Телефонный звонок с небес Элбом Митч
– Да, сестра…
После слов Дайаны на Кэтрин снизошел долгожданный покой.
Зато Эми с каждым днем волновалась все сильнее.
Поначалу Эми надеялась приберечь историю со звонками с небес для себя. Возможно, она бы даже получила премию и пощекотала самолюбие акул медийного рынка. Но после собрания горожан ее надежды полностью развеялись. В городишке паслись корреспонденты не менее пяти телеканалов. И не провинциальных, а общенациональных! Подумать только: колдуотерское чудо заинтересовало Эй-би-си. В десяти футах от Эми стоял сам Алан Джереми, живая легенда. На нем были джинсы, голубая рубашка с галстуком, сверху он небрежно накинул дорогую спортивную куртку с эмблемой Эй-би-си. В другое время Эми обязательно подошла бы к нему, возможно, даже попыталась бы пофлиртовать. Ведь такие люди, как Алан, могут одним щелчком пальцев помочь ей выбраться из болота провинциального телевидения.
Но сейчас Алан Джереми был ее конкурентом. Он захотел побеседовать с Кэтрин, и когда та спросила Эми, соглашаться ли на интервью, Эми мгновенно наложила вето, объяснив, что этот человек не заслуживает доверия. Зачем он притащился сюда из Нью-Йорка? Ясное дело, за сенсацией.
– Ну тогда мы и не будем с ним говорить, – решила Кэтрин.
– И правильно, – подхватила Эми.
Ее слегка грызла совесть, но она помнила слова Фила: «Вы должны идти на шаг впереди, поскольку были первой. Помните: ваши репортажи – наш самый впечатляющий материал этого года».
«Самый впечатляющий материал». Как давно Эми ждала своего шанса. Шанс появился, однако теперь со всех сторон напирали конкуренты, более опытные и лучше оснащенные технически. А Эми по-прежнему везде таскала свою громоздкую камеру и чувствовала себя дилетанткой. Что еще оскорбительнее: ее подминали те структуры, в которых она мечтала работать сама.
И потому Эми воспользовалась преимуществом, которого не было ни у Алана Джереми, ни у прочих медийных волков. Она буквально приклеилась к Кэтрин, сделавшись незаменимой. Эми вызвалась ходить за продуктами и выполнять разные поручения Кэтрин. Она же регулярно опорожняла почтовый ящик и утихомиривала собирающихся на лужайке перед домом. Эми вела себя как подруга и везде представлялась таковой. Несколько дней назад она фактически переселилась со всеми вещами в дом Кэтрин и теперь ночевала в комнате для гостей.
Сегодня они собирались поехать в больницу, чтобы навестить старика с прогрессирующей лейкемией. Он написал Кэтрин и попросил поделиться ее пониманием загробной жизни. У Кэтрин появилась мысль пригласить еще и пастора Уоррена, однако что-то внутри ее сказало «нет». Она достаточно сильна, чтобы самой побеседовать с этим человеком.
– Как ты считаешь, я права? – спросила она у Эми.
– Абсолютно права, – подтвердила та.
Сидя в больничной палате, Кэтрин держала за руки Бена Уилкса, семидесяти четырех лет, бывшего рабочего автозавода. Месяцы химиотерапии не прошли для него бесследно: Уилкс превратился в скелет, обтянутый кожей. У него выпали почти все волосы, щеки ввалились, а лицо состояло из сплошных морщин. Когда он открывал рот, казалось, кожа вокруг губ вот-вот треснет. Старик очень обрадовался приезду Кэтрин и проявил живейший интерес к ее истории.
– Что ваша сестра рассказывала о мире, который ее теперь окружает? – спросил Бен.
– Дайана постоянно называет тот мир удивительно прекрасным.
– А она рассказывала вам о правилах?
– Каких правилах? – не поняла Кэтрин.
– Ведь чтобы попасть на небеса, нужно соблюдать какие-то правила. Наверное, туда пускают не всех.
– Туда пускают всех, кто принимает Господа. – Кэтрин мягко улыбнулась.
Ничего подобного Дайана не говорила, однако Кэтрин чувствовала: это самые важные слова для больного старика.
– А вы уверены, что ваша сестра находится на небесах? – спросил Бен, стискивая ее руку. – Я не хочу оскорбить ваши чувства. Но мне надо увериться, что это так.
– Говорю вам: это так и есть. – Она улыбнулась, закрыла глаза и другой рукой накрыла их сомкнутые руки. – После этой жизни нас ждет другая жизнь.
Бен приоткрыл рот. Его дыхание было совсем слабым. Потом он улыбнулся.
Эми тоже улыбнулась. Она засняла весь визит Кэтрин. Это будет эксклюзивный репортаж. Никто из конкурентов и не знал о существовании Бена Уилкса.
«После этой жизни нас ждет другая жизнь».
А после этой работы – другая работа, поинтереснее прежней.
На следующий день Бен умер.
Его смерть озадачила врачей. Никакой видимой патологии внутренних органов. Никто не назначал ему новых лекарств. С точки зрения медицины причин для внезапной смерти не было.
Единственным вероятным толчком мог стать визит Кэтрин, после которого организм больного добровольно «выключился».
Иными словами, Бен перестал цепляться за жизнь.
Одиннадцатая неделя
Утром 14 февраля 1876 года Александр Грэм Белл обратился за патентом на изобретенный им телефон. В тот же день заявку подал и Элайша Грей, инженер из Иллинойса, представивший свою версию устройства для переговоров по проводам. Многие убеждены, что Элайша обратился в патентное ведомство первым, но возник нюанс, обеспечивший первенство не ему, а Беллу. Нюанс выражался в махинациях, к которым прибегли адвокат Белла и эксперт патентного ведомства. Последний страдал пристрастием к выпивке и вдобавок задолжал адвокату деньги. Все это и обеспечило победу детищу Белла: его обращение было зарегистрировано за номером пять, а обращение Грея значилось тридцать девятым. Подай Грей свою заявку на день раньше, его место в истории оказалось бы совсем иным.
А так Белл и по сей день пожинает лавры изобретателя телефона. Вот что значит быть первым.
Нечто подобное произошло и в Колдуотере. Епископат Католической церкви обратил внимание на то, что самый первый звонок с небес был предназначен Тесс Рафферти (это когда от неожиданности Тесс выронила трубку). Компьютерный регистратор автоответчика зафиксировал время: восемь часов семнадцать минут утра. Следовательно, Тесс позвонили почти на два часа раньше, чем Кэтрин Йеллин, прихожанке баптистской церкви «Жатва надежды». Звонок ее сестры до сих по считался первым только из-за того, что Кэтрин стремглав бросилась к пастору Уоррену.
По мнению епископата, первенство имело огромное значение. И хотя Католическая церковь не спешила признавать случившееся в мичиганском городишке чудом, первенство Тесс Рафферти было неоспоримо.
– И что все это значит? – спросила Саманта, когда они узнали о позиции их церкви.
– Ничего, – пожала плечами Тесс. – Разве это что-то меняет?
Но днем, отодвинув портьеру, Тесс воочию убедилась: да, меняет.
На лужайке перед ее домом толпились верующие.
Держась за руки, Салли и его сын шли к машине. В кармане Джулза и сейчас лежал голубой игрушечный мобильник.
Салли поговорил и с учительницей, и с директрисой школы; да так шумно, что потом сам удивлялся.
Он желал знать: с каких это пор учительнице позволено говорить с детьми о загробной жизни? Кто разрешил ей обманывать мальчика, уверяя, что по этому паршивому игрушечному мобильнику Джулз сможет разговаривать с умершей матерью?
Учительницу Джулза, невысокую полную женщину лет тридцати, звали Рамона.
– Он был таким грустным, – оправдывалась она. – С самого первого дня. Мне было не вытащить его из скорлупы, в которую он забрался. Джулз не отвечал ни на какие вопросы. Даже по арифметике.
– И тогда вы решились обманом разбить эту скорлупу? – рявкнул Салли.
– Однажды Джулз вдруг поднял руку. Сам поднял. Потом рассказал, что видел по телевизору людей, умеющих разговаривать с небесами. По мнению Джулза, его мама сейчас на небесах, а значит она жива.
– И вы с ним согласились?
– Мистер Хардинг, позвольте мне договорить… Когда Джулз это сказал, ребята сначала просто смотрели на него. Потом один мальчик захохотал во все горло. Остальные подхватили. Вы же знаете: дети умеют быть очень жестокими. Джулз буквально врос в стул, весь съежился и заплакал.
Салли сжал кулак. Ему отчаянно захотелось что-нибудь разбить или сломать.
– На перемене я пошла в игровую комнату, и мне на глаза попался игрушечный мобильник. Мистер Хардинг, честное слово, я ничего не внушала вашему сыну. Наоборот, я хотела ему показать, что в телефонах нет ничего волшебного. Но когда я позвала Джулза и он увидел у меня эту игрушку, он весь расцвел. Решил, что теперь сможет разговаривать со своей мамой… Все произошло очень быстро. У меня язык не повернулся его разубеждать. Я просто сказала: «Верь в то, во что веришь». – Рамона заплакала. – Я хожу в церковь, – сказала она.
– А я нет, – огрызнулся Салли. – Кажется, в этом благословенном городе людям пока еще разрешается самим выбирать, ходить им в церковь или нет.
Директриса, серьезная женщина в темно-синем шерстяном блейзере, спросила, собирается ли Салли подавать жалобу.
– Мы муниципальная школа и потому стараемся держаться в стороне от вопросов религии. Мисс Рамона это знает.
Салли опустил голову. Гнев, бушевавший внутри, начал гаснуть. Будь рядом с ним Жизель, она бы молча положила руку ему на плечо, говоря тем самым: «Успокойся. Прости эту женщину, она ведь не сделала ничего дурного».
Подать жалобу? А что потом? Разве ему станет легче, если эту Рамону выгонят с работы? В итоге он взял с учительницы и директрисы обещание, что подобного не повторится, тем дело и кончилось.
Сев в машину, Салли не стал сразу заводить двигатель, а повернулся к Джулзу, к своему прекрасному, почти семилетнему сыну, худенькому мальчишке с вьющимися волосами и живыми, как у матери, глазами. Последний раз Джулз говорил со своей мамой в день катастрофы… почти два года назад. Салли жалел, что не может снова поверить в Бога. Тогда бы он спросил у Господа: «Как Ты можешь быть настолько жестоким?»
– Малыш, давай поговорим о маме. Ты не против?
– Давай.
– Ты ведь знаешь: я очень любил ее.
– Угу.
– И то, что она тебя любила больше всех на свете, ты тоже знаешь. – (Джулз кивнул.) – Но, Джулио… – так Жизель в шутку называла их сына, – постарайся понять одну простую вещь. Ты ведь уже достаточно большой парень. Мы можем говорить о маме, а вот поговорить с ней мы не можем. Когда человек умирает, с ним уже не поговоришь. Умершие уходят.
– Ты тоже уходил, – сказал Джулз.
– Да. Так получилось.
– Но ты же вернулся.
– Со мной было по-другому.
– Почему?
– Я не умирал.
– Может, и мама не умерла.
Глаза Салли стали влажными.
– Увы, Джулз, она умерла. Нам тяжело это признать, но это так.
– Откуда ты знаешь?
– То есть как откуда?
– Тебя же там не было.
Салли сглотнул. Потом провел ладонью по лицу. Он смотрел прямо перед собой, так как ему вдруг стало очень тяжело смотреть на сына. Пять простых слов, произнесенных Джулзом, повторили пытку, через которую Салли проходил ежедневно.
«Тебя же там не было».
Небо заволакивало черным дымом его покореженного самолета. Салли коснулся земли, держа ноги согнутыми, и тут же перевернулся на бок. Парашют, исполнив свою спасительную миссию, цветастой тряпкой распластался по земле. Трава была влажной, а небо – серо-стальным.
Салли отстегнул парашют, потом достал из кармана аварийную рацию. У него болело все тело. В голове была каша. Больше всего ему сейчас хотелось поговорить с Жизелью. Но он знал армейский протокол, а тот предписывал включить рацию и доложить обстановку, не называя никаких имен. Дежурные в аэропорту сообщат Жизели.
– Файрберд-триста четыре – диспетчеру Линтона. Катапультирование прошло благополучно. Нахожусь в полумиле к юго-западу от аэропорта. Самолет упал на пустынный участок, предположительно в полумиле от меня, тоже к юго-западу. Остаюсь на месте, ожидаю ваш транспорт.
Он ждал. Ответа не было.
– Диспетчер Линтона. Повторите, как поняли?
Тишина.
– Диспетчер Линтона, я вас не слышу.
Тишина.
– Файрберд-триста четыре… Выхожу сам…
Да что у них там в башне диспетчеров? Куда подевался этот, с гнусавым голосом? Салли принялся было аккуратно складывать парашют, но перед мысленным взором всплыло испуганное лицо Жизели. Картина становилась все яснее. Волнение жены передалось и ему. Салли скомкал купол парашюта и прижал к груди, как огромную подушку. Вдали показался белый автомобиль, направлявшийся к месту падения самолета.
Лететь. Салли замахал руками.
Ориентироваться. Он побежал к дороге.
Сообщать.
– Я цел! Со мной все в порядке! – кричал Салли, как будто Жизель могла его слышать.
(Эми на фоне церкви.)
Э м и: За тем, что происходит в Колдуотере, уже закрепилось неофициальное название «Колдуотерское чудо». После того как Кэтрин Йеллин стала получать телефонные звонки, исходящие, как она утверждает, от ее умершей сестры, людям захотелось больше узнать о загробной жизни. Одного из них зовут Бен Уилкс. Он страдает прогрессирующей формой лейкемии.
(В кадре больница, затем – интерьер больничной палаты.)
Б е н: Что ваша сестра рассказывала о мире, который ее теперь окружает?
К э т р и н: Дайана постоянно называет тот мир удивительно прекрасным.
(Крупным планом – лицо Бена.)
Э м и: Врачам нечем обнадежить Бена. Но, узнав о звонках, получаемых Кэтрин, он возликовал.
(Снова интерьер больничной палаты.)
Б е н: А вы уверены, что ваша сестра находится на небесах? Я не хочу оскорбить ваши чувства. Но мне надо увериться, что это так.
К э т р и н: Говорю вам: это так и есть… После этой жизни нас ждет другая жизнь.
(Эми на фоне больницы.)
Э м и: Хотя и другие жители Колдуотера признались в том, что разговаривают по телефону с небесами, в центре внимания продолжает оставаться Кэтрин.
(Крупным планом – Кэтрин.)
К э т р и н: Если Господь избрал меня, чтобы нести людям благую весть, я должна это делать. Я рада, что сегодня мы смогли подарить Бену надежду. Думаю, вы понимаете мою радость.
(И снова Эми на фоне церкви.)
Э м и: С вами была Эми Пенн, «Горячие новости на Девятом». Колдуотер, маленький город, исполненный больших упований.
Фил остановил запись и посмотрел на Энтона – юриста Девятого канала.
– Не понимаю, в чем вы усматриваете нашу ответственность, – сказал Фил.
– Я говорю не о нас. Но эту Кэтрин Йеллин могут привлечь. Она ведь убеждала пациента, что ему нечего бояться. Ролик запечатлел интерьер больничной палаты. В принципе, есть основания для подачи судебного иска.
Эми смотрела то на одного, то на другого. Фил с его бородой древнего викинга. Энтон, бритый наголо, в безупречном черном костюме. Утром Фил ей позвонил и попросил срочно приехать в Алпену. «Могут возникнуть проблемы», – сказал он, не вдаваясь в подробности. Поскольку новых материалов по Колдуотеру на Девятом не было, ее репортаж пустили в эфир в тот же день, когда она и Кэтрин навещали Бена. Как обычно, ролик сразу попал в Интернет.
На следующий день Бен умер.
Теперь киберпространство бушевало и гневно тыкало пальцами в Кэтрин.
– Планируются протесты, – сказал Фил.
– Какие протесты? – удивилась Эми. – Чьи?
– Людей, которые не верят или не хотят верить в небеса. Они утверждают, что бедняга Бен, наслушавшись лживых сказок, покончил с собой.
– Это не так, – перебил Энтон. – Врачи констатировали естественную смерть.
– А чем виновата Кэтрин? – недоумевала Эми. – Она говорила Бену, что после земной жизни нас ждет другая.
– О том же говорит любая мировая религия, – напомнил Энтон.
– Вы правы. – Фил задумался. – Так, значит, им не за что зацепиться?
– Как знать. В суд можно подать по любому поводу.
– Фил, можно поподробнее о протестах? – попросила Эми.
– В Интернете полно желающих пошуметь. Что говорят родные Бена? – поинтересовался Энтон.
– Пока ничего.
– Вот с ними нужно держать ухо востро.
– Но как нам быть с протестами? – не унималась Эми.
– Сам не знаю, – ответил Фил, поворачиваясь к ней спиной. – Об этом я буду думать завтра. Все зависит от того, какой блог мы читаем.
– С вас взятки гладки, – успокоил ее Энтон. – Вы всего лишь сообщаете новости. Помните об этом.
– Вы правы, Энтон, – подхватил Фил. – Совершенно правы. – Он повернулся к Э м и: – А вы возвращайтесь в Колдуотер.
– Но как мне быть с протестами?
– Не упоминайте о них, только и всего. – Фил посмотрел на нее, как на дурочку.
Саманта прислала короткое электронное письмо: «К десяти утра будь готова. У меня для тебя сюрприз».
Впервые за долгие недели Тесс вспомнила о существовании макияжа. За то же время жизнь подкинула ей достаточно сюрпризов. Но странное затворничество, в каком она пребывала, потихоньку сводило ее с ума, и она радовалась любому событию, обещавшему вытолкнуть ее из этого болота.
С некоторых пор у нее выработалась привычка проверять, на месте ли заветный телефон. Вот и сейчас, выйдя на кухню, она первым делом посмотрела на аппарат. До Дня благодарения оставалось две недели, но Тесс не строила никаких планов. Она вообще не любила праздники. После развода ее мать неизменно отмечала День благодарения, делая его Днем открытых дверей, и приглашала к себе половину квартала. Не всех подряд, а тех, кто недавно овдовел, кто был стар и одинок и так далее. Чем-то эти празднества напоминали фильм Вуди Аллена, в котором он собирает артистов-неудачников: заикающегося чревовещателя, женщину, играющую на рюмках, и устраивает обед-пародию на День благодарения, но с холодной индейкой и прочими несуразностями[8]. Помнится, Рут, как маленькой девчонке, не терпелось узнать, кому же достанется дужка. Увидев этого счастливца, она кричала: «Загадайте желание! Загадайте желание!»[9] Тесс не сомневалась, что желание у всех гостей было одно: только бы не попасть в этот дом на следующий год.
Так Тесс думала при жизни матери. Сейчас, вспоминая те празднества, она видела их совсем под другим углом. Рут дарила участие и заботу тем, кому было тяжело и одиноко. Окруженная гостями, ее мать сражалась и с собственным одиночеством. Тогда Тесс этого не понимала. В юности ей очень хотелось, чтобы к дому подъехал отец, посигналил из машины и увез бы ее далеко-далеко.
– Ну и дура же ты была, – шепотом произнесла она, задним числом ругая себя за наивность.
Сквозь верхнюю створку кухонного окна пробивался солнечный луч. Тесс приоткрыла штору. Лужайка перед домом снова была полна народу. «А ведь им холодно стоять», – впервые подумала Тесс.
Она решила угостить их кофе и включила кофе-машину. Когда кофе был готов, Тесс перелила его в кувшин, взяла упаковку одноразовых кружек и открыла дверь.
Стоило ей это сделать, как по толпе пробежал ропот. Многие встали. Послышались крики: «Доброе утро!» и «Будьте благословенны, Тесс!». Вскоре каждый на лужайке что-то выкрикивал. Там собралось не менее двухсот человек.
Щурясь от утреннего солнца, Тесс помахала упаковкой чашек.
– Кто хочет кофе? – крикнула она и тут же сообразила, что сможет угостить лишь ничтожную часть собравшихся.
Она снова почувствовала себя дурой, теперь уже взрослой дурой. «Кофе? Они хотят чудес, а ты предлагаешь им кофе?»
– Я могу сделать еще, – промямлила Тесс.
– Тесс, ваша мама звонила вам сегодня?
Она сглотнула и медленно покачала головой.
– Мама рассказала вам, почему вы избраны?
– Вы были первой!
– Вы помолитесь с нами?
– Будьте благословенны, Тесс!
И вдруг в гул толпы врезались три коротких автомобильных гудка. К дому приближался желтый микроавтобус из дневного центра Тесс «Светлое начинание». За рулем сидела Саманта. Толпа расступилась, пропуская машину. Саманта подъехала ближе, заглушила мотор и открыла дверцу. Наружу выпрыгнула дюжина малышей в зимних пальто. Детишки с любопытством разглядывали собравшихся.
Тесс едва не уронила кувшин. Она не могла ходить на работу, поэтому подруга привезла ей работу на дом.
Никогда еще Тесс не была так рада ватаге детишек, как сегодня.
Дорин поставила на стол две большие бутылки кока-колы. Она села в одном конце стола, Джек – в другом, а гости расположились посередине. Не считая того краткого визита Джека, последний раз бывшие супруги встретились во время приготовлений к похоронам сына. Дорин и сейчас испытывала неловкость. Она вспоминала развод, подписание всевозможных бумаг. И то, как Джек выложил на столик в прихожей ключи от дома и ушел. Сейчас перед мысленным взором Дорин, словно моментальные снимки, мелькали эпизоды их распавшегося брака.
Неужели прошло уже шесть лет? Она снова вышла замуж. У нее была другая жизнь и другой круг друзей. Но сейчас она сидела с Джеком за одним столом, в их старом доме, который она получила при разделе имущества. Потом сюда переехал ее нынешний муж Мел. Он был категорически против появления Джека, однако Дорин ему сказала:
– Я это делаю для Робби. Старые друзья моего сына вернулись из армии и захотели встретиться с нами.
Мел что-то пробурчал и незадолго до встречи покинул дом, отправившись пить пиво.
– Благодарю вас, миссис Селлерс, – сказал молодой человек, которого звали Генри.
– Благодарю вас, миссис Селлерс, – произнес второй парень, которого звали Зик.
– Вообще-то, теперь я миссис Франклин.
Ребята смутились. Дорин мельком взглянула на Джека.
– Ничего страшного, – поспешно добавила она.
– И когда вы вернулись? – спросил гостей Джек.
Парни были симпатичными, широкоплечими, ладными. Оба жили неподалеку. Их дружба с Робби началась еще в детстве. Стоило Генри и Зику позвонить в дверь, как Робби торопливо одевался, хватал футбольный мяч и пулей летел к выходу.
– Пока, мам! – кричал он на бегу.
– Куртку застегни! – успевала крикнуть Дорин, и дверь захлопывалась.
Все трое пошли в армию сразу после школы. Вместе проходили начальную подготовку. Затем, благодаря цепочке знакомств, вместе отправились в Афганистан. В день гибели Робби ни Генри, ни Зика рядом не было. По мнению Дорин, хорошо, что они не видели его смерть.
– Мы в сентябре вернулись, – сказал Зик.
– Да, в сентябре, – подтвердил Генри.
– Рады, что все закончилось?
– Конечно.
– Да, сэр.
Джек кивнул. Парни тоже кивнули. Зик отхлебнул кока-колы.
– В общем, мы говорили… – начал Генри.
– Да, – подхватил Зик. – Мы спрашивали друг друга… – Он посмотрел на Генри. – Ты начнешь?
– Можешь и ты. Я не возражаю.
– Не-а.
– Я хотел сказать…
Парни умолкли.
– Ребята, не стесняйтесь, – подбодрил их Джек. – С нами вы можете говорить свободно.
– Да, – подтвердила Дорин, хотя ее покоробило это «с нами». – Конечно, ребята. Говорите все, что хотите сказать.
– Мы вот тут думали, – наконец решился Зик. – О чем вам говорит Робби… когда звонит?
– Робби звонит лишь матери, – соврал Джек. – Дорин, расскажи ребятам.
И она рассказала. В основном Робби говорил, что с ним все в порядке, ему ничего не угрожает, а сам он находится в прекрасном месте.
– По словам Робби, небеса ждут каждого из нас, – добавила она. – Мне приятно слышать его слова. Недавно Робби мне сказал: «Конец – это вовсе не конец».
Зик с Генри переглянулись. На их лицах появились глуповатые улыбки.
– Как забавно, – пробормотал Генри.
– Что забавно? – спросил Джек.
Генри водил пальцем по бутылке с кока-колой.
– Есть такая рок-группа. Робби слушал их до одурения. Называется «Дом героев».
– Они выпустили альбом, – пояснил Зик. – Название – один в один: «Конец – это вовсе не конец». Помню, Робби всех просил, чтобы ему прислали диск.
– Да, – закивал Генри. – Всем нашим писал: пришлите мне «Конец – это вовсе не конец». Если по жанру, вроде панк-рок.
– Нет, – возразил Зик. – Они себя называют христианской рок-группой.
Ребята продолжали удивляться странному совпадению слов Робби и названия альбома. Джек вопросительно смотрел на бывшую жену. Дорин молчала.
– Ну а еще о чем он говорил? – спросил Генри. – Может, спрашивал о ребятах из своего отряда?
Джейсон Терк подошел к служебному входу в магазин. Он снова забыл перчатки, и у него жутко замерзли руки – неудивительно, когда на улице холодно и настоящая пурга. «Джейсон, твои мозги работают в режиме частичной занятости», – говорила его девушка. Увы, она была права.
Преодолев сопротивление ветра, Джейсон открыл дверь и ввалился внутрь. Из шкафа с надписью «Только для персонала магазина» он извлек пачку бумажных платков, приготовившись вытереть мокрые щеки и высморкаться (на морозе у него всегда текло из носа). И тут в заднюю дверь постучали.
– Кого несет такую рань? – проворчал Джейсон. – Еще и восьми нет.
На пороге стоял Салли, все в той же замшевой куртке и шерстяной шапке.
– А-а, привет, Железный Человек, – заулыбался Джейсон.
– Как делишки? – спросил Салли.
– Нормально. Входите.