Дело гастронома № 1 Латий Евгений
– Не шучу! – И он открыто взглянул ей прямо в глаза. – Хоть ваш сын и заслуживает хорошей взбучки! Но мы не заводили на него пока никакого дела. Даже ордер не оформляли.
– А что будет со мной?
– Помощь следствию ваш единственный шанс. Нам не нужно группового дела. Одна паршивая овца портит все стадо! Такова наша идеология. Коллектив всегда прав. Ну, идем звонить?
Полковник поднялся, протянул ей руку. Зоя с недоверием посмотрела на него.
– Я должна буду сдать Георгия Константиновича? – еле слышно спросила она
Он кивнул. Зоя закрыла лицо руками, сжалась, словно ее начнут сейчас бить палками. Полковник поморщился.
– Вы что, сильно замешаны в этом воровстве?
Зоя вздрогнула.
– Ни в чем я не замешана! – возмутившись, отрезала она. Скачко нахмурился.
– Тогда вам нечего бояться! – уже более добродушно добавил он. – Ну так что, идем или нет?! – спросил уже сердито, задергал желваками.
Зоя не отозвалась.
– Тогда будем считать, что мы незнакомы! – жестко проговорил он, поднялся и, засунув руки в карманы, двинулся назад к гостинице.
Зоя несколько секунд молча смотрела ему вслед, потом поднялась.
– Пал Сергеич, подождите! – вдруг выкрикнула она.
Скачко сделал еще несколько шагов и лишь потом медленно повернулся, точно раздумывая, как ему следует поступить в этой ситуации. А повернувшись, он вдруг холодно, почти враждебно взглянул на нее.
– Я согласна! – решительно выдохнула она.
Такси въехало во двор дома и остановилось у его подъезда. Из него вышли Антон и Капустин. Последний расплатился с таксистом. Антон держался настороженно.
– А вы что, назад не поедете?
– Назад я уже на общественном! – нахмурившись, обронил Капустин. – Пойдем! – Капустин посмотрел на часы. – Скоро тебе позвонят, и ты должен быть дома!
Антон с Капустиным вошли в подъезд. Они молча поднялись на второй этаж. Капустин достал ключи, открыл дверь квартиры Антона, вернул ему ключи. Антон взял их, растерянно взглянул на оперативника. Тот перехватил этот взгляд и усмехнулся.
– Спокойной ночи! Смотри не балуй больше!
Он стал спускаться вниз.
– А где мама? Вы ее тоже арестовали?
Капустин остановился, пожал плечами.
– Зою Сергеевну мы не арестовывали! Это нам ни к чему! А вот твоя Мариванна, между прочим, является женой полковника Скачко, нашего шефа! Подумай, юноша, стоит ли играть с огнем?! – Капустин усмехнулся. – Так ведь и сгореть недолго!
Антон замер на месте. Влюбившись и зная, что Маша замужем, он пару раз пытался расспросить ее о муже, но ответа так и не получил.
– Большой привет маме! – усмехнулся Капустин. – Ты все же помозгуй на досуге о любви и дружбе! И о том, как нехорошо жен из семьи уводить.
Капустин махнул Антону рукой и стал спускаться вниз. Антон вошел в квартиру, захлопнул дверь.
Антон сбросил кеды в прихожей, прошел в гостиную, включил полный свет, потом вышел на кухню, включил и там свет. Неожиданно громко зазвонил телефон. Антон вздрогнул, но со стула не поднялся. Телефон не умолкал. Антон не выдержал, поднялся, подошел к телефону. Но тот вдруг умолк. Антон снова отошел на кухню, как телефон опять зазвонил. Антон поморщился, вернулся, взял трубку.
– Я слушаю!.. Мама?! – Он сразу же оживился. – Ты где?.. Да, я дома! Минут десять назад… Да нет, я не голодный! И со мной все в порядке! Не волнуйся! Ты-то когда будешь?!. Да?.. Ладно!.. Ну, целую!..
Он положил трубку. Взял телефон, начал набирать номер, но тут же положил трубку.
И Зоя положила трубку, находясь вместе с Скачко в гостиничном номере. Она шумно выдохнула, присела к столу. Полковник молча налил ей рюмку коньяка, сделал бутерброд. Поднял свою. Но Зоя к своей рюмке не прикоснулась.
– Не хочется что-то!
– Выпей-выпей! – настаивал Скачко. – Крепче заснешь! Нам обоим надо хорошо выспаться.
Полковник ободряюще кивнул головой. Зоя подняла рюмку.
– Ну вот, я свое обещание выполнил! – он взглянул на нее. – Значит, мне можно верить, – улыбнулся он.
Зоя ничего не сказала. Она залпом махнула свою рюмку. Поморщилась, зажала рот ладонью. Скачко же выпил половинку, смакуя коньяк. Они стали закусывать. Полковник снова наполнил рюмки.
– Я фактически знаю то, что и Анилина. И больше не скажу, потому что не знаю. Как это в наших фильмах: имена, явки, пароли. Ведь вы это хотите знать?! – Она усмехнулась. – А кому конверты, сколько в них, я никогда не знала! Беркутов сам их, что называется, наполнял содержимым, сам разносил. В таких делах Георгий Константинович никогда своих ближних не подставлял, а все брал на себя. Так что, если Вера что-то и сболтнула про мою к нему симпатию, то на этом уровне все и застряло. В дело Беркутов меня не пустил. Вот и все, что я знаю!
Скачко задумался. Зоя не глупа и сразу же выставила бронированный щит, дав полковнику понять, что на нее рассчитывать не стоит. А Скачко рассчитывал. И уж тем более Култаков. Полковник хмыкнул, достал сигареты, нервно закурил.
– Ладно, закроем пока эту тему! – помрачнев, сказал он. – Позже поговорим! Для нас и то, о чем ты уже сказала: конверты, их наполнение, то, что их разносил сам Беркутов, – это и есть взятки, хищения в особо крупных размерах.
Зоя помрачнела, услышав этот комментарий.
– Конверты – конвертами, а то, что там было: любовные письма, деньги, я об этом не знала! Мы, к примеру, в таких же конвертах своим сотрудникам премии выдавали.
– Ну что ж, взятки можно и премиями называть! Это у кого какая фантазия!
– У нас была и остается советская фантазия! Как понимали, так и называли!
Скачко нахмурился, задумался.
– Георгий Константинович – очень порядочный человек. А что касается «махинаций», за которыми вы охотитесь, имеющих якобы статус «незаконных», то они так называются только у нас! А везде, даже в соцстранах, сэкономленные средства идут на премиальные выплаты рабочего коллектива! – вдруг пошла в активное наступление Зоя. – Вы хоть слышите, о чем я говорю?
– Слышу-слышу. Но заметьте: для рабочего коллектива, а не для верхнего этажа, – уточнил полковник.
– Так вот для нашего рабочего коллектива добавочные премиальные рассчитывались из этих же средств! – Зоя так разволновалась, что у нее выступил румянец на щеках.
– Раздавали тоже в конвертах? – усмехнулся Скачко.
Но Зоя держалась молодцом: насмешки полковника ее не только не смущали, лишь добавляли храбрости.
– Кстати, это либо конверты, либо такие дорогие духи, как «Шанель номер пять» или «Нина Риччи», да что угодно, и обязательно продуктовая посылочка.
Она залпом выпила коньяк.
– И потому-то нашего Георгия Константиновича все и любят, снизу доверху!
Полковник помрачнел.
– Что ж, и воры бывают обаятельными! Только я надеюсь, Зоя Сергеевна, что и вы выполните свое обещание и дадите показания против вашего директора. Ваше слово взамен моего! – уже сердясь, напомнил ей про долг Скачко.
Зоя не ответила, глядя в сторону.
Маша, увидев Бокова, спешащего на работу с портфелем в руках, догнала его возле сквера, схватила за руку.
– Извините, вы меня помните?
Боков, увидев Машу, узнал ее, заулыбался, утвердительно закивал головой, но тотчас смутился.
– Да-да, я узнал вас, Мария Ивановна. Как же! Я ведь и на свадьбе у вас был.
– Я знаю, что вы арестовали Антона. Это так? Отвечайте?! – со слезами на глазах вопросила она.
Боков нахмурился, не зная, что ей ответить.
– Так вы арестовали его или нет?! – напирала она.
– Да, но… – Боков запнулся, понимая, что Маша, узнав об освобождении Антона, тотчас побежит к нему, а это значит, что их роман еще больше укрепится, и повинен в этом окажется он, майор Боков.
Такая вот нелегкая задачка стояла перед Боковым, и он колебался, не зная, что ответить Маше: то ли сказать правду, что Антон давно дома, то ли солгать и тем самым, может быть, спасти несчастный брак своего друга – полковника.
– За что вы его арестовали?! Отвечайте! – строго потребовала она. – Из-за романа со мной?!
– Ну что вы? – поморщился он. – Вы плохо знаете своего мужа! Антон был арестован за чтение и распространение запрещенной литературы.
Маша вспыхнула, на мгновение задумалась.
– Это я принесла ему на прочтение роман Солженицына «Август 14-го», я его университетский педагог, – покраснев, призналась она. – Считайте это моим чистосердечным признанием и арестуйте меня! Я виновата во всем, я, а не он!
Она снова схватила его за руку. Глаза ее горели. Боков растерянно оглянулся по сторонам. Маша протянула ему обе руки, чтоб он надел на них наручники. Боков поморщился, огляделся по сторонам: такой выходки он от этой хрупкой филологини не ожидал.
– Ведите себя пристойно, Мариванна! И хватит этих бабских истерик! Совершили столь глупый проступок, так сделайте выводы. А теперь идите домой и выспитесь хорошенько.
Он поморщился, протиснулся боком между Машей и решеткой сквера и двинулся дальше.
– Подлец! – громко бросила ему вслед Маша.
Бокова это задело, он обернулся, недоуменно взглянул на нее. Маша на мгновение застыла.
– Ну, знаете… – сердито пробурчал он, и его лицо исказилось от гнева.
Маша резко развернулась и ушла.
Беркутов посмотрел на часы: до открытия гастронома оставалось одиннадцать минут. Беркутов вышел из кабинета, готовясь к очередному утреннему обходу. Люся лихо стрекотала на машинке. Увидев директора, она сухо ему кивнула и снова уткнулась в машинку: видимо, все еще сердилась на то, что он не взял ее в любовницы.
«Все же она глупенькая! – окинул ее насмешливым взглядом Беркутов. – Мать с ранних лет уборщица в детском саду, все время жили бедно, впроголодь, нищета, как говорится, задавила, вот ей и захотелось выскочить на глянцевую поверхность жизни. А она юная, симпатичная, с хорошей фигуркой! Так что понять ее можно. А разве меня нельзя?» Беркутов усмехнулся.
Из кабинета Зои вышла Лида в строгом черно-белом деловом костюмчике, улыбнулась ему. И он ласково улыбнулся ей. Люся бросила на них ревнивый и завистливый взгляд. Беркутов снова взглянул на часы: до открытия оставалось пять минут.
– Пора-пора! Пойдем! – проговорил он и первым двинулся в торговый зал.
За ним с блокнотом в руках двинулась Лида. Директор всем приветливо улыбался, со всеми здоровался. Как обычно, все подмечал, вежливо и тихо делал замечания, Лида записывала их в блокнот. За пять минут обход был завершен. Беркутов остановился посредине торгового зала, посмотрел на часы. Все замерли. Стрелки показали ровно восемь часов. Директор перехватил взгляд бабы Нюры и махнул ей рукой.
– Все, начинаем работать! – громким голосом объявил он. – Открыть гастроном! – скомандовал он.
Уборщица тетя Нюра с торжественно-серьезным лицом открыла двери. Покупатели с шумом стали заполнять торговый зал. Беркутов быстрым шагом двинулся к себе. Лида еще о чем-то разговаривала с продавщицей кондитерского отдела.
Беркутов вошел в приемную, где директора уже поджидали шесть просителей. За день он пропускал больше тридцати. Еще больше пропускали раньше Зоя, Анилина и Лида. Каждый день больше ста выходило. А ведь это лишь малая часть их работы. Увидев директора, все почтительно поднялись, закивали головами. Беркутов со всеми поздоровался за руку. За Беркутовым вошла Лида, заулыбалась, увидев просителей.
– Дорогие мои, я рад всех видеть! – улыбался он. – Однако, к сожалению, я срочно должен отбыть в управление! А потому со всеми вопросами и просьбами прошу к Лидии Санне!
Лида выступила вперед.
– Прошу ко мне, товарищи! Я временно располагаюсь в кабинете Зои Сергеевны, она пока в командировке. Все ваши просьбы я, не мешкая, рассмотрю.
Лида кивнула всем, улыбнулась, вошла в кабинет Зои. Посетители переместились поближе к кабинету Платоновой. Заметив хмурую Люсю, Беркутов приветливо улыбнулся и ей. И та, пересилив себя, ласково улыбнулась ему. Беркутов прошел в свой кабинет.
Георгий Константинович закрыл кабинет на ключ и только тогда смог сбросить эту приветливо-улыбчивую маску. Покрутил головой, разминая мышцы шеи. Отер ладонью лицо, вытащил платок, вытер руки, взял со стола бутылку минеральной воды, налил полстакана и неторопливо, мелкими глотками выпил. Добрался до своего кресла, сел, раскинул руки в стороны и несколько секунд сидел в таком положении.
– От Москвы до Бреста нет такого места, где бы не бродили мы с тобой… – пропел он и вдруг задумался. – На войне я еще вспоминал Бога. А потом забыл!.. И вот теперь бесы готовы разорвать меня на части… – прошептал он и неуклюже осенил себя крестным знамением.
И ему вдруг стало легче. Так вдруг показалось.
10
Антон проснулся утром от резких звуков, доносящихся с кухни. Там что-то звякало, стукало, шипело, и в первые несколько секунд липкий страх объял его, ибо он не понял, где находится. Антон огляделся, узнав свою комнату, но, еще не веря самому себе, вскочил с постели и выбежал на кухню. Там уже хозяйничала мать.
– Мама!
Он бросился к ней. Они крепко обнялись. Зоя не выдержала, закрыла лицо руками, повернулась спиной и разрыдалась. Антон нахмурился.
– Мам, что случилось?!
Он тронул ее за плечо. Она замахала руками, шумно задышала, отходя в сторону.
– Да что это с тобой, мам?! – встревожился он.
Зоя успокоилась, обернулась к сыну. Даже попыталась улыбнуться.
– А что могло случиться, сынок? Ничего не случилось. Все хорошо. Просто немного устала. Эти поездки в провинцию жутко выматывают!
Она вернулась к плите, стала переворачивать котлеты и помешивать картошку.
– Это с тобой что-то случилось, верно? – Она обернулась и пристально посмотрела на него.
Антон поник головой.
– Ты все знаешь?
– Я, возможно, не все знаю, ты мне сам лучше расскажи!
– А что рассказывать?
– Как тебя арестовали. Почему я узнаю от посторонних, что ты читаешь запрещенную литературу?! И что тебе светит срок до шести лет?! Или я ошибаюсь?!
Он помолчал, потом сказал:
– Ты не ошибаешься.
– Про твою дикую связь с Мариванной я и слышать не желаю! Тут она виновата, не ты! Но про запрещенную литературу, выходит, все правда?
Антон кивнул головой. Зоя вздохнула, выключила газ, положила сыну на тарелку несколько ложек картошки и две котлеты, достала нож, вилку, хлеб, горчицу, открытую банку венгерских маринованных огурчиков. Тонкими ломтиками порезала хлеб.
– Я рада, что это хоть не воровство, но ведь ты сломаешь себе всю жизнь!
– Так уж получилось, – вздохнул он. – Извини! Но это еще один способ выехать за рубеж. Просто так не выпустят. А жить здесь нельзя, невозможно! Ты что, не понимаешь этого, не видишь?! – нервно, почти в лихорадке зашептал он.
– Замолчи! – вдруг резко выкрикнула она и стукнула ладонью по столу.
Хлопок получился как выстрел, и Антон испуганно застыл, не ожидав такого возмущения от матери. Она увидела испуг в его глазах и тут же пошла на попятную:
– Ладно, садись поешь!
Антон сел.
– Куда?! А руки мыть – Пушкин?!
Антон сходил в ванную, вымыл руки, вернулся, сел за стол, принялся за еду. Зоя сидела напротив, смотрела в одну точку.
– Извини за вопрос, но ты, спасая меня от тюрьмы, сделала что-то нехорошее? – вдруг осторожно спросил Антон.
Она вздрогнула, недоуменно взглянула на сына.
– Просто меня вдруг отпустили. Даже на машине до дома довезли, – он грустно усмехнулся. – Все это как-то непонятно! За красивые глаза они ничего не делают!
– Ну почему? В жизни по-разному бывает…
– Но это ведь ты добилась, чтоб меня отпустили? – перебив ее, спросил он, и она, не выдержав, кивнула.
– Бери огурчики.
– Ты мне не ответила! – настойчиво проговорил он.
– Что я должна тебе ответить?! – она грустно усмехнулась. – Да, этого я добилась! А ты подумал, тебя Мариванна освободила?! Никому ты, кроме матери, не нужен! Хоть это запомни!
– И за это ты что-то сделала нехорошее?
– Ну что ты привязался ко мне с этим нехорошим?! – не выдержав, вспылила она. – «Крошка-сын к отцу пришел, и спросила кроха»! Ничего я пока не сделала! Ничего!
Антон с облегчением вздохнул.
– Я прошу тебя: не делай ничего такого, за что тебе было бы потом стыдно, – попросил ее Антон. – Я недавно вдруг понял: это и есть самое страшное, – признался он.
Зоя помедлила и кивнула. Он снова принялся за еду. Зоя вдруг поднялась и вышла в коридор. До Антона донеслись легкие всхлипы, он перестал есть, не зная, что ему делать: то ли пойти успокоить, утешить мать, то ли сделать вид, что он ничего не слышит. Но еще через секунду мать ушла в ванную. И он продолжал завтракать. Еще через несколько секунд Зоя вернулась.
– А теперь расскажи мне, кто тебя впутал в эту историю с запрещенными книгами? – потребовала она.
– Меня никто не впутывал! Но мы живем в страшном государстве! Только при фашистах за чтение книг сажали в тюрьму! Я ненавижу этот строй!..
– Антон!.. – резко оборвала она его. – Не смей так говорить! Не смей!
Она снова стукнула ладошкой по столу, но уже потише.
– Подожди, мама. Я готов отсидеть шесть лет в Мордовии, лишь бы ты потом никогда себя ни в чем не казнила. Ты понимаешь?! Я просто очень люблю тебя!
Зоя подошла, обняла сына. В ее глазах блестели слезы.
– Я тоже тебя люблю, сынок. Но пойми, нельзя бороться с большим и всесильным государством!
– Не такое уж оно всесильное!
– Помолчи!
– Я не хочу и не буду молчать! – Он вдруг поднялся из-за стола. – Арест вовсе не испугал меня! Наоборот, я многое понял. Но я для них мелкая сошка. Им нужна ты, чтоб отсечь голову более крупной рыбе! Ведь так? За кем идет охота?!
Глаза у Антона горели, но Зоя молчала.
– Это неважно! – наконец проговорила она. – Но я не отдам тебя на шесть лет в Мордовию! Хоть ты и рвешься туда! Что еще за блажь?! Это зона, а не санаторий! После этого тебя никто не возьмет на работу, не примут ни в одно учебное заведение! «Волчий билет»! Ты хоть понимаешь, что это такое?!
Голос ее дрогнул. Она с трудом сдержала слезы. Антон вдруг победно улыбнулся.
– Но я же тебе сказал: иначе отсюда никогда не уедешь! А жить здесь и постоянно всего бояться? Это жуть какая-то!.. И честно говоря, мне уже порядком надоело. Но еще противнее смотреть на вас, насмерть перепуганных. Я-то хоть осознаю, что живу в тоталитарной стране, почти при фашистском режиме, а вот вы…
– Замолчи! – перебила она сына. – Ты с ума сошел! Не смей так говорить?! Не смей! – выкрикнула она и впилась в него страшным взглядом.
Он утихомирился, сел на место. Зоя налила сыну чай.
– Мам, если ты спокойно обо всем подумаешь, то поймешь, что на самом деле прав я. Да у нас в университете каждый второй говорит об этом! Ну, не каждый второй, каждый пятый. Та же Мариванна! Поэтому я и влюбился в нее. Она – большая умница!
– Все, больше ни слова! – она приложила ладони к вискам. – Лучше пей чай!
Антон грустно посмотрел на нее.
– Просто я не переживу, если тебя посадят в тюрьму! – прошептала Зоя, слезы снова блеснули в ее глазах.
Антон кивнул и стал пить чай. Зоя вытащила из холодильника пару эклеров. Антон их очень любил.
– Ого, эклерчики!
– Ешь! – приказала она, взяла сигарету из пачки «Мальборо», отошла к окну, открыла форточку, закурила. Несколько секунд Зоя молчала, но неожиданно вдруг спросила у сына: – У тебя с ней серьезно? Она – единственный свет в окошке? Но она же старше тебя!
Антон чуть не подавился, но глотнул чаю и шумно задышал.
– Извини, но я не знал, что она жена полковника, да еще из КГБ! Она это скрывала.
Зоя шумно выдохнула.
– Ведь знала же эта тварь, чем все это может закончиться! Макаренко, мать твою!
Зоя посмотрела на часы, раздавила сигарету в пепельнице, шумно вздохнула, сняла фартук.
– Чтобы я о ней больше не слышала! – приказала мать. – Слышишь меня?! Ей-то что, муж ее вытащит из любого дерьма, а тебя еще больше утопят! Ты понял?
Антон съел два эклера, облизнулся, вытер пальцы салфеткой, точно не слышал этих рассуждений матери. Она вышла из своей комнаты уже в деловом австрийском костюме, строгая и неприступная, сурово взглянула на сына.
– Все, я поехала на работу! А ты из дома ни на шаг! Я сама позвоню в институт и скажу, что приболел. К телефону не подходить, никому не открывать. ЕЙ, – Зоя выделила это слово и презрительно поморщилась, – не звонить! Договорились?
Она в упор посмотрела на сына, он помедлил и кивнул. Она вышла из кухни.
Култаков не спеша прогуливался по скверу Старой площади с Андроповым. Было довольно холодно. Оба были в черных фетровых шляпах. Оба молчали. Мимо торопились прохожие. Когда они остались вдвоем, Андропов, обернувшись, нарушил молчание:
– Брежнев дал согласие на арест Беркутова. Гришин через пару дней отбывает в отпуск. Момент, что называется, удачный. Тем более что у вас, как я понял, найден объект, изобличающий вора?!
Андропов остановился и колючим взглядом взглянул на генерала. Култаков поежился.
– Так точно! – уверенно подтвердил он.
– Тогда чего тянуть?! Начинайте! Мы с этим и без того слишком затянули, – Андропов остановился на мгновение, задумался. – Ну, что? Через два дня?!
Култаков отдал честь. Андропов сдержанно улыбнулся, взглянув на Култакова, пожал ему руку.
– Давайте, братцы! А то они решили, что авось и пронесет! Нет, не пронесет! – в ярости пробормотал почти про себя Андропов.
Маша с раскрасневшимся лицом вышла из ванной, накрутив из полотенца тюрбан на голове, вошла в спальню и застыла на пороге. Муж деловито собирал свои вещи в чемодан. Увидев ее, он выпрямился, на мгновение застыл на месте.
– Здравствуй, Маша!
– Здравствуй.
Она вспыхнула от смущения. Скачко продолжил укладывать свои вещи в чемодан. Маша не могла сдвинуться с места. Она спросила:
– Ты уезжаешь?
Он кивнул.
– Поживу пока у Бокова, – пробормотал Скачко. – Так нам обоим будет лучше!
– Ты голоден?
– Нет, что ты!
Маша с болью смотрела на мужа, на глаза навернулись слезы.
– Я знаю, что виновата перед тобой! – воскликнула она. – Это ужасно!
Скачко перестал складывать вещи, нахмурился.
– Мы же не дети, Машенька. Я все понимаю, ты полюбила другого. Это бывает. Я способен это понять, хотя мне очень больно. Но свое поражение я признаю!
– И ты за это арестовал его? – Голос ее задрожал.
Он взглянул на жену, понял, что она до сих пор влюблена в Антона, задергал желваками.
– Твой Парис уже давно дома! Его никто ни в чем не обвиняет. Тем более, как я понимаю, ты, воспользовавшись моим доверием к тебе, попросту подставила мальчишку. Но это уже твои проблемы! Надеюсь, ты извлечешь из всего случившегося серьезные выводы! Желаю счастья!
Маша недоуменно смотрела на мужа.
– С разводом я все решу. Но квартиру придется менять, мне угол нужен, в нашем ведомстве квартиры дают со скрипом, потому я попрошу подыскать нам по две однокомнатные, вам с Антоном на первое время хватит!
Он вздохнул и стал снова собирать чемодан.
– Ты ненавидишь меня? – со слезами в голосе спросила она.
Скачко остановился, огляделся по сторонам, не зная, что еще положить. Закрыл на молнию чемодан, он был полупустым.
– У меня нет ненависти к тебе, – помолчав, проговорил Скачко. – Хотя, не скрою, узнав о вашей связи, я был просто вне себя, чуть сердце не разорвалось! Не думал, что будет так больно. Я все же любил тебя. И сейчас еще люблю…
Он посмотрел на часы.
– Извини, мне надо идти! – он огляделся. – Если что забыл, то потом заберу!
Скачко вновь открыл чемодан, забросил туда кеды, платки, стопку носков и резко задернул молнию. Пристально посмотрел на Машу. Она выглядела такой несчастной и сиротливой, что ему вдруг стало жалко ее, и он невольно задержался, не в силах сразу уйти. Но Маша молчала.
– В том, что произошло, виноват один я! Ты не виновата. Надо, видимо, с юности воспитывать в себе привычку к семейной жизни, я ее не заимел, а родители рано ушли и ее не привили. Стыдно в этом признаваться, но что есть, то есть!
Он шумно вздохнул, взял чемодан и двинулся к выходу. Прошел мимо Маши. Слезинка скатилась по ее щеке. Хлопнула входная дверь. Маша вздрогнула.
Беркутов и Лида лежали в постели. Горел торшер, шторы были задернуты. На столике у кровати стояла початая бутылку вина и шоколад. Лида вдруг рассмеялась.
– Смешно, мы с тобой как любовники! Дочь в кино выпроводили, а сами в постель! – Она снова захихикала. – И ты вдруг налетел, грубо смял девчонку! А я, извини, люблю, когда внезапно и грубо. Что это с тобой, а? Бес в ребро?!