Ловушка для опера Сухаренко Алексей
– Мой? – противно задрожал голос мужчины.
– Ты все там же работаешь? В розыске? – вопросом на вопрос уклонилась Надежда от прямого ответа.
– Надя, я тебя о очень для меня серьезных вещах спрашиваю? – упрекнул женщину Сергей Иванович.
– Ответь на мой вопрос! – Нахмурилась женщина, – пять лет ждал, подождешь ответа еще пять минут.
– Ну да в угро, старшим опером. – растерялся Бодряков.
Женщина, довольная ответом, встала и прошлась по комнате. Затем она опять села напротив мучимого одним только вопросом оперативника.
– Странно, что ты пришел в такой момент. А может, так и должно было случиться – она стала говорить загадками, явно не решаясь ответить прямо.
– Мой? – не сдавался капитан, пытаясь по быстрее подвести ее к ответу.
– Выпьешь? – она опять налила себе и мужчине.
Бодряков готов был на все лишь бы получить ответ. Он поднял рюмку.
– За нашего сына! – С ног до головы, неожиданно, обожгла его Надежда своим тостом.
Коньяк показался водой из под крана. Бодряков, не зная, что сказать, схватил бутылку, собираясь налить повторно.
– Остановись – холодно пресекла Надежда.
– Прости, просто я так долго его искал. Я так рад. Мне ведь ни чего не надо. Только бы одним глазком на него посмотреть… – прорвало Бодрякова, нашедшего своего ребенка.
– Я тоже сейчас все бы отдала, что бы на него посмотреть – ледяным холодом обдало Бодрякова.
Особенно той интонацией, безысходности с которой эти слова произнесла женщина.
– Как это? – продолжал по инерции глупо улыбаться Сергей Иванович.
После рождения Максима, который, как и предполагал Бодряков родился в США, Надежда, оставив там ребенка, вернулась в Москву. К этому моменту освободился ее муж, уголовное дело против которого было прекращено за недоказанностью. Этим и объяснялось то, что она не пыталась искать встречи с милым оперативником. Дела пошли опять в гору. Через год она привезла в Москву сына. Муж учредил финансовую компанию, которая брала в доверительное управление денежные средства юридических лиц. Его компания обслуживала очень крупные корпорации, а через некоторое время была уполномочена Центробанком на работу с бюджетными средствами. С полгода назад, муж, имея связи в правительственных кругах, был предупрежден о надвигающемся финансовом кризисе. Что бы спасти деньги, и использовать ситуацию, он продал все государственные облигации, и перевел огромную сумму денег на один из счетов, зарегистрированной в Швейцарии своей подставной фирмы, а после, разместил эту сумму в арендованном банковском сейфе. В результате этой операции государство и частные компании потеряли двадцать пять миллионов долларов. Против его мужа было возбуждено уголовное дело, и его взяли под стражу. После этого ей начали угрожать кредиторы мужа, требуя возврата денег. И случилось самое страшное. Месяц назад из дошкольного частного лицея был похищен ее Максим. Условием сохранения жизни и возврата ребенка является доступ к банковскому сейфу.
– Так отдай им эти чертовы деньги – прервал Надежду Бодряков, переживший за это время большую радость от установленного отцовства и огромный стресс от совершенного похищения.
– Давно бы уже отдала, да только есть одна сложность. У сейфа две степени защиты. Ключ у меня, а шифр в голове мужа.
– Так сколько они просят? – рассеяно, словно обдумывая свои финансовые возможности спросил Сергей Иванович.
– Все! Я уже предлагала им, что у меня сейчас есть – двести тысяч долларов. Нет, им нужен Швейцарский сейф.
– А кто они? Ты их знаешь? – Бодряков попытался найти быстрое решение, но у него не получалось.
– Нет. Скорее всего кредиторы мужа, а может кто ни будь из партнеров… – она устало махнула рукой.
– Мужа спросила о шифре?
– Да, но он говорит, что может помочь только на свободе – Женщина тяжело вздохнула – Хоть побег ему устраивай.
– А так он сказать не может? – разозлился оперативник, сделав вид, что не услышал второго предложения.
– Это же не его ребенок – Надежда произнесла это с такой интонацией, что Сергею Ивановичу стало стыдно, что он ни чего не может сделать.
– Откуда звонят установлено? – стал понемногу брать себя в руки капитан милиции.
– Из автоматов, и не более полминуты. Ты же сам сегодня присутствовал при звонке.
– Что было сказано?
– Дали неделю. Потом, сказали, сына убьют – на глаза женщины набежала слеза.
– В милицию обращалась?
– У меня один сын Сережа. Может у тебя их несколько? – Зло проиронизировала Надежда.
– Я не знаю как, но я найду сына – Сергей Иванович подошел к женщине и обнял ее за плечи.
– Надо узнать у моего мужа про шифр – то ли рассуждала вслух, толи давала инструкции Надежда – Заставь его. Ты моя последняя надежда.
– Я попробую с ним встретиться. У меня в изоляторе друг из операчасти – по ходу наметил план действий Сергей Иванович, немного покоробившись от предлагаемой ей методологии.
– А с твоим другом нельзя решить вопрос об его освобождении? – оживилась Надя – Я бы заплатила двести тысяч.
– Он простой опер. Не в его власти это решать. Он может только устроить мне встречу – Бодряков испугался ее решительности, теперь понимая что она от него хочет.
– Сделай это побыстрее… – Неопределенно выразилась женщина, и опять обрела спокойствие – Вот тебе ключи от машины. Все необходимое найдешь в бардачке.
– Фотографию бы сына? – Сергею Ивановичу не терпелось хоть взглянуть на свое земное продолжение.
– Все в бардачке.
«Она ждала меня и даже подготовила для меня все необходимое» – выходя от нее подумал Бодряков, немного удивленный этим обстоятельством.
В бардачке жигулей девятой модели, к которой его подвел все тот же охранник, он обнаружил барсетку с пятью тысячами долларов, сотовым телефоном, листок с данными на мужа Надежды. «Городецкий Борис Семенович, Бутырка, камера 202» – прочитал оперативник, и наконец увидел фотографию пятилетнего русого мальчика улыбающегося с нее своему отцу.
«Ну, здравствуй Максим Сергеевич» – ласково погладил его изображение Бодряков.
По дороге в Бутырку Бодряков заехал в отделение милиции. В кабинете он застал своего довольного коллегу Петра Замутилова, который поведал Сергею Ивановичу о раскрытой на его территории квартирной кражи.
– Навешали на него с два десятка преступлений. Теперь у нас будет лучший показатель в округе – радовался за производственные показатели родного отделения оперативник.
Сергей Иванович, не вникая в его рассказ, набрал телефон оперчасти Бутырского СИЗО, и попросил своего коллегу Ивана Хорина, подготовить ему встречу с обвиняемым Городецким. Замутилов почувствовав полное отсутствие интереса к раскрытому преступлению, обижено замолчал.
«Да, в этом деле мне понадобится помощь. Одному не справиться» – глядя на надувшегося коллегу решил Бодряков.
Пока он рассказывал Замутилову о происшедшем сегодня, его коллега неоднократно реагировал матерком, особенно сильно концентрируясь в самых эмоциональных моментах – обнаружения сына и его похищении.
– Даже не знаю, что и сказать – как только закончил Сергей Иванович вымолвил его коллега, – То ли поздравлять, то ли сочувствовать.
– И то и другое – рано – помог своему эмоциональному другу старший товарищ, – сейчас нужно действовать, и я хотел бы рассчитывать на твою помощь.
– Так я давно ее тебе предлагал – обрадовался Петр.
– Только учти, работаем неофициально. На карте жизнь моего сына – решил предупредить Бодряков о возможных негативных издержках и риске.
– Что впервой что ли партизанить? И так считай работаем полулегальными способами – хихикнул Петр.
Он был доволен, что друг нашел своего ребенка, и тот случай с Оксаной, и без того «поросший травой», теперь будет стерт между друзьями даже из подсознания. А то, что Максимку они найдут, и найдут быстро, он не сомневался. По договоренности с Сергеем он отправился на телефонную станцию, где у него работало доверенное лицо, для установления несанкционированного прослушивания телефонных разговоров Надежды. Выходя из отделения он столкнулся со своим недавним, странным подозреваемым, которого из отделения перевозили в следственный изолятор на «постоянную» прописку до суда.
– А где же мама, Вы же обещали мне ее показать? – увидев старого знакомого окликнул его конвоируемый в автозак Егор.
Замутилов почему-то сделал вид, что не расслышал его вопрос, и прошел мимо, подгоняемый жизненным делом своего друга и чем-то еще. Каким-то странным чувством, от которого ему становилось дискомфортно, словно его брюки разошлись по швам в промежности, и все это видят.
Два отца
Сергей Иванович прошел маленький дворик СИЗО, где толкались в ожидании своей очереди следователи и адвокаты, и пройдя контрольный пункт, где сдал табельный пистолет, вошел в кабинет Ивана. С Хорином они вместе учились заочно в юридическом институте, и наверно из всей группы только с ним и продолжали поддерживать дальнейшие отношения. Несмотря на их давнее знакомство и приятельские отношения Сергей Иванович не решился сказать ему правду о происходящем.
После радушного приема и ста граммов хорошего коньяка Хорин поинтересовался о цели беседы со своим подопечным.
– Ты понимаешь Серег, мне собственно наплевать о чем ты хочешь говорить, но вокруг его персоны столько серьезных людей. Такие чины интересуются его личностью. Требуют докладывать обо всем. Кто с ним в камере, о чем он говорит со своим адвокатом, перехватывать все его сообщения на волю, и самое главное ни кого без ведома начальника СИЗО к нему не допускать. Сам понимаешь как я рискую – Хорин проникся важностью от собственной значимости.
– У меня на него агентурное сообщение, и прежде чем его реализовать необходимо уточнить у объекта некоторую информацию – уклончиво ответил оперативник.
– О чем сообщение? – продолжал выпытывать Иван.
Бодряков понимал, что прямо отказать приятелю нельзя. Хорина прежде всего интересовало все тем или не менее связанное с хищением и переводом денег за границу.
– О контрабанде автомашин, оформленных на компанию Городецкого – выдал Бодряков подготовленную легенду.
Иван успокоился, и позвонил на тюремный корпус.
– Твой клиент был на свидании со своим адвокатом, и только что вернулся. Сейчас его приведут. Кстати адвокат у него такой пройдоха пробы негде ставить – решил поделиться информацией со своим приятелем Иван.
– Что слишком грамотный? – не понял оценку коллеги Бодряков.
– Слишком беспринципный. И почтальоном работает, передавая сообщения туда и от туда, и даже деньги передает своему подзащитному на свиданиях. Видимо большой гонорар имеет с этого дела, раз рискует вылетом из профессии – подытожил местный всезнайка.
Через полчаса в его кабинет доставили арестованного.
«Среднего роста, худощавый, светло-русые волосы, выпуклые как у рака глаза, очки, небольшие усики, сыпь веснушек…» – Сергей Иванович поймал себя на мысли, что внимательно его разглядывает потому, что боится обнаружить хоть какое-нибудь сходство со своим сыном.
«Да нет. У сына русые волосы. Не светлые не темные, а просто русые как у него в детстве. И веснушек нет» – он успокоился, удовлетворенный визуальным осмотром Городецкого, зная, что с возрастом у сына волосы потемнеют и приобретут его темно-русый оттенок.
Ему даже стало немного жалко этого человека со слабым зрением и наверняка не очень хорошим здоровьем. Все же он четыре года воспитывал его сына как своего. Сергей Иванович попросил коллегу оставить их наедине. Хорин, явно с большим недовольством вышел из кабинета, предупредив, что у Бодрякова пятнадцать минут не более. Сергей Иванович не знал как начать разговор, и подвести к вопросу о шифре. У него ведь не было ни каких верительных грамот для такого разговора.
– Вас жена ко мне послала? – неожиданно начал первым арестант.
– А как Вы догадались? – обрадовался такому началу Сергей Иванович, полагая, что таким образом может говорить вполне откровенно.
– Будете расспрашивать про шифр? – вместо ответа спросил Городецкий, горько усмехнувшись в усы.
– Борис Семенович, вопрос не праздного или корыстного любопытства, на карте жизнь Максима – пытался урезонить его Сергей Иванович, вспомнив про слова Надежды – «…заставь его…».
– Про сына я уже слышал – он внимательно всмотрелся в оперативника сквозь окуляры очков – скажите, Вам до этого какое дело?
«Сказать или нет? Нет нельзя. Узнает, что Максим не его сын, еще не известно как отреагирует на это» – молниеносно проанализировал мозг Бодрякова.
– Мне хорошо платят? – просто ответил Сергей Иванович.
– Да наверно – задумчиво согласился Городецкий.
– Неужели Вам жалко этих проклятых денег? – провоцировал его на откровенность оперативник.
– Да причем здесь деньги? Вы думаете я сына люблю меньше чем моя жена? – вскипел арестант.
– Так что же Вам мешает…
– То, что я лишусь гарантий своей свободы и жизни, и меня после выдачи шифра можно хоть завтра ликвидировать прямо в хате, списав все на внутрикамерную разборку. Но и не это самое главное, – Борис Семенович понизил голос, – я имею предположения о характере похищения Максима и круге возможных лиц. Если я прав, то после получения ими ключа и шифра они ликвидируют моего сына. Эти люди не оставляют даже таких свидетелей. Так, то, что у меня в голове, является определенной гарантией и для него.
– А круг возможных похитителей Вы можете обрисовать? – Бодрякову нужно было зацепиться хоть за что-нибудь.
– Этого я не скажу, но могу точно обещать, что если выйду, то в течении трех дней сниму проблему – самоуверенно подчеркнул арестованный финансист.
– Это же не возможно – развел руками Сергей Иванович.
– Но почему же – моментально возразил его собеседник – Если у моей благоверной не получается меня выкупить, я продумал еще один вариант. Сто процентный. Только не хватает одной детали. Я жду подходящего момента с самого начала моего заточения.
– Я могу помочь? – не зная как решить ситуацию, предложил свои услуги Бодряков.
– Нет, спасибо, я думаю справиться при помощи своего адвоката и своих способностей – вежливо отклонил его предложение обвиняемый.
– Так что передать жене? – Сергей Иванович был разочарован, что не удалось получить ни малейшего шанса на освобождение сына.
– Что я через неделю выйду и решу проблему. Пускай не паникует – самоуверенно произнес Городецкий.
В кабинет без предупреждения вошел Хорин, давая понять что регламент исчерпан. В дверях Борис Семенович Городецкий обернулся.
– А ведь Вы Сергей Иванович не только из-за оплаты стараетесь? – его взгляд детектором лжи пронзил Бодрякова.
– Не только – все что смог ему ответить родной отец мальчика.
Часть вторая
Заявительница
На следующий день Бодряков отправился в отделение с утра по раньше. Эти сутки ему по графику предстояло суточное дежурство по отделению. Он сначала хотел подмениться, но потом решил, что будет не лишнем обмозговать эту сложную ситуацию и продумать план дальнейших действий, тем более, что по итогом вчерашнего разговора в Бутырке идти к Надежде было не с чем. Замутилов должен был к обеду подъехать с телефонного узла, и Сергей Иванович надеялся, что хоть его приятелю удасться о чем нибудь пронюхать. Пока он стал анализировать скудную информацию ему на сотовый телефон позвонила Надежда. Пересказав в трех предложениях основную суть беседы с ее мужем, он ожидал недовольной реакции женщины, но как ни страна та оказалась очень даже удовлетворенна его сообщением.
– Так и сказал, что через неделю выйдет? – переспросила женщина.
– Да, только я думаю это не серьезно – вставил свой пессимистический комментарий капитан милиции.
– Как сказать, – интонация Надежды была полна оптимизма – Борис всегда сдерживает свои обещания.
Она повесила трубку. Сергей Иванович достал фотографию сына, еще раз принявшись всматриваться в любимое лицо ребенка.
«Борис всегда выполняет свои обещания» – вспомнил он ее последние слова.
Они прозвучали как упрек ему на его нерадивые действия.
«А что она хотела, что бы я ему паяльник вставил, выбивая заветные цифры?»
– Твоя мама точно знает чего хочет – вслух обратился он к изображению сына.
Бодрякова вызвал звонок дежурного.
– К тебе заявительница по поводу пропажи человека.
В кабинет шаркающей походкой вошла пожилая, лет шестидесяти пяти, женщина.
– У меня пропал сын – произнесла она с порога и не очень внятно, словно процедила фразу сквозь остаток зубов.
– Вы присаживайтесь – предложил ей сесть дежурный оперативник, видя очень плохое состояние здоровья женщины – Вам воды?
Она отказалась, и оглядела скудную обстановку кабинета. Ее звали Зоя Николаевна. На ней была старая вязанная кофта и заношенная черная юбка. На ногах были домашние тапочки. Очень контрастировала с ее плохим внешним видом и здоровьем, морковного цвета губная помада и синяя тушь на лице, выглядя неестественно и отталкивающе.
– Я сегодня утром выписалась из больницы – словно предугадывая впечатление от своего внешнего вида с большим затруднением произнесла пенсионерка – Пришла домой а сына дома нет.
– С чего Вы решили, что он пропал? Он наверное уже совершеннолетний? Мог наверное отойти. Ну там на работу, или к подруге – Бодряков решил, что перед ним типичный пример матери – наседки, которые до своей смерти опекают взрослых детей как малолетних.
– Мой сын не мог. Он своеобразного развития. Ему тридцать тридцать четыре года, но в детстве у него была травма головы, и он совершено не такой как все – с трудом «проживала» предложение заявительница.
– Что отставание в развитии? – догадался о чем идет речь оперативник.
– Он просто большой ребенок – по своему подтвердила его догадку мать пропавшего.
– Как его зовут? – Бодряков решил на всякий случай взять на карандаш этот случай.
– Круглов Егор Георгиевич.
– Ну хорошо, а откуда уверенность, что с ним могло что-то случиться? – не понимал Сергей Иванович.
– Я недавно пережила частичную парализацию, и в течении недели находилась дома с сыном. Мы в силу ряда обстоятельств живем с ним обособлено от остальной жизни, и у нас ни когда не было в доме людей – Зоя Николаевна наморщила лоб в попытках как можно точнее выразить в словах свои имеющие у нее подозрения. – За эту неделю, что я была в парализованном состоянии, я отрывисто помню большое количество новых лиц, которые были у нас дома – мужчины и женщины, какой-то невообразимый шум. Потом меня увезла скорая помощь, а теперь сына нет дома. Вы же знаете сколько сейчас случаев мошенничества с жильем, когда используется беспомощное состояние больных людей, а мой сын внушаем, и не сможет понять, когда станет жертвой нечистоплотных людей.
– Он состоит на учете в психдинспансере? – поинтересовался азбучным моментом сыщик.
– Нет, я же говорила у него была травма. Он не недоразвитый – возмутилась странная женщина.
– И еще один момент, в квартире все перерыто вверх дном и пропали документы моего сына – Зоя Николаевна выдала последний и, для нее видимо, самый страшный аргумент.
– У нас вообще-то порядок подождать несколько дней, прежде чем заводить розыскное производство, вдруг человек вернется – засомневался Сергей Иванович, но увидя слезы в глазах матери, добавил – хотя, учитывая личность Вашего сына, наверное имеет смысл начать проверку.
– Простите, я забыла спросить, Вас как зовут – вспомнила обрадованная женщина, что не знает имя и отчество этого приятного милиционера.
– Сергей Иванович.
– Спасибо Сергей Иванович. Дай Вам Бог счастья и Вашим детям.
«Да, своевременное пожелание» – промелькнуло в голове у Бодрякова.
Он вдруг понял, что принял решение о начале розыска ее пропавшего сына, и изменил заведенным правилам только лишь потому, что сам невольно находился на месте этой заявительницы, и просто не мог ей отказать.
– Фотографию принесли? – обратился он к ней, начиная заполнять бланк заявления о без вести пропавших.
– Ой, дома оставила не догадалась – огорчилась женщина.
– Ладно сейчас поедем к Вам домой, и заодно я осмотрю квартиру. Может, что – нибудь и подскажет, где его искать – несмотря на свой острые проблемы решился оперативник.
«Взялся за гуж – не говори что не дюж» – подстегнул себя Бодряков.
Квартира производила впечатление, что в ней что-то искали. Мать пропавшего мужчины протянула оперативнику его фотографию десятилетней давности, когда он по-видимому фотографировался на паспорт. По скольку другой не оказалось, Бодрякову пришлось довольствоваться и этим. Он уже собирался уходить, но неожиданно на полу под сервантом увидел листок бумаги, похожий на какой-то бланк. Это оказалась копия протокола изъятия, составленная два дня назад, его лучшим приятелем Петром Замутиловым. Не подавая вида, что бы не испугать больную женщину, он попросил ее написать заявление и прийти вечером, надеясь к тому моменту во всем разобраться.
– Я думаю, что когда Вы подойдете, я уже смогу сказать где Ваш сын находится – уверенным тоном обрадовал заявительницу Бодряков.
– Спасибо сыночек, пожилая женщина перекрестила выходящего из квартиры Сергея Ивановича.
Вернувшись на рабочее место, Бодряков застал в кабинете уже приехавшего Замутилова.
– Ну что, порадуешь чем – нибудь? – Вместо приветсвия, обрушился на него Бодряков.
– Уж и не знаю, запутано как-то все – неуверено начал коллега.
– Во первых, ей постоянно звонит адвокат ее мужа с разговорами о повышении своего гонорара, и просит о встрече, так как у него есть для нее записка от Городецкого – Замутилов всматривался в своего друга, надеясь по выражению его лица понять о полезности передаваемой информации – Во– вторых Надежда постоянно звонит на сотовый телефон и интересуется чьим-то здоровьем. Понять ни чего нельзя.
– Что не называет имен? – уточнил Сергей Иванович.
– Ни чего не называет. Только спрашивает у женщины: «.. как там дела, здоровье нормальное?» – Петр пожал плечами – Чье здоровье, какие дела?
– А женщина что отвечает?
– Да тоже неопределенно – «…все хорошо, не волнуйся Наденька».
– Все? – разочарованно вздохнул Бодряков.
– Нет. Были еще два звонка с угрозами. Все из телефонных автоматов, по полминуте с напоминаниями, что осталось шесть дней – оставил напоследок Замутилов – я записал все.
Он протянул Бодрякову ауди кассету. Сергей Иванович хотел сразу же ее прослушать, но его опять вызвал дежурный по отделению. Оказалось, что дежурному позвонили из антикварного магазина с сообщением, что к ним с предложением купить ряд высокохудожественных изделий пришли мужчина и женщина. Предлагаемые им картины и старинное оружие подпадают под ориентировку о краденных вещах, которую в магазин дали после ряда квартирных краж. Администрация магазина специально затянуло время, и удерживает продавцов до приезда милиции. Замутилов поехал вместе с Бодряковым, в надежде поучаствовать в результативном задержании, и иметь все шансы на материальное поощрение от руководства. Через пять минут группа была у магазина В оценочной стояла молодая и очень привлекательная женщина на высоких каблуках – шпильках, а рядом с ней коротко стриженный с золотой цепью на шее мужчина в дорогом спортивном костюме, на кистях рук которого, кроме двух золотых перстней, синели татуировки перстней воровских. Девушка, источающая аромат французских духов, торговалась с оценщиком. На прилавке лежали две небольшие картины, одна икона и старинная турецкая сабля, инкрустированная серебром и камениями.
– Мур, пройдемте с нами – дал команду Бодряков, и тут же подхватил упавшую в обморок молодую девушку.
– Вы, что суки делаете, честных людей пугаете – заверещал ее спутник, пытаясь протиснутся к выходу – смотрите человека убили.
Но на его пути встал Замутилов и милиционер с резиновой дубинкой, и «спортсмен» решил не испытывать судьбу, подставив руки под наручники.
– Аккуратнее, «рыжье» не поцарапай инструктировал он Замутилова.
Девушка пришла в себя, и захлопала на Бодрякова большими кукольными глазами.
– Что происходит?
– Проедем – те с нами в отделение там и поговорим – как можно спокойнее, что бы не спровоцировать нового обморока, ответил оперативник, не желая тащить бесчувственную девушку до отделения на своих руках
– Мы с Вами раньше не встречались? – с какой-то обреченной надеждой спросила девушка.
– Вы ранее судимая? – ошарашил ее своим вопросом оперативник.
– Нет что Вы? – испугалась задержанная.
– Тогда вряд ли мы с Вами могли встречаться – с невозмутимым видом соврал Бодряков, по скольку его профессиональная память сразу вспомнила эту молоденькую медсестру, и их странную встречу у морга районной больницы.
В отделении он попросил Замутилова поработать со своей старой знакомой медсестрой, а сам занялся ее спутником. Та же профессиональная память помогла вспомнить и этого персонажа, которого не так давно он уже опрашивал в своем кабинете по подозрению в совершении квартирной кражи. Но тогда его вину доказать не удалось, и он был отпущен.
– Ну, что старый знакомый, от припадков я смотрю ты уже вылечился, вон какой у тебя процветающий вид – усмехнулся Бодряков – не то что в прошлый раз, только золотой фиксой и мог похвастаться.
– Рыночная экономика, начальник, не только для банкиров, но и для простого народа – ощетинился урка.
– Ты наверное свой зуб под проценты заложил, вон какими дивидендами обвешался? Откуда доходы?
– Тайна вкладов как презумпция невиновности – выдал подкованный собеседник.
– Ладно, скажи мне лучше откуда у тебя антиквариат, не от бабушке ли осталось? – перешел к основной части допроса капитан милиции.
– Не мое это. Светка попросила сходить с ней в скупку, а откуда у нее эти холсты я не спросил. Не мое это дело, я же не мент, что бы допрос ей чинить – выдал продуманную версию опытный вор.
В кабинет вихрем ворвался счастливый Замутилов.
– Ну что Вовчик, взяли хату через потолок – с ходу в карьер наскочил он на прожженного урку.
– Сучка, все рассказала. Вот тварь продажная! – зашипел квартирный вор – и мать вложила?
– Всех вложила. Девочка умная. Законы мы ей растолковали, и она сразу поняла свою выгоду в чистосердечном признании.
Вовчик не стал больше ломаться и дал показания, сваливая всю вину на «тещу». Когда его увели, Замутилов облегчено вздохнул.
– Ну как я его на понт взял?
– Так что девчонка не дала показаний? – удивился Бодряков.
– Конечно нет. Упертая девочка. Кстати тебя говорит давно знает – коллега пристально посмотрел на старшего товарища, – но я то знаю откуда эти картины. Они через квартиру соседа с нижнего этажа хату коллекционера взяли, а его подставили.
Бодряков вспомнил утреннюю заявительницу и копию протокола.
– Фамилия соседа Круглов?
– Да. Парень круглый идиот. Ты то откуда знаешь, тебя же в тот день не было? – удивился коллега.
– Мать его приходила с заявлением о пропажи сына. Где он сейчас, под стражей?
– Да, в Бутырку определили – немного смутился Замутилов, задумавшись, видимо, над правильностью своих действий.
– Парень скорее всего невиновен – упрекнул его Сергей Иванович.
– Следствие покажет, – оборонялся от упрека коллеги Петр – не виновен, значит выпустим.
Постучав в кабинет, к беседующим оперативникам вошла мать Круглова. Зоя Александровна, поздоровавшись с Замутиловом, с надеждой взглянула на Бодрякова ища в его глазах ответ о своем сыне.
– Вот я принесла заявление. – Она протянула листок бумаги – Ни чем меня не порадуете?
– Ваш сын нашелся – не выдержав мольбу в ее глазах, с ходу сообщил Бодряков приятную новость пожилой женщине.
Та стала изливаться в благодарностях.
– Ой спасибо родные Вы мои – Она, исполненная счастья, попыталась поцеловать, стоящего рядом с ней Замутилова.
– Не надо гражданка, это же наша работа – смутился коллега Бодрякова, и мягко отстранив женщину, поспешил выбежать из кабинета.
– Есть только одно но. – Бодряков был зол, что ему пришлось отдуваться за коллегу – Дело в том, что по недоразумению Вашего сына арестовали и сейчас он в следственном изоляторе.
– Как!? – не могла понять смысл сказанного ей милиционером счастливая мать.
– Произошла ошибка – Сергей Иванович в спешке пояснил, произошедшую ситуацию.
– Так когда его отпустят? – лицо женщины стало суровым и холодным.
– Не я его арестовывал. Не знаю. Единственное, что я Вам посоветую – наймите хорошего адвоката.
Зоя Александровна плотно сжав губы, словно боявшись сказать что-то лишнего, не прощаясь с Бодряковым, шаркающей походкой больного человека медленно вышла из кабинета.
Бутырка
Иногда люди видят сон во сне. То есть спит человек, а во сне ему снится сон, что он ложится в кровать и засыпает. Но как быть если второй сон очень страшный. Кажется чего проще? Надо только сначала проснуться во сне, а потом еще раз – и ты опять в реальной жизни. Некоторые могут и сразу выйти из двух снов в реальность. Примерно то же самое происходило сейчас и с Егором. Если после травмы полученной в детстве он погрузился в один бесконечный сон, то сейчас на его «сон» наложился второй – кошмар из которого он ни как не мог выйти. В обычном «сне» все было знакомо и просыпаться не хотелось. Рядом была мама, их дом, приятные соседи. Однако после того как он заснул в парке у пруда, ему во сне стал сниться кошмар, от которого он ни как не мог проснуться. Пропала девушка, затем мать, поющий Семен стал злым, к тому же он сам в этом кошмаре стал каким-то плохим, и его поместили в закрытое от света помещение. Когда его утром вывели из отделения и посадили в кунг автозака, он вначале полагал, что его отвезут домой, но вместо дома он оказался в приемнике следственного изолятора. Его стал осматривать врач в белом халате, и он ошибочно подумал что его привезли в больницу.
«Может здесь мама? Я же не болею» – он вспомнил обещание милиции о их встрече и успокоился.
Но вместо долгожданной встречи он услышал, что его помещают в карантинную камеру, и понял что врач обнаружил у него какую-то болезнь.
В камере, куда его привели и правда было много «больных» людей. Он поздоровался, но не услышал ни какого ответа. Точнее что-то вроде – »Угу!». «Больных» было много, а «больничных» мест мало. Больше всего карантинные «больные» страдали обширными гематомами на лице и теле, болями в почках, печени. У многих в моче была кровь. Они так и говорили друг другу жалуясь на свои заболевании – «.. эти твари легавые меня инвалидом сделали». Егор предполагал, что они стали жертвами вирусных заболеваний и на всякий случай пытался не дышать, находясь рядом с ними, когда те проходили мимо него на толчок. В «палате» было накурено и сыро и из-за смога было плохо видно. Егор стоял у порога, прислонившись спиною к железной двери, через которую он вошел, не зная как ему устроиться в этом кряхтящем и матерящемся муравейнике. Под мышкой он держал свернутый худой матрасик, но куда его постелить он не видел. К нему подошел худой старик, и указал ему на пустующее место на полу под одной из двухярусных шконок. Вечером был ужин. Скрипящая на зубах, то-ли от песка то – ли от качества пшена, каша и кусок мокрого черного хлеба со стаканом подкрашенного кипятка.