Запретный камень Эбботт Тони
– Европейское электричество… Добро пожаловать во мрак Средневековья, – съязвил Даррел.
Лили хихикнула:
– Да лишь бы телефон заряжался.
Они одолели два лестничных марша. Ступени скрипели, холод стоял точь-в-точь как на улице. Было тихо. Остановившись у двери с номером 32, Роальд по привычке хотел постучать, но, вспомнив, что в квартире уже никого нет, ковырнул замочную скважину другим ключом, открыл дверь, и они вошли внутрь.
– Здравствуйте! – негромко произнес Вейд. – Есть кто-нибудь?
Никто не ответил. В комнатах было темно и холодно. Лили нащупала выключатель – загорелась настольная лампа. В гостиной царил такой порядок, будто ее только что тщательно прибрали. Только столик у окна, забыли вытереть – на нем лежала вековая пыль и… Странный предмет – старый, почти антикварный, серебряный духовой камертон. Бекка взяла его и поднесла к глазам, чтобы рассмотреть.
– Профессор Фогель участвовал в квартете «барбершоп»[6]? – удивилась она.
– Нет, он играл в современной группе, – ответил доктор Каплан. – Впрочем, возможно, я знал про него далеко не все…
Скри-ип… Бум-м!.. Скри-ип… Бум-м!..
У Даррела сердце ушло в пятки.
– Кто-то идет по лестнице!
Но не успели они опомниться, как дверь квартиры распахнулась, и на пороге появилась пожилая дама с гладко зачесанными седыми волосами. Она обвела взглядом комнату, но словно никого не заметила.
– Wer ist da?
Все уставились на Бекку.
– Она спрашивает, кто здесь, – перевела она.
– Мы – друзья Генриха. – Роальд сделал шаг вперед и протянул руку. – Я когда-то учился у него. Меня зовут Роальд Каплан.
– Ах-ха… – выдохнула старуха, но протянутой руки не пожала. – Говориль с вами по телефон. Американер. Я – фрау Мюнх.
Она проковыляла в комнату и привычно уселась в мягкое кресло. Затем подняла руку, несколько раз моргнула и снова заговорила:
– Плохо фидетть. Поэтому не быль на клатбище. Ви фсего три?
Даррел показал растопыренную пятерню, но старая экономка ничего не видела.
– Нас пятеро, – сказал он.
– Пять! Ах-ха… И што? Будете фопрошать?
– Да, – ответил Вейд, уставившись на руку брата, которую тот забыл опустить. – Вы могли бы рассказать нам, как умер доктор Фогель?
– Вейд, так нельзя, – возмутился отец.
– Нет-нет, фсе ф порятке. – Фрау Мюллер нахмурила брови. – Я не работаль два дня тому. Он быль один и пошель гулять, я думайт. Полицай нашель его на нашей штрассе, за домом. Он быль надушен.
– Надушен? – переспросила Лили.
– Йа! – Фрау Мюнх схватила себя за шею руками. – Фот так, фот так. Надушен.
– Задушен, – тихо повторила Лили. Обе девочки сильно побледнели.
Вейд в нетерпении раскачивался с пяток на носки.
– Вы имеете в виду, что… – повернулся к отцу. – Папа! Дядю Генри, что…
Доктор Каплан обратился к экономке:
– Вы хотите сказать, что его убили?
Ноги у Даррела стали ватными. Он опустился на стул возле пыльного столика.
– Полицай ищет убийцу. Они считайт, форишка сашел слишком талеко. Они искайт крапитель.
Даррелу вдруг показалось, что фрау Мюнх говорит шифром дяди Генри.
– Крапитель? – переспросил он.
– Йа-йа. Крапитель. Фор.
Даррел завис. И неожиданно понял.
– Вора! Грабителя, да?
– Я так и сказаль. Я сказаль, я убирать кфартиру три раза на неделю. Я не работаль два дня тому, кокда он умираль.
Лили подтолкнула Даррела локтем и шепнула ему на ухо:
– Убирает она – не придерешься. Даже не верится, что плохо видит.
Лили была права – если не считать запыленного столика возле окна, квартиру отдраили до блеска. Даррел даже заглянул под шкаф, проверяя, так ли уж тщательно старуха пылесосит.
– Вы еще что-нибудь можете нам рассказать? – спросила Лили.
– Нет. Я закончиль. Вы уходить.
Доктор Каплан медленно поднялся, экономка даже не пошевелилась.
– Благодарю вас. Мы с герром Фогелем давно и крепко дружили. Я один из студентов, которые входили в его группу «Asterias»…
Фрау Мюллер резко выпрямилась в кресле.
– Морская свисда! – сказала она. – Йа-йа.
Старуха встала и проковыляла к столику, у которого сидел Даррел, хотя самого его, казалось, даже не заметила. Остановилась точно над пыльной столешницей, рядом с Даррелом, подняла тонкую руку и начала что-то писать. Несколько долгих минут она тщательно выводила буквы, а затем резко обернулась, сжимая в пальцах камертон.
– Кто есть музимк?
Все смотрели на Даррела. Тот поднял руку.
Но экономка его не видела. Тогда он, помявшись, сказал:
– Я музыкант. Играю на гитаре.
– Токда так! – Фрау Мюнх сунула камертон ему в руку и выдохнула. – Так я сделаль, как мне училь Хайнрих. Остальное ф фаших руках.
Сказав так, старая экономка ушла, проскрипев на прощание лестницей.
Все уставились на письмена, что фрау Мюнх вывела на пыльном столике. И только Даррел заметил, под столом что-то блестящее. Он опустился на четвереньки и…
– Похоже, пылесосит фрау Мюнх не так тщательно, как вытирает пыль, – сказал он. – Пап, у дяди Генри была какая-нибудь штуковина в виде морской звезды?
Роальд кивнул.
– Конечно! Он говорил, что именно потому наша пятерка и называлась так – Asterias.
Даррел аккуратно вытащил из-под стола стеклянный осколок в виде латинской «V», перемазанный чем-то красным.
– Смотрите, похоже ведь на щупальце морской звезды?
Бекка смотрела на осколок во все глаза.
– У того типа на кладбище была рана на виске, свежая такая, явно тот недавно получил ее. Заметили? Очень похожей формы рана.
– Я заметил, – подтвердил Вейд, изучая осколок. – Огромная рана… Папа, это ведь не кровь?
Доктор Каплан взял у него осколок и поднес к лампе. Даррел вздрогнул и вытер руку о штанину.
– Эй, какая кровь? Вы о чем? – удивленно воскликнула Лили и шагнула к подруге.
Вейд с опаской взял у отца находку и посмотрел на брата.
– Я так понимаю, подозрение падает на того горбатого. Похоже, дядя Генри ударил его этой штукой? Вот откуда осколок… Папа, а что это за штука, кстати?
Доктор Каплан тяжело вздохнул и медленно покачал головой. Блуждая взглядом по полутемной комнате, словно выискивая другие доказательства, он произнес:
– Это пресс-папье. И если… повторяю: если на нем кровь, и это кровь того человека с кладбища – значит, полиция на ложном пути. Генриха убили не на улице. Его мог убить человек, которого мы видели на кладбище. И убийство могло произойти в этой комнате.
Глава четырнадцатая
У Вейда закружилась голова.
Убийство? Здесь, в этой комнате?!
– Если это не ограбление…
– Если это не ограбление… – Роальд Каплан повернулся к Лили. – Бернар Дюфор упал в шахту лифта в Париже. И что, полиция до сих пор считает это несчастным случаем? Можешь это выяснить? Бекка, помоги с переводом!
– Момент!
Пальцы Лили уже летали по планшету. Бекка смотрела на экран.
Вейд встал под углом к столику и принялся разглядывать знаки, которые начертила в пыли на пыльной столешнице старая экономка. Первая строчка была на греческом – не разобрать ни слова. Но в книгах по астрономии такие буквы часто встречались, поэтому Вейд опознал язык.
А ниже – еще две строчки, записанные шифром:
Lca Ayulc himab ds lca Cyzb ir Gzjrauhyss
Rixxio lca nsihis, rixxio lca wxyea
Первое слово ему было уже знакомо: артикль «The».
– Бекка, папа, – окликнул Вейд, доставая из рюкзака карту звездного неба. – Кто-нибудь из вас знает греческий?
Бекка покачала головой.
– Баклава и спанакопита – все мои познания.
– Я знаю одну строчку на греческом! – оживился Роальд. – Меня научил Генрих. Всех нас, пятерых. Это знаменитая цитата из… погодите-ка…
Он снова достал черную тетрадку и раскрыл на одной из последних страниц. Затем перевел взгляд на строчку, написанную на столике.
– Поверить не могу… Хотя почему нет? У меня здесь вся строчка целиком. Генрих всегда начинал с нее лекционный курс. «Не геометр да не войдет» – вот как она переводится. А еще… Минутку-минутку, я вспомню… – Роальд закрыл глаза.
А вмиг побледневшая Бекка зачитывала с планшета найденную статью:
– «Полиция больше не считает смерть Бернара Дюфора несчастным случаем. Его квартира в Париже сгорела. Есть подозрение, что тросы лифта были повреждены намеренно…»
Вейду стало тяжело дышать. Дядю Генри убили в этой комнате. Возможно, это сделал тот самый тип с кладбища. А теперь еще и второе убийство.
– Папа, нам нужно, нам просто необходимо поговорить с полицией! Пресс-папье – вещественное доказательство, о котором они не знают. Оно поможет поймать убийцу…
Вейд не договорил – на улице засигналили машины, раздался визг тормозов, закричали люди. Бекка подскочила к окну. Вейд тоже выглянул из-за шторы. Прямо под окнами квартиры, застопорив на улице все движение, остановился огромный лимузин. Дверцы его распахнулись и выпустили четверых мужчин.
– Там тот горбатый! – воскликнула Бекка. – Нужно уходить!
– Давайте заучим надпись! – сообразил Даррел.
– У меня есть идея получше.
Лили уже фотографировала на телефон пыльный столик.
– А вот теперь пора бежать, – удовлетворенно сказала она.
– Быстрей, быстрей! – Доктор Каплан подталкивал детей к выходу.
Вейд остался в квартире последним. Окинув помещение прощальным взглядом, он быстро стер рукавом пыль со столика: загадочное послание фрау Мюнх теперь существовало только в виде фотографии на телефоне Лили.
– Скорей! – шепотом окликнула его Бекка с лестничной площадки.
Перескакивая через ступеньки, он скатился в вестибюль, где увидел фрау Мюнх, которая, будто прозрев, указала ему пальцем на черный ход. С глухим стуком распахнулась дверь подъезда. Вейд вжался в стену. Несколько здоровенных амбалов с бычьими шеями в два прыжка преодолели вестибюль и загрохотали ботинками вверх по лестнице.
Неужели следили за нами от самого кладбища?
У двери черного хода Бекка схватила Вейда и вытащила в переулок. Солнце почти село, заметно похолодало. Бекка подтолкнула его к темной кирпичной арке. Вейд успел оглянуться – пока их никто не преследовал. Унтер-ден-Линден осталась в стороне. Следуя за Роальдом, резко свернули направо, смешались с оживленно болтавшей толпой молодежи, добрались до следующей улицы и вывернули на Шарлоттенштрассе, где располагались роскошные магазины. Лили жалобно застонала.
– Что случилось? – спросил Даррел.
– Магазины… – всхлипнула она.
Взвизгнули тормоза. От испуга они заскочили под арку ворот какого-то ресторана. Роальд взглянул на столики с посетителями – и внезапно застыл как вкопанный.
– Папа, ты чего? – спросил Вейд. – Они уже здесь?
– Нет-нет! – успокоил отец. – Просто вспомнил одно местечко… Как же оно называлось? – Он лихорадочно перелистал свою тетрадку с конспектами. – Точно! «Голубая звезда». Небольшой ресторанчик, таверна. Мы ходили туда после занятий. Там очень милые хозяева… Думаю, отсюда недалеко. Если его не закрыли, конечно. Нужно бы сесть и спокойно вспомнить, как туда…
По тротуару, распугивая пешеходов, пронесся мотоцикл. Дети отвернулись к окнам заведения.
– Не закрыли! Я нашла! – Лили показала фото на планшете. Роальд посмотрел и кивнул. – До «Голубой звезды» полчаса пешком. Сначала по Шарлоттенштрассе, затем направо, два раза налево – и снова прямо…
Стараясь держаться как можно ближе друг к другу, доктор Каплан и ребята быстро шли по намеченному маршруту. Время подходило к шести, вечерняя жизнь Берлина только начиналась – улицы заполняла пестрая толпа, тут и там гремела музыка, повсюду сновали автомобили.
– Нам лучше держаться подальше от больших улиц, – сказал Вейд.
– Согласен, – поддержал его Даррел.
Роальд быстро переработал их маршрут так, чтобы не идти по оживленным местам, хотя и в боковых улочках оказалось довольно людно. Они пересекли несколько залитых светом парков и прошли насквозь огромный универмаг, в котором бродили толпы покупателей.
– С тех пор как я жил здесь, столько всего понастроили! – сокрушался Роальд, пытаясь сориентироваться. – Надеюсь, «Голубая звезда» работает допоздна…
Через полчаса, задыхаясь от быстрой ходьбы, они вышли на Лютцовштрассе.
Там, на другой стороне, в тени больших зданий, тускло светились окна ресторанчика «Голубая звезда». Его обветшалые стены давно просили ремонта; обычно в таких местах собирается довольно опасная клиентура. Окна его светились приветливым янтарным светом.
– Трудно поверить, что они до сих пор на плаву, – удивился Роальд. – Еще двадцать лет назад они еле сводили концы с концами. По вечерам мы помогали герру Хемпелю мыть пол и собирать стулья. Ну, или по утрам, если пришлось всю ночь проболтать…
Совсем рядом с ними проехало два мотоцикла, явно что-то выискивая.
– Шпионы, – прошипел Даррел, поднимая воротник куртки. – Шпионы повсюду…
– Хватит трепаться, – поторопил Вейд. – В укрытие. И немедленно.
Оглянувшись по сторонам, Роальд подтолкнул ребят ко входу.
Потом открыл тяжелую дверь, и один за другим они вошли внутрь.
Глава пятнадцатая
– Wilkommen in der Blauen Sterne!
Искренняя улыбка Кристины Хемпель покорила Вейда в тот миг, когда она повторила приветствие на безупречном английском:
– Добро пожаловать в «Голубую звезду»!
Это была женщина лет за сорок с пышными рыжими волосами и не менее пышными формами. Когда доктор Каплан объяснил, что был студентом герра Фогеля и знал ее отца, она обрадовалась еще сильнее и усадила их за столик у окна, откуда вся улица отлично просматривалась в обе стороны.
– Любимый столик Генриха Фогеля! – сообщила она. – Он обязательно приходит к нам раз в год, чтобы отметить день рождения супруги. К сожалению, несколько лет назад Фриды не стало…
У Роальда потемнело лицо.
– Сожалею, что именно мне приходится говорить вам об этом, но… Генриха тоже не стало. Два дня назад.
Фрау Хемпель закрыла лицо руками. Слезы хлынули у нее из глаз.
– О, нет!! – вскричала она. – Папа так любил его… Что случилось?!
У Вейда застыла в жилах кровь, как только он вспомнил, что именно случилось.
– Мы пытаемся это выяснить, – ответил он за молчащего отца. – Но я не знал, что дядя Генри был женат. Пап, а ты знал?
Отец будто ушел на время в себя.
– Н-нет… То есть да, но я не был знаком с его женой. У них обоих был поздний брак.
Фрау Хемпель утирала слезы.
– Боже, какое горе. Слишком… Ее звали Фрида Купферман. Она умерла несколько лет назад. А теперь вот и он… Просто невыносимо! – Кристина оставила на столике меню и поспешно скрылась за стойкой.
Вейд молча наблюдал за улицей, а мысли его так и вертелись вокруг дядиной смерти.
Смерти? Но это не просто смерть. Это убийство.
Никто не говорил ни слова. Пока Лили не достала свой мобильник.
– Перешлю фото надписи на планшет, чтобы мы могли рассмотреть ее покрупнее, – сказала она.
Вейд разложил на столе звездную карту.
– Первое слово зашифрованной надписи – артикль «The», так что ключом остается четверка.
Отец придвинул к нему тетрадку.
– Держи, – сказал он. – Еще в самолете я расписал соответствия букв. Всю важную информацию стоит хранить в одном месте.
– Отличная мысль.
Вейд достал из рюкзака механический карандаш и, глядя на фото с планшета, принялся записывать расшифровку первой строки послания фрау Мюллер. Так,
Lca Ayulc himab ds lca Cyzb ir Gzjrauhyss
вскоре превратилось в следующее:
The Earth moves in the Haus of Kupfermann.
– Земля вращается в Доме Купферман, – зачитал он вслух.
– Купферман? – остолбенела Лили. – Это фамилия его жены, Фриды? Что бы это значило?
– Дом – это обычный дом. Немцы пишут существительные с большой буквы, – объяснила Бекка. – Может, Дядя Генри хотел, чтобы мы посетили дом, где живет семья его жены?
Вейду понравилось, что Бекка тоже называет его дядю Генри «дядей».
– Возможно. Но что значит «Земля вращается»? А ты что думаешь, папа?
Вопрос оторвал отца от размышлений.
– Возможно. Но я не уверен. Слово Haus в немецком – очень многозначное и может трактоваться по-разному.
– Например, «магазин», – подхватила Лили. – Как «Альстерхаус» или «Карш Хаус». Я читала о них.
– Или «отель», – продолжал рассуждать Роальд. – А еще в астрологии есть двенадцать «домов» – групп знаков зодиака. Уверен, Генрих их знал, хотя они не имеют отношения к науке. Правда, ни один из них не называется «Купферман». Спрошу фрау Хемпель, что ей известно. Продолжайте пока без меня. – Доктор Каплан поднялся из-за стола и пошел искать хозяйку.
Вторая строчка поддалась еще быстрее.
Rixxio lca nsihis, rixxio lca wxyea
стало
Follow the gnomon, follow the blade.
– Следуй за гномоном, следуй за клинком… – зачитал Вейд.
– Гномон? – удивился Даррел. – Нет такого слова. Попробуй еще раз.
Вейд попробовал дважды.
– Все равно «гномон».
Но этого слова никто не знал. Говорят, одна голова хорошо, а две лучше – да, бывают ситуации, когда эта поговорка справедлива. Но сейчас за столом собралось четыре не самые молчаливые, но и не самые глупые головы, так что Вейд долго не мог сосредоточиться.
– Я поищу.
– Подожди, Лили. Не убирай фото с экрана. Попробую еще раз.
Вейд в третий раз принялся подставлять буквы. Тут вернулся отец.
– У Фриды Купферман не осталось родни. Дом продали много лет назад, так что в Берлине больше нет недвижимости, принадлежащей семье Купферман. Кристина сказала, профессор Фогель всегда шутил по поводу имени жены. Только я не могу понять, что такого в имени Фрида. Мы, конечно, попробуем расшифровать его… Это всё, больше хозяйка ничего не знает.
– По-прежнему «следуй за гномоном», – сообщил Вейд.
Доктор Каплан поднял очки на лоб.
– «Гномон»? Там написано «гномон»?
– Я ж ему говорю, расшифровывай внимательнее, – подключился Даррел.
– А что? Есть такое слово? – удивилась Лили.
– Конечно! Гномон – это та часть солнечных часов, тень которой определяет время…
– Что, серьезно? – подскочила Бекка. – Стрелка солнечных часов? На кладбище были солнечные часы. Видели? На усыпальнице, в которой хоронили Фогеля. Она вся заросла виноградом, и перед ней были солнечные часы. Лили, ты ведь сняла это место на видео?
Лили тут же переслала видео с телефона на планшет, включила и остановила на кадре, где появилась заросшая могила. Прямо перед нею виднелся старый, частично разрушенный каменный диск солнечных часов, стрелка которых указывала на склеп. А над массивной железной дверью склепа готическим шрифтом было выбито имя рода, члены которого покоились внутри. Некоторые буквы оставались в тени, некоторые осыпались.
Собравшиеся за столом долго пытались разобрать, что же там написано, как вдруг всем стало ясно.
К…u…p…
Это была фамилия. Купферман!
– «Дом Купферман» – это могила его жены! – воскликнул Вейд. – Верно? Он хочет, чтобы мы вернулись на кладбище? И пошли туда, куда указывает стрелка солнечных часов? Но зачем? Что мы там найдем?
Дети посмотрели на доктора Каплана, но тот уставился на расшифрованное послание. Затем вдруг резко поднялся, пересек зал ресторанчика, повернул назад и почти дошел до их столика – и вновь развернулся.
– Папа! – позвал Вейд.
Но отец лишь поднял кверху указательный палец: «Тихо!» С минуту, не меньше, он простоял с закрытыми глазами посреди пустого зала. Наконец, глубоко вздохнув, Роальд вернулся за столик – и принялся сосредоточенно листать свои старые конспекты. Потом обратился к Бекке:
– Ты говоришь по-немецки лучше, чем я. «Манн» переводится как «человек», а что такое «Купфер»?
Бекка растерянно захлопала глазами, а Лили совершенно неожиданно выдала:
– Медь! – А когда все уставились на нее с открытыми ртами, добавила: – Что вы так смотрите? Существуют онлайн переводчики, между прочим…
– Медный человек? – удивился Даррел. – Очередная шифровка?
Роальд Каплан посмотрел на звездную карту, на расшифровку послания, глянул в окно, где мелькали фары автомобилей, и пролистал еще несколько страниц в черной тетрадке. Затем встал и, покачиваясь взад-вперед, объявил:
– Купферман. Медный человек. Вот вам и каламбур.
Вейд почти слышал, как в его мозгу скрипят от напряжения шестеренки, но понять, куда клонит отец, не получалось. Пока тот не произнес одно-единственное слово:
– Коперник.
Даррел нахмурился.