Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка Белфорт Джордан

– Я… я не понимаю, о чем ты говоришь, – с неожиданным удивлением сказала Герцогиня.

– Я никогда не прощу тебя за то, что ты сделала, Надин, – процедил я сквозь зубы. – Ты бросила меня накануне суда, гребаная стерва!

– А ты столкнул меня с лестницы! – выпалила она в ответ. – Наркоман проклятый! Чтоб ты сдох в тюрьме!

– Ах, вот как? Ну, так и ты сдохни от своей созависимости!

И я бросил трубку.

– Чертова шлюха! – пробормотал я, глядя на телефон будущего.

Сделав глубокий вдох, я попытался успокоиться. Но тут телефон снова зазвонил.

Трррр – тррр – тррр! Трррр – тррр – тррр!

В ту же секунду я схватил трубку и заорал:

– Какого черта тебе нужно? Да пошла ты…

– Сам иди к черту, – раздался в трубке невозмутимый голос моего адвоката. – Что там у тебя? День с утра не задался?

– Привет, Грег, – обрадовался я. – Ну, как идут наши дела?

– Да пока никак, – ответил он. – А у тебя что стряслось?

Несколько секунд я размышлял, что сказать, потом произнес:

– Да ничего особенного. Небольшая перебранка с моей будущей бывшей женой.

– Понятно, – сказал Магнум. – Можно спросить, зачем у тебя там так громко орет Майкл Болтон, да еще и в половине девятого утра? Ведь этот парень просто отстой!

– Черт! Подожди секунду. – Я нажал кнопку «Стоп» на пульте управления. – Извини, я не поклонник Майкла Болтона, можешь мне поверить. Собственно, я собираюсь засунуть его диски в микроволновку, как только закончу говорить с тобой по телефону.

– Что так жестоко?

– Наш разговор конфиденциальный?

– Все наши разговоры имеют конфиденциальный характер.

– Ну да, конечно, – согласился я. – Дело в том, что я только что узнал, что Герцогиня спала с этим гребаным Майклом Болтоном. Представляешь?

– Правда? – слегка удивился Магнум. – Этот парень откровенный неудачник. Могла бы найти себе получше.

– Ну спасибо, Грег. Может, ты не совсем меня понял? Майкл Болтон, черт его дери, трахал мою жену!

– Когда вы были в браке?

– Нет! Уже после этого!

– Тогда почему ты так сердишься? Ты ведь тоже без дела не сидел. Ладно, я хотел спросить, можешь ты сегодня приехать в город?

– Зачем? Случилось что-то плохое?

– Я бы не сказал, что прямо уж плохое, – ответил он, – но не самое лучшее в мире. Я договорился с Джоэлом о твоей сделке.

– Как долго мои дома останутся в моем распоряжении? – быстро спросил я.

– Разные сроки для тебя и для Надин, – осторожно ответил он. – Но это лучше обсудить при личной встрече. Приезжай в город, мы закажем сэндвичей и поработаем за ланчем. Мне бы хотелось, чтобы на этой встрече присутствовал и Ник.

Несколько секунд я раздумывал, стоит ли настаивать на подробностях, но потом он сказал:

– Для тебя у меня есть и хорошие новости, и это касается твоего друга Джоэла. Так что выше голову! Жду тебя через несколько часов, договорились?

– Договорились, – улыбнулся я в трубку. – Буду к полудню.

И я повесил трубку телефона будущего, понимая, что слова Магнума могли означать только одно – Ублюдок собрался уходить из федеральной прокуратуры.

Мой высоченный адвокат сидел за своим столом. Чопорный выпускник Йельского университета сидел справа от меня, а я – напротив Магнума и фотографии, на которой он был запечатлен вместе с судьей Глисоном, когда они вместе работали в федеральной прокуратуре. Пока мы втроем лениво обсуждали свои недостатки в свинге [21], я периодически то выключался из общей беседы, то снова включался. И все время поглядывал на фотографию судьи Глисона, молясь о том, чтобы он в нужное время вспомнил о своей дружбе с Магнумом.

– …И я ударяю клюшкой по мячу, – продолжал говорить Магнум. – Поэтому я прижимаю правый локоть к бедру. Это и есть ключ к хорошему свингу!

«Да кому это интересно сейчас!» – подумал я, но вслух сказал:

– Да, это правда.

Господи, когда же мы, наконец, начнем обсуждать мое дело?

– Согласен, – вступил в разговор парень из Йеля, – но не в этом твоя проблема, Грег. У тебя слабый захват, и поэтому ты все время ударяешь по мячу не той частью клюшки. – Он пожал плечами. – Это же простая геометрия. Когда ты…

Господи Исусе! Спаси и сохрани!

Я снова выключился из разговора. Я сидел в офисе вот уже четверть часа, и пока все шло нормально. Как я и подозревал, Ублюдок собирался уходить из федеральной прокуратуры. Кога? Магнум не знал этого наверняка, но слышал от надежного источника, что он уйдет еще до конца года. Хорошая новость состояла в том, что уход Джоэла означал, что ходатайство о смягчении мне наказания будет писать кто-то другой. Значит, появлялся шанс, что этот другой окажется более благосклонным ко мне, чем Ублюдок.

Однако была и плохая новость. Ублюдок захочет сделать заявление о том, что я сотрудничаю со следствием, до того, как уйти из прокуратуры. Как сказал Магнум, для этого у него была тысяча причин, и не последняя из них та, что мое заявление о признании себя виновным (и последующее сотрудничество со следствием) он считал собственным большим успехом, который поможет ему стать партнером в одной крупной юридической фирме. Кроме того, здесь примешивался и эмоциональный фактор, поскольку Ублюдку хотелось получить свои пятнадцать минут славы во время пресс-конференции, на которой он скажет: «Я не только привлек Волка с Уолл-стрит к ответственности, но и превратил его в первоклассного осведомителя, тем самым значительно продвинувшись в деле искоренения мошенничества на американском рынке компаний малой капитализации».

Чего Ублюдок не скажет, так это того, что подобное мошенничество сейчас куда более распространено, чем во времена расцвета «Стрэттон». Фактически с проникновением Интернета во все сферы жизни махинации с ценными бумагами поднялись на совершенно новый уровень, и одному богу известно, сколько миллионов исчезает каждый день в результате мошеннических электронных писем, подставных форумов и фишинговых сайтов.

Впрочем, нельзя было отрицать, что уход Ублюдка был все же хорошей новостью для меня, поэтому мы все втроем чувствовали себя вправе поздравить друг друга с этим. Мои адвокаты, похоже, приписывали это успеху своей умной стратегии, я же был уверен, что тут большую роль сыграла моя неторопливость в качестве осведомителя, превзошедшая всякое терпение Ублюдка, которому надоело пахать на федеральное правительство за гроши. Так или иначе, все это было строго между нами и не подлежало огласке.

– …Правильная плоскость замаха, вот что важнее всего, – говорил тем временем парень из Йеля. – Это и есть мой секрет успешной игры на короткой траве.

Он многозначительно кивнул мне и Магнуму, который тоже кивнул в ответ.

Я улыбнулся и сказал:

– Проблема в том, что все мы полные профаны в гольфе, – я повел подбородком в сторону Магнума, – особенно ты, Грег. Так что, если не возражаете, было бы просто замечательно, если бы вы, парни, перестали мучить меня своими замахами и сказали, наконец, когда будут конфискованы мои дома?

Магнум улыбнулся.

– Разумеется. Твой дом будет конфискован первого января. Дом Надин – в июне следующего года.

– Хреново, – сказал я. – А как же четыре года, о которых ты трепался?

Магнум пожал плечами.

– Я же всегда говорил тебе, что с Джоэлом трудно договориться. Особенно теперь, когда он собирается уходить из федеральной прокуратуры и хочет до этого высосать из всех как можно больше крови.

– На самом деле, – добавил выпускник Йеля, – вчера дела обстояли еще хуже.

– Да, – подтвердил Магнум, – еще вчера Джоэл хотел, чтобы дом Надин в Олд-Бруквилле был конфискован одновременно с твоим, но мы уговорили его не торопиться с этим ради ваших детей. Так что в некотором смысле это можно считать нашей победой.

– Ага, победой, – саркастически сказал я. – Хреновая какая-то победа…

Я сделал глубокий и прерывистый вдох, потом медленно выдохнул.

– И сколько денег у меня останется?

– Восемьсот тысяч долларов, – ответил Магнум, – плюс каждому из вас остается по машине, плюс вся мебель и личные вещи. Тебе оставляют также все перечисленные в финансовом отчете долговые расписки. Сможешь получить по ним деньги?

Я задумался. Расписок было три, самая значительная из них – от Элиота Лавиня, на два миллиона долларов. Когда-то Элиот был моим главным подставным, отстегивавшим мне миллионы долларов наличными. В свое время он был легендой в индустрии одежды, его даже прочили в президенты «Перри Эллис» [22], а ему тогда не было еще и сорока. Но он, кроме того, был заядлым наркоманом и бабником (именно поэтому мы с ним так хорошо ладили) и в конце концов потерял все, включая работу. Я ни разу не разговаривал с ним с тех пор, как завязал, но и без этого знал, что вряд ли он сможет отдать мне долг. Он был совершенно разорен.

Вторая долговая расписка была от Вигвама на четверть миллиона долларов. Увы, Вигвам тоже сидел на бобах, и шансы получить от него деньги были еще меньше.

Оставался доктор Шлезингер, офтальмолог из Лонг-Айленда, женатый на Донне, подруге детства Герцогини. Дэвид был хорошим парнем, а вот Донна была, увы, настоящей шлюхой. Тем не менее он-то как раз мог расплатиться со мной, и я был уверен, что так он и сделает. Когда-то я одолжил ему 120 000 долларов на открытие собственной клиники, и теперь он хорошо зарабатывал.

Для меня хуже всего была неплатежеспособность Элиота Лавиня. Если бы у него были деньги, он непременно вернул бы мне долг! Мы с ним всегда были как кровные братья. Однажды я даже спас ему жизнь, когда он чуть не утонул в моем бассейне. Как ни парадоксально, ни Одержимый, ни Ублюдок никогда не выказывали большого интереса к Элиоту, несмотря на то что он сливал мне деньги наличными. Но меня это очень даже устраивало. Если они не хотели поднимать этот вопрос, то я тем более не хотел этого.

– Думаю, по одной из них я смогу получить долг, – сказал я. – Но это всего лишь 120 штук. По двум другим распискам деньги получить не удастся. Впрочем, это не имеет значения, потому что с моими расходами я останусь без гроша уже через полгода.

– Ну, придется затянуть пояс, – резонно заметил Магнум. – И скажи Надин, чтобы она тоже не разбрасывалась деньгами. Я не шучу, Джордан. Пора притормозить.

Я отрицательно покачал головой.

– Я не скажу Надин ни слова об этом. Какую бы ненависть я к ней ни питал, я не хочу волновать ее. Ведь у меня есть еще год, чтобы придумать, где и как она с детьми будет жить. И поверьте мне, я всеми правдами и неправдами сделаю так, чтобы это было очень хорошее место.

Магнум поджал губы и кивнул, словно онколог, готовый рассказать пациенту о смертельном диагнозе.

– К несчастью, мы должны сообщить ей об этом несколько раньше, чем тебе бы хотелось. Понимаешь, Джоэл хочет, чтобы она подписала уведомление о конфискации.

– Было хреново, а стало еще хреновее! – вырвалось у меня. – Что за день сегодня такой хреновый! – Я раздраженно покачал головой. – И когда я должен ей об этом сказать?

На лице Магнума мелькнуло нечто похожее на тень улыбки.

– Сегодня.

Когда я позвонил Герцогине и сказал, что мне нужно заехать к ней поговорить кое о чем, то был несказанно удивлен тем, что она не послала меня на три буквы. В конце концов, она была из Бруклина и, принимая в расчет наш последний разговор, должна была бы это сделать. А на языке Бруклина это означало бы: «Думаю, будет лучше, если мы с тобой какое-то время будем общаться через адвокатов». И потом, несколько часов спустя, когда я без чего-то пять вошел в дом и дети бросились ко мне в объятия с криками «Папочка приехал! Папочка приехал!», я был еще более удивлен тем, как искренне радовалась Герцогиня этому проявлению любви детей ко мне.

Она была непростой женщиной, и несмотря на всю мою злость и обиды, часть меня продолжала восхищаться ею. Она занималась самообразованием, самосовершенствованием; плохо это или хорошо, но она всегда стремилась к совершенству во всех аспектах жизни. Во многих отношениях она была тем, кем я никогда не мог быть: идеально красивая, в высшей степени уверенная в себе, окруженная психологической броней, защищавшей ее от ран и страданий. Иными словами, я был всем тем, кем она никогда не могла быть: знающий жизнь во всех проявлениях, финансово самостоятельный и слишком уязвимый в эмоциональном плане.

Будь это в другое время и в другом месте, мы могли бы, наверное, заняться любовью, потому что в конечном итоге нас сгубило не отсутствие любви, а то, что разрушало любовь, – деньги, наркотики, образ жизни «богатых и никчемных», ложные друзья… И, конечно же, «Стрэттон», это ядовитое дерево с ядовитыми плодами. Уцелели только наши дети, и за это я всегда буду благодарить бога.

Мы сидели на кухне за столом, я только что закончил рассказывать ей о предстоящей конфискации имущества во всех ужасных подробностях – даты, цифры и прочее.

Ее реакция потрясла меня.

– Мне очень жаль, – спокойно сказала она. – Я знаю, как много для тебя значит пляжный дом. Где же ты теперь будешь жить?

Я в изумлении уставился на нее. Неужели она это серьезно? После всего, что я только что ей сказал, она беспокоится о том, где я буду жить? А где будет жить она? А дети?

Я уже хотел наброситься на нее, но тут до меня неожиданно дошло – это не ирония. Просто она так долго жила без особых проблем, что полагала: так будет всегда. Для нее все всегда будет заканчиваться хорошо. Как ни странно, я знал, что она права.

Заставив себя улыбнуться, я сказал:

– Не волнуйся за меня, Надин. Со мной все будет хорошо. И не волнуйся за себя и детей. – Я посмотрел ей прямо в глаза. – О вас всегда позаботятся, что бы ни случилось.

Она понимающе кивнула, хотя, наверное, ни один из нас все-таки не понимал, что я имел в виду, говоря это. С величайшей искренностью она сказала:

– Я знаю, ты сделаешь для нас все, что в твоих силах. Ты знаешь, сколько тебе дадут?

– Пока неизвестно, – сказал я. – Джоэл уходит из федеральной прокуратуры, что хорошо для меня. Но все же мне придется отсидеть несколько лет. – Я пожал плечами, стараясь придать моим словам легкомысленный оттенок. – Это печальный финал, Надин. Ты будешь жить дальше своей жизнью, а я отправлюсь за решетку. – Я улыбнулся и подмигнул ей. – Хочешь поменяться со мной местами?

– Ни за что! – категорически замотала головой она. – Но обещаю тебе, дети будут всегда знать, что их отец хороший человек. – Она взяла меня за руку, как это сделал бы добрый друг. – Джордан, твои дети всегда будут любить тебя и ждать, когда ты освободишься.

Я тоже пожал ей руку, потом встал и подошел к высокому, от пола до потолка, окну. Опершись плечом о косяк, я стал не торопясь любоваться красотой своего дома и прилегающего к нему сада. Все было так чудесно! Газон был зеленым, словно тропический лес. Пруд с водопадом выглядели как на картине. Все могло бы быть совсем по-другому, не будь я таким идиотом.

Через несколько секунд ко мне присоединилась Герцогиня. Подойдя к окну, она задумчиво сказала:

– Красиво, правда?

– Да, трудно поверить, что когда-нибудь здесь будет жить другая семья. Ты меня понимаешь?

Она молча кивнула.

Неожиданно в моем мозгу мелькнуло приятное воспоминание.

– Послушай, помнишь, что мы делали в тот день, когда приехали заключать договор на покупку этого дома?

– Да, – хихикнула она. – Мы пробрались на территорию и занялись любовью на заднем дворе.

– Точно! – засмеялся я. – Хорошие были деньки, правда?

– Да, но мне больше нравятся другие.

Я с удивлением взглянул на нее.

– Да? И какие же?

– Самые первые наши дни, в той крошечной городской квартирке, – не задумываясь, ответила она. – Я тебя тогда так любила. Если бы ты только знал, Джордан… Но ты никогда не позволял себе полностью довериться мне, потому что был очень богат, когда мы познакомились. – Она сделала паузу, словно подыскивая нужные слова. – Я хочу, чтобы ты знал, я всегда была верна тебе, пока мы были вместе. Я ни разу не изменила тебе. А то, что произошло между нами сегодня утром по телефону… – она снова замолчала и с отвращением покачала головой, словно недовольная сама собой, – с моей стороны это было ужасно, и я очень сожалею об этом.

– Я тоже, – подхватил я. – Я тоже вел себя отвратительно.

Она кивнула.

– И еще я хочу, чтобы ты знал: я не пыталась манипулировать тобой, прося купить дом в Хэмптонс.

Ну да! Конечно!

– Я хочу сказать, может, в конце так оно и было, но не с самого начала. Когда я в первый раз заговорила с тобой об этом, я думала, у нас с тобой есть второй шанс. – Она замолчала на мгновение. – Но потом, в последние несколько недель, я поняла, что этого шанса нет. Слишком много плохого произошло между нами – слишком много обид, боли, дурных воспоминаний. Не хочу говорить дешевыми штампами, но мне кажется, мы определенно побили все рекорды по безумным связям. Ты меня понимаешь?

Я грустно улыбнулся, зная, что она права.

– Да, похоже, это так, – сказал я, – но какое-то время это было даже забавно, по крайней мере сначала. – Я заговорил бодрее. – Как бы то ни было, у нас двое прекрасных детей, и я буду всегда любить тебя за это. – Я протянул ей руку ладонью вверх, словно она была настоящей герцогиней. – Пойдем, Герцогиня. Давай поднимемся к детям и поцелуем их. А потом я уеду.

Она улыбнулась, приняла мою руку, и мы вышли из кухни, потом прошли через гостиную, мраморный вестибюль, поднялись по величественной, богато убранной лестнице на второй этаж.

Там я повернул направо, к детским спальням, а она налево – к хозяйской спальне. Поскольку мы все еще держались за руки, мы стали похожи на паруса, надуваемые разными ветрами. Я озорно улыбнулся:

– Что ты делаешь?

Она смотрела на меня, поджав губы, словно задумавший шалость ребенок. Потом едва заметно кивнула головой в сторону спальни.

– Пойдем со мной, – лукаво улыбнулась она.

У меня глаза чуть не выскочили из орбит.

Что? Ты хочешь заняться со мной любовью сейчас, когда я сказал тебе, что дома будут конфискованы?

Она с готовностью кивнула.

– Да, сейчас самое подходящее время. Я никогда не была охотницей за твоими деньгами…

Я подозрительно прищурился, и она слегка смутилась.

– Ну хорошо, хорошо: деньги тоже имели значение, но ведь я могла выйти замуж за любого богатого мужчину! Но я выбрала тебя, потому что ты был интересным. Ты и сейчас остаешься таким. – Она подмигнула мне. – Ну, пойдем! Давай сделаем это в последний раз, пока не развелись.

– Иди, я за тобой, – радостно сказал я.

В следующую секунду дверь спальни захлопнулась за нами, и мы повалились на белое шелковое стеганое одеяло, расшитое тысячей крошечных жемчужин.

Мы стали страстно целоваться. Какая первобытная страсть! Какая безудержная сексуальность! Такого никогда еще не было! От Герцогини так хорошо пахло, что я почти терял сознание. Я хотел эту женщину, хотел обладать ею в буквальном смысле целую вечность.

– Я люблю тебя, – простонал я.

– Я тоже буду всегда тебя любить, – простонала она в ответ.

«Сука!» – подумал я.

– И я, – сказал я, и мы стали сбрасывать с себя одежду.

Да! Герцогиня была без лифчика! И я прижался голой грудью к ее обнаженным соскам, животом к ее животу – как мягко, как горячо! Герцогиня вся пылала от страсти. Я уже не мог трезво соображать!

Неожиданно она прервала поцелуй и взволнованно посмотрела на меня. Прерывисто дыша, она пробормотала:

– Надеюсь – пых, пых! – ты не собираешься – пых, пых! – остаться здесь на ночь. – пых, пых! – Мне невыносима – пых, пых! – мысль о том, что – пых, пых! – завтра утром я проснусь с тобой в постели. Пых, пых!

«Сука!» – подумал я.

– Разумеется, не собираюсь. – пых, пых! – Завтра утром – пых, пых! – у меня назначена встреча – пых, пых! – в Саутхэмптоне. Пых, пых!

– Вот и хорошо! – пробормотала она. – Давай займемся любовью! Пых, пых!

Мы сбросили с себя остатки одежды. Ноги Герцогини – само совершенство! Такие гладкие, такие гибкие! Роскошные бедра, узкие щиколотки, круглые ягодицы! Моя нервная система была перегружена тактильными ощущениями, и мне это очень нравилось.

– Поцелуй меня нежно-нежно, – простонала Герцогиня, – как ты всегда это делал…

Да, я буду целовать ее нежно и долго, как всегда это делал, а потом займусь с ней любовью так, как всегда это делал, – я сверху, роскошные ноги Герцогини обнимают меня за талию, чтобы усилить трение… Ей всегда нравилась эта поза.

С огромной нежностью я обнял ладонями ее щеки, прикоснулся губами к ее рту и стал целовать ее медленно, нежно, впитывая каждую молекулу ее естества. Ее губы превосходно пахли и с готовностью отвечали на мои ласки, как это всегда было.

Так мы лежали и целовались целую вечность.

Наконец, я оторвался от ее губ, посмотрел в ее сказочно голубые глаза и решил предпринять последнюю совместную с ней попытку.

– Я все еще люблю тебя, – тихо сказал я, мысленно молясь, чтобы она повторила мои слова.

– Я тоже тебя люблю, – сразу откликнулась она. – Давай займемся любовью, милый!

Она любит меня!

Вдруг она сказала:

– Подожди секундочку, я повернусь, чтобы можно было сделать это сзади.

Ее слова стали для меня шоком.

Невероятно быстро она выбралась из-под меня и встала передо мной на четвереньки спиной ко мне. Потом она сложила руки на груди и по-кошачьи выгнула спину, выставив пухлый зад.

– Давай, возьми меня за руки и обними сзади, – торопливо сказала она.

«Сука! – подумал я. – Пока меня не было, она научилась новому трюку! Какое оскорбление! Кто ее научил этому… этой собачьей позе со скрещенными руками? Этот мерзавец с хвостиком на затылке? Или тот гольфист? Или – что еще хуже – румынский долбоклюв?»

Тут она повернула ко мне свою светловолосую головку и вопросительно уставилась на меня.

– Чего ты ждешь? – пых, пых! – Давай же! Такого больше не будет.

Я молча смотрел на нее.

Она кокетливо улыбнулась.

– Давай же, дурачок! Тебе понравится!

«Сука!» – подумал я. И улыбнулся в ответ.

В тот вечер четверга мы долго и страстно занимались любовью. Вспоминая прошлое, я думаю, мы оба знали, что это было в последний раз. Я до сих пор не знаю, почему так вышло, но подозреваю, что это было как-то связано со своеобразным подведением итогов. Нам обоим хотелось поставить жирную точку. Вместе мы пережили много горя и радости, теперь настало время разойтись в разные стороны. В глубине души я понимал, что мы всегда будем любить друг друга.

Часть III

Глава 17

Искусство саморазрушения

Три месяца спустя

Мы как раз были над Стэтен-Айлендом и уже почти у границы штата Нью-Джерси, когда мне вдруг пришло в голову, что я ни за что не успею вернуться вечером в Саутхэмптон к моему «комендантскому часу». Машинально я потянулся к левой ноге и, засучив штанину, смущенно проблеял что-то невразумительное:

– Эээ… я не был до конца честен с тобой, Кайли. Эта штуковина у меня на щиколотке… ну, в общем, это не пейджер… – И тут внезапно раздался этот жуткий пронзительный вой, и пилоты в кабине впереди засуетились, нервно поглядывая на оранжевые огоньки на приборной панели нашего вертолета. «Сикорский S-76» продолжал нестись на запад в сторону Атлантик-Сити со скоростью ста сорока узлов и вдобавок при попутном ветре.

А потом вдруг вой внезапно стих. Кайли, сидевшая слева от меня, вжалась в сиденье, обитое роскошной рыжевато-коричневой кожей, вцепившись в ремень безопасности. Казалось, она вот-вот разразится слезами.

– Я… я никогда раньше не летала на вертолете, – пролепетала Кайли. На ней было шикарное мини из алого шелка, за которое мне только что пришлось выложить две тысячи баксов в одном из самых роскошных магазинов Саутхэмптона. – Они всегда издают такие кошмарные звуки?

– Ну да, – непринужденно кивнул я. – Постоянно.

Кайли я подцепил всего каких-то пару часов назад, так что не знал о ней практически ничего – только то, что ей недавно стукнуло двадцать два, что выросла она в Ванкувере, провинция Британская Колумбия, Канада, а в Нью-Йорк приехала, чтобы сделать карьеру в модельном бизнесе. Впрочем, как я вскоре узнал, карьера Кайли закончилась, так и не начавшись, а все благодаря ее привычке питаться чем попало, из-за чего она то поправлялась, то худела сразу фунтов на тридцать. На сегодняшний день в ней было добрых сто тридцать фунтов, что для модели ростом всего пять футов восемь дюймов, согласитесь, многовато, так что Кайли пока сидела без работы. Тем не менее выглядела она роскошно – правильные черты лица, кожа цвета свежего меда, пухлые губы, высокие скулы и карие глаза миндалевидной формы.

В этот самый момент наш вертолет вдруг заложил крутой вираж и резко пошел на снижение. Глаза у Кайли просто полезли на лоб.

– О господи! – взвизгнула она. – Что теперь-то не так?! Мы падаем, да?!

Я успокаивающе сжал ее руку:

– Не думаю, – и мысленно добавил: «Да просто потому, что со мной всегда так. Почему-то со мной вечно происходит то, что другие счастливчики видят только в кино, – самолеты падают, машины разбиваются, яхты тонут, кухни взрываются, вертолеты пикируют в океан исключительно затем, чтобы спасателям было чем заняться. Но, Кайли, выше нос – потому что я, как кошка, всегда приземляюсь на четыре лапы!»

Впрочем, все эти мысли я благоразумно предпочел оставить при себе.

В этот момент второй пилот, обернувшись, слегка сдвинул плексигласовую перегородку, отделявшую кабину пилотов от пассажирских кресел. Просунув нос в образовавшуюся щель и нацепив на лицо уверенную улыбку, он объявил:

– У нас тут кое-какие технические проблемы, поэтому придется совершить аварий… в общем, промежуточную посадку в Тетерборо. – Он подмигнул Кайли: – Не волнуйтесь, юная леди. До Тетерборо всего пара миль лету. Все будет хорошо, – с этими словами он задвинул перегородку, наклонился к первому пилоту и принялся что-то оживленно ему говорить.

Я покосился на Кайли, на лице которой до этого момента сияла счастливая улыбка – теперь в нем не было ни кровинки, да и кожа цвета меда как-то разом поблекла, – и успокаивающим жестом обнял ее за плечи.

– Расслабься, крошка. Знаешь, мне случалось бывать и не в таких передрягах, и я всегда выходил сухим из воды. Я везучий, – я крепко сжал ее руку. – И вообще, тебе же всего двадцать два – рановато умирать, тебе не кажется?

Кайли печально покачала головой и залилась слезами:

– Да, но я же соврала! Это неправда! На самом деле мне всего семнадцать! – И тут до меня дошло, что я капитально влип.

Совращение несовершеннолетней – чертовски скверная штука. Нет, конечно, я знал, что порог совершеннолетия в разных штатах разный, но штука в том, что мы сейчас готовились сесть в аэропорту Тетерборо, и я вдруг стал гадать, по законам какого штата, Нью-Йорк или Нью-Джерси, меня станут судить, если вдруг застукают в постели с Кайли? Вылетели мы из Саутхэмптона, штат Нью-Йорк, а в этом штате совершеннолетие наступает в семнадцать лет… но летим-то мы в Атлантик-Сити, штат Нью-Джерси, а там как считается этот возраст? Этого я не знал. И в этом-то и была вся загвоздка, поскольку именно там, в гостеприимном люксе казино «Трамп Касл», я и планировал заняться совращением Кайли. «Так с какого же возраста девушка считается совершеннолетней в штате Нью-Джерси», – лихорадочно соображал я.

Естественно, спрашивать об этом у пилотов я не собирался, поскольку Кайли сидела рядом – тем более что при внимательном рассмотрении она вполне могла бы сойти за тинейджера. Да и аппетитный жирок, который я вначале списал на неразборчивость в еде, вообще говоря, больше смахивал на детскую пухлость подростка, который все еще растет.

И все-таки я не чувствовал за собой особой вины, поскольку хорошо помнил тот момент, когда впервые положил глаз на Кайли. Я увидел ее обнаженной в душе на первом этаже моего дома – соблазнительная растительность на ее теле имелась именно в тех местах, где и положено, а упругие грудки выглядели достаточно пышными, чтобы принадлежать взрослой женщине. И к тому же она была не одна! Рядом с ней отиралась еще одна совершенно голая девица – голубоглазая блондинка по имени Лайза, выглядевшая не менее взрослой, чем Кайли, – и вдобавок они слились в страстном поцелуе, при этом явно находясь на вершине экстаза.

В общем-то, ничего странного в этом не было. Подумаешь, две юные модельки, которых я видел впервые в жизни, пробрались в мой дом, чтобы принять вместе душ! Да к середине июля каждая собака в Хэмптонс уже знала, что на Мидоу-Лейн есть шикарный особняк, куда любая смазливая девчонка, нацепив на мордашку улыбку, может явиться в любое время и тусить там, сколько ей заблагорассудится. Правда, я первый готов был признать, что это отвратительно. Но раз уж моя жизнь и так могла в любой момент пойти прахом, так почему бы не проделать это с шумом и треском?

Именно это и навело меня на мысль провести последнее лето на Мидоу-Лейн в обществе юных старлеток, тем более что детей мы с Герцогиней договорились забирать к себе по очереди.

Чэндлер, которая росла настоящей папиной дочкой, такой порядок вещей вполне устраивал, может, потому, что излюбленным ее развлечением в то лето было изводить девиц, крутившихся вокруг ее отца. Она никогда не упускала случая заявить во всеуслышание, что роскошный ресторан, куда он их водил, или бутик, где он покупает им тряпки, мол, те же самые, где он бывал с дюжиной их предшественниц. Ты обычная шлюха, недвусмысленно говорила Чэндлер. Не пройдет и недели, как твое место займет другая, только покрасивее и помоложе.

Зато Картеру, похоже, было все равно. Он был совершенно счастлив, часами не вылезая из стоявшего на открытом воздухе джакузи – слово, которое он и выговорить толком не мог, говорил: акудди. А если он не плескался в джакузи, то его следовало искать в телевизионной комнате – закрывшись там, он часами смотрел «Могучих рейнджеров», а полураздетые модельки усаживались вокруг него в кружок, гладили его по голому животику, обещая сделать что угодно, если Картер одолжит им свои ресницы на время очередной фотосессии. А я, украдкой наблюдая подобную сцену, сильно подозревал, что когда-нибудь мой сын будет горько жалеть, что в свое время шуганул всех этих юных красоток, чтобы не мешали ему смотреть его обожаемых «Могучих рейнджеров».

К слову сказать, именно тогда, в последних числах июня, я впервые услышал о существовании некоего Джона. Первой упомянула о нем Чэндлер, небрежно пояснив, что это, мол, «новый мамин приятель, откуда-то из Калифорнии». Джон. Поначалу я даже не обратил особого внимания на ее слова, хотя негромкий голосок в моей голове настойчиво твердил: «Это может стать проблемой!» Нет, дело не в том, что у Герцогини наконец появился постоянный дружок, – это меня как раз не волновало. Не устраивало меня другое – что этот ее «приятель» жил на другом конце страны. Влюбись она в него, еще, чего доброго, вздумает переехать в Калифорнию, чтобы быть поближе к любимому.

Я почти ничего не знал об этом парне, только то, что он чуть старше меня, при этом весьма богат (кто бы мог подумать?) и вдобавок ему в Лос-Анджелесе принадлежит крупная фирма, занимающаяся производством детской одежды. Меня так и подмывало отправить Бо, чтобы он разнюхал детали, но я все-таки подавил в себе это желание, решив: пусть все идет своим чередом. В конце концов, Герцогиня имела полное право поразвлечься, а шанс, что она влюбится в этого Джона, был не слишком вероятен.

Единственное, что меня волновало в то время – помимо того факта, что наличные у меня таяли с угрожающей быстротой, – это с каким маниакальным упорством ФБР охотится на Шефа. Собственно говоря, за последний месяц я пару раз смотался в Нью-Джерси, пытаясь вовлечь Шефа в разговор о наших прежних делишках, который я смог бы записать на диктофон. Однако Шеф был тертый калач и не спешил заглатывать крючок. Тем не менее в Бюро были уверены, что у меня получится. Будучи мошенником до мозга костей, считали они, Шеф рано или поздно не устоит перед искушением.

По странной иронии судьбы именно эти две поездки в Нью-Джерси и стали причиной, почему я с такой легкостью поддался на уговоры Кайли слетать в Атлантик-Сити. Было часов одиннадцать утра, я как раз готовил завтрак для них с Лайзой, когда Кайли вдруг предприняла нечто вроде мозгового штурма.

– Послушай, обещай, что как-нибудь свозишь меня в Атлантик-Сити и научишь играть в рулетку!

Сложность в том, что перед Кайли невозможно было устоять. И дело было даже не в хорошенькой мордашке, просто мне импонировал ее характер. Кайли была живой и по-детски непосредственной, что я тогда отнес за счет ее полученного в Канаде канадского воспитания, совершенно упустив из виду, что она, в сущности, еще совсем ребенок.

– А ты что, никогда не была в Атлантик-Сити? – спросил я.

– Не-а, – с невинным видом протянула она. – Так свозишь меня туда?

Теперь-то я, конечно, припомнил, что тон, которым это было сказано, больше пристал маленькой девочке, которая просит дедушку сводить ее в зоопарк. Когда я машинально спросил, сколько ей лет, Кайли беспечно ответила: «Двадцать два. А тебе?»

А я-то, дурак, поверил ей на слово. И принялся прикидывать, сильно ли мне влетит, если я возьму вертолет и слетаю в Атлантик-Сити, – ведь я в это время находился под домашним арестом.

В конце концов я решил, что здесь есть по меньшей мере два неприятных для меня момента. Первый – я выезжаю за пределы штата Нью-Йорк, не поставив в известность моего офицера по досудебному надзору. И второй – вероятность того, что я застряну в Атлантик-Сити, нарушив условия «комендантского часа» (срока возвращения домой). Что до азартных игр, меня это несильно волновало, поскольку азартные игры в Атлантик-Сити совершенно легальны. Не волновала меня и необходимость прихватить с собой пятьдесят штук наличными – поскольку именно такая сумма должна была убедить Дональда Трампа одолжить мне вертолет. В конце концов, в сейфе у меня в спальне лежало вдвое больше, что, в свою очередь – по чистой случайности, – составляло как раз ту сумму, которую я задолжал правительству в счет конфискации моего имущества (в действительности у правительства просто так и не дошли руки его конфисковать). И кто меня осудит, подумал я, если я одолжу у правительства США жалких несколько баксов?

Никто, решил я. Поэтому я позвонил в казино, потом заказал вертолет, прошвырнулся с Кайли по магазинам, после чего, сделав, так сказать, небольшой заем у федерального правительства, отправился в гелипорт.

И вот спустя шесть часов я застрял в Тетерборо – торчу в каком-то ветхом ангаре, с малолеткой-скороспелкой, а комендантский час, между прочим, вот-вот наступит. А то, что я удрал в Джерси, на фоне всего этого просто детские шалости.

– Получается, мы никуда не летим? – прощебетала Кайли.

Бросив взгляд на часы, я угрюмо покачал головой.

– Не знаю, Кайли. Уже девять, а к полуночи я должен быть дома.

Кайли мгновенно надулась.

– Печально.

– Да, знаю, – сочувственно кивнул я. И вдруг задумался – мне впервые пришло в голову, что мой «комендантский час» все-таки не настоящий комендантский час. Или все же настоящий? Ну, в общем-то, формально, конечно, да, но если отбросить формальности… иначе говоря, столь безобидное нарушение режима, да еще воскресным вечером, скорее всего, останется незамеченным. Да, возможно, компания, которая мониторит мой браслет, позвонит Патрику Манчини, моему надзирающему офицеру, но Пат с его порядочностью наверняка решит, что браслет просто барахлит. Я хочу сказать, все эти штуковины то и дело ломаются, разве нет? Ну да, конечно, это наиболее вероятный вариант, убеждал я себя… и потом, Пат уверен, что мне и в голову не придет куда-то лететь, разве нет? Ну конечно, уверен, вдобавок он знает, что я с самого начала сотрудничал с федеральными властями, даже согласился выступить свидетелем обвинения…

Страницы: «« ... 910111213141516 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Владимир Качан – артист театра «Школа современной пьесы», автор и исполнитель песен на стихи многих ...
Атланта, 1988 год. Съезд Демократической партии накануне выборов президента. Харизматичный политик Г...
Все, что произошло с героиней романа можно, конечно, списать на стечение обстоятельств и на Его Вели...
Героиня отправляется в дальний горный поход со своими друзьями из туристического клуба. В пути ее жд...
Владимир Качан – народный артист России, актер театра и кино, автор-исполнитель, писатель. По выраже...
Гордую красавицу Уитни Стоун отправили во Францию, дабы избавить от полудетского увлечения привлекат...