Последний срок Коннелли Майкл
– Взгляни: поставив подпись, он бросил быстрый взгляд на часы.
– И что из того?
– Мне это кажется немного странным. Что значит для мертвеца время? Если он хотел покончить с собой, зачем ему знать, который теперь час? Больше похоже на поведение делового человека. По-моему, он собирался с кем-то встретиться. Или кто-то должен был позвонить ему. Но не произошло ни того ни другого.
Босх успел узнать в отеле: после того как Ирвинг зарегистрировался, ни в номер 79, ни оттуда ни разу не звонили. Он сообщил экспертам пароль мобильного погибшего, который узнал у его вдовы, и они исследовали память трубки. Поговорив в пять вечера с сыном Чэдом, Ирвинг больше никуда не звонил. Разговор продолжался восемь минут. Утром, уже после случившегося, Ирвингу трижды звонила жена. К тому времени Дебора начала разыскивать его и после каждого неудачного вызова оставляла сообщения с просьбой перезвонить.
Босх, нажимая на клавиши, снова просмотрел запись, а затем стал быстро перематывать тот отрезок времени, когда перед конторкой портье ничего не происходило. Мэдди уже клевала носом и, собираясь заснуть, повернулась на бок.
– Мне придется выйти, – предупредил отец. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Возвращаешься к своей Анне?
– Нет, в отель. Переживешь?
– Еще бы. Ведь у меня есть «глок».
– Вот и хорошо.
Прошлым летом дочь практиковалась на стрельбище, и Босх оценил ее умение обращаться с пистолетом и попадать в цель. В следующие выходные Мэдди должна впервые участвовать в соревнованиях. Но что еще важнее: дочь понимала, какую ответственность несет человек, имеющий оружие. Он надеялся, что ей никогда не придется воспользоваться им за пределами стрельбища. Но если возникнет необходимость, она к этому готова.
Босх еще посидел рядом с дочерью на кровати. Еще раз прокрутил запись, но больше его ничто не заинтересовало. – Не было повода ехать в отель, и он решил не выходить из дома.
Когда кончился диск, Гарри тихо поднялся, выключил свет и вышел в гостиную. Собираясь вернуться к расследованию убийства Лили Прайс, открыл портфель и разложил папки, которые днем взял в комиссии штата по пробации и контролю за условно-досрочно освобожденными.
У Клейтона Пелла во взрослом возрасте было три судимости. Все за преступления на сексуальной почве, и они становились все тяжелее за десять лет его продолжающегося конфликта с правоохранительной системой. Он начал в двадцать лет, появившись в общественном месте в непристойном виде. В двадцать один его обвинили в неправомерном лишении свободы и эксгибиционизме. А в двадцать три он получил самый большой срок за похищение и изнасилование ребенка, чей возраст не превышал двенадцати лет. Первые два раза ему дали условный срок и срок в окружной тюрьме. Зато в третий раз он отсидел шесть лет из десяти в государственной тюрьме «Коркоран», предназначавшейся для тех, кто оступился в третий раз. Именно там над ним жестоко надругались заключенные.
Босх знакомился с деталями преступлений. В каждом случае жертвой был мальчик от восьми до десяти лет. Первый жил по соседству. Второго Пелл увел за руку с игровой площадки и затащил в расположенный неподалеку туалет. Перед третьим преступлением пришлось набраться терпения – ждать в засаде и проявить охотничью смекалку. Жертвой стал мальчик, который вышел из школьного автобуса и направлялся домой. Расстояние составляло всего три квартала. Но Пелл подкатил к нему на своем фургоне, показал значок и сказал, что он из охраны школы. Заявил, что должен доставить мальчика домой, так как в школе случилось что-то, о чем ему нужно сообщить его родителям. Мальчик поверил и сел к нему в машину. Пелл отъехал с ним в безлюдное место, совершил развратные действия, отпустил и скрылся.
Преступник не оставил на жертве ДНК и попался только потому, что проскочил неподалеку на красный свет. Камера на перекрестке зафиксировала номер его фургона за минуты до того, как в нескольких кварталах оттуда обнаружили бродящего в шоке мальчика. Пелла заподозрили из-за его криминального прошлого. Потерпевший мальчик указал на него на процедуре опознания, после чего было заведено уголовное дело. Но поскольку установление личности преступника, если его опознал один девятилетний мальчик, – дело сомнительное, Пеллу предложили признать себя виновным: в таком случае он получит всего десять лет. Он, видимо считал, что ему повезло, пока его не подловили в прачечной тюрьмы «Коркоран» и не кастрировали обыкновенным ножом.
При каждом обвинении Пеллу давали так называемую психологическую оценку, которая предшествовала приговору. Босх по опыту знал, что в случае нескольких судимостей, каждая последующая оценка зачастую основывалась на предыдущих. Эксперты в спешке брали за основу выводы первой комиссии. Поэтому он внимательно изучил то, что содержалось в деле Пелла, когда его обвинили в появлении в общественном месте непристойном виде.
В деле излагались подробные и по-настоящему пугающие данные о несчастном детстве Пелла. Он был сыном пристрастившейся к героину наркоманки, которая таскала его по притонам наркоторговцев и «ширяльным», где нередко расплачивалась за наркотики телом в присутствии мальчика. В школу Пелл почти не ходил и не мог припомнить жилища, которое назвал бы своим домом. Они с матерью все время переезжали с места на место, останавливались в мотелях с мужчинами, но те вскоре исчезали.
Босха заинтересовал отрезок времени, когда Пеллу было восемь лет. Пелл описал тестирующему его человеку квартиру, в которой, как он считал, они жили дольше всего под одной крышей. Мать связалась с неким Джонни. Тот спал с ней и требовал, чтобы она доставала ему наркотики. Часто мальчик оставался на попечении Джонни, а мать в это время уходила торговать собой, чтобы добыть деньги на наркоту. Иногда она исчезала на несколько дней, и Джонни злился и выходил из себя. Надолго запирал мальчика в чулане или жестоко избивал ремнем. В справке отмечалось, что на спине и ягодицах Пелла сохранились рубцы, подтверждающие его рассказ. Избиения были ужасны сами по себе, но мужчина также принуждал мальчика к оральному сексу и при этом угрожал еще более жестокими побоями, если он проговорится матери.
Вскоре мать Пелла ушла от Джонни, и ситуация изменилась, но несчастья мальчика продолжались. В тринадцать лет, когда они ночевали в мотеле, и он спал на одной кровати с матерью, та умерла ночью от передозировки. Мальчик попал под опеку министерства по делам несовершеннолетних и сменил несколько семейных приютов. Нигде надолго не задерживаясь, он бежал, как только представлялась возможность. Пелл заявил тестирующему, что с семнадцати лет жил совершенно самостоятельно. А когда его спросили, работал ли он, ответил, что получал деньги, занимаясь сексом с мужчинами старше себя.
Босх знал, что подобные страшные истории могли бы поведать многие обитатели улиц и тюрем: полученные в детстве душевные травмы проявлялись во взрослом возрасте, часто выражаясь в похожих действиях. Вот эту тайну ежедневно изучала на своей работе Анна Стоун.
Прочитав два других отчета, Босх обнаружил, что это вариации на одну и ту же тему, хотя Пелл немного сбивался в датах и возрасте людей. Но в основном канва совпадала, что свидетельствовало либо о лености тестирующих, либо о том, что приведенные факты соответствуют действительности. Босх решил, что правда где-то посередине. Тестирующие фиксировали только то, что им сообщали, или повторяли сведения предыдущих справок. Никто не пытался найти доказательства словам Пелла или разыскать людей, издевавшихся над ним.
Босх достал блокнот и записал суть истории о человеке по имени Джонни. Он больше не сомневался в справедливости данных региональной лаборатории. Утром у них с Чу там назначена встреча. Напарник отправится туда за подтверждением того, что приняты во внимание все возможности.
Уверенный в том, что с лабораторией все чисто, Гарри почувствовал, как адреналин, просачиваясь в кровь, будоражит его. Вскоре он потечет струей, и этот поток подхватит и понесет его самого. Босх знал почти наверняка, кто убил Лили Прайс.
12
Утром он позвонил напарнику из машины и сказал, чтобы тот ехал в морг без него.
– А ты что собираешься делать? – спросил Чу.
– Вернусь в Панорама-Сити, пощупаю один след.
– Что за след, Гарри?
– Это связано с Пеллом. Вчера вечером я прочел его досье и пришел к кое-каким выводам. Надо проверить их. Едва ли проблемы в лаборатории, но необходимо подстраховаться, чтобы ничего не выплыло на суде. Если, конечно, суд когда-нибудь состоится. Одному из нас придется давать показания. Подтвердим, что убедились: в лаборатории все чисто.
– Что мне сказать, когда я туда приеду?
– У нас назначена встреча с заместителем директора. Скажи, что нам нужно перепроверить, как обстоят дела с уликами по нашему делу. Поговори с лабораторной крысой, занимавшейся ДНК Пелла. Двадцать минут от силы, и не забывай все записывать.
– А ты что будешь делать?
– Надеюсь побеседовать с Пеллом о человеке по имени Джонни.
– Что?
– Расскажу, когда вернусь в управление. Мне надо двигаться.
– Гарри…
Босх разъединился. Он не хотел объяснять. Это лишало его импульса и сбивало с темпа.
Через двадцать минут Босх ехал по Вудман-авеню и искал парковочное место неподалеку от Буэна-Виста. Мест не оказалось, и ему пришлось встать в красной зоне, где остановка запрещена, и пройти квартал пешком. Босх просунул руку в ворота и позвонил. Представился и попросил доктора Стоун. Замок открылся, и он вошел.
Анна, улыбаясь, ждала его в вестибюле административного помещения. Гарри спросил, есть ли у нее свой кабинет или другое место, где они могли бы спокойно поговорить, и она отвела его в комнату для бесед.
– Поговорим здесь. В кабинете, где я работаю, сидят еще два психиатра. Что случилось, Гарри? Не ожидала увидеть вас так скоро.
Босх кивнул, подтверждая, что и он на это не рассчитывал.
– Мне надо пообщаться с Клейтоном Пеллом.
Анна нахмурилась, словно его просьба поставила ее в трудное положение.
– Вот что, Гарри, если Клейтон подозреваемый, я из-за вас окажусь в очень неприятной ситуации…
– Он не подозреваемый. Давайте на секунду присядем.
Анна показала на стул, где обычно сидели ее пациенты, а сама села напротив.
– Так вот, – начал Босх, – прежде всего хочу сказать: в нашем деле столько случайностей, что их нельзя принять за случайность. Если угодно, я вообще не верю в случайности. То, о чем мы говорили вчера за ужином, естественным образом потянуло за собой то, чем я занялся после ужина, – и вот я здесь. Мне нужна ваша помощь. Я должен поговорить с Пеллом.
– Но это не потому, что он подозреваемый?
– Нет, он был в то время слишком юн. Мы уверены: убийца не Пелл. Но он – свидетель.
Анна покачала головой.
– Я беседую с ним четыре раза в неделю в течение почти шести месяцев. Думаю, если бы он видел, как убили девушку, это всплыло бы на каком-нибудь уровне: сознательном или подсознательном.
Босх поднял руки, прося не перебивать его.
– Пелл – свидетель не в буквальном смысле слова. Он не присутствовал при убийстве, возможно, даже ничего не знал о нем. Но полагаю, он знаком с убийцей. Он в силах помочь мне. Вот взгляните.
Босх открыл стоящий на полу между ног портфель, вынул оригинал дела об убийстве Лили Прайс и перелистывал страницы, пока не дошел до прозрачных конвертов с выцветшими полароидными фотографиями с места преступления. Стоун встала, обошла стол и остановилась рядом с Гарри, чтобы разглядеть снимки.
– Старые, выцвели, но если вглядеться, можно заметить на шее жертвы след от удавки. Ее задушили.
Анна шумно вздохнула.
– О Боже!
Гарри быстро закрыл папку и поднял на нее глаза. Она зажимала ладонью рот.
– Извините, я думал, вы привыкли к подобным зрелищам.
– Повидала многое, но привыкнуть к этому невозможно. Моя специальность – сексуальные отклонения и дисфункция. Но рассматривать такое… – Анна показала на папку: – Моя задача предотвращать это. А видеть ужасно.
Босх кивнул, но она попросила снова показать ей снимки. Гарри открыл дело, нашел место с прозрачными конвертами и выбрал фотографию крупного плана шеи Лили Прайс с едва заметным рубцом на коже.
– Видите, о чем я говорил?
– Да. Бедная девушка.
– А теперь взгляните вот на этот. – Он перевернул конверт и показал другой полароидный снимок, на котором тоже был виден рубец на шее.
– Вижу. И что это значит?
– Фотография сделана под другим углом. На ней видна верхняя линия удавки. А на первой была нижняя линия. – Босх вернулся к первому конверту и пальцем показал разницу между изображениями. – Заметили?
– Да. Но не понимаю, что это значит.
– Линии не совпадают. Они на разных уровнях шеи. Следовательно, это верхняя и нижняя борозда от удавки. Если соединить изображения, мы получим представление о ширине удавки и, еще более важно, о том, что она собой представляла. – Босх большим и указательным пальцами провел по линиям и между пальцами оказалось пространство шириной почти в два дюйма. – Это все, что у нас есть. Фотографий со вскрытия в архиве нет. Остается опираться на эти снимки, а они по крайней мере показывают, что удавка была в полтора дюйма шириной.
– Что-то вроде ремня?
– Именно. А теперь взгляните сюда.
Гарри снова вернулся ко второму конверту.
– Квадратный рубец.
– Правильно. Похоже на рубец от квадратной пряжки. А теперь поговорим о крови.
Он снова открыл первый конверт и показал на три полароидных фотографии. На каждой было пятнышко крови на шее жертвы.
– Единственная капля крови на шее убитой. Расположена в центре отпечатка от удавки, и это может означать, что кровь была на самой удавке. Двадцать два года назад предлагали версию, что убийца порезался и капля его крови попала на жертву. Он стер кровь, но пятно осталось.
– А вы считаете, что пятно перешло на кожу с ремня?
– Точно. И вот здесь возникает фигура Пелла. Это его кровь – на жертве кровь восьмилетнего мальчика. Как она там оказалась? Если принять версию переноса, она попала на шею с ремня. Тогда вопрос следует поставить по-другому: не как кровь оказалась на Лиле Прайс, а как она оказалась на ремне?
Босх закрыл папку и вернул в портфель. Затем вынул оттуда толстую подшивку документов из комиссии по пробации и контролю за условно-досрочно освобожденными. Взял в обе руки и встряхнул.
– Все вот здесь. Вчера вечером вы говорили мне, что не вправе делиться со мной откровениями ваших подопечных, и я располагаю оценками досудебного теста. Вернувшись домой, я прочел справки и обнаружил кое-что связанное с тем, что вы называете повторяющимся поведением, и…
– Его пороли ремнем.
Гарри улыбнулся.
– Осторожно, доктор. Вы же не собирались делиться со мной откровениями ваших подопечных. Тем более что это и не нужно. Все есть здесь. Каждый раз, когда Пелл проходил психологический тест, он говорил одно и то же. Когда ему было восемь лет, они с матерью жили с человеком, истязавшим его физически, а иногда совершавшим с ним развратные действия. Возможно, именно это толкнуло Пелла на дорожку, которую ему суждено было пройти. Истязая, его пороли ремнем.
Босх открыл папку и подал Анне протокол первого теста.
– Его били так сильно, что у него шла кровь. Здесь утверждается, что сзади на теле остались шрамы. Но для того чтобы появились шрамы, необходимо повредить кожу, и тогда у человека течет кровь.
Гарри наблюдал, как Анна листала отчет. Ее глаза сосредоточенно сузились. Завибрировал телефон, но он не ответил. Догадывался: звонит, скорее всего напарник – сообщить, что его визит в морг завершен.
– Джонни, – сказала Анна, возвращая папку.
Босх кивнул:
– Я считаю, что Джонни – тот, кто нам нужен. Мне необходимо поговорить с Пеллом, чтобы выяснить, как на него выйти. Сообщал ли он Пеллу свою фамилию? На досудебных тестах он называл этого человека только Джонни.
– И на наших сеансах он называл его только Джонни.
– Вот поэтому мне следует пообщаться с ним.
Анна помолчала, размышляя о том, чего Босх совсем не принял во внимание. Он решил, что ее, как и его, охватит азарт погони.
– Ну как?
– Гарри, мне необходимо обдумать, как повлияет на Пелла то, что вы начнете ворошить старое. Простите, но мне следует ставить его благополучие выше успеха вашего расследования.
Босха расстроили ее слова.
– Подождите, что значит «ворошить старое»? В этой папке три отчета о его психологических тестах. И с вами он говорил об этом типе. Я не прошу вас нарушать конфиденциальность. Хочу сам поговорить с ним.
– Знаю и не могу помешать вам. Выбор за ним: говорить с вами или нет. Меня тревожит одно – он очень уязвим.
– Анна, убедите его встретиться со мной. Скажите, что это пойдет ему на пользу.
– Солгать? Я не сделаю этого.
Анна так и не вернулась на свое место, и Босх тоже встал.
– Не солгать, а сказать правду. Наш разговор поможет Пеллу извлечь того типа из тени прошлого. Что-то вроде экзорцизма. Возможно, он даже знает, что тот человек убивал девушек.
– Хотите сказать, он убил нескольких?
– Не берусь утверждать, но вы видели фотографии. Не похоже, что для него это в новинку – мол, всего один разок, в виде исключения, а потом я снова стану законопослушным гражданином. Это почерк хищника, а хищники не останавливаются. Вы знаете это не хуже меня. Не важно, что убийство совершено двадцать два года назад. Если этот Джонни на свободе, я хочу добраться до него. И ключ к этому – Клейтон Пелл.
13
Клейтон Пелл согласился поговорить с Босхом, но только в присутствии доктора Стоун. Гарри не возражал, подумав, что если Анна будет рядом во время беседы, это даже полезно. Однако предупредил ее, что Пелла могут вызвать свидетелем на суд, если он когда-нибудь состоится. Босх объяснил также, что по этой причине будет вести допрос по определенной линейной методике.
Дежурный ввел Пелла в комнату, где стояли три стула – два рядом, один напротив. Босх представился и не колеблясь пожал ему руку. Пелл оказался коротышкой – не больше пяти футов двух дюймов при весе фунтов в сто десять. Гарри знал, что дети – жертвы сексуального насилия часто вырастают чахлыми и малорослыми. Искалеченная психика влияет на физическое развитие.
Он предложил Пеллу сесть и приветливо спросил, не нужно ли ему что-нибудь.
– Мне бы подымить.
Пелл сел на стул и крест-накрест поджал под себя ноги. Это выглядело очень по-детски.
– Я бы тоже не против, – ответил детектив, – но не будем нарушать правила.
– Плохо дело.
Стоун предложила поставить все три стула вокруг стола, чтобы их встреча не казалась такой формальной, но Босх отверг ее предложение. Он сам расположил стулья так, чтобы они с Анной сидели справа и слева от центральной линии взгляда Пелла и тому пришлось бы все время переводить глаза с одного собеседника на другого. Наблюдать за движением глаз – один из методов оценки искренности говорящего. В представлении Стоун, Пелл превратился в трагическую фигуру, но Босх не испытывал к нему сострадания. Полученные в детстве травмы и маленький рост не в счет. Он насильник. Это мог бы подтвердить тот девятилетний мальчик, которого Пелл затащил в фургон. Босх решил непрестанно напоминать себе: насильники скрывают свою личину, лгут и ждут, чтобы их оппоненты проявили слабость. Но с Пеллом он этой ошибки не совершит.
– Давайте начнем, – предложил Гарри. – И если не возражаете, я буду делать записи по ходу нашей беседы.
– Как хотите, – кивнул Пелл.
Босх достал блокнот, на кожаной обложке которого красовалась тисненая эмблема детектива полицейского управления Лос-Анджелеса. Блокнот был подарком Мэдди. Она заказала его через подружку, отец которой занимался кожевенным бизнесом в Гонконге. На значке был номер 2997. Дочь подарила Гарри блокнот на Рождество. Он был одной из самых дорогих вещей Босха – во-первых, потому, что он получил его от Мэдди. Но еще потому, что служил полезной цели: каждый раз, когда Гарри открывал его, намереваясь сделать запись, он демонстрировал допрашиваемому значок и тем самым напоминал ему, что перед ним сила и власть государства.
– Так в чем дело? – спросил Пелл высоким, писклявым голосом. – Док мне ничего не объяснила.
Его Стоун не просила не называть себя доком.
– Речь пойдет об убийстве, Клейтон. Об убийстве, которое совершили в те времена, когда вам было восемь лет.
– Я не знаю ни о каком убийстве, сэр.
Голос звучал скрипуче, и Босх невольно задал себе вопрос: был ли он таким от природы или стал в результате расправы в тюрьме.
– Мне это известно, и должен вам сказать, что вас не подозревают в преступлении.
– Тогда зачем вы пришли ко мне?
– Хороший вопрос, Клейтон, и я отвечу на него прямо. Вы находитесь в этой комнате потому, что ваша кровь и ДНК найдены на теле жертвы.
Клейтон соскочил со стула.
– Вот что – я ухожу. – Он направился к двери.
– Клей! – окликнула его Стоун. – Выслушай его. Тебя не подозревают. Тебе тогда было всего восемь лет. Он только хочет знать, что тебе известно. Пожалуйста!
Клейтон, глядя на Анну, ткнул пальцем в сторону Босха.
– Можете сколько угодно верить ему. А я не верю. Копы не делают людям добра. Только самим себе.
Стоун встала, чтобы ее слова прозвучали весомее.
– Клейтон, пожалуйста, давай попробуем.
Пелл нехотя сел. Анна – тоже. Пелл, не сводя с нее глаз, так и не повернулся к Босху.
– Мы считаем, что на убийце оказалась ваша кровь, – начал Босх, – и она каким-то образом была перенесена на тело жертвы. Мы не думаем, что вы имели отношение к преступлению.
– Давайте, кончайте уж разом! – Пелл выставил сведенные вместе запястья, словно подставляя их наручникам.
– Клей, прошу тебя, – остановила его Стоун.
Он взмахнул обеими руками, будто говоря: «хватит с меня». Этот коротышка умудрился повернуться на стуле и перекинуть ноги через левый подлокотник. При этом Пелл надул губы, как обиженный ребенок. Сложил на груди руки, и Босх заметил показавшийся из-под воротника край охватывающей шею татуировки.
– Клейтон, – строго начала Анна, – ты помнишь, где жил, когда тебе было восемь лет? Не забыл, что постоянно говорил мне?
Пелл уронил голову и, упершись подбородком в грудь, ответил:
– Конечно, не забыл.
– Тогда отвечай на вопросы детектива Босха.
Он секунд десять обдумывал ее слова, затем кивнул:
– Ладно. Давайте.
Гарри уже собирался задать вопрос, но в это время у него в кармане зазвонил телефон. Пелл услышал.
– Только попробуйте ответить, я сразу отсюда смотаюсь.
– Не беспокойтесь – я сам ненавижу мобильники.
Босх дождался, когда сигналы прекратятся, и продолжил:
– Скажите, Клейтон, где и как вы жили, когда вам было восемь лет?
Пелл выпрямился на стуле и в упор посмотрел на детектива.
– Я жил с монстром – парнем, который лупил меня до полусмерти всякий раз, когда рядом не было матери.
Он замолчал. Босх немного подождал, затем поторопил:
– Что дальше, Клейтон?
– Дальше он решил, что просто бить меня неинтересно, и заставлял отсасывать. Пару раз в неделю. Вот как я жил, детектив.
– Этого человека звали Джонни?
– Откуда вы узнали?
Пелл посмотрел на Стоун. Неужели она проговорилась и выдала то, что он ей рассказывал?
– Это имя упоминается в ваших досудебных психологических тестах, – поспешно объяснил Босх. – Я читал их. Вы упоминали о человеке по имени Джонни. Это тот, о ком мы сейчас говорим?
– Это я так его называю. В смысле теперь. Он напоминает мне Джека Николсона в той киношке по Стивену Кингу. Джонни весь фильм гонялся за сыном с топором. И со мной было то же, только не хватало топора. Топор ему был без надобности.
– Как его настоящее имя? Вы знали его?
– Нет. Никогда.
– Уверены?
– Естественно, уверен. Он испортил мне всю жизнь. Если бы я знал его имя, запомнил бы его навсегда. А теперь помню только прозвище. Так его все называли.
– Что это было за прозвище?
На губах Пелла заиграла едва заметная улыбка. Располагая сведениями, которые все хотели узнать, он решил воспользоваться этим к своей выгоде. Босх заметил: за годы, проведенные в тюрьме, Клейтон научился отстаивать свои интересы.
– Что я за это получу?
Гарри был готов к вопросу.
– Поквитаетесь с человеком, который мучил вас.
– Почему вы решили, что он до сих пор жив?
Босх пожал плечами:
– Предположение. Справки свидетельствуют о том, что мать родила вас в семнадцать лет. Когда она сошлась с этим человеком, ей было около двадцати пяти. Полагаю, ему было не намного больше. Прошло двадцать два года… теперь ему пятьдесят с чем-то, и он, наверное, продолжает заниматься своими делишками.
Пелл потупился, и Босх подумал, не вспоминает ли он сейчас те дни, когда был во власти этого человека.
Стоун кашлянула и заговорила:
– Пелл, вспомни, что мы говорили о зле. Как рассуждали, дается ли оно человеку от рождения или привносится потом. Помнишь, мы сделали вывод, что поступки могут быть порочными, а совершивший их человек – нет.
Клейтон кивнул.
– Тот человек порочен. Смотри, что он сделал с тобой. Детектив Босх не сомневается, что он творил дурные вещи с другими жертвами.
Пелл снова кивнул.
– У того проклятого ремня на пряжке буквы. Он бил меня пряжкой. Ублюдок. Потом мне надоело, что меня колотят, и я решил: проще делать то, что от меня требуют…
Босх ждал. Задавать следующий вопрос не понадобилось. Пелл это тоже чувствовал – кивнул в третий раз и продолжил:
– Все, в том числе и мать, называли его Чиллом.
Гарри сделал запись.
– Вы сказали, что на пряжке ремня были буквы. Что-то вроде инициалов? Какие были буквы?
– Ч.Х.
Босх снова сделал пометку. Адреналин взбудоражил кровь. Пусть он не получит фамилии и имени, но все же приблизился к цели. В мозгу возникла картина. Он заносит кулак и стучит в дверь. Нет, колотит в дверь. Дверь открывает человек, известный под кличкой Чилл.
Пелл, хотя ему больше не задавали вопросов, говорил:
– Я вспомнил Чилла в прошлом году, когда увидел в новостях сообщения про Жестокого Соню. У Чилла, как и у этого Сони, тоже были фотографии.
Прозвище Жестокий Соня присвоили вероятному серийному убийце и расследованию, которое вела полиция. Подозревали, что убийство нескольких женщин совершил один и тот же человек, но между преступлениями были такие большие промежутки, будто он впадал в спячку. Когда в прошлом году личность подозреваемого была установлена и его арестовали, следователи нашли у него сотни фотографий женщин. Большинство раздетые, в соблазнительных позах. Следствие продолжалось. Пытались выяснить, кто эти женщины и что с ними произошло.
– У него были фотографии женщин? – переспросил Босх.
– Да. Тех, которых он трахал. Все нагишом. Его трофеи. Мою мать он тоже фотографировал – я видел снимки. У него был аппарат, который сразу делал фотографии, не надо было относить пленку в проявку, а потом попасться на этом. Был такой до цифровых.
– «Полароид».
– Точно, «Полароид».
– Нередкое явление, – заметила Стоун. – Не важно, бьет мужчина женщин или нет. Это форма контроля. Обладания. Добыча, заработанные очки. Характерно для властолюбивых натур. В век цифровой фотографии и порнографии в Интернете получает все большее распространение.
– В таком случае Чилл – первопроходец, – вставил Клейтон. – Компьютера у него не было, и свои фотографии он хранил в коробке из-под ботинок. Вот так мы от него и улизнули.
– Что вы хотите сказать? – спросил Босх.
Пелл на мгновение поджал губы.
– Он сфотографировал меня, когда я держал его член во рту. А снимок положил в ту же коробку. Однажды я украл его и оставил в таком месте, где могла увидеть мать. В тот же день мы с ним расстались.
– Были в коробке другие снимки мальчиков или мужчин? – спросил Гарри.
– Одного я видел – парня вроде меня. Но я не знаю, кто он такой.
Детектив сделал еще несколько записей. Информация Пелла о том, что его мучителя интересовали как женщины, так и мужчины, имела ключевое значение для вырисовывающегося психологического портрета преступника. Затем он спросил, не помнит ли Клейтон адреса, где он жил с матерью и Чиллом. Пелл ответил, что где-то неподалеку от Городка путешествий в Гриффит-парке, куда мать водила его покататься на железной дороге.
– Вы шли туда пешком или ехали?
– Брали такси, но путь был недолгим. Мы часто там бывали – мне очень нравились те маленькие поезда.
Замечание было ценным. Босх помнил, что Городок путешествий располагался в северной части Гриффит-парка. Это могло означать, что Клейтон и Чилл жили в Северном Голливуде или в Бербанке, то есть ограничивало круг поисков.
Босх попросил описать Чилла, но Клейтон вспомнил очень немного: белый, высокий, мускулистый.
Читать бесплатно другие книги:
