Шпионы и все остальные Корецкий Данил
Вот тупой.
– Ну, духи, ясно!
Водитель вежливо улыбнулся.
– Нет, зачем? Там справа хороший бар.
Палец сосредоточенно молчал. Он нервничал. Да и Рембо нервничает, раз болтает всякую х-ню… Потому что неизвестно, как эта поездка обернется. Может, закопают в лесу или утопят в болоте…
Наконец, прибыли в Жаворонки. Естественно, ни Палец, ни Зарембо в таких домах сроду не бывали. Королевский дворец. Прислуга шныряет. Картины всюду… Во! Палец узнал одну: в школьном учебнике по русской литературе была точно такая же напечатана. Но засматриваться некогда. Они не на экскурсию, они на деловую встречу сюда приехали.
В кабинете их ждал Лев Николаевич. Один, без хозяина. Палец выгрузил слиток на стол, тот его осмотрел. На руках тонкие перчатки, чтобы отпечатков, значит, не было. Вы не против, если его в соседней комнате осмотрят более подробно? Палец не против. Зарембо сказал: нет, давайте смотрите здесь. Это все-таки его слиток, а не Пальца. Прибежал какой-то лысый с чемоданом. Выгрузил кучу приборов всяких, разложил на столе. Это, говорит, минуты три-четыре. Современная электроника все упрощает, это вам не эпоха Маньки Облигации… Пока он трещал, никто не проронил ни слова. Сидели и смотрели друг на друга. Потом лысый что-то сказал Льву Николаевичу тихо и смылся со своим чемоданом. Тогда они начали разговор по существу.
– Хорошо, мы готовы вам помочь, – сказал Лев Николаевич. – Шестьдесят процентов против ваших сорока.
Зарембо даже с кресла вскочил:
– А что вы такого собираетесь делать, чтобы получить большую долю, чем мы? Может, будете рисковать своей шкурой, продираясь на «минус двести»? Сранью всякой дышать? Подыхать под завалами? Через разлом на тросах ползти?
Нормально так отреагировал, по делу. Лев Николаевич пожевал губами.
– Дело ваше, дело ваше. Вы рискуете, когда поднимаете золото на поверхность, мы точно так же рискуем, когда это золото обналичиваем. Но вас при этом будут прикрывать наши люди наверху, а нас кто прикроет? Так что счет вполне справедливый. Кстати, а что такое «минус двести»? И через какой разлом надо ползти на тросах?
Палец посмотрел на Зарембо.
– Это неважно, – сказал Зарембо. – Через какой разлом и прочее. Это наша работа.
– Хорошо, – сказал Лев Николаевич. – Тогда обсудим технические детали.
И они где-то два часа обсуждали технические детали.
Четыре участка пути. Условно. До «Бухенвальда», через «Бухенвальд», затем от «Бухенвальда» до «Адской Щели». Ну и через саму «Щель» надо как-то перебираться…
– Сколько дополнительного груза может унести один человек?
– Килограммов сорок. С учетом сложности маршрута и другого оборудования это максимум.
– Сколько людей пойдет к Хранилищу?
– Трое. Мы и Сере…, короче, еще один. Больше никого не берем. Ни ваших, ни наших. Путь к Хранилищу – это наша тайна, наш капитал. Это залог того, что нас не кинут, так сказать, для оптимизации расходов.
– Что ж, разумно. Таким образом, за одну ходку трое смогут вынести сто двадцать килограммов золота….
– «Ходки» – это в тюрьму, – поправил Зарембо. – У нас «закидки».
– Ладно, принято, внесем поправку. Всего в Хранилище десять тонн. Почти десять тонн. Получается, вам надо сделать восемьдесят три хо… «закидки».
– Сколько-сколько?!
– Восемьдесят три. А сколько вы думали?
– Это невозможно. Один только спуск на «минус двести» – это целая жизнь, считай. Это как на Джомолунгму подняться. Или на Пик Коммунизма. Восемьдесят три раза туда-сюда никто бегать не станет. Это невозможно.
– Что ж. Если так, давайте искать другие решения…
К концу второго часа они договорились, что на первом и третьем участках надо восстанавливать узкоколейку, выкапывать из мусора и ставить дрезины. Да – дрезины там есть. И даже вагонетки. Второй участок – «Бухенвальд» – оставался под вопросом. Без лебедки там не обойтись, придется как-то тащить ее туда сверху, жилы рвать. Да и вообще – реально ли это?.. А через «Адскую Щель» придется наводить переправу на тросах с блоками, как у альпинистов. Двое по ту сторону цепляют груз, один на этой стороне принимает…
– Сколько «закидок» надо сделать, чтобы подготовить все это?
Тоннельщики переглядываются.
– Две, – говорит Пыльченко.
– Подожди, а как все-таки с люком, который на «Бухене»? – возражает Зарембо. – А сигнализация? И дальше ведь тоже могут быть решетки или другая какая фигня – самострелы, психогенераторы!.. Как минимум четыре!
– А что такое психогенераторы? – деликатно интересуется Лев Николаевич.
– Психогенераторы – это, блин, психогенераторы! – нервно объясняет Зарембо.
В какой-то момент «тоннельщики» заметили, что в кабинете появился сам Трепетов. Ростом чуть ниже, чем кажется по ТВ, а в остальном такой же – с вельможной расслабленностью в лице и маленькими цепкими глазами.
– Не надо вставать, – сказал он, усаживаясь в кресло с высокой спинкой – видимо, его любимое.
– Значит, вы и есть те самые диггеры. Или как там еще… Сталкеры. Хорошо. – Он изучающе посмотрел на Пальца и Зарембо. – Коньяк, бренди, кофе?
– Нет, спасибо, – сказал Палец.
Зарембо что-то буркнул неразборчиво.
– Мы, можно сказать, уже договорились по каким-то основным моментам, – сказал Лев Николаевич. – Но операция займет порядочно времени. Больше, чем мы рассчитывали.
– Почему?
– Не хотят молодые люди принимать посильную помощь. Секретничают. Поэтому выходит долго.
– Вот как. Жаль, – сказал Трепетов.
– Я то же им толкую. Если б подписать хоть одну вашу бригаду, управились бы в два раза быстрей. Да что там в два раза… Они бы и узкоколейку справили в момент, и с лебедкой не было бы проблем. Все узкие места расшили бы, как говорится…
– Видимо, у наших бравых сталкеров есть причины отказываться от помощи, – предположил Трепетов.
– Мы не сталкеры, – обиженно прогудел Зарембо. – Кого мы сталкиваем?
– И посторонних в Хранилище мы не берем, – повторил Палец. – И на «минус двести» тоже. Мы уже говорили.
– У них там какая-то зона секретная, они ее «минус двести» называют, – небрежно пояснил Лев Николаевич.
– Нам нужно только оборудование и прикрытие, чтобы мы могли спокойно работать внизу, – сказал Палец. – Больше ничего и никого.
– Список оборудования есть? – спросил Трепетов.
Лев Николаевич подал список. Трепетов просмотрел его, нахмурил брови, поднял глаза на Льва Николаевича.
– Ты в этом что-то понимаешь? Детекторы эти и прочее? Я, например, ничего не понимаю.
Лев Николаевич изобразил на лице что-то вроде «да какая разница?».
– Хорошо, – сказал Трепетов. – У меня тоже будет условие для молодых людей.
«Молодые люди» заметно напряглись.
– Какое условие? – спросил Палец.
– Во время первой, как вы это называете… «закидки» вы должны сделать видеосъемку Хранилища. Я желаю видеть это золото, сколько его и что это именно то золото, о котором вы толкуете. Там ведь клейма какие-то необычные стоят, насколько я знаю. Верно? Мне нужно быть уверенным, что это не развод. Что золото существует на самом деле. И его действительно почти десять тонн.
Зарембо облизнул губы.
– Такого уговора не было! – охрипшим голосом проговорил он. – Получается, мы вам видеосъемку, ага… А вы потом по ней вычислите, где Хранилище! И – до свиданья! А то и маслину в голову закатаете!
Лев Николаевич как-то странно вздрогнул. Будто кашлянул. Возможно, он так смеялся.
– Откуда эти дикие фантазии? – с плохо скрытым раздражением бросил Трепетов. – Вы можете включить камеру в самом Хранилище, вас никто не заставляет снимать, как вы туда идете… – Он постучал пальцем по подлокотнику кресла. – Повторяю: это мое условие. Пока я не увижу золото, ни о какой помощи с моей стороны речи быть не может.
Палец незаметно толкнул товарища коленом.
– Хорошо, мы сделаем съемку, – сказал он. – У меня неплохая «Нокия» с мощной подсветкой, можем и видео, и фото наснимать…
– Это мобильник, что ли? – Трепетов поднял брови. – Никаких мобильников. Снимать будете на мою видеокамеру, причем не цифровую, а кассетную, чтобы исключить подделку, монтаж и прочее. Камеру и кассету получите непосредственно перед спуском.
– Так кассетная – это ж бандура такая! – возмутился Зарембо. – Ее на плече носят, я видел! На фига нам такое счастье?..
– Не ляпай, о чем не знаешь, – неожиданно резко, как-то даже по-свойски оборвал его Лев Николаевич. – Есть маленькие камеры с микрокассетами. В ладони уместится. Все, этот вопрос закрыт. Что еще?
Зарембо, насупившись, отвернулся к окну. Палец молчал.
– Какой-то минимум оборудования для первого спуска мы вам дадим, – сказал Трепетов. – Чтобы добраться налегке туда и обратно. – Он повернулся ко Льву Николаевичу. – Когда вы сможете его раздобыть?
– Оборудование? Да дней пять, – сказал тот.
– Значит, через неделю встречаемся здесь. Или сами скажете, куда это оборудование подвезти. К месту спуска отправитесь со Львом Николаевичем и моими людьми. Они будут охранять место, пока вы внизу, и поддерживать с вами связь.
– Они могут взять оттуда слитки, – подсказал Лев Николаевич. – Контрольные образцы. Чтоб не зря ходить.
– Верно, – согласился Трепетов. – Пусть возьмут. Поделим согласно схеме «шестьдесят на сорок». О схеме вы, надеюсь, договорились?
– Да, – сказал Лев Николаевич.
– Отлично. Еще вопросы?
Палец почесал заросший щетиной подбородок. Его не оставляло ощущение, что их взяли в оборот, им диктуют условия, и вообще, наверное, держат за дурачков. При этом внешне все выглядит пристойно, не придерешься. Он посмотрел на Зарембо, ища хоть какой-то поддержки. Тот, не обращая на него никакого внимания, пялился в окно. Что он там увидел, интересно?
– Да это ж Бруно! – громко воскликнул Зарембо и показал пальцем. – Что он здесь делает, этот клоп?
Все посмотрели в окно. Через яблоневый сад, направляясь к дому, энергично шагал человек в темном костюме, ростом с двенадцатилетнего мальчишку. Правда, окаймленное тонкой бородкой лицо было не по-детски суровым и даже угрюмым. Во рту торчала длинная толстая сигара.
– Это мой личный охранник, – сказал Трепетов. – А в чем дело?
– Личный охранник? Ну ни фига себе! – Зарембо рассмеялся. – Я ж его знаю! Мы его в коллекторе тормознули, когда он от Амира убегал! А потом он с нами в «минус двести» ходил! А потом я еще по телевизору видел, как он этого ведущего отправил в нокаут! А теперь он, значит, здесь!
Зарембо толкнул Пальца в плечо.
– Нет, ты видел? Охранник! Этот клоп! Неплохо устроился, однако!
Трепетов посмотрел на Льва Николаевича. Лев Николаевич пожал плечами и принялся изучать свои ногти. За личную охрану шефа он не отвечал.
– Бруно ходил с вами под землю? – спросил Трепетов. – Он тоже был этим… сталкером? В смысле «тоннельщиком»?
– Да какой он «тоннельщик»! Обычный бродяга! Только везучий, как черт! – Зарембо опять рассмеялся. – А еще врет, как НТВ!
У Бруно только что закончился обеденный перерыв. Так это называлось, во всяком случае. Каждый охранник, как и любой человек из обслуги, имел законное право потратить сорок минут своего рабочего времени на то, чтобы перекусить и выпить чашку горячего чаю. Если, конечно, есть на кого оставить пост. У службы безопасности с этим все в порядке – они давно поделили между собой время и ездят по двое-трое в шашлычную на трассе, жрут там, пьют, хватают официанток за задницы – отдыхают, в общем. А вот у Бруно не получилось влиться в этот дружный коллектив. Он личный охранник Трепетова, его «пристяжь», особа привилегированная как-никак… И смотрят здесь на него соответственно. То есть завидуют. Поэтому в свой обеденный перерыв Бруно никуда не ездит, а сидит в своей каморке в доме охраны, грызет сухой «Доширак» и смотрит телевизор. Пиво на работе нельзя, кокс тоже. Баб соответствующих в досягаемости нет – только Машка (здесь все понятно) да горничная, которой под шестьдесят. Хреново, одним словом. Можно, конечно, позвонить в ресторан и заказать нормальный горячий обед со всякими перепелами и анчоусами, но, если честно, Бруно на это наплевать. Ему все равно, что он ест. С перепелами-анчоусами даже хуже, потому что под такую жрачку еще больше захочется накатить по маленькой…
В общем, Бруно прикончил пачку «Доширака», просмотрел передачу про американские чопперы и отправился к Трепетову – на свое рабочее место. Возле гаражей он увидел каких-то двух охламонов, которые садились в хозяйский «Майбах». Их сопровождал парень из СБ, шофер был на месте – беспокоиться не о чем. Но один из охламонов, увидев Бруно, помахал ему рукой и что-то прокричал. Вроде как назвал его по имени. Бруно скривился, отвернулся и пошел дальше. Да, он телезнаменитость, автор знаменитого «нокаута в прямом эфире», он человек-ядро, в конце концов, – так что, он теперь обязан ручкаться со всякими встречными-поперечными?
– Семен Романович просил зайти к нему в кабинет, – сказал охранник на входе.
– Ага, дылда. А то бы я мимо кабинета прошел! – буркнул Бруно и выплюнул окурок сигары в урну.
Трепетов был в настроении. Улыбался.
– Только что встретился с твоими друзьями из подразделения «Тоннель», – объявил он. – Помнят тебя. Рассказывали о твоих подвигах.
– А, эти охламоны! – Бруно нахмурился, почесал в затылке. – Чего-то я их не узнал второпях.
– Они назвались как Пыльченко и Зарембо.
Бруно недоверчиво покосился на шефа.
– Да, были такие, вроде… И чего рассказывали-то?
– Разное. Как вы в «минус двести» спускались. Как Амир Железный за тобой гонялся, стрелял в тебя… Честно говоря, я удивлен – я мало верил твоим рассказам…
– Я всегда говорю правду! – возмутился Бруно. – Это они все перевирают! Не Амир за мной, а я за ним гонялся! То есть мы вместе с пацанами! Но я впереди всех шел, дорогу показывал!
– Это неважно, – отмахнулся Трепетов, продолжая улыбаться. – Значит, все, что ты мне рассказывал раньше про свои подземные приключения – чистая правда?
– Чистая! Спрашиваете! – Бруно гордо выпятил грудь и одновременно сделал оскорбленное лицо. Он пока не решил, как себя держать в данной ситуации.
– А какая еще бывает! У меня правда одна – чистая! Сто процентов! Я вам еще не все рассказал, между прочим! Потому что гостайна и тому подобное!
– Гостайна. Конечно, – сразу согласился Трепетов. – Ты серьезный человек, Бруно. Тут иначе и быть не может… – Он вздохнул. – А вот эти два парня – Пыльченко и Зарембо, насколько они серьезные люди?
Бруно подумал.
– Ну, не физдоболы, в общем. А что? Зачем они вам вообще сдались?
– Подыскиваю новых людей в охрану, – сказал Трепетов. – Парней из всяких спецструктур.
– А-а, так это они потянут! – воодушевился Бруно. – Мышцами играть, крутых из себя строить, как Вася-Альберт – это они запросто! Даже не сомневайтесь!
– А на что-то большее не годятся, выходит?
– Нет, я не имею в виду, что они такие тупые, как этот Вася! Нормальные пацаны, в самом деле!
Бруно вдруг сообразил, что если Пальца и Зарембо возьмут в СБ, ему здесь будет немного веселее и комфортнее, чем сейчас.
– Туповатые малость, это есть! Но не настолько! Я же что имею в виду? Я имею в виду, что как диггеры они, конечно, не фонтан! На троечку! Особенно Зарембо! В глубоком «минусе» он как дитя! Да чего там! Я его сам, помню, на себе тащил однажды!
– Ого! – Трепетов удивился. – А ведь он здоровый лось!
– Ну да! Точно! Они все там здоровые! А как диггеры – мелочь!
– Но ты-то – хороший диггер, как я понял?
Бруно для виду посопел задумчиво, погладил рукой модную бородку, наконец сказал:
– Да! Очень хороший! Самый лучший!
И тут же добавил:
– Хотя еще Леший был… Он сильный диггер, в общем. Почти как я, можно сказать!
– Сегодня ты меня очень удивил, Бруно! – повторил Трепетов, а когда карлик ушел, набрал номер Льва Николаевича: – Наведи справки: Леший, он диггер, под землей лазит… Или раньше лазил…
– А зачем вам еще диггеры? – помявшись, спросил тот.
– Затем, что миллиардеры не кладут все яйца в одну корзину, – добродушно молвил Семен Романович. – И всегда имеют запасные варианты.
Глава 4
Шпионы вокруг нас
В поисках утечки
Замдиректора ФСБ Никонов поднял глаза на вошедшего.
– Проходи, Евсеев.
Тон грубоватый, свойский. Никонов хорошо знал майора по совместной работе в президентской «ракетной комиссии». Можно сказать, на одной сковороде жарились в аду.
– Что-то ты, Евсеев, бледновато выглядишь. Есть проблемы?
– Никак нет, товарищ генерал. Все в порядке.
Хотя нет, сковороды были разные: у одного тефлоновая, антипригарная, генеральская, у другого – обычная чугунная, откуда порой приходится отскребать ошметки мяса. И все равно Евсееву общаться с Никоновым проще, чем с тем же замначем Управления Плешаковым или начальником секретариата Огольцовым. Хотя они и по званиям и по должности гораздо ниже и, следовательно, ближе к Евсееву.
– Проблемы у всех есть, Евсеев, – прогудел назидательно Никонов. – Главное, чтобы они не выходили за плоскость, так сказать, рабочего…
Он очертил руками в воздухе некую фигуру.
– Рабочей сферы. Чтобы тылы были обеспечены… Жена как? Дети?
Ну, дети – это громко сказано. У Евсеева пока что один ребенок. Этого генерал, скорее всего, не знал. Или забыл. Насчет жены… С женой Евсеев последний раз пересекался, кажется, позавчера. Или позапоза… Здесь уже сам майор не владел полной информацией. Одно он знал точно: жена у него еще есть. Тоже одна.
– Спасибо, все хорошо, товарищ генерал.
– Это хорошо, что хорошо. Тогда к делу. Что по утечкам?
Вступление закончено. Евсеев открыл папку, заглянул в нее, закрыл и положил перед генералом.
– Мы закончили комплексную проверку второго круга доступа. Отработаны сорок восемь непосредственных носителей секретной информации, пятьсот пятьдесят девять близких контактов и триста дискретных контактов, выбранных по случайному алгоритму. Отработана вся сопутствующая техзона, коммуникации доступа «Б» и «В». Если коротко, товарищ генерал, мы ничего не нашли.
По лицу Никонова ничего нельзя было прочесть. Возможно, он даже не слушал. Генерал взял папку, раскрыл. Еще раз посмотрел на Евсеева. Стоящий перед ним майор и в самом деле не излучал волны радости, уверенности и чего-то там еще… Причина, видимо, крылась в этой папке.
– Так, – сказал генерал Никонов. – А теперь подробнее.
Секретная информация («синька» на языке профессионалов) – обитатель инфосферы. Она рождается и живет согласно ее законам точно так же, как живые существа рождаются и живут согласно законам биосферы. Информацию можно представить в виде зернышка, ростка, дерева. Она тоже проходит несколько этапов эволюции: ситуация – идея – обсуждение – разработка – документ под грифом «совершенно секретно» (либо некое техническое устройство) как высшая стадия развития. Число людей, имеющих доступ к «синьке» на каждом из этих этапов, строго фиксировано. Каждый носитель известен. Так считается. И в девяносто девяти процентах случаев именно так оно и есть.
Но утечки все равно происходят. Это жизнь, это практика, так бывает.
Утечку необходимо обнаружить и устранить. Первоочередная мера – технический мониторинг «среды обитания» информации. Идет поиск «жучков», сканеров, других сравнительно нехитрых устройств несанкционированного доступа. Затем наступает очередь персонального мониторинга. Отрабатывается каждый причастный – от низшего звена к высшему. Родственники, знакомые, любовницы и любовники. Занятие долгое, нудное, деликатное. И очень неблагодарное.
Чаще всего бывает достаточно пройти эти два круга. «Синька капает» либо там, либо там. Либо – и там, и там.
Если результата все равно нет, дело плохо. Но работа продолжается. У контрразведки имеется на такой случай сплошная проверка, так называемый «сплошняк», когда препарируется каждый отрезок времени существования секретной информации. Дни, часы, минуты, сразу по нескольким параметрам: люди – пространство – техническое окружение. «Дерево» информации распиливается на тонкие срезы и изучается под микроскопом. Не только ствол, но и корни, и каждая тоненькая веточка. И даже каждый листочек. Особенность «сплошняка» в том, что на этом этапе не существует диких, глупых и невероятных версий. Отрабатываются любые. Технические возможности врага априори считаются неограниченными. Встроенная в дужку очков видеокамера с накопителем. Записывающее устройство, закамуфлированное под таблетку аспирина. Распыленный в кабинете наркотик с амнезирующими свойствами.
Отработанные под всевозможными углами версии либо становятся рабочими версиями, либо идут в «отвал».
Формулы отработки имеют устрашающий вид и чем-то напоминают нелинейное дифференциальное уравнение четвертого порядка. В самом деле, учитывать приходится множество разных факторов, между которыми существуют сложные и не всегда явные связи.
На одного носителя информации в среднем приходится по 9,4 человека, с которыми он имеет постоянный контакт (родственники, сослуживцы, близкие друзья), и по двадцать два человека, с которыми он встречается время от времени, может, даже раз в пять лет. Но это в среднем. Кто-то живет с мамой, а то и один, в гости не ходит, контактирует только с коллегами по работе, а кто-то имеет по три-четыре любовницы, «зажигает» в ночных клубах…
И есть стремящееся к бесконечности число случайных прохожих, попутчиков в троллейбусе, поезде и так далее. Чтобы «слить синьку», достаточно одной-единственной встречи. Просто пройти рядом. Постоять за соседними писсуарами в общественном туалете. Такие встречи называются «моменталками».
Уж проще, кажется, головой об стену…
Но это привычная работа для контрразведчиков.
Зона предполагаемой утечки сужается с каждым решенным уравнением, с каждой отбракованной версией.
Сужается.
В конце концов не остается ничего. Ноль. Пустота в кулаке.
А «синька капает» по-прежнему.
– …Таким образом, обычный метод исключения указывает на то, что утечки могут происходить на единственном неотработанном участке поля нашего поиска. Это – закрытые коммуникации доступа высшей секретности «А», каналы правительственной связи… – Евсеев поднял глаза на Никонова и закончил доклад: – Поэтому прошу согласовать с руководством Федеральной службы охраны и Службы правительственной связи вопрос допуска сотрудников нашего отдела к коммутационным станциям и коллекторам, а также к личным делам работников ФСПС, и… – Он сделал паузу. – Нам может понадобиться список абонентов правительственной связи и ежедневные карты соединений.
Никонов слушал не перебивая. Когда Евсеев замолчал, он пошевелился, встал. Подошел к окну, откинул верхнюю фрамугу и остался стоять, подставив лицо прохладе. Евсееву и самому вдруг показалось, что в кабинете стало как-то душно.
– Может, тебе еще расшифровки телефонных переговоров членов кабинета министров предоставить? – сухо поинтересовался генерал. – Их личную переписку?
В голосе не осталось и следа былой неофициальной грубоватости. Точнее, грубоватость осталась – но другая, сухая, раздраженная, даже брезгливая, словно он говорил с надоедливым просителем.
Евсеев ничего не ответил. Что тут можно ответить? Он стоял, вздернув кверху подбородок, и ждал.
Никонов смотрел в окно.
– Значит, правительственная связь… – проговорил он некоторое время спустя. – Святая святых государства. Высший уровень конфиденциальности и доверия. Одиннадцать тысяч высокопоставленных пользователей… – Он оглянулся на Евсеева.
– Я знаю, товарищ генерал, – сказал майор.
Никонов опять отвернулся.
– Особая каста, Евсеев. О-ох, особая, – протянул он сквозь зубы. – Если ты ошибся, они тебя с потрохами съедят. Да я сам первый тебя сожру. Это пощечина всей контрразведке…
– Я все понимаю, – сказал Евсеев. – Дело в том, товарищ генерал, что несколько лет назад в одном из коллекторов правительственной связи в Подмосковье был обнаружен сканирующий прибор…
Никонов нетерпеливо махнул рукой.
– Что я, по-твоему, вчера родился? – прорычал он уже самым настоящим свирепым казарменным рыком. – Думаешь, я здесь сижу и ничего не знаю?! Ты вообще, Евсеев, ты хоть соображаешь, с кем ты разговариваешь? Или думаешь, если мы были в одной комиссии, то тебе все можно? Вообразил себя всемогущим, да?!
Майор вытянулся в струнку и оцепенело уставился в потолок. Это защитная поза всех подчиненных. Поза смирения и самосохранения. Ты мужественно стоишь на месте, не мечешься испуганной тенью по кабинету – и в то же время как бы висишь на невидимой нити, подвешенной к потолку примерно в той точке, куда устремлен твой остановившийся взгляд. Как обезьянка, раскачивающаяся на люстре. А начальство ходит вокруг, цокает когтями, бьет хвостом, как голодный тигр. Но добраться не может. Главное – не опускать глаза, не встречаться с ним взглядом, иначе…
– В общем, так, Евсеев… – Раздраженно топоча, Никонов вернулся к столу, опустился в кресло. Кресло взвизгнуло. – Добро на проверку коммутаторов и кабелей ты получишь, хрен с тобой. Уже на этой неделе. Доступ к личным делам… – Он сжал зубы, постучал ногтем по столу. – Не обещаю. А что касается всего остального – забудь! Просто забудь! Вот так. И – давай… – Он помахал в воздухе рукой, изображая что-то вроде вращающегося пропеллера, буркнул: – Иди, Евсеев, иди. Можешь быть свободен.
Фейсы[3] приехали в обед. Двое, молодые, на «Ладе-Приоре». Представились, предъявили документы, подписанный директором ФСО допуск.
Пряхин спросил:
– А что именно будете проверять?
– Для начала покажите ваш журнал обхода, – сказал тот, что поплотнее.
Пока один внимательно изучал журнал, словно это был свежий «Плейбой», второй прошелся по операторской. Комната четыре на два метра. Стол, стул, телефон. На столе лежали книги. Фейс взял одну, взвесил в руке, посмотрел на обложку – «Люберецкий стрелок. Запрет на охоту».
– Это ваше?
– Да, – сказал Пряхин.
– Любите литературу?
– Люблю как бы…
К чтению он пристрастился уже здесь, на участке контроля № 18. А ничего больше и не оставалось: либо читай, либо сиди и пялься на аппарат контроля спецсвязи, по которому может прийти сигнал о неполадках на вверенном участке или каких-то других проблемах. Радио и телевизор запрещены. За пьянство на рабочем месте – суд. А какие еще варианты?..
Зато Пряхин не принимал запрещенные наркотические средства, не курил, не злоупотреблял спиртным и даже не играл в «Doom» и «Bioshock». По крайней мере – на рабочем месте. Уже за одно это его можно было премировать… По уставу тысяча девятьсот какого-то древнего года операторам запрещалось пользоваться электронными устройствами с импортными комплектующими. Так вот, поэтому Пряхин читал не букридеры, а самые настоящие бумажные книги. С переплетом, форзацем, гарнитурой «Школьная» и прочими прибамбасами. За полтора года службы он одолел двенадцать томов серии «Русский Рэмбо», а теперь уверенно справлялся с «Люберецким стрелком». В наш нечитающий век он был в каком-то смысле аристократом духа.
– Я что-то не вижу вашего напарника, – сказал полный, еще раз окинув взглядом крохотную каморку операторской, как будто напарник мог прятаться под столом или еще где-нибудь. – На участке контроля должно быть два человека, ведь верно?
– Полтора года уже обещают, – сказал Пряхин. – Пока не нашли подходящей кандидатуры. Таджика-гастарбайтера сюда не посадишь, сами понимаете…
– Вы, значит, один и дежурите, и обходите участок?
Пряхин пожал плечами. И дежурит, и обходит.
Операторская контроля № 18 ютилась в небольшой комнатке в здании Кукуевского РОВД. Отсюда до ближайшего смотрового люка линии правительственной связи пять минут ходу. Всего таких люков на дистанции – восемь. Протяженность линии – шестьдесят километров.
Сели в машину и поехали смотреть. Первый люк, второй, третий. И так далее. Фейсы осматривают пломбу, замок. Просят открыть люк, спускаются вниз и светят фонариком. Что они ищут, непонятно.
– И как же вы справляетесь в одиночку? – никак не успокаивается полный. – У вас и машины своей нет, как я понимаю?
– Меня подвозят, – сказал Пряхин. – У начальства договоренность с РОВД. А там транспорта хватает.
Фейсы переглянулись между собой.
– И часто вас подвозят?
– По-разному бывает, – уклончиво сказал Пряхин. Видимо, что-то подсчитав в уме, он добавил:
– Не так уж и редко, между прочим…
Дело в том, что в окрестностях Кукуева, как раз по направлению линии связи, стоит печально известная деревня Колпаково. Неспокойное место. То драка с поножовщиной, то поджог, то еще какая-нибудь напасть. Полисменам из РОВД туда частенько кататься приходится. Они и Пряхина с собой берут, если место свободное есть. Он из окошка смотрит, фиксирует, все ли в порядке. Потом протокол обхода составляет. А бывает, что и попросит остановиться да проверит пломбу. Это когда у них время есть.
– А вы не помните случайно ту историю десятилетней давности, со сканером? – спросил фейс, словно подслушав его мысли.
– Да меня ж здесь не было тогда, – ответил Пряхин. – Я только полтора года как. А кто смотрел участок, не знаю…
Да, скорее всего, вообще никто не смотрел. В девяностых – начале нулевых на тысячу километров линии ПС нередко был всего один обходчик.
Остановились у люка № 5.
Пломба на месте. Замок работает. Фейсы на этот раз спускаться не стали, заглянули внутрь, фонариком туда-сюда поводили. И дальше поехали.
– Так что все-таки за история была такая? – обернулся к Пряхину второй фейс. – Со сканером?
– Да ничего интересного, – буркнул Пряхин. – Так, бытовуха обычная, считай…
– И все-таки? – настаивал фейс.