Игра с огнем Джейн Анна

Дэн молчал. Присутствие Эля продолжало угнетать его. Ничего против этого чела он не имел, но все-таки хотел остаться с Марией наедине. Он поймал взгляд Чипа, кивнул на Рафаэля и поморщился, а потом показал два пальца, ткнув ими сначала в себя, а потом в сторону юной хозяйки дома, имея в виду, что желает остаться наедине с девушкой.

– Слушай, иди в комнату к Федьке, полежи там, а? – попросила Рафаэля она со вздохом. – Тебе будет спокойно, и никто приставать не будет.

– А твой братец против не будет?

– Не будет. Он гостеприимный.

Длинноволосый поворчал, сказал Дэну загадочное: «При родаках – не дело», но согласился и все с теми же тихими стонами вышел из комнаты вслед за Бурундуком. Она довела его до комнаты брата, проследила, чтобы тот лег на его диван, и даже заботливо накрыла тонким пледом, после чего вернулась обратно к Смерчу. И они, наконец, остались вдвоем.

Дэн медленно провел ладонью по светлым обоям, на которых был изображен фейерверк теплых искр.

– Невежды обтирают руки о занавески или скатерти, а ты их переплюнул – об стены начал, – засмеялась Машка.

– Я могу переплюнуть любого, Чип. Мне нравится твоя комната, – добавил он немного погодя, вновь оглядывая мебель.

– Чем она может нравиться? – спросила ее хозяйка, беззаботно плюхаясь на диван. – Здесь всего-то диван, стол, стул, комп да шкаф. И не открывай его, а то оттуда все вывалится!

– Здесь есть все, что и должно быть в комнате нормального человека, – отвечал парень. – Давно встала на доску? – кивнул он на сноуборд.

– Несколько лет, – ответила девушка. – Федька с друзьями увлекся, и я с ними за компанию.

– «Регуляр» или «гуффи»?[5]

– «Регуляр», – не думая, отозвалась Маша, усаживаясь на диван. – Но и правой могу. А что, – прищурилась она, – тоже катаешь?

– Редко.

– Но наверняка метко. Лучше всех небось катаешь, а, Смерчик?

– Обычно, – пожал он плечами.

– Ну-ну, – не поверила юная хозяйка комнаты. – Наверняка ты опытный райдер. Флипы[6] выкручиваешь нереальные, родео… В хафпайпе[7] трюки делаешь.

– Я же сказал, что редко на доску вставал, – спокойно отозвался парень. – Никаких трюков не делал. И больше люблю лыжи, – признался он.

– Ты прямо как Димка, – захихикала девушка. – Ему сноуборд категорически не понравился. Видите ли, лыжи лучше. У него просто не получалось.

– А у тебя, милый Чип, хорошо получается? – поинтересовался Денис, не отрывая взгляда от сидящей Маши. Кажется, настроение у нее было хорошим, на губах играла легкая улыбка, а в глазах пряталась игривость.

– Да особо и нет, – махнула рукой девушка. – Чуть-чуть. Просто для души катаю. Да и то нечасто. Это мой второй бордик, – ласково назвала она доску. – Первый сломался.

– Неужели из-за трюков? – поднял бровь Смерч.

– Какое там. Расслабилась, тупанула и неудачно упала. И связки еще тогда потянула на ноге. Но это ничего. У народа такие травмы порой бывают, ломают все, что можно, но все равно доску не бросают.

– Опасная ты все-таки девочка. Береги себя на своем новом бордике. О’кей? – он с улыбкой посмотрел на девушку, сам того не осознавая, как она гипнотизирует его.

– Хорошо-хорошо. Я и так осторожная, – отозвалась та.

Зная точно, что Маша не любит нотаций и наставлений, Дэн не стал распинаться о том, какими бывают последствия экстремальных видов спорта, но и не забыл поставить в голове галочку напротив пункта «Как сделать партнера более осторожным», решив, что со временем надо будет вложить в прелестную девичью голову информацию об опасности.

Смерчинский вновь оглядел ее комнату. Его взгляд остановился на квадратных фотообоях на стене, противоположной дивану. Только сейчас Дэн внимательно присмотрелся к ним и понял, что на их черном фоне изображено абстрактное, замысловатое симметричное синее лицо, кажется, принадлежащее девушке, волосы которой весьма своеобразно заменяли синие же ласточки.

– Кто это? – спросил Дэн у Маши, завороженный необычной картиной, от которой исходило непонятное волшебство.

– Это Нептун. В интерпретации художника Тома Вудраффа, – пояснила Чип, тоже глядя на стену. – У него есть целый цикл, называется «Солнечная система». Земля, Сатурн, Плутон – он изобразил все планеты. Но в своем видении. Вудрафф использует технику двойного лица и изображает планеты таким вот образом, абстрактно, со знаками, с кучей символов, которые нужно долго разглядывать… Использует оптические иллюзии. Я нашла в Интернете после одной из лекций по искусству все планеты, и Федька через знакомых сделал мне из них фотообои – десять штук, по числу картин из цикла, – продолжала Маша. – Иногда я их меняю – по настроению. Сейчас у меня висит Нептун, уже давно. Марина и Лида говорят, что им не нравятся эти картины, а мне они по душе. Волшебные, да?

– Может быть. Нептун – планета иллюзий, – кивнул Дэн, продолжая рассматривать картину.

– И не только. Планета мечтаний, грез, и по-моему, путешествий. Кстати, я давно хотела поменять ее на картину с изображением Солнца, но все никак не доходят до этого руки, – отозвалась Маша. – Леще, Дэн, если «перевернуть» картину, ты увидишь совершенно другое лицо. Концепция словно поменяется. И это классно. Ты знаешь, я считаю, что в каждом человеке есть два лица, две его стороны, и частенько мы видим только одну из них. Чтобы увидеть другую сторону, надо буквально стать на голову. А Вудрафф точно отразил природу человека – только в планетарных масштабах.

– А ведь ты права, – сказал парень, вдруг совершенно точно ощутив, что он сегодня может открыть для себя совершенно другую Марию Бурундукову.

Дэн склонил голову набок, внимательно вглядываясь в синее лицо духа планеты, нахмурился, но так и не увидел обещанного «превращения» картины. Потом, не думая, ловко встал на руки, чем рассмешил хозяйку комнаты. Лицо загадочной женщины на картине тут же превратилось в рогатого субъекта в чалме и с бородой, напоминающего Дэнни сатира.

– Клоун, – весело засмеялась Маша, заметив, как задралась черная футболка, оголив живот.

– Твой личный, – вернулся в нормальное положение парень. Он улыбался, но глаза у него были задумчивыми.

– Мой личный, – согласилась она. – Ну, как, увидел изменения в лице?

– Да. Впечатляет. Хороший контраст. Я бы не смог повесить это в своей комнате.

Девушка лишь пожала плечами. Дэн на мгновение ею залюбовался – она сидела на диване, подогнув под себя обнаженные ноги, смотрела в окно, и ветерок, который из приоткрытых створок врывался в комнату, играл с чуть волнистыми прядями. Смерчу тоже тут же захотелось запустить пальцы ей в волосы. Что он и сделал, оказавшись рядом с задумчивой Машей на диване. Ей такое его поведение понравилось, и девушка закинула руки ему на плечи.

– Устал? – спросила она несвойственным для себя ласковым голосом. – Хочешь спать?

– Есть немного. А ты предлагаешь спать здесь, с тобой? – невинно посмотрел на нее Смерч.

– Вот дурак, – покачала головой Чип, поджав губы. – Ты помешанный на одном деле.

– Может быть, – никак не мог оставить волосы Марии в покое парень, все приближаясь и приближаясь к ее лицу.

Парень и девушка не отрывали друг от друга глаз, и, казалось, воздух вокруг них потяжелел, а время стало идти медленнее.

Несчастный голодный орел готовился по взмаху флажка мчаться к столу с яствами. Однако его дисквалифицировали.

В комнату совершенно не вовремя заглянула мама Маши. Дэн чертыхнулся про себя и убрал руки, став скромным и милым.

– Ребята, – лукаво взглянула на них Вера Павловна, – вы куда пропали? Пойдемте к нам! Петь вместе будем.

– Мама, – скучным голосом сказала Чип, – видишь, мы разговариваем? Мы не хотим петь.

– Ты за себя говори, – улыбнулась Вера Павловна. – А ты, Денис? Может быть, ты еще голодный? Пойдем к столу, милый?

– Нет-нет, – испугался парень, которого все женщины этого дома всю дорогу подкармливали. – Я ничего не хочу. Хотя вы так вкусно готовите, что отказываться просто грех.

– Ну ладно, – подмигнула незаметно от Дэна дочке довольная вечером Вера Павловна и оставила детей в покое.

Как только она ушла, к ним заглянул Федька. Удостоверился, что «наглый красавчег» ничего не делает с его сестренкой, и ушел. После, минуты через три, Машу решила проведать тетя и минут двадцать болтала с ней о том, «какой сегодня хороший вечер получился». После ее ухода Смерчинский с досадой укусил себя за запястье.

– Ты чего, Дэн? – спросила его Маша и с очаровательной улыбкой протянула ему свою собственную руку. – Кусай, не стесняйся. Чистая.

– Тебя кусать я не буду, – отказался он мягко. – Но можешь покусать меня. Нет-нет. – Он с притворным страхом спрятал руки за спину. – Вдруг я в тебя тогда превращусь?

Маша опять засмеялась. Гости продолжали не совсем музыкально, но очень весело петь в караоке.

– Давай выйдем на улицу? – предложил ей парень.

Она легко согласилась и вскочила с дивана.

– А, нет, подожди. Дай чистую бумагу, – попросил Смерч неожиданно, что-то вспомнив.

– Листы для печати подойдут? – недолго думая вытащила из принтера белоснежные листы девушка и протянула ему. – А зачем тебе? – запоздало полюбопытствовала она.

– Ребенку вашему кое-что сделать обещал, – было ей ответом. Какое-то время он складывал одну бумагу за другой, превращая ее в самолетики, легкие, бесстрашные и готовые к воздушному бою. Машка внимательно наблюдала за каждым движением темноволосого парня, за каждым сгибом листа, но не запоминая то, что он делает, а любуясь им.

– Какие разные получаются. А я только самые простенькие делать умею, – вздохнула она, вертя в руках один из самолетиков, похожий на бумажный штурмовик.

– В детстве у меня была книга оригами, большая, красочная. С иллюстрациями. Самолетики – первое, что я научился делать, – не переставая мастерить самолетики, сказал Денис. – Мне хотелось иметь много самолетиков. И ангар к ним. Одно время я играл только с ними.

– А обычные самолетики тебе не нравились? Они же классные, – удивилась Маша, которая сама отдавала предпочтение не куклам, а мальчишеским игрушкам.

– Нравились. Но бумажные лучше летали. У меня был целый воздушный флот. Ладно, думаю, столько твоем брату хватит. – Пойдем?

– Пойдем.

Девушка первой вылетела из комнаты, словно на крыльях, не забывая улыбаться. От ее улыбки у Дениса повышалось настроение.

В прихожей босоножки она обувать не стала. Скептически поморщившись, заявила, что у нее ноги болят до сих пор, а издеваться над собой она не любит, поэтому сунула их в голубые кеды.

Дэн нашел это по-детски очаровательным – воздушное лазурное платье и высокие кеды почти того же цвета. И он не отказался бы сейчас оказаться с Марией на ее милом диванчике напротив волшебной картины, но с условием, что в ее доме никого не будет, хотя бы пару часов…

– Прошу, Бурундучок, – открыл мне дверь чересчур галантный Смерч.

– Спасибо, Бурундучок, – отозвалась я едко. В кедах я чувствовала себя более уверенно, хотя с платьем уже свыклась. Мне даже нравилось, как тонкая ткань холодит кожу.

– Почему ты меня так зовешь? – полюбопытствовал парень, спускаясь следом за мной.

– А ты меня почему? Насколько Машина голова помнит, я – Чип, а ты – Дэйл.

– Логично. Эй, стой, подожди меня! Ты должна мне дать руку!

– А ногу не хочешь? – спросила я тут же, но ладонь протянула, радуясь, что Смерчинский не видит моей улыбки.

Мы оказались на улице, трогательно взявшись за руки, и ушли в глубь двора, скрывшись за густой листвой тополей.

На светлом еще небе, западная часть которого была озарена последними лучами заходящего солнца в розовый цвет, виднелась белая, почти прозрачная половинка луны, и мы, не сговариваясь, уставились на нее, и несколько минут смотрели вверх. А потом так же синхронного опустились на лавочку.

– Маша? – осторожно спросил Смерч и подул мне на волосы. – Маш?

– Что, Дэн? – негромко спросила я, понимая, что этот момент надолго сохраню в своей памяти.

– Ты согласна продолжить наше общение? На том уровне, который от нас ожидают? – задал мне вопрос Смерч.

– Ага, – отозвалась я деланно печально, хотя внутри взрывались от радости радуги. – Согласна. А когда ты мне расскажешь про Князеву и Ника? Зачем тебе понадобилось следить за ними, а? И разбивать их пару?

– Я все тебе расскажу. Только чуть позже, – вновь пообещал Дэнни. – Однажды я обязательно тебе все расскажу. Чип, сейчас я – железо.

– Люблю самокритику, – покивала я. – А с чего ты себя так невзлюбил, железо?

– Просто ты сегодня как магнит. Меня к тебе тянет. И пока я этого не сделаю, я не оставлю тебя.

– Этого? Чего – этого? – не поняла я сначала, но он мне все объяснил на языке жестов и прикосновений.

Вместо ответа Дэн положил мне руку на затылок, чуть приподняв голову, и передал мне пару тысяч микробов, а вместе с ними желание переделать эти чудесные минуты в столетия. Просто поцеловал – так знакомо, ласково, ненапористо, с изумительной чувственностью, которая могла бы стать прекрасным подарком любой, наверное, девушке любого возраста. Он не просто касался моих губ, а как будто бы общался со мной через поцелуй на каком-то ранее неведомом мне уровне, настолько близком и понятном, что у меня чуточку немели руки от изумления – почему я раньше не знала этого прекрасного языка? Почему не общалась на нем?

От переизбытка нахлынувших эмоций я схватила его за предплечье и крепко сжала, боясь упасть, потому что происходящее так сильно захватило меня, что все вокруг стало медленно кружиться.

Орла впервые за весь день покормили. Нет, открыли ему доступ к столу с яствами, и тот не стал медлить – набросился, бедный и изголодавшийся, на все блюда и даже чавкать не стеснялся. Монстрик, подумав и почесав перепончатыми лапами с когтями свой насупленный лоб, присоседился к пиршеству.

«Я тебя не отпущу. Я боюсь упасть».

«Не бойся ничего. Ты ведь со мной. И я тебя держу. Ты тоже меня держи. Не дай оказаться внизу, в плену моих воспоминаний».

«И ты ничего не бойся. Я рядом».

Когда мы оба, довольные, улыбающиеся, не совсем понимающие, что происходит, отстранились друг от друга, наступили зябкие сумерки, а золотистый теперь уже месяц оказался точно над нашими головами. Мы сидели на заборе, касаясь друг друга лбами, и просто молчали. Звезд на небе было мало – они все были в наших глазах. А разговаривать не хотелось, окутавшая двор тишина казалась волшебной. Тронь ее – и она рассыплется, и ее магия вместе с ней. Да и все было понятно без слов.

Я смотрела на Дэна и безмятежно улыбалась, не забывая проводить рукой по его волосам.

– Ты мне очень нравишься, – шепнул мне Смерч, не отстраняясь, – давай попробуем все серьезно?

– Давай, – прошептала и я.

– Мне иногда кажется – ты взрослеешь.

– Иногда мне это тоже кажется.

– Мне это нравится. – Он сжал мою ладонь в своей.

– И мне тоже. Мне нравится понемногу меняться. Это здорово, – тихонько призналась я.

– В нас биологически заложена потребность к изменениям. – Дэнни так и не повышал голос, и мне безумно нравилось слышать его шепот. – Это одна из главных потребностей, наряду с потребностью в пище или воде. Если человек живет однообразно, он начинает болеть или хандрить. Ты знала?

– Не-а. Я много чего не знаю, – виновато улыбнулась я.

– Я тоже.

– Нет, ты знаешь много. Очень.

– Хочешь, я научу тебя тому, что знаю? – спросил он внезапно.

– Китайскому языку? – Я заулыбалась. – Смерч, скажи мне что-нибудь по-китайски, а? Скажи? Пожа-а-а-лста!

Минут двадцать я смеялась над тем, что и как произносил Денис, пыталась угадать, что именно он говорит, а он подсказывал мне жестами, что имеет в виду. А потом и я попробовала повторять за ним замысловатые фразы на китайском языке с глухими и шипящими звуками, и тогда уже ржал он. Он говорил: «Скажи это слово» или «Скажи эту фразу», и я старалась выговорить ее по слогам и с верной интонацией. Слыша то, что я так усердно произношу, Смерч радостно смеялся. Я в шутку обижалась и дулась, а Дэн смешил меня, и даже показал на небе, на котором слабо, но все же светились звезды, какое-то простенькое созвездие. Он рассказал мне, что потолок в его комнате – одна сплошная звездная карта неба, и я тут же захотела ее увидеть и напросилась в гости. А потом, как бы мне ни хотелось продлить эти минуты надолго, ему пришлось уезжать. Мне стало так обидно, что Смерчик покидает меня, но ничего поделать я не могла – ему позвонил отец и потребовал, чтоб Дэн явился домой.

Сытому орлу тоже не хотелось расставаться с новым другом, и он чувствовал себя провожающим, тем самым, что остается в одиночестве на перроне и машет вслед отъезжающему поезду, в котором находится, несомненно, кто-то важный и отдаляющийся.

– До понедельника? – со своей беспечной улыбкой сказал Дэнв.

– До понедельника.

– Я провожу тебя до квартиры.

– Не надо, я сама дойду. Езжай.

– Ты не только сегодня красивая, – негромко сказал он на прощание, когда уже оказался около дожидающегося его джипа.

– Что ты имеешь в виду? – старясь скрыть грусть, спросила я.

«Не уходи, а?» – жалобно накорябали головастики.

– Ты всегда такая. А я только об этом вспомнил. Или только понял. Когда встал на руки, чтобы увидеть второй лик.

Я удивленно на него поглядела.

– Пока, Чип, обещаю, что приснюсь, – с этими словами Смерчинский сел в автомобиль, больше не оглядываясь, и через минуту тот скрылся в наступающих сумерках. Монстрик прилип к заднему стеклу и таращился на орла. Рядом с ним виднелся еще чей-то дымчатый ирреальный силуэт, принадлежащий довольной леди в шляпке.

А я все стояла и смотрела на дорогу, и не могла заставить себя сдвинуться с места и отправиться домой, словно понимала, что как только я покину улицу, все очарование вечера, собранное нашими совместными усилиями, унесется в прошлое. А пока я стою здесь, это очарование находится здесь, со мной – в настоящем.

Домой меня позвала мама. Как в детстве – с балкона. Пришлось подниматься в квартиру.

Орел летал над этим местом до самого утра наперегонки с ветром.

Ночью, лежа в своей уютной постели, когда я долго не могла заснуть, обняв подаренного мне Дэном тигренка, я поняла как-то случайно, что люди не могут жить друг без друга. Без взаимного тепла, улыбок, объятий. Одиночество любят те, кто никогда не любил взаимно и не был счастлив в этой любви – хотя бы пару минут, пару самых коротких мгновений. Чувства – это в первую очередь поддержка. И сейчас эту поддержку в самых красивых и тонких ее проявлениях дает мне именно мальчик-ветер. И пусть даже самый великий скептик планеты, не важно, умудренная опытом женщина или знающий все на свете мужчина, скажет мне, что я – всего-навсего глупая девчонка, мечтающая о какой-то там нелепо-романтической любви и верящая россказням глупцов о том, что взаимные чувства существуют, я только весело засмеюсь. И пожалею этого человека, если он начнет утверждать, что в нашей жизни нет принцев, и романтики, и взаимности, и прочей глупой чепухи. Принцы есть – королевские регалии еще никто не отменял. А еще есть такие необыкновенные люди, которым мы смело прощаем недостатки и которым просто симпатизируем. Которых любим. Для нас они становятся не принцами – настоящими императорами. А мы для них – императрицами. Потому что только взаимность порождает чудо, имя которому чувства.

В туже ночь мне пришло в голову, что воинствующие скептики, отрицающие любовь, – это люди, которые в какой-то степени потеряли свою жизненную удачу. Своими собственными стараниями они соорудили себе клетки из самых прочных материалов: страха, комплексов, лжеидеалов. Они сами себе не дали – или не разрешили – почувствовать те самые такие необходимые поддержку и человеческое тепло. Прикрылись щитом с надписью «Я знаю, любви не бывает, кретины!» и вооружились сломанным копьем под названием «Я боюсь отношений, но презираю тех, кто их имеет». Заперлись в своем изоляторе.

У меня раньше тоже был свой изолятор. И кажется, сегодня я вышла из него. И вопреки тревожным ожиданиям увидеть постапокалиптичный мрачный мир, увидела только яркое солнце.

А он не наврал – Смерч. Уж не знаю почему, но этой ночью Дэнни мне действительно приснился. А когда я, наигранно возмущаясь, рассказывала об этом чудесном сновидении Маринке и Лиде, то смущалась, а они только восторженно хохотали.

В переполненном автобусе, который, к сожалению, никак не хотел становиться резиновым и даже отращивать второй этаж не желал, я висела на поручне, изредка кидая на окно замученный взгляд и считая количество остановок до университета. Одной рукой я держалась, а во второй сжимала телефон, на котором большим пальцем набирала сообщения. Переписывалась с Лидой, парой одногруппниц и конечно же со Смерчем. Ему и уделяла основное внимание – общаться с этим парнем даже посредством текстовых сообщений мне нравилось все больше и больше. Дэн даже на расстоянии умудрялся передавать мне свою положительную энергию и заряды позитива.

«Я боюсь, Смерчинский! Я боюсь сдавать этот зачет!!» – жаловалась я ему, зная, что он меня точно поддержит.

«Называй меня Пушистиком, мои эсэмэс изредка читают друзья:) Пусть знают, что ты меня любишь. Не бойся, Мария. Ты сдашь все зачеты. Гарантия от Дэна – больше, чем гарантия», – с удивительной быстротой отвечал Дэнни. В отличие от меня, прущейся в субботу на последний, наисложнейший, зачет, он валялся дома в своей уютной постельке, разбуженный моим наглым сообщением.

«Когда ты говорил, что любишь Тролля, ты тоже был убедительным!!»

«Я не отрицаю, что сволочь)) Напиши хотя бы раз смайлик, Чип? Иначе буду дуться и страдать».

«;) :-) ;) =) 8-}: * О_о, – мигом припомнила я забавные смайлики. А в душе продолжал метаться орел, временно запертый в клетку. – Хватит? Нет, серьезно, Смерчинский, мне страшно! Сейчас я приеду к универу и придется идти на этот зачет!! А если я его не сдам??(((»

«Тебе нужна мотивация. Помни – ты сдаешь зачеты, и мы пойдем на свидание!»

«А если не сдам?»

«Тогда ты идешь на пересдачу, Бурундучок», – правдиво отвечали мне. А я так и видела, как он лежит на животе в своей кровати с белоснежными простынями, в комнате, залитой ярким солнцем, лохматый и зевающий, подперев одной рукой подбородок, сонно щурится и набирает мне ответы.

«Спасибо, ты такой добрый и чуткий!!»

«Мне положено быть таким =) Кстати, тебе нужен талисман. Есть такие талисманы… подержишь их в руке, и к тебе приходит удача.»

«И где я возьму тебе такой талисман, Смерчинский?»

«Уже нигде… (Не печалься по пустякам, little chipmunk».

«Ничего себе пустяки. Это для тебя зачет – так, пустячок, а для меня… Все((( Я приехала, сейчас пойду на казнь. Спэшл для твоих френдов, читающих чужие эсэмэски – КОТЕНОК, мне пора! {:?». Я нажала на «отправить» и выскочила из автобуса, морально готовясь к зловредному субботнему зачету. Я была готова к нему примерно процентов на сорок из ста, и этот прискорбный факт меня жутко коробил.

Я вышла из автобуса вместе с толпой других студентов. Остановка сумела впервые в жизни удивить меня – не фактом своего существования, а наличием на ней одного представителя рода человеческого. Смерч стоял на остановке, чуть поодаль от людей, скрестив руки на груди. На его шее, закрывая ящерку, красовались спущенные фиолетовые наушники, а в руке был зажат смартфон в кислотно-желтом футляре. Темно-шоколадные волосы самым наглым способом трепал его родственник – северный ветер. Я остановилась – в меня чуть не врезалась идущая сзади девушка и озадаченно перевела взгляд с умиротворенного ветром лица Дэна на его спортивный светло-серый короткий пиджак с капюшоном и широкими манжетами, и обратно.

– Ты? Ты что тут делаешь?! – удивилась я, подбегая к парню. Судя по тому, как Денис улыбнулся, ему понравилась моя реакция. И какого он мне парил мозги, что торчит дома, а я, такая вредная и злая, его разбудила?

– Привет, мой хорошенький Чип. – Приблизился Смерч ко мне и обнял в знак приветствия, на мгновение крепко прижав к себе. – Твой талисман прибыл. Бери меня за руку, заряжайся удачей, и пошли в университет.

– Ты, талисман… Ты чего мне врал?

– Я не врал, – возмутился тут же парень, – я готовил тебя к сюрпризу. Давай, пошли, ты и так с опозданием в полтора часа приехала. А мне надоело тут уже тридцать пять минут торчать.

– Почему тридцать пять? – не врубилась я, не стесняясь, беря его за руку. На его указательном пальце мною найдено было металлическое тонкое кольцо, которое я тут же сняла и надела себе на большой палец. Дэн не возражал.

– Потому что я так и подумал, что к началу зачета ты не приедешь и опоздаешь, но не думал, что настолько опоздаешь, – ответил он мне.

Я поймала его взгляд и внутренне поразилась тому, как он смотрит на меня: таким мой знакомый парень, коллекционирующий старинные монеты, смотрел на сердце своей коллекции – как на сокровища, с трепетом, только в синих очах Смерча не было фанатизма.

– А зачем мне приезжать вовремя? – пожала я плечами, втайне радуясь, как ребенок каникулам, и все же надеясь, что такие же взгляды я не дарю Дэну. – Я в первой пятерке не иду же отвечать, можно и позже приехать. А ты-то тут что делаешь? Тебе ведь в универ сегодня не надо.

– Сказал же. Устраиваю тебе сюрприз, – отозвался он. – Но на самом деле я захотел увидеть тебя, моя малышка. А-а-а… Вот видишь, видишь?

– Что вижу?

– Мне хочется тебя называть всякими ласкательными словечками. Цени это, Бурундук. Почему у тебя руки холодные?

– Боюсь я, – отозвалась я тоскливо. – Последний зачет, как-никак. И самый трудный. Я вообще вымоталась за неделю.

– Бедная ты моя, – на ходу наклонился ко мне Дэн и потерся носом о щеку.

«Оу-у-у», – дружно выдохнули головастики, мгновенно из серо-буро-малинового превращаясь в золотисто-розовые и загадочно мерцающие.

– Эй! Не наглей, Смерчинский, – смутилась я.

– М-м-м, от твоих волос замечательно пахнет. Я тебя так жалею, – весело откликнулся он.

– Не поверишь, но я себя тоже жалею.

Да, эта неделя подарила мне множество впечатлений, в первую очередь, конечно, связанных с учебным процессом, а также вытянула из меня последние нервы. Честное слово, головастики не хотели терять их и тянули нервные окончания в свою сторону, зная, что те не восстанавливаются или делают это крайне медленно. Но окружающий мир решил, что ему мои нервы нужнее, чем мне, и делал все, чтобы я испытывала эмоциональную напряженность. Я, конечно, старалась бодриться и заряжаться оптимизмом, но все равно волновалась и даже слегка истерила временами. Все знают, что такое начало сессии, которая, как всегда, приходит внезапно (ну прямо как зима!), и каким волнительным бывает время сдачи зачетов и экзаменов.

Мама, которая активно обеспечивала меня шоколадками и таблеточками для мозгов, говорила вечерами, что это время я еще буду вспоминать с улыбкой, но я только подозрительно на нее смотрела и тяжко вздыхала. Что-что, а нервотрепку со сдачей предметов я вспоминать – с улыбкой, без улыбки – не буду, это уж точно! Хотя… Время, когда мы дружненько, из-за отсутствия лавочек, сидели всей группой прямо на полу под дверью кабинета, где проходил очередной зачет, и шуршали конспектами, пересказывая друг другу ответы на вопросы, мне явно никогда не забыть! Такое потрясение для детского организма!

Понедельник и вторник у моего организма прошли относительно спокойно. В первый день недели оба зачета я умудрилась списать – не зря полночи заливала в телефон шпоры в электронном формате. На следующий день зачеты были хоть и не простыми, но с преподавателями, явно сочувствующими студентам-разгильдяям, поэтому мне вновь повезло. В среду я с легкостью получила зачет по физкультуре, с которой, на зависть девчонкам, у меня никогда не было проблем, и даже дружески поболтала с нашей преподавательницей, гонявшей по нормативам одногруппников. Зачет по истории мировой литературы я тоже сдала неплохо – к нему я все же готовилась, кое-как, конечно, но с душой, читать ведь я люблю, да и с вопросами мне повезло, и я все ответила верно, ну, почти верно. В четверг по одному из зачетов я внезапно получила автомат, а потом, в обед, чуть с ума не сошла, когда пришло время сдавать управление персоналом – для шпор я нашла какие-то совершенно неправильные ответы, и они оказались бесполезными. И я почти весь день, закрыв уши ладонями, сидела в библиотеке, в бешеном темпе читая учебник и конспекты Лиды, стараясь запомнить материал. В конце концов, я пошла сдавать этот предмет едва ли не предпоследней, с трясущимися руками и деревянным лицом, но все же смогла получить зачет, кое-как вспомнив то, что я учила пару часов назад. Преподаватель по управлению персоналом, аспирант, симпатичный и молодой, но уже строгий, в конце моего ответа неожиданно мне подмигнул и сказал, что его не стоит так сильно бояться.

– У вас, Мария, выражение лица такое, словно я вас съесть хочу, – говорил он мне, ставя в зачетку свою размашистую подпись – мои глаза внимательно следили за движением руки препода над самой дорогой для студента вещью.

– Мало ли…

– Вот, возьмите, – потянул он мне зачетку, – ваш ответ был хорошим. Вы, наверное, несколько дней готовились, Мария?

– Несколько часов, – вырвалось у меня.

– М-м? – не понял аспирант.

– Да-да, почти всю неделю, – громко ответила я, окидывая взглядом двух оставшихся одногруппников-мучеников, пожелав им удачи и выходя в пустой коридор – время подходило почти к семи часам вечера.

Там на свободной лавочке сидел в наушниках сэр Дмитрий, погруженный в какие-то свои глубокие мысли. Меня он не видел, закрыв глаза и откинувшись спиной к стене. Зачет он сдал часа два назад и, наверное, ждал своих дружков, все еще мучающихся в кабинете.

Как вести себя с ним, я не совсем понимала. Вроде бы он – мой друг и король моих персональных подколов, а с другой стороны, вдруг Смерчинский прав и я нравлюсь Чащину? Это, конечно, бредовая идея, у него есть девушка, и меня, скорее всего, он воспринимает как однокурсницу и своего в доску парня, но чего только не бывает в нашем дурном мире?

К тому же в начале недели Димка вновь вел себя несколько странно – отстраненно и замкнуто, и лишь через пару дней, когда я сама стала активно пытаться общаться с ним, не обращая внимания на его сумрачность, он ожил, превращаясь из спокойно-серьезного и какого-то чужого мне парня в привычного удобного идиота Чащина. Он даже умудрился сделать мне очередную гадость – прозвал инфернальным злом, когда я с парнями-одногруппниками стала от скуки делать ставки, как кто сдаст или не сдаст сессию.

– Привет, чувак! – взъерошила я ему волосы, радостная, что сдала зачет. Из-за музыки он не услышал моего голоса – просто повернулся со словами:

– Слушай, хватит, давай не здесь? Я же сказал…

– Чего не здесь? – удивилась я. – Что ты сказал?

Димка резко снял наушники и, повернувшись, удивленно уставился на меня.

– А, это ты? – выдохнул парень.

– А ты кого ожидал увидеть? – я опустилась на лавку рядом с парнем. – Мамонта в юбке?

– Никого. Сдала? – тут же спросил меня Димка.

– Сдала.

– Ну, молодец. Марина сказала, ты в библиотеке весь день сидела и учила.

– Ага… Мои мозги выкипели. Теперь я совсем безмозглая. Бли-и-ин, почему я в течение семестра не училась, а? – болтала я с легким сердцем. – Нет, я завязываю так учиться. В следующем семестре я все-все выучу уже осенью… И получу кучу автоматов, и прогуливать не буду. И все сдам на «пять». А, я слышала от ребят, ты тоже сдал, да?

– Да.

– Ухты, ботаник. Классно! Нам осталось только субботу отмучиться, и сдать три экзамена. Я очень жду каникулы. А ты?

Между делом я полезла в рюкзак и достала бутылку с водой – после моего пространного ответа в горле пересохло. Крышка, правда, никак не желала расстаться с горлышком пластиковой бутылки, как бы я ни пыталась ее открутить.

– Жду, конечно. Тоже устал уже. Дай мне, – протянул руку Дима, увидев мои бесплодные попытки открыть бутылку, и, выхватив ее, с легкостью тут же открыл и вложил мне в ладонь крышку. Все это проделал молча, без слов о том, как выгодно быть мужчиной. А ведь это его наилюбимейшая тема для рассуждений – особенно рядом со мной, мне-то всегда казалось, что быть женщиной куда лучше, и из-за его слов мы всегда начинали спорить.

– Ты сегодня опять странный, – внимательно поглядела я на парня, отпивая подслащенную воду. – В свои лучшие дни ты бы без зазрения выдул половину, не спрашивая разрешения, а тут… такой галантный. Слушай, ты совершил открытие?

– В смысле? – не понял Чащин.

– Ну, умудрился незаметно пройти этап развития из питекантропа в человека?

– Отстань.

– Да ладно, не злись. Что слушаешь? – дружелюбно спросила я, беря свесившийся на его грудь наушник, которые в народе называют капельками или затычками. Оказалось, сейчас он слушает ту же песню, что стояла у него на звонке мобильника. Минут пятнадцать мы сидели и слушали музыку, по-братски поделив наушники. Дима сегодня вновь был спокойным и неразговорчивым, и меня, честно говоря, это напрягало: он менялся, а я не знала почему. И постоянно думала: а вдруг… Вдруг я ему правда нравлюсь?

«Брехня», – устало отвечали головастики огромным плакатом, который занял почти все пространство черепной коробки Бурундуковой М.Е.

– Как твоя девушка? – нарушила я молчание, убирая наушник.

– Что? Девушка? – переспросил он, с трудом вырываясь из оков ритмичной, но грустной музыки, играющей сейчас в его плеере.

– Неужели у тебя парень, Чащин? На мальчиков тянет? То на стены, то на парней… У тебя воистину разнообразные вкусы!

– Бурундукова, – покачал он головой, – я говорил, что иногда мне кажется, что ты – инфернальное маленькое зло?

– Это ты у нас инфернальный барабашка! – отбила его выпад я. – Так что там с твоей девочкой-припевочкой?

– А что с ней должно быть? – невозмутимо спросил парень.

– Что-что, успокоил ты ее тогда?

– Успокоил, успокоил.

– Эй, Чащин, расскажи мне про ваши отношения?

– Тебе-то зачем? – с великим, явно наигранным подозрением спросил он.

– Интересно! Ты ж типа мой друг, – я в шутку стукнула его кулаком по плечу. Это Чащину не понравилось.

– Бурундук, поспокойней будь, – задумчиво произнес он.

– Не называй меня так! – мигом рассердилась я. – Ты друг или идиот? Сколько раз я просила!

– И ты меня не называй так! – вспылил и он тоже, совершенно неожиданно для меня. – Хватит! Какой я тебе… черт возьми! – Он с досадой провел рукой по волосам резким нервным жестом.