Запретный камень Эбботт Тони
– Они здесь, – вдруг начал он резко оглядываться по сторонам. – У меня чутье на такие вещи. Я чувствую это напряжение в воздухе. У меня с детства так. Движение в темноте, шаги, шепот, чьи-то взгляды ото всюду. Все это сгущается у меня в голове, и я чую приближение злого рока. Вот как сейчас. Мрак надвигается на нас…
– Сам ты – мрак, мягко говоря, – осадил брата Вейд. – Ты напугал всех.
– Так уж прямо и я? – возмутился Даррел, переминаясь с ноги на ногу, точно теннисист в ожидании подачи. – Мы лезем на кладбище среди ночи. На кладбище – ночью. Вот все и психуют.
– Слушайте, хватит уже, а? Бекка и так боится.
– Мы все боимся, – ответила Бекка, стараясь укрыться в тени арки ворот. – Нормальные люди не лазят ночью по кладбищам. У меня все поджилки трясутся. И сил уже нет никаких. Может, нам лучше вернуться домой? Совсем домой, я имею в виду, в Техас.
Вейд уже почти согласился, но тут появился отец – на том же месте, откуда убежал на разведку.
– Форт-Нокс, а не кладбище, но я нашел лазейку в живой изгороди под стеной. Там калитка, но она даже до плеча не достает, так что мы легко перелезем.
Через десять минут, на протяжении которых Даррел миллион раз оглянулся и два миллиона раз забежал вперед, они дождались момента, когда на дороге не было машин, перелезли через низенькую калитку и оказались на территории кладбища. Территории смерти.
– Держимся стены, – предупредил Даррел, согнувшись, как суперагент на задании в каком-нибудь боевике. – И говорим шепотом.
Они последовали совету и шли вдоль стены, пока Лили при помощи карты на планшете не отыскала дорожку, по которой они ходили днем. Под прикрытием высоких деревьев они добрались до надгробия Купферман. Снег к этому времени снова превратился в дождь.
Ночью склеп навевал еще больше тоски, чем днем. Невысокий склеп из черного камня с остроконечной крышей оплетал дикий виноград, колонны у входа потрескались, а стены поросли мхом.
Старый, выеденный ветрами диск солнечных часов, разделенный заостренным клинком гномона, блестел от воды.
– Следуй за гномоном, следуй за клинком, – процитировал Даррел. – Похоже, клинок указывает внутрь склепа.
Лили сделала шаг назад.
– Я вот подумала – раз это склеп жены дяди Генри, то теперь и он… он тоже там?
Роальд посмотрел на нее, потом на склеп.
– Скорее всего. Когда все разошлись, его положили туда покоиться с миром.
– Тогда нам, наверное, не следует входить?
Доктор Каплан провел рукой по волосам. Идея его явно смущала.
– Не следует. И мы бы не стали, не попроси нас Генрих. Считаю, что его последняя воля дает нам право пренебречь уважением перед прахом покойных.
Бекка тихо добавила:
– А может, так мы и проявим уважение к его праху. Ведь он вел нас сюда от самого Техаса.
Вейд заметил, как Бекка покраснела.
– Хорошо, будем считать, что выполняем последнюю волю покойного и идем по ключам, – резюмировала Лили.
Вейд наклонился над гномоном, который в темноте напоминал курок.
– Если продолжить от него прямую линию, то она упрется в пол с правой стороны у дальней стены склепа.
– Мальчики, – позвал Роальд сыновей, и они вместе подошли к входу.
Внутрь вела потемневшая бронзовая дверь. Широкая и массивная, будто в каком-нибудь бомбоубежище, она крепко сидела в хорошо смазанных петлях – едва они втроем надавили на ручку, как дверь поддалась легко и бесшумно.
За ней открылось темное помещение.
Лили включила фонарик на мобильнике. Его слабый луч осветил темноту склепа. В центре стояли два чистых каменных саркофага, один из них совсем свежий, в каменных крышках были вырезаны фигуры, накрытые саваном.
– Теперь дядя Генри снова вместе с женой. Вейд, доктор Каплан, мне так жаль, – шепнула Лили.
– Спасибо, – ответили отец с сыном.
Даррел вглядывался в темноту.
– Гномон указывает в тот дальний угол. Лили, посвети…
Слабый луч выхватил из темноты лишь бетонные блоки. Больше ничего примечательного в заднем углу не нашлось.
– Посвети сюда, – попросил доктор Каплан, показывая на стену. – Выше, выше. Стоп!
Примерно в центре стены оказался вырезанный из камня рельеф Солнечной системы – именно так, как ее представляли много веков назад. Солнце в центре, семь идеально ровных колец вокруг и на шести из них маленькие полусферы планет.
– Гелиоцентрическая система Коперника состояла из шести планет и сферы неподвижных звезд, – начал объяснять доктор Каплан, отсчитывая планеты от Солнца. – Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер и Сатурн. Нептун, Уран и Плутон открыли только после изобретения телескопа.
– В послании говорится, что Земля вращается. Вдруг так и есть? Лили, дай-ка фонарик… – И Бекка, подсвечивая себе, подошла к стене. Планеты представляли собой вырезанные из камня полусферы разных размеров. – Земля третья?
– Да, третий камешек от Солнца, – сообщил Даррел.
Бекка положила руку на полусферу. Ничего не произошло. Надавила – ничего. Тогда она обхватила планету ладонью и повернула. Донесся еле слышный звук, похожий на скрежет камня по камню. Посветив в угол, из которого шел звук, они увидели, что один из блоков приподнялся над полом – легко, будто на хорошо смазанном механизме.
– Вот это да!
Вейд опустился возле камня на колени. Под ним на краю каменной плиты он увидел углубление, а внутри – ржавое железное кольцом, в которое легко поместилась бы ладонь.
– Даррел, помоги мне.
Мальчики вместе взялись за кольцо и потянули изо всех сил. Каменная плита поднялась.
Глава двадцать первая
– На кладбище! – приказала Галина Краузе с заднего сиденья.
Джипы один за другим, едва не сцепившись бамперами, сорвались с места. «Караван зла» отъехал от подъезда Фогеля.
– Зачем нам туда? – не удержался от вопроса Эбнер и тут же мысленно обозвал себя дураком: мог бы и смолчать. Он втянул голову в плечи и сосредоточенно застучал пальцами по клавиатуре.
Галина медленно подняла голову и посмотрела на него.
Смотрит так, будто вот-вот прибьет. Лучше не поворачиваться. Или все-таки сказать, что я думаю, что экономка не сказала нам ровным счетом ничего?
– Ты думаешь, что экономка ничего не знает.
Как она это делает? Умеет читать чужие мысли? Как-то… не по-человечески. Хотя, если выглядеть, как ангел во плоти, человечность тут ни при чем.
Ему повезло: в голосе Галины не было злости – лишь удивление. А значит, он в безопасности. Пока.
– Честно говоря, да.
Галина смотрела на мелькающие за окном машины.
– А зря. Фрау Мюнх, конечно, старая слепая курица, но кое-что ей известно.
– Haus Kupfermann? – Эбнер снова застучал по клавиатуре серебристого ноутбука. – Она могла все выдумать, даже под угрозой смерти. Но проверить мы обязаны. А ближайший «Дом Купферман» – гостиница в Баварии. Разве мы едем в Баварию?
– Ты не учился у покойного? – спросила Галина. Указательным пальцем она медленно провела по свежей ране у него на виске, но, несмотря на нестерпимую боль, попросить ее убрать руку он не мог. – Я сразу поняла, что Фогель скрыл за этими словами. Семейный склеп его жены. Ключ к первой Реликвии скрыт в склепе. Ты выяснил их имена?
Эбнер подождал, пока она уберет палец от раны.
– Скоро выясню. Но, похоже, обычный турист с детьми.
Галина снова впилась в него ледяным взглядом.
– Американец явно был знаком с Фогелем и, скорее всего, не так прост, как нам бы того хотелось. Пусть на кладбище нас встретят Черные Вороны. Или ты не знаешь, сколько раз в судьбы мира вмешивались дети? Напомнить тебе историю… Ганса Новака?
Эбнер в очередной раз склонился над клавиатурой ноутбука. Она назвала имя. Назвала имя, которое нельзя называть.
– Нет, мисс Краузе. Конечно, нет.
Галина отвернулась к окну и что-то прошептала в телефон. Эбнер ненавидел, когда в его присутствии она переходила на шепот.
Машина еще быстрее понеслась к кладбищу.
Глава двадцать вторая
Вниз вела лесенка, такая узкая, что ходить по ней могли только куклы. Или приведения.
– Следуйте за гномоном, – зашептал Даррел брату в самое ухо. – Давай, зайди в склеп, спустись в подземелье. А потом куда? А ведь у каждого подземелья свой страж – запомни это!
– Да помню я.
Согнувшись почти вдвое, Вейд еле протискивался вниз на дрожащих ногах. Но вдруг замер и поднял голову.
– Папа, а ты с нами не идешь?
– Боюсь, я не здесь помещусь, – хмуро ответил тот.
На улице завыла сирена. Все замерли. Звук становился громче, достиг максимума, сменил тональность и растворился вдалеке.
Вейд вспомнил, что такое явление называется эффектом Допплера: чем дальше объект, тем его звук ниже. Чистая наука. На науку всегда можно положиться. Она основана на рациональности, на логике. Не признает стражей подземелья, привидений и крыс… Ну, крыс, может, и признает.
– Я послежу здесь, – добавил доктор Каплан. – Возьми мои конспекты. Если увидишь там какие-то записи – перепиши сюд. А затем выбирайтесь – и мы едем домой. Дело закрыто.
Вейд набрал в грудь побольше свежего воздуха склепа – и продолжил спуск. За ним начали спускаться Лили с телефоном и Бекка. Даррел, сделав первый шаг в подземелье, произнес:
– Я буду очень расстроен, если встречу скелеты последних детишек, которые туда пробрались…
Стены по обе стороны лестницы были черными от времени и скользкими от лишайника.
– Ну, это прямо как… – начала было Лили, но тут же умолкла, направив на стены луч фонарика. – О-хо-хо.
Ниши, выдолбленные в стенах, оказались забиты десятками черепов и грудами костей.
Даррел опустил голову.
– Я так и знал. Мы все погибнем. Официально заявляю: я очень расстроен.
– Это катакомбы, – прошептала Бекка. – С сотнями, если не тысячами скелетов.
Вейд чуть не упал, споткнувшись о железную решетку, что давным-давно отвалилась от одной из ниш и позволила осколкам костей рассыпаться по ступенькам. Подняв решетку, он прислонил ее к стене и освободил проход.
– И все они – предки Фриды Купферман? Ох, и до фига же их тут…
– Не все, – отозвалась Лили. И осветила фонариком несколько других ниш. Под каждой из них виднелась гравировка: «1794».
– Может, тогда случилась эпидемия чумы? Или война?
– Или мы идем дальше – или возвращаемся, – сказал Даррел. – Здесь я больше не могу.
Они миновали груды костей и спустились на нижнюю площадку, в правом углу которой – в той же стене, что и склеп наверху, – виднелся очередной ход дальше. Никто не выказал желания быть первым, и Вейд, согнувшись в три погибели, нырнул в дыру и переполз на следующий уровень, еще на четыре ступеньки ниже. Все последовали за ним.
Подземелье оказалось точно такого же размера, что и склеп наверху, правда, с таким низким потолком, что передвигаться приходилось на четвереньках.
Как под водой. Вот именно так чувствуешь себя под водой.
От запаха плесени Даррел бесконечно чихал. Бекка молчала – думала, наверное. Она всегда думает.
– Эй! – воскликнула Лили. – Смотрите!
В тусклом свете фонарика они увидели, что все стены покрыты граффити, но отнюдь не теми, что можно увидеть на улицах любого современного города. Процарапанные и выбитые в камне надписи, цифры, инициалы и схемы, похожие на неведомые иероглифы. Некоторые, судя по всему, появились очень давно.
Бекка шепотом сказала:
– Вот эту надпись сделали в 1607 году. Люди приходили сюда с незапамятных времен.
– И похоже, все до одного умирали, – добавил Даррел. – Идем дальше!
На стене напротив спуска была прикручена толстая бронзовая пластина, похожая на дверь, которая вела в склеп. Вейд встал перед ней на колени. Бекка подползла к нему и встала рядом.
– Слишком маленькая, чтобы скрывать еще один склеп, – сказала она. – Скорее всего, там тайник.
На пластине был изображен герб – щит, над которым причудливой вязью переплелись три латинские заглавные буквы: разобрать их получилось не сразу.
Наконец, Лили зачитала:
– G… A… C.
Над дверкой прямо в камне была вырезана надпись:
«ПЕРВАЯ ПРИВЕДЕТ К ПОСЛЕДНЕЙ».
Вейд перенес буквы и фразу на последнюю станицу тетради, следом за расшифрованным письмом дяди Генри и посланием, которое оставила на пыльном столике фрау Мюнх.
Кроме герба, других изображений на бронзовой пластине они не нашли – только в одном углу виднелось круглое пятнышко размером с десятицентовую монету. Подсвечивая телефоном, Лили провела по нему пальцами.
– Это же не кнопка? – уточнила Бекка.
– Ты знаешь, больше похоже на сеточку, за которой спрятан микрофон, как на телефоне или компьютере. Вот смотри.
Лили вытащила планшет и показала подруге: в углу был такой же кружок, только гораздо меньше.
– Для распознавания голоса? Или защита доступа? – предложил Даррел.
Сверху позвал доктор Каплан:
– Дети, нашли что-нибудь внизу? Нам лучше не задерживаться. – Судя по голосу, он нервничал.
– Здесь, кажется, какой-то тайник, – сообщила Лили.
– Вы открыли его?
– Пытаемся, – ответил Вейд.
Даррел покачал головой:
– Допустим, это тайник, единственный способ открыть который – сказать что-нибудь в микрофон. Мы же не знаем, что именно туда говорить. И даже подсказок у нас нет.
Но Бекка возразила:
– Думаю, что подсказка у нас есть. До сих пор все ключи дяди Генри отлично работали. А он дал их нам целую связку. Послания, карта Вейда, солнечные часы, название склепа. Тут на каждом шагу подсказка. Может, сработает то, что мы уже знаем.
– Получается, чтобы открыть тайник, мы должны произнести в микрофон определенные слова. Какие? А вдруг механизм защиты настроен на конкретный голос? – задавал вопросы Вейд, одновременно листая отцовскую тетрадку.
– Дядя Генри направил нас сюда. Зачем бы он это сделал, если бы не был уверен, что мы сможем открыть тайник? – спросила Лили.
– Погодите-ка! – воскликнул Даррел и неестественно изогнулся. Оказалось, он полез в карман, чтобы достать камертон, который вложила ему в ладонь старая экономка. – Вдруг дверку открывает вовсе не человеческий голос. Не этот ли ключ нам нужен, чтобы открыть тайник, а?
– Разумно, – согласилась Лили. – Если этот тайник – всего лишь часть чего-то большего, он не должен быть привязан к голосу одного человека. Иначе, если с тем человеком случится беда, он никогда не откроется…
– Сюда едет машина! – донесся сверху громкий шепот доктора Каплана. – Выбирайтесь!
Все действительно услышали хоть и тихий, но хорошо различимый шум приближающегося автомобиля.
– Давайте дальше! – вернула их Бекка. – Сколько нот на камертоне?
– Полная октава, включая бемоли и диезы.
– Сыграй все ноты в микрофон, – сказала Бекка.
Даррел приблизил инструмент к металлической сеточке. На каждой ноте Вейд надеялся, что сейф распахнется, и они получат право убираться из подвала. Но пока результата не последовало.
– Дети, что там у вас?
– Еще раз! Во время некоторых нот я слышала какие-то звуки, – сказала Лили.
Даррел еще раз проиграл ноты:
Ля… щелк! си бемоль… си… до… щелк! ре бемоль… ре… ми бемоль… ми… фа… фа диез… соль… щелк! ля бемоль… ля… щелк!
На трех нотах сейф действительно чуть слышно щелкнул. Ля, до, соль.
Бекка на пару секунд крепко зажмурилась и, открыв глаза, сказала:
– Еще одна подсказка. Ноты написаны на тайнике – их латинские обозначения.
Даррел снова взял на камертоне три найденные ноты: сейф трижды щелкнул, но не открылся.
– Сколько комбинаций дают эти три ноты?
– Шесть, – незамедлительно ответил Вейд. Он и себе самому напомнил компьютер, но времени на стеснение не оставалось: задачка была простой, и он ее решил. – Соль-ля-до, соль-до-ля, ля-соль-до, ля-до-соль, до-соль-ля, до-ля-соль.
Даррел начал перебирать варианты.
– А если все ноты сыграть сразу? – спросила Лили. – Не отдельно, а вместе. Аккорд называется.
– Я знаю, что такое аккорд. – Даррел бросил на нее возмущенный взгляд. – Но эти три ноты расположены не рядом. Я знаю, что много болтаю, но у меня только один рот, а не три.
Лили засмеялась:
– Зато у нас не один! Я хочу сказать, вдруг сейф рассчитан на то, что один человек его не откроет. Такая мера защиты. А втроем мы можем сыграть все три ноты одновременно.
Даррел уставился на Лили.
– Втроем на этом малюсеньком камертоне? Еще чего! Сначала держаться за руки, теперь это… Я так близко никого не подпущу. Не переношу…
Рассуждения Даррела прервал взволнованный шепот доктора Каплана:
– Вылезайте! Тут полно машин. Полиция, наверное, узнала, что мы влезли сюда. Нас арестуют.
Бекка покачала головой:
– Хватит двоих. Если ля бемоль закрыть пальцем, соль и ля сможет сыграть один человек. Тогда одному останется сыграть до. Кто мне поможет?
– Я возьму соль и ля, – выпалил Вейд неожиданно для самого себя.
– Вылезайте! Немедленно! – крикнул Роальд.
– Давай! Быстро!
И в тот же миг Бекка прижалась щекой к его щеке, он почувствовал, как ее волосы щекочут ему лицо. По кивку они одновременно сыграли три ноты: соль-до-ля.
Раздались три щелчка. За бронзовой дверкой ожили скрытые механизмы, что-то зашипело, и подземный тайник фамильного склепа Купферманов на берлинском кладбище распахнулся.
– Ворота заперты, мисс Краузе…
– Ломай их! – крикнула Галина с заднего сиденья.
Серебристый джип рванул вперед, проломил ворота и со страшным ревом понесся по центральной аллее кладбища.
В тайнике на бархатной ткани лежал короткий кинжал. Казалось, что он лежит там уже много столетий.
Волнистый клинок из закаленного железа в дюйм шириной у основания плавно сужался и заканчивался тонким, точно жало, острием. На рукоятке из белой кости переплелись две буквы – точно так же, как и те, что венчали геральдический щит на дверце.
А.М.
Вейд взял кинжал в руки, и в тот же миг сердце его забилось быстрее, в ушах загудело.
– Ох ты ж, какой тяжелый. И правда старинный. Такой…
– Дети! Судя по шуму, здесь целая армия. Нужно уходить! – почти кричал Каплан.
Вейд успел захлопнуть дверцу тайника, прежде чем Бекка потащила его за шиворот к выходу.
Глава двадцать третья
Три серебристых джипа неслись по аллее. С боковой дорожки появились еще автомобили и выстроились за лидерами.
Галина опустила стекло, окатив лицо Эбнера водопадом своих иссиня-черных волос, и приказала:
– Выключите фары. Остановитесь здесь.
Безымянный водитель выполнил команду. Галина Краузе бесшумно, как змея, выскользнула из машины. Позади один за другим останавливались автомобили. Последним подъехал большой тускло-серый микроавтобус.
Из приоткрытой двери старого склепа шел слабый свет.
Права. Снова права. Как всегда.
Герр Фогель был знатный шутник. Даже после смерти продолжал свои шутки. Купферман. Медная голова. Коперник.
Эбнер поднес к ней ноутбук.
– Галина. Вот кому Фогель отослал свое письмо.
На экране светилась фотография высокого мужчины с короткой бородкой. Он стоял в университетской аудитории.
– Преподаватель?
– Астроном.
– Естественно. – Галина запустила изящную ручку под пальто и вытащила серебряный револьвер. – Посылай Воронов.
Из серого микроавтобуса высыпало семеро бойцов в масках: бесшумно, точно приведения, они скользнули в темноте к склепу и через мгновение так же бесшумно оказались внутри. Галина рассматривала ночное небо. Тучи рассеялись, и сине-бархатная поверхность была усеяна звездами. Над старым кладбищем они сияли ярче, чем над освещенными городскими улицами.
Звезды. Покойники. Прошлое.
Перед мысленным взором Галины Краузе вновь возникла охваченная языками пламени башня во Фромборке. И так, точно они были связаны не только в ее памяти, точно их скрепляло нечто большее, шрам на шее отозвался невыносимой, обжигающей болью. Боль была точно такая же, как и в тот день, четыре года назад, когда она получила его от трех чудесных докторов в далекой российской клинике.
Увы, докторов уже нет в живых. Они погибли в пожаре, который охватил их клинику той далекой снежной зимой. Огонь – отличный помощник, если нужно что-нибудь уничтожить.
– Мисс Краузе…
К ней подошел вооруженный боец.
– В склепе пусто, – сообщил он, стаскивая с головы маску. – Под полом мы нашли подвал, а в нем сейф.
– И?
– Тоже пусто.
Тонкие пальцы сжались на рукоятке серебряного револьвера. Галина не могла сдержать гнев. Оружие в руке дрожало.
– Нет, – тихо произнесла она.
– Мисс…
– Нет! Нет! Нет!
Она выстрелила вверх, в кроны деревьев. Один раз, второй, третий, четвертый, пятый…
Глава двадцать четвертая
Вейд замер. Тихая ночь взорвалась пятью выстрелами. И снова наступила тишина. Он повертел головой и вгляделся во тьму.
– Стреляли по деревьям, – прошептала Бекка, прижимаясь к безымянному надгробию рядом с ней.
– Дети, подождите! – Доктор Каплан поднял руку и посмотрел на склеп Купферманов. Лили и Даррел, скорчившись под надгробием, озирались по сторонам. – Тот самый горбун, верно? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Это они убили Генриха.
У Вейда закружилась голова, и он прислонился к холодному камню. Из замерзшего тела словно вынули душу. Эхо выстрелов до сих пор стояло в ушах. Сомнений не оставалось. Даже отец признал очевидное.