Телефонный звонок с небес Элбом Митч

После полуночи

Празднества в Колдуотере продолжались. Никто не требовал тишины, никто не жаловался, что крики и пение мешают спать. Лейк-стрит была запружена народом. Яблочная давильня бесплатно угощала горячим сидром. На вынесенных столах лежали пироги, печенье и прочие сласти. Перед банком стоял церковный хор, распевая старый гимн:

В двух милях от города Салли Хардинг, зажатый в автомобильной пробке, потерял последние крупицы терпения и резко повернул руль вправо. Он вывел «бьюик» из длинной цепи машин и нажал на газ, двинувшись по каменистой обочине – узкой полосе между шоссе и озером Мичиган. Ему нужно было побыстрее попасть домой. Увидеть Джулза. Найти ответы.

С чего это в дом Хораса нагрянули копы? Знала ли о нем полиция, а если знала, как давно? Что будет дальше? Не явятся ли они и к нему?

«Но почему Колдуотер?»

«Из-за вас».

«Из-за меня? Я-то какое отношение имею ко всем вашим фокусам?»

«Вы в самом деле не понимаете?»

Кем был Хорас? Неужели Эллиот Грей остался жив? Нет, это абсурд. Салли попытался сосредоточиться, но в голове стучало, и последовательно мыслить он не мог. Машина мчалась по каменистой полосе. Салли вдруг прошиб пот. Болела шея. В горле пересохло. Внутри, в мозгу, он услышал: «Сбрось скорость». Он едва разобрал эти слова, будто они приходили откуда-то издалека.

Глаза затуманились. Салли моргнул, потом еще раз. Машина подпрыгнула, наскочив на валун. По лобовому стеклу забарабанили мелкие камешки, поднятые колесами. Всего на мгновение он перестал следить за дорогой. Вместе с шоссе каменистая полоса поворачивала влево. И вдруг в свете фар Салли увидел три человеческие фигуры: мужчину, женщину и ребенка. Должно быть, захотели узнать, велика ли пробка, вот и вылезли из машины. Люди обернулись и испуганно застыли. Салли оторопел, но включился разум тела. Нога вдавила педаль тормоза, руки вывернули руль. Машина послушно рванулась вправо, перемахнув через заснеженные прибрежные кусты. На мгновение она застыла в воздухе, больше похожая на самолет, чем на автомобиль. Салли инстинктивно вскинул руки, ища рычаг катапультирования, – и «бьюик» рухнул на лед озера.

Потом был сильный удар. Машину качнуло в обратную сторону и начало кружить. Салли вылетел с водительского сиденья и головой пробил стекло противоположной дверцы. «Бьюик» продолжал вертеться волчком, но затем со скрежетом остановился. Четыре тысячи фунтов стали давили на несколько дюймов ледяной кромки, под которой была вода.

Салли распластался на пассажирском сиденье. Из разбитой головы текла кровь.

Есть ли в жизни преграды, непреодолимые для любви? Нет.

Мейбел Хаббард, оглохшая в раннем детстве, подарила Александру Беллу пианино. Это был ее свадебный подарок. Она попросила мужа каждый день играть для нее, словно музыка могла пробиться к ней сквозь вечную тишину. Через несколько десятилетий, возле постели умирающего Белла, она повторяла слова, которых не слышала сама: «Не покидай меня». И Белл, уже не способный говорить, отвечал жестами, означавшими: «Не покину».

Есть ли в жизни преграды, непреодолимые для любви? Сознание Салли заволокла тьма, заглушив собой все внешние звуки. Но когда лед под колесами машины начал ломаться, он услышал слова, почти повторявшие фразу, когда-то впервые произнесенную по телефону: «Иди сюда. Хочу тебя видеть».

То, что произошло дальше, не поддавалось никакому объяснению. Но Салли запомнил случившееся. Крепко. На всю оставшуюся жизнь. Вначале он услышал три знакомых слова.

Лететь.

Какая-то сила выталкивала его из покореженной машины.

Ориентироваться.

Он куда-то быстро бежал.

Сообщать.

В следующее мгновение Салли оказался далеко от озера, у дверей комнаты Джулза. Сын спал, а возле него на кровати сидела Жизель – молодая, улыбающаяся.

– Привет! – сказала она.

– Привет, – оторопело пробормотал Салли.

– Времени очень мало. Ты должен поскорее вернуться.

Салли чувствовал только тепло и легкость. Удивительную легкость, как будто он десятилетним мальчишкой валяется на мягкой летней траве.

– Нет, – сказал он.

– Не упрямься, – улыбнулась Жизель. – Упрямство тебе не поможет. – Она склонилась над Джулзом. – До чего же он красивый.

– Жаль, ты его не видела… с тех пор.

– Видела. Постоянно.

Душа Салли рыдала, но ни слез, ни печали не было на лице. Словно почувствовав его состояние, Жизель повернулась к нему.

– Ты… здесь. Этого просто не может быть, – прошептал Салли.

– Я всегда здесь. – Она указала на полку, где стояла урна с ее прахом. – Мне было очень приятно. Но эта вещь здесь лишняя.

Салли неотрывно смотрел на нее. Никакой ураган не заставил бы его моргнуть.

– Я очень виноват перед тобой, – прошептал Салли.

– В чем?

– Когда ты умерла, меня не было рядом.

– Это не твоя вина.

– Я не смог проститься с тобой.

– Какое бесполезное слово, – усмехнулась она. – Особенно когда кого-то любишь.

– Мне стыдно. – Салли трясло.

– Стыдно? За что?

– Я был в тюрьме.

– Нет.. – Ее взгляд наполнился печалью. – Ты и сейчас еще там.

Жизель шагнула к нему. Ее лицо излучало сияние, что было непривычно, но глаза оставались прежними, до боли знакомыми, дарившими ему счастье каждое мгновение совместной жизни.

– Хватит страдать, – прошептала она. – Узнав, что ты остался жив, я была счастлива.

– Когда?

– С самого начала.

– С какого начала?

– Когда я умерла.

– Но ведь это не начало, а конец.

– Нет. – Жизель покачала головой. – Это вовсе не конец.

Салли отпрянул, словно его дернули за полу рубашки. Его захлестнуло волной невыразимой грусти.

– Не говори ему, – прошептала Жизель.

Эти слова он уже слышал.

– Не говорить… кому?

Жизель посмотрела на спящего Джулза. Он повернулся на бок. Из-под подушки торчал голубой игрушечный мобильник.

– Не говори ему, что никаких небес не существует. Он должен в них верить. Он должен верить, что и ты в них веришь.

– Я не скажу, – пообещал Салли и добавил: – Я люблю тебя.

– И я тебя люблю, – улыбнулась Жизель.

Салли чувствовал, что она рядом, сбоку, сзади – везде. Это было похоже на материнские объятия, в которых успокаивается и затихает плачущий ребенок.

Потом комната стала размываться, меркнуть. Салли куда-то несло, и в хаосе шумов и звуков он отчетливо слышал три слова: «нажми на ручку».

Салли не помнил, как выбрался из машины и прополз несколько ярдов по заснеженному льду. Холодный воздух обжигал легкие. Салли поднялся на нетвердые ноги. Перед глазами была туманная пелена. Рана на голове продолжала кровоточить. Он посмотрел вверх и увидел темное ночное небо, затянутое облаками. Жизель исчезла. В ушах шумел ветер, донося автомобильные гудки.

Резкий треск заставил его обернуться. Отцовский «бьюик» пробил лед и начал тонуть.

На следующий день

В е д у щ и й: История о колдуотерском чуде получила неожиданное продолжение. С места событий – наш корреспондент Алан Джереми.

(Алан на фоне дома Хораса.)

А л а н: Совершенно верно – такого продолжения никто не ожидал. По данным местной полиции, звонки с небес, всколыхнувшие весь мир, вполне могут оказаться не телефонным мостом между нашим и потусторонним мирами, а делом рук некоего Хораса Белфина, директора местного похоронного бюро. К сожалению, расспросить самого Белфина уже не удастся. Вчера вечером он был найден мертвым в своем доме. Причина смерти до сих пор остается неизвестной. Вот что рассказал нам Джек Селлерс – начальник колдуотерской полиции.

(В кадре – Джек Селлерс.)

Д ж е к: Судя по всему, мистер Белфин был причастен к подслушиванию телефонных разговоров и даже вмешательству в них. Мы пытаемся составить более или менее целостную картину. Пока я не могу сказать, каким образом все это осуществлялось. Но дом был буквально набит электронным и компьютерным оборудованием.

А л а н: Нам говорили, что делом заинтересовались федеральные власти. С чего бы?

Д ж е к: Об этом следует спрашивать у них.

А л а н: Инспектор, вам ведь тоже приходили звонки от вашего покойного сына. Как бы вы…

Д ж е к: Моя история не столь уж важна. Сейчас мы пытаемся разобраться в том, что же все эти месяцы происходило в Колдуотере.

А л а н: Реакция тех, кто с самого начала не верил в колдуотерское чудо, последовала достаточно быстро.

(В кадре – лицо протестующего.)

Протестующий: Мы расскажем всем! Люди, неужели вы так наивны? Неужели вы думаете, что можно снять трубку и поговорить с вашими умершими близкими? Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: все это с самого начала и до вчерашнего дня оставалось циничным и гнусным розыгрышем. Повторяю: с самого начала!

(Алан закрывает дверь дома Хораса.)

А л а н: В этом старом фермерском доме и жил Хорас Белфин. Общая площадь участка – пять акров. Почти два года назад он приобрел долю акций похоронного бюро «Дэвидсон и сыновья». Согласно официальным данным, Белфин не был женат и не имел семьи. Это все, что нам известно на данный момент. В последующие часы я еще несколько раз выйду в эфир, чтобы познакомить вас с мнениями жителей и гостей города. Но уже сейчас у нас есть основания усомниться в подлинности колдуотерского чуда…

Два дня спустя. Рождество

Рождественское утро сопровождалось обильным снегопадом, и спозаранку жителям снова пришлось браться за лопаты. Их скрип слышался по всему городу. Чистили подходы к домам, ступени церквей. Из труб поднимались струйки дыма.

Праздничная рождественская служба в церкви «Жатва надежды» одновременно стала и поминальной службой по пастору Уоррену. Местное духовенство во главе с отцом Кэрроллом отдало дань его памяти. Впервые за эти месяцы в церкви появился Элиас Роу. Встав со скамьи, он сказал:

– Что бы сейчас ни говорили о небесах, я знаю: пастор Уоррен их достиг и отныне пребывает там.

Кэтрин Йеллин тоже пришла на службу вместе с Эми Пенн, которую представила как свою подругу, не вдаваясь в подробности. Розовый мобильник лежал у нее в сумочке, но она больше не доставала его каждую минуту и не ждала, что он зазвонит. Прихожане ободряюще похлопывали ее по плечу и говорили: «Все будет хорошо».

Дом Тесс Рафферти был полон гостей: даже ее мать в праздники не собирала столько. Это было больше похоже на торжественное собрание, чем на праздник. Все говорили вполголоса, передавая друг другу блины. Джек заметил, что Тесс поглядывает на старый телефонный аппарат, и улыбнулся. Она тоже попыталась улыбнуться, подавляя желание заплакать.

Салли Хардинг сидел в гостиной родительского дома и смотрел, как Джулз открывает последний из подарков – набор книжек-раскрасок. Их ему преподнесла Лиз, расположившаяся на полу рядом с мальчиком. По случаю Рождества розовая прядка ее волос была перекрашена в зеленый цвет.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил сына Фред Хардинг.

– Нормально. – Салли потрогал повязку на голове и усмехнулся. – Болит только, когда я думаю.

Убедившись, что Джулз погружен в разглядывание книжек, Салли прошел в свою бывшую комнату и закрыл дверь. Родители превратили ее в комнату для гостей, но на стенах по-прежнему висели результаты экзаменов времен его колледжа и несколько фотографий школьной футбольной команды.

Салли достал из кармана смятый конверт, на котором было напечатано его имя. Он вспомнил ту страшную ночь. Бешеное кружение машины, удар… потом берег, куда он неизвестно как выбрался. И «бьюик», медленно уходящий под воду. Салли понимал: нужно добраться до шоссе, но сил не было. Пройдя несколько шагов, он рухнул в сугроб и лежал, пока не услышал сирену «скорой помощи». Кто-то вызвал службу 911. Салли отвезли в больницу, зашили рану на голове и диагностировали сильное сотрясение мозга. Дежурный врач не скрывал своего удивления: очнуться, суметь открыть дверцу тонущей машины и выбраться наружу… О таком он еще не слышал. Сколько времени было в распоряжении Салли? По всем расчетам, не больше минуты.

Салли оставили на ночь в больнице. Проснулся он рано утром. В голове еще гудело. Открыв глаза, он вдруг увидел входящего в палату Джека Селлерса. Тот был в форме.

– Ну как, очухались? – спросил Джек.

– Похоже, что да.

– Что вы мне можете о нем рассказать?

– О ком?

– О Хорасе.

– Немного, – соврал Салли.

– У него там был не дом, а настоящий пункт слежения, – сказал Джек. – Я таких игрушек отродясь не видел. Да и времени их рассматривать особо не было. Где-то минут через двадцать в дом нагрянули федералы. Представляете? Человек десять, если не больше. Оборудование забрали с собой, а нам велели помалкивать.

– А как вы нашли Хораса?

– Он сам позвонил.

– Вам?

– Ну, не лично мне. В пятницу, ближе к вечеру, он позвонил в участок и сообщил о трупе в своем доме. Когда мы приехали, то нашли в подвале, в потайной комнате, труп самого Хораса. Лежал на полу.

– Он что же, покончил с собой? – спросил оторопевший Салли.

– Не знаю. Его федералы тоже забрали.

Салли откинулся на подушку. У него болела и кружилась голова. Хорас мертв. Это он еще понимал. Но если Хорас и есть Эллиот Грей… Думать было тяжело и больно.

Джек полез в карман и достал мятый конверт:

– Я сейчас нарушаю миллионы законов. Это я нашел в его столе. И взял. А иначе забрали бы они… Я так понимаю, у вас были свои счеты с Хорасом. У меня тоже. И еще у нескольких людей, кое-кто из которых мне небезразличен. То, что хотите знать вы, хочу знать и я, но вовсе не обязательно, чтобы об этом узнал весь мир. Надеюсь, вы поняли. Мне и так пришлось нелегко.

Салли кивнул. Джек подал ему конверт. Салли сложил конверт пополам.

– Прошу вас, не показывайте никому. Прочтете дома, когда вернетесь. А потом…

– Что – потом? – спросил Салли.

Джек шумно выдохнул:

– Думаю, вы мне позвоните.

Салли не торопился вскрывать конверт. Все это время он вспоминал странное видение: спящий Джулз и рядом с ним – улыбающаяся Жизель.

«До чего же он красивый».

«Жаль, ты его не видела… с тех пор».

«Видела. Постоянно».

После этого Салли хотелось ни на секунду не расставаться с сыном, словно это каким-то образом возвращало им и Жизель. Репортер из «Чикаго трибьюн» действительно приехал в Колдуотер, но Салли не стал говорить ни с ним, ни с Элвудом Джупсом, объяснив тот звонок эмоциональным срывом, который вызвало у него телешоу. Этим же он объяснил и свое «выпадение из реальности», погубившее «бьиюк» и чуть не стоившее жизни ему самому. В конце концов оба репортера отстали от него и отправились искать другие источники.

Но сейчас, слушая веселый смех Джулза, который затеял какую-то игру с Лиз, Салли понял: пора. Он был готов прочесть содержимое конверта. Возможно, там он найдет объяснение всему, что столько времени не давало ему покоя.

Салли вскрыл конверт и начал читать.

Дорогой мистер Хардинг!

Прежде всего я прошу у вас прощения.

Мое настоящее имя, как вы уже знаете, – Эллиот Грей. Я отец Эллиота Грея-младшего, моего единственного сына, с которым вы также познакомились при весьма трагических обстоятельствах.

В тот страшный для вас день я находился в диспетчерской аэропорта Линтон и собственноручно уничтожил записи ваших переговоров с наземной службой. При моих навыках это не составило особого труда.

Мною двигало глупое стремление спасти сына.

Между мною и им многие годы существовала полоса отчуждения. Его мать умерла молодой, когда он был совсем маленьким. Он рос, почти не видя меня. Понятное дело: то, чем я занимался, вызывало у него только неприязнь. Оглядываясь назад, я понимаю, что не вправе его винить. Моя работа была скрытной; мне приходилось принимать чужие обличья. Меня месяцами не бывало дома. Я делал это во имя страны и гордился, что служу своему правительству… Удивительно, как мало эти слова значат для меня сейчас, когда я пишу свое письмо-исповедь.

Незадолго до того злополучного дня я безуспешно пытался встретиться с сыном. Я звонил ему, но он отказывался говорить со мной. На тот момент мне было шестьдесят восемь лет. У меня обнаружили неоперабельный рак. Я чувствовал необходимость положить конец нашему отчуждению и решил просто приехать к нему домой.

К сожалению, Эллиот встретил меня холодно и даже враждебно. По отцовской наивности я думал, что смогу многое ему объяснить и наши отношения более или менее наладятся. Увы, я ошибался. Мои попытки лишь взбудоражили и разозлили его. В таком состоянии он поехал на работу. А через час он сообщил вам неверные данные для захода на посадку.

Такие мгновения круто меняют жизнь людей.

Уверен: всему виной было мое присутствие в диспетчерской. Я знал характер сына, знал его слабости и недостатки. Однако свою работу он, как и я, делал безупречно. Я поехал в аэропорт Линтон, чтобы передать ему конверт с моим завещанием. Конечно, я мог бы оставить документ у него дома. Тем более что я тоже был рассержен таким приемом. Но где-то в глубине души у меня было желание еще раз его увидеть. Оказалось, что я приехал вовремя. В тот момент ваш самолет упал. Я слышал звук падения.

Есть состояния, для описания которых не годятся никакие слова. Я проходил специальное обучение и умею действовать собранно, даже если все вокруг погружено в хаос. К сожалению, мой сын поддался панике. Когда я вошел в диспетчерскую, он был там один. Обхватив голову, он раскачивался на стуле и повторял: «Что я наделал? Что я наделал?» Я велел ему запереть дверь и не мешать мне. Я быстро стер записи всех радиопереговоров. Как любой оперативник, я мыслил конкретно: нет записей – нет доказательств вины моего сына.

Я до сих пор не могу понять, чт заставило моего сына вскочить и выбежать из диспетчерской. Внезапные поступки всегда кажутся нам алогичными. И всегда оставляют после себя множество вопросов.

В аэропорту уже знали о катастрофе с военным самолетом. Возникшая суматоха позволила мне уйти оттуда незамеченным, этому меня тоже учили. Уходя, я еще не знал, какие удары нанесет мне судьба в ближайшие минуты. Как вы, наверное, знаете, моего сына выбросило из машины, и к моменту приезда «скорой» он был мертв. Ваша жена осталась жива, но находилась в критическом состоянии. Я привык к миру, построенному на сдерживании и равновесии. Вплоть до того дня я никогда не думал о жертвах. Я выполнял задания и приказы. Но в тот день я создал ситуацию, жертвой которой стал мой сын и еще двое ни в чем не повинных людей – вы и ваша жена. Меня охватило доселе незнакомое чувство – раскаяние. Все мои мысли были только о том, как исправить то, что еще можно исправить.

Через неделю, на похоронах Эллиота, я увидел его друзей. Я даже не знал, что у него есть друзья. Они с большой теплотой говорили о нем и его уверенности в лучшем мире, ожидающем нас, когда мы покинем этот. По их словам, Эллиот верил в милосердие небес. Все это для меня явилось полнейшей неожиданностью.

Впервые в жизни я плакал о моем сыне.

Я отправился в Колдуотер, чтобы отдать долги – ему и вам. Я легко получил доступ к вашему послужному списку и изучил вашу биографию. Когда вы вернулись, я издали наблюдал за вами, за вашим общением с сыном и родителями. Я знал, что вы целыми днями просиживали в палате, где лежала тогда ваша жена. Когда вам предъявили обвинение, я кусал локти, зная, что ничем не могу помочь: ведь я уничтожил все доказательства вашей невиновности. Пока шло судебное разбирательство, газетчики изощрялись, придумывая все новые причины бегства Эллиота.

Совесть не давала мне покоя. Мистер Хардинг, я всегда был человеком действия. Зная, что моя жизнь близится к концу, я решил действовать. Купил дом неподалеку от Колдуотера, сменил имя и обзавелся новыми документами – там, где я работал, такое делается без особых хлопот. По счастливому стечению обстоятельств я узнал, что Сэм Дэвидсон собирается отойти от дел. Я купил часть акций похоронного бюро и стал его директором. Видя, что в своем горе я не одинок, и соболезнуя горю других, я находил в этом какое-то утешение. Я беседовал с родными умерших, выслушивал их запоздалые сожаления. Почти у всех было одно желание: еще хотя бы раз поговорить с тем, кого они любили. Оно перекликалось с моим, когда в тот роковой день я поехал к сыну на работу. И я решил подарить некоторым из них такую возможность. Осуществить свой последний акт сострадания и, быть может, дать вам и вашему сыну надежду, которая помогла бы вам обоим пережить потерю жены и матери.

Уверен, что сейчас, когда вы читаете мое письмо, вы уже знаете многие подробности. Знаете, чьи восемь голосов я выбрал, знаете время звонков и прочие детали. Но не рассчитывайте на впечатляющие доказательства. Мое прежнее начальство сделает все, чтобы замести любые сколько-нибудь важные следы. В том ведомстве, где я работал, никого из сотрудников никогда не считают бывшим. Возможно, мои прежние коллеги и будут несколько шокированы тем, с чем они столкнутся, но сделают все, чтобы выставить меня мелкой сошкой и сохранить вокруг меня покров тайны. Вам же, мистер Хардинг, я пишу об этом лишь потому, что никогда бы не смог искупить свою вину перед вами.

Возможно, вы считаете, что люди моей профессии не верят в Бога. Это не так. Не что иное, как истовая вера в Бога и Его поддержку, оправдывала все, чем я занимался на своей прежней работе. А то, что я делал в Колдуотере, было моим покаянием. Как и все мы, я умру, не узнав последствий своих действий. Но если звонки с небес привели хотя бы нескольких людей к вере, возможно, Господь будет ко мне милосерден.

Как бы то ни было, к тому моменту, когда мое письмо попадет к вам, я уже познаю тайну небес. Если бы я смог оттуда связаться с вами и рассказать об их существовании, я бы непременно это сделал, чтобы выплатить хотя бы ничтожную часть своих долгов. Но вместо этого я заканчиваю свое письмо тем же, чем и начал. Я прошу вас меня простить. Возможно, вскоре я смогу попросить прощения и у моего сына.

Прощайте.

Эллиот Грей-старший (он же Хорас Белфин)

Как погасить в себе гнев? Как избавиться от ярости, к которой ты привык, как хромой привыкает к костылю? Вокруг ничего не изменилось. Салли вертел в руках прочитанное письмо. Его по-прежнему окружали стены комнаты, в которой он провел детство. Но злость и горечь, многие месяцы не оставлявшие его, куда-то уходили. Таяли, как сон. Эллиот Грей, кого Салли даже мертвым считал своим врагом, вдруг предстал в ином свете. Зная причины допущенной им ошибки, Салли, к своему удивлению, был готов его простить. Теперь он знал, куда исчезли записи его переговоров с Греем, знал оборотную сторону звонков с небес, столько времени державших Колдуотер под гипнозом. Даже Хорас перестал казаться ему чудовищем. Салли впервые увидел в нем несчастного, смертельно больного старика, потерявшего единственного сына и пытавшегося хоть как-то исправить то, что уже никогда не исправишь. «Иногда невиновного человека сажают в камеру. Вам, мистер Хардинг, это знакомо. А иногда… наоборот».

Салли еще раз перечитал письмо. Зацепившись за слова «восемь голосов», он невольно принялся их подсчитывать. Дочь Анеша Баруа – один. Бывшая жена Эдди Дукенса – второй. Деловой партнер Джея Джеймса – третий. Мать Тесс Рафферти – четвертый. Сын Джека Селлерса – пятый. Сестра Кэтрин Йеллин – шестой. Бывший работник Элиаса Роу – седьмой. Дочь Элвуда Джупса – восьмой.

Восемь.

А как же Жизель? Почему Хорас не упомянул ее? Забыл? Странно для человека его профессии. Салли вытащил мобильник и стал просматривать список входящих звонков. Журналист из «Чикаго трибьюн» звонил ему в семь часов сорок шесть минут. Салли нашел звонок с «неизвестного номера» – тот, что ненадолго вернул ему голос Жизели.

Семь часов сорок четыре минуты.

Порывшись в карманах, Салли нашел бумажку с номером Джека Селлерса, которую тот передал ему в больнице, и быстро набрал номер.

– Селлерс слушает.

– Это Салли Хардинг.

– Привет. С Рождеством вас.

– Спасибо. И вас тоже.

– Слушайте, я тут сижу с друзьями. Если хотите…

– Нет, благодарю. Я у своих.

– Хотите мне что-то рассказать?

– Попозже. Мне нужно кое о чем вас спросить.

– Спрашивайте.

– Меня интересует время смерти Хораса.

– Точное время я вам назвать не могу. Когда наши его обнаружили, он был уже мертв. Первым его нашел Рэй. Это было в шесть часов пятьдесят две минуты.

– Как вы сказали?

– Шесть часов пятьдесят две минуты. Это время Рэй указал в отчете.

А время звонка Жизели – 7:44.

– Вы уверены?– Абсолютно.

У Салли закружилась голова. Он вспомнил, как ответил на ее звонок, думая, что звонит чикагский журналист: «Я уж думал, что потерял вас». И как в ответ услышал: «Ни в коем случае».

Ничего не объясняя Джеку, Салли отключился. Он побежал в гостиную, подхватил Джулза на руки и крепко прижал к себе.

Прошло два месяца

Маленькие города сохраняют свой ритм вне зависимости от числа приезжающих и уезжающих. Конечно, приезжие способны на какое-то время изменить этот ритм, но не более того. Так случилось и с Колдуотером. Уехали грузовики, закрылись магазины и киоски. С каждым днем число приезжих неумолимо уменьшалось. Закусочная Фриды больше не работала круглые сутки, и в зале всегда имелись свободные места. Их хватало и на заснеженных улицах, и уже никто не спрашивал двадцать долларов за час парковки. Президент местного банка и мэр города в одном лице сидел у себя в кабинете, меланхолично постукивая карандашом по столу.

Звонки с небес прекратились. Прошло Рождество, а за ним и Новый год. Кэтрин Йеллин больше не слышала голоса сестры. Тесс Рафферти не звонила умершая мать, а Джеку Селлерсу – его погибший сын. Телефоны остальных избранных тоже принимали лишь звонки из реального мира. Будто и не было никакого чуда.

История Хораса Белфина породила бесчисленные домыслы. Многие считали, что звонки с небес – дело рук этого странного старика. Однако пресс-секретарь военного ведомства, выступая перед журналистами, посоветовал им не подменять фантазией факты. А факты в его изложении выглядели так: Хорас Белфин служил в одном из военных учреждений штата Вирджиния и занимал там весьма скромную канцелярскую должность. Был уволен по состоянию здоровья после того, как врачи обнаружили у него неоперабельную опухоль мозга.

Но полностью избежать утечки информации не удалось. В прессу попали сведения о том, что дом Хораса был нашпигован электронным оборудованием. Федералам пришлось опубликовать заявление и подкрепить версию военных своей, такой же далекой от правды. Говорилось о каких-то «разрозненных данных, требующих дальнейшего изучения». Особо дотошные журналисты требовали подробностей. А потом интерес начал затухать. Новых звонков с небес, которые могли бы его подогревать, больше не было, и обстоятельства колдуотерского чуда стали забываться. Людям постоянно хочется нового, и в этом взрослые ничем не отличаются от детей, бросающих недочитанную книжку, чтобы взяться за другую.

С лужаек и полян исчезли палатки верующих в истинность звонков с небес. Вместе с ними город покинули и протестующие. Католическая церковь в лице епископа Хиббинга сочла эту историю законченной и прекратила расследование. Мир впитал в себя колдуотерский феномен точно так же, как снежный ком поглощает прилипающие к нему снежинки. Кто-то внимательно изучал слова Дайаны Йеллин, считая их новым Евангелием; кто-то отмахивался от них, называя выдумкой. Так бывает со всеми чудесами. Жизнь движется дальше, и те, кто поверил в то или иное чудо, продолжают с благоговением рассказывать о нем. Те же, кто в него не верил, если и вспоминают, то с презрительной усмешкой.

Прекращение звонков с небес огорчило многих горожан. И похоже, никто не заметил другого чуда, вызванного этими звонками. Почти все, кому звонили оттуда, получили то, в чем остро нуждались. Кэтрин Йеллин, страдавшая от одиночества после смерти Дайаны, обрела в лице Эми Пенн подругу и младшую сестру. Эми вдруг поняла, что вовсе не хочет строить карьеру на телевидении. Она перебралась в Колдуотер, сняла домик и стала писать книгу о колдуотерском феномене. К ней каждый день приходит Кэтрин, и они пьют кофе.

Тесс Рафферти и Джек Селлерс нашли утешение друг в друге, помогая врачевать душевные раны, оставленные смертью близких. Отец Кэрролл и другие городские священники не могли нарадоваться, видя полные церкви: Бог все-таки ответил на их молитвы об умножении паствы. Элиас Роу, помня свои разговоры с пастором Уорреном, извинился перед родными Ника Джозефа. Видя, в каких условиях они живут, он построил им небольшой дом, а Нику-младшему предложил летом поработать у него. Элиас надеется, что сын не пойдет по стопам покойного отца и сумеет заработать себе на учебу в колледже.

Салли Хардинг перенес урну с прахом Жизели из дома на кладбище. Ночью он впервые за многие месяцы спал спокойно.

Рассказывают, что мысль о создании телефона пришла к Александру Беллу, когда он был еще подростком. Он заметил: если встать рядом с роялем, у которого поднята крышка, и пропеть какую-то ноту, отзовется струна, настроенная на тот же тон. Казалось, рояль ему отвечает. На его «ля» инструмент отвечал своим «ля». Так появилась идея соединить голоса с помощью проволоки.

Правда, в ней не было ничего нового. На каждый зов следует отклик. Так было от начала времен, так продолжается и сейчас. Мы уверены в этом, как в непреложном законе природы. И нет ничего удивительного, что в маленьком городке, который называется Колдуотер, семилетний мальчишка, услышав звук, открывает глаза, подносит к уху голубой игрушечный телефон и улыбается. Вот лучшее доказательство того, что небеса всегда рядом с нами и душа каждого, о ком помнят, продолжает жить среди нас и после смерти тела.