Дело гастронома № 1 Латий Евгений
– Они считают, что ты готовил провокацию против работников Мосгорторговли! – Главный не сводил с бывшего завотделом колючих глаз. – А это сам понимаешь! Совсем другая подоплека! Ты хочешь, чтоб тобой занялись соответствующие органы?
Жданов округлил глаза и похолодел.
Вошла Люся, положила перед Беркутовым заявление об уходе. Тот прочитал его.
– Ты что, обиделась?
Она вспыхнула, стараясь не смотреть на директора.
– До Зои я снова не дозвонилась. Администраторы гостиницы ничего не знают! И я не знаю, где она! Телефон не отвечает. А дожидаться, пока вы меня уволите, я не хочу!
Беркутов скомкал ее заявление, выбросил в корзину.
– Звони, может, объявится! – хмуро обронил Беркутов. – Все выходит из-под контроля, механизм рушится, корабль идет ко дну. Капитан один, как перст, на мостике!
Он вдруг сокрушенно вздохнул.
– Зато вы спокойны, как всегда, а я вижу, что и в любовницы не гожусь!
У Люси слезы брызнули из глаз. Беркутов улыбнулся. Но Люся быстро взяла себя в руки, смахнула слезинки.
– Иногда так хочется плюнуть на все и закрутить с тобой бешеный роман! Ты такая красивая, что я от одной мысли о близости с тобой прихожу в волнение! Да, видно, не дано. Лиду обидеть не могу. И не хочу! Надеюсь, ты поймешь меня!..
И он, грустно улыбнувшись, посмотрел на нее.
Не успел Боков засыпать молотый кофе в кофейник, как снова зазвонил телефон. Боков схватил трубку.
– Я слушаю!.. О, привет! – Боков заулыбался. – Хорошо, что позвонил! Кстати, вчера вечером звонила твоя жена, спрашивала, где ты, и была очень взволнована! Я сказал, что ты в командировке до конца недели…
– Полагаю, она была взволнована пропажей своего Париса! – усмехнулся на другом конце провода полковник.
– Я бы на твоем месте все же позвонил ей! – посоветовал Боков. – Интуиция меня никогда не подводила.
– Спасибо за совет, но звонить я ей не собираюсь! Лопнула моя семейная жизнь, и закончим на этом! Меня сейчас интересует ее Парис, назовем его так. Надеюсь, на первом же допросе он обмочил свои голубые штанишки?
– Этого не случилось.
– Вот как? – удивленно промычал Скачко. – Расскажи-ка поподробнее!
– Особо рассказывать нечего. Антон вел себя на первом допросе спокойно. Никого не назвал, никого не выдал, а первой в этом списке, как ты понимаешь, стояла твоя жена. Но я полагаю, что он ее не сдаст! Это была осознанная позиция: молчать.
Скачко хмыкнул.
– Жаль, что не вижу твоего лица, зато слышу уважительные нотки в твоем голосе! Таким товарища Бокова по отношению к преступникам я еще не знал! – Полковник вдруг перешел на насмешливый сталинский акцент.
Но Боков его акцент пропустил мимо ушей.
– Я лишь излагаю те впечатления, которые вынес из короткого общения с Антоном Платоновым. Кстати, то, о чем просил генерал, я сделал, документы подчистил, фотографии изъял. Генерал постоянно спрашивает, когда ты приедешь? Что ему доложить?
– Скажи, скоро! Да, чуть не забыл! Маман этого обольстителя мне тоже очень понравилась! Чего я, так скажем, совсем не ожидал! Ну, будь здоров, дружок!
И он положил трубку. В трубке Бокова послышались короткие гудки. Он положил ее на рычаг, иронически хмыкнул, пожал плечами. Кофейник пыхтел изо всех сил.
Звучало медленное танго, Скачко танцевал с Зоей в ресторане гостиницы. Изредка он наклонялся к ее уху и что-то шептал ей. Она вспыхивала, глаза ее загорались, а еще через секунду она заразительно смеялась, запрокидывая назад голову. Музыка закончилась. Полковник, взяв ее за руку, подвел к столику, усадил, сам сел напротив. На столе стояла бутылка вина и водка в маленьком графинчике. Скачко наполнил вином бокал Зои, налил себе рюмку водки. Официант принес им по салату.
– Я всегда ждал этой минуты! – загадочно улыбаясь, произнес Павел Сергеевич. – Думал: вот заеду куда-нибудь в глушь и встречу там необыкновенную женщину! Все так и случилось!
Он поклонился ей. Зоя мгновенно вспыхнула, ей было приятно услышать такие слова.
– Как это ни странно, я подумала о том же самом! – глаза ее горели любовным огнем.
Бокал и рюмка встретились, издав мелодичный звон. Полковник залпом выпил водки, Зоя пригубила вино. Ее глаза и без вина блестели, а щеки горели огнем. Она то и дело поглядывала на своего спутника.
– А знаете, вы чем-то похожи на моего бывшего мужа?! – рассмеявшись, вдруг сказала она.
– Неужели?! Еще пара часов – и вы скажете, что мы знакомы тысячу лет! – улыбнулся он.
– Я и сейчас готова это сказать, – смеялась она. – А вы?!
– Я представил, что мы знакомы тысячу лет, и мне стало даже не по себе. Выходит, что я дряхлый-предряхлый тысячелетний старичок, из которого песок сыплется! Ужас!
Зоя опять рассмеялась.
– Сама не понимаю, что со мной происходит?! Смеюсь и не могу остановиться! Мне так весело с вами! Я тысячу лет не смеялась! Кстати, а чем вы занимаетесь?
Зоя с любопытством взглянула на Скачко.
– Угадайте! – оживился он.
Зоя задумалась, напряглась, не переставая есть салат. Вдруг отложила вилку, взглянула на него.
– Даже не представляю! Хотя… вы похожи на военного. Только где же форма?!
– Вот именно: где форма?! И кстати, почему я похож на военного?! Потому что не горблюсь? – весело предположил он.
– Не знаю, почему. Просто похожи. И сейчас многие ходят без формы! Но вокруг военных начальников всегда роится свита адъютантов, а их у вас почему-то нет.
– И мне жаль, что нет! – Он грустно покачал головой.
Зоя веселилась от души.
– А может быть, это частная поездка? – выдвинула новую версию Платонова.
Она вопросительно взглянула на него. Он молчал с таинственным видом.
– Помогите даме! Одно слово!
– Ну, если одно слово, то могу сказать: уже горячее!
– Ох уж эти мужики, любят наводить тень на плетень!
– Я обыкновенный чиновник, Зоенька! – расслабленно улыбаясь, проговорил Скачко. – Можно даже сказать: маленький начальник, который гуляет сам по себе!
– Женат? – в упор спросила она.
Полковник ответил не сразу. В сознании промелькнули фотографии целующейся жены. Ее записка и утреннее возвращение домой.
– А вот тут уже можно сказать, что был! Перед отъездом узнал, что у жены завелся молодой любовник, – он вздохнул. – Такая вот житейская банальность.
– Я вам сочувствую!
Он погрустнел, кивнул, налил Зое вина, а себе водки. Взглянул с улыбкой на Зою.
– Ну, что ж, за нашу необычную поездку, Зоя Сергеевна! Таких у меня еще не бывало!
Она сделала удивленные глаза.
– А я вам своего отчества еще не говорила, – вдруг вспомнила она, насторожилась.
Скачко перехватил ее взгляд, мило ей улыбнулся.
– А мы все в России Иванычи, Палычи, Сергеичи, я сказал наугад, и то, что угадал ваше отчество, совсем не удивительно, – ничуть не сконфузившись, ответил Скачко. – Выпьем за нас! Я Сергеев, ты Сергеевна! Как это говорят: встретились два одиночества?
Он усмехнулся. Они выпили. Оркестр в азарте заиграл «Черного кота», у Зои загорелись глаза, зажегся и Скачко, он схватил Зою за руку и потащил танцевать.
Беркутов сидел в своем кабинете, на столе горела старая лампа под зеленым абажуром. Георгий Константинович негромко говорил по телефону, когда к нему заглянул Костя. Директор увидел его, тотчас поманил рукой. Костя зашел, присел справа от стола Беркутова. Тот жестом попросил сына подождать несколько секунд. Костя кивнул. Беркутов продолжал говорить по телефону:
– Мы же старые друзья, Никита Иваныч? Ты попросил с дочкой помочь, я сказал: «Есть!» – и вопрос был решен! Мне всего-то тонн десять!.. Ну, давай-давай, не мычи!.. Ну вот! – вздохнув с облегчением, обрадовался он. – А я в долгу не останусь, сам знаешь. Просто ситуация горящая, вот я тебя и попросил о дополнительной инъекции!.. Ну?.. – Беркутов рассмеялся. – Ну, вот и чудненько! Сам знаешь, я в долгу не останусь! Обнимаю тебя, Никита Иваныч! Пока!
Беркутов положил трубку, потер ладони. Весело взглянул на поникшего Костю.
– Я тут слышал, рассосалась твоя ситуация?!
– Мало что рассосалась! – возбудился Костя. – Мне предлагают место заведующего отделом вместо Жданова! У меня голова идет кругом, не знаю, что делать!
Беркутов кивнул, словно знал об этом.
– Советую согласиться. Хотя бы попробовать. Уйти всегда сможешь! А будучи завотделом, напишешь книжку. Только впредь надо действовать не так глупо, как повел себя этот Жданов!
Костя кивнул.
– Спасибо за заботу, я понял!.. Можно я Люсю заберу на одно культурное мероприятие?
Беркутов в упор посмотрел на него и преувеличенно бодро ответил:
– Ну, конечно! О чем речь! Я подумал, что она уже ушла!
Костя поднялся. Встал и Беркутов. Костя подошел к отцу, и они обнялись. Беркутов похлопал сына по спине.
– Береги себя, сынок! А если со мной что-нибудь произойдет, моей семье помоги, ладно?
– А что с тобой может случиться? – не понял Костя. – Горком бросился на твою защиту яко лев! Жданов это сразу понял и даже попросил меня, дабы ты простил его, тебя задобрить.
– Мы все не вечны, Костик! А в этой опасной для проживания стране каждый день ходишь по минному полю! Такие вот пироги. И маму свою береги!
Он вдруг с такой болью посмотрел на него, что Костя всерьез забеспокоился:
– Пап, что-то случилось?
– Ничего! Иди отдыхай!
Беркутов заулыбался, похлопал Костю по плечу. Тот кивнул и вышел из кабинета.
Горел гостиничный торшер. Скачко и Зоя лежали в постели. Неожиданно Скачко поднялся, сел на кровати, стал одеваться. Зоя недоуменно посмотрела на него. Снизу, из ресторана, доносились приглушенные звуки оркестра. На полу валялась обертка от посылочки, а на столе были расставлены привезенные Зоей московские деликатесы: черная икра, балык осетрины горячего копчения, красная рыбка, открытые банки печени трески, консервированных крабов. Бутылка сладкого красного вина «Киндзмараули» была наполовину пуста.
– Ты куда?! – прикрываясь простыней, встревожилась Зоя и приподнялась на постели.
– Извини, с детства валяться не привык! Бывало, чуть приляжешь в детстве, а мать уже кричит: «Опять валяешься?!» До сих пор ее окрик в ушах стоит.
– Экий вы впечатлительный, Пал Сергеич! А мне вот хорошо с тобой. Так бы прислонилась и весь век с тобой пролежала. Я долгое время любила одного человека, ни на кого даже взглянуть не могла, а теперь вдруг освободилась!
Скачко отошел к окну, закурил, раздумывая о своем.
– О чем ты думаешь? – грустно улыбаясь, спросила она. – Мне даже страшно становится оттого, что меня нет в твоих раздумьях!
– Почему ты решила, что там тебя нет?
– Я чувствую!
Павел Сергеевич усмехнулся:
– Я приехал из Москвы на машине, мы могли бы вместе вернуться обратно! Как считаешь?
Он взглянул на нее. Она просияла.
– С радостью! – Она тут же выскочила из постели. – С огромным даже удовольствием!
Она не выдержала, бросилась к нему, повисла на его шее. Он обнял ее, поцеловал в нос.
7
Беркутов со Старшиновым в плащах-дождевиках и в сапогах собирали грибы. Беркутов, как хорошая гончая, нырял в густой ельник, проверяя все потайные места, и судьба вознаграждала его то крепким белым грибком, то целым выводком ярких лисичек, то подберезовиком, которым он, уже держа добычу в руке, еще какое-то время любовался, нюхал грибной срез. Старшинов же не спешил. Присев, зорко оглядывал полянку и находил такой гриб – большой, круглобокий, просто королевский, – который приводил в восхищение даже Беркутова.
– Ну надо же! Я трижды прошел мимо него и не заметил! – искренне огорчался Беркутов и горестно покачивал головой. – Вот ведь, всю зоркость растерял. Я предлагаю из наших белых грибов грибовницу сварганить! Жалко на жареху такое богатство тратить. На жареху и опята с маслятами сгодятся, и синявки обыкновенные, а вот грибовница получится царская! Один запах сведет с ума!
Старшинов с улыбкой смотрел на него.
– Н-да! А ты, оказывается, азартный у нас, Георгий Константиныч! Но это мне и нравится в тебе. Мне тут Костиков передал твое предложение. Сколько там в энзэ?
– Немного. Двадцать четыре.
Старшинов задумался:
– Они надежно укрыты?
– Надежно.
– Так чего дергаться?
– Да я не из-за себя! Из-за Лиды, Верочки. Они обе нежные, чувствительные… – Беркутов не стал дальше продолжать, смотрел в одну точку. – Да и Вера вот-вот разродится!
Старшинов удивленно хмыкнул. Он даже остановился и взглянул на Беркутова.
– Так ты что, ее замуж выдал? – не понял Старшинов. – Чего же на свадьбу не позвал?!
Беркутов помрачнел.
– Да не было никакой свадьбы! – Беркутов махнул рукой. – И мужа у нее нет!
Старшинов серьезно и внимательно посмотрел на него, присел на пенек. Вытащил сигареты, закурил, не торопя Беркутова с рассказом.
– Представляешь, пошла к подруге встречать Новый год. Выпила шампанского, голова закружилась, ну и согрешила с однокурсником, а нам ничего не сказала. Когда Лида все это обнаружила, делать аборт было уже поздно. А парень-то неплохой! Когда узнал, что Веруня забеременела, пришел к нам с цветами, стал просить ее руки, умолял Веру выйти за него!
Беркутов вздохнул.
– И чего? – не понял Старшинов.
– А она ни в какую! Вот тебе новое поколение! – Беркутов помолчал. – Хотя я большой трагедии в этом не вижу. Выходить замуж надо по любви. Мы с Лидой даже подумываем сами, так сказать, удочерить будущего ребенка. Но Веруня пока об этом не догадывается. Пусть сначала родит, а там видно будет!
Беркутов срезал подберезовик.
– Н-да! Что ж, надо новый тайник готовить! – он задумался. – Я не против! О-о-о!
Старшинов присел, вытащил нож и, не торопясь, срезал крепкий боровичок. Стал гриб рассматривать.
– А этот куда? – залюбовался боровиком и Беркутов.
– Этот тоже для грибовницы! Еще парочку таких красавцев – и можно сворачивать культпоход.
Старшинов хмыкнул, но возражать не стал.
– А стряпать-то кто будет?! – не понял он. – То есть грибовницу варить?!
– Как кто? – Беркутов улыбнулся. – Да я тебе такую грибовницу заварганю, век не забудешь!
Старшинов удивленно хмыкнул.
– Ты, я вижу, на все руки мастер! – усмехнулся он. – А в лесу все же неплохо. Обо всем забываешь! Экий ты молодец, что такой культпоход придумал.
Он вздохнул полной грудью, раскинул руки в стороны, глядя на молоденькие деревья на опушке.
Красный диск заходящего солнца медленно заваливался за горизонт. Теща отмыла от грязи под садовым краном ноги и руки, присела на крыльце. На грядках трудился один Ширшов. Он как остервенелый продолжал выкапывать картошку. В наступавших сумерках его фигура уже еле угадывалась. Приплелась пузатая Тоня, присела рядом с матерью, привалилась к ней.
– Где мужик-то? – спросила Тоня.
– Вон! С ума сошел! – Мать кивнула головой в сторону огорода.
Тоня поглядела, куда указала мать, и увидела, как муж остервенело продолжает копать картошку. Недовольно покачала головой.
– Чего это он?
– Вот и я ему о том же говорю: ночь на дворе, пошли, зятек, по сотке тяпнем и на боковую! – в недоумении рассуждала теща. – А он как глухой: не слышит ничего! Тормоза у муженька твоего сорвало! Что делать теперь, я даже не знаю.
Тоня обернулась, с тоскливым лицом посмотрела на то, как ее муж продолжает яростно копать картошку. На ее глаза навернулись слезы. Мать широко, с подвывом зевнула.
– Иди, вытаскивай с поля своего стахановца! Скажи: ужинать пора, а теще выпить хочется. Зять должен теще за столом наливать, стародавний обычай такой.
Тоня кивнула, подошла к мужу, о чем-то стала с ним разговаривать, как вдруг присела и стала помогать ему. У тещи округлились глаза от такой картины.
– Теперь и девка рехнулась! – пробормотала она. – Никак на поле и родит еще! – рассердилась она и резво двинулась к ним.
Подошла, замахала руками, доказывая, что давно пора сворачиваться, но оба не поднимались с места. Она устала убеждать, присела и тоже стала помогать им.
Они сидели на даче у Беркутова. Хозяин принес грибовницу в белой супнице из баварского фарфора, поставил посредине стола в гостиной, за которым уже восседал Старшинов. Георгий Константинович торжественно открыл крышку. От грибовницы потянул нежный парок.
– Нюхни-ка, Иваныч!
Старшинов поднялся, потянул носом, потом закрыл глаза и, сотворив блаженную улыбку, промычал:
– Хороша! И ты прав оказался! От опят и синявок такого запаха не получишь!
Беркутов разлил густой суп по тарелкам. Старшинов сам наполнил рюмки водкой. И первым поднял свою.
– По-моему, мы в первый раз вот так, вдвоем, сидим, да еще у тебя на даче? – вдруг спросил Старшинов, и Беркутов кивнул. Николай Иванович поднялся. – Ну что, Жора, за твою грибовницу?! Как говорят, еще не пробовал, а уже вкусно!
Беркутов кивнул. Они чокнулись. Старшинов махнул рюмку до конца, Беркутов сделал небольшой глоток. Оба попробовали грибовницу. Старшинов, проглотив ложку, одобрительно крякнул, качнул головой, уважительно взглянул на Беркутова.
– Да, ты прав! Будто лесной дух в себя впитываешь, – возбужденно проговорил Николай Иванович. – Аромат голову кружит! Скажу честно и без затей: такой грибовницы я еще не едал!
– Сельдерея нет! Всегда был, а тут куда-то подевался, – посетовал Беркутов.
– Меня и без сельдерея твоего за уши не оторвать!
Старшинов снова наполнил свою рюмку. Беркутов взглянул на свою, полную, развел руками.
– Ты по мне не равняйся! – буркнул Николай Иванович. – Я люблю сразу три подряд махнуть, а потом уж не торопиться!
Они снова чокнулись, и Старшинов опять махнул свою до конца, крякнул. Беркутов чуть пригубил. Старшинов съел несколько ложек грибовницы и остановился.
– Я хоть и бодрюсь с виду, но на душе тоже кошки скребут! Понимаю, что верхи нас бросили, а справедливого правосудия для нас не ожидается, – подавляя желчь в душе, поморщился Старшинов. – Мне тут рассказывали, как Рыбинец бушевал, узнав, что Аримин покончил с собой! Видно, зело ему хотелось расстрелять его.
Он снова разлил водку. Они чокнулись, Старшинов выпил до дна. Снова принялись за суп.
– А вы, Николай Иванович, музыку любите? – помолчав, вдруг спросил Беркутов.
– Музыку? – удивился он, наморщив лоб гармошкой.
– Ну да, музыку.
– Ну как же?! Кто же музыку не любит? Только я ведь народную люблю! Зыкина там, Воронец! А ты, мне говорили, в консерваторию часто бегаешь?
Беркутов кивнул.
– А меня в детстве этому не обучали, о чем я иногда даже жалею, – вздохнул Старшинов. – Такая уж участь!
– Меня тоже не обучали, оно само как-то образовалось, влечение это!
Беркутов вдруг загорелся:
– Наливай, Николай Иваныч!
Он вдруг поднялся и поставил пластинку на проигрыватель, бережно опустил иглу. Первые аккорды, и заговорила тягучая виолончель, ударила по душе, и Беркутов подался вперед, потянулся вслед за мелодией. Старшинов наполнил рюмки, однако первые звуки оркестра захватили и его, он заслушался, затем вдруг в его глазах сверкнули слезы, он открыл рот, захватал воздух, замахал руками.
– Выключи! – потребовал Старшинов.
Беркутов поднялся, остановил пластинку. Старшинов, тяжело дыша, понемногу приходил в себя.
– Что-то не то? – не понимая причин столь резкого возбуждения, спросил Беркутов.
– Душу мне рвет твоя музыка! Сам не пойму отчего! Первый раз такое! Вдруг сердце сжало, дыхание перехватило и сил никаких, – стал объяснять Николай Иванович. – А что, отчего, не пойму. Как по нервам играть начали. Когда песни слушаю, такого не бывает. Нет, за душу берет, даже слезу вышибает, но чтоб такое – никогда!.. Давай!
Они чокнулись. Старшинов выпил полную, Беркутов чуть пригубил. Помолчали.
– А там музыки не будет, – неожиданно проговорил Беркутов.
Старшинов услышал, кивнул. И оба вдруг на какое-то время застыли, замолчали.
«Волга» легко катила по асфальтовому шоссе. Стрелка спидометра колебалась между 80 и 90. Из приемника лилась музыка из советских фильмов. Зоя в нарядном темно-зеленом платье сидела рядом с Скачко, с нежностью поглядывая на него. На ее коленях лежал «Автомобильный атлас», в который она изредка заглядывала.
– Люблю мужиков, умеющих железные машины водить. Да еще столь уверенно!
– Эх, Зоя-Зоя! Это еще не самое редкое качество мужчины. А таких женщин, как ты, я бы на руках носил!
– Готова хоть завтра предоставить вам такую возможность! – рассмеялась она.
– Интересное предложение!
Скачко хмыкнул, задумался, а Зоя разволновалась, наблюдая, как он это предложение обдумывает.
– Я вижу, ты не из робких!
– Это правда.
Зоя улыбнулась.
– Но сначала – желудок! Посмотрите по карте, есть ли впереди крупный населенный пункт, для устройства обеденного привала? – попросил полковник.
– Зачем нам дешевые столовые и рестораны? – возмутилась она. – У нас с собой икра, осетрина, крабы! Расстелем скатерть-самобранку где-нибудь на бережку и перекусим. Или вам, мсье, общепит подавай и грудастых официанток?! Так я их получше. И грудь тоже вроде ничего!
Скачко улыбнулся.
– «Бережок» звучит заманчиво! – пробормотал он. – Что ж, ищем бережок! – воскликнул он и, прибавив газу, помчался вперед.
Беркутов разговаривал с Лидой. Они пили чай с тортиком в кабинете Зои. Лида, переговорив с Зоей, докладывала мужу о первых результатах ее поездки в Кострому. Зоя была обескуражена тем, как ее там принимали. Договоры хоть и подписали, но всего на год и в объемах, установленных для областных гастрономов. Намекнули, что позже можно будет вернуться к прежним объемам, они сами заинтересованы. Подарки не взяли. Часть она съела с горя, часть везет обратно. Беркутов выслушал короткий доклад жены, огорчился, но тут же улыбка вспыхнула на его лице.
– А какой был чудный город Кострома, – вдруг вспомнил Беркутов, взглянув на жену.
– Но голосок у Зои веселый! Я поняла, что она не одна поглощает наши деликатесы, – интригующе сообщила Лида, следя за выражением лица мужа.
– Я рад за нее! – кивнул Беркутов.
– Давай я сегодня приду пораньше, пожарю судачка, сделаю польский соус, у нас есть пара бутылочек «Твиши», и мы… – Лида намеренно оборвала течение фразы.
– Закатим пир во время чумы, – продолжил ее мысль Беркутов.
– Я хоть и не то имела в виду, но и это мы тоже закатим! – повеселев, кивнула Лида.
– Все, пошел работать!
Беркутов поднялся и вышел из кабинета.
Они лежали на берегу речушки, Зоя расстелила широкую и яркую скатерть-клеенку. Вытащила икру, севрюжий балык, финский сервелат, вино. Рядом стояла «Волга». Скачко съел бутерброд с икрой, крякнул от удовольствия. Зоя выпила пару глотков вина и вдруг снова заговорила о своем женском одиночестве.
– Неужели ты никого не любила? – засомневался полковник. – Что-то слабо в это верится!
– Почему не любила? Любила! И сильно любила! А тебя увидела, и все остальные любови сломались…
Она нежно улыбнулась ему.
– А если бы я попросил тебя о чем-то важном для меня, ты бы сделала?!
– Все бы сделала!
– Прямо все-все?!
– Прямо все-все! – потянувшись к нему губами, прошептала она. – Что ты хочешь, сладенький мой?!
Они поцеловались. Скачко выдержал паузу. Потом усмехнулся, махнул рукой.