Кукурузный мёд (сборник) Лорченков Владимир
– Ну так я отвечу, – говорил он.
– Нам необходимо избавиться от них, – говорил он.
– Но без эксцессов, – говорил он.
– Путем естественного отмирания человечества, лишенного ресурсов, – говорил он.
– Всем все понятно? – говорил он.
После чего нагло посмотрел прямо в глаза лейтенанту.
Значит, заметил, сука, подумал, холодея Петреску, и расстегнул кобуру.
Со стороны пейзаж выглядел солнечно-умиротворенным, как и полагается выглядеть Молдавии в июле, в полдень. На приграничной полосе не было не души. Контрабандисты, пограничники и полицейские, напившись за ночь вина, спали. Фазаны лениво перебегали от куста к кусту в заповедной зоне у реки… Бараны, изредка поглядывая на странного вожака стаи, продолжали топтаться в ожидании Георгице. Который, – понял, конечно же Петреску, – оказался просто напросто шпионом, приведшим на Землю представителя инопланетной цивилизации, намеревающейся покорить наш мир. Послышались сзади шаги, а потом и голос.
–… ый в рот, что нажрались вче… – сказал пастух Георгице.
Но не договорил.
Развернувшись, лейтенант Петреску пустил пулю в лоб предателя человечества…
* * *
…После того, как барана увели в камеру – меланхолично пожевывая травинку, он лишь бросил на прощание легкое издевательское «адьё» («издевается, сука, знает, что пленных не бьем», подумал Петреску), лейтенант закурил. Задумался. Ситуация была архисложная, как, – издеваясь, конечно, – бросил ему баран. Ради того, чтобы ее разрешить, Петреску даже взял в заложники троих своих подчиненных.
Секретаршу комиссариата полиции Аурику, стажера из полицейской академии Петрику и сельского стукача Гицу.
Петреску запер их с собой в комиссариате – мазанке из трех комнат, – и отключил телефон, отобрав у всех мобильники. Чтобы не было утечек. После чего принялся думать и анализировать, попутно серфингуя по местному заторможенному интернету.
Перво-наперво разобрался с документами.
Арам Аванесян оказался выдающимся олигархом, руководителем гигантского концерна «Смерть», что специализируется на слухах и сплетнях из жизни «звезд» шоу-бизнеса. Некоторое время назад, установил лейтенант Петреску, одна из газет Арама писала репортаж об удивительной находке в горах Алтая.
«Говорящий баран рассказал нашему корреспонденту о нелегальной охоте чиновников с вертолета» – вспомнил Петреску заголовок.
После этого, – читал лейтенант в отрывочных сообщениях развалившегося концерна, – сам Арам Аганесович, большой оригинал и купеческого размаха человек, решил взять к себе редкого барана домой. В качестве домашнего питомца. После чего замолк на три недели и был найден в своей квартире мертвым, с глоткой, забитой «экстэзи»
Хотя все знали что Арам был уважаемый человек и ничего, кроме кокаина, не употреблял!
Сразу после печальной находки началась жестокая война за наследство олигарха, и о домашнем питомце, конечно, забыли……
никакой информации о некоем Г. Садулаеве, – чей паспорт принадлежал барану, – лейтенант не нашел. Из чего сделал вполне логичный вывод, что это настоящие данные барана. И этот документ задержанному понадобился исключительно в целях конспирации и сбить с толку следствие.
Наконец, пистолет «Узи» с надписью»… дову с уважением от братьев. «Герой России» звучит гордо брат!!!». Он, как установил Петреску, принадлежал некоему…»… дову», который и правда был Героем России.
Все это находилось в сумке, которая была подвязана к барану.
Которую Петреску, во время обыска, обнаружил у подозреваемого, перед тем, как конвоировать его в комиссариат полиции села. Правда, морщась вспоминал лейтенант, сначала пришлось перестрелять весь пограничный пост.
Но что поделать, если под угрозой Земля?
* * *
На исходе пятых суток, когда до ветру пришлось уже выходить во двор, потому что в комиссариате сильно пахло, – баран стал сдавать. Проявилось это, прежде всего в том, отметил в своем рапорте для ООН лейтенант Петреску, что животное решило подкупить Петреску. Это был как раз 89—й допрос, который баран предложил вести без машинистки.
– Дайте поспать несчастной, – сказал он, моргая красными глазами.
– И папиросу, – сказал он негромко, когда лейтенант разрешил Аурике поспать в коридоре немного.
Закурил, закинул ногу за ногу… Блеснуло копыто.
– Полно Вам хвататься за оружие, – сказал баран.
– Лейтенант, это не нож, а алмаз, – сказал он.
– В мое левое заднее копыто вмонтирован алмаз, – сказал он.
– 1900 карат, такого даже у Елизаветы, пизды старой нет, – сказал он.
– Ну, в смысле у Ее величества Великобритании, – сказал он.
– Да хватит Вам все в протокол заносить! – сказал он.
– Думаете, в Лондоне Вам что-то за защиту от оскорбления королевы дадут? – сказал он.
– Да Вас и в Молдавии не оценят! – сказал он.
– Взгляните, как это выглядит со стороны! – сказал он.
– Вам же никто не поверит, над Вами смеяться будут, – сказал он.
– Говорящие бараны хотят уничтожить человечество, – сказал он.
– А баранов сделать, путем труда, людьми, – сказал он.
– Ха, – сказал он.
– Ха-ха, – сказал он.
– Вас в сумасшедший дом упекут, как только рапорт появится в Центре, – сказал он.
– В Кишиневе, думаете, до вас кому-то дело есть? – сказал он.
– Вас в дурку, меня в отару, – сказал он.
– Как там у вас в песне поется? – сказал он.
– «Тебя в афган меня в публичный дом» – проблеял он противно.
– Всем все по фигу, – сказал он.
– Да, я вашу культуру десять лет перед заброской изучал, – сказал он.
Перебросил левую заднюю ногу с правой задней, а потом, наоборот, набросил правую заднюю на левую заднюю. Кокетливо выпустил дым колечком.
– Прямо Шарон Стоун, – подумал лейтенант.
– И трусов тоже… нету… – подумал он.
Закурил с отвращением. А баран-искуситель продолжал.
– Пока то да сё, – говорил он.
– Вас, вместо звания Героя, электрошока удостоят, – говорил он.
– А я тем временем подготовлю аэродромы, – говорил он.
– Да и бараны здешние осознают себя Личностями, – говорил он.
– Начнут бурно э-во-лю-ци-о-ни-ро-ва-ть, – говорил он.
– И тогда пипец котенку, – говорил он.
– То бишь, лейтенанту Петреску, – говорил он.
– Выйду на улицу гляну на село, – говорил он.
– Девки поссали и мне блядь тепло, – говорил он.
– Прикиньте, Петреску, вы в смирительной рубахе, – говорил он.
– А инопланетное вторжение при участии пятой колонны Началось, – говорил он.
– Ваши действия, лейтенант? – говорил он.
Глотал лейтенант дым, гадко скребло нёбо от «Жока» без фильтра и слов барана, проникавших в каждую пору, в лёгкие, крепче даже вонючего табака. Окутывал дым комнатку туманом…. Доносились из-за него слова барана:
– Я вам лейтенант предлагаю сделку, – говорил он.
– Вы мне свободу, а я вам алмаз, что у меня в копыте, – говорил он.
– И гарантии неприкосновенности, – говорил он.
– Вам и… скажем… тысяче, нет, трем тысячам! женщин, – говорил он.
– Какая разница Вам, что случится после? – говорил он.
– Я говорю о смерти, – говорил он.
– А раз так я предлагаю Вам жизнь до старости на острове в окружении трех тысяч наложниц, – говорил он.
– Естественный конец, торопить не будем, – говорил он.
– Сто так сто, двести так двести, ну, лет, – говорил он.
– Чем это от жизни-то отличается? – говорил он.
– То же самое, да еще и на пьяные хари соотечественников смотреть не надо, – говорил он.
– Вы подумайте, лейтенант, крепко подумайте… – говорил он.
– 1900 карат, алмаз… женщины… – говорил он.
– Всех моделей мира к вам перебросим, – говорил он.
–… тропический рай… – говорил он.
– Зона запретная для любого барана… – говорил он.
– Соглашайтесь, милейший, – говорил он.
Холодно сверкал пенсне – да-да, его лейтенант тоже нашел при обыске, но по просьбе задержанного, утверждавшего, что обладает слабым зрением, вернул, – постукивал копытом по папироске… Ронял пепел на стол…
– Чего вы, батенька, боитесь? – говорил он.
– В конце концов Вы молдаванин, – говорил он.
– А ваш национальный бизнес это предательство и контрабанда, – говорил он.
– Ну и бухать, если верить последним данным отчета ВОЗ, – говорил он.
– Пропустите контрабанду-меня, – говорил он.
– И предайте человечество, – говорил он.
– На вырученные забухаете! – говорил он.
– Убьете трех зайцев, спасете одного барана! – говорил он.
– Останетесь верны национальной матрице! – говорил он.
Улыбался, словно актер Гафт в кинокомедии про голую блядь Маргариту, которая стала невидимой и устроила еврейский погром каким-то задротам-критикам в Москве…
Звездой Альдебаран сверкал из табачного дыма редкий алмаз…
…Ожила вдруг мертвеющая на стене радиоточка. Затрещала, прокашлялась. Шесть утра уже, машинально подумал Петреску. Заиграл гимн страны.
– Дештяпте те ромыне, – запело радио («вставай румын» – первые строки гимна).
Баран от неожиданности уронил папироску себе на шерсть. Вздрогнул. Зашипел.
А лейтенант Петреску резко вздернул опустившийся было к груди подбородок.
* * *
…глядя на гаснущие в глазах барана отражения звезд, лейтенант Петреску вытер со лба пот, Уже не похмельный, ледяной, а трудовой – горячий, целебный. Воткнул лопату в землю.
Подумалось вдруг некстати.
– Если, согласно теории баранов с планеты Кропекс и Марса с Энгельсом, – подумалось.
– Человек не работающий превращается в барана, – подумалось.
– А баран работающий превращается в человека, – подумалось.
– То в кого превращается человек работающий? – подумалось.
– Уж не в Сверхчеловека ли? – подумалось.
Тяжело дыша, скатил тело расстрелянного глубокой ночью шпиона с планеты Кропекс в вонючую яму. Туда же, – но уже с сожалением, – скинул тела стажера, машинистки и стукача. Оставить их в живых не представлялось никакой возможности. В час, когда планета находится в опасности, знал Петреску, утечки недопустимы.
Как и жалость.
Закопав яму, бросил лопату в кусты поодаль, закурил. Оглядел яму поодаль, побольше. В ту он поскидывал трупы овец из отары Георгице.
Звездное небо, обычно такое умиротворяющее и милое, глядело на него миллионами глаз вторжения. Мерцали спутники шифрограммами пришельцев и врагов. Марс алел не пустынной красноватой из-за освещения пылью, а кровью солдат армии вторжения. Венера бухла не влажным слизняком и не античной Афродитой, а источником воды для авангарда пришельцев.
Космос нам Чужой, знал теперь лейтенант.
Как знал он и то, что всё только начинается.
И что ему предстоят еще годы отшельничества и невидимой никому борьбы. Лейтенант намеревался создать на Земле специальные центры – вроде насыпных рисунков в Наске, – с тем, чтобы корабли пришельцев ошиблись в расчётах и разбились уже при приземлении. Ложные костры береговых пиратов, вспомнил уроки истории Петреску. Взглянул последний раз в небо. Отвернулся.
Пошёл прочь.
Подарок Государя
«… признаюсь честно, – получив известие Государя-Батюшки о том, что мне надлежит в ближайшее время прибыть в Бессарабский уезд, дабы возглавить комитет правительственный в целях укрепления власти российской в сиём месте, недавно приобретенном Короной, – я не был обрадован. По слухам, Бессарабия, коей мы владели в позапрошлом веке, когда знамена большевистских безбожников трепетали над стенами большой Кремлевской мечети, – тогда собора Василия Блаженного, мир ему, – представляла собой пустынную землю, населенную лишь малоизученным в современной Рашкоимперии народом „еврейцы“, с редкими вкраплениями „молдаван“ и, якобы, „гагаузов“, о коих, впрочем, никакими достоверными сведениями наше Департамент не представлял…»
– Тук-тук-тук-тук, – отстукивали километры колеса поезда, несшегося по выжженным степям Малороссийской губернии.
– Тук-тук-тук, – напевали они.
Молодой генерал-губернатор Бессарбско-Одесского уезда, статский советник господин Лоринков, прикрыл глаза, не выпуская из рук стального пера. На том было выгравировано «От Государя, с Божией милостию». Многие советники Его Величества хотели бы получить такое именное стило, подумал довольно Лоринков, но для этого требовалось проявить недюжинные административные способности.
Генерал-губернатор, – которому на днях исполнилось всего двадцать девять, – такие способности проявил. В 2143 году он, срочно прибыв в Тамбовскую губернию, где волновались переселенцы из Таджикистонского ханства, сумел уговорами и убеждением главарей восстания распустить чернь по домам. Энергичными мерами Лоринков также навел порядок в системе хлебоснабжения губернии, – отчего и начались волнения, – и переселенцы-гастарбайтеры были усмирены окончательно. Конечно, пришлось проявить и твердость: самых активных вожаков волнений Лоринков велел заковать в кандалы ручные и ножные, и вести пешком за своим экипажем до самой Москвы. Там, на Лобном месте, злодеев и предали казни…
Государь – молодой Абдулазан Абрамович, – с большим удовлетворением воспринял известия об успешных действиях молодого, но дельного губернатора.
Имя Лоринкова произнесли после имен Аллаха Всемилостивого, Государя, и членов его семьи, на торжественном молебне в мечети на Красной площади. Сам Лоринков был из иноверцев, – католиком, – но Рашкоимперия в это время как раз отошла от религиозных преследований. Многие иностранцы, особенно из католиков – православным традиционно не доверяли, – назначались на высшие посты в государстве… После Тамбовского мятежа была срочная командировка на Дальний Восток, где Лоринков улаживал пограничные споры с китайцами, да так успешно, что получил титул графа Уссурийского и кинжал с выгравированной благодарностью от цесаревича Ахмада… Затем карательная экспедиция – пришлось быть жестоким – в Эстонский улус, где остатки чухонцев, разыскав потрепанное черно-белое знамя, якобы, бывшее в далеком 20 веке символом их независимости, попробовали бунтовать. Лоринков вспомнил бледные, измученные лица чухонок, которых джигиты его частей привязывали друг к другу и топили в Балтийском море, и поморщился.
Ведь генерал-губернатор был либерал.
Лоринков считал, что только земства, прививки и свободная пресса смогут поднять общий и пока низкий уровень гигантской Рашкоимперии, раскинувшейся от Аляски до Вены. О чем не стеснялся и не боялся докладывать Государю.
– Эй, а, – говорил задумчиво Государь в таких случаях.
– А, эй, на, – говорил он.
– Оп-па-оп-па, – говорил он.
– Их-ха, их-ха, – говорил он.
– Ух-ха-уха, – говорил он.
– Уп-ца-ца, – говорил он.
После чего начинал танцевать свою любимую лезгинку. Лоринков коротко кланялся и покидал дворец. Лезгинка означала, что Государь желает мягко уйти от неприятного ему разговора. К тому же, Государь не очень хорошо говорил по-русски. Плохо говорил Государь по-русски, шептались придворные. Чего уж там, подумал со вздохом генерал-губернатор, Государь вообще ни хера по-русски не понимает. Но это ерунда, подумал начитанный Лоринков, и потянулся к фляге с коньяком, чтобы подкрепить силы, стремительно покидавшие его во время путешествия в эту жаркую провинцию. Полумифическая императрица Екатерина в эпоху античности также не владела – если верить письменным источникам, – русским языком. Танцевала ли она лезгинку, интересно, – подумал генерал-губернатор.
…после того, как Лоринков получил высочайшее приглашение на аудиенцию, он через знакомых в Департаменте постарался узнать, о чем именно пойдет речь. Генерал-губернатор любил приходить подготовленным на беседы с Его величеством. Выяснилось, что поводом для встречи станет вновь приобретенная Короной Бессарабско-Одесская губерния, отбитая у турок в прошлом году. Государь так и сказал.
– Турка-шмурка, башка секим! – сказал он.
– Моя турка бить крепко, Бессарабия отнимать, – сказал он.
– Твоя есть ехать, порядок наводить, – велел Государь.
– Возражения не говорить, а то кинжал башка секир! – сказал он.
– Моя твоя подарит табакерка если твоя справиться, – сказал он.
– Я скомуниздить ее у посол Англия, когда тот пойти посрать, – сказал Государь.
– Он потом подумать на посол Франция, они здорово подраться, – с улыбкой вспомнил Государь.
– В общем, ехать в Бессарабия и все разрулить, – вспомнил Государь.
– Стрелка, шмелка, все как пацан, – сказал он.
– Вот тебе пушка крутой, – сказал он и протянул Лоринкову «Маузер», покрытый золотом.
– Тут есть восемь пуля, каждый вах, из золота сделан, – сказал он.
– Каждый пуля был золотой зуб во рту мой враг, самопровозглашенный президент самопровозглашенный республика Псковский, Зелимхан Вандарбилев, – сказал он.
– Я его убивать голый рука, – сказал он.
– Потом рука вынимать и мыть, – сказал он.
– А зуб вырывать и в пуля плавить, – сказал он.
– Золото вампир хорошо убивать, а там есть вампир, Дракула, Муякула, Бессарабия, – сказал он.
– Может, серебро? – сказал Лоринков.
– Вах, ара, какой тупой ты, – сказал огорченно Его Величество.
– Мой знать, что серебро, – сказал он,
– Но ты видеть зубы из серебро? – сказал он.
– Брать что дают и не физдеть, – сказал он.
– Понял, – сказал Лоринков, и поцеловал «Маузер», сказав, – восемь, значит?
– Восемь пуля, да, – сказал Его Величество.
– Твой мне мозги парить уже, я что цифра-шмыфра не знать?! – сказал он.
– Восемь есть восемь и хоть ты высушись, да?! – сказал он.
– Достал, ва, слушай! – сказал он.
– Виноват, – сказал Лоринов. —
– Благодарю! – сказал он.
– Стрыляй на здаровье! – сказал Его Величество.
– Эта царский милость, – сказал он.
– В Бессарабия много жид, жид хитрый хитрый, – просветил Государь своего генерал-губернатора.
– Немного молдаван, тот есть тупой, совсем тупой, русский не понимать, не учиться как я, – сказал – Государь, выпускник юридического факультета Санкт-Петербургского рыбного техникума.
– Гагауз есть или не есть, моя не знать, может все и срака, – сказал Государь.
– В смысле, рака, – сказал он.
– Ну, то есть, врака, – сказал Государь.
– Если твоя не справиться, моя твоя в зиндан сажать, пиф-паф стрелять, – сказал он.
– Все понимать, чурка нерусская? – сказал
Лоринков, со вздохом, кивнул.
– Хорошо, – сказал Государь.
– Тогда уматываь, – велел он.
– Моя творить намаз, – сказал он, и хлопнул в ладоши.
Принесли коврик в позолоте. Лоринков, пятясь, стал выходить. В это время в гигантскую залу дворца – бывшего в 20 веке, по смутным источникам, каким-то ГУМом, – вошла, ослепительно улыбаясь, имиджмейкер и спичрайтер Государя, легендарная Алиса Джамхан-Полываева. Это была самая прогрессивная женщина Востока Империи, в свое время написавшая художественное произведение «Салями и Далгат», в котором в форме притчи рассказывалось о родо-племенных отношениях современного Дагестанского герцогства. Также она сочинила несколько стихотворений, положенных на музыку капельмейстером Двора, композитором Умаром Крутым, представителем славного рода Крутых. Алиса поманила Лоринкова – наманикюренный длинный ноготь блеснул горским кинжалом в полутьме дворца, – и сказала:
– Лоринков, а ведь вы, как мне известно, пописываете, – сказала она.
– Не без того-с, – сказал, покраснев, Лоринков.
– Экий вы, – сказала Алиса.
– Не без того-с, – сказал Лоринков.
– Значит, Государь желает, чтобы вы, во время своего пребывания на посту… – сказала спичрайтер Государя.
–… вели записи, кои впоследствии можно было бы изучить, – сказала она.
– В художественной форме-с, – сказала она.
– Не знаю, справлюсь ли я, – сказал Лоринков, пуще того покраснев.
– Справитесь, – сказала Джамхан-Полываева.
– Я читала кое-что из вашего, – сказала она, – и могу сказать…
–… что ваши книги несут двойную нагрузку для нашего читателя, являясь то ли констатацией факта, то ли иронической постмодернистской позой, – смогла сказать она.
– А?! – оживился Лоринков, расслышавший только слово «поза».
– В общем, в путь, – сказала спичрайтер Его Величества.
– И не щадите там никого, – сказал она.
– Мы наслышаны о вашей похвальной жесткости в чухонском краю, – сказала она.
– Браво! – сказала она.
Лоринков откланялся и был прямо из дворца препровожден на вокзал…
…сейчас, два дня спустя, генерал-губернатор уже писал начало своих воспоминаний о пребывании в Бессарабии – хотя и не приехал туда даже, – чтобы иметь на всякий случай заготовки. На третий день, знал Лоринков, Малороссия кончится и он попадет в Бессарабию. Как отнесутся к нему новые подданные Его величества? Каков будет порядок управления губернией? Найдет ли он общий язык с военными властями, которые сейчас управляют Бессарабией? Лоринков тщательно переписал все эти вопросы в тетрадку, и приписал»… вот какие вопросы мучили меня перед встречей с жителями вверенной моему попечению губернией».
Хлебнул еще коньяку. Расстегнул рубаху. Болело сердце. Как там детоньки, Марусенька? Генерал-губернатор намеревался установить распорядок дел, и лишь потом вызвать семью. Как они там, подумал он с тревогой. Но все-таки, отчего так болит сердце?..
Встал, оперся об открытое окно, выглянул.
Вдоль дорог, как столбики или суслики, стояли крестьяне Малороссии.
– Чего это они? – спросил Лоринков помощника, молодого ретивого товарища генерал-губернатора, Маратку Гельмана из выкрестов.
Читать бесплатно другие книги:
