Шпионы и все остальные Корецкий Данил

Политик Бруно

Свой журнал Маша презентовала в галерее «Красный Октябрь», на территории бывшей кондитерской фабрики. Назывался он «Ппц». Журнал, в смысле. «Полиграфический Подиум-Центр». Это, б…дь, только Машка могла додуматься. Нет, а в самом деле, почему она не назвала его «Бдь», скажем?

Само мероприятие под стать – обычная Машкина заедрень: «голубые» табунами, девки безжопые, музыка как из перфоратора, из выпивки белый «сухарь», гуляево до шести утра. О чем тут гулять, спрашивается? Куда гулять? С кем? Но все гуляли. Даже Романыч. Бруно ни за что бы сюда не сунулся, если бы не Романыч. Пришлось терпеть.

Да, был один приятный момент. Стены в этой галерее голые, как в карцере в череповецкой «десятке». Единственное украшение – фотки. Где-то два на два метра. Или даже больше. На них та же голубень и девки, что и в зале, один в один, Бруно даже узнал пару рож… А на одной из фоток он совершенно неожиданно узнал самого себя. Офигел даже. Костюм с блестками, одна рука в кармане, вторая даже не рука, а как крыло размазанное, он ей взмахнул просто очень резко. Лицо интеллигентное, мужественное такое, и орет на кого-то. Ну, точно он. И все это на фоне трепетовской усадьбы, в стеклянной стене отражается синее небо. Это, похоже, фотограф Машкин его подловил, он ошивался там пару дней, носатый такой. А Бруно даже не знал. Вспоминал-вспоминал, когда он рукой вот так махал, так и не вспомнил. Наверное, бухой был, кого-то нах послал. Или в рожу кому дать хотел. Возможно, даже самому фотографу.

– Что скажешь? Нравится? – подкатила Машка, в руке стакан.

– Голубое небо я бы, конечно, убрал, – сказал Бруно важно. – Голубень не люблю. А так ништяк.

– Честно говоря, это Семен попросил, чтобы тебя сфоткали.

Она сунулась в стакан, увидела, что пустой, поморщилась.

– Он сказал, надо тебя раскручивать потихоньку. Какая-то партия, выборы, хня, короче. Ты чего, серьезно на это подписался?

– Народ как бы за, – сказал Бруно. – Я как бы не против…

– Да, дела-а, – протянула Машка и посмотрела на фото. – Но ты ничего получился, как ни странно! До сих пор офигеваю. Я ведь тогда Романыча чуть не послала, говорю, Бруно – это дикий трэш, у него ж морда каторжная, он всех рекламодателей мне распугает… Ты извини, конечно.

Машка грациозно взмахнула стаканом:

– Но ведь это бизнес, бабки, туда-сюда, сам понимаешь… А сейчас смотрю – хм, задорно так получилось, с матерком, свеженько. Может, на обложку тебя поставим в следующем месяце, если никто это место не скупит. А? Только татушек нарисуем – шея, руки, чтобы костюм не закрывал. Ты как?

– Хватит того, что ты мне бороду нарисовала, как у негра черножопого, – проворчал Бруно.

– А чего, нормальная бородка. Ой, ладно, там Лубутена привезли – он тоже с бородкой, видишь? Сейчас такое начнется… Я побежала, короче.

Но она еще притормозила на полсекунды, чтобы обернуться и добавить:

– А ты ничего, Бруно, симпатичный!

– Ага, – сказал Бруно.

Честно говоря, за всякими заботами он успел подзабыть о своем новом статусе партийного вождя. Бруно пошел искать в тусовке Романыча и обнаружил его в компании Сулимова и очень полного мужчины с розовым девичьим лицом.

– Маленький народ! – кричал Романыч, пытаясь перекрыть шум, который издавали музыканты на подиуме. – Они сами так себя называют!

– А я тебе о чем! – орал в ответ Сулимов. – Значит, должно присутствовать слово «народный» или «народная»!

– Но ведь это глупость! Народ здесь имеется в виду в другом смысле! Не в глобальном!

– Мне насрать на смысл! Нам рейтинг нужен! Пишем «Малая народная партия», и точка! Нет, лучше просто – «Народная партия»!

– Нет, просто – «Партия»! – поддел его Романыч.

– «Народная партия» уже зарегистрирована! – пропищал розовый толстяк.

– Уроды! – возмутился вице-премьер. – Тогда пусть будет «Народное вече»!

– Тоже зарегистрировано!

– Они ведь не просто народ! – не успокаивался Романыч. – Они маленький народ!

– «Маленькое народное вече»!

Толстый закрутил головой.

– Не зарегят! Нельзя, чтобы совпадало два и более слова! Сразу в корзину!

– Уроды!

Бруно громко кашлянул и потрогал Романыча за рукав.

– Так это, гм, Семен Романович. Чего у нас с этой партией, я не понял?

– А-а, партия! – сказал Романыч. – Кстати, вот это Бруно, тот самый.

Толстый с интересом посмотрел на карлика, протянул ему руку:

– Липов, полтиттехнолог… Я помощник Валентина.

– Бруно Аллегро, человек-ядро, человек-звезда. А, ну еще партийный вождь как бы, – обстоятельно перечислил Бруно.

– Он что, из «ЕдРа»? – Толстый нахмурился, покосился на Романыча. – Это меняет дело… Тогда его нельзя использовать!

– Что значит из ядра? Я сам – ядро! – обиделся Бруно. – Человек-ядро, один в один! Что, не похож?

Романыч рассмеялся.

– Нет, все нормально! Ни в «Единой России», ни в какой другой партии Бруно не состоит! В этом плане он совершенно девственен…

Бруно насупился. На что он намекает? Может, про Машку узнал? Так она и не скрывает…

– Только давай без паники!.. – одернул Сулимов Липова. – Мы уже все взвесили с Кириллом…

– Короче, так мне чего-то надо делать или нет? – перебил их Бруно. – А то я могу по телевизору там выступить или чего.

Романыч переглянулся с остальными. Липов покачал головой.

– Да все нормально, Бруно, – сказал Романыч. – Пока ничего не надо. Коля собирает инициативную группу, он даст знать в случае надобности.

– Это вот этот, что ли, Коля? – Бруно пальцем показал на Липова.

– Да, Коля – это я, – сказал Липов и неожиданно засмеялся тонким девичьим голоском.

– А почему он?

– Потому что Коля – политтехнолог, – сказал Романыч. – Это работа такая. «Партия под ключ» – слышал о таком?

– Нет, – сказал Бруно. Он с подозрением рассматривал Липова. – А он не станет это… Ну, чтобы вместо меня, значит? На мое место?

Липов опять засмеялся. К ним подошел невысокий бородатый мужичок в клетчатом костюме и спросил что-то по-английски. Липов ответил – тоже на английском. Мужичок посмотрел на Бруно, широко улыбнулся и показал большой палец.

– Чего он скалится, как клоун? – набычился Бруно.

– Это Кристиан Лубутен, известный модельер, – сказал политтехнолог. – Он согласился сняться в нескольких рекламных роликах, будет продвигать нашу партию.

Бруно презрительно хмыкнул.

– Этот Лумумба – не из маленького народа. Он – дылда!

– Да какая разница! При съемках мы будем использовать ту же технологию, что использовалась во «Властелине колец», – пояснил Липов. – Снимаются нормальные актеры…

Романыч кашлянул. Липов посмотрел на него, на Бруно, сделал страшное лицо.

– …Э-э, извиняюсь… В смысле, обычные актеры…

– Дылды, – уточнил Бруно.

– Да. Дылды. Точно, дылды! – Липов с готовностью закивал головой. – Но на экране они будут выглядеть в точности как вы. По росту. Понимаете, вся фишка в том, что они как бы за вас, несмотря на то что, э-э…

– Несмотря на то, что они дылды, – сказал Бруно.

– Точно. Да.

– Тогда лучше снимите боксера этого, Кукуева, – посоветовал Бруно.

Потом не заладились дела у английского клуба, получившего в футбольных кулуарах прозвище «Трепетуны». Клуб проиграл две важные встречи подряд, впереди маячила третья встреча, какой-то Суперкубок или что-то в этом роде. У Романыча расшалилась печень, началась мигрень, он поругался с Машкой и в конце концов полетел в Лондон навалять тренеру-итальянцу п…дюлей. Бруно сопровождал его в этой поездке. Таким образом, на несколько дней тема партийного строительства была закрыта. Все темы были закрыты, кроме футбольной.

В Южной Англии, как и положено, моросил колючий дождь. Романыч вместе с Бруно, адвокатами и местной охранной командой (два джипа и «Бентли») целый день колесили между Кобхэмом, где располагалась тренировочная база «Трепетунов», и Лондоном, где, по некоторым сведениям, скрывался от Романычева гнева Луиджи, тот самый тренер. В конце концов его нашли в одном из итальянских ресторанов – он был пьян в сопли, мечтательно улыбался и то порывался обнять Романыча, то хватал его за грудки. Кругом было много итальянцев. Они что-то горячо доказывали Романычу и его свите; некоторые их них выглядели как настоящие мафиози. Покидать ресторан Луиджи решительно отказывался, что, надо признать, было с его стороны весьма разумно.

Тогда Романыч обратился к своим охранникам и адвокатам:

– Значит, так. Вы все идете на улицу и садитесь в машины. А мы с Бруно проводим Луиджи в туалет. Правда, Луиджи?

Луиджи посмотрел на маленького Бруно, улыбнулся и кивнул.

Через минуту Бруно катал его ногами по полу туалета, танцевал гопака на почках и окунал головой в унитаз. По лицу старался не бить.

– Я – человек-ядро! Ты – человек-мяч! По мячу бьют, а ядро бьет само! Я – главнее! – приговаривал он.

Потом Луиджи усадили под горячий фен, Бруно его держал, Романыч произнес короткую речь на английском. Потом он дал Луиджи какие-то бумаги, и тот их сразу подписал. Из ресторана они вышли через черный ход.

– Я уволил Луиджи, – объявил Романыч, когда они сели в «Бентли». – У нас будет другой тренер. Послезавтра я возвращаюсь в Москву.

Утром следующего дня на базе в Колхэме Романыч представил команде нового тренера. Это был рыжий испанец, неожиданно полный и в очках. Звали его Мигель.

– Я очень-очень рад работать с такой сильной командой и таким человеком, как Семен Трепетов! – сказал Мигель в своей краткой речи. – Я считаю, что у нашего клуба начинаются новые, лучшие времена!

Бруно смотрел на этого Мигеля и в общем-то не сомневался, что и он очень скоро будет кататься по полу в уборной (очень возможно, что это будет уборная испанского ресторана). Что-то в его внешности подсказывало именно такой итог. Ну, да и ладно. Бруно ничего не имел против.

Как только вопрос с тренером решился, Романыч сразу почувствовал себя лучше – мигрень прекратилась, печень успокоилась. Он закатил праздничный ужин в «Gordon Ramsay» с шотландскими вальдшнепами, йоркширским пудингом и морем старого виски. В меню и карте вин крупными буквами было прописано, что обслуживание в ресторане ведется по системе а-ля рюсс. То есть «по-русски». Как выяснилось, ничего страшного в этом нет и означало лишь то, что все заказанные блюда подаются к столу не сразу, а в две-три перемены, чтобы, как говорится, с пылу с жару. Вот во время одной из перемен Романыч и сказал Бруно:

– Кстати, поздравляю! Сегодня звонил Липов, проинформировал, что учредительное собрание прошло успешно, тебя единогласно выбрали председателем партии!

– Какой партии? – уточнил Бруно, приканчивая вальдшнепа.

– Партии маленьких людей, сокращенно – ПМЛ. Решили оставить это название.

Бруно сделал хороший глоток «Бушмиллса», вытер рот и сказал:

– Ничё, мне нравится. Правильное название. Председатель – это типа вождь?

– Да, – сказал Романыч.

– Значит, теперь я еще человек-вождь!

Бруно сразу надулся, как индюк.

– А где собрание было-то? – буркнул он недовольно. – Почему я об этом в последнюю очередь узнаю?

– Я сам не знаю, Бруно. Может, оно в Москве было. А может, в каком-нибудь Урюпинске. Скорее всего, его и не было на самом деле! – Трепетов похлопал карлика по плечу. – Да это и неважно! Не переживай! Липов хорошо знает свое дело, это уже девятая партия, которой он занимается!

– Сдается мне, мутноватый он чел! – озаботился вдруг Бруно. – Как бы не обосрал нам все дело! Кстати, какой у него телефон?

Трепетов пожал плечами.

– Айфон, наверное. Что-то в этом роде. А что?

– Ничего, – сказал Бруно, сдвинув брови. – То есть плохо. Люди с айфонами часто пытались меня нае… Обмануть то есть. Но это ничего!

Так же быстро, как он впал в беспокойство, сейчас Бруно неожиданно воспрянул духом.

– Если что, я Липова закажу! Маслину в башку – и все проблемы! Ведь теперь я вождь! Председатель партии! Верно?

– Пока что ты председатель незарегистрированной партии, – поправил его Трепетов.

– А что это значит? – Бруно насторожился. – Я еще не могу никого заказать? А когда ее зарегистрируют?

– Завтра Липов отнесет документы в Минюст.

– Точно отнесет? Не заныкает?

– Нет. Ему за это деньги платят.

Бруно покачал головой, всем видом показывая, что так-то оно так, но, по его мнению, это ничего не значит. Деньги всем платят, а они норовят украсть, обмануть или еще чего похуже…

– А много денег?

– Много или мало, тебя это не должно волновать, – сказал Трепетов. – Деньги не твои, и платишь не ты.

Бруно немного смутился, но постарался не терять своей важности.

– И то правда! – солидно заметил он.

Первая экспедиция

– Там все настроено. Нажал «рек», нажал «стоп». Подсветка. Зум. Режим «дата-время». Батарея полная. Разберетесь, короче. Держи.

Лев Николаевич передал камеру Пальцу, тот сразу сунул ее в рюкзак. Она и в самом деле оказалась довольно компактной, не больше обычного фотоаппарата. И весила как пакет чипсов.

Лев Николаевич посмотрел на часы.

– Когда вас ждать?

Палец пожал плечами.

– Кто знает? Это «минус». Может, сутки, может, больше…

И вздохнув, добавил:

– Если все пойдет хорошо.

Лев Николаевич обвел взглядом мрачный подвал, устланный мусором и колотым кирпичом. Крохотное окошко под потолком, кружение вековой пыли в скупом луче света. Старый купеческий дом начала двадцатого века готовили к реконструкции, от него, по сути, остались только этот подвал да еще фасад, выходящий на Газетный переулок. В дальней стене, куда уходили трубы канализации и водоснабжения, зиял большой пролом. Там ждали Зарембо и Середов, увешанные рейдовыми рюкзаками со снаряжением. Середов смолил третью сигарету подряд – напитывал организм никотином на дальнюю дорогу.

– Будем надеяться, что именно хорошо все и пройдет, – сказал Лев Николаевич. – Машина стоит во дворе, там дежурят ребята из СБ. Они присмотрят за домом и вообще. Можете на них положиться. Раз в полчаса выходите на связь, чтобы мы были в курсе ваших передвижений. Мне будут докладывать.

– Сторож там, наверху, не возбухнет? – поинтересовался Палец. – Ментов с перепугу не вызовет?

– Насчет сторожа не беспокойся. Там все улажено. Он даже поможет, если надо будет. Хотя… – Лев Николаевич смерил взглядом внушительную фигуру стоящего перед ним «тоннельщика», экипированного по последнему слову диггерской техники. – Чего вам помогать? Сами справитесь…

Он достал из куртки платок, приложил к носу.

– Ну и воняет здесь. Ладно. Я пошел, а вам – удачи.

Лев Николаевич коротко кивнул в пространство и направился к полуразбитой лестнице, ведущей на улицу.

– В спину ветер, – сказал Палец, когда он скрылся наверху.

Он повесил на плечо удобный чехол, где были закреплены два небольших баллона с ацетиленом и кислородом.

– Ну что, мужики… – Он повернулся к товарищам. – А нам – совсем в другую сторону, верно?

Воздух постепенно становится вязким. Кажется, еще немного, и его можно будет пластать ножом, как черный студень. Мало кто заходил на третий уровень. А ведь это «только» пятьдесят метров.

Нагрузились в этот раз порядочно. Хорошо, что в последний момент решили не брать глубинный сканер. Сканер роскошный – «Геохантер», трехмерная картинка. Но там одна только поисковая катушка метр длиной. На фига им вообще этот сканер?

Зато инфракрасные «котлы» выше всяких похвал – легкие, мощные. Четырехканальные газоанализаторы «Дрёгер» в резиновых противоударных чехлах. Рации МОХ-221 – точно такие же, как им на Лубянке выдавали. Хорошие рации, проверенные. И два «стечкина» вдобавок. Молодец, Лев Николаевич, расстарался…

Дышишь, дышишь, только и делаешь, что дышишь. Самоспасатели пока не включали из соображений экономии. Палец сказал, что обернутся за шесть часов, но как будет на самом деле, никто не знает.

Им еще повезло, что заброс в самом центре города. Через Неглинку сэкономили больше часа пути.

И все время дышишь.

Дошли до первой решетки, отзвонились наверх:

– Идем по расписанию, все в порядке.

– Где находитесь? – спросили те, наверху.

– Отметка семь-семь-один, – сказал Середов и подмигнул Пальцу и Зарембо. Абсолютно от балды сказал.

– Это где? – интересуются наверху.

– Это второй горизонт. Ну, почти третий уже.

Там замолчали и отключились. Чем меньше они знают, тем лучше.

Середов с любопытством вертел рацию в руке, разглядывал.

– Слушайте, кажись, это та самая «труба», что у меня в «Тоннеле» была!

– Ясно, та самая, – сказал Палец.

– Нет, не в смысле, что МОХ, а в смысле, что моя «труба» треснутая была в двух местах – это я в «Бухене» саданул ее случайно. И здесь, смотрю, тоже трещины. И в тех же местах. И эпоксидка, которой я клеил…

Палец сказал:

– Ну, покажь.

Середов показал. Точно, трещины. Следы от эпоксидки. Палец и Зарембо еще раз осмотрели свои «трубы». Зарембо показалось, что ту, которая у Пальца, раньше Леший носил – у нее чехол был потерт точно так же, он еще собирался заменить его.

– Так что, выходит, этот Лев Николаевич склад спецоборудования ФСБ грабанул? – спросил Середов.

– Прямо тебе грабанул, – ответил Палец. – Купил. Значит, концы есть.

– Вот блин! Я там пахал, как папа Карло, жизнью рисковал, и у меня никаких концов не осталось! А этот хрен, неизвестно кто он и откуда, спокойно так пришел и купил!

– Это тебе неизвестно откуда. А на Лубянке, может, он в уважухе. И каждый завсклада поручкаться бежит, считает честью…

– Стало быть, крутой хрен этот Лев Николаевич, – сказал Зарембо.

– Крутой не крутой, а про Хранилище он ничего не знал! – не сдавался Середов. – А мы – знаем. Кто круче?

– Ага. Сравнил х…й с пальцем, – сказал Палец.

На глубине не очень-то посмеешься. Но Зарембо не мог сдержаться. Сдавленным таким смехом: гы-ы-ы.

– Чего ржешь?

– Ты, Палец, только что себя с х…ем сравнил, – пояснил Зарембо. – Не в твою пользу, извини.

Да, смешно. Очень смешно. Посмеялись. В конце концов Палец согласился:

– Ты прав, Зарембо. Да, до этого х…я, до Льва Николаевича, нам всем еще расти и расти.

Шли долго и достаточно тяжело. Путались в ходах, один раз свернули не туда, пришлось возвращаться, намотав пару лишних километров. Давало себя знать кислородное голодание: появилась одышка, все потели, руки-ноги стали как ватные. Казалось, что следом кто-то идет, выглядывает из боковых ответвлений, целится в незащищенные спины…

– Может, вернемся? – сказал Ржавый, который подвернул ногу и заметно прихрамывал. – Как-то неудачно все складывается… Лучше отдохнуть и в другой раз попробовать…

Он думал, что товарищи набросятся на него с насмешками и упреками, но нет.