сумасшедших денег, и всевозможные фирмы и банки нуворишей пытаются завладеть ею любыми способами. Еще бы! При ежегодном удвоении цены это отличное вложение средств, и здание ГКЗ на Большой Полянке – очень лакомый кусок для них. Очевидны и мотивы министерского руководства во всей этой истории. Однако все это они намеревались сделать моими руками: никто другой ничего подписывать не будет, и все «концы в воду». После того, как неизбежно поднялся бы шум, крайним был бы только я. Такой «статус Герострата» – человека, который «продал ГКЗ» и на этом прославился, меня явно не устраивал.

При первом заходе у них ничего не вышло, т.к. здание находилось в оперативном управлении (а не в собственности или хозяйственном ведении), поскольку ГКЗ формально имело статус государственного учреждения. Риэлторы не брались за оформление такой сделки, поскольку юридический статус «оперативное управление» фактически не позволял этого сделать. Потому у них и не получилось, и ситуация по первому кругу успокоилась. Однако, если бы здание находилось в «хозяйственном ведении», то ситуация для оформления сделки значительно упрощалась. Тогда и был придуман следующий ход. Здание должно было быть передано на баланс другой организации, входящей в состав МПР и имеющей статус ФГУП – федерального государственного унитарного предприятия. Тогда она могла получить здание в «хозяйственное ведение», и сделке по продаже здания была бы открыта зеленая улица.

Весь этот механизм был тихонько согласован двумя министрами – Тюховым и Зизулиным (Минимущество). Все это было возможно при вседозволенности и молчаливой поддержке со стороны премьера Касьяна, который по жизни много пересекался с Тюховым, и с которым они в свое время были дружбанами.

Мне по новому замыслу была отведена участь сделать первый шаг – передать здание на баланс ФГУП «XYZ». Название опустим, но посвященные люди знают, о ком речь. Уже был доставлен готовый акт передачи, а трус-директор этого ФГУП ежедневно звонил мне и спрашивал, когда же я подпишу его, т.к. на него сильно давит министерство. Уж как оно давило на меня – не описать словами. Мне стало понятно, что сходу отказывать нельзя, иначе они предпримут экстраординарные меры, а надо выигрывать время. По всем признакам казалось, что эта «камарилья» долго не протянет. Андрей Караулов в передаче «Момент истины» буквально изничтожал министра Тюхова неопровержимыми фактами чуть ли не еженедельно, а тому «хоть бы хны».

Я быстро воспользовался поводом и уехал в командировку в Саратов на геолого-экономическую конференцию, организованную Нижневолжским НИИ геологии и геофизики, чтобы не подписывать этот акт. Однако и там меня догоняет телеграмма из министерства, о том, что я нарушил какой-то приказ о согласовании командировок с руководством министерства, хотя раньше до этого ничего не надо было согласовывать. Напомню, что министерство не финансировало в те годы ГКЗ абсолютно, а по странному уставу, утвержденному самим же министерством ранее, ГКЗ фактически была самостоятельным и независимым хозяйствующим субъектом.

Теперь непосредственным моим раздражителем стала некая экзальтированная дама Галина Ягненкова, севшая в кресло Аратяна и возглавившая департамент по управлению госимуществом. Сам же Аратян пошел «на повышение» и занял пост начальника «Департамента науки» в МПР. Это выглядело совершенно комично. Наукой в министерстве управлял человек с непонятной специальностью, до этого занимавшийся каким-то бизнесом в автосервисе. Все деньги на научные исследования распределял также он, несмотря на видимость конкурсов с заранее известным результатом.

После возвращения из Саратова стало понятно, что таким примитивным способом скрыться от них не удастся и отсидеться где-нибудь в тиши тоже. Надо было как-то по иному выигрывать время. Тем не менее, просто избегать встреч и контактов было невозможно, и я приехал к ним в министерство «на серьезный разговор». В кабинете было четыре человека. Против меня в нападении играли три министерских начальника, «особо приближенные к императору»: Аратян, Кувшинов и Ягненкова. Они чувствовали за собой мощь системы, усиленной многократно безнаказанностью и круговой порукой. Я «защищал ворота» один, по крайней мере, в этот период игры. Для подтягивания резервов требовалось применять нестандартные ходы и создать у противника видимость близкой победы. Но «оставлять Москву», чтобы сохранить армию, «Кутузов» не собирался.

– Вы будете подписывать акт?

– Пока Вы не подберете достойное здание взамен и не оформите его в оперативное управление ГКЗ – нет.

– Мы подберем Вам здание, вернее, уже подобрали два хороших варианта.

– Давайте посмотрим, и в случае, если подойдет, я подпишу акт.

– Акт надо оформлять сейчас, но Вы можете не переезжать еще три месяца или даже больше, и за это время мы все устроим.

– Нет, так нельзя, давайте все оформим, а потом акт.

– Тогда министр Вам назначит приказом заместителя – Виталия Цинидзе, и если Вы боитесь сами, он подпишет акт. Вам следует лишь взять больничный, уехать в командировку или отпуск.

– Пусть назначает, это его право (по Уставу ГКЗ это было так).

Так закончился первый раунд игры. С момента ее начала прошел месяц. Появилась краткосрочная передышка. Надо было затягивать вступление Цинидзе в права заместителя, и за это время выводить на поле новых игроков. Один вратарь игры не сделает.

Один из игроков нашелся быстро. Некая компания «Кеникс-холдинг», арендовавшая один этаж уже два года и имевшая официальный долгосрочный договор аренды, не собиралась в одночасье покидать здание в случае его перехода к новому хозяину. Фирма была серьезная, имела «ноги» в Санкт-Петербурге и строила в Москве новый офис. Она занималась различными видами бизнеса, в том числе и будущими проектами добычи железо-марганцевых конкреций в финском заливе и даже опробовала опытную технологию извлечения марганца из этого сырья. Как выяснилось, по Питерской линии у кого-то из руководителей компании были дружеские связи с руководителем администрации президента – Дмитрием Казаченко. Информация была «запущена», и содействие в решении проблемы было обещано вполне определенное с положительным результатом. Однако время шло, а результата все не было.

Тут, как нельзя, кстати, руководителем аппарата правительства Касьяна был назначен выпускник нашей кафедры геофизики Александр Бигим. Он до этого был заместителем министра Тюхова довольно долго, и казалось, что они устраивают друг друга. Но вдруг неожиданно для всех он был уволен с поста заместителя министра, причем довольно демонстративно. Это было похоже на специально режиссированный спектакль. А когда Фигим всплыл в новой весьма высокой должности при Касьяне, эти догадки в глазах большинства фактически подтвердились. Мы же помним о тесной связи по жизни Касьяна и Тюхова. Но не в этом дело. Я, выходя на него, надеялся на силу нашего университетского братства. Но куда там. Секретарь ни разу не соединила меня с ним, но суть проблемы ему была передана и не только через секретаря, это я знаю точно. Во время учебы в МГУ он отнюдь не был толковым студентом, а выдвинулся благодаря комсомольской работе. К сожалению, понятие геологической солидарности таким людям незнакомо.

Далее я стал искать поддержки в среде бывших министров геологии СССР и России, и с четырьмя из них удалось встретиться. В.П.Орлов, являвшийся членом Совета Федерации, сказал: «Ты, парень, держись и действуй осторожно. Главное, сохранить ГКЗ, а то они могут ведь и расформировать ее».

Еще два бывших министра в силу их тогдашних возможностей мало что могли сделать и только посочувствовали. Активность как всегда проявил Евгений Александрович Козловский, сохранивший до сих пор жизненную энергию и здоровый заряд духа. Он нещадно и жестко критиковал Тюхова во всех средствах массовой информации. После телепередач с его интервью на эту тему приходилось только удивляться, как Тюхов еще на свободе? Козловский вместе с питерским Ректором был членом Президентского совета и, по разумению обывателя, мог вполне справиться с ситуацией. Ректор обладал еще большим влиянием. Мало того, что в его вузе защищали диссертации олигархи, сам Президент успешно стал кандидатом наук в стенах его Университета. При мне Козловский многократно пытался связаться с Ректором, набирая номер его мобильного телефона, но безуспешно. «Ладно, я найду его, свяжись со мной через пару дней, и я надеюсь, что мы решим вопрос», – сказал он. Но ни через пару дней, ни через неделю ничего не произошло.

Далее я пошел по уровню бывших заместителей министра, которые были еще в силе. Наибольшее желание решить проблему и сохранить ГКЗ вместе со своим зданием проявил Александр Егорович Таленко. Он при мне дозвонился на мобильник не только тому же Ректору, но и Виктору Христенко, находившегося тогда в должности первого вице-премьера. Оба проблему уяснили по телефону, обещали посодействовать, но, в конечном счете, вмешиваться не стали. Объяснения были таковы, что надо подождать до выборов в Думу 7 декабря, а до этого не делать резких движений. Ректор, кроме того, был в тот момент активно задействован в компании по выборам Валентины Матвиенко на пост мэра С.-Петербурга. Поговаривали также, что он возглавит избирательный штаб Путина на Президентских выборах 2004 года, но этого, как мы помним, не произошло. А по поводу нашей проблемы общий смысл высказываний был тот же самый: «Пусть парень держится, потом мы разрубим этот узел».

Ситуация складывалась как в сказке «Мальчиш-Кибальчиш» Аркадия Гайдара: «Нам бы ночь простоять да день продержаться». Парень держался, но сил оставалось все меньше. А топота копыт «Красной Армии», спешащей на помощь, слышно все не было.

В это время Мальчиш-плохиш – Виталий Цинидзе, к которому сразу приклеилась кличка Ликвидатор, заступал на пост моего заместителя с целевой установкой – разгромить ГКЗ и взять здание. Время катастрофически сокращалось. До выборов в Госдуму оставался месяц. Я отдавал себе отчет в том, что после выборов начнется борьба за портфели и всем им снова будет не до ГКЗ, но надежда оставалась. Неделя ушла на оформление приказа министра о назначении Ликвидатора. Потом надо было оформить ему право подписи документов. Слава богу, что эта процедура оказалась столь забюрократизированной, что удалось выиграть еще неделю. О том, чтобы открыто противостоять министерству, речи не было. Этим можно было только спровоцировать ускорение нежелательных событий. Нынешний результат других сделок с недвижимостью в центре Москвы только подтверждает это: несмотря на телевизионный и газетный шум, всем удалось достичь своей цели. Поэтому надо было хитрить дальше, убеждая их, что дело движется, пусть и не так быстро, как хотелось бы, а самим дожидаться действий высокопоставленных персон. К сожалению, взбудораженный коллектив начал писать письма во все высокие инстанции. Я не мог им этого запретить, но реально эти действия очень мешали. Письма возвращались к тому же Тюхову с резолюцией свыше: «Разобраться!». И они разбирались. Хватка противника усиливалась, а время сжималось в точку. До заветной ожидаемой даты контрнаступления – 7 декабря – было все еще долго.

А что собственно могли предъявить Тюхову в то время всевозможные «проверялыцики?» А ничего: ведь формально не было никакого приказа или распоряжения, подписанного им по этому поводу. Он как бы вообще ничего не знал об этом. На мою просьбу дать какое-то официальное письмо, хотя бы от зам.министра, с предложением о переезде, отвечали отказом: «Вам это не надо. Достаточно акта, который мы оформим и утвердим в Минимуществе». Надо было сделать так, чтобы какой-то официальный документ от них появился.

Мне пришлось написать министру Тюхову официальное, почти «нейтральное» письмо о том, что департамент имущества МПР предлагает ГКЗ переехать в другое здание. Мы не считаем это целесообразным, однако если министерство на этом настаивает, мы подчинимся, но просим учесть специфику: возможности размещения тяжелых сейфов с архивами, что требует мощных межэтажных перекрытий, место для 1-го отдела с решетками и защитой и т.д. Министр был обязан поставить на этом какую-то резолюцию. Иначе получалось, что ГКЗ по своей инициативе переезжает, а министерство любезно ему в этом помогает. Чтобы письмо никуда не делось, я собственноручно сдал его в экспедицию МБР и получил входящий номер и штамп на копии письма, которая у меня осталась. Дня через три шум среди своры поднялся неимоверный. Они наверняка изъяли письмо из документооборота, но копия-то у меня осталась.

Далее в условиях жесткого прессинга мы стали подбирать помещение. Этаж в одном из зданий ВИИГЕОСИСТЕМ во дворе на Варшавке более или менее подходил. Ясно, что находящиеся там, в кабинетах, люди, в том числе сотрудники Евроазиатского геофизического общества (ЕАГО) не жаждали выселения. Тем не менее, я дал согласие, однако требовал оформления его официально в оперативное управление ГКЗ, после чего я подпишу акт. На это ушло бы несколько месяцев, что мне и требовалось. Ясно, что это абсолютно не устраивало команду Тюхова: они понимали, что время их заканчивается и надо успеть. Их предложения сводились к безвозмездной аренде по договору с ВНИИГЕОСИСТЕМ. Почва для компромисса и возможность дальнейшего затягивания времени была практически исчерпана.

В это время Ликвидатор уже оформился на работу в ГКЗ в качестве моего первого заместителя. На второй день он зашел в кабинет Королькова – сотрудника, занимавшегося подготовкой экспертизы запасов угольных месторождений. Тот разговаривал по телефону с представителем МПР, курировавшим этот вопрос. Ликвидатор, не дожидаясь окончания разговора, потребовал предоставить ему какие-то бумаги. В ответ Корольков знаками показал, что сейчас закончит разговор и все сделает. Ликвидатор, возомнивший себя большим начальником, посчитал это оскорблением, все в нем закипело, глаза его вспыхнули, и он в состоянии аффекта нанес удар острым концом ботинка прямо в колено Королькову и выскочил за дверь. Спустя минуту он позвонил мне на мобильник (я был по делам в ВИЭМСе) и сообщил, что Корольков напал на него и пытался избить. Представить себе, что флегматичный пожилой пенсионер Корольков пытается избить крепкого сорокалетнего Ликвидатора, было просто невозможно. Я сообщил, что сейчас подъеду.

Тем временем на колене у Королькова вздулась гематома величиной с футбольный мяч. Сотрудники вызвали скорую. Королькову в больнице прооперировали колено, и он два месяца еще был на больничном. Все это было официально зафиксировано в больнице, и заявление в милицию было подано.

А Ликвидатор сразу после случившегося уехал в министерство, зашел в кабинет к Кувшинову и радостно объявил: «Одного вырубил, завтра займусь другим», – и они оба рассмеялись. Об этом нам сообщил сотрудник, выходивший от Кувшинова и еще не знавший тогда, в чем дело. Коллектив ГКЗ тут же письменно проинформировал министра о случившемся и потребовал снять Ликвидатора, поскольку открыто следствие. Думаю, письмо до Тюхова не дошло, потому что кандидатура Ликвидатора была предложена теми же Аратяном и Кувшиновым, а значит, это был их очередной прокол перед Хозяином. В следующие дни заявление Королькова чудесным образом исчезло из милиции, а сам он надолго замолчал и на вопросы коллег отвечал что-то невнятное вплоть до момента увольнения Ликвидатора, которое случилось еще нескоро. Да, великолепные кадры подобрал себе Тюхов, ничего не скажешь.

Тем временем тройка опричников Тюхова продолжала наращивать давление на меня. Ведь Ликвидатор мог подписать акт передачи здания на баланс ФГУП «XYZ» лишь в случае, если я на время болезни, командировки или отпуска официально по приказу оставлю его исполнять обязанности первого руководителя. Разумеется, я не собирался этого делать. Когда же действительно простудился, видимо, в результате этого постоянного стресса, я тайно уехал на три дня в ближайшее Подмосковье к своему другу Сергею Бухарину, а домашним велел отключить все телефоны. Дочь Анюта – студентка филфака МГУ, привыкшая к общению со своими подружками и не получившая от меня внятных объяснений, была очень напугана и плакала вечерами, чувствуя опасность. Ничего, кроме слов «так надо», я ей сказать не мог.

Вскоре я получил на мобильный телефон CMC-сообщение с прямыми угрозами, отправленное, как потом выяснилось, из случайного интернет-кафе в Сокольниках. Жизнь превращалась в сущий кошмар.

Тем временем выборы в Госдуму прошли, а никакие поборники справедливости ничего путного не сделали. Все оставалось как и было, а ситуация вокруг ГКЗ ухудшалась с каждым днем. Надеяться было уже не на кого. Ведущие эксперты ГКЗ, правда, предлагали в прессе опубликовать открытое письмо. Я не возражал, но они так и не смогли организоваться.

Я собрал все бумаги, подготовил официальные письма в правительство и профильный комитет Госдумы нового состава, позаботился о том, чтобы они были переданы через надежных людей и зарегистрированы. После этого 15 декабря подал министру заявление об увольнении по собственному желанию, которое было немедленно удовлетворено. Я понимал, что Ликвидатор, вступив в права, тут же подпишет акт передачи здания. Однако процесс регистрации и утверждения в Минимуществе (здание находилось в федеральной собственности) неизбежно займет не меньше месяца, а за это время мои расставленные «красные флажки» сработают, и сделка не состоится. Так все и произошло. После пришедших в Минимущество и МПР запросов акт был положен под сукно, и больше оттуда его не доставали, разве что затем, чтобы выбросить в корзину.

Вы спросите: «А почему этого нельзя было сделать раньше?» Отвечаю: раньше не было ни единого документа, подтверждающего эти намерения, и потому Тюхов легко отмахивался от всех запросов, инициированных коллективом ГКЗ. Мол, ничего такого нет, и я ничего не знаю. А теперь появился акт, который надо было утвердить и зарегистрировать.

Ликвидатор за три месяца пребывания на посту исполняющего обязанности председателя ГКЗ не провел ни одной комиссии по экспертизе запасов, хотя в конце года скопились материалы по многим десяткам месторождений. Зато вместе с тюховскими опричниками он «спустил» с расчетного счета ГКЗ примерно миллион долларов в рублевом эквиваленте через сомнительные всевозможные операции и был таков. Нагрянувшие было по сигналам коллектива представители районного ОБЭПа (отдел по борьбе с экономическими преступлениями) таинственным образом исчезли через пару дней, так и не приступив к проверке.

Одно радует: здание ГКЗ на Большой Полянке как стояло, так и стоит на своем месте и в нем находится именно ГКЗ.

...А сам-то Тюхов чистенький. До чего же хитер! Меня пытались разорвать его цепные псы. Слава богу, в последний момент удалось накинуть им намордники. После того как правительство Касьяна вскоре «скинули», вся стая «залегла на дно». Однако через пару лет Тюхов вернулся на госслужбу, хоть и не на такой шумный пост, и вновь призвал их к себе. Сейчас они снова успешно опустошают государственный бюджет уже через другую дырку. Бедная Россия...

Анализируя свои действия в тот период, думаю, что почти все было сделано правильно. Вряд ли у меня был другой путь, чтобы сохранить то, что люди с таким трудом организовывали и создавали до меня. Из всего этого я извлек для себя главный урок: никогда и ни при каких обстоятельствах больше не занимать руководящих постов. В наших современных российских условиях это означает одно: поставить себя в один ряд с такими, как Тюхов и его приспешники, а значит перестать себя уважать. Я вдруг поймал себя на мысли, что порядочному человеку в наше время стыдно быть во власти. Ведь придется каждый раз объяснять нормальным людям и друзьям, что, несмотря на то, что ты – большой начальник, ты не стал сволочью, взяточником и не берешь «откаты» в разных формах, лоббируя интересы разных подрядчиков, находясь на высоком посту.

Мне еще немало хотелось бы сделать в науке и производстве. Еще многому надо научить молодое поколение, чтобы оно смогло вывести нашу многострадальную страну из того ужасного состояния, в котором она до сих пор находится. А времени на все это у меня не так уж и много. Надо «поспешать».

Но меня постоянно мучает вопрос: почему многие люди так стремятся во власть? Нынешняя власть, как бы ни была она многогранна и противоречива изнутри, не в состоянии себя изменить. Ведь многие влиятельные люди, которые были в состоянии решить вопрос со зданием ГКЗ, не стали ввязываться в эту частность. Причина в том, что они сами, или через своих партнеров «завязаны» с тем же ненавистным им Тюховым, который, наверняка, способствовал получению каких-то лицензий на привлекательные месторождения или лесные угодья и т.п.

К нашему большому сожалению и разочарованию, во власть стремятся в большинстве своем весьма посредственные люди, которые не смогли реализовать себя профессионально в конкретном деле из-за своей ограниченности. Они, как правило, были середнячками в школе, плохо разбирались в точных и естественных науках и приобрели в связи с этим «махровый» комплекс неполноценности. Учеба в современных платных вузах – не в счет. Получение любого поста и возможность командовать другими, гораздо более способными и порядочными людьми, для таких горе-руководителей единственный шанс компенсировать этот нажитый «комплекс» и не чувствовать себя ущербными. «Раз я ими руковожу, значит, я умнее и способнее их», – это и есть ход их примитивной мысли. Увы, с такими людьми нам светлое будущее «не светит». К тому же, в конкретных нынешних условиях власть означает деньги. Причем это очень большие и очень грязные деньги. Уровень коррупции настолько пронизал все звенья управления, что воспринимается уже как некие установленные правила игры. Коррупция в общественном сознании становится неизбежным явлением, с которым приходится мириться. И это самое страшное...

Большинство наших «слуг народа» давно прочно срослось с бизнес-структурами, которые и процветают-то в условиях нечестной конкуренции только благодаря их покровительству. Они считают себя не слугами, а хозяевами жизни. Им даже в голову не придет, что легальную зарплату они получают за счет наших с вами денег – налогов, которые мы платим, а значит должны быть нам подотчетны в какой-то форме. А за все другие доходы, получаемые ими через своих родственников или подставные конторы, они должны находиться в совсем других, не столь отдаленных местах.

В этой связи вспоминаю свою недавнюю поездку в США по приглашению университета Ричмонда, где я прочел курс лекций. Я далек от намерений «хвалить» американцев за их достижения. Понятно, что американское благополучие достигнуто во многом за счет явной и неявной эксплуатации всего остального мира, который безгранично кредитует их больную экономику, перекладывая на свои плечи все их ошибки. Американцам при этом достаются лишь легкие неудобства в условиях жесточайшего мирового кризиса, ими же и порожденного. Однако в демократических традициях внутри своей страны равных американцам нет, в чем я, далеко не поклонник Америки, неоднократно имел возможность убедиться. Вот простой пример.

В период этой поездки у меня было несколько свободных дней, в которые хотелось увидеть как можно больше. Наши американские приятели, Лина и Майкл, организовали нам прекрасную программу на эти дни, но поспеть везде все равно было невозможно. Посетить знаменитый Капитолий в центре Вашингтона можно было с туристической группой лишь на третий день по предварительной записи. Времени на это не было. Но Лина смогла все организовать таким способом, который нам, российским гражданам, даже представить невозможно. С просьбой в организации экскурсии она обратилась по электронной почте к сенатору, который представлял их штат Вирджиния в сенате США. В течение суток она получила ответ из его секретариата, в котором предлагалось подойти на следующий день к 12 часам в приемную сенатора. Мы втроем – я, моя супруга и Лина – прибыли к условленному времени и, к моему удивлению, безо всяких пропусков прошли в здание сената США. Достаточным оказалось лишь сказать к кому мы идем на прием, после чего пройти досмотр личных вещей, наподобие того, который все мы проходим при посадке в самолет. Подойдя к приемной сенатора, мы встретили его улыбающуюся молодую секретаршу, которая предложила нам подождать пять минут. Кроме нас подошли еще три человека. Еще через мгновение она вышла, раздала нам «опознавательные» бэйджики, чтобы мы их прикрепили к своей одежде, и предложила следовать за ней.

Пройдя под землей через систему тоннелей и переходов, мы оказались в здании Капитолия. С большим интересом ознакомились с его достопримечательностями и экспонатами в сопровождении постоянно улыбающейся и словоохотливой секретарши. Другие группы заезжих туристов насчитывали, как обычно, человек по тридцать. Кроме всего прочего мы были удивлены тем, что экскурсия была бесплатной. В чем дело? Оказывается избиратель и налогоплательщик для обличенного властью в США – человек номер один, разумные просьбы и пожелания которого не следует оставлять без внимания. И не важно, что вместе с Линой, гражданкой США, были мы – зарубежные гости.

Да, кстати, мы тут же на Капитолийском холме совершили еще одну индивидуальную бесплатную экскурсию – в библиотеку конгресса США, где я неожиданно для себя в картотеке зала европейской литературы обнаружил три свои научные монографии. Единственное требование для таких бесплатных экскурсий – забронировать время для них через Интернет, чтобы не создавать очередей здесь в районе правительственных зданий. Более того, рядовому налогоплательщику дозволены совершенно немыслимые по нашим понятиям вещи. Вы можете посетить авиабазу военно-воздушных сил США, где заместитель командира части Вам тоже проведет бесплатную экскурсию в согласованное время. Гражданин имеет полное право знать, куда и как расходуются его деньги. Это у них в крови.

А еще попытайтесь дать взятку дорожному полицейскому, чтобы он простил вам допущенное превышение скорости. Вы неминуемо окажетесь за решеткой.

Попробуйте, дорогой читатель, представить себе, что такое возможно у нас. Если бы это было так, то мы жили бы в совершенно другой стране. Гораздо лучше хваленой Америки, для которой понятие демократии, незыблемое внутри страны, заменяется двойными стандартами и принципом целесообразности для всех остальных государств. Кстати, с интеллектуалами во власти у них тоже не все в порядке. Посмотрите хотя бы на Буша, который два срока был президентом США, и вам все станет ясно. Да и в большинстве других стран положение с интеллектом власти не лучше.

Мой большой опыт общения с людьми разных национальностей и вероисповеданий во всем мире показывает, что обычные люди, занятые в повседневной жизни заботами о том, как лучше выполнить свою работу, накормить семью, вырастить детей и обустроить свою жизнь, всегда поймут друг друга. И если представить на миг, что такие обычные люди находились бы во властных структурах своих государств, мир был бы добрее и совершеннее, чем сейчас. Увы, власть притягивает к себе не самых лучших и далеко не самых умных людей. И, во многом, поэтому наша цивилизация испытывает постоянные потрясения, а время всеобщей гармонии никак не приближается. Чего стоит только новый всеобщий кризис, порожденный мировыми управленцами высшего уровня, которые до сих пор не понимают его природы.

Может быть, это когда-нибудь изменится, и во власти появятся интеллектуалы? Хорошо бы. А пока в мире с этим большие проблемы. А в России и вовсе беда: в системе власти и управления почти во всех эшелонах все больше утверждается принцип воинствующей некомпетентности.

Не бывает некрасивых женщин...

Все прекрасно знают вторую часть этой поговорки: «... – бывает мало водки». Однажды мне удалось воочию убедиться в полной справедливости этого утверждения.

После второго года аспирантуры в год Московской олимпиады я отправился на морские сейсмические работы КМПВ в Балтийском море в рамках международной программы «Петробалт». Я не только оказался непосредственным участником этих работ, но и был введен в штат научно-исследовательского судна «Циркон» на время рейса и даже получал за это приличную по тем временам зарплату в инвалюте (в специальных чеках для валютных магазинов «Альбатрос»).

Руководство и административный штат экспедиции БМГЭ базировались в Калининграде на дебаркадере «Преголь». Тогда этот своеобразный город удивил меня большим количеством летних дождей. Бытовала шутка: «Если Москва – сердце России, то Калининград – ее мочевой пузырь». Однако не будем отвлекаться от главной темы этой истории. Впрочем, женщинам дальше лучше не читать, чтобы совсем не разочароваться в представителях мужского пола.

Отход судна был назначен на 12 часов дня. Среди членов научного состава и экипажа за предыдущие рейсы сложилась традиция: спиртное на рейс закупают те, кто в предыдущем рейсе проиграл в преферанс как раз на сумму проигрыша. Поскольку работа в рейсе была организована по вахтам, оставалось время, которое заполнялось не только сном, но и длительными преферансными поединками. В этот раз кто-то оказался очень крупно проигравшим в предыдущем рейсе. Заготовленные ящики с водкой ждали своего часа, т.е. отхода судна от причала. Каждый прибывающий на судно перед отходом считал своим долгом заглянуть за полог в трюме для проверки наличия запаса и затем, отходя, удовлетворенно хмыкал: «Ну этого уж точно на весь рейс хватит».

Все были на борту. С родными и домашними уже попрощались, но отход по каким-то причинам задерживался. Ситуация была непонятная: уже не дома, но еще и не в море. Занять себя большинству было нечем, разве что опять начать новую преферансную серию.

– Ну, что, давай по одной накатим на дорожку? – предложил кто-то.

– Давай, чего уж там ждать. Кто его знает, когда отойдем.

Порезали нехитрые домашние припасы: огурчиков, сальца, лучка – и разлили по стопарику. В общем, дело пошло.

– Слышь, Михалыч, – обращаясь после первой стопки к пожилому механику Борису Гребневу, произнес оператор сейсмостанции Сергей Демин, – ты ведь старший: давай командуй, мы подчинимся.

– А чего тут командовать: наливай да пей, – незамысловато ответил Михалыч.

– Нет, мужики, погодите, – прервал его Саша Елкин, выпускник нашей кафедры, который впервые шел начальником рейса и потому чувствовал ответственность. – Нам же еще погранцов надо пройти на ногах.

– Да что там погранцы? Мы же идем без заходов в иностранные порты. Они в таких случаях ставят штамп у капитана в судовой роли и никого не трогают. Да мы и не будем напиваться. Сейчас еще грамм по сто – и на боковую. А так – ни то ни се.

– Ну ладно, давай, но только по сто и притормозим.

– О чем разговор? Конечно.

Потом, как водится, никто не вспомнил, что собирались «притормозить». Одна бутылка, вторая, третья... Ящик подходил к концу. За иллюминатором уже стемнело, но никто туда и не смотрел. Дело происходило в операторской – наиболее просторном помещении в полутрюме, где даже днем был включен дневной свет. Было уже десять вечера, а судно по-прежнему стояло у стенки. Наконец это было замечено.

– Погодите, мужики, мы еще стоим.

– Да, черт, узнайте на мостике, когда отход.

– Они говорят, что уже в шесть утра.

– Знали бы раньше, ночевали бы дома.

– Да, теперь домой в таком виде не пойдешь.

– Так, и по бабам опоздали. Там «раздача» до одиннадцати.

Итак, речь зашла о проститутках. На полуофициальной «панели» основной товар расходился до 10-11 вечера. Потом заступали ночные милицейские патрули и гоняли жриц любви из людных мест. Те, которые остались невостребованными, пересаживались в такси и разъезжали в районе порта, ожидая, что подвыпившие морячки начнут искать приключений. При этом было правилом, что «снимающий» расплачивается с таксистом, оставляя ему приличные чаевые сверх счетчика. В этот раз такими морячками оказались наши.

Я, несмотря на предшествующую арктическую «закалку» в производственных практиках, никак не мог пить вровень с компанией, и потому «тормоза» у меня еще не отказали. Но как ни уговаривал их остановиться, меня никто не слушал. Народ был совсем в другой кондиции и требовал «продолжения банкета» уже на новом уровне. Через полчаса моторист Паша и наш «косарь» (отвечающий за сейсмическую косу) Володя Скомаровский привели на борт двух ночных бабочек: блондинку и брюнетку. На мой относительно трезвый взгляд это были не бабочки, а нечто среднее между бегемотихами и слонихами с ярко размалеванными глазами и губами, что придавало их облику дополнительный кошмар. Неудивительно, что они остались без работы в основное время до 23 часов, и потребовался «дополнительный тайм» в такси, чтобы они оказались у нас на борту. Кроме брезгливости, их вид ничего у меня не вызывал. Совершенно очевидно, что мне было мало водки, поскольку для тех, кому ее было достаточно, они казались просто красавицами.

Тут же было выделено две каюты по правому и левому борту, и народ выстроился в очередь по вкусовым предпочтениям. Временно свободные от «удовлетворения сексуальных потребностей» продолжали выпивать и закусывать. Алкогольная кондиция большинства позволяла им действовать уже без всякого осмысления, а только на уровне условных и безусловных рефлексов. После того как клиент побывал в одной каюте, и если он еще был в состоянии передвигаться и выполнять соответствующие функции, то после пары стопок он пытался переползти в другую каюту для смены партнерши. Я к этому времени ушел спать в свою каюту, потому что был чужим на этом «празднике жизни». Где-то к раннему утру оргия затихла, поскольку вместе с последними силами закончился и запас алкоголя, который видавшие виды морячки всерьез рассчитывали на весь рейс. Водки оказалось мало.

Рейс отложили еще на сутки по техническим причинам на топливозаправочном причале. К полудню проснулся Саша Елкин и, выяснив, что еще сутки никуда не уходим, сказал: «Надо бы где-то голову поправить». Я всегда был рад лишней возможности «макнуться» в море и предложил: «Давай махнем в Зеленоградск, и там, на пляже, пивка попьем». Предложение ему понравилось, и мы направились на вокзал. До Зеленоградска, расположенного на Калининградском взморье, было около часа езды на пригородной электричке. Основная часть горожан отдыхала там в теплые летние дни.

Едем мы в электричке, и естественно разговор пошел о вчерашнем. В разговоре участвуют два персонажа: один – тот, которому было мало водки – это я, а другой – тот, которому водки было более чем достаточно – Елкин.

– Слушай, вчера баба была классная, да еще красивая. Давно такой не попадалось.

– Ты что, какая красивая? Я такой страшной еще не видел. Во сне приснится – испугаешься.

– Нет, ты неправ, просто завидуешь. А кто тебе не давал, мог бы сам попробовать?

– Ну нет, извини. Лучше я пару недель перетерплю.

Он был действительно уверен, что переспал с красавицей. Мы вышли на перрон Зеленоградска и направились к пляжу. И тут произошло невероятное. Из толпы, которая тянулась из этой же электрички, раздался голос: «Саня!». Оглянувшись на голос, мы увидели вчерашнюю толстушку-блондинку Вику. Она решительно направилась к нам.

– Кто это? – спросил Сашка, хотя по его изменившемуся лицу было видно, что он сейчас и сам догадается, но больно уж не хотелось ему в это верить.

– Да твоя вчерашняя пассия.

– Не может быть, та была симпатичная.

– Вчера и ты другой был.

Хоть он еще и не окончательно протрезвел, но уже находился в кондиции «мало водки», чтобы оценить по достоинству «красоту» партнерши. Делать было нечего, к пляжу поплелись вместе. Настроение было испорчено, и разочарование не сходило с его лица.

Однако неожиданно появился шанс, чтобы исправить ситуацию. Когда Вика зашла в раздевалку, чтобы переодеться в купальник, Елкин потянул меня за руку. Мы схватили свои вещи в охапку и быстро ретировались, затерявшись в многочисленном скоплении отдыхающих на пляже.

«Да, надо прекращать пить», – произнес Елкин. И действительно, до конца этого 15-дневного рейса практически не пили, т.к. на борту ничего не осталось. А вместо той, единовременно выпитой, партии к отходу принесли лишь несколько бутылок, поскольку денег уже у народа было в обрез.

После этого случая мужики, осознавшие ситуацию на трезвую голову, выгребли из судовой аптечки все антибиотики и на всякий случай употребляли их горстями, просыпаясь каждое утро в напряженном ожидании худшего. Однако на этот раз вроде бы обошлось.

Действительно, не бывает некрасивых женщин. .. С этим не поспоришь.

Бесплатный автосервис

Оказывается и такой автосервис бывает. Смотря какие услуги ты желаешь получить. Один такой комичный случай случился и со мной. Я уже писал раньше, что автомобилистом стал сравнительно поздно – в 34 года. Главная причина в том, что, глядя на наших советских автолюбителей, большинство из которых полжизни проводили в гаражах, я думал, что и меня ждет такая же участь, если я куплю машину. Однако все же в конце 80-х я переступил этот психологический барьер, и оказалось, что все не так уж плохо. Если ездить на новой машине не больше 4-5 лет, то она практически ничего не просит, кроме бензина, и исправно тебе служит. Надо лишь раз в год приезжать на сервисный центр для плановых работ.

И вот однажды, отъездив на новеньком «Рено» один год и пройдя в срок плановое обслуживание, я выехал в морозное январское утро на работу. Мороз в 30 с лишним градусов пришел как-то совсем неожиданно, и многие автолюбители «не завелись» с утра, что для меня создало дополнительный комфорт благодаря отсутствию изнурительных московских пробок. Однако благостное настроение исчезло на первом же перекрестке. Притормозив на красный свет, я почувствовал отчетливый глухой стук где-то под днищем. Перспектива оказаться на сильном морозе в неисправном автомобиле как-то не добавляла оптимизма. Пока я стоял в ожидании зеленого светофора, стука не было, двигатель работал ровно и чуть слышно. Но как только на зеленый я тронулся, стук послышался опять. Я припарковался, вышел на трескучий мороз, стал на колени, будучи одетым в отглаженный рабочий костюм и теплую светлую куртку. Как ни пытался не испачкаться песком и антигололедными реагентами, в избытке рассыпанными дорожными службами, это не удалось. Выпачканный сел обратно в салон. Под днищем ничего интересного и необычного я не увидел. В напряженном ожидании худшего я доехал до работы, стараясь сильно не разгоняться. Стук то появлялся, то прекращался. На работе на мои вопросы бывалые автомобилисты лишь пожимали плечами. Позвонил в автосервис, изложил проблему. Меня записали лишь на срок через три дня, так как до этого все было занято.

Вечером по пути заехал на работу за женой. Как только тронулись, я спрашиваю:

– Слышишь глухой стук?

– Да, вроде что-то стукнуло один раз, когда тронулись.

Я резко затормозил. «Да, вот теперь стукнуло опять», – сказала она. С большой осторожностью, потихоньку доехали домой. Пришлось в следующие два дня на работу ездить на транспорте.

Приехав в назначенное время на сервис «Автомир», что на улице Перерва, я прошел у девушек-приемщиц достаточно строгую процедуру оформления с занесением в компьютер всех данных и сведений о характере неисправности. В соответствующей графе указали: «При наступлении сильных морозов появился глухой стук снизу при трогании и торможении». Я загнал автомобиль в длинный ремонтный ангар с многочисленными подъемниками и приспособлениями. Одновременно здесь ремонтировали больше десятка машин. Подошел мастер с нарядом на работы в руках и спросил, в чем дело. Я повторил ровно то, что было записано в наряде. «Сейчас попробуем разобраться», – сказал он и сел в автомобиль. Затем резко тронулся с места, проехал внутри ангара метров пятьдесят и резко затормозил. Дальше наблюдаю такую картину. Открывается передняя дверь, выходит мастер. Затем он открывает заднюю дверь, наклоняется и достает оттуда бутылку с замерзшей минеральной водой, которая, видать, осталась там со времени осенних пикников. Как только наступили морозы, вода замерзла и бутылка превратилась в твердую ледышку, которая стала, перекатываясь по полу между сиденьями, стучать при разгоне и торможении. «Ну, мужик, ты даешь, – сказал мастер, подшучивая. – Чтобы бутылку вытащить на автосервис приезжаешь. Совсем ленивый стал, что ли? Это ж почти как в том анекдоте про нового русского, который приехал новую машину покупать, потому что в предыдущей за неделю пепельница доверху заполнилась». Туг рассмеялись все, что находились поодаль. Несмотря на столь быстрое устранение «неисправности», все формальности должны были быть соблюдены. Я не мог просто так сесть и уехать – не выпустила бы охрана на воротах без оформления через базу данных.

Девушка-приемщица, что отдавала мне документы и ключи, напротив слов «причина неисправности» занесла в компьютер: «бутылка со льдом позади сиденья водителя». Все три девушки, оформлявшие заказы, тоже развеселились. Потом, видать, эту историю, еще несколько дней обсуждали работники автосервиса. Надо отдать им должное – денег с меня за это обслуживание не взяли, но запись в базе данных осталась. Так что бывают еще бесплатные услуги и в наше время.

Послесловие

Ю.П. АМПИЛОВ

профессор,

доктор физико-математических наук, академик РАЕН, лауреат Премии правительства России в области науки и техники, победитель конкурса «Литературный факел-2008».

Герои этой книги в большинстве своем принадлежат к людям тех профессий, которые в своем стремлении к познанию неизвестного и поисках жизненной гармонии подолгу находятся в «дальних странствиях»: экспедициях, путешествиях или несут трудную вахту на далеких северных промыслах. Это особая человеческая среда. Для таких людей дружба и любовь, чувство долга и взаимовыручка не пустые слова, а главные ценности жизни. Поэтому Вам будут хорошо понятны и близки переживания и мысли героев повестей и рассказов Юрия Ампилова.

Несмотря на то, что это фактически первый литературный опыт известного ученого-геофизика, Вы будете приятно удивлены увлекательным остросюжетным повествованием, в котором много романтики, приключений и настоящих чувств.

Эта книга словно глоток свежего воздуха в современном мире разнородной и «всякой» литературы.

В.Э. Дорофеев

председатель «НП ТОЛИТ ГП»

Примечания

1

Риголит – порода, преимущественно слагающая лунную поверхность, близкая по составу к базальту (прим. авт.).

2

Пи-эйч-ди – PhD – примерно соответствует степени кандидата наук в России (прим. авт.).