Шпионы и все остальные Корецкий Данил

– Паша и Очкастый. Я писал программу, они пеленговали.

– Теперь мне нужна точная карта их перемещений с привязкой по трехмерным координатам. Сможешь сделать?

– Под землей все координаты условны, – сказал Цифра. – Привязываться нужно к реальным объектам. К коммуникациям, например…

– Тогда скажи Паше, пусть отожмет где хочет план коммуникаций Центрального округа. Не хню из Интернета, а что-то посерьезнее.

– Попробуем. – Молодой человек подумал, провел рукой по идеально выбритому подбородку. – Просто мне показалось, что эту тему вы как бы закрыли за бесперспективностью… – Он поспешно добавил: – Возможно, я ошибся.

– А хрен его знает, – неопределенно сказал Лев Николаевич. – Поживем – увидим…

На следующее утро Леший сдвинул в сторону трюмо в прихожей, снял несколько досок ламината – это был его тайный выход в «минус», – и ушел, так сказать, из вышнего мира. Ушел впервые после неудачного спуска в Хранилище. Ушел один, почти на сутки.

Внизу, под городом, землетрясение сказалось сильнее, чем наверху. Он почти сразу обнаружил две трещины в местном коллекторе под Гагаринским переулком и большой пролом – в магистральном, в самом «Бродвее». Монтеры сюда пока еще не добрались. И доберутся, судя по всему, не скоро – трубы целы, лишь из одной еле-еле сочится вода.

За проломом открывалась огромная пустота. Если смотреть со стороны, этот участок коллектора просто висел в пространстве, ограниченном с двух сторон пластами глинистой, с грязными темными подпалинами, почвы. Похоже, разлом был свежим – земля еще не была утрамбована потоками грунтовых вод и легко осыпалась под руками.

Леший закрепил в коллекторе стропы, спустился вниз.

То, что он увидел, походило на волшебный диггерский сон. Как крысиные ходы, в пластах зияли провалы давно похороненных и забытых подвалов, тоннелей и каких-то узких нор, выложенных бурым кирпичом, покрытых древней, рассыпающейся при первом прикосновении известкой. Он кое-как пролез в одну из нор и почти сразу наткнулся на расколотый горшок. Среди черепков валялись покрытые зеленой окисью монеты. Всадник с занесенным мечом… Ощетинившийся перьями орел… По всем признакам – польский полугрош, тысяча шестьсот какой-то там год. Смута, Лжедмитрий, наемники короля Сигизмунда в Москве…

Леший набил монетами два набедренных кармана. Не золото, конечно, ну да на первое время хватит. А потом он обязательно найдет еще. Пусть не деньги. Он согласен на что-нибудь другое – библиотеку Иоанна Грозного, например (шутка, шутка).

Да, и вот еще что: ни Рудину, ни Ринго о своей находке он говорить не стал. Не потому, что жалко. Просто не хотел. За все это время они не сделали ни одной попытки связаться друг с другом, всем хотелось побыстрее забыть последний спуск и все, что с ним связано. Логично. Понятно. Простительно. Эти нити, Леший был уверен, оборваны навсегда.

Осталось лишь одно, что как-то связывало его с окружающим миром. Пуля. Полина Герасимова. То ли жена, то ли любовница, то ли чертова кукла. Девушка с черными протуберанцами в глазах…

Но это уже другая история…

Интернет в маминой квартире дохлый. Голубое колечко курсора вращается, вращается: «я ду-у-умаю». Пока откроется страница, можно дуба дать. Ну. Ну. Поток беззвучных ругательств (мама в кухне за стенкой). Пальцы выстукивают по столу: тра-та-та-та. Открывайся, блин. Ну. Ну…

«…заочно предъявлены обвинения в нарушении порядка финансирования избирательной кампании, фальсификации избирательных документов, а также в мошенничестве, вымогательстве, уклонении от уплаты налогов. В общей сложности ему грозит до десяти лет заключения. Адвокаты Семена Трепетова заявляют, что он…»

Страничка зависла. Вот взяла бы и разнесла вдребезги.

– Мама! Ну где Интернет?!

Из кухни прилетает невозмутимый голос:

– Откуда я знаю? Я им не пользуюсь.

– Давно надо было кабель подключить!

– Отличная идея. Вот и займись этим.

– А деньги?

– У тебя один любовник – мент, а другой вообще – олигарх. Ты должна купаться в деньгах и в этих, как их… кобелях!

«…скорее всего, находится в Англии, которая за последние 25 лет не удовлетворила ни одного запроса России о выдаче фигурантов уголовных дел, либо в США, с которой у нас нет соглашения об экстрадиции. Люди, близко знавшие Трепетова, считают, что он вполне может скрываться также…»

Голубое колечко вращается.

Где он скрывается? Адрес? Телефон?

Вращается, вращается.

Хоть головой об стену, чесслово!

Смешное имя – Семен. Семен Трепетов. Очки на носу. Когда они целуются, Пуля представляет, что он вампир – могущественный, древний, бр-р-р! – он кусается, ненасытный, властный, и ее естество тоже меняется, ее тень исчезает, она наливается его могуществом, она становится полноправной представительницей могущественной и древней расы, от ее прикосновения камни обращаются в бриллианты, ночь превращается в день, ее взгляд погружает в кому глупых юношей-однокурсников и бывалых диггеров…

Трепетов, Трепетов… Блин, ты где?

«…вполне может скрываться на одном из островов Филиппинского архипелага (Минданао), где ему принадлежит около двух тысяч квадратных километров владений…»

Пуля грохнула клавиатурой об стол и вышла. Куда? Здесь куда ни выйдешь, все равно попадешь на кухню.

– Неужели отлипла от своего экрана? – удивляется мать. – Щас упаду.

Пахнет сигаретным дымом и рассольником. Пуля взяла из материной пачки сигарету, прикурила от плиты.

– По-моему, ты раньше не курила.

– Так меньше воняет.

Мать со вздохом потушила свой окурок.

– Это, конечно, не кубинские сигары…

– Я про твой рассольник.

– Ясно. Это не фуа-гра, не консоме, не сен-юбер из свежей дичи… И что? Ты почти двадцать лет исправно питалась моим рассольником. Но закурила только сейчас.

– Мне хотелось сделать это еще в пять лет.

Пуля у подоконника, спиной к окну. Мать в углу за столом – ее любимое место, отсюда удобнее всего смотреть телевизор, стоящий на холодильнике. Когда Пуле было пять лет, этот стол, и холодильник, и телевизор стояли на тех же местах. И пахло в кухне точно так же. И отца тогда уже не было. Возможно, между последними двумя обстоятельствами имелась связь.

Табуретка со скрипом отодвинулась. Мать тяжело поднялась (Пуля видела ее краем глаза, голову не поворачивала), как-то нерешительно помялась, вздохнула два или три раза. Потом подошла к дочери и обняла ее. Пуля подальше отнесла руку с сигаретой, чтобы не прожечь материн халат.

– Все наладится, доченька. Ты умная, красивая, молодая. Будет трудно, я не спорю. Что ж… Сусальное золото ты в упор не видишь, тебе подавай 999-ю пробу. И я была такая, ничего тут не поделаешь…

Она гладила Пулю по спине. Движения были неловкие, робкие. У них не принято обниматься, плакаться в жилетку и разводить всякие «ми-ми-ми». Глобальная, несгибаемая, всеисцеляющая ирония и адский отжиг! Порой Пуле казалось, что мать в молодости посмотрела какой-то идиотский фильм, вроде «Унесенных ветром», и всю жизнь тупо, тупо и упорно играет его главную героиню. Даже сейчас она участвует в эпизоде «Постаревшая, но все еще офигительно прекрасная Скарлетт открывает объятия своей непутевой дочери; упоительная сцена примирения».

– …Может, оно и к лучшему, Поленька. Теперь тебе не остается ничего иного, как заполучить или богача вроде Трепетова, или настоящего мужика вроде…

– Да перестань же молоть чушь!

Пуля вырвалась и убежала из кухни, на ходу швырнув окурок в мойку. Мать осталась стоять на месте с выставленными вперед, как у куклы, руками.

Трепетов Семен Романович

Найдено 180 тыс. ответов, 600 видео, 2 тыс. картинок…

Совсем молодой, длинноволосый, в футболке с надписью «Москва 1980 Олимпиада». Армейские фото. Трепетов полысевший, с жестким взглядом. А вот чье-то видео с Сен-Барта – океан, белая яхта, вечеринка… А вот и она сама, в длинном вечернем платье…

Ну не может быть, что это – всё, конец! Должно быть продолжение! Хочу продолжение!!!

Глотая слезы, Пуля беззвучно ругалась, употребляя слова, которые надолго выбили бы мать из колеи.

Так… Есть план. Он должен заходить в социальные сети – «Твиттер», «Фейсбук», «ВКонтакте». Он не может без сетей, сам говорил. В бегах? Но он зарегился под другим ником. Он умный. Так. Он зарегился и ждет, когда она даст о себе знать. Сидит, бедный, совсем один на своем Филиппинском архипелаге и ждет, когда она, Пуля, вспомнит о нем и пошлет ему весточку. Теперь главное – только сообразить, под каким ником он мог зарегиться.

Ха-ха! Это просто! «Шок и Трепет» – американская спецоперация… кажется, в Ираке. Неважно где. Трепетов еще отпускал шуточки по этому поводу, представлялся: генерал Шоков-Трепетов. Значит, ищем Шокова-Трепетова…

Ничего.

Просто Шоков. Нет. Шокотов. Трепешоков…

Пуля, ты реально ох…ла. Что ты делаешь?

Пишу: Трепетух… Трепа…

Девочка, если бы он хотел тебя найти, он давно бы нашел способ связаться. Неужели непонятно?

Нет, нет.

Пишу: Тряпка… Трепло… Гад… Сволочь… Козел!!!

…Пуля так и уснула перед компьютером, уронив голову на руки. Она не слышала, как подошла мать, взглянула на экран, покачала головой, а потом помогла ей перебраться на кровать. Тш-ш, спи…

Ей снилось, что она едет в серебристом «Фольксвагене», и рядом сидит Леший, он весело поглядывает на нее и быстро переключает передачи. Они куда-то едут – в тайный подземный город, который он обещал ей показать, а может, в Большой на «Иоланту»… А может, они плывут по морю… Или летят в самолете на далекий жаркий остров…

Впереди и вверху, над ними, горит красное табло – на таких обычно пишут «Не курить». Или «Опасность! Всем надеть кислородные маски!»

Но на этом табло почему-то написано: «ВОЗМОЖНО, ТАК И БУДЕТ».

Да? Разве?

Что ж, думает Пуля, глотая во сне слезы. Пусть будет.

Возможно, возможно, возможно…

В цирке лилипутов, что раскинул свой шатер на окраине Пироговского лесопарка в Мытищах, сегодня день получки.

Значение этого события трудно переоценить. Весь последний месяц хитрый директор держал артистов на голодном пайке, опасаясь запоев, драк, травм и, как следствие, – срывов представлений. Но сегодня московские гастроли завершились, завтра цирк переезжает в Апрелевку, будет несколько буферных дней, когда можно выпить, покуролесить, а после отоспаться и прийти в себя.

Разноцветные флаги. Усыпанная бумажками и палочками от сахарной ваты лужайка. Вся пестрая артистическая братия столпилась у вагончика бухгалтерии с зарешеченными окнами: великий маг и волшебник синьор Мистериозо, воздушные акробаты, властелины бездны братья Чкаловы, любимица мытищинской публики, наилегчайшая, наигибчайшая принцесса эквилибристики Джу Джу, могучий Али Ахмед по прозвищу человек-капкан, укротитель диких зверей…

Бруно Аллегро стоит последним в очереди. У него нет своего номера, а следовательно, и сценического имени, в ведомости он просто Геннадий Кульбаш, но за такое обращение вполне можно получить в морду, поэтому его называют так, как он хочет. Бруно Аллегро ассистирует Ахмеду в его шоу «Смертельный поединок с Кинг-Конгом». В роли Кинг-Конга выступает старый шимпанзе Джус, добрейшее на свете существо. Во время выступления Бруно приходится выводить его из обычного флегматичного состояния, незаметно пиная ногой под зад, щипая и дергая за уши. Тогда Джус изображает ярость, расставляет мохнатые лапы и лезет обниматься, то есть «идет в наступление». Здесь вступает Ахмед. Он бросается в якобы железные объятия, они топчутся по арене, изображая борьбу не на жизнь, а на смерть, причем Бруно в это время довольно искусно имитирует разъяренное рычание, которое зрители принимают за проявление ярости Кинг-Конга и начинают бешено аплодировать. Но Джус быстро устает, впадает в задумчивость и, под напором Ахмеда, с размаху опускается на зад, опрокидывается на спину и, сунув большой палец в рот, мечтательно рассматривает купол. Кинг-Конг повержен, аплодисменты достигают апогея… Бруно считает, что успех номера – полностью его заслуга.

Очередь движется очень медленно.

– Ну что вы там не шевелитесь, олухи? Скоро магазины закроют! – Бруно хмурится, нетерпеливо переступает на месте. – Эй ты, Мистериозо, б…дь, ты чего там топчешься, не заходишь?

– Меня еще не приглашали! – важно роняет великий маг и волшебник. Ростом он примерно с барную табуретку и похож на страдающего ожирением пятиклассника.

– Так наколдуй, чтоб пригласили!

– Я лучше наколдую, чтобы ты закрыл рот!

– Ага! Давай-давай! Только не наколись, как в прошлый раз! А то опять п…дюлей себе наколдуешь!

Синьор Мистериозо вдруг отреагировал очень неожиданно: сморщил личико, приставил маленькие пальчики к вискам и мелко-мелко задрожал.

– Он опять на меня наехал! – тоненько заверещал он. – Ой! Уберите! Уберите-уберите-уберите от меня это чудовище! А то я за себя не отвечаю!!

Похоже, история взаимоотношений Бруно и великого мага была богата настоящими баталиями, куда более интересными, чем «Смертельный поединок с Кинг-Конгом».

– Не, ну ты в самом деле того, не кипеши как бы, а? – пророкотал Али Ахмед, которого и в самом деле звали Али Ахмед, а фамилия его была Курбангалиев. Он тоже похож на пятиклассника, только с волосатой спиной, а еще с бородой, как у Хоттабыча, но черной. И самое главное – волосы в ней не колдовские, а самые обыкновенные, к тому же обильно выпадают.

– А чего я кипешу? А я не кипешу! – удивился Бруно. – Я говорю: наколдуй, и все! А чего я такого сказал? Он маг или он не маг? Так пусть наколдует! А то по ковру павлином ходит, а здесь сразу сдулся! Я вот, когда работал человеком-ядром, я всегда был человеком-ядром! Хоть днем, хоть ночью, на арене, в пивняке, на очке, когда угодно! Я и сейчас человек-ядро! Мне скажи: Бруно, лети! Я и полечу!

Бруно опять озабоченно посмотрел на часы.

– А трубы горят! А магазин, б…дь, закрывается через час сорок!

– Так лети, Бруно! – негромко сказала красавица Джу Джу.

Кто-то рассмеялся. И смолк. Бруно огляделся, громко задышал, набрал в грудь воздуху… Нет, только вздохнул.

– Так я бы и полетел, – буркнул он. – Если бы билет был… Меня в Лос-Анджелес звали, а еще в Нью-Йорк. Миллион давали, чтоб летел. А я запил как раз. И ни х…я не помню. И билет потерял.

– Ох, как ты всем надоел со своей болтовней, – говорит Мистериозо.

Труппа солидарно молчала. Братья Чкаловы, присев на травку, резались в «буру». Могучий Али Ахмед грыз ноготь на большом пальце. Красавица Джу Джу разглядывала свои стоптанные балетки.

– А когда я партией руководил, мой «мерс» поклонники на руках носили!! – Бруно с вызовом посмотрел на своих коллег, выпятил грудь. – Я самого Трепетова на три веселых буквы посылал!

– Бруно, не заводись опять, – сказал Ахмед.

– А чего? Я правду говорю! Я летать умел! А потом раз – и упал! А вы ни ф…я не умеете!

К счастью, дверь бухгалтерского вагончика открылась, синьор Мистериозо тут же волшебным образом оказался внутри.

– Ведь может, когда хочет, бездельник! – проворчал Бруно. – А как я под землю ходил, знаете?

Но все отворачивались, а Джу Джу презрительно сморщила носик и вообще отошла в сторону.

– Ну, не хотите, вам же хуже, – обиженно буркнул Бруно.

…В конце концов дошла очередь и до него.

– Кульбаш, заходи! – крикнула кассирша Тая.

На этот раз он стерпел столь неуважительное обращение.

За выступление Бруно полагалось двадцать долларов, в месяц набегало около двухсот. С трудом хватало на месяц трезвой сухомятки. Бруно выбирал нечто среднее.

Он успел в магазин до закрытия, купил бутылку водки, колбасы и бананов. Труппа гуляла в вагончике Джу Джу, там гремела музыка и слышался могучий топот Али Ахмеда. Туда Бруно не пошел. Он знал, что неблагодарные коллеги ему не обрадуются и слушать его не станут.

И все же у Бруно Аллегро был друг, постоянный собутыльник и заинтересованный слушатель. К нему он и отправился.

– Давай, дружище, выпьем, – говорил Бруно, сидя на травяной подстилке и наполняя пластиковые стаканчики. Себе налил полный, другу – чуть-чуть. – Тебе много нельзя, без обид. Давай, за нас с тобой. А все остальные могут идти нах.

Они выпили, закусили, улыбнулись друг другу.

– Конечно, в Америке я мог развернуться, – Бруно тут же налил по второй. – Но…

Он пощелкал пальцами, подбирая слова.

– Но там уважения нету. А я без уважения не могу. Мне там даже триста долларов в месяц предлагали. А делать, считай, и ничего не надо. Ну, убираться там немного…

Он выпил и скривился. Собеседник привычно влил в себя содержимое стаканчика, очистил и съел банан, растянул губы в довольной улыбке.

– Закусывай давай, колбасой, – назидательно говорит Бруно. – Видишь, как я закусываю. А то проснешься потом и тоже ни хрена не будешь помнить, кто ты и зачем. Это ведь хреновей не придумаешь…

Бруно жадно сжевал очередной кусок колбасы, налил себе новый стаканчик, выпил.

– Вот прикинь, был ты арабским каким-нибудь принцем, к примеру. Нет, ты сядь, обниматься пока не надо… По мне так что арабы, что обезьяны, все одно. Без обид, конечно. И вот, прикинь, ты принц, и все у тебя есть – и деньги, и женщины, и власть, и уважение. А потом ты как-то нажрался до усрачки, проснулся, и… Б…дь! А ты уже не принц, а шимпанзе в цирке лилипутов!

Собутыльник сонно проморгался, зевнул.

– Вот точно такая штука случилась и со мной, прикинь. Потому что пил и не закусывал…

Бруно достал сигарету, закурил. Выпустил дым из ноздрей. Друг очнулся, захлопал в ладоши – понравилось. Он выхватил сигарету у Бруно, попытался вставить в рот, но не тем концом, обжегся и отбросил в сторону.

– Шимпанзе, – задумчиво повторил Бруно. – В цирке лилипутов…

У друга на глазах появились слезы. Он был в стельку пьян. Волосатые руки обхватили Бруно, прижали к туловищу.

– Ты потише, а то раздавишь…

Друг положил голову ему на плечо, задвигал губами, вытянул их в трубочку и стал тихо подвывать. Наверное, он пел.

– Помолчи, – Бруно отстранился. – Лучше я тебе расскажу, как спускался на охрененную глубину…

Собеседник покачал лохматой головой.

– Ты что, тоже не хочешь слушать?!

Бруно уставился в печальные карие глаза старого шимпанзе, будто хотел его усовестить.

Но Джус повернулся и, даже не сказав «спасибо», зашел в свою будку и захрапел.

Бруно вздохнул.

– Все вы одинаковые, – с горечью сказал он.

Джус ничего не ответил, он спал.

Ростов-на-Дону

2013 г.