Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник) Милн Алан

2

Партер был полон, бельэтаж понемногу заполнялся. Весело журчали и накладывались друг на друга голоса, которым безуспешно противопоставлял «Веселого пейзанина» едва слышный «Особо расширенный оркестр», более известный как «Квартет Беллами». Одна программка махала другой, и махавшие поворачивались к соседям объяснить, кому помахали. Внезапно в королевской ложе возникла легкая суматоха: все взоры из партера устремились туда, и предвкушающей аудитории явили себя Хлоя и Китти, оставив Иврарда вносить коробки с шоколадными конфетами. Каждая из дам, как было распланировано и отрепетировано в деталях, направилась к собственному креслу, каждая села, словно в замедленной съемке, изящно поведя рукой, – движение, благодаря которому платье кажется единым целым с телом. Они повернулись, улыбнулись, заговорили друг с другом, – впечатление было такое, словно перед вами особы королевской крови. Они опустили взгляды в бельэтаж, божественно сознавая, что бельэтаж рассматривает их.

Она увидела Барнаби и наделила его любящей улыбкой, так хорошо ему знакомой. Она увидела рядом с ним дочку священника, мисс Норваль, и сверкнула ему новой улыбкой, на сей раз насмешливой, которая была ей так же неотъемлемо присуща, как и первая. Она увидела Перси и Мейзи, и ее улыбка стала на сей раз (правда ведь?) чуточку рассеянной, точно мысленно она вернулась к Барнаби и той девушке. Отвечая на приветствия, она кивала остальным друзьям в бельэтаже и шепнула что-то Иврарду, теперь уже сидящему между ней и Китти. Ее взгляд спустился в партер – безразлично, ведь никаких друзей там не найдешь… Клод! И Клод, увидев, как осветилось ее лицо, пространно возблагодарил небеса за Клодию и Кэрола, и за три коктейля, и за тот факт, что он сидит тут, на одном уровне с ней, так близко, что почти может дотронуться, а не где-то там на обочине. Она чуть поманила, точно говоря – приходи поболтать в антракте, а три коктейля сообщили, мол, он так и поступит, приглашала она его или нет.

– Хлоя Марр, – несколько неловко объяснил он Кэролу.

Пусть даже «Расширенный оркестр» играл теперь «Три танца» из «Генриха VIII», он чувствовал себя истинным владыкой мира.

– Которая? – спросил Кэрол.

– Та, что с краю.

Повернувшись к концу ряда, Кэрол увидел кряжистую даму, выпирающую из зеленого атласного платья на максимально допустимую высоту.

– Мы про один и тот же край говорим? – удивленно спросил он.

– В ложе, идиот.

– А! – Он стал с интересом рассматривать Хлою. – Так это и есть Хлоя Марр? Представь меня после спектакля, и я скажу, что с ней не так.

– Что значит «что с ней не так»? Как это «не так»?

– Ну есть же что-то, не то она давно бы вышла замуж.

– Не обязательно. Просто она никогда не влюбляется.

– Возможно, это и есть не «так», – протянул Кэрол. – Это тебе мистер Хиггс говорит, большой авторитет по части любви.

«Она прекраснее, чем когда-либо, – думал Барнаби. – Но нельзя терять из-за этого голову, она – нечто прекрасное, вроде колокольчика в лесу, или «Весны» Вивальди, или «Оды соловью» Китса: они твои, но тебе не принадлежат и не разбивают тебе сердце». Он посмотрел на Джилл и подумал: «Ужинать с ней будет весело, но никакой чепухи из-за шампанского. Я бы целую бутылку сейчас выпил. Я и не знал, что она такая хорошенькая», и сказал, понизив голос:

– Я уже говорил вам, что вы сегодня невероятно красивая?

– Нет, – ответила Джилл. – И никто другой тоже.

– Никогда?

– Никогда.

– Тогда вы выходите в свет либо со слепыми, либо с тупицами. С которыми?

– Как правило, сама по себе. Мой дядя… знаете, о ком я… делает вид, будто в меня влюблен, но эту часть всегда опускает.

– Так дальше не может продолжаться. Немедленно вычеркните его из своей жизни.

Улыбнувшись, она взяла с коленей программку и прочла в третий раз.

Перси подтолкнул Мейзи в бок, выбив из ее руки программку, и сказал:

– Смотри, старушка, вон там Хлоя.

Они оба помахали.

– Кто это с ней?

– Один малый по фамилии Хейл. А еще Китти Келсо, которая вышла замуж за малого по фамилии Клейверинг, он имеет отношение к тому-то или к сему-то, но сама она была Китти Келсо, это еще когда ты маленькая была, и была в «Шелковых чулках».

– Наверное, она и сейчас в них, – лукаво предположила Мейзи.

– Э, нет, это было давным-давно, она теперь бросила сцену, родила двух детишек.

Вид у Мейзи сделался чуть разочарованный, и Перси, почувствовав, что что-то не так, задумался. Внезапный громкий смешок возвестил, что раздумья не пропали втуне.

– Э, понял, о чем ты! Чертовски удачно, старушка. Чертовски смешно. Надо рассказать эту шутку старине Джорджу. Да, думаю, тут ты права. – Он положил ей на колено огромную лапищу. – И я знаю, кто еще у нас в шелковых чулках.

Потянув за ее подвязку через складку платья, он со щелчком ее отпустил.

– Нельзя, дорогой, только не здесь! – пискнула Мейзи.

И улыбнулась, глядя на него восхищенным, обожающим взглядом.

Перси со смешком подмигнул, но, возвращаясь к респектабельности, она твердо сказала:

– Ну, которые тут критики, о которых ты обещал рассказать? – С играми ведь можно подождать до такси.

Вытянув шею, Перси стал оглядываться по сторонам.

– Грубо говоря и без экивоков, любой уродливый бедолага в черном галстуке, который выглядит так, словно заскочил между коктейлями на похороны. Их обычно рассаживают вдоль проходов, чтобы они могли быстро вернуться в бар. Между нами говоря, старушка, мне случалось жалеть, что я не критик.

– О, милый, но почему? Ты бы ужасно хорошо писал.

– Пришлось бы водить компанию с самыми странными типами. Смотри, вот один… тот, что чешет спину о колонну.

– Но, милый, он же довольно симпатичный.

– Тогда он, наверное, не критик.

Свою неприязнь к театральным критикам Перси приписывал тому факту, что эти типы не умеют как следует носить смокинги, но, как позднее объяснит он Клоду, когда прижмет его к стене в гримерной Клодии, все идет гораздо глубже. Однажды он потратился на чертовски хорошее шоу под названием «Постельный Пэтти» – нет, нельзя сказать, что он так уж сильно раскошелился, на самом деле большую часть деньжат раздобыл старина Джордж, Джордж Чейтер, но Перси тоже вложился, потому что не хотел остаться в стороне, если уж старина Джордж вошел в дело, и разумеется, когда у тебя на коленках такая милашка, как Бэбс, которая называет тебя своим дорогим здоровяком и спрашивает, не мог бы ты устроить ей ну самую крошечную роль в какой-нибудь новой осенней постановке. Так или иначе, он из кожи вон лез, чтобы пособить одному или двум из тех чертовых типов, водил их в бар «Ритца» и хорошенько накачивал, и рассказывал всякое про Бэбс, чтобы они знали, кого иметь в виду, и рассказывал, какой чертовски хороший малый старина Джордж, и как типчик, сварганивший для постановки музычку, приезжал в Уокингт и играл им ее, типчик даже заранее постригся и все такое, – никто бы и не подумал, что он не джентльмен. Ну, дело не в потере денег или в том, что испытала чувствительная девушка вроде Бэбс, когда ее назвали красой без панталон, намеренно панталоны подчеркнули, заметьте, и его ведь как раз такая черная неблагодарность уязвила, не подумайте чего.

Взяв программку, Мейзи попыталась запомнить имена в ней до того, как погаснет свет.

– Зелла, цыганская дева, – прочла она вслух. – Мисс Клодия Лэнсинг. Кто она?

– Что-что? – спросил, возвращаясь к настоящему, Перси. – Дай посмотрю. Да будь я проклят! Это милашка, про которую я тебе рассказывал и которую видел, когда познакомился с длинноносым малым в квартире Хлои. Ну да, Клодия Лэнсинг, и у нее есть брат Клод, он художник. Чертовски глупо, скажу я тебе.

– Ах, дорогой, ты знаешь весь свет, – вздохнула гордая Мейзи. – Ты ведь меня познакомишь, правда? Ты обещал.

«Расширенный оркестр» достиг конца нотного листа «Веселой Англии», перелистнул по ошибке три страницы и с удивлением (или так показалось) обнаружил, что играет «Баркаролу». Свет стал медленно тускнеть. По просьбе оркестровой ямы бельэтаж неохотно затих, и поднялся занавес.

3

Занавес опустился, и можно было спокойно разговаривать с соседом, не боясь нахмуренной мины грубияна в ряду спереди, или можно было выйти и встать на лестнице в надежде, что тебя заметят, медленно продвигаясь к бару. А поскольку из партера было выбраться легко, Клод очутился в королевской ложе первым. Отказ Кэрола пойти с ним был принят с благодарностью, ведь теперь он мог не делить Хлою с другим, а ее избавлял от неловкости поздравлять автора, которого не с чем поздравить.

– Расскажи ей мою горестную повесть, – попросил Кэрол, – и когда завалимся за задники – прости за грубый каламбур, – когда я увижу ее в гримерной Клодии, мы легко и непринужденно поговорим про «Баркаролу».

Хмыкнув, Клод стал протискиваться в фойе. Хотя во многом он был старше своих лет, его любовь была так наивна и невинна, что мысли о реальной и очень даже сексуальной Хлое никогда ему на ум не приходили, и «шутку» Кэрола он счел святотатством.

– Дорогой, – воскликнула Хлоя, – как я рада тебя видеть, и ты сам отрада для глаз. Иврард, это Клод Лэнсинг, с которым ты уже знаком понаслышке.

– И по многому другому, – улыбнулся Иврард. – Художник, боксер и друг Хлои.

Он протянул руку и снова улыбнулся, на сей раз с толикой сочувствия обращению «сэр», которым приветствовал его Клод. «Мы оба хотим жениться на ней, – подумал он. – И один из нас называет другого «сэр», как престарелого родственника. Ну и кто из нас больший идиот?»

– И миссис Клейверинг. Китти, иди сюда, тебя представят… Клод Лэнсинг. Как по-твоему, голубчик, правда славно было бы, если бы Клод и Клодия поехали с нами ужинать? – А потом Клоду: – Вы ведь поедете, верно, дорогой?

– Вы можете сопротивляться не больше моего, – сказал Иврард. – Прошу, поедемте.

– Мне бы, разумеется, очень хотелось, сэр, большое спасибо. По крайней мере мне следует… – Он помешкал.

– Мисс Лэнсинг уже кому-то обещала вечер? А он не мог бы поехать с нами, или они бы предпочли ужинать одни?

– О, Клод! Нам обязательно надо с ним познакомиться! Кто он?

– А я было решила, что это ваш сын, – вставила Китти.

Позволив себе улыбнуться, Клод произнес:

– Мой зять. Они только что обручились.

– Как увлекательно, дорогой! Кто он?

– Кэрол Хиггс.

– О! – воскликнула Хлоя.

– Где-то я уже слышал это имя, – заметил Иврард.

А Китти сказала:

– В программке видел, дурачок! – и протянула ему программку. Повисла минутная пауза.

– Да, знаю, что вы думаете, но все не совсем так.

Он объяснил про превращение «Дядюшки Амброза» в «Золотую мелодию». Переглянувшись, Хлоя с Китти рассмеялись.

– Душка Уилл! – сказала Китти. – Ну разве он не сокровище?

– Тогда все улажено, – решила Хлоя. – Жду не дождусь, когда с ним познакомлюсь. И тогда нас будет шестеро, самое удачное число.

«И я буду сидеть с тобой рядом, – думал Клод. – Не приглашай еще, не порть вечер».

Барнаби раздумывал, как ему поступить, и решил оставить все до второго антракта. Поскольку Хлоя в каком-то смысле была приглашающей стороной, ему следовало пойти поблагодарить, а за неимением причин спускаться за кулисы придется подняться в ложу. Брать с собой Джилл или нет? Как глупо беспокоиться о таких мелочах! И как странно вдруг понять, что с того первого уик-энда он никогда не бывал с Хлоей в обществе.

– Нравится пьеса? – спросил он у Джилл.

– Спасибо, очень.

Она произнесла это так серьезно, что он не удержался:

– Не я ее написал, знаете ли, я даже не покупал билеты, поэтому можете говорить о ней что вздумается.

– Полагаю, вы считаете, что я во всем ищу недостатки, но я не такая, то есть не хочу быть такой. И я так мало знаю о театре, что любая пьеса показалась бы мне увлекательной, даже прекрасной. Мне она правда ужасно нравится, поэтому не говорите, что она очень, очень скверная. Она очень, очень скверная?

– Знаете, а вы мне, пожалуй, нравитесь. Я сам способен получать удовольствие от любой пьесы только потому, что это театр, а о том, хорошая она или плохая, начинаю думать уже после финального занавеса. Думаю, за ужином мы с вами придем к выводу, что это не великий шедевр, ну и что с того? Я голоден, и мы поедем ужинать.

– Мне тоже начинает хотеться есть.

– Хорошо. А теперь скажите да или нет, смотря по настроению. Взгляните на ложу слева от вас…

– На ту, которой вы помахали?

– А-а, вы заметили? Так вот, там одна моя давняя приятельница…

– Та, которая красивая?

– Да. Мисс Марр. Еще она дружна с Уилсоном Келли, и билеты я получил от нее. Поэтому мне надо подняться поблагодарить ее в следующем антракте. Хотите пойти с ней познакомиться?

– Вы всех там в ложе знаете?

– Нет, но, думаю, знаю, кто они. Тот, что постарше, Иврард Хейл, среди прочего он – член парламента, а дама рядом – Китти Келсо, я раньше видел ее игру на сцене, а другой, наверное, Лэнсинг. Клод Лэнсинг. Я слышал, как Хлоя про него рассказывала, но не вполне уверен, что именно. Итак?

– Идите. Я тут останусь. Обо мне не беспокойтесь, хорошо?

Когда первые ноты «Санта-Лючии» проникли сквозь картонные стены загородного дома миссис Лэнгтон и полетели над головами картонных и ходульных персонажей, которые в нем жили, Клод тронул Иврарда за локоть и прошептал:

– Это Клодия.

А потом певица явила себя и само свое существо зрителям, подарив каждому мужчине и каждой женщине свою юность, веселую миловидность и радость жизни – как благодарственный дар за выпавшее ей счастье, и Иврард тронул за локоть Клода и прошептал:

– Это любовь.

Когда Барнаби добрался до королевской ложи, то застал настоящий раут в самом разгаре. Визитеры хлынули из ложи в фойе, а из фойе – в маленькую гардеробную.

– Добрый вечер, мистер Раш, – сказала Хлоя с озорной улыбкой. – Я так рада, что вы смогли подняться сюда. – И когда они пожимали руки, шепнула: – Дорогой Барнаби! – и наделила долгим загадочным взглядом.

Любовь, упрек, извинения, горечь, мольба – любое или все разом, но все исчезло через мгновение, оставив ему ощущение, что разгадай он суть этого взгляда, он наконец понял бы саму Хлою. Представляя ему Иврарда, она добавила:

– Я надеялась, ты приведешь познакомиться свою мисс Норваль. А имя у нее есть, голубчик? Не можешь же ты и дальше его прятать.

– Никакого секрета тут нет, – отозвался Барнаби. – Морфрей.

Нахмурившись, Хлоя тряхнула головкой.

– Это уменьшительное? И от чего же?

– От Джилл Морфрей или, возможно, Джиллиан Морфрей.

– А, понимаю.

– Не родня, случайно, Квентину Морфрею? – спросил Иврард.

Оба посмотрели на него удивленно.

– Дочь.

– Дорогой, кто такой Квентин Морфрей?

– Довольно известная личность в Центральных графствах. Пастор-спортсмен. Раз или два я ездил к нему поохотится. Надо думать, это самая младшая дочь.

– Да.

– Ты хочешь сказать, что знаешь ее, Иврард?

– Можно сказать, мы встречались однажды. Сомневаюсь, что она это помнит. Она тогда плескалась в ванночке.

– Ах, Барнаби, какая жалость, что ты ее не привел, тогда Иврард мог бы посмотреть, какая она, когда не плещется. Пойдем посмотрим из ложи.

Когда они подошли к обитому бархатом бортику, Хлоя легонько сжала Иврарду локоть, и, верно истолковав ее жест, он предложил:

– Замечательно было бы, если бы вы оба согласились с нами поужинать. Не могли бы вы предложить это мисс Морфрей?

«Чертовски неловко было бы, – подумал Барнаби. – По сути, невозможно: пригласить девушку в театр, а потом отдать на потеху другим, заставляя их развлекать. Проклятие, билеты я получил от Хлои и ужин за счет Хейла, и я даже не заплатил за ее такси до театра. И что нам делать, когда они пойдут за кулисы болтать с Келли?»

– Вы очень любезны, но кажется, мы заказали столик…

Прозвучало довольно беспомощно, и Хлоя тут же ухватилась за оплошность:

– Но ты же всегда можешь отменить заказ, дорогой.

Он поймал и задержал ее взгляд.

– Знаю, – сказал он. – Я часто это делал. Часто.

Вся горесть встреч мертворожденных и все счастье встреч состоявшихся пронеслись у него в голове. Она как будто поняла, о чем он думает. Снова наградив его тем же странным взглядом, она отвернулась со словами:

– Как хочешь, мы вам помашем, и обязательно приведи на минутку мисс Морфрей поболтать с Иврардом.

Она как будто принимала как должное, что они тоже будут ужинать в «Савойе». Невозможно ей объяснить, почему их там не будет.

– Да, пожалуйста, скажите ей, что мне бы хотелось возобновить так нетрадиционно начавшееся знакомство, – добавил Иврард, когда они выходили из ложи.

– Непременно. Она немного… не застенчива, а скорее замкнута. Сомневаюсь, что ей вдруг захочется оказаться в обществе совершенно незнакомых людей. Но ужасно мило с вашей стороны нас пригласить, а со своей – мне бы очень хотелось…

– Вовсе нет. Целиком и полностью понимаю.

– В настоящее время она работает в «Проссерсе», там же, где и я. Вы всегда можете связаться с ней через редакцию.

– Ах да. Возможно, я так и сделаю. Спасибо.

«Так, значит, это и есть Барнаби, – подумал он. – Хлоя могла найти много, много хуже. Они поссорились, или он близок к той же догадке, что и я? Он значил для нее больше, чем я когда-либо… Но как мало это значит…»

Барнаби вернулся к Джилл.

4

Пьеса окончилась. Занавес поднялся и упал, поднялся и упал. Клодия вышла на сцену вместе с Джуди Пять Звезд, и мягкая, мерная волна аплодисментов внезапно всколыхнулась овацией, которую Джуди приняла как заслуженную и вполне ожидаемую дань. Последовавшие затем крики «Лэнсинг» из первого ряда партера не возымели желаемого успеха, не сумев ни развеять ее иллюзии, ни вернуть на сцену Клодию. Критики поспешили убраться, галерка и задние ряды еще методично хлопали, не желая верить, что развлечение на сегодня действительно закончилось, бельэтаж и ложи искали пальто и оглядывались, куда же завалились программки.

Потом занавес поднялся вдруг снова, совершенно застав врасплох Уилсона Келли.

По правде говоря, он даже стоял спиной к зрительному залу, держа у подбородка скрипку, поскольку кто-то из трупы (надо думать) попросил: