Шпион вышел вон Лорченков Владимир
Отворачивается. Потеряв интерес, уходит. Дверь закрывается.
Тишина. Мы видим половину помещения (глазами привязанного к стулу олигарха). Нервный голос олигарха, который не знает, что происходит за его спиной. Мы видим лицо олигарха. Он судорожно сглатывает.
А вы знаете… – говорит он.
Туда ведь русским теперь хуй попадешь! – кричит он.
Ну, в Тирасполь этот, – кричит он он.
Вы ведь, дураки, чего-то там не то спизданули, – говорит он громко.
И они теперь на вас обиделись, – говорит он громко.
Ну, сепаратисты эти, – говорит он чуть тише.
На Москву! – говорит он громко.
Так что они теперь не с вами дружат, – говорит он спокойно.
Они теперь ЕС сраку подставляют, – говорит он чуть тише.
И к ним теперь от вас хуй попадешь! – говорит он еще тише.
Значит, я вам понадоблюсь, – говорит он негромко.
Значит, без меня вам никак, – говорит он тише.
Там я в почете большом, – говорит он тихо.
В уважении, – говорит он совсем тихо.
Я вам еще пригожусь, – говорит он тихо-претихо.
Слышите, вы? – говорит он шепотом.
Ребята, мы ведь должны… вместе… – шепчет он.
Одна команд… емьер своих не сдает… – шепчет он.
Поодиночке, переломают как прути… – шепчет он.
Вместе мы едины, вместе мы сил… – шепчет он.
Не надо… – шепчет он.
Я вам пригожу… – говорит он почти одними губами.
Пожалуйста, не убива… – говорит он беззвучно.
Беззвучно плачет. Из-за спины появляется рука в перчатке, она берет олигарха за подбородок. Тот вздрагивает. Всхлипывает. Зажмуривается.
Поднимает высоко голову. Говорит:
Не Бога, кроме…
Появляется вторая рука с ножом, которая делает разрез на горле олигарха. Из-за этого олигарх становится похож на урода с двумя улыбками. Выпученные глаза. Мычание (рука в перчатке зажимает рот). Затемнение. Помещение темнеет, мы видим только окно, в котором тоже – ночь. Мы видим яркое ночное освещение Москвы. Огни, фонарики, река света на дороге…
(«многое, многое изменилось в первопрестольной в сравнении с лихими девяностыми, с их отсутствием уличного освещения, подпольными казино и другими свинцовыми мерзостями так называемого «переходного» капитализма – примечание сценариста голосом «историка» «Радзинского»).
Камера, словно вор, возвращается в палату Кремля нехотя, осторожно, показывает нам окно, потом подоконник. Мы привыкаем к темноте, и если поначалу ничего не видим внутри, то постепенно начинаем различать картинку.
Мы видим стул, с привязанным к нему телом, прямо в центре палаты.
Полу-лежащее тело, безвольно опущенная почти до пола рука. Вытянутые ноги. Тазик неподалеку. Кипятильник на полу. Черная лужа, которая начинается от руки олигарха. Мы видим, как из угла встает какая-то тень. Мы не успеваем испугаться, и в свете звезды Кремля видим, что это Конни. Собака подходит к луже крови и начинает лакать из нее. Мы видим светящиеся глаза собаки, ее фосфоресцирующие во тьме зубы… Она выглядит как собака Баскервилей (что лишний раз подтверждает глубокую вторичность всех политических и властных институтов современной Российской Федерации – прим. В. Л.).
Слышно чавкание, морда собаки в крови…
Начинается полуночный бой кремлевских курантов.
ХХХ
Мы видим Молдавию с высоты птичьего полета.
Как всегда издали, Молдавия прекрасна. Зеленеют вдали поля и огороды, блестит синей полоской Днестр, а чуть поодаль от него, полоской поуже, Прут. Синеет в дымке горизонт. Легкие облачка время от времени набегают на камеру, и тогда ее начинает трясти. Мы понимаем, что наблюдаем за Молдавией из иллюминатора самолета. Звучное отрыгивание. Камера показывает нам человека, сидящего у окна. Это генерал ФСБ, бывший лейтенант Альбац. Он допивает банку пива «Холстен» и снова звучно рыгает. Девушка, которая сидит рядом с ним – брюнетка, тонкие черты лица, намек на усики, типичный молдавский тип, – морщится, и демонстративно раскрывает перед лицом газету.
Генерал весело глядит на соседку и качает головой.
Он одет, как типичный русский полупенсионер (еще держусь когтями и зубами за место, но коллеги уже заготовили вазу и прощальное стихотворение – В. Л.), уроженец Молдавии, приехавший на свою так называемую «родину» в погоне за ностальгией и сказками про дешевое вино и копеечные цены. Одет он соответствующе. Джинсы-бананы, пакистанская рубашка, из тех, что меняли на патроны и валютные чеки бойцы ограниченного контингента советских войск в Афганистане, кроссовки с аляповатой надписью «Адидас» (слишком большой, чтобы это было правдой, – В. Л.), кожаная сумка а-ля почтальон на плече. И, конечно, – аплодисменты! – джинсовая безрукавка. Дополняет совершенно аутентичный наряд красный цвет лица, три банки из-под пива и четыре пластиковых стаканчика, в которые стюардессы «Молдова Айрлайн» наливают по 100 граммов вина (а могли бы и 200, и это в Молдавии!!! – негодующее примечание сценариста).
Генерал весело качает головой снова, и рыгает уже безо всякого пива.
Мы не видим лица девушки, лишь ее руки и газету. Крупно заголовок. «Где Комсомолочка, там победа!». Под заголовком – фотография какой-то старой советской певицы и ее альфонса. Они с показным интересом смотрят в развернутую на их столике газету. Внизу, синими буквами. «… сим и Алла читают статью нашего обозревателя, как зачать в самоле..». Даже газета выглядит…. негодующей.
Генерал отворачивается от соседки и глядит в окно. Потом – на часы. Голос пилота:
Дамы и господа, – говорит он.
До посадки в аэропорту Кишинева осталось сорок минут, – говорит он.
Скоро мы пойдем на снижение, – говорит он.
А пока мы находимся в зоне турбулентности, – говорит он.
Поэтому нас трясет, – говорит он.
Но мы делаем все, чтобы полет прошел нормально, – говорит он.
Оставайтесь на своих местах, пожалуйста, – говорит он.
И пристегните ремни, – говорит он.
Камера показывает, как проход между рядами наполняется пассажирами. Они устраивают настоящую давку у туалета. Женщины одеты в спортивные штаны и туфли, некоторые – моложе – одеты, как обитательницы Рублевки. На мужчинах – кожаные куртки. Это гастарбайтеры, которые возвращаются домой на побывку. Девушка, негодующе глядя на гастарбайтеров, говорит с легким акцентом:
Дикари! – возмущенно говорит она.
Во-во, доча, и я говорю! – говорит оживленно генерал.
Думаешь, мне поссать не охота? – говорит он.
Да ведь я старый солдат, – говорит он.
Наш танк стоял под Даманским, – говорит он.
Экипаж трое суток находился в боевой готовности, – говорит он.
И что ты думаешь? – говорит он.
Поступил приказ всем экипажам, – говорит он.
Лично от главнокомандующего Вооруженными силами Советского Союза, – говорит он.
Не ссать! – шепотом передает он приказ.
Наклонился чуть к девушке, та даже от интереса чуть приспустила газету. Край лица и глаз – веселый, безумный, – чекиста, мы смотрим на него из-за газеты глазами девушки. Газета опускается еще. Лицо генерала крупно.
А что вы там делали? – говорит девушка.
Ну, на Даманском? – говорит она.
Как что, доча, – говорит он с улыбкой.
Воевал, – говорит он.
Позвольте представиться, – говорит он.
Генерал танковых войск Николай Гудерианов, – говорит он.
Протягивает визитку. На ней нарисован танк, надпись. «Генерал танковых войск в отставке, Н. П. Гудерианов».
Ух ты, – говорит девушка.
А как же, доча, – говорит генерал.
Где я только не бывал, – говорит он.
Каких только песков не пропустил через себя затвор моей танковой пушки, – говорит он.
Какие только почвы не топтала ее верная гусеница, – говорит он.
Полуостров Даманский, Вьетнам, Корея, – говорит он.
Алжир, Египет, ЮАР, Афганистан, – говорит он.
Ну и три чеченские компании, – говорит он.
Ну то есть, две, – говорит он, потому что в глазах девушки появляется сомнение.
Там где пехота не пройдет, – напевает он.
И где машина не промчится, – поет он.
И грозный танк, не проползет, – напевает он.
Там пролетит стальная птица! – поет он.
Девушка смеется. Белоснежные зубы. Генерал поднимает руку. Появляется стюардесса. Генерал интимно шепчет ей, наклонившись вперед, и заглянув в зону декольте как соседки, так и стюардессы (пожалуй, единственный двойной удар, который удавался советским военным – В. Л.) :
Доча, сообрази шампусика, – говорит он.
Дом Периньон, – говорит он под восхищенным взглядом девушки.
Отдыхаю, – говорит он, обращаясь уже к соседке.
Прилетел в Кишинев, рос здесь когда-то, – говорит он.
Детство, юность, – говорит он.
Сейчас вот вина попить, здоровье поправить, – говорит он.
Устал я от своих заводов, – говорит он.
Запарили меня это Норильский комбинат, да Магнитогорский завод, – говорит он.
Вы там работаете? – говорит девушка.
Я там хозяйничаю, – говорит он.
Собственник я, – говорит он.
Олигарх, – говорит он.
Утомило все, вот и лечу в Молдавию, – говорит он.
Здесь я для пацанов, со двора моего кишиневского, – говорит он маразматическим тоном старпера, уехавшего из Молдавии 50 лет назад, и воображающего о ней черт знает что.
Не Николай Петрович Гудерианов, олигарх и позиция 90 в списке Форбс, – говорит он.
А Колька с Рышкановки, Колька-футболист, – говорит он.
А ты, доча? – говорит он.
Я журналист, – говорит девушка.
Ну, будущий, – говорит он.
В МГУ учусь, а стажируюсь в газете одной, – говорит она.
Ой, даже не говори названия, – говорит генерал Гудерианов.
Я старый совсем, газет не читаю, – говорит он.
Не читайте перед обедом советских газет, – цитирует он Булгакова, и девушка, как и всякая студентка филологического факультета, запоздавшая расстаться с девственностью, начинает смотреть на него с восхищением.
И вовсе вы не старый, – говорит она, берет в руку стаканчик с шампанским, которое по ходу разговора принесла стюардесса, а сосед разлил… хлопок, приглушенные голоса, обычный шум салона самолета…
Да ты что, кадришь дедушку, что ли?! – говорит, смеясь, генерал Гудерианов с обычным лицемерным паясничанием пожилого человека, который думает затащить в постель 20-летку.
… – ха! – чуть громче, чем следовало бы, смеется девушка (как и положено студентке филфака, запоздавшей расстаться с девственностью, пить она не умеет, иначе давно бы рассталась – В. Л.).
Говоришь, «Советские Известия», – говорит генерал, чокаясь пластиковым стаканчиком.
Нет, у нас не советская газета, – смеется девушка.
«Нью – Таймс» называется, – говорит она.
Ну что же, недурно для Москвы, – говорит генерал на чистом английском.
Говорите по-английски?! – восторженно говорит девушка с американским акцентом (программа «Ворк энд Тревел» создана для того, чтобы сотни тысяч людей со всего мира приобщались к культурным ценностям свободного мира – примечание сценариста голосом Барака Обамы на выступлении перед Конгрессом – В. Л.)
Было дело, готовили нас к третьей мировой, – говорит на английском генерал.
Тогда и учить заставляли, – говорит он.
Дальнейшее общение происходит на английском, как это обожают делать аборигены азиатских пост-деспотий на обломках СССР, чтобы подчеркнуть свое превосходство над низшими социальными классами.
Здорово, что можно говорит с вами, чтобы не слышали… эти, – брезгливо кивает девушка на соотечественников, стоящих в очередь в туалет.
Конечно, такой девушке как вы… не место в общем салоне самолета, – говорит генерал.
Наташа, – говорит раскрасневшаяся девушка.
Протягивает визитку. Мы видим надпись. «Нью Таймс. Наташа Мора…»
Еще шампанского, Наташа? – говорит генерал, интимно подвигав бровями.
Ой, что вы, офицер, – говорит с улыбочкой Наталья (показана утылка опустошенная всего на треть).
Я так опьянела, что в такси-то не залезу, – говорит она.
Какие проблемы, Наташа, – говорит генерал.
Вы поедете на моем лимузине, – говорит он.
Нет, я настаиваю, – говорит он.
Наташа расцветает. Сбывается вековая мечта молдаванки, – написано на ее лице, – я проеду по улице, полной нечистот, в золотом экипаже, и смогу смотреть на соотечественников сверху вниз. Глядит на тех гастарбайтеров, что стоят в очередь в туалет. И хотя она сидит, а они стоят, получается у нее все равно сверху вниз. Говорит:
Право, я и не зна… – говорит она.
Донт кэр ит, бэби, – говорит генерал.
Я даю слово офицера, что не нападу на вас, – говорит он.
К тому же, офицер танковых войск никогда не нападет, – говорит он.
На сильного противника, – говорит он.
А вы считаете меня сильной? – томно говорит Наташа.
Это написано на броне вашего танка! – парирует генерал Гудерианов.
Глядя на него, мы понимаем, почему ФСБ-КГБ, при всех его недостатках и недостатках его служащих, смог завербовать и развести 1/ 6 часть суши. Просто потому, что те, кого они разводили и вербовали, были еще глупее них самих.
У меня такое странное чувство… – говорит Наташа заплетающимся языком.
Что вы… генерал, не такой простой воин, как хотите казаться, – говорит она.
Мне кажется, – говорит она.
Вы сотрудник спецслужб, – говорит она.
Британских, – шепотом говорит она.
Почему спецслужб и почему британских, – улыбаясь, шепотом спрашивает генерал.
Вы олигарх и вы говорите по-английски, – говорит она.
Ну так я и по-китайски еще говорю, – говорит шепотом генерал.
Восхищенный вздох девушки. Лица их совсем близки. Наташино – горит.
Я нашла счастье в полете, – говорят ее глаза.
Мммм, мур-няу, – говорят глаза генерала.
О, я вся горю, – говорят ее глаза.
Ну так почему бы нам не… – говорят глаза генерала.
Я никогда еще не… – говорят ее глаза.
Ну так давай сделаем эт… – говорят его глаза.
Дамы и господа, – говорит кто-то.
Что, что за хуйня, – говорят глаза генерала.
…пристегните ремни, – говорит пилот.
А-а-а, – разочарованно говорят глаза Наташи.
Генерал, улыбнувшись, наливает еще вина в стаканчик девушки.
Чокаются, глядя друг другу в глаза. Крупно – пузырьки в стаканчиках…
…отъезд камеры. Мы видим, что шампанское пузырится, но уже в хрустальных бокалах, которые держат в руках Наташа и ее попутчик, товарищ генерал Гудерианов. Они сидят в белом лимузине, общий план автомобиля на фоне аэропорта Кишинева, лимузин трогается, окно закрывается. Салон. Генерал и девушка сидят друг напротив друга.
Я сразу поняла, что вы особенный, – говорит девушка.
Этот простоватый прикид… эти нарочито простые манеры… – говорит девушка.
…все это создавало впечатление чего-то Иного, – говорит девушка.
О, да, я куда больше привык к дорогим костюмам, – говорит генерал.
Чем к таким вот нарядам, – говорит он.
Но так не хочется обижать друзей детства, – говорит он.
Которых я увижу тут, – говорит он.
Ведь не все они стали тем, кем стал я, – говорит он.
Генералом, владельцем крупной компании, – говорит он.
Миллионером, не нашедшим своего личного счастья, – говорит он.
Наташа выглядит как человек, сорвавший банк в казино.
Дадите мне м-м-м-м, – говорит она.
Дам, Наташа, – говорит генерал.
Дадите мне интервью, Николай? – говорит она.
Я бы с удовольствием сделала цикл передач, – говорит она.
Солдаты неизвестной войны, – говорит она.
Наши земляки в Алжире, Афгане, Намибии, – говорит она.
Еще в ЮАР! – говорит генерал.
И в ЮАР! – говорит девушка.
Мы видим, что она одета в костюм, юбка до колена, жакет, рубашка с большим воротником, расширенные рукава – в общем, вариация на тему «Бешеных псов», Тарантино. Для провинции и общежития МГУ вполне модно. Генерал говорит:
Мне нравится, как вы одеты, – говорит он.
У вас есть вкус, – говорит он.
О, и не только, – говорит Наташа.
У меня есть и вкус к авантюрам, – говорит она.
Смотрит на генерала многозначительно. Чокаются шампанским, генерал говорит:
На брудершафт! – говорит он.
На брудершафт, – повторяет девушка.
Тянут бокалы к губам друг друга, пьют. Потом – целуются. Камера скользит по ним, опускается ниже, вместе с рукой генерала, который лапает Наташу за бедро, потом за ляжку, потом лезет под юбку… Крупно – чулки в сеточку на Наташе (хоть одна деталь, да испортит наряд провинциалки – В. Л.). Крупно – обшивка сидений лимузина. Затемнение.
Отъезд камеры. Мы видим чулки, лежащие на сидении. Одежда, разбросанная по салону. Абсолютно голая Наташа. Она сидит, поджав под себя ноги, и держит в руках телефонную трубку. Раскрытая дверь лимузина. Тоже совершенно голый генерал Гудерианов-Альбац. Он стоит спиной к зрителю, мы видим его мясистые ягодицы, спину, мускулистые волосатые ноги. Судя по характерному звуку, и положению рук, генерал мочится. Он напевает.
Шаланды полные кефали, – поет он.
В трусах, – перебивает он сам себя.
В Одессу Костя приводил, – поет он.
Без трусов, – перебивает он себя.
И все биндюжники вставали, – поет он.
В трусах, – резко говорит он.
Когда в пивную он входил, – поет он.
Без трусов, – говорит он.
Смеется. Мы видим поле, солнце, проступающее через облака. Видим бабочку, божью коровку, кузнечика. Стебли кукурузы, ласково кланяющиеся издали генералу. Крупно – его лицо, он блаженно жмурится. Общий план лимузина с невозмутимым шофером за рулем. Шофер смотрит перед собой. Голая Наташа с трубкой. Девушка говорит по-румынски.
Мама, это любовь, – говорит она.
Мама, вы не понимаете, это любовь подкралась ко мне, – говорит она.
Как убийца, с ножом в руке, – говорит она с надрывом.