СССР™ Идиатуллин Шамиль
Для начала надо понять, так ли страшен зверь. Допустим, это волк. Упаси Аллах, они стаями бегают, со всех сторон налетят – будет несколько пакетов супового набора с фаршем пополам. Но медведь теперь спать должен, если же бодрствует, то копец, впрочем, не стал бы он в невыспавшемся состоянии под елочкой в вуайера играть. А барс или там росомаха – это вообще непредставимая вещь, я не знаю, чего с ними делать. Волк же по большому счету та же собака, только дикая и отмороженная. С собаками-то я пару раз по нужде спарринговал – с переменным успехом: добермана вырубил, а от питбуля удрал, и сухожилие оказалось не задето. Кошка, по-моему, – штука, с нормальным мужиком слабо сочетаемая – если он не Кун-цзы и не древний фараон. А я ж не египтянин и не китаец, я здоровый рослый мужик, хоть и покесанный, тренированный царь зверей и слуга одной только физики. И чего мне бояться?
Барса.
Поэтому будем считать, что там волк. Один. От которого можно отмахаться. Тотемный зверь татар, в конце концов.
Иначе вообще неинтересно.
Представлять траекторию полета волчьей туши с двумя смрадными пилами впереди было тоже не слишком интересно, зато освежало.
Я вгляделся в искорки под елкой, оценил ширину и глубину снежного поля, прикидывая подлетное время, расстояние, с которого можно выпрыгнуть на высоту человеческого горла (а она у меня сегодня невеликая) и угол контратаки – палкой и ногой. Репетировать не стал – не то чтобы спалиться перед заинтересованным зрителем боялся, просто силы не хотелось расплескивать. И так было понятно, что если волк не один или там если это не волк – волк, Гали, волк, – то ничего я не сумею: один в ноги, второй в лицо, и привет, порвут, как воблу.
Одного все равно порешу.
Я встал, поправил локтями ребра, взял палку наперевес, опустил клешни в карманы и крабом побрел туда, где сходятся нутро и поверхность земли.
Смотреть приходилось одновременно вперед, вправо и под ноги. Впереди была перина голубой парчи, под ногами – черная рыхлая пустота, справа – широкие полосы тьмы разной насыщенности, а наверху – плотное одеяло без дырок, просветов и луны. Одеяла и подушки дождались, значит, можно и не смотреть, но привычка, блин.
Привычка отмерзла на трехсотом шагу – я считал зачем-то. Я замер, тупо глядя вниз, и некоторое время пытался понять, почему нельзя согнуть колени, плавно, как кошка, перелиться в клубочек, – и тогда наверняка будет хорошо и спокойно. Хотя бы тепло. Тепло. По-настоящему тепло и покойно.
Я опустил теплые, оказывается, веки, на остывшие глаза, стремительно полетел куда-то вбок, испугался, что расшибу голову, но глаза открывать не стал, и правильно, не расшиб же – летел и не падал, было чудесно и гораздо лучше, чем идти, может, так до Союза и долечу, а волки пусть бешено подпрыгивают и зубами щёлк.
Щёлк.
Я дернулся, беззвучно охнул и проснулся от ужаса и дикой боли в боках. Это, к счастью, не волки вгрызлись, просто выскочил из сна слишком активно, когда, оступившись, сам родными зубами и клацнул. Я поспешно огляделся, хищников вокруг не обнаружил, а обнаружил только совсем непроглядную муть, почти неотличимую от обратной стороны век, я закрыл глаза, чтобы проверить, – ну да, разницы никакой, только чуть теплее. Яблоки на снегу. Я их согрею кровью.
Только тут я додумался включить обогрев. Сперва толку не было, я даже решил, что копец, соврал Валенчук, не держит теплоодежда полярных режимов, – и тут благость брызнула сразу в мышцы, к суставам и заиндевевшим костям, я зашипел от наслаждения и, наверное, обоссался бы, кабы было чем. Под кожей сверху вниз пробежали крупные ежи, опять тряхануло до обморочной боли в ребрах, а пофиг, зато тепло.
Поживем.
Плохо только, что теплая лавина вымыла из тела остатки сил, то есть их хватило, чтобы стоять и радоваться тому, что жив, греюсь и никем не сгрызаюсь, а для возобновления хода совсем не хватало.
А вот сейчас посмотрим.
Я несколько раз вздохнул, переступил с ноги на ногу – удалось, осмелел и решительно шагнул вперед. Сразу стало плохо, совсем, пустой желудок смялся гуттаперчевым шариком и скакнул под кадык, а шею и низ лица свела гнусная судорога. Но я сделал второй шаг, третий, судорога ушла, на седьмом желудок стек на место, на десятом я двинулся, уже не озираясь и не отвлекаясь на мелочи типа волков за ребрами и под елками.
Удалось досчитать вроде бы до семисот – правда, я пару раз сбивался и возвращался к началу сотни, в которой был уверен, – когда завыл желудок. Сперва тихо, потом трубно, развернув напрягшийся пищевод к спрятанной луне. Примеряем, значит, волчью долю разными долями организма. Отогрелись, значит. Кушать, значит, наконец-то захотели. А я уж думал, совсем отвык. Плохие новости, товарищи волки: кушать нечего.
Товарищей волков это не убедило, но и меня не остановило – разве что заставило чуть замедлить гусеничный ход. Я сбросил подогрев до четверти мощности и озаботился процессом затыкания трубы. Выбор в любом случае был невелик, и толку с того мало, зато какое-никакое развлечение. Вот я и развлекался: на ходу черпал палкой снег, плавно подтягивал его к пасти и ссыпал в рот (в первый раз разодрать губы оказалось непросто, потом все разлезлось). Зачерпывалось, понятно, с мышкин коготь, так и ладушки. Чем меньше захвачу, тем меньшего размера фолликулы выращу. Или фолликулы бывают только от вирусов? Тут-то вирусы точно не выживут. Но все равно не будем спешить с выравниванием температуры и среды внутри и вне организма.
Собрать и закинуть в организм удалось всего две горсточки ледяного праха. Тут желудок сменил тональность на совсем горестную и так заворочался на дне оббитого колодца, что я решил не дразниться и ускорил шаг, пытаясь высмотреть наконец финишный подъем. Ничего не увидел – то есть совсем ничего, нигде. Только чуть выше левой брови образовалось плоское размытое пятно, которое было чуть светлее, чем все вокруг. Сперва это показалось даже удобным – было о чем размышлять. Но размышления быстро превратились в мучительное трепыхание посреди трех вешек, первая из которых была – глюк вследствие отслоения сетчатки, вторая – проявление контузии, нанесенной взрывом, третья – это огонь возле яранги или фары автомобиля, который стоит, заинька, и тихо урчит двигателем в ожидании пропащего меня. Я настолько осатанел от невозможности немедленно проверить справедливость любой версии, что в сотый раз сбился со счета шагов.
Все случилось одновременно: батарейка пискнула, предупреждая, что тепла осталось на пятнадцать минут, пятно быстро и беспощадно выжгло муть вокруг себя и превратилось в полную луну, выскочившую в облачную проталину, а справа прилетел непонятный звук, снова болезненно вздыбивший шерсть и кожу по всему моему телу.
Я резко обернулся, ожидая увидеть размазанный силуэт перед глазами и ощутить горячую вонь, которая тут же перерастет в пробивающий порванное горло горячий поток, но заметил только серебристый промельк из зубца в зубец неровной черной тени, отчеркивающей лес от опушки.
Этого было достаточно.
Зверь был там и шел за мной, выжидая удобного мига, – одного из целой вечности, принадлежащей ему и убивающей меня. Потому что через пятнадцать минут я на ходу начну превращаться в индевелый труп, и больше часа волшебство превращения не займет. И потому что нет больше в моем марше ни смысла, ни надежды – луна перед левой бровью значит, что я иду прочь от Союза: вечность назад, когда я отходил от места взрыва, луна смотрела мне в затылок. Никто не будет искать меня дальше точки аварии. И нет больше смысла ни идти назад, ни возвращаться: сил не хватит даже на то, чтобы ощутимо приблизиться к участку шоссе, на котором я сбился, закружился, перескочил через дорогу, отлежался и пошел в обратную сторону.
Я на миг замер, развернулся к лесу и попытался высмотреть зверя. Не сумел. Развернулся, посмотрел на свои нелепые следы, неуклюже и не по-строевому, через правое плечо, вернулся к прежнему идиотскому курсу, вроде бы увидел кривую серебристую ниточку, перечеркивающую свисающие длинные тени склона, – не то ведущая вверх грядка камней, не то незаметенная складка. В любом случае не очень далекая – как раз к началу персонального ледникового периода поспею.
Я беззвучно хныкнул и пошел к ниточке.
И сразу исчезла луна – как тряпкой стерли.
Стало совсем темно и тихо, даже снег не скрипел под ногами, а беззвучно мялся деревенской гостевой периной. Переступать ногами было мучительно и неудобно, даже если забыть о боли, а она этого ведь не разрешала. Снова подошва скользнула по гладкому панцирю, набросали черепах, кретины, я сохранил себя на уровне, почти не двинув руками, и тут же зацепил краем глаза какое-то движение куска тьмы во тьме. Резко развернулся, ничего не увидел – все равно что сквозь выключенный экран пытаться тонкости второй программы рассмотреть.
Таращиться смысла не было: ну увидел бы я колбочки и палочки собственного глазного дна, перегоревшие от напряжения, – и что?.. Зверь мог валяться в десяти метрах от меня, а мог притаиться рядышком и нежными лапами сокращать расстояние между моей и своей оскаленной мордой.
Стоять и ждать, пока меня начнут кушать, было, в конце концов, унизительно.
Я крикнул, чтобы завестись, – из горла вылетел сплющенный, как из-под двери, ветерок, а изо рта вроде вообще ничего не вылетело. Глаз вопиющего в пустыне. Правый и кровавый. Не важно. Я заорал во все легкие – всё так же беззвучно, шее и вискам стало тесно под кожей, – перехватил палку и попер к лесу, время от времени делая выпады чуть влево и чуть вправо.
Мог ведь попасть, чем лес не шутит.
Не попал.
То есть попал, конечно, – по настигнутой елке, которая с готовностью вывалила на меня бочку снега. Я взмахнул руками, пытаясь продышаться-отряхнуться, и получил две бонусные бочки. Тут он и кинется, понял я, и снова резко двинул палкой вправо-влево. Судя по звуку, выпады поразили до глубины ствола еще одну елочку. Ладно, хоть отход обеспечим. Я сделал шаг назад, еще и еще, пытаясь проморгаться без помощи рук, и, как в колонках DTS, услышал близкий и далекий рык. Ударил на отходе, даже не охнув от боли, в близкую сторону, поспешно привел палку в исходное состояние и рискнул все-таки смахнуть снег с лица.
Оказалось, что вокруг просветлело – так, что видны не только ели разной степени заснеженности (те, с которыми я успел подраться, разделись почти по-летнему), но и следы на снегу. Мои – широкие и размашистые. И чужие, звериные – четкие под елью в десятке метров и размазанно-длинные – на полпути от деревьев ко мне. Как раз там, откуда донесся рык. Как раз там, где зверь, прыгнувший мне в горло, на лету передумал, затормозил лапами и хвостом – вот и его след, – выругался и ускакал мимо меня обратно за еловый частокол.
Я побывал в миге от некрасивой смерти, которую не успел даже увидеть.
И спасение свое тоже не увидел.
Может, еще не поздно.
Я развернулся, отставив на всякий случай палку для удара за спину, – хотя уже убедился, насколько эффективны такие удары, это тебе не бандюков жарить. И обнаружил, что спасен не только от зверя, но и вообще.
Впереди и наверху, на краю обрыва и, очевидно, на кромке дороги, светила фарами в лес машина – судя по зализанному носу, «трешка», – а перед зализанным носом стоял, сунув руки в карманы, Кузнецов. Лица не было видно – фары светили в упор, превращая человека в угольный силуэт. Но силуэт был Кузнецова, поза была Кузнецова, «трешка», в конце концов, тоже была Кузнецова, я ее лично подгонял.
Почему-то я знал, что найдет меня именно Кузнецов.
Серый серого напугал, подумал я и беззвучно засмеялся. Опустил руку с палкой, вздохнул и засмеялся снова – потому что хотелось плакать. Но это как-нибудь потом.
Кузнецов смотрел, кажется, прямо на меня и не двигался. Я попытался весело окликнуть его, но звук так и не включился. Поэтому я помахал рукой и начал прикидывать наилучший маршрут подъема – например, если пройти чуть наискосок, а Серый перегонит машину метров на двадцать в сторону и сбросит трос, вылезти можно будет за полминуты даже такому доходяге, как я.
Кузнецов, видимо, тоже решил прикинуть варианты: силуэт качнулся и спустился на полшага вниз, так что я заволновался, не сорвется ли он, и тогда придется обоим кузнечиков изображать. Двоим, конечно, полегче, тем более с такой-то фамилией, но зачем. Серый, покачнувшись, отступил к прежнему месту, прошелся туда-сюда и снова застыл, уставившись уже не на меня, а сильно правее. Волка, что ли, увидел, подумал я.
И тут звонко выключился обогрев.
Я вздрогнул, а Кузнецов на секунду повернул голову в мою сторону и снова уставился на предполагаемого волка.
А видит ли он меня, спохватился я и понял, что не факт: снег по-прежнему облеплял меня с макушки до воткнутых в сугроб коленей надежней всякого маскхалата. Прямо на меня смотрел, и рукой я ему махал, следы, в конце концов... Но удивляться потом будем, а сейчас надо видимым стать.
Я принялся лихорадочно отряхиваться, что оказалось делом непростым и мерзким, а когда поднял глаза, обнаружил, что Кузнецов, напоследок оглядев весь лес, направляется к машине.
Может, перегнать на то самое удобное место хочет, неуверенно подумал я, но уже рванул к обрыву, рявкнув от проткнувшей туловище вспышки, – беззвучно рявкнув, к сожалению, рванул, размахивая руками – даже перебитой, а Кузнецов уже повернулся спиной и почти скрылся из виду. Наверное, открывал дверь и садился в машину. Я напрягся до раздувания глаз, пытаясь выжать из связок любой звук, но добился только шипения, ударил себя в грудь, чуть не взорвался от боли, понял: кашель! – и гавкнул раз, другой и третий, кашель, сука, не шел, когда не надо, его не удержишь, – но в глотке что-то лопнуло, и легкие-бронхи-горло бабахнули с вывертом, и второй, и третий, выбрасывая вроде бы себя по кусочкам на свежий морозный воздух.
И начался приступ.
И закончился наконец.
И когда я со стоном – беззвучным опять, только надсадно болезненным – пришел в себя, утер холодное лицо и разодрал слипшиеся веки, вокруг было темно и пусто.
Кузнецов уехал. Не на двадцать метров в сторону, не взад-вбок и обратно. Просто уехал, оставив меня на съедение морозу и волкам.
Я четко видел и, кажется, даже слышал Серегу, а он меня не увидел и не услышал.
Я осел в снег, чтобы заплакать, а лучше завыть. Но не было ни слез, ни голоса, ни надежды.
Осталось лечь и тихо умереть.
Я лег в треснувший сугроб, повозился, устраиваясь поудобнее, затолкал руки поглубже под мышки и тихо умер.
5
Два класса столкнулись в последнем бою;
Наш лозунг – Всемирный Советский Союз!
Ялья Френкель
– А напрямую мне он не пробовал звонить?
– Честно говоря, он это предлагал, но я сказал, что очень не советую, – особенно если целью разговора будут одни только извинения, без конструктива.
– Интересно. И он, весь такой советский, послушался твоего несовета?
– Всеволод Михайлович, возможно, я слишком много на себя взял. Если так – прошу прощения и готов к санкциям. Но, по-моему, его поведение на том совещании было вопиющим. А уж срыв доклада президенту и вот эти нынешние прятки – это или детский сад, или клиника.
– А как по-твоему, детский сад или клиника все-таки?
– Фифти-фифти. То есть он, если я правильно понимаю, искренне не хочет палить программу на внешнем рынке, пока все не докрутит, и в чем-то он прав. Если оставить в стороне шелуху про несчастных сибиряков, которые давно заслужили, про социальное обоснование экономического прогресса и прочее чучхе, то да – палить нельзя, по крайней мере до получения патента, оформления интеллектуальных прав и попытки договориться с китайцами, чтобы они год-два на эту поляну не лезли. Да фиг с ними договоришься, их можно только перед фактом ставить: технология не только есть, она тщательно разработана, оптимально освоена и известна всем потребителям лишь в оригинальном исполнении – соответственно, попытки слямзить и наштамповать дешевые клоны будут, во-первых, затратными, во-вторых, не гарантируют успеха, потому что прикормленному потребителю западло брать дешевую подделку. Вопрос в прикормке – и тут Рычев абсолютно прав. Вопрос в методах отстаивания правоты и нюансировке позиции – и тут как раз начинается детсад. Ну что это такое – прячется, отмазы про пропавшего зама придумывает, потом у него вдруг торжественное заседание по случаю выпуска и ухода в оборот этих его телекинофотоголоналадонников, а потом вдруг собрание трудового коллектива с последующим всенародным голосованием. Заигрался.
– А с пропавшим замом история чем кончилась-то?
– Не знаю. Выяснить?
– Вообще-то я не такого ответа ожидал. Но да, выясни, будь так любезен.
– Виноват, Всеволод Михайлович. Но я как-то привык к этому относиться как к поводу, по которому Рычев в очередной раз от стрелки уклонился, – вот в детали и не вдавался.
– Миш, я бы сказал, что это весьма романтичные детали: второе лицо в федеральном проекте вывозят чуть ли не в багажнике и потом еще какая-то джеклондонщина. Кто вообще посмел?
– Вроде бандиты, и вроде там Рычев сам уже все вопросы решил. Боюсь соврать, если позволите, доложу вечером.
– Жду. Стоп.
– Да, Всеволод Михайлович.
– А ты вообще рассматривал альтернативное объяснение рычевского поведения?
– Н-нет. Пожалуй, нет. А какое, например?
– Всему вас учить. Старая добрая конспирология. Ты помнишь вообще, для чего изначально создавался проект «Союз»?
– Прозвон маргинальных исследований плюс задействование маргинальных территорий и соцгрупп.
– Ай-яй. Миш, мы не в партшколе и не на конференции политтехнологов. Для сведения: проект «Союз» начинали лично товарищ Волков Владислав Юрьевич и твой покорный слуга для того, чтобы раскрутить твоего покорного слугу и сделать из никому не известного секретного чиновника политическую фигуру, которую не смешно представить в качестве преемника. Чего брови поднял?
– Мне казалось, вы все-таки публичной фигурой по менее вычурной схеме стали.
– Правильно казалось. Жизнь внесла коррективы, и все такое. Но план-то был. А хорошие планы отличаются тем, что иногда воплощаются совсем другими героями. Понимаешь?
– Кажется. Вы хотите сказать, что Рычев всерьез...
– Я хочу сказать, что Владислав Юрьевич передумал умирать, восстановил печенку и готов к труду и обороне. Что и от кого он может оборонять, думаю, понятно. Его способности ты, надеюсь, знаешь не хуже меня. Тут еще такой момент: я в последний раз его видел полгода назад – он после курса реабилитации приехал, поговорили, я там всякое предлагал, он хохотал и говорил, что хватит. Все, больше не видел. Зато люди видели – пару недель назад, сперва в Сургуте, потом в Томске. Лекции читал. Про гражданское общество. А?
– Так. Так-так-так. Получается, он Рычева – вернее, наоборот?..
– Да меня разница между двумя этими вариантами, честно говоря, не слишком трогает. Меня сама их возможность беспокоит. Немножко так. Вот я и думаю: зря, не зря?
– Черт. Подумать как минимум надо.
– Подумай. Подумай, будь добр. И пожалуйста, как-нибудь дай Максу знать, что нам альтернативное объяснение не нравится. Очень не нравится.
ГЛАВА 6. ТРИУМФАЛЬНОЕ ШЕСТВИЕ
1
Так что ж, молодежь, –
без зазренья ори:
– Нас всех
подкупило
советское золото,
золото
новорожденной
Советской зари!
Владимир Маяковский
Никиш пришел, когда Данила добивал третий уровень, так что дорогому гостю пришлось потоптаться под дверью. Справился он, как всегда, стоически, даже не стал повторно жать звонок или дергать друга с помощью мобильника, – знал, что если Данила сказал: «Приходи», пусть даже мрачно и пусть даже сразу бросил трубку, то будет дома.
Ждать пришлось минуты три. Данила, как всегда невообразимо одетый, распахнул дверь, дождался, пока Никиш войдет, ритуально – ладонь, локоть, плечо – поздоровался и сдернул на кухню, откуда заорал, гремя, кажется, всей наличной посудой:
– Жрать будешь?
– Не, спасибо, – сказал Никиш, разуваясь и вешая куртку.
Он вошел в комнату Данилы, подтащил стул к компьютерному креслу и уселся, настраиваясь терпеливо ждать дальше. По экрану бегали богато вооруженные люди, время от времени изобретательно убивая друг друга,– между уровнями игры крутился демонстрационный ролик. Рядом со столом развлекался нецензурным скринсейвером ноутбук.
Данила притопал с тарелкой бутербродов и кружкой молока, сел, немедленно вгрызся и после пары мощных глотков спросил:
– Ну чего там у тебя?
Никиш объяснил то, что Данила не стал слушать по телефону. В этот раз он вроде выслушал, невпопад кивая, и спросил:
– И зачем это тебе?
– Надо, – коротко сказал Никиш.
– Надо, значит надо, – согласился Данила. – Адрес какой?
– СССР, как русскими, через среднее тире ТМ.
– Дефис это называется.
– Я знаю, – сказал Никиш, но благоразумно не стал объяснять, что сомневался в знаниях Данилы. – Точка, эс ю.
– Все никак его не закроют, – проворчал Данила. – Слушай, а это не тот «Союз», который на Советской, Чернышевского и еще где-то? У мамки их дисконт есть, может, напрямую попробуешь? Она. Дизайнеры у них.
Дизайн сайта в самом деле был красивым и, видимо, богатым. Никиш в дизайне не разбирался, и ему было вполне достаточно того, что страничка симпатичная, нетяжелая и утыкана всеми нужными ссылками. Это Даниле с его анлимом легко красотами и выделанностью графики любоваться, а Никиш многоступенчатое изящество не любил и не ценил, тем более что привык ходить в тырнет с отключенными картинками. Он сказал:
– Видишь: двенадцатое апреля, завтра, значит. А переход вот здесь, «искусственный отбор».
Данила кивнул, продолжая водить курсором по страничке и бормотать какие-то непонятные программерские словосочетания. Наконец покосился на скорбную физиономию приятеля и щелкнул по «отбору».
– Ну вот, теперь видишь, три варианта: «знай», «умей» и «учись», – показал Никиш. – «Знай» – это викторина, там миллион вопросов по истории, географии и политэкономии, может, по черчению даже, блин, все с советским таким уклоном, и пока на первый правильно не ответишь, второй вопрос не задают. Я сегодня до девятого дошел, половину так взял, за счет истории, остальное через поисковики. А там готовых ответов нету, кто-то умный, блин, вопросы составлял. Минут сорок минимум на вопрос уходит. А вопросов еще тридцать, если не пятьдесят осталось, сегодня точно не успею. «Умей» – это игра, там смесь этой, аркады, стрелялки и загадок.
– Квест это называется, – снисходительно напомнил Данила.
– Да как угодно пусть называется, все равно я не пройду, ты ж знаешь, игрок из меня... А «учись» – это такая энциклопедия, типа, прочитаешь – можешь хоть через викторину, хоть через квест идти, мухом проскочишь. Только там объем как в дурдоме, пять институтских учебников. Я до завтра столько не прочитаю и не запомню.
– А завтра что будет, я так и не понял? Ты ради чего дергаешься-то?
– Да не знаю, и никто вообще не знает. Мне пацан знакомый из Энска сказал – ну как знакомый, мы с ним там в одном историческом форуме вместе сидим, – что это копец какая масштабная акция, только для Сибири и Дальнего Востока: то ли какой-то новый сервис запускается, то ли девайсы новые для испытаний раздавать будут, то ли людей для работы отбирают. Круто, короче.
– Ага, круто, – охотно согласился Данила. – Раздадут вам лазерные мечи и отправят в космос, спасать Галактику. Никиш, ты про Шерлока Холмса рассказ такой читал, где рыжий словарь переписывал?
– У меня под домом банка нет, – мрачно сказал Никиш.
– А почему ты думаешь, что все это ради тебя? Может, кого-то конкретного разводят, а остальные – для массы.
– Один раунд, – попросил Никиш. – Сам увидишь.
Данила хмыкнул и повернулся к экрану.
Перед ним пробежала паутинка инструкций: управление игроком, помощь, три попытки на каждый этап. Никиш сказал: «Сейчас танк будет», и сразу на Данилу помчался очень хорошо прорисованный мужик в синем комбинезоне с надписью «СССР» на груди и бейсбольной битой в руке.
Никиш виновато пробормотал: «А у меня танк был», но слушать его уже было некогда да и незачем: уж проходить first person shooters и прочие экшны Данила умел с закрытыми глазами и затылком вперед. Он вдарил по клавишам, заворачивая мышку, совсем выросший мужик в комбинезоне качнулся вниз и влево, прежде чем получить ногой в тыкву, – и тут же в колонках хрястнуло, а экран покраснел и уткнулся в чахлую травку, по которой ползла малоразличимая из-за фона, но все равно очень реалистичная божья коровка. Похоже, мужик-СССР успел, отлетая, зарядить даниловскому боту как надо.
– Зараза, – сказал Данила, швырнув клавку на стол, но тут же подвинул ее к себе; монитор и колонки дуэтом сообщили: «Вторая попытка» – и мужик бросился снова.
На сей раз Данила нырнул ему в ноги, дергая, сшибая и затаптывая с прыжка, и даже успел заметить, как мужик, чуть откатившись, по очень точной дуге посылает дубинку прямо в монитор. В глаз Данилы, стало быть. Желтое, красное, божья коровка – теперь у самой рамки экрана.
– Ур-роды, – сказал Данила, грянув клавиатурой, небрежно ткнул паузу, вскочил, ушел на кухню, раздраженно хлопнул дверцей холодильника, вспомнил, что вроде ел, вернулся к Никишу, вперившемуся в экран и божью коровку – а, нет, уже уползла, – сел и нервно сжевал остатки бутерброда, бурча про жуликов, некорректные правила и короткоствол, который наверняка вызывается отдельной командой. Он даже понял, какая это, скорее всего, команда, и приготовился ее вбить, но Никиш сказал:
– Данил, а давай подождем.
– В смысле? – нетерпеливо спросил Данила, глядя на тающую строчку «Третья попытка».
– Давай не будем бить, обождем, – торопливо объяснил Никиш.
– Пацифист, штоле, – начал было Данила, но оборвал себя: – Тебе видней, тебе ж играем.
Он спрятал руки под колени, чтобы ненароком ничего не нажать, и со старательным равнодушием уставился в экран. Мужик подбежал, остановился и перехватил биту обеими руками. Данила покосился на Никиша, тот аж губу закусил. Мужик торжественно подал биту игроку и сказал:
– Добро пожаловать на «искусственный отбор». Союз Советов приветствует нового игрока и делает ему первый подарок. Может, пригодится.
Расшифровка слов шла субтитрами, при этом совпадение речи и артикуляции было идеальным – респект художникам. Данила немного подождал – мужик снисходительно улыбался, не опуская биты, – спохватился и двинул мышкой. Рука игрока приняла биту, мужик протянул ладонь, Данила еще раз дернул мышкой, боты обменялись рукопожатием, и мужик сказал:
– Первое испытание пройдено.
– Пораженцев воспитываем, по ходу, – начал было Данила, но тут же замолчал.
По экрану свистнула голубая паутина, из нитей брызнула тьма, которая тут же стала выдавливаться солнцем, восходящим под спокойный мужской голос, отзывающийся вспышками фраз на периферии экрана:
– Союз Советов объявляет о начале проекта «Совсеть». Совсеть – это трехмерная информационно-развлекательная сеть нового поколения, пользователю которой больше не нужны ни телефон, ни компьютер, ни плеер. Только «союзник».
Солнышко оказалось частью сложного рисунка, в котором Данила, напрягшись, узнал советский герб. Герб стал удаляться и уменьшаться, пока не оказался резной точкой в конце слова СССР, мелко выдавленного в серо-стальном корпусе непонятного, но очень симпатичного гаджета. Дальше пошла невнятная атака на глаза: под мелодичный марш гаджет очень быстро вырастил под собой клавиатуру, над собой – кадр с солдатами, ставящими над горящей улицей красный флаг с белыми неразборчивыми буквами, под негромкое «Все ракурсы» камера крутнулась вокруг кадра, оказавшегося объемным, картинка с флагом ушла мелким квадратиком в сторону, уступив улыбающейся красивой девушке с надписью «Даша звонит», девушка сказала: «Привет, Леш» – и оказалась подвижным силуэтиком у глаз мужика с битой – вернее, уже без биты, а с гаджетом на поясе. Мужик сказал: «Секундочку, Даш» – повернулся к экрану и серьезно спросил:
– Продолжаем?
Это слово запульсировало на бархатисто-черном фоне, закрывшем мужика, Дашу и удивительный прибор, каких на свете не бывает и быть не может. У Данилы было до неба вопросов по поводу процессора, операционной системы, 3D-визуализации и вообще принципа работы этого «союзника», не говоря уж о том, кто, когда и как мог смастерить всеформатного и всесистемного убийцу незаметно для всех. Хотя как раз незаметность вопросов не вызывала, иначе мастеров в секунду сожрали бы с подошвами объединенные пасти компьютерной, телекоммуникационной и электронной индустрии. Но было уже не до вопросов и не до справедливых рассуждений, которые все равно некому было адресовать. Некогда было даже пытаться вытащить ролик из кэша для покадрового изучения. Экран погружался в синюю пузырчатую бездну, в правом краю которой лепилась быстрая остромордая тень.
Следующие полчаса Данила едва успевал вскрикивать: «Никиш, дельфины акул едят?», «Никиш, Россия от Эвереста в какой стороне?», «Ты чем "Тигра" подбивал?» или «Блин, у нас чай или кофе растет вообще?» Два этапа проскочил по нахалке, еще на двух едва не срезался, проехал на соплях с третьей попытки, но в основном твердо шел на повторах, успев сообразить, какая логика включена на сей раз, – а она все время менялась. Даже под занавес благополучно, казалось, пройденного этапа. Типа «Съезда победителей», в рамках которого надо было голосовать и выскакивать невредимым из толпы странного вида мужиков – и в первый раз Данила вычислил большинство, проголосовал, как оно, и был разрублен пополам ножницами, замаскированными под выход. Во второй раз он примкнул к меньшинству, жавшемуся к трибуне, но чуть отстал – беспроводную мышку заклинило вдруг, бывало с ней такое. Данила, шипя, грянул мышкой по столу, услышал невнятный звук, выскочивший из Никиша, глянул на экран и обмер: меньшинство деловито рубились ножницами, замаскированными под трибуну.
– Это что за победители такие, кинематографисты, что ли? – оторопело спросил Данила, даже не пытаясь что-то сделать, ведь что теперь сделаешь-то.
– Блин, забыл совсем, – убито сказал Никиш и, тут же сменив тональность, воскликнул: – Есть!
Экран снова залился черным, колонки сказали: «Поздравляем», на две секунды вспыхнули золотые слова «Десять этапов пройдено», черноту сожрало солнышко, оказавшееся частью клейма, – и под знакомый уже марш стартовал новый ролик. Он был не таким мелкорубленным, но все равно разобрать детали было тяжело. Впрочем, главное – типа камеры трехмерной съемки с разнесенными объективами, проекционных устройств ввода-вывода данных и виртуальных микрофонов, а также динамиков, фокусирующих звук в заданной точке, что бы это ни значило, – Данила уловил. Но не понял, конечно.
«Искусственный отбор» осведомился: «Продолжим?», и Данила быстро тюкнул паузу.
– Надо подумать, – объяснил он тихо всполошившемуся Никишу. – Смотри, значит, нам дали общую картинку и начали по кусочкам давать подробности. В конце скажут что-то конкретное, ради чего весь этот вирус и запускали.
– Какой вирус?
– Не боись, это термин такой. Все нормально и даже похоже на правду. Блин, я такую штуку хочу.
Никиш засопел, Данила поспешил успокоить:
– Сейчас тебе добываем, не плакай. Скажут, где брать и все такое, может, скидку дадут. Но до этого дожить бы – явно еще несколько роликов будет после каждых десяти этапов. Значит, сейчас была презентация по управлению, дальше, по идее, должны отдельно про телеком, отдельно про компьютерную и медийную составляющие обосновать, ну, про железо и софт могут и отмолчаться – блин, интересно, это Китай, Индия или джапы с пиндосами, как обычно? А протокол открытый?
Никиш заворочался на стуле и незаметно посмотрел на часы. Данила сказал:
– Ща-ща. Еще, по ходу, про периферию будет – камеры и прочую хрень отдельно докупать надо, по ходу... Блин, оно того стоит – я такое кино сниму потом, объемное, а? И кто угодно снимет... Никиш, слушай, если все эти тизеры – не фейк, это тогда копец что такое. Доставляет. Ладно, считаем дальше. Про совсеть эту пара роликов должна быть – что такое, как работает, администрирование, допуски... Поискать бы про нее, ага-ага, времени нет. Короче, если по-честному фигачить дальше, можем пролететь. Кагбе до финиша как до Исландии, сложность повышается, зарубимся – все сначала начинать. А время того...
– Паша, ну, товарищ из Энска, тоже по игровой пошел – говорит, четыре десятка со второй попытки закончил, и финиша вообще не видать, – подтвердил Никиш.
– Вот и я о том же. Короче, мы пойдем другим путем.
Данила поднял с пола ноутбук, убрал с экрана похабень и, мыча дважды прослушанный марш, вгрызся в СССР™ с неведомой Никишу абракадабро-цифровой стороны.
Никиш помалкивал – во-первых, потому что под руку занятому Даниле вякать себе дороже, во-вторых, втайне он и рассчитывал не столько на геймерские, сколько на хакерские таланты друга. За что боролись.
Следующий час Никиш ходил вдоль стеночек, листал дурацкую Данилову фантастику и впустую выхлестал два стакана чаю, чтобы чем-то заняться, ни есть, ни пить не хотелось совершенно. Хорошо, хоть родители что у Никиша, что у Данилы, пользуясь ранним припадком весны, ночевали на дачах – иначе было бы не с той, так с этой стороны сплошное стенание про то, что у всех дети как дети, учатся-работают-рожают-гуляют, а наши идиоты – ну и так далее. Никиш даже задумался над пластичностью родительской риторики, которая мгновенно приспосабливалась к учебе Никита, работе Данилы или до судорог серьезных отношений с девчонками, в которые приятели впадали почему-то почти синхронно – и так же выпадали из них. Но тут Данила восхищенно рявкнул:
– Бля-а-а! Никиш, подь сюда! Я сделал это!
Никиш поспешно подскочил к другу и успел увидеть разбитый надвое экран, в правой половине которого мигали мелкие строчки цифр, а в левой была уменьшенная копия эсэсэсэровской странички, ненавистное и вызубренное содержание которой сменилось на перечень, озаглавленный «Сценарии игрового варианта "Искусственного отбора"; Базовый Б1». И как будто приближение Никиша все поломало: экран мигнул, правое окошко схлопнулось под озадаченные междометия Данилы, левое раздернулось на весь экран и залилось чернотой, по которой поплыли строчки, зачитываемые из колонок все тем же невозмутимым голосом:
– Уважаемый клиент провайдера «Байкалтелеком». Поздравляем вас: вы обошли первый уровень защиты сайта «СССР™». Рекомендуем на этом остановиться и прослушать следующее сообщение. Продемонстрированные вами остроумие и уровень технической подготовки заслуживают поощрения. Мы выдаем вам индивидуальный номер, – (на экране вспыхнула не очень длинная комбинация цифр и букв, прилипшая к верхней кромке экрана), – который позволит вам приобрести «союзника» в магазине «Союз», расположенном по адресу: улица Советская, сто десять, начиная с девяти утра двенадцатого апреля...
Никиш встал и сел.
– ...По вашему усмотрению за наличные или в кредит «Союзпромбанка», а также зарегистрироваться в совсети на правах полноценного участника, без испытательного срока и вступительного взноса.
– Бля-а-а! – восхищенно сказал Данила, давно потерявший возможность платить любые вступительные взносы и вызывать доверие любых банков, оглянулся на несчастного Никиша и собрался поведать что-то убедительное, но не успел, потому что голос продолжил:
– Кроме того, в случае, если вам исполнился двадцать один год. Союз Советов имеет честь предложить вам участие в собеседовании, итогом которого может стать приглашение на работу в центральном управлении Союза или в его филиалах, причем необходимую учебную подготовку, в том числе вузовскую, Союз берет на себя.
– Бля-а-а, – отчаянно сказал Данила, которому было девятнадцать.
Голос подытожил:
– Предложение действительно в течение трех лет. Совет да любовь. Сохранить номера приглашений отдельным файлом?
Данила быстро ткнул в «Да» и отвалился на спинку кресла. Он сиял. Он был счастлив.
Никиш скорбно сказал:
– Ну ладно, я пошел.
– Ага, – согласился Данила, но тут же спохватился: – Куда?
Никиш, отчаянно жалея себя, махнул кистью в сторону двери.
– Никиш, сядь давай, – умиротворенно попросил Данила. – Ща в себя приду, похаваю – жрать, блин, охота на нет, – и дальше играться пойдем. Отступать некуда.
– Да ладно, – самоотверженно сказал Никиш, стараясь не прослезиться, – и без этого куплю, наверное. Или позже куплю. Или там, допустим, полгодика подожду – тогда более современная и дешевая версия выйдет, или экспорт когда начнется, китайцы свистнут и сделают дешевле и лучше. Тогда и куплю.
– Не-а, не купишь. Не будет экспорта, даже в европейскую часть России вывоза не будет – только Сибирь и Дальний Восток, во вторую очередь Урал. Я у них тут один документ вскрыл... Вернее, как. Ха. По ходу, его специально для таких, как я, вскрытым оставили. Короче, они тут принципиально нашу часть света подкармливают, потому что сами где-то не очень далеко сидят – Энск, Алтай, что-то такое. У них даже часы по энскому времени выставлены, а не по Москве, минус два, а не минус пять.
– Сепаратисты какие-то, – удовлетворенно сказал Никиш, присаживаясь.
– Дур-р-ра-ак ты, – сказал Данила. – Иди вон нам пожрать что-то придумай. Надо ж в последний раз в эксплуататора поиграться, пока с копытами в Союз не ухнули, – и это, как там? Совесть? А, совсеть.
– Классно придумано кстати: «Да совсеть у вас есть вообще?» или там «Имейте совсеть»!
– Ничо-ничо. Слушай, а что такое Союз? Союз Советов еще?
– Раньше наша страна так называлась, – напомнил Никиш.
– Вот спасибо, объяснил. А теперь это что?
– Завтра посмотрим, – сказал Никиш и чуть слышно добавил сквозь вздох: – Если успеем.
– Не ссы. Успеем. И потом, купишь ты свой «союзник» и без всяких допусков. Думаешь, многие в Еркудзге по таким сайтам ходят? И многие из них загадки решают, как мы с тобой, два дебила? А девайсов этих в магазин, поди, немерено привезут. А продавать-то надо. Так что продадут тебе, никуда не денутся. Других-то покупателей не будет. Все, эксплуатируемый класс, иди на кухню, жрать хочу!
2
Есть у нас, у советских ребят,
Нетерпенье особого рода:
Совершить все мальчишки, девчонки хотят
Гордый подвиг во славу народа.
Константин Ибряев
– Уважаемые покупатели! Господа! Товарищи!
Без толку. Потребитель бурлил, роптал и хотел немедленно потреблять.
– Пожалуйста, послушайте! Секунду внимания!
Гомон усилился на несколько децибелов, очередь перемешала петли и завершила превращение в толпу. Толпа принялась пухнуть и раскачиваться, в невнятном ритме напирая на оградки и стальную штору, загремевшую о стекло. Небрежно одетый рослый парень толкнул Лену, Лена ойкнула и почти повалилась на Артема. Артем подхватил ее за локти, аккуратно убрал в сторонку на уцелевший клочок пространства, а сам выдвинулся на передний край и вполголоса спросил небрежного:
– Ты чего творишь, орел?
То есть он не собирался таких вопросов задавать, из «Союза» не то что за подобные разговоры с покупателями, даже за отсутствие улыбки вышибали в течение десяти минут (об этом предупреждали каждого новобранца, заставляя вместе с заявлением о приеме на работу сдавать кадровикам заявления об уходе по собственному – без даты). Но больно уж нагло глядел на Лену небрежный – так, что стало понятно: чаянно толкался, не в передаточном порядке.
– Чё сказал? – поинтересовался небрежный, выпрастывая руки из глубоких карманов и смахивая с плеча ладонь ботана в клетчатой рубашке – видимо, приятеля и, видимо, миролюбивого.
Читать бесплатно другие книги:
