Дело гастронома № 1 Латий Евгений

15

Боков вошел к Скачко в пальто, злой, голодный, бросил на пол портфель, снял шляпу и сел на стул. Скачко, читавший протоколы допросов, недоуменно взглянул на майора и снова погрузился в бумаги. Боков недовольно хмыкнул, словно хотел обратить на себя внимание. Но полковник не отрывался от протоколов.

– Против лома нет приема, окромя другого лома! – пробурчал майора и стал заправлять кофейным порошком электрокофейник.

Скачко снова взглянул на него.

– Мудро!

Боков вытащил пол-литровую банку с салатом оливье, две котлеты и кусочки хлеба, завернутые в бумажные салфетки.

– Перекусим? – предложил Боков.

– Да мне уже неудобно! Ты кормишь меня вторую неделю, и я сегодня хотел пригласить тебя в наше кафе.

– Давай завтра! – Боков махнул рукой. – Тем более что к кофе у меня еще и пирожки есть! Необычные!

– В каком смысле: необычные?

– С черемухой! Любишь такие?

– Еще бы! У меня прямо слюнки потекли! – он тут же отодвинул протоколы допросов в сторону. – Ну, давай обедать! Против оливье, состряпанного твоей Любой, никто не устоит! А уж пироги с черемухой – это вообще супер!

Боков отложил половину салата в блюдце, положил сверху котлету и передал полковнику. Они принялись за еду.

– А ты знаешь, что против нас еще неделю назад началась широкомасштабная вражеская акция?

– Что ты говоришь? И кто такой смелый?! – удивился Скачко.

– В семи районных пищекомбинатах почти одновременно начались проверки райотделов БХСС. Все уверяют, что проверки плановые. Результаты налицо: все, кто хотел написать нам заявления о взятках, отказались это делать, двое, кто написал их раньше, эти заявления забрали, а сегодня и наш первенец Горяев передал адвокату Гарумову заявление, что обвинение против Беркутова он сделал под давлением! В заявлении упоминается моя и твоя фамилии!

Полковник оторвался от еды и, не мигая, посмотрел на Бокова.

Скачко на всех парах мчался на своей «Волге» по улицам Москвы. Гаишник тормознул его на повороте, жезлом приказав остановиться. Скачко притормозил. Гаишник с погонами лейтенанта на плечах не торопясь, вразвалочку двинулся к машине. Подошел, отдал честь.

– Предъявите ваши документы!

– Извини, я спешу, лейтенант! – хмуро бросил полковник, вытащил служебное удостоверение, отдал гаишнику. Тот не спеша развернул его, прочитал, сверил фотографию с оригиналом.

– Я просил ваши права и талон, товарищ полковник! – холодно заявил он.

Скачко достал права, талон, передал их гаишнику. Тот стал их рассматривать.

– А в чем дело, лейтенант?

– Нарушаем, товарищ полковник! Здесь не прерии, а многолюдные улицы столицы! Придется протокольчик составить.

Скачко помрачнел.

– А без этого никак нельзя? – спросил у лейтенанта Скачко. – Я везу начальнику управления срочную служебную депешу!

Полковник даже показал конверт с сургучными печатями.

– Никак нельзя! Прошу предъявить ваши права.

– Вы же срываете важную операцию Комитета государственной безопасности, лейтенант. Подумайте!

– А вы грубо нарушили правила вождения, товарищ Скачко! И я просто обязан пресечь вашу опасную езду!

– Я доложу об этом произволе вашему руковод-ству! – рассердился полковник.

– Вы меня запугиваете? – набычившись, мигом ожесточился гаишник.

Скачко скривился, но промолчал. Лейтенант достал компостер и сделал прокол. Скачко задергал желваками и забрал свой талон и права.

Старинные часы стояли на столе, показывая половину четвертого. Култаков в пижаме и шарфе, обмотанном вокруг горла, нервно прохаживался взад-вперед. Скачко сидел мрачный.

– Черт! Черт! Ну они у меня довыкобениваются?! – тотчас вскипел генерал.

Подскочил к телефону, стал набирать номер.

– Не спешите! Я не договорил. Самого главного еще не сказал! Только прошу вас, присядьте!

Генерал взглянул на полковника, положил трубку и сел на стул.

– Ну чего еще?! Не люблю твои паузы, – поморщился он.

– Гаишник – это еще цветочки, товарищ генерал! По-моему, контора Щелокова объявила нам войну.

– Какую войну?! – не понял генерал.

– Самую настоящую! – посерьезнел Скачко. – И мы понесли уже ощутимые потери, – твердым тоном подтвердил полковник.

На Солянке висел туман. Из тумана выныривали отдельные прохожие, но тут же скрывались в серой мгле. Култаков с горлом, обмотанным мохеровым шарфом, торопливо шел по скверу рядом с помощником Андропова и что-то темпераментно ему втолковывал.

– Передайте Юрию Владимировичу, что это вызов, открытый вызов нам! Понимаете?! Что они себе позволяют?! Кто в доме хозяин?! Раньше такого и представить себе было невозможно!

Помощник согласно кивал головой.

Скачко своим ключом открыл дверь, вошел в прихожую. Из кухни выскочила Маша. Взглянула на мужа, радостно улыбнулась.

– А я как раз грибной супчик сварила! – сообщила она. – Вдруг чего-то грибного захотелось! Не успела я об этом подумать, как заявилась моя мама и передала две нитки белых грибов. Будешь?

Скачко помедлил и кивнул. Он разделся, постоял в прихожей, погладил пальто Маши. Тихо улыбнулся.

– Иди мой руки! Я уже подаю! – выкрикнула она.

Часы показывали половину восьмого утра. Старшинов сидел у себя в кабинете и пил чай с медом. Вошел Костиков, положил газету «Правда» с сообщением о состоявшемся Пленуме ЦК КПСС, молча ткнул в строчку, где извещалось об увольнении генерала Щелокова с поста министра МВД СССР. Старшинов надел очки, прочитал. Костиков плеснул себе чаю, зачерпнул ложку меда из банки начальника, присел напротив. Старшинов снял очки, растерянно взглянул на помощника.

– Кузен Головная Боль нанес нам ответный удар. И кажется, мы проиграли. Мне бы такой силовой ресурс, – вздохнул он.

Старшинов не мигая смотрел на него. Костиков поморщился.

– И скучно, и грустно, и некому морду набить, – обронил он, допивая чай.

– Вы-то чего ни свет ни заря на работу приперлись? Я же мудрый совет вам дал. С внуками на дачу!

– Помолчи! А то чересчур говорливым стал! Без тебя тошно! – оборвал его Старшинов.

Он вытащил из стола недопитую бутылку коньяка.

Маша хозяйничала у плиты. Налила кофе в чашки, положила сухари в вазочку. Полковник сидел за столом, поглощая яичницу с колбасой и пробегая глазами газетное сообщение с Пленума ЦК КПСС. Скачко обнаружил и строчку об увольнении Щелокова с поста министра внутренних дел, посветлел лицом. Маша, заметив, что тот приободрился, присела напротив, взглянула на мужа.

– Я тут подумала… – она грустно улыбнулась. – Может, ты обратно вернешься?

Он оторвался от газеты.

– А у вас… – Он не договорил.

– У нас все кончено. Я была как в беспамятстве! Если б ты мог меня простить…

Он кивнул.

– Я тебя давно простил, – не раздумывая, проговорил полковник. – Сам чувствую себя виноватым! Вел себя как эгоист!

Маша улыбнулась.

– А уж как глупо я себя повела! Закрутила интрижку со своим студентом! Стыд какой! У меня и сейчас уши горят! Вот потрогай!

Она взглянула на мужа, и он увидел ее красные щеки и уши. Потрогал: действительно горячие. Маша вдруг поднялась, погладила себя по животу, вспыхнула от смущения. Он улыбнулся, глядя на нее.

– Новое платье?

Маша посерьезнела, даже немного обиделась, что муж ничего не понял. Села на место.

– У меня будет ребенок, – еле слышно произнесла она.

Скачко опешил, нахмурился. Даже перестал есть. Хлебнул кофе, обжегся.

– От него?

Маша вспыхнула.

– Это мой ребенок! – сухо объявила она. – Мы же мечтали с тобой о ребенке, но у нас не получалось.

Он нахмурился. Задергал желваками, и она это заметила.

– Я его все равно оставлю, потому что это мой ребенок, и никаких претензий у меня к тебе не будет, я это заранее говорю, чтоб ты не думал, что я хочу каким-то образом все это на тебя повесить. Сам решай! Как решишь, так и будет! – она грустно улыбнулась. – Еще раз прости за все! Я сама от себя такого не ожидала.

Она взглянула на часы.

– Извини, мне пора!

Маша встала и, не попрощавшись, вышла из комнаты.

Скачко не спеша расхаживал по участку Беркутова, присматриваясь к траве: нет ли проплешин или свежей травы, недавно выросшей. Наконец полковник такой кусок земли обнаружил, погладил молодую травку рукой, призвал Ширшова.

– Капитан! Здесь трава недавно выросла! А ну, покопай здесь немного!

Ширшов принялся копать. Подъехал Култаков, оглядел дачку.

– Привет всем!

Он поздоровался с Скачко за руку.

– Скромная дачка! Я думал, посолиднее будет! Ну, что?

– Пока пусто.

Он подошел к трубе, которая стояла рядом с домом.

– А это что за труба?

К ним подскочил Боков, поднялся на цыпочки – до отверстия в трубе он не доставал, – рукой стал направлять на себя воздух, который выходил из нее. Майор поморщился.

– Насколько я могу предположить, это вентиляция подвала, воздух через нее проходит! – сообщил майор. – Судя по всему, подвал сухой!

Скачко расстроился.

– Но я, товарищ генерал, отступать не привык! Мы всю землю здесь перероем, но найдем. Если, конечно, в ней что-то важное зарыто. Но меня беспокоит другое: а если в земле ничего нет?

Култаков помрачнел.

– Мы топчемся на месте. Андропов умирает. Паша, придумай что-нибудь! Прошу тебя!

Скачко оглядел дачу Беркутова, напрягся.

– Я и сам чувствую, что Беркутова надо на чем-то подловить, загнать в угол, сломать.

– На чем? – заинтересовался Култаков.

Скачко помолчал, раздумывая над ответом, пожал плечами.

– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи! – усмехнулся полковник. – А вообще у меня появилась одна идея, – вдруг обронил он, и взгляд его загорелся.

Беркутова ввели в камеру. Охранник вышел и закрыл за собой дверь. Выглядел Беркутов скверно – осунувшийся, похудевший. В камере сидел Култаков. Тот был в генеральской шинели и папахе. Шинель расстегнута, виднелись планки наград на груди. Беркутов в нерешительности остановился у порога. Култаков взглянул на него, первым начал разговор:

– Здравствуйте! Я генерал Култаков. Я намерен поговорить с вами без свидетелей, а значит, адвоката Гарумова при этом разговоре не будет! Вы не против?

Беркутов задумался.

– Если против, я могу уйти! – произнес генерал.

– Хорошо, я вас слушаю! Но сразу хочу заявить, что на ваши вопросы я отвечать не буду.

– Тогда садитесь!

Култаков указал на стул напротив. Беркутов присел. Култаков вытащил из кармана газету «Правда».

– Вам газеты дают?

– Нет.

– Наша недоработка! Исправим! На первой странице сообщение о Пленуме ЦК КПСС. Вот, читайте.

Култаков передал Беркутову газету. Тот взял ее, стал читать. Присел на свой табурет и генерал.

– Нет больше министра внутренних дел Щелокова, некому тебя больше защищать! В том суть!

– Об увольнении Николая Анисимовича я знаю.

Култаков хмыкнул. Беркутов положил газету на стол.

– Сарафанное радио даже в тюрьме работает, – усмехнулся Георгий Константинович.

– Не буду спрашивать, как вам передают вести с воли, хотя, как генералу, мне это знать интересно.

Култаков взглянул на Беркутова, но тот молчал, давая понять, что и на этот вопрос он отвечать не будет.

– Жалобы есть?

– Нет.

– Хорошо! Тогда о главном! Вот наши условия: вы начистоту все выкладываете: кому, когда, сколько. Нас интересуют верха! Вы же стрелочник, человек системы. А мы, учитывая вашу помощь следствию, определяем вам пять лет колонии общего режима. Ты еще молодой, вернешься, поможем устроиться! Конечно, не директором большого предприятия, но на холоде не оставим, как говорится! Ну как, договорились?

Беркутов задумался, затем проговорил:

– Для меня это несколько неожиданно…

– Нет, конечно, ты подумай, мы тебя не торопим! Условия, на мой взгляд, неплохие, – сухо заметил генерал. – Да и лучших никто больше и не предложит!

Култаков посуровел, поднялся.

– Ну что, подумаешь?

– Подумаю.

Поднялся и Беркутов.

– Думай, казак, думай! – генерал неожиданно повеселел. – Мы предлагаем один раз!

– А это вы предлагаете или…

Он не договорил. Но кого имел в виду Беркутов, нетрудно было догадаться. Понял и Култаков.

– Да, я говорил об этом наверху, и мне, то есть вам, предложили эти условия. Я их лишь озвучил.

Они помолчали.

– Вам суток на принятие решения хватит?

Беркутов напрягся.

– Я могу посоветоваться со своим адвокатом?

– Да, конечно.

– Когда Эдуард Петрович смог бы встретиться со мной?

Култаков посмотрел на часы.

– Я думаю, самое позднее около пяти, не позже! Что ж, тогда завтра утром мы будем ждать вашего решения, – сдержанно улыбнулся Култаков. – Как говорят, время пошло!

Маша неторопливо шла по коридору со студенткой, живо обсуждая ее курсовую.

– Не надо вообще упоминать в курсовой, что просветитель Новиков был масоном! Зачем это тебе?! Ты рассказываешь о его бурной книгоиздательской деятельности, о его свободолюбивых взглядах, а масоны тут совсем ни при чем.

– Как это ни при чем, если он был один из активных деятелей русского масонства?!

– Ты хоть понимаешь, кто такие масоны?! – накинулась на нее Маша.

– Масоны – это религиозная секта такая! – выпалила студентка.

Дорогу им преградил Антон.

– Мариванна, можно с вами переговорить?

Маша остановилась, недоуменно взглянула на Антона. Он с виноватым видом смотрел на нее.

– Вы с какого курса?

– С третьего! Антон. Я одно время посещал ваш семинар по современной литературе.

– К сожалению, я вас не помню! – она нервно передернула плечиками. – А что вы хотите?

– Я бы хотел снова к вам вернуться. В ваш семинар.

Маша вспыхнула.

– Увы, это невозможно! – Она вдруг радостно посмотрела на него. – У меня, что называется, под завязку! У Бронниковой есть места, она не будет против! Извините…

Маша схватила свою студентку за руку и буквально потащила ее дальше по коридору. Антон остался на месте.

– А вот линию противостояния с Екатериной надо, наоборот, развить! Это же интересно! Императрица выводит Новикова в своей пьеске, потом арестовывает его, сама назначает меру наказания. Тут много чего есть такого, что надо раскапывать.

Голосок Маши удалялся. Антон с грустью смотрел ей вслед.

Беркутов встретился в камере для допросов с адвокатом Гарумовым. Последний был встревожен.

– Вам приветы от Лидии Александровны и Верочки! Внучка растет не по дням, а по часам. Дочь полностью успокоилась, к ней зачастил молодой отец, приносит разные подарки, Вера их принимает, и, как сказала Лида, есть шанс, что они все же поженятся. А ваш сын Костя всерьез ухаживает за Люсей, вашей секретаршей. Они оба тоже шлют вам приветы. Видишь, какой я ловкий сплетник, – бодрым тоном сообщил адвокат, молча передавая сигареты и шоколадную конфету. Беркутов съел конфету и слабо улыбнулся. Гарумов незаметно пододвинул Георгию записку. Там было написано: «Я бы на вашем месте не соглашался на условия Култакова! Я что-то не верю его лживым обещаниям. Это, конечно же, мое личное мнение! Хотя дело курирует САМ, и Култаков без его разрешения не смог бы и чихнуть, не только что обещать. Но все же что-то лично меня смущает».

Беркутов прочитал, кивнул. Гарумов забрал записку, скомкал ее, сунул в рот и сжевал.

– Рисовая бумага, настоящая, – пояснил он. – У Луция Сенеки был трактат, он не сохранился, о переменчивости погоды. Основная мысль его такова: погода меняет свой нрав не от каких-либо причин, а потому, что такова ее суть: постоянно меняться, не хранить постоянства. Вы понимаете?

Беркутов помедлил, кивнул. Гарумов, глядя в упор на Беркутова, отрицательно покачал головой.

– Подумать, конечно, стоит, но…

Гарумов двумя пальцами сжал себя за горло и вытаращил глаза. Беркутов негромко рассмеялся. Сцена, изображенная адвокатом, получилась смешной. Но через секунду Беркутов снова надел на себя печальную маску.

– Я устал уже, Эдуард Петрович. Просто устал! Это имеет какое-то значение?

Гарумов потускнел, кивнул головой.

– Имеет, – согласился он.

Адвокат поднял глаза вверх, изобразил наушники, давая понять, что их прослушивают.

– Ты должен сам принять решение… С одной стороны, предложение вроде бы заманчивое, – трагическим тоном выговорил он. – Но Генсек сейчас в больнице, положение его… – Гарумов изобразил умирающего. – Так что ситуация неопределенная.

Адвокат развел руками, и Беркутов печально покачал головой.

Сотрудник в штатском в наушниках следил за уровнем записи магнитофона. Медленно крутилась бобина с узкой магнитофонной лентой. В наушниках звучал голос Гарумова: «И обсуждался ли вообще с ним этот вопрос – уверенности никакой!» Гарумов несколько раз кашлянул. «Георгий Константиныч, вы же не ребенок, которого надо уговаривать. Я ясно выражаюсь?» Повисла пауза. Она длилась томительно долго. Звуковик сидел и слушал напряженную тишину.

16

Двое рабочих копали очередную яму. Боков, ссутулившись от зябкого ветерка, расхаживал по участку. Остановился около вентиляционной трубы, потрогал ее. Она чуть пошатнулась. Боков хмыкнул. Он подтолкнул ее посильнее, и она накренилась. После очередного толчка труба сорвалась и рухнула. Под ней обнаружилась другая труба, пошире, а в ней сквозь рыхлую землю проглядывали хвосты полиэтилена.

– Эй! Быстро сюда! – закричал майор, замахал руками, призывая к себе рабочих.

Те бросили копать, подбежали к Бокову.

– А ну-ка, раскопайте мне этот чертов воздуховод! – приказал майор. – Что-то тут не то…

И рабочие начали раскапывать воздуховод. Еще через мгновение они вытащили первый небольшой, но увесистый мешочек с деньгами. Боков не сводил глаз с этого нежданного богатства.

Беркутова ввели в камеру для допросов. Там его уже поджидал Скачко. Полковник указал ему на стул. Беркутов сел. Под глазами залегли темные круги. Он так исхудал, что пиджак болтался на нем как на вешалке. Георгий Константинович отрешенно смотрел в сторону.

– Я за ответом для генерала, – сказал Скачко.

Беркутов нахмурился. Охранник принес чай в подстаканниках, вазочку с земляничным печеньем и ушел. Беркутов вдруг на мгновение ожил, потянулся на запах. Взял стакан, поднес к носу и, закрыв глаза, блаженно втянул в себя чайный запах, прикрыл глаза.

– Настоящий, индийский… – пробормотал он.

Скачко кивнул ему:

– Пейте!

Беркутов сделал глоток чаю, зажмурился и несколько секунд сидел неподвижно. Потом открыл глаза и сделал еще глоток. Скачко не торопил его. Лишь когда Беркутов выпил полстакана, полковник, слабо улыбнувшись, спросил:

– Что же мне сказать генералу?

Беркутов шумно выдохнул.

– Не знаю.

– Мы нашли у вас на даче сорок тысяч в воздуховоде. Это ваши личные сбережения?

Беркутов кивнул.

– А что так мало?

Беркутов пожал плечами.

– Сколько есть.

– Вид у вас усталый. Может быть, вас записать к врачу? Полежите с недельку в больничке, придете в себя! Вы не против?