Телефонный звонок с небес Элбом Митч
Салли вошел.
– Дружище, если вы опять насчет рекламы, скажу честно: нет денег.
– Знаю.
– Хотите кока-колы?
– Нет, спасибо.
Оба вошли в кабинет Джейсона.
– Тогда что привело вас?
– Окажите мне одну услугу. – Салли шумно выдохнул и достал из кармана желтый блокнот.
Спустя час Салли вернулся в машину, раздумывая над тем, что удалось узнать.
Следуя интуиции, он показал Джейсону имена и адреса семерых жителей Колдуотера, заявивших о своих контактах с небесами. О том, что свой розовый мобильник Кэтрин Йеллин покупала именно в этом магазине, теперь знала вся страна. Салли интересовало, не были ли и остальные шестеро покупателями «Дайел-Тек».
Джейсон ввел имена в компьютер. Четверо из семи покупали телефоны у него. В принципе, это вполне объяснимо, учитывая, что в Колдуотере не такой уж большой выбор салонов сотовой связи. Любопытнее было другое: шестеро из семерых, за исключением Келли Подесто, девочки-подростка, пользовались услугами одного и того же оператора связи и были подключены к одному тарифному плану.
– И в чем особенности этого плана? – поинтересовался Салли.
– В дополнительных услугах. Например, «облачное» хранение данных. Слышали, наверное? Единый аккаунт, на котором где-то в Интернете хранятся ваши электронные письма, снимки и так далее. В прошлом году тариф вдруг накрылся вместе с оператором.
Салли мигом нашел у себя в блокноте страницу, где были выписаны даты смертей тех, кто якобы звонил с небес.
– А можно узнать, как долго каждый из шестерых пользовался этим тарифом?
– Пожалуй, можно. Надо залезть в базу данных. Это быстро. – Джейсон застучал по клавишам, потом его пальцы вдруг замерли, а сам он повернулся к Салли. – Вообще-то, такая информация – она для служебного пользования.
– Я это предполагал, – сказал Салли.
Джейсон забарабанил по собственным коленкам, потом тряхнул головой.
– А, пропади все пропадом. Плевать мне на их инструкции и предписания. – Он улыбнулся. – Осточертела мне эта работенка. Моя подружка считает, что из меня получился бы профессиональный фотограф.
– Может, она и права, – осторожно заметил Салли.
– Хорошая девчонка, но иногда – сплошная головная боль. А у вас есть подружка?
– Нет.
– А жена?
– Была.
– Она вас бросила или вы ее?
– Она умерла.
– Упс, – дернулся Джейсон. – Извините, дружище. Мне очень жаль.
– Мне тоже, – вздохнул Салли.
С Мейбел, любовью всей его жизни, Александр Белл познакомился на своих курсах для глухих. В момент знакомства она была еще подростком, моложе его на десять лет. Белл, влюбившийся в нее с первого взгляда, терпеливо ждал, когда она достигнет совершеннолетия. Можно сказать, любовь к Мейбел подстегивала его в работе. Если бы не ее слезы – как вы помните, девушку тяготила разлука с любимым, – Белл не поехал бы в Филадельфию и величайшее изобретение не привело бы его к громкому успеху. Но по горькой иронии судьбы, Мейбел, оглохшая после скарлатины, так и не смогла воспользоваться изобретением мужа.
Любовь обладает способностью соединять людей, даже если жизнь упрямо мешает им соединиться.
В машине «скорой помощи» Салли потребовал мобильный телефон (его собственный сгорел вместе с самолетом) и стал звонить Жизели. Он без конца вызывал ее номер, но тот молчал. Тогда Салли позвонил ее родителям. И снова – никакого ответа.
– Я должен ей сообщить, – твердил Салли.
По аварийной рации он снова попытался вызвать диспетчерскую аэропорта. Рация тоже молчала. Что за чертовщина? Куда все подевались?
Его голова раскалывалась от пульсирующей боли. Еще сильнее болело в области поясницы. Салли привезли в небольшую местную больницу, и врачи занялись стандартной процедурой: проверили состояние жизненно важных органов, взяли кровь на анализ, промыли ссадины и сделали рентген позвоночника. Потом Салли дали обезболивающее, погрузившее его в дремотное состояние. Кто-то рассказал, что он столкнулся с двухмоторной «Сессной», но тот самолет благополучно приземлился. Салли это не интересовало. Он не спрашивал, как наземную службу угораздило выделить двум самолетам одну и ту же посадочную полосу. Все его вопросы были только о Жизели.
– Скажите мне ее номер, – предложила медсестра. – Мы кого-нибудь попросим до нее дозвониться.
– И до аэропорта тоже, – едва ворочая языком, сказал Салли.
– Хорошо. И до них тоже.
Но Салли не заснул, а лишь застрял между сном и бодрствованием. Он слышал, как медсестра передает кому-то его просьбу. Потом она куда-то ушла – точнее, ее увели. Через какое-то время она вернулась и заговорила с другим человеком, а потом Салли остался в палате один. Его глаза закрылись, мозг успокоился. Это были последние благословенные минуты, когда он не знал того, что и не мог знать.
Что Жизель, увидев столб дыма, понеслась к взлетной полосе, выжимая из своего «шевроле-блейзера» всю возможную скорость.
Что авиадиспетчер Эллиот Грей самовольно покинул пост и вскочил в голубую «тойоту-камри».
Что Жизель, вцепившись в руль, твердила: «Боже, спаси его, Боже, спаси его».
Что машина Эллиота Грея неслась со скоростью шестидесяти трех миль в час по единственной дороге, не имеющей разделения на полосы.
Что на повороте шоссе, где обязательно нужно сбрасывать скорость, Жизель этого не сделала и ее «шевроле» на полном ходу врезался в «тойоту».
Что тело Эллиота Грея выбросило из машины, и авиадиспетчер двадцать футов катился и кувыркался по траве.
Что Жизель, пристегнутая ремнем безопасности, трижды перевернулась вместе с машиной. Что искореженный «шевроле» осел в придорожной канаве. Что на Жизели был свитер цвета лаванды, а по радио в тот момент звучала песня «Битлз» «Hey, Jude».
Что сплющенный «шевроле» пришлось резать автогеном, чтобы подобраться к Жизели.
Что ее повезли в одну из больниц Коламбуса.
Что по дороге в больницу Жизель впала в кому, из которой ей не суждено было выйти.
Что Эллиот Грей уже был мертв.
Двенадцатая неделя
«ЖИЗНЬ ЗДЕСЬ, А НЕ НА НЕБЕСАХ! ЖИЗНЬ ЗДЕСЬ, А НЕ НА НЕБЕСАХ! ЖИЗНЬ ЗДЕСЬ, А НЕ…»
– Боже, ну когда они угомонятся?! – воскликнула Кэтрин, затыкая себе уши.
– Может, спустимся? – предложила Эми. – Там потише.
– Нет! – резко возразила Кэтрин. – Это мой дом. Я не собираюсь прятаться в подвале.
Голоса протестующих не ослабевали:
«ЖИЗНЬ ЗДЕСЬ, А НЕ НА НЕБЕСАХ! ЖИЗНЬ ЗДЕСЬ…»
Толпа собралась около полудня. Где-то человек пятьдесят. Многие держали в руках плакаты с надписью: «Небеса обождут!» Попадались и более радикальные вроде «Вера убивает!» и «Обман несет смерть!».
Видеоролик с Беном Уилксом разлетелся по Интернету еще быстрее, чем первые репортажи Эми. Однако известность на сей раз приобрела скандальный оттенок, поскольку многие смотрели видео, уже зная, что через несколько часов после съемок Бен умер. Появились сообщения еще о шести пациентах в разных странах, которые тоже неожиданно умерли, посмотрев ролик с Беном. Строились домыслы, будто эти люди, соблазненные жизнью на небесах, перестали бороться за жизнь земную.
И Бену, и тем шестерым все равно уже оставалось недолго. Никакой взаимосвязи между просмотром видео и смертью зафиксировано не было. Никаких приемлемых, без апелляции к таинственным силам, ответов тоже не нашлось, и в чьих-то воспаленных умах совпадение приобрело облик заговора. На волне внимания СМИ к колдуотерскому чуду неизбежно возникла новая сюжетная линия. Заговорили о том, что доказательства существования загробной жизни имеют опасную оборотную сторону и подталкивают людей к смерти.
– Этих религиозных шизиков нельзя и близко подпускать к больным! – говорил в объектив камеры какой-то рассерженный мужчина.
– Они ничем не лучше террористов, – подхватила молодая женщина. – Те тоже обещают своим смертникам: взорветесь – и мигом попадете на небеса.
– Я знал Бена Уилкса много лет, – включился в разговор пожилой рабочий. – Он был борцом. Если бы эти люди не загипнотизировали его своими россказнями, он бы и сейчас сражался с болезнью.
Как-то сама собой возникла инициативная группа, назвавшая себя «Повесьте трубку, небеса!» Она-то и взялась устраивать протесты, один из которых происходил перед домом Кэтрин.
«ЖИЗНЬ ЗДЕСЬ, А НЕ НА НЕБЕСАХ! ЖИЗНЬ ЗДЕСЬ…»
Тем временем Эми вскипятила чайник и заварила чай с мятой. Кэтрин была настолько погружена в раздумья, что даже не заметила протянутой чашки.
– Выпей, тебе станет легче, – уговаривала Эми.
– Спасибо, дорогая.
Эми разрывало на части. Она знала: Филу обязательно понадобится интервью с протестующими. Но если она сейчас выйдет и начнет разговаривать с ними, то мигом потеряет доверие Кэтрин. Можно ли рисковать тем, что позволяло ей опережать остальных корреспондентов?
– Ты настоящая подруга, – сказала Кэтрин.
– Рада это слышать, – без энтузиазма отозвалась Эми.
– Я теперь понимаю, из-за чего начались протесты. Не из-за смерти Бена. Из-за тех шестерых, кто заявил на собрании, что тоже разговаривает с небесами. Согласна? А кто они такие? Взять ту же Тесс Рафферти. Сама же признавалась, что давно перестала ходить в церковь! – Кэтрин размахивала руками, будто пыталась убедить невидимого слушателя. Потом схватила розовый мобильник и вперила в него взгляд. – Эми! – прошептала она.
– Да, дорогая.
– Ты мне веришь?
– Конечно верю.
По правде говоря, Эми верила, что Кэтрин верит в то, что Эми ей верит.
– Я звонила своим детям, – продолжала Кэтрин. – Оба живут в Детройте. И знаешь, чт они мне ответили?
– Конечно не знаю. Расскажи.
– Мои сыночки считают, что я слишком уж ударилась в религию, – почти со смехом произнесла Кэтрин. – Я так надеялась, что они приедут сюда, поддержат меня. Но у Джона работы по горло. А Чарли говорит…– Она осеклась.
– Что говорит Чарли?
– Оказывается, я… ставлю его в неловкое положение. Кстати, то же самое заявили мне и дочери Дайаны.
Кэтрин заплакала. Эми отвернулась. Ну как можно не сочувствовать этой женщине? Пусть даже она в чем-то заблуждается, но она не играет роли и не занимается саморекламой.
– Кэтрин, как я тебя понимаю!
Выкрики протестующих становились все громче. Эми осторожно отвела край портьеры. Возле тротуара стояла полицейская машина. Джек Селлерс, начальник местной полиции, что-то говорил, размахивая руками. Ассистент оператора держал у него над головой репортажный микрофон на длинной штанге. Оператор вел съемку. Вечером это пойдет по всем каналам. То-то Фил разозлится.
– Я никого не убивала, – прошептала Кэтрин.
Она села, уперев локти в колени, и спрятала лицо в ладонях.
– Разумеется, нет, – сказала Эми.
– Тогда как они могут говорить подобные вещи? Моя сестра – на небесах. Бог следит за каждым нашим шагом. И потом, зачем мне кого-то убивать?
Эми невольно посмотрела на свою камеру, лежавшую на кухонном столе.
– Если ты это знаешь, почему бы тебе им так и не сказать? – предложила она.
В послеполуденное время пастор Уоррен всегда читал Библию. Вот и сегодня он уселся на коричневый кожаный диванчик, раскрыл Священное Писание и стал читать из шестидесятой главы Книги пророка Исайи: «Возведи очи твои и посмотри вокруг: все они собираются, идут к тебе; сыновья твои издалека идут и дочерей твоих на руках несут. Тогда увидишь, и возрадуешься, и затрепещет и расширится сердце твое…»[10]
Пастор любил эти слова. В другое время он бы заложил страницу и вернулся к словам пророка в своей воскресной проповеди. Сейчас его одолевали другие мысли: нельзя ли использовать этот отрывок для подтверждения подлинности звонков с небес? «Возведи очи твои и посмотри вокруг: все они собираются, идут к тебе…» Пастору была ненавистна необходимость думать о вещах, далеких от служения Господу. Если случившееся – чудо, почему он должен как-то подтверждать существование Божьего промысла? Он вдруг почувствовал себя чем-то вроде старой газеты, которую постоянно рвут на все более мелкие кусочки.
Собратья по вере говорили, что он должен быть счастлив. Все колдуотерские церкви были полны. По воскресеньям приходилось даже убирать скамьи, чтобы увеличить пространство. А ведь совсем недавно он радовался, если на воскресной службе была занята половина скамей! После признания Тесс Рафферти и визита епископа число прихожан отца Кэрролла возросло в четыре раза. Иногда у пастора Уоррена возникала мысль: а не было ли все это спланировано отцом Кэрроллом? Следом ему делалось стыдно за столь мелочные мысли.
Чтение Библии прервал звонок у двери кабинета.
– Кто там?
– Пастор, это я.
– Входите, миссис Палт.
Она вошла со своим неизменным деловым блокнотом в руках. Судя по выражению лица, у его секретарши что-то случилось.
– Пастор, я должна вам кое-что сказать. Мне очень тяжело…
– Не стесняйтесь. Говорите смело.
– Я должна уйти.
– Вы хотите уйти пораньше?
– Нет, пастор. Уйти… с этой работы. Она слишком… – Волнение мешало миссис Палт говорить. – Я семь лет работаю у вас.
– Да. И всегда великолепно справлялись со своими обязанностями.
– Я хотела помогать церкви. – У нее участилось дыхание.
– Не надо так волноваться, миссис Палт. Вы присядьте, и давайте спокойно поговорим.
Но она осталась стоять и, давясь словами, продолжала:
– Я больше не в силах управляться с этими звонками. Звонят отовсюду. И все хотят исчерпывающих ответов. Я пытаюсь им объяснить, что я всего лишь церковный секретарь и ничего не знаю. А они меня не слышат и требуют, требуют. Кто плачет, кто кричит. Я… я просто не знаю, как мне быть. Люди рассказывают о близких, которых потеряли, и просят… устроить разговор с умершими! Можно подумать, что это зависит от меня. Я пытаюсь им это объяснить. Они не слышат. А есть такие, которые так и говорят: «Ваша церковь распространяет ложное Евангелие». Да как у них яык поворачивается? Мне за все годы и в голову не приходило… Вечером я едва доползаю до дома и валюсь на кровать. На прошлой недели была у врача. Он измерил мне давление… Очень высокое. Норман уже начал за меня волноваться… Пастор, честное слово. Я не хочу вас оставлять. Я была бы рада и дальше работать. Но не могу. Эти звонки меня в могилу сведут. Простите, ради бога.
Она разрыдалась. Слезы мешали ей говорить. Пастор Уоррен заставил себя улыбнуться:
– Я вас понимаю, миссис Палт.
Он подошел и положил руку ей на плечо. За дверями кабинета не смолкали телефонные трели.
– Бог простит меня? – шепотом спросила миссис Палт.
«Гораздо раньше, чем меня», – подумал Уоррен.
Джек Селлерс включил мигалку на крыше полицейской машины и даже на миг активизировал сирену. Верующие на лужайке перед домом Тесс зашевелились и задвигались. Джек вышел наружу.
– Доброе утро, – суровым тоном поздоровался он.
Ему ответили несколько голосов.
– Что вы тут делаете?
Джек не сводил глаз с входной двери. На самом деле он хотел того же, что и все эти люди: чтобы Тесс вышла на крыльцо.
– Мы молимся, – ответила тощая как жердь женщина.
– О чем?
– О ниспослании нам звонков от наших умерших близких. Хотите помолиться с нами?
Усилием воли Джек выбросил из головы все мысли о Робби.
– Вы не имеете права устраивать моления на чужих лужайках.
– Инспектор, вы верующий человек?
– Во что я верю, значения не имеет.
– Ошибаетесь. Очень важно, во что человек верит. Вы не исключение.
Носком ботинка Джек разгреб снег. Сначала эти протестующие возле дома Кэтрин Йеллин. Теперь – фанатики возле дома Тесс. Он и представить себе не мог, что в маленьком сонном Колдуотере ему придется сдерживать людские толпы.
– Вам необходимо разойтись, – сказал Джек молящимся.
– Не прогоняйте нас. – Вперед вышел парень в зеленой теплой куртке. – Мы же не делаем ничего плохого.
– Мы всего лишь хотим молиться, – добавила девушка, стоявшая на коленях.
– А я ведь читал о вас! – воскликнул парень. – Вы тот самый полицейский. Вашей жене звонит ваш сын. Она избранная. Как же вы можете прогонять нас?
– Моей бывшей жене, – отвернувшись, уточнил Джек. – И вообще, это вас не касается.
Дверь открылась, на пороге показалась Тесс в поношенных джинсах и синих сапогах, а сверху наброшен красный клетчатый плед. Волосы были убраны в конский хвост. Джек старался на нее не смотреть.
– Вам нужна помощь? – издали крикнул он.
– Они мне не мешают! – Тесс обвела глазами собравшихся и покачала головой.
Лица молящихся сразу обернулись в ее сторону. «Можно мне к вам заглянуть?» – жестом поинтересовался Джек. Тесс кивнула, и он направился к крыльцу. Толпа молча расступилась. Джек к этому привык: люди всегда так себя вели, когда он был в форме.
Внешне Джек вполне соответствовал образу зрелого, опытного полицейского: плотно сжатые губы, сильный подбородок, глубоко посаженные проницательные глаза. Но нельзя сказать, чтобы он страстно любил свою работу. Его отец был полицейским, и дед тоже. Когда Джек вернулся из армии, в семье решили, что и он пойдет по проторенной стезе. Так оно и случилось, но не в Колдуотере, а в Гранд-Рапидсе, где Джек целых шесть лет проработал участковым. Потом у них с Дорин родился Робби, и они переехали в Колдуотер. Оба мечтали о тихой жизни в маленьком городке. Решив, что полицейской службы с него достаточно, Джек открыл магазин для садоводов и огородников.
– Лучше работать на себя, – объявил он отцу.
– Коп – всегда коп, – ответил отец.
Магазин оказался убыточным, и через три года Джеку пришлось его закрыть.
– Не всем быть бизнесменами, – сказал отец.
Джек решил, что с него хватит экспериментов, и вернулся к семейной профессии, поступив в колдуотерскую полицию. К тридцати семи годам он стал начальником местного отделения. За все восемь последующих лет ему ни разу не приходилось стрелять. Даже оружие он вынимал всего шесть раз. И то однажды, приехав по вызову, он обнаружил в подвале не взломщика, а лису.
– А почему вы не выступили на собрании горожан? – спросила Тесс, угостив его кофе.
– Сам не знаю. Может, страх не позволил. Может, моя работа.
– Приятно слышать честный ответ.
– Сын говорит, что я должен рассказывать всем. О небесах… Он повторяет это всякий раз, когда звонит.
– Мама говорит мне то же самое.
– Может, своим молчанием я его подвожу?
– Не знаю, – пожала плечами Тесс. – Мне теперь кажется, что все остальное потеряло смысл. «Эта жизнь – всего лишь зал ожидания». Моя мама на небесах. Настанет время, и я снова ее увижу.
– Знаете, я вдруг понял: я всегда в это верил. Или говорил, что верю.
Джек двигал пустую чашку по столу.
– Возможно, вы интуитивно это знали, но вам хотелось доказательств, – сказала Тесс.
– И теперь они у меня есть?
Джеку вспомнился разговор с армейскими друзьями Робби. «Конец – это вовсе не конец». Простая фраза зацепила его и не давала покоя.
– Даже не знаю, есть или нет.
– Скажите, вы были хорошим отцом? – вдруг спросила Тесс.
Джек слегка улыбнулся. Такого вопроса ему не задавали, да еще, что называется, в лоб. Он вспомнил, как в свое время согласился с желанием Робби пойти в армию и даже одобрил выбор сына.
– Думаю, что не всегда, – признался он Тесс.
– И опять – честный ответ.
– А вы были хорошей дочерью?
– Тоже не всегда, – улыбнулась она.
В отношениях Тесс и Рут было несколько бурных лет. Когда Тесс окончила школу и поехала учиться, ее красоту быстро заметили. Появилась целая вереница поклонников. Никто из них Рут не понравился. Это были годы женской конфронтации между дочерью, идеализировавшей отца, которого она не знала, и матерью, сытой по горло выкрутасами бывшего мужа.
– Ты пытаешься меня учить, а сама не сумела выстроить отношения с мужчиной! – однажды в запале крикнула матери Тесс.
– Тебя окружают не мужчины, а мальчишки, – возразила Рут.
– Не лезь в мою жизнь!
– Я пытаюсь уберечь тебя от глупостей!
– Я не нуждаюсь в твоей защите!
Их разговоры становились все более бурными. Окончив колледж, Тесс попыталась строить жизнь самостоятельно, но ни с одним из троих ее мужчин отношения не сложились. Возвращаться в Колдуотер она вообще не собиралась, пока однажды – Тесс тогда было около тридцати – мать ей не позвонила и не спросила, помнит ли она телефон некой Анны Кан.
– Зачем она тебе понадобилась? – удивилась Тесс.
– Как зачем? У нее же в эти выходные свадьба.
– Мама, что за шутки? Анна выходила замуж, когда мне было пятнадцать.
– Не говори чепухи! Лучше подскажи мне ее номер.
Это было ранним проявлением болезни Альцгеймера. Заболевание развивалось очень быстро. Врачи сказали Тесс, что ее мать нуждается в постоянном присмотре. Женщины в таком состоянии становятся рассеянными, теряют ориентацию в пространстве и забывают об элементарной безопасности. Есть риск, что миссис Рафферти вдруг перепутает окно с дверью или станет переходить улицу, не обращая внимания на несущиеся машины. Врачи посоветовали Тесс нанять сиделку или найти для матери компаньонку, которая поселилась бы в доме. Слушая их, Тесс думала о другом. Всю жизнь ее мать превыше всего ценила собственную независимость. И теперь прогрессирующая болезнь будет шаг за шагом лишать Рут этой драгоценности.
Тесс вернулась в родной дом, где началась их совместная независимая жизнь.
Отношения между Салли и его матерью были иными. Мать спрашивала. Он отвечал. Мать анализировала сказанное и делала выводы. Сын их отрицал.
– Чем ты занят? – спросила она как-то вечером.
Джулз в это время ел, а Салли сидел на диване, погруженный в свои записи.
– Проверяю данные.
– По работе?
– Где-то да.
– Заказы на рекламу?
– Вроде того.
– И чего это они так заинтересовали тебя?
Салли поднял голову. Мать стояла возле дивана в свой любимой позе – со скрещенными на груди руками.
– Если люди хотят говорить с призраками, не мешай им.
– Откуда ты узнала, что я…
– Салли…
Этого оказалось достаточно.
– Ну хорошо. – Салли понизил голос. – Да, я хочу докопаться. Мне это не нравится. Джулз повсюду таскает игрушечный мобильник и верит, что мама позвонит ему. Мальчишка живет в мире фантазий. А потом, если у него поедет крыша, кто будет виноват? Кому-то надо разоблачить этот балаган.
– Ты решил стать детективом?
– Нет.
– Но ведь ты собираешь сведения.
– Ничего я не собираю.
Все в том же ключе: выводы матери, отрицание со стороны сына.
– Думаешь, эти люди намеренно лгут?
– Не знаю.
– А ты не допускаешь, что Бог действительно творит чудеса?
– Допускаю. Но только не такие. Еще вопросы есть?
– Последний.
– Хорошо, ма. Но только последний.
Джулз, забыв о еде, смотрел телевизор.