Маски Черного Арлекина Торин Владимир
– Гномы сидят безвылазно в своем Каргаре, его не покидают даже Хранители Подземелий. Крадущиеся доложили, что они не выйдут за врата, пока не будет починено Рудное Эхо. Припасов у них хватает, так что...
– Контеро, я вызвал тебя вовсе не для того, чтобы слушать доклад.
– Я весь внимание, милорд, любой ваш приказ будет незамедлительно исполнен.
– Расскажи мне об инкубах, Контеро...
– Об инкубах? – удивился демон.
– Что, сера так забила твои уши, что ты не услышал меня? – зарычал лорд.
– Что вы, господин, что вы? Я готов рассказать вам о... нас... – На его злобной роже было написано, что он вовсе и не готов.
И у этого была своя причина. В Царстве Бездны существует строжайшая демоническая иерархия: двенадцать кругов окольцовывают Провал уже многие тысячелетия. На самом верху, на большем отдалении от Бездны, живут слабейшие демоны двенадцатого круга, ближе – одиннадцатого, и так далее. Логова демонов Первого Круга находятся на отвесных карнизах над самим Черным Провалом.
Рабы-гхарны состоят вне иерархии и кругов, пока пламенные ветры, дующие из самой Бездны, не поспособствуют их трансформе. После этой трансформы некоторые из них становятся ух’эрранами – демонами-воинами двенадцатого круга, у бывших рабов вырастают длинные смолянистые волосы, пробиваются крылья, конечности наливаются силой, а голова – разумом. Но самое важное – теперь они становятся частью иерархии. Они сильны, но есть те, кто сильнее – например, одиннадцатый круг и его обитатели. И так большинство демонов. Есть, конечно, и те, кто считает, будто служение – не для них, тогда они просто становятся как бы вне демонского закона, их убивают, сжирают их тень. Но есть и те, кто умудряется убить своих господ, сам пожирает тень убитого и, напившись ею (а эта тень намного более могучая, чем его собственная), проходит трансформу...
Но все это не суть важно. Важно лишь, что в Царстве Бездны каждый демон сам за себя, и пусть сейчас он сражается под стягом какого-нибудь Теневого лорда, завтра он, возможно, попытается свергнуть этого самого лорда, если хватит дерзости и силенок... Есть одно правило, которое демону опасно нарушать. Оно так же важно, как и сера, которой он дышит, как огонь, в котором живет, или как смола, которую пьет. Вся жизнь демона зависит от соблюдения этого правила. Ни в коем случае не раскрывать никому своей сущности!!! Если другой демон все знает о тебе, ему известно, как тебя убить... Поэтому можно понять тех охотников на «Большую Книгу Демонологии» гномов, где собраны и описаны все известные демоны, все их слабые и сильные стороны и самое важное – как их легче всего уничтожить.
– Я жду, Контеро, – напомнил о своем присутствии задумавшемуся демону Ктуорн Ганет.
– Что конкретно вас интересует, милорд? – с дрожью в голосе спросил инкуб.
– Все, – последовал короткий ответ.
Ктуорн Ганет многое знал о демонах, живущих в Гурон-ан-Ктаалкхе, почти все. Об инкубах тоже. Но сейчас его интересовала одна незначительная деталь, которая в данный момент очень могла пригодиться.
– Ну... мы, инкубы, – демоны высших кругов, так как принадлежим к третьему кругу иерархии Бездны, – начал хвастаться рогатый. – Это в трех уровнях Провала от неограниченной силы...
– Я умею считать. – Глаза лорда вновь полыхнули огнем. Он и так это знал, инкуб тратил его драгоценное время.
– Да, господин. – Демон раболепно склонился, пряча злобный оскал. – Мы, в отличие от тех же гахерренов, не происходим от жалких рабов, мы выходим из щелей Бездны уже оформившимися сущностями. Мы – мужские демонические начала, поэтому способны принимать облик лишь мужчин. Инкубы умеют очаровывать людских женщин, соблазнять их, а после обращать в камень. Нас, в свою очередь, никто не может очаровать, даже Первая Фурия Омм’эрран. Т’раша Крылатая, королева суккубов, тоже не в силах это сделать. Мы не умеем любить, но мы умеем рождать женскую страсть и ревность, что делает человеческие души слабыми и неспособными от нас защититься. Лично я еще не встретил ни одной женщины человеческого рода, которая могла бы устоять...
– Достаточно, раб, – оборвал расхваставшегося инкуба Ктуорн Ганет.
– Я не раб, – уже не скрывая ярости, оскалился Контеро.
– Да? И кто же ты? – усмехнулся Шип Бездны.
И пусть инкубы – высшие, сам же он стоит вообще вне кругов... Они вылезают такими из Бездны – это правда, но предел их сил неизвестен, каждому из них он отмерен свой. Кто-то может превращаться в мужчин возрастом до двадцати лет, кто-то даже в стариков. Контеро, выходит, во всех. Это и требовалось выяснить. И это-то как раз и должен скрывать любой демон от своих низших собратьев – предел своих сил.
– Я не раб, а верный вассал милорда, – прорычал тем временем демон.
– Что ж, вассал, ответь мне еще на несколько вопросов, и ты будешь свободен.
– Я слушаю вас, милорд.
– Ты сказал, что можешь принимать облик мужчины-человека. Любого?
– Да, но только того, кого я видел своими глазами, – прекрасно чувствуя, что готовится какой-то подвох, неуверенно ответил инкуб.
– Понятно. А если тебя убьют в человеческом обличье, твое тело вновь примет прежний вид?
– Конечно... – Инкуб уже дрожал.
– Я так и думал, – усмехнулся Ктуорн Ганет. – Последняя просьба к тебе, и ты свободен.
– Я... я слушаю. – Демон отшатнулся на шаг.
– Я хочу проверить твои способности, Контеро. Прими сейчас облик... скажем... шута королевского двора Ронстрада.
– Но я не знаю, как он выглядит, я ни разу не видел его...
– Я помогу тебе с этим, – сказал Теневой лорд и подул с ладони в лицо испуганного инкуба. В воздух взметнулась золотистая пыль, она окутала голову «верного вассала», он начал дико чихать. Инкубу предстал образ Шико.
– Теперь прими облик королевского шута Ронстрада, – приказал лорд. – Немедленно!
Инкубу не оставалось ничего другого, как подчиниться. Он провел перед собой рукой и в то же мгновение обратился в человека. Крылья исчезли, рога вошли внутрь головы, кожа посветлела, а черное одеяние сменилось цветастым кафтаном. Спустя миг перед Ктуорном Ганетом стоял его старый знакомец Шико. На голове у «шута» был его привычный дурацкий колпак с серебряными бубенчиками.
– Вот и отлично, – усмехнулся Теневой лорд, вставая с трона.
– Но вы же говорили, что отпустите меня, что я буду свободен! – Инкуб попытался сопротивляться.
– Все верно, ты будешь свободен.
Ктуорн стремительным движением оказался подле обратившегося демона и схватил его за горло. Инкуб ударил лорда по жуткой морде, но рука бессильно повисла, пальцы в нескольких местах были сломаны.
– А-а-а-а! – человеческим голосом закричал от боли демон.
Шип Бездны в тот же миг засунул ему в рот небольшой предмет. Песочные часы, до этого стремительно крутившиеся в его когтистой лапе, остановились, стоило им коснуться Контеро. Лорд Ганет силой протолкнул часы в глотку инкубу. Тот их тут же проглотил.
– Прости, мой «верный вассал», – издевательски сказал Ктуорн и с наслаждением свернул шею демону-оборотню.
Как же это все-таки приятно, убивать таких никчемных трусов, как этот.
Тело шлепнулось на пол пещеры и больше не шевелилось.
– Я так и думал, – усмехнулся Теневой лорд, с удовлетворением глядя на труп Шико. – Именно то, что нужно. Только смотри, не повреди Часы Хаоса в своем желудке, мне стоило огромных трудов их раздобыть.
8 сентября 652 года.
Герцогство Элагонское. Руины Элагона
Хлестал нещадный холодный ливень. Бледно-серый небосклон походил на тяжелую мраморную плиту, подвешенную кем-то на гигантских невидимых цепях и способную в любой миг сорваться и рухнуть вниз. Где-то на северо-востоке тучи сотряс громовой раскат. Пепел и пыль, прибитые к земле, превратились в грязное черно-бурое месиво, в проломах мостовых на бывших улицах и площадях образовались глубокие лужи. Элагон давно уже не был гостеприимным местом, с тех самых пор, как в его выбитые ворота вошли первые мертвые легионеры.
Огромная звезда-пентаграмма с крайними точками в башнях города, горящая у самой земли зеленым пламенем, не могла потухнуть под ливнем, не могла быть задута ветром. Когда капли дождя прохаживались по ней, колдовская фигура то здесь, то там вспыхивала яркими искрящимися огоньками, шипя и будто бы исходя дрожью. Можно было подумать, что это не просто вычерченный и подожженный рисунок, а гигантское окно в плоти земли, дверь, ведущая в саму Бездну, и в каком-то смысле так оно и было. Казалось, что из мнимого провала, очерченного крайними линиями пентаграммы, проглядывает некое живое существо, забытое и оставленное своими создателями, точно уродливый ребенок, брошенный на дороге и никому более не нужный. Никто не приходил к нему, никто не говорил с ним. Всем сразу стало наплевать, стоило ему появиться. И несмотря на всю свою возможную потустороннюю обиду, порождение темной магии, которое в отражении какого-нибудь некромантова зеркала могло принять облик многоликой твари с титаническим бесформенным телом, мириадами щупалец, клешней и лап, пытавшейся пролезть с того света в мир живых, но застрявшей в огромном пятилучевом люке, по-прежнему тянуло свои гротескные руки во все стороны. Земля на многие мили кругом умерла, утратив все соки, а над Элагоном даже сам воздух стал ядовитым. Что же касается ливня, то он, можно было подумать, пытался смыть всю эту скверну, щедро разлитую здесь повсюду.
Внутри кольца пустых городских стен ровными рядами стояли когорты тех, кто не боялся буйства осенней стихии, ведь они вроде бы присутствовали, но их как бы и не было – истинные чужаки в этом месте и в этом времени. Пятьдесят тысяч неживых воинов застыли под проливным дождем, склонив головы в шлемах долу, глядя черными глазницами в землю прямо перед собой, – казалось, что они уснули. И лишь в глубине сознания каждого из них метался плененный некромантами дух, не в силах разорвать оковы.
На краю бывшей торговой площади располагался лагерь темных магов. Движения и жизни в нем было не больше, чем на старом, заросшем травой погосте. Большие шатры из черной ткани сейчас мокли под ливнем и походили на чернильные кляксы. Подле одного из них стояла старинная резная карета, выкрашенная в алый цвет, с двумя вороными лошадьми в упряжке. У каждого монстра – никто бы не решился назвать этих существ животными – были огромные клыки, а глаза затягивала багровая пленка. Из широких ноздрей поднимались струйки дыма, с губ на землю капала ядовитая слюна.
В черном шатре, у входа в который и стояла карета, откуда ни возьмись появилась серая туча. Под звуки легкого струнного перебора из клубов сухого пепла в воздухе начала формироваться высокая фигура. Спустя несколько мгновений жгучая пыль опала, и из тени вышел человек в черном плаще. Вышел, чтобы в следующий миг застыть на месте, не отрывая взгляда от нацеленных ему в горло призрачных стрел, висящих в каких-то трех дюймах от его кожи и напоминающих некий жуткий шипованный ошейник. Каждый наконечник представлял собой крошечное остромордое существо, будто бы сотворенное из тумана. Полные мелких, но острых, как иглы, клыков пасти стрел скалились, мелкие твари что-то шипели.
– Зачем явился, Сероглаз? – раздался знакомый голос из темного угла шатра.
– Не нужно, Кровавое Веретено, я по делу...
– Повторяю: зачем явился?
Незваный гость быстро окинул взглядом место, где оказался. Шатер Арсена представлял собой настоящий бедлам. Такое можно было бы увидеть в лавке старьевщика, который ничего не отпускает, но при этом приобретает все, что ему только не предложат. Под своды уходили колонны разномастных книг: были здесь и старинные редкие фолианты, и куртуазные романы, которыми так увлекается свет. На всех стенах, точно гобелены, висели десятки, нет – сотни каких-то чертежей, рисунков углем и кровью, обрывков свитков и еще много чего такого, во что Сероглаз решил даже не всматриваться. В углу выстроились три больших сундука, и они временами гулко сотрясались и бряцали навесными замками, точно оттуда что-то пыталось выбраться. Вся обстановка была причудливой и странной. Даже для некроманта. Это место могло бы напомнить нору какого-нибудь ученого, но уж точно не дом, где живет Арсен Кровавое Веретено: лучший друг и сподвижник Черного Лорда не был ученым, не изучал и не практиковал науки, был далек от материй, которым посвящают свою жизнь монстрологи и географы. А все потому, что он был рыцарем. Рыцарем до мозга костей, а это значит: не слишком-то любил тратить время на бессмысленные вещи, когда можно вызвать кого-нибудь на поединок, потратить полдня на ухаживание за какой-нибудь красоткой или совершить подвиг (в случае Арсена – злодеяние), завершив все это дело веселым пиром или вычурным балом. Именно поэтому удивлению Магнуса Сероглаза не было предела.
На полу, под ногами, лежали острые кинжалы, разбросанные в беспорядке поверх лепестков алых роз, свежих и влажных, сорванных будто всего мгновение назад. К стоящему во мраке большому столу прислонилась лютня. Именно ее струны, перебираемые при помощи волшебства либо же пальцами невидимки, издавали ту мелодию, которую услышал Сероглаз в первый миг своего здесь появления. Во тьме за столом можно было различить черную фигуру. Это был не кто иной, как сам хозяин шатра.
– Медрог укушен, Арсен, – сказал Магнус, переведя взгляд от силуэта Кровавого Веретена на полупрозрачные наконечники, что корчили ужасные рожи и были гораздо более опасны, нежели обычная сталь. Эти клыки, он знал, вгрызаются не в плоть, а в душу.
– Что ты сказал, Магнус? Повтори...
– Черный Лорд передал, что Медрог укушен. Волчий клык нужно сломать.
В тот же миг призрачные стрелы развеялись струйками серого дыма, а на столе мгновенно загорелись три большие масляные лампы, осветив взволнованного Арсена Кровавое Веретено. Сам вид некроманта заставил Сероглаза удивиться не меньше, чем его пристанище. Так мог бы выглядеть человек, которому до жути надоела его внешность. Некогда «коварный соблазнитель женских сердец» носил длинную прическу, русую с легким ореховым отливом, ныне же что-то заставило его обстричь пряди, и сделал он это несколько неумело и криво: любой брадобрей в Гортене ужаснулся бы голове, походящей на репейник, с неаккуратно торчащими во все стороны волосами. Из-за этого лицо Арсена приобрело мальчишеский вид и вкупе со слегка курносым носом и большими яркими глазами омолодило его лет на двести.
Кровавое Веретено был облачен в свободную белую рубаху с широкими рукавами и высоким воротником, черные штаны, заправленные в сапоги, и шарф. Большой выдумщик, каким его знал Магнус, не мог испытывать холода, но всегда предпочитал делать вид, будто это не так. Как Арсен любил говорить: «Проклятие некроманта? Ваше проклятие – это узкий взгляд на вещи, неумение мыслить шире и строить фантазии. Я же прекрасно испытываю холод и различаю вкус еды хотя бы потому, что замечательно представляю себе ощущения, которые испытывает кожа при ледяном ветре, и подлинную суть жареной баранины с вином». Так и здесь: шарф был ему совсем не нужен, но он был потому, что некромант так хотел. Конечно же, это была всего лишь последняя связывающая его с жизнью обычного человека соломинка – соломинка, за которую он цеплялся как мог.
Когда к нему в гости заявился Сероглаз, Арсен, должно быть, чем-то занимался. И почти сразу же Черный Арлекин понял, чем именно. Перед хозяином шатра на столе лежали самодельные деревянные куклы, выполненные с невероятной заботой и аккуратностью. Даже известный кукольных дел мастер Жанно Брион из Дайкана не смог бы похвастаться подобной тонкостью выделки и схожестью с настоящими людьми в своих творениях. Никто не учил Кровавое Веретено, как именно изготавливаются подобные игрушки, никто не объяснял ему, что морщины на их деревянных лицах вовсе и не обязательно вырезать. На большой книге сидела уже готовая марионетка: это была девушка с алыми волосами в грациозном черном платье. В руках у некроманта был крошечный паренек, которому он приделывал ноги. Сероглаз нахмурился – делать куклы?! Быть может, его старый знакомец совсем спятил?
– Чем это ты занят? – спросил Магнус, подходя ближе.
– Мастерю марионетку, ты что, не видишь, Черный Арлекин? Медрог, значит, укушен? Медрог-Гордем, Гордем-Медрог. Кто же его укусил? – В глазах Арсена не было и тени безумия, но слова его походили на бред умирающего от лихорадки. – Больше некому, стало быть. Значит, он снова предал... – констатировал Кровавое Веретено и вернулся к своей игрушке. Маленьким клиночком он начал усердно высверливать в груди куклы полость для сердца.
– Черный Патриарх? – спросил Магнус.
– Ты знаешь? – Кровавое Веретено даже не удивился. – Эй, и не ходи по лепесткам! Помнешь еще, невзначай...
– Черный Лорд рассказал... – Сероглаз осторожно отошел в сторону, на свободное от лепестков роз место.
– Что он тебе еще рассказал? – Арсен отложил деревянного человечка и взял в руки иглу с нитью.
Прямо перед ним лежал крошечный кусочек бархатной ткани. Осторожно взяв его за уголок маленькими щипцами, некромант начал сшивать алое кукольное сердечко.
– О том, что я должен забрать у тебя некий предмет – оружие – и прикончить нашего разлюбезного наставника.
– Правда? – Игла пронзала бархат, как плоть. Стежок преследовал стежок. Сердце обретало форму. – Никогда не думал, что это будешь ты... Анин и Дориан... их, полагаю, постигла неудача, раз на смерть отправляешься ты.
– Обоих убили. Анин был распят на кресте, а Дориан погиб в плену. Семайлин Лайсем, наш Черный Патриарх, предал их южной инквизиции...
– Как жаль, как жаль... Так вот, что заставило Деккера сделать этот долгожданный шаг. А я-то полагал, что он из-за меня волнуется. Откладывает, чтобы я прожил подольше...
– Я не понимаю тебя...
– Что ж, держи, друг мой, то, за чем пришел. – Арсен отложил бархатное сердце и протянул ему странный продолговатый предмет, лежавший у него под рукой. Казалось подозрительным, что это оружие у некроманта было наготове, будто он в любой момент ожидал, что кто-нибудь озвучит тайное послание от Черного Лорда. – Только, гляди, не уколись невзначай...
Сероглаз поднес врученную вещицу к лицу. На оружие она походила меньше всего. Это было длинное, серебряное с виду веретено с острым кончиком, покрытым старой почерневшей кровью. На торце поблескивал небольшой алмаз. И этим он должен убить?! Не хватало только клубка ниток и прялки, и тогда таким могли бы пользоваться какие-нибудь старушки в окрестностях Дайкана или Гортена.
– Это? – со злостью усмехнулся Магнус, покрутив в пальцах бесполезную вещь. – Я сотню раз рисковал своей жизнью, чтобы получить это? Предлагаешь мне мантию заштопать?
– Не шути с этим, Черный Арлекин, – затаив дыхание, прошептал вдруг Арсен.
Его отстраненность, равнодушие и шутливость как рукой сняло. Таким лучшего друга Черного Лорда Магнус никогда не видел: на его лице читался уже не просто страх, а самый что ни на есть настоящий ужас. Некромант даже подался вперед, и в глазах его была такая тревога, что Сероглаз понял: длинная вещь, напоминающая прядильное орудие, была отнюдь не простым веретеном.
– Что? Что это? – Черный Арлекин вздрогнул.
Он прекратил крутить странный предмет перед глазами и взял его кончиками пальцев другой руки осторожно, словно некое сокровище.
– Мой залог, – прошептал Арсен, затем голос его вновь окреп. – Никогда не задавался вопросом, почему меня называют Кровавым Веретеном? Именно благодаря этому вот предмету, признаюсь тебе. Судя по всему, я должен тебе все рассказать, чтобы ты понял суть некоторых вещей. Что ж, ты ведь не слишком торопишься, верно? Итак, слушай... Когда я был ребенком, у нас в замке жил злобный колдун. У него был немой слуга, Люциус, в обязанности которого входило помимо всего прочего еще и приглядывать за мной. Однажды, когда я играл на чердаке одной из башен замка, я нашел там среди пыльного хлама старое серебряное веретено с обрывками накрученной на него полуистлевшей нити. Только лишь я взял его в руки, как нечаянно кольнул острием палец... или Люциус меня кольнул? Уже не помню точно... – Арсен солгал, он помнил все до мельчайших подробностей. – Кровь полилась, не останавливаясь. Люциус стоял рядом и смотрел, как я плачу и кричу, пока не прибежала мать. Она была необычайно испугана, увидев меня с окровавленной рукой, и все пыталась остановить кровь, наивная... – Некромант легонько улыбнулся – воспоминание о матери будто бы согрело его. – У нее ничего не выходило, пока рана сама не затянулась. Тогда я еще не знал, что из меня вышло ровно столько крови, сколько должно было и сколько предполагалось изначальным злобным планом. Всю ее поглотила эта прклятая вещица. Да-да, именно прклятая. Очень скоро я забыл об этом случае, так как мое счастливое детство было омрачено убийством матери от руки отца, моим побегом из замка, моей жизнью у цыган, которые относились ко мне хуже, чем к собаке... Но это все неважно. – Арсен сомкнул пальцы рук и уставился в пол. – Не до того мне было, чтобы вспоминать о каком-то игольном уколе, случившемся пусть даже при очень странных обстоятельствах... Истинную суть этой вещицы я узнал, только когда вернулся спустя много лет, после своего посвящения в рыцари, в родовой замок. Мы с Деккером приехали мстить, и мы отомстили. Отлично мы тогда погуляли... Я собственными руками убил мерзавца-отца: прирезал, как свинью. После этого мое сердце опустело, весь смысл жизни как-то сошел на нет, а в душе родилось вдруг странное чувство. Что-то тянуло меня на чердак, тянуло в это царство пыли и старых вещей. Я подчинился и, будто приволоченный за ниточку, оказался там. Деккер, конечно же, ничего не понимал. Что мне понадобилось вдруг под крышей донжона? Хе-х... Когда я открыл крышку люка и спустил лестницу, то уже знал: то, что я здесь найду, навсегда изменит мою жизнь. Так и вышло. Едва я оказался на чердаке, как сразу же увидел его – старое окровавленное веретено на дощатом полу. Оно лежало в пыли, оставленное с того самого дня, когда я отшвырнул его в детстве. Не знаю зачем, но я взял его и положил в карман... Мы ушли тогда из замка. Наш путь лежал дальше – странствия и подвиги заманчиво звали нас по дорогам королевства. Тем более что впереди нас еще ждали вольготно наслаждающиеся жизнью эти сволочи-цыгане, которые мучили меня в детстве. Следуя за табором и обдумывая планы мести, мы однажды остановились на ночь на постоялом дворе. На первом его этаже традиционно располагался общий зал, где все постояльцы могли отобедать или отужинать... Там мы и встретили того человека. В тот миг, как мы вошли в двери, дряхлый старик скверного вида, стоя у очага, начал громко рассказывать легенду, облеченную в рифму. Признаться, его появление подле меня не было простым стечением обстоятельств, но тогда я этого еще не знал. Я до сих пор помню каждое треклятое слово из того, что он, хрипя и исходя слюной, изливал:
- У кого есть оружие рока?
- Чей меч проткнет великана?
- От пальцев немого пророка
- Сын вспомнит старую рану.
- Где нашел ты оружие рока?
- Средь сокровищ? Покайся, ведь нет.
- Твоя кровь стала частью залога,
- Твоя жизнь – чей-то страшный обет.
- Нет тех, кого не смог бы сразить
- Удар обычной прядильной иглы.
- И враг упадет, перестанет враг жить,
- Но наземь опустишься следом и ты!
- Два трупа прибавятся к сонму умерших,
- Проклятие страшное, гибельный знак.
- Веретена от крови багрится навершье,
- Но мертвым осядет лишь истинный враг.
- Сердце в груди разворочено в клочья,
- Ты мог бы любого на свете убить.
- Но лишь потеряв, узнаешь ты, впрочем:
- Умирать не хочется – хочется жить.
– Вот так-то, – закончил Кровавое Веретено.
– Я ничего не понял, – признался Сероглаз. – Разве что он упомянул «немого пророка» – это твой слуга? Тот, который тебя уколол?
Арсен кивнул.
– «Сын вспомнит старую рану» – это тоже обо мне. В тот миг, когда я услышал эти не значащие ровным счетом ничего для всех окружающих слова, я все вспомнил. И детство, и старый чердак, и немого Люциуса, и боль от укола... Тогда мне стало так страшно, как не бывало никогда в жизни ни до, ни после. Деккер ничего не понимал... Сейчас, когда я мыслями возвращаюсь в то время, мне кажется, что это, должно быть, выглядело весьма забавно: я вталкиваю в нашу комнату того же постоялого двора какого-то старика и начинаю его пытать, размахивая перед его глазами прядильным веретеном. Да, странное зрелище. Впрочем, я узнал все, что хотел, – даже больше того. Перед смертью старик признался, что должен был явиться именно туда и именно в то время. Ему велели прочесть эти строки громко, иначе он умрет в муках, умрут его сыновья и внуки. И знаешь, что здесь особенно интересно, Сероглаз? То, что ему этот день назначили почти за двадцать лет до этого, в час, когда родился я. О, это он превосходно помнил. Из его бреда я мало что разобрал о том, кто все это провернул: он все твердил о призраке, о проклятии... Мне было не до того. Я вообще почти ничего не понимал из происходящего. Деккер прелагал разыскать Тиана и у него все узнать, но я не был согласен с ним. Мы вернулись в пустой замок моего отца, поднялись на чердак. И там мне открылось все. Едва ступив на старые доски, я погрузился в глубокий сон, в котором мне явился человек с красными волосами, некромант Марето – ты должен был о нем слышать, – и он поведал мне истину столь ужасную, что я просто сломался. Деккер был перепуган не на шутку, ведь, открыв глаза, я так и не приходил в себя и будто спал наяву, уж как он ни пытался меня пробудить... Не слишком приятное, должно быть, зрелище. Мой друг доставил меня в таком состоянии, не слышащим ничего, не видящим ничего кругом и не осознающим происходящего, в Умбрельштад. И в тамошних лазаретах я пролежал почти полтора месяца, пока пелена не спала и я не проснулся по-настоящему. Я все рассказал Деккеру, и мы решили забыть об этом, как о кошмаре, которого никогда не было...
– И что же тебе рассказал Марето?
– О проклятии. На меня с самого детства было наложено проклятие. Именно он велел тому старику прийти и рассказать мне ту балладу, ведь в ее строках и кроется разъяснение всего.
– Да, это понятно, но что значит, что «нет тех, кого не смог бы сразить»?
– То и значит. После долгих изысканий я нашел ответ. Если хотя бы кольнуть этим веретеном своего врага, кем бы он ни был, то он тотчас же упадет замертво.
– Неужели любой? – Глаза Магнуса на миг загорелись страшным блеском. Ведь с этой вещицей в руках никто не сможет его остановить, никто не сможет чувствовать себя в безопасности, когда он возникнет у них за спиной...
– Ты не понимаешь, Черный Арлекин. – Арсен догадался, что творится в душе у бывшего соратника. – Это все выглядит очень заманчиво, признаю. Но позволь открыть тебе глаза: на самом деле у тебя нет того, кого бы ты ненавидел так сильно, чтобы, отправив его на тот свет, пожелал бы отдать за это и свою жизнь. И в этом суть проклятия: убив, я сам погибну.
– А у вас с Деккером есть... – тихо сказал Магнус, понимая всю правду слов бывшего командора ордена Руки и Меча. Теперь у него самого нет даже тех, кого бы он просто ненавидел... Сейчас он хочет совершить свое последнее убийство не из ненависти или мести, а только затем, чтобы вернуться к Агрейне, попытаться вымолить у нее прощение...
– У нас с Деккером есть. Ты знаешь, друг мой Сероглаз, – Кровавое Веретено потер пальцами глаза, будто они у него болели от недосыпания, – что когда-то у нас с Деккером было много таких людей. Магистры орденов, что обрекли нас на ужасную гибель, злобный король и другие, но мы справедливо полагали, что все они не достойны моей гибели. Мы убивали их любыми другими методами, этот припасая для того, одного, кто виновен во всем. Кто, прикидываясь добрым и заботливым, сделал из нас маньяков и безумных псов.
– Черный Лорд говорил то же самое.
– Потому что мы с ним одинаково ненавидим его. Потому что теперь, когда нас предали в очередной раз, когда все братья мертвы, я готов отдать свою жизнь, только чтобы и он ушел, канул в безызвестность. Более того, я хочу умереть только лишь для того, чтобы найти его в стране Смерти и притащить к самому Карнусу. О, ты знаешь, как Чернокрылый бог ненавидит некромантов, что крадут его рабов, забирают часть его силы. И пусть я сам сгнию там, пусть мой дух разорвут в клочья, но и он сгинет в диких муках. Это будет моя последняя месть. Месть, которая сожжет меня дотла, но этот конец мне нравится больше, чем постылое увядание без малейших радостей в жизни. Я живу на этом свете двести тридцать два года, Сероглаз, пора и честь знать.
– Что я должен сделать? – спросил Магнус.
– Кольнуть его моим веретеном.
– И все?
– И все. Хотя нет, постой... еще Ревелиан.
– Ах да... – Магнус с отвращением вспомнил рыжеволосого безумца.
– Лучше всего тебе поможет против него серебро. Он ведь не человек...
– Неужели? А так и не скажешь... – усмехнулся Сероглаз. – Так что же такого ужасного скрывается под маской? Неужто известная своей полнотой принцесса Клодия, большая любительница балов да турниров?
– Не время шутить, бансротов Черный Арлекин. Если ты умрешь на пути к Семайлину, то все будет зря. Ведь перед ним встанет его верный пес, которого Черный Патриарх и привел в орден. Под маской того, кого ты знаешь под именем Ревелиан, скрывается злобный монстр – грехегар: чудовищный зверь с ужасной пастью, усеянной клыками, каждый из которых будет подлиннее твоей руки.
– То есть старина Джек-Неведомо-Кто – оборотень? – уточнил Магнус.
– В каком-то смысле. Привычный нам оборотень теряет разум, когда обращается. Этот же сохраняет всю свою изворотливость и хитрость. Это необычайно опасный враг, коварный и могучий. И, быть может, я тебе открою глаза, но тебя, Черный Арлекин, он всегда на дух не переносил и, если бы не приказ Деккера, то уже давно покончил бы с тобой.
– Как же так?! – Сероглаз театрально всплеснул руками. – Я ведь ему все время подбрасывал косточек и гладил по шерстке! А если серьезно, то я ведь еще совсем недавно говорил Коррину, что с Черным Патриархом и его подпевалой Ревелианом не все в порядке. Как знал... Вот увидимся с Белой Смертью, я ему столько всего понарасскажу.
– Вы не увидитесь. Коррина больше нет в живых, – мрачно сказал Арсен.
– Как «нет»? – На губы Магнуса легла улыбка, но глаза вмиг опустели. – Я же видел его... совсем недавно, и умирать он вроде не стремился. Он был в Умбрельштаде, а потом...
– Он отдал жизнь за Истар. Сразил там своего врага и пал сам.
– Как и ты вскоре?
– Как я... вскоре...
– И как ты можешь так спокойно говорить об этом? – взвился Сероглаз. – Ты ведь умрешь, понимаешь?
Арсен Кровавое Веретено взглянул на него с легкой усмешкой:
– Скажи мне, милый Черный Арлекин, для чего ты живешь? Ради любви? Чтобы драться? Все это было в моей жизни. Мне ничего не нужно сверх того, что я испытал – еще тогда, когда мог это делать по-настоящему. А все... все, что было после, мне и даром не нужно. Пусть наши деяния забудутся, воспоминания сотрутся, а чернила, которыми они записаны, высохнут. Все проходит – все и прошло. Моя жизнь – это дом, выстроенный на тонких сваях над обрывом и ждущий своего урагана. Я столько лет существовал (вовсе не жил) ожиданием мига, когда услышу: «Медрог укушен...» И вот я дождался. Столько всего успело случиться до этого момента. Деккер мне говорил: «У нас месть, и ты мне нужен». Что ж, я мстил. Потом было: «У нас есть женщина, которую мы оба любим. И которая не простит мне твоей смерти. Ты должен жить ради нее». И я жил. Долго жил. Закончилось все словами: «Теперь у нас война, и это поможет тебе очнуться от твоего забытья». Я поверил, и на миг показалось, что я действительно очнулся: битвы, смерть, кружащаяся в танце, достойные враги. Мне было интересно... какое-то время. А потом все вновь вернулось на круги своя. Я совершил поступки, о которых жалею. Ты можешь себе представить подобное? Нас с сожалением разлучили еще в детстве, как сирот, отправленных на воспитание в разные дома, а теперь мне горько от воспоминаний. Тот мальчишка... Он был совсем как я когда-то. Я убил его сгоряча, убил, не подумав, ради восхищения какой-то курицы. Бессовестной твари, которая все равно так никогда ничего и не поймет. Меня тешит одна лишь уверенность, что я, причинив ему смерть, спас его от ужасного брака. То есть спас ему жизнь. Знаешь, есть одна вещь, которую я хотел бы сделать... – Некромант даже закрыл глаза, а губы его растянулись в блаженной улыбке. – Я хотел бы забраться на самую высокую гору, встать на ее вершине, на краю подле обрыва. Раскинуть руки, точно крылья, и прыгнуть вниз. Счастье... Последнее счастье от ощущения свободы и полета и... твердые камни. Но нет. – Он вздохнул. – Я вернулся сюда. Я стал ждать, и вот ты пришел наконец. Я отдал тебе то, что стало частью меня. Я отдал тебе больше, чем свою руку, Сероглаз. И поверь, я успел сделать многое, пока ждал. Я научился играть на лютне, жонглировать острыми кинжалами, даже делать из роз прекрасного бархатного жаворонка, который сладко и звонко поет. Я смастерил уже три десятка кукол и дал каждой жизнь. – Он указал на подрагивющие сундуки. – И теперь у меня осталась еще одна, и я хотел бы успеть доделать ее, так что, прошу тебя: оставь меня, Сероглаз, уходи и, сделай мне последнюю милость, не оглядывайся и не возвращайся.
– Прощай, Арсен.
Магнус развернулся и вышел из шатра, он не хотел, чтобы Кровавое Веретено увидел его истинные чувства. Злая шутка Черного Арлекина, состоявшая в том, чтобы убить по одному всех Ступивших за край, обернулась для самого шутника вовсе не веселостью и смехом. Хранн Великий, как же надоело уже себя сдерживать: достаточно проходил в маске – двадцать пять лет... Теперь их всех не стало. Да, он желал им смерти, он лелеял эту мечту изо дня в день, но, когда все сбылось, он понял. Слишком поздно до него дошло, что некроманты Умбрельштада и ордена Руки и Меча были более близкими друг другу, чем просто соратники на поле брани и помощники в ритуалах, – они действительно были братьями. Вздорными, склочными, заносчивыми, мстительными и ревнивыми, как... как настоящие братья. Именно так их всегда называл Черный Лорд, да и он сам их часто так называл, не придавая особого значения традиционному орденскому обращению. Когда все они умерли, рекомый Черный Арлекин понял, что в отличие от всех существующих орденов этого мира только они были друг другу братьями не на словах.
Когда некромант исчез в пепельном облаке, Арсен Кровавое Веретено прошептал ему вслед:
– Прощай, Магнус Сероглаз. Будь счастлив со своей любимой и вспоминай иногда нас.
Глава 8
Драконий грех
Ладонь крепко сжала меч —
Тот крови решил испить.
Так ворон приносит весть,
Что жизни порвалась нить.
Злой вестник – его ли вина,
Что плачет вдова над могилой?
Напыщенна сталь и остра —
Рвать плоть ее с детства учили.
Клинок скажет: «Я ни при чем,
Ведь меч паладина свят»,
И можно ли спорить с мечом,
Коль рыцарь во всем виноват?
Но тот лишь плечами пожмет —
Врага он сразил в бою честном.
«В атаку!» приказ был – и вот:
Мертвец – на поле безвестном.
Магистр тот приказ отдавал,
И тысячи копий внимали,
Никто из них даже не знал,
Как мужа погибшего звали.
Кто отдал приказ, кто исполнил?
В чем разница, кто из них прав?
Вот только не их будут помнить,
И плач не по ним в небесах...
«Убийца». Неизвестный менестрель
10 сентября 652 года.
Северо-запад королевства Ронстрад.
Графство Сар-Итиадское. Сар-Итиад
В «Кинжале и монете» было пусто, если не считать вечно пьяного менестреля за столом недалеко от входа и, конечно же, самого хозяина заведения. В это время суток посетителей вообще мало, а сегодня еще и намечался спуск на воду нового корабля со всем причитающимся в виде дармовой выпивки и столь любимых матросами напутствий новоиспеченному капитану. Вот весь честной народ и толкался на пристани, позабыв о трактире. Готовился выйти в свое первое плавание трехмачтовый «Сумеречный Ветер», одно из лучших судов, когда-либо строившихся в славном городе Сар-Итиаде. Говорили, он мог превзойти в скорости даже самого «Морского Змея» Джеральда Рифа, и Илдиз Тагур склонен был этому верить – новый корабль был чудо как хорош, вот бы еще, кстати, узнать, как там дела у самого Джеральда на далеком штормящем юге.
Илдиз уже подумывал, не пойти ли самому на пристань, не присоединиться ли к веселью, закрыв к Бансроту этот трактир и выпроводив восвояси ненасытного пьяницу Брайана. В последнее время менестрель все меньше и меньше нравился Тагуру, ибо пил беспробудно, песни пел вконец охрипшим голосом, а стихи декламировал заплетающимся языком, при этом часто забывая и путая слова. Что же касается новых баллад, хоть сколько-нибудь походящих на те, прежние, шедевры слова, которыми славился Брайан Звонкий в своей не такой уж далекой молодости, то о них и вовсе можно было забыть – за весь год из-под его пера не вышло ни единой осмысленной строчки. Илдиз критически посмотрел на упавшего лицом в стол пьяницу-барда. Еще бы, столько пить. Может, и вправду пора уже выставить Брайана вон? Он уже много раз собирался именно так и поступить, но что-то не давало трактирщику просто взять и выгнать менестреля – возможно, светлая память о когда-то написанных Брайаном чудесных песнях, однажды растопивших его черствую душу пирата.
Все еще пребывая в раздумьях, Илдиз едва услышал, как открылась входная дверь, впустив посетителя. Когда же удивленный трактирщик (кого это вдруг принесло?) перевел взгляд на вошедшего, то удивился еще больше – в дверях стоял тот самый чужеземец в длинном темно-зеленом плаще, устроивший пару дней назад на глазах у посетителей настоящую бойню, в одиночку прикончив пятерых людей Райфена. А ребята у Джима не робкого десятка, это Тагур знал не понаслышке – не раз приходилось разнимать пьяные драки. В общем, чужак был не столь прост, как могло показаться на первый взгляд. Илдиз слышал также от своих осведомителей-беспризорников, коих прикармливал по случаю, что, несмотря на все яростные угрозы Райфена (Джима тоже можно понять – в той потасовке его единственный сын лишился руки), давешний посетитель продолжает появляться в порту и, проявляя недюжинное упрямство, пытается встретиться с капитанами, впрочем, как и следовало ожидать, безрезультатно. Похоже, никак не может смириться с тем, что ни один кормчий не возьмет его на борт, хе-хе. Сколько вас таких, самоуверенных наглецов, прибывало в Северную Пристань с деньгами или с мечами, не понимающих, что город корсаров живет по своим законам и чужаку здесь никогда не рады.
– Илдиз Тагур? – Единственный посетитель подошел к трактирной стойке, за которой стоял хозяин заведения.
– Он самый, сударь, а вот ваше имя, боюсь, мне ничего не скажет... Митлонд, или как вас там, – не слишком приветливо отозвался старый трактирщик, хрипя при каждом слове, будто вырывая их из себя с мясом.
– Неважно. У меня есть к вам один вопрос. – Эльфийский лорд привык говорить прямо и начинать беседу издалека явно не собирался.
– Не вам решать, что важно, а что нет, назвавшийся чужим именем, – продолжал гнуть свое Илдиз.
– Какое вам дело до моего имени?! – Глаза Мертингера злобно сверкнули.
– Во-первых, это у вас ко мне дело, а не у меня к вам, – с холодной вежливостью ответил трактирщик, – а во-вторых, я привык доверять тем, кто просит меня о чем-то.
– Повторяю, мое имя касается только меня, – сквозь зубы процедил Мертингер: не часто с ним осмеливались говорить в таком тоне; в душе эльфа понемногу закипал гнев. – Сейчас вы скажете мне все, что знаете о судьбе одного нужного мне человека, и никогда более не увидите меня до самого конца своей никчемной жизни.
– Всего одного человека? И только? – усмехнулся Илдиз. Рука трактирщика бесцеремонно указала на спящего головой вниз на столе в луже собственной рвоты некогда великого барда Брайана Звонкого. – Может, вот этот пьяница...
– Мне нужен определенный человек, – прервал Тагура эльфийский лорд, – его имя Логнир Арвест.
– ...вас устроит? – договорил свою фразу трактирщик и тут же изменился в лице. – Логнир? С какой стати вы спрашиваете о нем?
– Это не ваше дело, – ответил Мертингер.
– Мое дело – послать вас к Бансроту, сударь, – не остался в долгу старик.
– Я заплачу, – эльф сунул руку за пояс, доставая кошель, – хорошо заплачу.
– Уберите свои деньги! – неожиданно взорвался Илдиз Тагур. – Убирайтесь на дно ко всем демонам морским со своими деньгами! Мне они не нужны.
Разъяренный столь наглым отказом, Мертингер схватился за рукоять Адомнана.
– И что? – Глаза старика продолжали пылать гневом, ни тени страха не отразилось на его лице. – Проткнешь меня своей щепкой? Как проткнул сынишку Райфена? Для тебя человека убить, что мне кружку эля выпить, да?! Ну, что ты стоишь, давай! Вытаскивай свой меч, коли за рукоять схватился! Рыбья чешуя тебе в уши, а не Логнир Арвест, ублюдок!
Мертингер отшатнулся и застыл, не зная, что предпринять. Убить старика? Но тогда он ничего не узнает о Логнире. Просто уйти? Тот же плачевный итог. Может быть, пытки (эльф внутренне поморщился от этой мысли), но трактирщик кажется твердым, как камень, ему бы гномом родиться. Что же делать? Что? Охотник потерял след. Впервые за много лет эльфийский лорд растерялся, оказавшись бессильным принять правильное решение...
– Милорд позволит? – откуда-то сзади раздался хрипящий пропитой голос.
Мертингер обернулся. Пьянчуга, все это время храпевший у входа, как-то странно смотрел на него, бережно сжимая в руках старую лютню. Было видно, что некогда этот инструмент представлял собой поистине красивую вещь, но сейчас, без должного ухода, он утратил всю свою прелесть. Когда-то звуковую розетку на овальной вишневой деке украшала тонкая резьба, сейчас почти стершаяся: это были величественные сцены сражений рыцарей и драконов; изящный гриф исписывала вязь декоративного узора из листьев и цветов, а колки на отогнутой черной шейке напоминали стилизованные сердца. Теперь все это скрывалось под пятнами эля и масляными разводами. Дека была продавлена и исцарапана, гриф покрывали застывшие восковые капли, а кончики колков в некоторых местах будто кто-то намеренно грыз.
Музыкант держал свою лютню с жалобным видом, будто ожидая подаяния.
– Брайан, пошел вон! – прикрикнул Илдиз – не хватало еще, чтобы этот безумец с мечом прирезал пьяного менестреля.
– Милорд позволит мне спеть одну песню? – Что бы там ни думал Тагур, сегодня Брайан был трезв как никогда. – В исполнении самого Брайана Звонкого, величайшего из бардов нашего славного королевства?
Мертингер кивнул. Пусть будет песня, просто так стоять посреди зала было невыносимо. Эльф присел за ближайший стол, приготовившись слушать. И Брайан заиграл на лютне, начав мелодию медленным перебором пяти парных струн и все ускоряя движения пальцами, – спустя полминуты Мертингер уже не сомневался, что действительно видит перед собой величайшего барда Ронстрада – даже менестрели Конкра, казалось, не перебирали с такой скоростью струны своих арф. Поначалу эльф ожидал, что услышит нечто вроде грубой песни «Мэри, женушка моя, на расправу, эх, скора!», которую он уже не раз слышал здесь, или нечто тому подобное, спетое хриплым, пропитым голосом, но с самых первых слов баллады будто кто-то полоснул по сердцу когтями и крепко схватил за горло, перебив дыхание. Голос барда был не просто звонок, он гремел, как водопад, а ровная поначалу спокойная мелодия превратилась в боевую сагу. Теперь от нее, казалось, повеяло ледяным ветром, в то время как перебор басовых струн походил на рычание голодного чудовища. Вот какие слова были в той песне:
- Удар меча пронзает бег,
- Мятежность духа – злой обет,
- Горит в руках клинок чертой,
- Не в силах обрести покой.
- Не в силах разорвать цепей,
- Холодных, отгоревших дней,
- Как пленник собственных оков,
- Он спит под перестук подков.
- Ему все чаще снятся сны,
- В них бремя тяжкое вины.
- В пустых глазах не видно дна,
- И кровь драконья холодна.
- Что пламя льда, всегда остра
- Зола и пыль души костра.
- За поворотом ждут враги,
- Их кровь и смерть – твои шаги.
- Ведь не осталось ничего,
- Чтоб сердце пламенем зажгло,
- Забылись тени прежних дней,
- Один лишь холод – так теплей.
- Одна лишь воля, без надежд,
- Проигран бой, и пал рубеж:
- Что может в мире изменить,
- Кто не умеет сам любить?
- Попробуй после стольких зим
- Рассвет увидеть над горами.
- Свою надежду дать другим,
- Надежду, что сжигает грани.
- Так сможешь путь пройти измен
- И бой, ведомый сам с собою,
- Тропу, где слава, смерть и тлен
- Желают стать твоей судьбою.
Бард замолчал, смолкла и музыка. Некоторое время в трактире царствовала тишина. Мертингер не мог произнести ни слова – он застыл, пораженный, в голове пульсировала одна-единственная мысль: откуда этот человек его знает, и что, просвети Тиена, это все значит. Гость и трактирщик молчали, затем Тагур опомнился:
– Брайан! Неужели ты сочинил новую балладу?
– Это не я, – не совсем понятно ответил менестрель и еще добавил: – Скажи этому эльфу все, что он хочет знать, Илдиз. Намерения его чисты, можешь мне поверить.
– А тебе-то почем знать? – недоверчиво покосился на него Тагур, потом вдруг лицо его вытянулось от удивления. – Эльфу? Ты сказал, эльфу?! Как это понимать, Брайан?!
– Мертингер, сын Неалиса, лорд Дома Недремлющего Дракона, – повинуясь внезапному порыву, назвал свое настоящее имя странник с черным мечом, – прошу принять мое имя под эти своды.
– Э-э-э, рад знакомству с вами, лорд Мертингер, – запнувшись, произнес Илдиз Тагур. – Брайан, ты уверен?
Трезвый (впервые за много дней) взгляд менестреля был более красноречив, чем все, что могло быть сказано вслух. Трактирщик кивнул, соглашаясь:
– Хорошо, я отвечу на ваш вопрос, эльф. Логнир Арвест отплыл на корабле «Морской Змей» Джеральда Рифа. Их путь лежал в Тириахад.
– Где это? – спросил Мертингер.
– Далеко на юге, в землях бывшей Темной Империи. Это мертвый город, засыпанный пеплом.
«Ты найдешь его там, где море гремит, где черная смерть, город мертвый лежит», – вспомнились лорду напутственные слова дриады.
Да, видимо, так оно и будет – это его судьба.
Эльф слегка поклонился, выражая признательность поочередно сначала трактирщику, затем барду:
– Благодарю вас. Да пребудут свет и тепло в вашем доме.
– И вам приятной дороги, милорд, – попрощался Илдиз.
Эльф вышел, не задерживаясь более ни секунды.
– Брайан, кто это у тебя там? Пса завел? – Проводив взглядом чужака, трактирщик неожиданно заметил, как из-под стола, за которым все так же, слегка покачиваясь, сидел менестрель, выглянула продолговатая черная мордочка. Огромные влажные глаза как будто заглянули в душу Илдиза, короткая шерстка зверя отливала лучистым серебром, хотя, возможно, это была всего лишь игра света и солнечных бликов.
– Собака? Какая еще собака? – удивился Брайан. – Налей-ка мне лучше выпить, а то что-то я совсем протрезвел...
Илдиз отвлекся, переведя взгляд на слишком странно ведущего себя сегодня барда. Когда же трактирщик еще раз посмотрел под стол, там уже никого не было...
Оставшееся до вечера время Мертингер потратил на то, чтобы приобрести коня. Для этого он отправился на площадь Тысячи Висельников, где, по слухам, торговали всем, что только можно было купить в Сар-Итиаде, в том числе, конечно же, и самыми лучшими лошадьми. Цена здесь тоже была высокая, но недостатка в средствах эльфийский лорд пока не испытывал. Из кошелька с золотом уже исчезла половина той суммы, что он взял с собой в Кайнт-Конкре, но у эльфа при себе было еще несколько золотых колец с драгоценными каменьями – так, ничего не значащие украшения, которые не жалко продать. Было и еще кое-что – фамильный перстень с печатью Дома и алым алмазом внутри, но с этой вещью Мертингер ни за что бы не расстался. Это была память об отце – единственное, что осталось.
Проходя между навесами и окидывая опытным взглядом лошадей, эльф краем глаза успевал следить и за обстановкой вокруг. В такой толпе легко можно было получить удар ножом, а угрозу со стороны разъяренного корсарского капитана нельзя было недооценивать. К тому же Мертингера в этом городе уже дважды пытались ограбить, но, хвала Тиене, проворству уличных воришек оказалось далеко до эльфийского чутья. Впрочем, мог найтись вор и похитрее, поэтому расслабляться не стоило.
– Сударь, купите! Красавец, какой красавец! – раздался впереди охрипший голос торговца.
Мертингер бросил на человека скользящий взгляд – тот оказался бородатым малым в засаленной безрукавке и широких штанах. Правый глаз щурился, левый слегка подмигивал, а обветренное лицо не покидала измученная улыбка. Чувствовалось, что стоит он тут уже давно, да без особого толку. Продавал бородач одного-единственного коня, зато какого...
Пепельно-серого цвета, со сверкающей на солнце серебристой гривой и пронзительным взглядом желтых глаз с вертикальными зрачками, этот конь был явно не из простых. Мертингер прекрасно разбирался в лошадях, справедливо считая лучшими из лучших эльфийских сфайксов, этот же был ближе всего к полумракам, но не совсем. Чувствовалась примесь иной крови, но вот какой именно, к своему немалому удивлению, эльф так и не смог определить.
– Что это за конь? – спросил он торговца. – Откуда он?
Читать бесплатно другие книги:
