Маски Черного Арлекина Торин Владимир

Черный Лорд наконец позволил себе открыть глаза. Ему представился ровный кровавый квадрат с идеальными краями и пропорциями. Странно, что он еще помнит, как это делается, ведь ему не приходилось заниматься подобным никак не менее полутора сотен лет.

Напрягши до предела внимание, некромант опустил в рану пальцы. Кончики его острых ногтей дотронулись до нескольких ребер, и те под воздействием черной воли вынуждены были с хрустом разойтись в стороны, пропуская его глубже. Это был самый ответственный момент во всем ритуале – одно лишнее движение, и все сорвется. Стоит ему хотя бы на десятую часть дюйма отклониться в сторону, и все будет зря.

Пальцы прошли легкое и осторожно сомкнулись, захватив большой, с кулак размером, мягкий и мокрый от крови предмет. Мысленно заставив свою находку отделиться от тела, Деккер начал вытаскивать его на волю...

Наконец костяная клетка ребер осталась позади, и требуемое некроманту оказалось у него в руках – он сжимал окровавленное сердце. Крепко, до хруста, сжав зубы, Деккер постарался сосредоточиться и представить себе, что главный орган мертвеца находится не у него в руке, а на своем привычном месте, в груди. Прошло несколько томительных секунд... и оба сердца некроманта – одно свое, другое чужое – одновременно вздрогнули. Сердце мертвеца начало биться, истекая кровью, но Деккер крепко сжимал его, не давая ему возможности выскользнуть и сбежать.

Осталось совсем немного... одна лишь деталь. Левой рукой Деккер с силой схватил себя за запястье правой, той, что была вся в чужой крови. Из-под широкого рукава к сведенным судорогой пальцам по коже заструилось что-то черное, походящее на смолу. Странная жидкость, появившаяся неизвестно откуда, текла по его руке, поднимаясь все выше, пока не добралась до мятущегося бездомного сердца. Дюйм за дюймом оно постепенно оказалось все затянуто черной пленкой, поблескивающей разводами и разливающейся вместе с кровью по пальцам.

Деккер был удовлетворен проделанной работой. В своих балладах барды называют сердце языком души. Они и сами не понимают, насколько правы. И теперь этот самый язык поведает ему все, как было, предельно четко и до боли правдиво, ведь он не умеет лгать. И этот говорливый инструмент не упустит и не забудет ничего из происшедшего, ведь у него прекрасная память.

Когда последняя алая точка на сердце исчезла под колдовской смолой, Деккер Гордем увидел...

...Серо-стальное небо истекало дождем уже третий день. Болота и лес совсем вымокли, хотя, казалось, куда уж больше. Местность стала поистине непроходимой: кривые лысые деревья выглядывали из воды, и можно было подумать, что земли здесь нет вовсе. Небеса в этом месяце почти всегда были черны от туч, отчего над Кровавыми топями разлеглась мрачная темень. Даже сейчас все вокруг тонуло в тенях, невзирая на то что время близилось к полудню.

«Шлеп... шлеп...» – шептало весло.

Это небольшая утлая лодчонка скользила по темно-зеленой поверхности болот, иногда цепляясь за низкие ветви, устало клонящиеся книзу, или задевая коряги, выглядывающие из воды.

Ветер совсем уснул, а назойливые капли дождя вроде бы вовсе не тревожили согбенную фигуру старого лодочника, укутавшегося в плащ. Он лениво водил коротким щербатым правилом, направляя свое суденышко дальше: человеку, казалось, было все равно, куда оно плывет, лишь бы плыло. Рукав старого балахона был закатан до плеча, и одну руку старик опустил в воду, явно не боясь холода и мерзкой влаги. Примерно раз в десять минут он доставал ее из воды, отцеплял присосавшихся к ней длинных черных пиявок и аккуратно складывал их в специально приготовленную банку. Судя по тому, что почти все свободное место в лодке было занято банками, наполненными мерзкими на вид кольчатыми червями-кровососами, плавал он здесь уже довольно долго.

В это самое время на одиноко выступающем из воды островке с растущей на нем безутешной, вечно рыдающей ивой появился весьма примечательный человек в арлекинском гриме, черной мантии и плаще. Он вышел из темного портала, небрежно откинув смолянистый край реальности, как драпировку, словно портьеру, за которой прятался за мгновение до этого; дыра мрака за его спиной тут же исчезла, точно проем с дверью, захлопнутой сквозняком.

Стаик-лодочник поднял было голову, но, узнав гостя, снова прикрыл глаза. Явно потеряв всякий интерес к вылезшему прямо из воздуха человеку, он уткнулся подбородком в грудь, прикидываясь спящим.

– Здравствуй, Никерин. – Старый знакомец кивнул медленно проплывающему мимо лодочнику, после чего недоброжелательно глянул в хмурое небо – просвета среди туч он не увидел, лишь неприятные капли дождя попали в его серые глаза.

– И тебе день добрый, некромант, – не поднимая головы, ответил Никерин.

– Все ловишь своих пиявок, старик? Не надоело? – Сероглаз набросил на голову капюшон, скрыв свое узкое бледное лицо, перечеркнутое двумя алыми нарисованными полосами, и неизменчивый улыбчивый прищур вечного хитреца.

– А что делать? Ловлю... – Лодочник, казалось, совсем не боялся прислужника смерти. Должно быть, потому, что он был очень стар и весь свой страх уже изжил. Или оттого, что когда-то давно, уж и черные вороны не упомнят когда, он сам был некромантом.

– Не возьмешь меня к себе в лодку? – спросил темный маг.

– Отчего ж не взять, Сероглаз? Возьму.

Резко двинув в бок правилом, Никерин пристал к островку. Некромант осторожно ступил на шаткую, хлипкую лодчонку, отчего та опасно накренилась. Послышался звон...

– Банки не побей, – пригрозил морщинистым пальцем прислужнику смерти старик.

– Ладно-ладно. – С трудом найдя себе место, некромант уселся за спиной у старика. Оттолкнувшись веслом от берега, ловец пиявок привычно опустил голую руку в воду. Лодочка вновь продолжила свой небыстрый путь по болотам.

– Тебе куда-то надобно, Сероглаз, иль просто решил прогуляться погожим деньком? – равнодушно спросил Никерин.

– Надобно, верно подметил. – Некромант вновь хмуро оглядел темные небеса «погожего денька». – В Умбрельштад.

Никерин вздрогнул и, подняв голову, обернулся. Показалось сердитое лицо, все изъеденное морщинами и следами от старых болезней. Высокие скулы и длинный горбатый нос были мокры от дождя, как и спутанные седые волосы, прилипшие ко лбу. Всем своим видом он напоминал древнего, видавшего виды филина. Старик нахмурил лохматые брови и сморщил щеки, что, видимо, должно было выразить все его нежелание плыть в направлении Черной Цитадели. Затянутые пленкой больные глаза говорили о том же.

– Умбрельштад далеко, а вечер скоро. Гляди, как темно... Да и ливень должен начаться с минуты на минуту...

– Ладно-ладно, – усмехнулся некромант. – Вези, куда сказано. Ты же не хочешь собирать свои банки по дну всего болота? А темень – не беда. Зажжешь свой фонарь, если, конечно, не хочешь, чтобы я зажег Фонарь Душ.

– Угрозы, угрозы... – проворчал Никерин, поворачивая лодку на запад. – Как я люблю ваши угрозы. И твои, и дружков твоих...

– Не сомневаюсь.

Сероглаз закутался в свой черный плащ и согнулся на каком-то ветхом ящике – старик верно сказал: до вотчины Руки и Меча неблизко. Можно будет вздремнуть пару часиков, восстановить силы, упорядочить мысли...

Никерин тоже вернулся в привычное состояние полусна; казалось, ему совсем не нужно следить за лодкой, он просто иногда лениво водил правилом, чтобы его суденышко не сбилось с курса.

«Шлеп... шлеп...» – шептало весло.

Два некроманта – нынешний и бывший – плыли к Умбрельштаду.

Стало уже совсем темно, поэтому ловец пиявок подвесил на невысокий шест над лодкой неяркий фонарь. Никерин сумел довезти своего негаданного спутника до самого умбрельштадского рва, этому способствовало то, что болота из-за осенних дождей слились с водным ограждением замка. Разлив поглотил и дорогу, и все подступы к Черной Цитадели, стоявшей на небольшом возвышении – именно с учетом подобных случаев затопления.

И теперь старый лодочник тревожно глядел в ту сторону, где темнели неприветливые стены Умбрельштада. Сквозь пелену дождя можно было различить высокие башни, в окнах которых не горел свет.

– Прощай, старик. – Спутник вылез из лодчонки на вымощенное камнем ограждение рва. – Благодарю за помощь.

– А ты уверен в том, что тебе нужно именно сюда, Сероглаз? – подозрительно прищурившись, спросил старик.

Уж он-то знал, как бывает, когда плывешь совсем не туда, где бы хотел оказаться. Как и большинство тех, кто связывает свою судьбу с темным искусством, он всю свою жизнь проплавал именно так, приставая не к тем берегам.

Над замком повисла тишина – лишь дождь стучал по черепице крыш, плитам дворов и дозорных путей на стенах. Казалось, Умбрельштад решил отправиться на покой мокрым осенним вечером и просто заснул.

– Благодарю за помощь, – повторил Магнус Сероглаз, после чего повернулся спиной к лодочнику и пошагал к стене.

– Эх, молодые, – проскрипел Никерин и спешно погреб веслом прочь, стараясь поскорее убраться от Умбрельштада как можно дальше.

То, что в скором времени должно было здесь произойти – он почему-то чувствовал это всей своей прожженной душой, – не предвещало никому, кто окажется поблизости, ничего хорошего.

Когда он в последний раз обернулся, то не смог различить своего временного спутника – тот уже скрылся в дожде и ночи.

Старик не прекращал грести, и фонарь на шесте его лодки все отдалялся от Умбрельштада, пока его слабый свет совсем не исчез из глаз.

Тем временем Магнус был уже внутри стен. Стучаться в главные ворота он не собирался: ожидать, что его гостеприимно примут в родном замке, не приходилось – выручило, как обычно, темное искусство. Растворившись во мраке, некромант через какой-то миг оказался уже на верхнем дворе, перед входом в донжон Цитадели. Как и следовало предполагать, эти двери были также наглухо закрыты.

Сероглаз поднял голову и глянул вверх. Там, на многие-многие футы над землей и остальным замком, возвышалась тонкая, как спица, круглая башня с остроконечной конусообразной крышей. Вот она, его цель – верхушка этой башни, тонущая в низких черных тучах. Ее можно было разглядеть лишь благодаря отблескам молний, разрывающихся неподалеку, – дождь перерос в ливень, а тот, в свою очередь, – в сильную грозу. Причем ударила буря так неожиданно и с такой силой, что темный маг поймал себя на мысли: уж не встречают ли его здесь подобным образом?

Наконец, решившись, Магнус резко развел руки в стороны, его плащ пошел волнами, а следом за ним и все его тело. Утратив четкие очертания, фигура некроманта расплылась, превратилась в черную тучу и исчезла. Такая же туча спустя всего лишь миг оказалась уже за запертой и не ждущей гостей дверью.

Пустая галерея была темна, но в дальнем ее конце, как раз у лестницы, что вела в башню Черного Патриарха, на ступенях сидел человек. Не нужно было зажигать факелы, чтобы почувствовать его присутствие, и не нужно было всматриваться в лицо, чтобы узнать его.

– Ты что-то давно не заглядывал к нам в гости, Черный Арлекин, – прорычал человек у лестницы, выплевывая каждое слово, как самую смешную на всем свете шутку. Эхо его голоса разлетелось по галерее, как по огромной трубе.

Гостю было отчего-то совсем невесело. Сероглаз со свистом выхватил меч из ножен.

– Ха-ха! – раздался неприятный смех, более походящий на утробное звериное ворчание. – Неужто ты собрался убить своего верного соратника? Своего брата, Магнус?

– Всегда мечтал перерезать тебе глотку, монстр, – прошипел Сероглаз, шагнув вперед.

Он был готов к этой встрече и мысленно даже поблагодарил Хранна за то, что провидение настроило его собеседника на разговоры, а не на стремительную и неожиданную атаку. Это давало превосходный шанс выиграть время, оценить обстановку и приготовиться к неизбежной схватке.

– Монстр? – По плитам пола со звоном покатилась пустая винная бутылка – с ее помощью человек у лестницы, похоже, скрашивал скуку. – Все мы монстры. Каждый в своем образе. Внутри каждого сидит плотоядный зверь.

Магнус сделал еще шаг, взяв в левую руку меч на изготовку, при этом пальцы правой начали стремительно шевелиться, сгибаясь и разгибаясь с четким, выверенным до мгновения ритмом, отщелкивая от ладони искры, словно ударами кресала по кремню, пока вся рука не исчезла в клубе чернильного дыма. Вся кисть оказалась окутана спутаннми черными нитями, извивающимися, точно змеи. От ладони начал исходить жар, в воздухе запахло гарью.

– Я даю тебе последнюю возможность уйти, Черный Арлекин! Ты не пройдешь дальше!

Некромант, прибывший этой грозовой ночью в Умбрельштад, не собирался отступать. Он добрался сюда с единственной целью – обрести свободу и утерянную любовь, разом исправив ошибки всей своей жизни. Глупо было полагать, что сейчас он отступит.

Полгалереи уже осталось за спиной, а его противник все не спешил атаковать. Ему бы всласть поговорить – всегда таким был: все шутки шутками, причем злые и плоские, над которыми никому и в голову не приходило смеяться. Что ж, это его и погубит...

– Ты знаешь, брат, что когда-то я был вынужден носить маску...

«Ну вот, еще одна печальная история жизни», – не замедляя шага, скривился Сероглаз. Черный клубок в его руке будто бы начал истекать птом, смола закапала на вымощенный черно-белыми шахматными плитами пол галереи. С каждым подобным прикосновением от шипящей и пузырящейся жидкости в камне прогорали дыры. Колдовское пламя плавило воздух вокруг себя, но ладонь некроманта оставалась ледяной.

– Ну, все, – прошипел Магнус, резко швыряя черную сферу в основание лестницы, туда, где еще миг назад звучал мерзкий голос.

Во все стороны посыпались искры, смертоносное пламя столкнулось с камнем, в бессильной ярости плавя ступени, – обладателю звериного голоса удалось каким-то невероятным образом ускользнуть. И хоть лестница перед Сероглазом оказалась совершенно пустой, манящей и буквально зовущей: «Иди вперед, смелее!» – некромант остался стоять на месте. Магнус обернулся, выглядывая противника в темноте галереи и отходящих от нее ответвлений – этого монстра нельзя было оставлять за спиной, и путь дальше он сможет продолжить лишь в том случае, если бездыханное тело твари останется лежать в этом коридоре.

– Эй, Ревелиан! – крикнул Магнус во тьму. – Ты где? Хотел поболтать? Так давай же!

Не прошло и секунды, как со стороны главного входа раздался голос:

– Ну, сразу бы так!

В тот же миг загорелось несколько десятков факелов, воткнутых в скобы на стенах по обе стороны главного прохода, осветив галерею и вырвав из тьмы того, кто в ней прятался. Неожиданное по своей мерзости и отвратительности зрелище заставило некроманта отшатнуться. Примерно в тридцати ярдах от Сероглаза, вонзив когти четырех лап в каменный потолок, вниз головой висело огромное существо. Ярко-рыжая шерсть выглядела гладкой, как шелк, и была очень длинной – она свисала примерно на два фута. Могучие конечности твари могли бы принадлежать медведю, если бы не были поджарыми и жилистыми, нехарактерными для бурого ворчуна. Великолепно развитые рельефные мышцы, казалось, могли позволить этому существу с легкостью перепрыгнуть крепостную стену. Морда напоминала волчью, но ширине оскаленной в ухмылке пасти и остроте футовых клыков мог бы позавидовать любой волк. Лишь взгляд изумрудных глаз был человеческим, наделенным разумом – он был чудовищно знаком.

– Нравится моя восхитительная шерсть? – самодовольно поинтересовался зверь. – Ты ведь никогда раньше не видел грехегаров, Черный Арлекин?

Сероглаз не видел. Он и предположить не мог до этого, что хоть и грубый на вид, развязный в своих манерах, подлый нравом и злобный в своих поступках некромант, каким Магнус знал Джека-Неведомо-Кто, на самом деле скрывает внутри себя настолько отталкивающую и ужасающую звериную сущность.

– Спускайся, Ревелиан, не дури.

– Ну, уж нет, – прорычал монстр. – Ты ведь согласился поболтать со старым приятелем, не так ли?

– Что ж, давай поговорим. – Сероглаз впился взглядом в ужасное гротескное тело висящего чудовища, пытаясь высмотреть любое возможное уязвимое место. Быть может, глаза? Любопытно, как эта тварь отреагирует, если, скажем, воткнуть меч ей в глаз. – Шерсть и правда восхитительна – переливается, как пламя, блестит, словно расплавленное золото. Должно быть, Ревелиан, ты сломал не одну сотню гребешков, расчесывая ее.

– О, ты заметил! – оскалился зверь; с его клыков на пол закапала горячая слюна, исходящая паром. – Пришлось попотеть и применить изрядную долю магии, чтобы привести шерсть в надлежащий вид.

– Ты просто король оборотней, Ревелиан. Как тебе удается быть столь ужасным в своей красоте? – Сероглаз мысленно усмехнулся. Слабое место самовлюбленного чудовища он с легкостью нашел – и это была падкость на лесть.

– Знаешь, Черный Арлекин, не все твои шутки умны, – гневно прорычал Ревелиан, и Магнус понял, что сказал что-то не так. – А все потому, что ты часто ошибаешься. Есть на свете люди, которые временами превращаются в зверей: оборотни, перевертыши различные. А есть звери, которые порой надевают людское тело в качестве костюма. Твой покорный слуга относится именно к таким.

– И одним из побочных эффектов от перевоплощения, к сожалению, является удлинение языка, – усмехнулся Сероглаз. – Хотя нет, ты всегда был чересчур говорлив. Ну, раз я уж забежал в гости, ты не расскажешь мне о звере, который превращается в человека? О том, кого мы называли Джеком-Неведомо-Кто, пока он не снял свою маску.

– Ты действительно хочешь знать? – подозрительно поинтересовался монстр. – Что ж, я расскажу тебе, ведь мои деяния стоят того, чтобы о них услышали, жаль только, что скоро ты унесешь это знание с собой в могилу. Когда моя драгоценная мамочка родила своего девятого сына... меня то есть, она умерла в тот самый миг, как я появился на свет. Вместе с отцом, братьями, повитухами и всеми, кто был в доме. Вышедший из ее утробы являлся отнюдь не младенцем, а клубком шерсти с клыками и когтями. Я убил их всех. Они не успели даже испугаться – настолько я был быстр... Потом умирали все, кто только попадался мне на глаза, – вот незадача, представляешь? Сперва мне это нравилось, но очень быстро наскучило: не с кем даже перемолвиться словом – бывает, что без этого никак. Я был не просто хищником – я был больше, чем зверем. Мои разум и сердце требовали людей не только в качестве оселка для моих когтей. Тогда я задался целью не убивать и... не смог. Главный вопрос, который меня мучил: почему они все пробуждают во мне ярость одним своим видом? Я не мог ответить на него, и мне не оставалось ничего иного, как просто уйти. Глухая чаща вдали от троп и людских поселений стала моим домом, и там я жил, пытаясь разгадать загадку собственного существования. Прошел не один год, пока я понял, что к чему. Это случилось, когда мне было двадцать лет. Однажды я проголодался и выбрался из логова. На тракте стояла деревня, там в самом разгаре была ярмарка. Клоуны, жонглеры, купцы приезжие, сам понимаешь... Помню это так, будто все случилось вчера. Я вырезал их всех. Один еще хрипел – это был старый шут. Я бросился к нему и рванул когтями ползущее тело. Голова откатилась в сторону, маска слетела с нее, явив моему взору отвратительные язвы: лицо старика почти полностью сгнило от проказы и являло собой зрелище несколько неприятное, даже для меня. Хорошо, что клоун скрывал свое лицо под маской... И тут я все понял. Надел на себя его маску и... превратился в человека, того, каким ты меня знаешь. Подстригся, помылся... стал жить среди людей – моя маска стала как моим спасением от одиночества, так и спасением окружающих людей от меня самого. Потом я стал замечать, что многие женщины испытывают ко мне безудержную страсть, очарованные моим взглядом из прорезей маски. И пусть красотка была простой свинопаской или графиней – без разницы, – все поддавались моему взгляду. О, как они молили меня снять маску! Им было так интересно, кто под ней обитает, что они становились одержимы идеей узнать правду, увидеть меня настоящего. Знаешь, ни вино, ни ласки не могли их ублажить. Любопытство... Любопытство сгубило их всех. Понимаешь, Сероглаз... порой я не мог им отказать. Ты даже не представляешь, какое удовольствие доставляло заметить в их глазах мгновенную вспышку перемены из страсти в ужас. Много миленьких женских могилок появилось на кладбищах нашего Ронстрада после того, как я стал жить с людьми. В этом есть даже какая-то своя печаль... Все вроде ничего, но и жить в виде человека, как оказалось, всевремя я не мог. Меня одолевала смертная тоска, звериные инстинкты брали верх, лес был мне милее каменных стен, а небо – крыши над головой... Знаешь, что я делал, чтобы избежать тоски?

– Ты снимал маску, – глухо ответил Сероглаз.

– Я снимал свою маску, все верно! И тогда... люди – кто бы мог подумать? – умирали, представляешь? – Тварь под потолком расхохоталась. – А все потому, что они смотрели на меня. Именно их взгляды притягивали мои клыки и когти. Я ненавидел их взгляды. Должно быть, моя собственная душа настолько невзлюбила мой облик, она испытывала такое презрение и стыдливость, что заставляла меня убивать всех, кто видел меня. Это я понял, когда однажды снял маску и одним из бывших поблизости людей оказался слепец. Десяток разорванных трупов и один ничего не понимающий, трясущийся от ужаса, но невредимый человек. Тогда-то я и понял, в чем суть. А потом жизнь человека, ее переживания и страсти, горести и радости захлестнули меня. Это было сродни болезни, взявшей верх над телом. Свою истинную сущность я выпускал на волю все реже, скрыв ее под личиной. Мне так нравилась моя маска, мне так нравились шутки окружающих по ее поводу, что я и имя взял соответствующее – Джек-Неведомо-Кто. Правда, романтично звучит?

– Но на тебе ведь не было маски все то время, что я тебя знаю! – Магнус Сероглаз завороженно слушал историю безумного монстра, но внимания не ослаблял – возможно, грехегар пытается отвлечь его и совершить неожиданную атаку.

«Серебро, – мысленно твердил себе некромант. – Арсен сказал, что серебро способно его остановить».

Вот и шанс проверить, так ли это.

– Да, Черный Патриарх провел ритуал, сделал меня почти нормальным человеком. Маска вплавилась в кожу, и мое лицо стало с нею единым целым. Семайлину удалось унять мою вынужденную страсть к резне, но при этом я мог обращаться в грехегара, которого ты видишь перед собой сейчас, лишь раз в десятилетие. Так в Умбрельштаде появился некромант по имени Джек-Неведомо-Кто. Моя ненависть к чужим взглядам осталась в прошлом, а я был вынужден стать личным слугой Черного Патриарха. Выяснилось, что если я откажусь служить ему, то он снова сделает меня таким же, как прежде. Безумным зверем, который убивает всех, кто на него смотрит. Снова одиночество, снова тоска... Хотя в этом есть и свои положительные стороны: ты можешь любоваться моей превосходной шерстью и все еще жив – ненавидящая себя душа не заставила меня мгновенно убить тебя. Ты ведь рад? И скажи, моя история захватила тебя? Ты ведь не ожидал ничего подобного от старины Ревелиана?

– Деккер знал... И Арсен Кровавое Веретено, именно он предупредил меня, – сказал Магнус, а мысленно добавил: «К счастью, он сказал еще, как убить тебя...»

Меч, скорее всего, не помощник. Тут нужен кинжал. Посеребренное лезвие должно оборвать эту чудовищную жизнь.

Некромант нащупал клинок.

– Я двести лет бродил среди этих теней, которых ты называешь братьями, Сероглаз, – продолжал разглагольствовать грехегар. – И за это время убил многих из них. Разве ты не догадываешься, отчего здесь со мной сейчас говорит отнюдь не Деккер и даже не Кровавое Веретено? Они просто не могут меня победить, не знают как... А тебя послали, чтобы ты отдал жизнь здесь. От тебя просто избавились, Сероглаз... Уа-эррргх!!! Подлец!

Лезвие вспороло плечо монстра, появившись в нем будто из ниоткуда. Сероглаз испарил серебряный кинжал из своей руки и воплотил его в плоти грехегара так неожиданно, что тот не успел отреагировать.

– Э-э-э-э, – прорычал Джек-Неведомо-Кто. – Так нечестно. Мы же еще не договорили...

Он продолжал так же висеть под потолком, даже не шелохнулся. Монстр легонько двинул раненым плечом, и кинжал, словно живой, выполз из раны. Со звоном на плиточный пол галереи опустился не только окровавленный кусок металла, но еще и разбитые надежды некроманта Магнуса Сероглаза.

– Серебро? Хе-хе. – Зверь казался еще веселее, чем прежде. – Если Арсен рассказал тебе обо мне, то, должно быть, это он выдвинул сумасшедшую идею о том, что я – я-ааа!.. – словно простой оборотень, боюсь серебра! Но я не виню тебя, мой друг. Как можно винить того, кто сам приходит и умоляет отрезать ему голову. А может, – Ревелиан прекратил скалиться, – ты просто устал слушать мои веселые истории?

– Устал, – откровенно скривился Магнус.

«Пусть серебро и не сработало, – подумал Сероглаз, – но я пока жив. Дурак, пусть себе разливается своими шутками и историями под потолком, сам тянет время... А у меня есть еще моя магия».

Некромант незаметно растянул завязки на небольшом мешочке, висящем у него на поясе, и засунул туда руку.

– Обидно, – печально проскулил Ревелиан, – но, знаешь, даже я порой устаю от разговоров.

Зверь с невероятной скоростью прямо по потолку бросился к Сероглазу. Магнус швырнул в его сторону горсть маленьких костяных обломков, стремительно извлеченных из мешочка. В воздухе они ожили и устремились к Ревелиану, увеличиваясь в размерах и приобретая форму длинных острых стрел.

С шипением костяные стрелы прорезали воздух, чудовище успело совершить, казалось бы, невозможный кувырок в воздухе, уклонившись от первых, но в него продолжали лететь все новые. Сероглаз не жалел мелких осколков ребер, позвонков, ключиц, черепов и зубов, доставая их и швыряя в сторону врага. Стрелы свистели в галерее, ударяясь о камень кладки, колонны и арки сводов и не причиняя никакого вреда грехегару. Невероятная ловкость зверя не желала сочетаться с его огромным весом и размерами, ведь стоило монстру хоть краешком когтя коснуться пола, стен или же потолка, как все его движения ускорялись настолько, что сливались в глазах Магнуса. Стрелы проходили мимо – этим злобное чудовище было не достать.

Выход был только один – бежать, и Сероглаз им воспользовался. Все дальнейшее превратилось в безостановочную головокружительную гонку, ценой мимолетной задержки в которой была его жизнь.

Зверь несся следом. Подчас некромант пытался противопоставить ему свою магию, стараясь атаковать из засады: из-за угла или из-за колонны, как можно более неожиданно и стремительно, но ничего не выходило. Черное пламя лишь немного обжигало монстра, не доставляя ему видимой боли, но зато еще больше его разъяряя. «Рука смерти», или черное некромантово удушье – довольно популярное оружие темных магов, которое никогда не подводило, если имеешь дело с человеком, здесь явно не годилось: зверь лишь морщился, не останавливая дикого бега. На все остальное просто не было времени. Иногда монстру удавалось догнать Магнуса, когти уже несколько раз оставили на нем свой след – они пробивали даже туманную броню, сплетенную из призраков, а кровь, текущую из ран, могла остановить лишь магия.

Ревелиан в своем чудовищном облике был намного быстрее некроманта, но тот и не собирался убегать честно – Сероглаз исчезал в черной туче, оказываясь в совершенно другой части замка, что давало ему несколько минут передышки, иногда в ход шли черные порталы, которые он открывал у себя на пути. Но зверь был могуч, а силы Магнуса имели свой предел. Некромант понял, что ему не одолеть монстра.

Погоня продолжалась едва ли не по всему замку. Призраки, блуждающие души и духи-обитатели мрачных покоев спешили убраться как можно дальше от взбешенного собственным бессилием некроманта и от сметающего все на своем пути ревущего зверя. Почему-то бесплотные странники не рисковали проверить на себе, способны ли когти грехегара лишить их даже этого жалкого подобия жизни. Лестницы сменялись просторными залами и узкими точеными галереями, переходы – верхними площадками башен, схватки происходили уже под самой крышей. Легкие темного мага неимоверно резало, дыхание сбилось, а ноги подкашивались. Все тело покрыл липкий пот, застилающий глаза, стекающий по спине, выступающий на лице. Перед глазами Магнуса все сливалось, и замок превратился в безвыходный каменный лабиринт. Зверь был за спиной, а сил не оставалось даже, чтобы просто исчезнуть, – в запасе Сероглаз имел лишь свои уставшие ноги. И пока что он не придумал, как убить чудовище.

В какой-то миг погони некромант нырнул в один из боковых коридоров. Здесь была небольшая лестница, оканчивающаяся узкой площадкой с низкой дверью и окном, за которым гремела буря. Магнус бросился вверх по лестнице, стремясь скрыться в проходе. Его затея имела реальный шанс на успех, ведь зверю пришлось бы принять человеческий облик, чтобы продолжить преследование, или остаться ждать – дверь была слишком маленькой для покрытой шерстью громадины, а других ходов в эту комнату не было, кроме тайных, да и те отнюдь не подходили для массивной туши монстра.

Ступени сменялись ступенями, вот уже и площадка, и... Сероглаз не успел проникнуть за дверь. Грехегар, игнорируя лестницу, просто запрыгнул на площадку и оказался на единственном пути беглеца к спасению.

– Прекрати убегать, Магнус! – прорычал зверь. – Давай лучше спляшем!

Некромант оценил свои шансы: он сам себя же и загнал в ловушку, дурак! Любое место на лестнице и площадке было во власти монстра. Бежать больше не имело смысла.

– Попался, – усмехнулся болтливый грехегар. – Силен же ты бегать, брат, измотал все мои три сердца, а это нелегко даже для...

– Что? – внезапная догадка осенила некроманта. – Сколько сердец?

– А-а-аррр!!! – взбешенно заревел Ревелиан, поняв, что сболтнул лишнее.

Не говоря больше ни слова, он прыгнул. Магнус едва успел сорвать с пояса свои песочные часы с вечно пересыпающимся в них песком. Оказавшись у него в руке, колбы начали двигаться все медленнее, струйка багрового песка почти застыла, как и время вокруг, – замечательное изобретение одного из демонов Бездны, похищенное Сероглазом лично, уже не впервые спасало ему жизнь. Зверь опускался на него слишком медленно, будто бы не прыгал вовсе, а парил в воздухе. Тысячи невидимых нитей времени тянули его назад, мешали ему двигаться. Выхватив меч, Магнус ударил в грудь опускающегося на него монстра и отскочил в сторону. Время вернуло себе привычное течение, а на площадке распростерся раненый грехегар, хрипящий и истекающий кровью.

– Что, не хочешь больше говорить? – усмехнулся Магнус, беспечно подходя ближе, и это стало его ошибкой – зверь дернул лапой.

Ужасной силы удар пришелся некроманту прямо в грудь, и это при том, что его враг лишь слегка задел его.

Сероглаз отлетел в стену, ударившись спиной о камень и задев локтем витраж окна. Разноцветные осколки со звоном посыпались из рамы. Дождь ворвался на площадку, а некромант начал оседать на пол – несколько ребер были сломаны, он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание от боли.

Зверь шевельнулся и повернул голову к противнику. Магнусу показалось, что он бредит, что это рана вызывает у него странные и ужасные видения... Дождь тек по шкуре грехегара, смывая с него шерсть. Чудовище скривило морду от боли и взвыло: обычная дождевая вода причиняла ему намного более ужасные муки, чем мог доставить черный огонь и колдовское удушье. Невероятно! Гладкая огненно-рыжая шерсть сползала с его тела грязными комками, оставляя после себя чистую белую кожу. Человеческую кожу. Спустя несколько мгновений перед Магнусом на полу уже лежал его старый знакомый Ревелиан с гривой спутанных рыжих волос, надменным взглядом и подточенными острыми зубами.

– Знаешь, – прохрипел Сероглаз, опираясь на свой меч, – даже представить себе не мог, что ты так любишь купаться.

– Хе-хе... – прохрипел Ревелиан, без одного из своих сердец он был не так резв, как прежде.

С большим трудом Джек-Неведомо-Кто отполз подальше от окна. Вода на нем начала высыхать, а кожа вновь стала зарастать шерстью – пока лишь едва видимым рыжеватым мехом, но большего Сероглаз допустить уже не мог. Еще немного, и его враг полностью восстановит силы...

Собрав всю волю в кулак, некромант пополз к Ревелиану. Стараясь не думать, как болит все его тело, как сломанные ребра будто вылезают из груди, или же, наоборот, впиваются в легкие, он все же добрался до грехегара.

– Прощай, – выдохнул Черный Арлекин и вонзил меч в другую половину груди Ревелиана. Там, где у обычных людей нет ничего, кроме легкого, у монстра было еще одно сердце. Третье и последнее оказалось посередине, в том месте, где сходится грудная клетка.

Ревелиан в последний раз дернулся и застыл. Магнус вновь почувствовал, что теряет сознание, но в этот раз он не смог его удержать. Чернота заполонила весь его разум, он окунулся в нее без остатка.

Пришел в себя Сероглаз от дикой боли, рвущей все его тело. Грудь резануло мучительной вспышкой, будто ожогом, – сломанные ребра дали о себе знать, когда он случайно пошевелился.

Ничего, и с этим он справится. «Кости – твоя специализация», – сказал бы сейчас любой уважающий себя некромант. А если он умеет обращаться с чужими, то почему собственные должны не подчиниться?

Руки начали совершать медленные движения вокруг тела, будто гладя не сами раны, а их незримую сущность: разрывы костей и тканей, рваные края плоти. Следом за все ускоряющимися кистями рук некроманта начал оставаться едва видимый простому глазу след. Белесые нити следовали за его стремительными движениями, они будто обвивали мышцы, проникая под кожу. Спустя несколько секунд Магнус понял, что готов к самой болезненной части. Резким движением он рванул кулак с зажатыми в нем колдовскими нитями. Сероглаз закричал, кости затрещали, ребра вернулись на свои места, но этого он уже не понял, снова потеряв сознание от боли, – на самом деле некроманты не такие уж и выносливые, как полагают суеверные крестьяне.

Должно быть, он не слишком долго пробыл в беспамятстве, поскольку, когда он очнулся, гроза за окном продолжалась – более того, по-прежнему была в полном разгаре, о чем говорили все те же ветер, молнии и их вечный друг гром. Пока некромант лежал, не приходя в себя, кости срослись, к нему вернулась свобода движений. С трудом поднявшись на ноги, Сероглаз понял, что мнимая свобода оказалась относительной – все его ребра гудели, словно по ним били тоненькими молоточками. Зато разрывов и трещин больше не было – заклятие затянуло их все, оставив на коже лишь зарубцевавшиеся шрамы.

Странно, что за все это время по его душу не явился сам Черный Патриарх, ведь без сознания Сероглаз был легкой добычей. Это настораживало и пугало, поскольку Семайлин Лайсем не мог не заметить отсутствия своего верного песика, и Магнус был готов поклясться, что старик ощутил присутствие незваного гостя в замке еще до того, как тот имел неосторожность перенестись из грозы под сухие своды главного коридора донжона.

Что-то здесь было не так. Некромант превосходно чувствовал это, но деваться было некуда. Ничего не оставалось, кроме как продолжить путь, несмотря на различные предчувствия, сомнения и страхи. И он продолжил...

Перед ним лежал большой пустынный зал, за которым и начиналась длиннющая винтовая лестница, ведущая в башню Черного Патриарха. Каменные ступени, уходящие во тьму, должны были стать для некроманта Магнуса Сероглаза последним отрезком на его пути к обретению долгожданной свободы и счастья или, может быть, смерти. Кто знает...

«Уважаемый сэр Джеймс, мой верный друг.

Я должен искренне поблагодарить вас. Вырвав из лап людоеда миледи де Ванкур, вы спасли мое сердце. Отныне я ваш должник. Смешно подумать, но я должен уже половине королевства... И все же я не могу не попросить вас еще об одном одолжении – приехать в Белый замок и созвать конклав ордена, дабы был избран новый великий магистр. Вы все верно поняли: одно из требований Высокого Орденского Трибунала – это отречение от всех моих полномочий и званий. Магистерский плащ нашего ордена теперь свободен, и я рекомендую конклаву вас как своего преемника. Официальную «Ноту о преемничестве» я уже отослал святым отцам ордена Священного Пламени. Лишь от вас, мой верный Джеймс, зависят теперь судьба нашего ордена и жизни братьев.

Что же до меня, то я полностью оправдан, но, дабы позволить волнениям улечься, вынужден отправиться с посольством в Ан-Хар, далекий пустынный султанат. После моего возвращения из пустыни я твердо намерен оставить службу и жениться на графине де Ванкур.

Также, сэр Джеймс, позвольте вас предупредить, что у леди Изабеллы есть младшая сестра. Леди Инельн – особа с весьма тяжелым характером, и отношения с ней чреваты необратимыми бедами. Осмелюсь дать вам совет: не влюбляйтесь в нее... Она заставит вас страдать, а я бы этого не хотел...

Надеюсь скоро увидеть вас, мой дорогой друг.

Сэр Ильдиар де Нот, граф Аландский.

P. S.: А помните, сколько у меня было титулов и званий? Нисколько не жалею...»