Тайный орден Лукьянов Тимур
части, в рога. Тут же по бокам на небольших лошадках ехали нарядные молоденькие
пажи. Позади знамен, хоругвей и труб на белой лошади восседал сам епископ,
пожилой немец с большим посохом в правой руке, а рядом с ним, на высоком черном
коне ехал маркграф антверпенский, герцог Нижней Лотарингии Готфрид Бульонский.
Он же потомок королевского рода Каролингов по матери и грозных викингов по отцу;
сын графа Евстафия-второго Бульонского и Иды Лотарингской, дочери герцога
Верхней и Нижней Лотарингии Готфрида Бородатого; родной племянник Готфрида
Горбатого, герцога Нижней Лотарингии и Сполето, от которого он, с соизволения
императора Священной Римской Империи Генриха-четвертого, унаследовал
герцогскую корону Нижней Лотарингии. В марте того года, когда нижнелотарингский
герцог, проделав неблизкий путь от своего неприступного замка в Арденах, въезжал в
столицу Шампани, ему исполнилось уже тридцать пять лет от рождения.
Епископ, сопровождающий герцога в поездке, этот располневший, тяжелый на
подъем человек, привыкший к покоям своей резиденции, сидел в седле сгорбившись,
и, казалось, дремал. Было видно, что дорога очень утомила и измучила его и только
весьма важное дело могло подтолкнуть этого человека оставить уют епископских
хором и пуститься в столь дальний путь. Герцог, напротив, с гордым видом, сверкая
на солнце алмазами своей герцогской короны, озирался по сторонам, возвышаясь в
седле над всеми сопровождающими не только из-за своего высокого роста, но также
благодаря приподнятому рыцарскому седлу и могучему коню древней немецкой
породы.
Герцога сопровождали несколько рыцарей, по-видимому, очень знатных, в
сверкающих позолотой шлемах. За этими важными особами следовала
многочисленная и хорошо вооруженная охрана, состоящая из рыцарей, оруженосцев и
стрелков, вооруженных арбалетами, сзади ехали длинный обоз и запасные лошади, а
замыкал колонну арьергард из легких кавалеристов-кнехтов. На лошадиных попонах,
на узких флажках, трепещущих на поднятых копьях, и на десятках щитов красовался
белый лебедь на синем фоне — родовой герб герцога Бульонского. Также, на одеждах,
на щитах и знаменах присутствовало множество белых орлов на красном фоне,
символизирующих Нижнюю Лотарингию. Белых орлов и лебедей было так много, что
несколько красных епископских флажков с золотыми овцами совершенно терялись в
этой белой стае.
Зажиточные зрители на городских стенах, и простолюдины из городских
предместий, издали завидевшие приближение кавалькады и высыпавшие к дороге из
своих убогих домишек, замерли, раскрыв рты. Ведь перед ними проезжал не
обыкновенный человек, и даже не обыкновенный герцог, а самый знаменитый после
императора Генриха противник римского папы, самый неистовый разоритель
монастырей и епископств, самый кровавый палач священников и монахов, про
которого еще совсем недавно говорили, что он и есть сам дьявол во плоти,
помогающий великому грешнику Генриху-четвертому воевать против святой римской
католической церкви. Ведь это именно он, кровавый Готфрид, своими руками
отправил на тот свет короля Рудольфа, главного, после папы, врага императора
Генриха! Но, говорили и о том, что в последнее время этот герцог, с младых ногтей
запятнавший себя монашеской кровью, сильно переменился. Странные вещи
рассказывали. Говорили, что какой-то святой странствующий монах изгнал из
Готфрида дьявола. Что, мол, сразу после этого Готфрид, уподобившись своему
сюзерену в Каноссе[26], приполз на коленях к папе и, рыдая, три дня подряд молил
понтифика о прощении, а затем один, без охраны, в рубище отправился инкогнито в
опасное паломничество в Иерусалим, где, распластавшись перед Святым Гробом,
целый год вымаливал прощение у Господа. Правда ли все это или нет, никто из
горожан не знал точно. Но зато все знали, что герцог прекратил войну против папы, и,
более того, принял его сторону. Из яростного гонителя, он неожиданно превратился в
поборника власти понтифика. Хотя против императора герцог все-таки открыто не
выступал, но свое участие в военных походах против церкви прекратил навсегда.
Никаких средств сообщения, кроме гонца на быстрой лошади на суше, да
посыльного суденышка с веслами и парусом, называемого галерой, на море, в ту пору
еще не существовало. Но, странное дело, слухи все равно доходили быстрее любых
официальных посланий, хотя порой, впрочем, как и по сию пору, слухи искажали
действительность до неузнаваемости, и, поэтому, все то, что говорили горожане Труа
о герцоге, не представлялось возможным проверить, кроме как расспросив его самого.
Но известно, что герцоги разговаривают лишь с равными себе, а, значит, горожанам
оставалось только гадать, где в историях про Готфрида Бульонского правда, а где
вымысел.
Глава 5. Кровавый герцог
В двенадцать лет унаследовав титул отца и в семнадцать лет пройдя рыцарское
посвящение, еще неискушенный в политике молодой маркграф антверпенский сразу
оказался вовлеченным в затянувшуюся распрю между императором Священной
Римской империи[27] Генрихом-четвертым и римским папой. Потомок Карла Великого,
воспитанный в лучших рыцарских традициях, как верноподданный вассал, юный
Готфрид посчитал для себя делом чести встать в этом конфликте на сторону своего
сюзерена. Тем более, что те монахи и священники, которых ему с детства приходилось
лицезреть в окружении его матери, Иды, особы набожной, на деле были весьма далеки
от того благого идеала духовной чистоты, который внушался пастве. Многие пастыри,
которых он видел в ту пору вокруг себя, были людьми корыстолюбивыми,
лицемерными, чревоугодниками и развратниками. Служба Господу являлась для них
лишь поводом потуже набить кошелек, посытнее поесть и получше развлечься за счет
своей паствы, в то время, как эта самая паства едва сводила концы с концами,
голодала, пребывала в ужасном невежестве и в отвратительной грязи.
К концу одиннадцатого столетия от Рождества Христова христианская церковь
подошла расколотой надвое амбициями своих лидеров. Византийская ветвь церкви
окончательно отделилась от римской. Конечно, этот раскол ослабил церковь в целом,
разорвав пополам ее организм, но великая схизма породила и ряд событий, в
результате которых власть римского папы в Европе достигла своего апогея. Путем
упорной борьбы, не только политической, но и вооруженной, монах по фамилии
Гильдебранд, вышедший из бенедиктинского аббатства Клюни и сделавшийся
известным как папа римский Григорий-седьмой, добился небывалого до сих пор
могущества церкви, претендуя на титул государя над государями, открыто посягнув
на роль вершителя судеб европейских держав.
Конечно, европейские монархи отнюдь не походили на овечек, безропотных и
покорных своему пастуху. Король немцев Генрих-четвертый, носящий в ту пору
громкий титул императора Священной Римской Империи, никак не желал покоряться
воле понтифика, силой оружия отстаивая свое право по собственному усмотрению
назначать церковных иерархов. Таким образом, в последнюю четверть столетия
вражда между папским и имперским престолами резко обострилась.
Детство будущего герцога Бульонского проходило в арденских горах за
неприступными стенами замка Бульон, воздвигнутого его дедом над чудесной горной
долиной. Готфриду едва исполнилось двенадцать лет, когда умер его отец. И с того
момента Ида Бульонская растила сыновей одна. Эта красивая высокая и стройная
женщина, выданная замуж в восемнадцать лет, искренне любила своего мужа и свято
хранила память о нем: после его смерти она никогда больше не выходила замуж. Всю
свою любовь она отдавала детям, и авторитет ее у сыновей был очень велик. Будучи
набожной, но мудрой и образованной женщиной, она предавала большое значение
обучению детей грамоте и христианским добродетелям.
У юного Готфрида наставником был бенедиктинский монах из обители святого
Вааста в Аррасе. Ида пожаловала этому монастырю обширные земельные наделы из
своего приданного, впрочем, будучи весьма щедрой, одаривала она и другие приходы.
А военным воспитанием детей Иды до самой своей гибели занимался ее родной брат
герцог Готфрид Горбатый, прозванный так из-за увечия позвоночника: в детском
возрасте неожиданно взбесившаяся лошадь сбросила его спиной на камни. Герцог
долго болел, но выздоровел, хотя с тех пор он не мог уже полностью разогнуть спину.
Но, несмотря на физическое уродство, это был великодушный и добрый человек, во
многом заменивший племянникам родного отца. Привязанность к детям сестры,
возможно, объяснялась еще и тем, что своих детей у пожилого герцога никогда не
было.
Готфрид Бульонский рос смелым и решительным от природы мальчиком. Но,
бескорыстный и не расчетливый, лишенный жадности и жажды обладания властью, —
богатство и власть у него уже и так имелись с рождения, — он выше всего ставил не
свои личные интересы, а интересы своего сюзерена, которому и служил много лет
верой и правдой. Он не плел интриг и никогда не скрывал свои истинные чувства,
мысли и намерения от приближенных.
Готфрид был храбрым воином и умелым командиром на поле боя, но по природе
своей не был он ни мстителен, ни жесток. Казни, изредка все же совершавшиеся по
его приказанию, всегда оказывались для него мерой тяжелой и вынужденной. Он не
относился к тем «рыцарям», которые бросаются на свою жертву только тогда, когда
она полностью попадает под их власть. Он смело шел в бой и действовал всегда
открыто, но ловко и стремительно, и, как правило, добивался своей цели, часто
побеждая противников, превосходящих числом и силой, хотя, ведя военные действия
скорее порывисто, нежели планомерно, даром великого стратега он не обладал.
Прирожденная щедрость Готфрида позволяла ему иметь верных друзей и
преданных людей у себя на службе. Ничто не могло отвлечь этого человека от
строгого исполнения взятых им на себя обязанностей рыцарского служения. Ибо он
очень серьезно относился к своей рыцарской клятве и долгу. Он не любил пустые
развлечения, был скромен с женщинами, не особенно интересовала его даже охота —
любимейшая забава знатных сеньоров.
Готфрид всегда старался понять окружающих людей, к какому бы слою общества
они ни принадлежали. Он не был ни высокомерен, ни заносчив и судил о людях более
по делам их, нежели по происхождению. Обычно, он умел выбирать надежных
соратников и редко в них ошибался, но иногда Готфрид все же слишком опрометчиво
полагался на прямодушие и честность других, попадая, порой в расставленные
врагами сети интриг.
Красивый мужчина, широкоплечий, стройный и высокого роста, похожий на
мать голубым цветом глаз и золотистым отливом волос, и унаследовавший, как
говорили, благородные черты лица своего предка Карла Великого, в личной своей
жизни герцог нижнелотарингский был глубоко несчастен. Первая его жена, Маргарита
Баварская, которую он любил безумно, и с которой прожил шесть счастливых лет,
пала жертвой чумы. Но от первого брака Бог не послал ему детей, и через три года
после смерти первой жены Готфрид женился на Эльзе Бременской. Но через полтора
года после свадьбы она умерла во время родов. С тех пор устроить личную жизнь
Готфрид более не решался.
В самом начале своей военной карьеры Готфрид едва не пал под
натиском врагов. Желая отомстить за то, что он, тогда еще совсем юноша, вместе со
своим дядей не примкнул к саксонскому мятежу, а поддержал законного своего
сюзерена, императора Генриха-четвертого, несколько мятежных немецких баронов
Саксонии выступили войной против Нижней Лотарингии. Предводители этих
мятежников собрали многочисленное войско и осадили замок Бульон. Но Готфрид и
его дядя не испугались их и под стенами своего замка дали врагам решительное
сражение. В тот день, прямо на поле боя, дядя посвятил Готфрида в рыцари.
Лотарингцы сражались отчаянно. Силы были не равными, и исход битвы чуть не
погубил юного маркграфа антверпенского. Но, когда положение уже казалось совсем
безвыходным, неожиданно пришел на помощь сам император.
На всю жизнь Готфрид запомнил то страшное поле боя, усеянное трупами
лотарингских и саксонских рыцарей и простых кнехтов. Их окружили. Вражеская
стрела, пущенная из арбалета с близкого расстояния, пробила доспехи его дяди, и он
умер на руках Готфрида. Тогда семнадцатилетний мальчик собрал вокруг себя всех
рыцарей, оставшихся от лотарингского войска и повел их в последнюю безнадежную
атаку на стену, ощетинившейся длинными копьями панцирной пехоты саксонских
баронов, с единственной целью — погибнуть достойно. И в тот самый момент, когда
гибель казалась Готфриду уже неизбежной, из леса в тылу врагов затрубили боевые
рога, и из чащи вышли имперские отряды, обратив противника в бегство. А во главе
войска в золоченом шлеме и со сверкающим на солнце высоко поднятым мечом в
правой руке, верхом на огромном белом коне, перед юным Готфридом предстал сам
император Генрих. И саксонцы бежали перед ним в ужасе. Сквозь эту беспорядочно
бегущую толпу, бросающую оружие, император подъехал к Готфриду и по-отечески
обнял его. Саксонский мятеж был разгромлен. За ту помощь в труднейший момент
жизни Готфрид был искренне признателен своему сюзерену. Поэтому, когда вскоре
вспыхнула война Генриха с папой римским, Готфрид ни секунды не колебался на чью
сторону встать. И долгие годы длилась эта война, в которой главными врагами
Генриха-четвертого выступали папа Григорий-седьмой, маркграфиня тосканская
Матильда, мятежные правители немецкого юга и итальянского севера.
Папа римский Григорий-седьмой всю свою жизнь боролся с обмирщением
церкви: с симонией, с назначением епископов и священников светскими властями за
мзду и с нарушением канонических правил. Он требовал строгого запрещения
духовенству вступать в брак, что, как он заявлял, ведет к созданию «духовных
династий» и к растаскиванию церковного имущества.
Готфриду же казалось, что этот жадный папа борется не столько за духовное
преображение церкви, а, как и все другие высокопоставленные «духовные лица»,
известные ему, в первую очередь жаждет власти и безразденого права распоряжаться
церковными богатствами, что, конечно же, не могло вызвать у Готфрида никаких
симпатий. В подтверждение этого предположения говорило хотя бы то, что раньше, не
будучи еще папой римским, вышедший из монастырской братии клюнийских
бенедиктинцев, Гильдебранд занимал должность казначея при папском дворе.
В конце концов, после долгих лет препирательств папы с Генрихом-четвертым из-
за права назначать епископов и архиепископов, в 1076 году, в Вормсе, император
объявил о низложении надоевшего ему папы. Но папа не остался в долгу и, в свою
очередь, объявил императора отлученным от церкви, низложенным с императорского
трона, а его подданных — свободными от присяги и повиновения ему. Подстрекаемые
папой, мятежные немецкие герцоги собирались судить Генриха на рейхстаге в
Аугсбурге. Со дня на день назревала война, а Генрих еще не собрал достаточного
количества войск: денег в казне не хватало. Чтобы выиграть время, Генриху-
четвертому ничего не оставалось, как только попытаться примириться с папой.