Война. Мифы СССР. 1939–1945 Мединский Владимир

Глава 6

Сложная правда, простая вера

Религия — личное дело каждого русского человека.

Генерал Власов

«Прилепят вам всем потом на лоб „Иуда“ — ввек не отмоетесъ», — пророчески произносит в фильме «Поп» матушка Алевтина, жена отца Александра, в эпизоде, когда немецкий автобус развозит русских священников-«коллаборационистов» по русским деревням. Открытие церквей, создание «Православной миссии в освобожденных областях России» было одной из самых странных акций германской СД. Думаю, немцы просто хотели механически заменить одну идеологию другой: большевизм — православием.

Этот весьма неглупый тактический ход был разработан непосредственно в Главном управлении имперской безопасности.

Население оккупированных территорий оставалось в массе своей религиозным, хотя Советы и боролись с религией неустанно — целую четверть века. Возможно, это вообще было их ключевой ошибкой. Вон, Фидель не стал ссориться с католической церковью — и до сих пор рулит.

В Пскове последний храм закрыли аккурат в апреле 1941-го — это была несчастная церквушка на кладбище. По традиции в ней был устроен склад. К 22 июня на весь 170-тысячный Смоленск оставалась только одна церковь, правда в своеобразном виде.

Гудериан про Смоленский кафедральный собор: «При входе посетителю бросался в глаза антирелигиозный музей, размещенный… в левой половине собора… стояли восковые фигуры в натуральный человеческий рост, показывающие в утрированном виде, как буржуазия эксплуатирует и угнетает пролетариат. Правая половина церкви была отведена для богослужения»[233].

За время оккупации в Смоленске открылось четыре церкви (при том, что население города сократилось в пять с половиной раз), в Пскове — в шесть. В Орле за первые пять месяцев оккупации открылось четыре церкви, то же — в Ворошиловске (Ставрополь), Ростове-на Дону… Повсюду.

В январе 1942 года в крещенском крестном ходе участвовало 40 % оставшегося в Пскове населения — 10 тыс. человек. Немцы пытались оседлать это разбуженное религиозное движение, действуя со всей своей лютеранской методичностью.

Почитаемую икону Тихвинской Богородицы они поместили на хранение в оружейной комнате военной комендатуры и каждый день, как на работу, возили ее в церковь и обратно. Распространялась листовка с текстом следующей молитвы:

«Адольф Гитлер, ты наш вождь, имя твое наводит трепет на врагов, да придет третья империя твоя. И да осуществится воля твоя на земле…»

В конце 1942 года появились плакаты, на которых солдаты вермахта и власовцы вместе отмечали Рождество. Вероятно, где-то в промежутке между 25 декабря и 7 января.

Все это кажется странным и нелепым. Тем более странным, что верования вождей нацизма были, мягко скажем, далеки от христианских. Хотя на солдатских пряжках и было выбито «Gott mit uns» («С нами Бог»), это еще надо разобраться, что за бог имелся в виду. Любовь нацистской верхушки к языческим культам общеизвестна, нелюбовь к христианству — в общем, тоже.

Чтобы не быть голословным:

Гитлер: «В том-то и беда, что мы исповедуем не ту религию. Почему бы нам не перенять религию японцев, которые считают высшим благом жертву во славу отечества? Да и магометанская вера подошла бы нам куда больше, чем христианство с его тряпичной терпимостью»[234].

«Последняя великая задача нашей эпохи заключается в том, чтобы решить проблему церкви. Только тогда германская нация может быть совершенно спокойна за свое будущее… Нужно подождать, пока церковь сгниет до конца, подобно зараженному гангреной органу. Нужно довести до того, что с амвона будут вещать одни дураки, а слушать их будут одни старики…»[235].

«Самый тяжелый удар прогрессу человечества нанесло христианство. Большевизм — это незаконнорожденное дитя христианства. У истоков обоих этих движении стояли евреи»[236].

А вот другое «Г» — Геббельс:

«В Европе распространяется нечто вроде атмосферы крестового похода. Мы сможем хорошо это использовать. Но не слишком напирая на лозунг: „За христианство“. Это было бы все-таки чересчур лицемерно…»

«Это бесхребетное учение самым худшим образом может повлиять на наших солдат»[237].

Особо жестко Гитлер высказывался именно против православия:

«Церковь — это всегда государственная объединительная идея. В наших же интересах лучше всего было бы, если бы в каждой русской деревне была своя собственная секта со своим собственным представлением о Боге. Если у них там начнут возникать всякие колдовские или сатанинские культы, как у негров или у индейцев, то это будет заслуживать всяческой поддержки. Чем больше моментов, разрывающих на части СССР, тем лучше»[238].

Вот так — колдовские и сатанинские культы, свои в каждой деревне. Когда слышишь сегодняшних критиков православия, адептов «духовного многообразия» и всяких нетрадиционных религий, всегда возникает дежавю. Либеральная болтовня, как обычно, копирует речения фюрера.

Воинствующим атеистом был и рейхсминистр Восточных территорий Розенберг. Его книгу «Миф XX века» (что-то в этом названии есть знакомое, правда?) католическая церковь предала анафеме.

Однако тот же Розенберг православие продвигал — ему казалось как средство, обеспечивающее повиновение покоренного славянского населения[239]. В системе СД имелся даже специальный церковный отдел. Циркуляр Главного управления имперской безопасности от 16 августа 1941 года «О церковном вопросе в оккупированных областях Советского Союза» ставил три вполне практичные и рациональные задачи.

Первое: поддержка религиозного движения как враждебного большевизму.

Второе: дробление православия на мелкие течения.

Третье: использование церкви для помощи немецкой администрации на оккупированных территориях[240].

Так что «запуск» новых церквей не был спонтанным решением, все рассчитывалось заранее, но только — как временная мера на период войны, до окончательного решения славянского вопроса. Стоит вспомнить о том, что по плану «Ост» русские после чудовищного прореживания должны были перейти в состояние промежуточное: между домашними животными и дикими зверями. Тогда все и должно было окончательно встать на свои места.

Во главе православной миссии стоял экзарх Прибалтики Сергий (Воскресенский). Немцы пришли договариваться именно с ним.

Сергий оказался не между двух, а между трех огней. С одной стороны — большевики, которые методично, на протяжении десятилетий уничтожали Церковь. С другой — нацисты, которые вроде протягивают руку помощи, но при этом уничтожают русский народ. Наконец, он формально оставался подчиненным местоблюстителя патриаршего престола — тоже митрополита и тоже Сергия, который оставался по другую сторону фронта, будучи практически под арестом.

Как все повернется — неизвестно.

^{Митрополит Сергий (1897–1944)}

^{Экзарх Прибалтики, глава Псковской православной миссии}

^{Вообще все было непросто.}

^{Немцы разрешили открывать церкви, явно чего-го не додумав. Митрополит Сергий, на ком лежал весь груз ответственности за решение о сотрудничестве с гитлеровцами в этом вопросе, оказался воистину своим среди чужих, и чужим — среди своих. Немцы ему не доверяли. Его называли «большевистским ставленником» и «агентом ЧК», в доносах в гестапо писали, что он тайно слушает московское радио, а дома поет, запершись, советские военные песни.}

^{В Москве — отлучили от церкви: «Всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик — лишенным сана» (из постановления собора епископов, 1943-й). А Сергий, помолясь, делал свое дело. Почти 500 православных храмов открылось при нем на Северо-Западе России.}

^{В апреле 1944 года Сергий был убит при невыясненных обстоятельствах}

Митрополит Сергий был назначен экзархом Прибалтики до войны в январе 1941 года — из Москвы. Немецкие власти все время подозревали Сергия в том, что он агент НКВД, — примерно, как Мюллер все время подозревал Штирлица. В воспоминаниях Судоплатова, кстати, есть упоминание, что с помощью местоблюстителя ему удалось внедрить агентов «в круги церковников, сотрудничавших с немцами на оккупированной территории»[241].

Уже 22 июня 1941 года московский митрополит Сергий призвал верующих встать на защиту своей Родины от немецких поработителей. В 1943-м советская власть признала церковь, а Сергия — Патриархом. Тогда немцы запретили само упоминание Патриарха Московского на оккупированных территориях, но многие священники этот приказ выполнять отказались. Не отрекся от Патриарха и экзарх Сергий.

За три дня до смерти он говорил в своем слове: «Нашу святую Русскую Землю попирают враги. Близится час, и, поставленные на колени, они будут просить у нас прощения. Но мы будем тогда так же тверды и немилосердны, как они теперь к нам». Кого он имел в виду? Нацистов или большевиков? Каждый присутствовавший на проповеди понимал по-своему. 28 апреля 1944 года экзарх, его спутники и шофер, ехавшие по пустынной дороге из Вильнюса в Каунас, были застрелены из обогнавшей их машины.

Оккупационные власти заявили, что это были переодетые в немецкую форму партизаны. Им никто не поверил. Все знали, насколько немцы ненавидели Сергия.

С другой стороны, доживи он до Победы, наверняка был бы расстрелян уже нашими — как «видный власовец».

Партизаны с самого начала убивали попов, считая их пособниками гитлеровцев. Не разбирали, есть на них какая-то вина или нет. Не видели партизаны разницы, особенно поначалу — что полицай, что поп, что староста.

От псковской православной миссии отреклась и Москва: московский митрополит Сергий с возмущением писал о сотрудничестве русского духовенства на оккупированной территории с немцами и грозил отступникам церковным судом.

Но постепенно все вставало на свои места. Уже с начала 1942 года партизаны и подпольщики сориентировались. Они теперь выделяли священников, которые в своих проповедях немцев отнюдь не привечали, более того — многие в открытую говорили о неизбежности победы русского оружия, служили молебны за здравие односельчан, находящихся в Красной Армии.

Невероятно, но факт: глубоко в немецком тылу, под патронатом оккупационных властей русских людей призывали молиться за победу русского оружия!

Проснулись и наши спецслужбы. Директива НКВД СССР от 12 мая 1942 года, подписанная заместителем наркома:

«1. Разработка плана мероприятий по установлению связи с проверенной агентурой по церковникам… оставшейся на территории, временно занятой противником, а также по заброске в тыл противника имеющейся агентуры по церковной линии…

4. Перед наиболее квалифицированной агентурой из духовенства была поставлена задача проникнуть в церковные центры и внутри их повести борьбу за руководство церковными организациями, склоняя духовенство к признанию церковной власти Московской патриархии».

Процесс церковного возрождения окончательно выходил из-под контроля СД. Калининские партизаны осенью 1942 года передавали в Центр: «Большинство священников на оккупированной территории относится к немецким властям несочувственно… молятся как русские люди… не ругают советскую власть…

Священники церквей деревни Неведр, деревни Жуково Невельского района настроены к нам исключительно доброжелательно. Деньги, которые они собирают от богослужений с населения, вносят в партизанские отряды. Священник Жуковской церкви Шемелев И. Я. в беседе с молодежью заявил: „Если вас будут брать немцы на работу или армию, то уходите к партизанам, а к немцам не ходите“».

^{Патриарх Сергий (1867–1944)}

^{«Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь», — с этими словами глава РПЦ митрополит Сергий (Страгородский) 22 июня 1941 года обратился к народу. Не дожидаясь примирения безбожного большевистского государства с Церковью, Сергий сразу сказал: православное духовенство — со своей страной. Он начинал служение судовым священником на корабле «Память Азова». При большевиках прошел через аресты, Бутырку и ссылку. Война открыла перед опальным митрополитом новое поприще. Церковные общины вносили деньги в Фонд обороны, построили на свои средства танковую колонну имени Дмитрия Донского (8 миллионов рублей, множество серебряных и золотых вещей), собирали на сооружение самолетов, на содержание раненых и детей-сирот, на теплые вещи для бойцов… Но куда важнее была поддержка духовная: Россия, и особенно — крестьянская, деревенская Россия, несмотря на все репрессии против Церкви, оставалась верующей православной страной. 4 сентября 1943 года состоялась встреча Сергия со Сталиным, на которой «высокие договаривающиеся стороны» обсудили условия сосуществования. Через четыре дня в Москве Архиерейский собор избрал митрополита патриархом Московским и всея Руси.}

^{Открывались храмы, восстанавливались епископские кафедры. Архиереи — узники ГУЛАГа — стали возвращаться в свои епархии.}

^{Патриарх Сергий не дожил до конца войны. Но его слова, сказанные в ее первый день, были пророческими: «Господь нам дарует победу»}

Конечно, были и другие. Как и любое большое дело, возрождение Церкви — к тому же в чудовищных условиях оккупации — подняло много пены. За каждую проповедь смирения в лагерях для военнопленных священник и псаломщик получали от немцев 2–3 буханки хлеба и банку повидла — в точности как мальчиш-плохиш.

Историк Борис Ковалев собрал информацию об одном из священников-самозванцев. Некий благочинный — не рядовой батюшка — гатчинского округа Амозов был при Советской власти коммунистом, больше того — чекистом. В 1936 году он оказался на Колыме за взяточничество, пьянство и двоеженство.

Этот священник-самозванец стал активным пособником гитлеровцев и однажды таки получил от прихожан удар в голову кирпичом за то, что сообщил немцам о неблагонадежности местного старшины и церковного старосты. Башка у попа-экс-чекиста оказалась крепкой, он выжил, при наступлении Красной Армии бежал с немцами, грабя храмы, забирая церковные драгоценности и старинные иконы.

Под конец немцы вовсе «забили» на свои игры с русским православием, и, можно сказать, «раскрылись». Вот показания священника Ломакина о положении в Новгороде (конец 1943 г.):

«Чего только не устроили немцы и испанцы в домах Божьих, освященных вековыми молитвами, во что только не превращали наши святыни: казармы, уборные общего пользования, склады овощей, конюшни, гаражи, дзоты, штабы военных частей. Все что угодно — только не дома молитв. А разбросанная в изобилии по храмам порнографическая литература немцев и испанцев, бесстыжие фотоснимки и беззастенчивые акварели на стенах храмов, устройство уборных, вонючих овощехранилищ и конюшен в святых алтарях дополняет жуткую картину… Попирая чувства верующих, немцы дали распоряжение: „В церковь ходить разрешается только по пропускам, которые даются на несколько человек“»[242].

В общем, все узнаваемо — вернулся тот же шабаш, что творили большевики в 20–30-е годы. Так что в этом — отношении к церкви — пожалуй, действительно и нацисты, и большевики (до Войны) были едины.

Все было сложно. Неоднозначно было. Но в результате-то что? И церкви остались, и Советское Государство с Православной Церковью примирились, и молитвы о победе русского оружия до Бога дошли.

Главное управление имперской безопасности, идя навстречу церкви, делая, казалось, верный и совершенно беспроигрышный тактический ход в 1941 году, стратегически все равно проиграло.

Не смогли немцы оценить силу патриотизма, заложенную в Русской Православной Церкви.

Глава 7

Геббельс по-русски

Я больше боюсь трех газет, чем ста штыков.

Наполеон I

…Тезис, о том, что СССР был спасителем европейской цивилизации, воспринимался на фоне информации о реальных нацистских преступлениях вполне всерьез. Он надолго закрепился в массовом сознании бывших советских людей и срабатывает до сих пор. Срабатывает тем сильнее, чем меньше человек осведомлен о деталях советской предвоенной политики и о реальных военных и политических планах Сталина.

Это из сверхновой апологетики Резуна-Суворова. Книжка так и называется: «СверхНОВАЯ правда Виктора Суворова»[243]. Данное вступление предваряет перепечатку каталога нацистской выставки «Der Sowetparadies» — «Советский рай».

Эта выставка — креативная задумка герра Геббельса — представляла собой действительно огромную полноценную экспозицию о том, как на самом деле живут в СССР. Это была такая ВДНХ наоборот, наизнанку. Массаракш, кто меня поймет. Выставка открылась в 1942 году в Берлине, где ее посетило 1,3 миллиона человек, всем было интересно посмотреть на дикость и жестокость врага.

Не хочу пересказывать содержание брошюры, равно как и описывать «красоты» нацистской выставки.

Охота кому-то публиковать (а кому-то — читать) геббельсовские фантасмагории — его дело. Хочется кому-то верить, что «по советским стандартам» в дощатом домике с одним окошком в СССР проживает, как написали нацисты, именно 284 человека, а не 5 и не 285, — пожалуйста…

Я понимаю, что вера в Резуна сродни вере в Носовского-Фоменко, что их поклонники — тоталитарная секта типа сайентологической, но должны же быть хоть какие-то приличия!

«Советский „рай“» (в обрезанном, конечно, виде) возили и по нашим оккупированным городам: для показа уже не немцам — нашим. Романтика, должно быть: здесь — виселица, может, и партизаны на ней. А тут — разукрашенный автобус с наглядной агитацией.

^{Нацисты представили на «Der Sowjetparadies» этот сарай-хлев, в котором якобы проживало 284 советских человека…}

И вот через 65 лет в рамках борьбы за историческую правду снова на нашей улице стоит тот же автобус… С теми же точно целями. И лежит нацистская брошюра под фирменной обложкой в каждом книжном магазине.

Так что без главы о немецкой пропаганде на оккупированных территориях нам никак не обойтись. Чтобы в следующий раз, взяв подобные брошюрки в руки, сразу становилось ясно, откуда ноги растут. Ноги растут из Геббельса.

Неоценимым подспорьем для меня в этой главке стала книга «Коллаборационизм в России в 1941–1945 гг.: типы и формы» Бориса Ковалева. К сожалению, эта монография была выпущена Новгородским госуниверситетом тиражом всего 500 экземпляров.

В середине октября 1941 года занятые немцами города запестрели плакатами на русском языке: «Немецкие войска освободили Москву» Под этой шапкой меленьким шрифтом давалось объяснение. Оказывается, захвачена была деревня с таким необычным названием[244].

Эта акция породила устойчивые слухи о том, что Москва пала. Сколько людей, плюнув на все, после этой новости, ушли в полицаи? Сколько могли, но не оказали помощь партизанам? Сколько смирилось с тем, что немцы победили?

И пусть потом все переигралось, и полицейский ушел к партизанам, но только на тот момент многие креативные идеи геббельсовских пиарщиков стоили по боевой мощи куда более, чем сотня штыков.

Как ни странно, немцы понимали значение пропаганды намного лучше, чем, казалось, распропагандированный на все сто сталинский СССР. Министерство Геббельса подготовило «Предложения по составлению листовок для войск противника», которые по своей откровенности и цинизму — были бы немыслимы для наших политработников.

^{Геббельс Йозеф (1897–1945)}

^{Нацистский преступник, рейхсминистр народного просвещения и пропаганды}

^{«Дети бывают ужасающе жестоки, особенно к физическим недостаткам других детей», — вспоминал он собственное детство. Из-за слабого здоровья, худобы и косолапости Йозеф был признан негодным для армии.}

^{Отличный оратор, теоретик и практик пропаганды. «Мы добиваемся не правды, а эффекта». «Худший враг любой пропаганды — интеллектуализм». «Чтобы в ложь поверили, она должна быть ужасающей». (Й. Геббельс.)}

^{«Еврей противоположен нам по своей сущности. Он осквернил наш народ, замарал наши идеалы, парализовал силу нации. Он неспособен к творчеству. По своей сущности он предрасположен к торгашеству. Он торгует всем: тряпками, деньгами, акциями, лечебными средствами, картинами, книгами, партиями и народами» (из романа Й. Геббельса «Михаэль»).}

^{Желтая звезда-нашивка у евреев, как в Средневековье, — тоже идея Геббельса. Одни сутки он даже был № 1 в рейхе — рейхсканцлером. Между самоубийством Гитлера и своим собственным. Перед падением Берлина, запершись в бункере, он принял вместе с женой яд, заботливо отравив перед этим и своих шестерых детей}

«Пропаганда разложения — грязное дело, не имеющая ничего общего с верой или мировоззрением. В этом деле решающим является только сам результат. Если нам удастся завоевать доверие противника тем, что мы обольем грязью своего фюрера, свои методы и свое мировоззрение, и если нам удастся проникнуть в души солдат противника, заронить в них разлагающие их лозунги, — совершенно безразлично, будут ли это марксистские, еврейские или интеллигентские лозунги, лишь бы они были действенны!»

Вот так, господа пиарщики и политтехнологи. Не дрейфьте. Учитесь у герра Геббельса.

Придумки его министерства воплощались в таких сферах:

— наглядная агитация (плакаты и т. д.);

— печать (газеты, брошюры, листовки);

— кино (с обязательным просмотром немецкой военной кинохроники);

— радио (как прообраз будущего самого массового СМИ — ТВ).

А также:

— ивент-менеджмент (экскурсии для населения в тюрьмы НКВД, торжественные похороны «жертв НКВД» etc);

— роуд-шоу (передвижные выставки «Кровавые злодеяния ЧК-ГПУ-НКВД», «Советский „рай“» — та самая, «Так живут рабочие и крестьяне в Германии»);

— театральные постановки.

«Конец колхозному рабству!», «22 июня 1941 года началось освобождение от большевистского террора!», «Адольф Гитлер — освободитель!»… Это самые популярные немецкие плакаты для русских. Они делались в привычной советским людям стилистике. Однозначное утверждение — и некий образ-иллюстрация.

Водились в ведомстве Геббельса и свои «Кукрыниксы».

На плакате «Тень Суворова» великий русский полководец возвышается над Тимошенко, Буденным и Ворошиловым и говорит им словами И А. Крылова: «А вы, друзья, как ни садитесь, всё в полководцы не годитесь».

Известный плакат «Последний поход красных маршалов». Тимошенко и Буденный у ворот тюрьмы. На колючей проволоке фуражки с надписями «Егоров», «Блюхер», «Тухачевский». Смерть с надписью на косе «НКВД» приветствует вновь прибывших: «Добро пожаловать, товарищи!»

^{Нацистские плакаты, предназначенные для украинцев, отличались каким-то повышенным уровнем идиотизма}

А малозаметные уличные таблички? Топонимы — тот еще агитационный материал! Это Геббельс понимал куда лучше, чем нынешняя власть в Российской Федерации. Я уже упоминал о массовом переименовании улиц Ленина в проспекты Гитлера. Новые имена — новые символы. В Калинине (Твери) вместо памятника Ленину была установлена гигантская свастика. В Пскове монумент «Жертвам Революции» немного переделали, тоже прилепили к нему свастику, и он стал называться «Освобождение от большевизма».

Еще более экзотический план вызревал в Локоте-Воскобойнике. В честь первого, убитого партизанами бургомистра там собирались установить памятник «Битва народов» — по образцу «Битвы народов» в Лейпциге.

Устанавливать памятники надо было и по чисто утилитарной причине. Солдаты вермахта как истинные носители европейской культуры полюбили использовать любые скульптуры — что Ленина, что Пушкина — в качестве мишеней. У коллаборационистской прессы это вызывало рабское умиление. В передовой «Путь к расцвету» главный редактор газеты «Речь» Михаил Октан (Ильинич)[245] писал:

Нет сомнения, что художники и скульпторы покажут себя достойными сынами освобожденного народа и запечатлеют в своих произведениях бесконечную ненависть народа к большевизму, благодарность Германии и ее армии и непоколебимую веру народа в свое будущее.

Пока же главным украшением городов и весей были красные флаги со свастикой, портреты фюрера и прочая мишура.

Когда в сентябре 1942-го в Смоленске открылись школы, немцы ввели новую должность — «ответственный за русское просвещение». Местному такое важное дело они не доверили, и «инспектором народных училищ» стал приезжий — некто доктор Цигаст. Правда, русского он не знал вовсе, и просвещением руководил, проверяя наличие в классах нацистской атрибутики. Со свастиками в школах Смоленска было все в порядке.

Тяжела была доля великой мученицы — русской женщины. Но вот пришла спровоцированная большевиками война. Начались новые страдания, усугубились лишения, нужда и голод встали у самого порога. Жена, потерявшая своего мужа в застенках НКВД, провожала на бессмысленную войну своего единственного сына. Сестра сосланного в Сибирь инженера отдавала Молоху войны своего младшего брата. Мать раскулаченной семьи оплакивала гибель на фронте своих сыновей. Невыразимое горе широкой волной залило семьи советских женщин.

Правда, полнейшее впечатление, что пассаж взят из перестроечной прессы? Или из какого-нибудь интернет-блога, который ведет человек, чьи мозги как заморозились в 1991 году, так и с тех пор не желают оттаять? Но нет, это гитлеровская газета на русском языке «За Родину» (Псков). Выпуск от 8 марта 1942 года.

Что происходило в Советском Союзе? Вырастало поколение, развращенное с малых лет, привыкшее с пеленок к шпионажу и лишенное всего святого. Недаром идеалом советского молодого поколения был гнусный и омерзительный тип — пионер Павлик Морозов, донесший на родного отца.

Нравится? Пассаж, достойный почти любой современной российской газеты. Но и это — дело гораздо более раннее, еще одна оккупационная газета с типичным фашистским названием «Новый путь». Уже Смоленск.

Их вообще было много. В Риге издавалась «Правда», в Ревеле (после немцев его опять назовут Таллином) — «Северное слово».

В Пскове, помимо упомянутой, — «Псковские известия», «Псковский вестник», «Доброволец». Были «Колокол» и «Возрождение»…

Была всякая мелочевка типа районок: в Дно — «За Родину», в Луге — «Лужский вестник», в Острове — «Островской вестник», в Гатчине — «Труд и отдых», в Порхове — «Порховскии вестник» и т. д. и т. п.

Периодичность — от одного до пяти номеров в неделю, тираж — от нескольких сот экземпляров до нескольких десятков тысяч. Самый большой тираж из оккупационных газет имела орловская «Речь».

О чем им было писать? Ну вот, например, тот же «Новый путь» от 30 сентября 1942-го:

«Руководя приемом в музыкальные школы, они заботились о том, чтобы всяческими способами отсеять на экзаменах русских детей и набрать контингент учащихся исключительно из еврейчиков. Германская армия, освободившая русский народ от большевистского ига, широко открыла двери музыкальных школ русским детям. Впервые в музыкальных студиях замелькали русые головки русских детей».

Чувствуется набитая рука. «Замелькали русые головки русских детей». Вполне вероятно, то же перо до этого клеймило врагов народа и прославляло успехи на колхозных полях. Грустно, но факт: штат коллаборационистской прессы был в основном укомплектован бывшими советскими журналистами. Да, в них были и немцы, и белоэмигранты, но ставка делалась правильно: на тех, кто знает советские реалии, — на русских. Сколько серебреников им платили? Не знаю. Но в смоленской типографии получали очень прилично: от 450 до 1200 рублей в месяц.

Из номера в номер публиковались переделки советских песен. Катюша уговаривала «бойца на дальнем пограничье» переходить к немцам. «Три танкиста — три веселых друга», убив комиссара, это уже сделали. А это узнаете?

У Лебедева-Кумача от такого уровня редактуры, возможно, приключился бы инсульт, а наверняка бы его добил «Марш веселых ребят» («Легко на сердце от песни веселой»). В нем русское крестьянство благодарило Гитлера за то, что стало хозяином на своей земле.

Когда же печатать было совсем нечего, газеты пробавлялись перепечатками из русской классики. Стихотворения Пушкина, рассказы Тургенева и Чехова иногда занимали две полосы из четырех.

Почему-то такая представляется картина. Почтальон не без риска для себя — партизаны знали, что немцы заставляют почтальонов еще и шпионить, а потому письмоношей не любили — доставляет свежую прессу на село. Староста, согласно высочайшему указанию, наклеивает какое-нибудь «Русское Возрождение» на стенде с приказами и листовками около управы — бывшего правления колхоза. Такой стенд, по приказу немцев, был установлен в каждой деревне. Собрались крестьяне. Что пишут ироды? Каких новых поборов ждать? Сколько партизан повесили? Какую деревню по соседству сожгли?

И читают: И. С. Тургенев «Муму».

В общем, издание газет — дело дорогое, респектабельное, но… редко что дающее.

Другое дело — листовки. Оружие пропагандиста! Дешево и сердито[246].

Вспомнить хотя бы ту, что с сыном Сталина Яковом. Листовки-провокации в виде обращений командиров и комиссаров к своим бойцам и мирному населению — вообще классика геббельсовской пропаганды. Нацисты не боялись использовать подлинные цитаты из выступлений Сталина, Ворошилова, сводок Совинформбюро. Зачастую напирали на… русский патриотизм и веру в идеалы коммунизма!

Сам Ленин не желал, чтобы Сталин стал его преемником. Ленин не доверял Сталину и чувствовал, что при нем Советский Союз погибнет… Но мы унаследовали храбрость и отвагу Александра Невского, Петра Великого и М. Кутузова. В наших руках оружие, и мы сбросим проклятое сталинское иго!

В поддельных заявлениях советского командования (вот, кстати, еще один неиссякаемый источник вдохновения для резуновских экзерсисов) разъяснялось, что война была начата самим СССР — для экспорта мировой революции, и вестись она будет до последней капли крови.

Поддельные «Вести с Советской Родины» изготовлялись с тщательностью фальшивых документов засылаемого шпиона. Бумага, шрифты, лексика, выходные данные — все полностью соответствовало советскому оригиналу.

Геббельс лично занимался редактированием и прокатом «Германского еженедельного обозрения» — «Die Deutsche Wochenchau» (DW). С 1942 года, согласно инструкции «О правильной организации кинопропаганды», с его творчеством смогли познакомиться жители оккупированных районов. В городах стали открываться кинотеатры. Население должно было сдавать в них по одному стулу от семьи. В Орле открытие кинотеатра для русских было приурочено ко дню рождения Гитлера.

Жизнерадостность, веселость, хороший здоровый отдых — факторы, способствующие труду. И открывая зрелищные мероприятия, германское командование заботится именно об этой стороне жизни трудящихся… Киноискусство для нас является одним из самых важных культурных и интеллектуальных средств нашей борьбы с большевиками.

Так приветствовала пресса открытие кинотеатров. В них шли фильмы трех категорий: культфильмы (не мультфильмы, а именно культфильмы, снятые специально для оккупированных территорий), военная кинохроника и, собственно, художественные картины — для здорового отдыха и веселости. Посмотреть все это можно было только «пакетом». Сначала документальное кино о счастливой жизни в Германии, потом — хроника побед германского оружия и поражений Красной Армии, и наконец — очередной блокбастер производства Голливу… тьфу — Третьего Рейха.

Пропагандистские фильмы шли с синхронным переводом. Художественные — обычно на немецком, но перед сеансом зрители могли изучить либретто. Были и дублированные на русский, например — «Вечный жид»(«Der Ewige Jude») и «Еврей Зюсс»(«Jud Su»). Кажется, пересказывать их содержание не имеет смысла.

«Мы работаем на Россию при помощи трех тайных радиопередатчиков. Тенденция первого — троцкистская, второго — сепаратистская и третьего — националистически русская. Все три — резко против сталинского режима… Около 50 млн листовок для Красной Армии уже отпечатано, разослано и будет разбросано нашей авиацией… Нас упрекают в Москве в том, что мы будто бы снова хотим ввести царизм. Этой лжи мы отрубим башку очень быстро»[247].

Это из дневника Геббельса, запись от июня 1941 года. Радио он поставил на первое место. Радио «Старая гвардия Ленина» часто передавало ленинское «Письмо к съезду», в котором осуждался Сталин. Еще были «Висла-Варшава», «Голос Народа», а также вещавшее из Финляндии «Лахти».

«То, чем пресса стала для века девятнадцатого, радио стало для двадцатого. Радио есть первейший и влиятельнейший посредник между движением и нацией, между идеей и человеком».

Это Геббельс заявил вскоре после прихода нацистов к власти. Немножко ошибся, не учел скорости развития технологий. Первейшим и влиятельнейшим посредником XX века стало телевидение. Но направление мысли было верным.

А главное, все осуществлялось на практике. В первые же месяцы оккупации восстанавливались уничтоженные Красной Армией при отступлении радиоузлы и радиотрансляционные сети. В городах рупоры вешали на рынках, площадях, у церквей. В Смоленске было 845 радиоточек! В деревнях слушать радиоприемники должны были полицейские и старосты, чтобы потом пересказывать содержание передач.

Несколько раз в день передавались «последние и фронтовые известия», статьи из немецких русскоязычных газет, выступления «пострадавших от бандитов» и «раскаявшихся партизан», в промежутках — транслировались концерты и записи на грампластинках.

До нас чудом дошла программа орловского радиоузла за 5 дней 1942 года.

Понедельник, 20 июля.

13.00 — Политинформация.

17.00 — Концерт, цыганские романсы, колоратурное сопрано, солист-гармонист.

19.00 — Политинформация.

19.15 — Инсценировка рассказа А. П. Чехова «Хирургия».

Вторник, 21 июля.

13.00 — Политинформация.

19.00 — Политинформация.

19.15 — Политобозрение.

Среда. 22 июля.

13.00 — Политинформация.

17.00 — Концерт: меццо-сопрано, бас, балалайка.

19.00 — Политинформация.

19.15 — Литературная передача. «Театр у микрофона». «Волк». Радиопьеса из современной жизни.

Четверг, 23 июля.

13.00 — Политинформация.

19.00 — Политинформация.

19.15 — Рассказы Чехова и музыка. Граммофонная запись немецких композиторов.

Пятница, 24 июля.

13.00 — Политинформация.

19.00 — Политинформация.

19.15 — Политобозрение.

А что это за «Волк» нас ждет в 19.15 в среду? Смоленский драмтеатр (режиссер В. Либеровская) поставил две пьесы «из современной жизни» — «Волк» и «Голубое небо». Потом с ними гастролировали: в Орле, Пскове, Борисове, Минске, Локоте. Записали их и для радио.

Главный герой «Волка», молодой красноармеец Бывалов, случайно становится членом «бандитской шайки», т. е. партизаном. Его мучит совесть, его тянет к любимой девушке Наде, оставшейся в родном селе…

И вот однажды ночью вместе с другим партизаном, бывшим секретарем райкома Ползунковым, Бывалов пробирается в родное село. Он встречается с Надей и окончательно решает остаться. «Герой Новой России», безоружный староста, пытается проверить документы у переодетого Ползункова, но последний ранит его ножом в спину и пытается при этом скрыться. В это время появляется Бывалов. Он набрасывается внезапно на Ползункова, которого связывают и отправляют в тюрьму. Бывалов уже не партизан. Он на стороне новой власти, он вместе со своей невестой. Бывший партизан переменил свои взгляды благодаря беседам со своей невестой и односельчанами.

«Голубое небо» примерно о том же: главный герой Степанов «не хочет такой родины, как Советский Союз, не считает СССР родным домом»[248]. Образ «голубого неба» в пьесе «символизировал День освобождения России — 22 июня 1941 года».

В день, когда Германия напала на СССР, на территорию нашей страны помимо прочих войск вошли 19 рот пропаганды и 6 взводов военных корреспондентов СС (фото-, кино- и радиорепортеры, персонал пропагандистских радиоавтомобилей и киноустановок, специалисты по изданию плакатов, листовок, сотрудники фронтовых газет, переводчики). Взводы и роты пропаганды были в каждой армии. На апрель 1943 года численность подразделений пропаганды вермахта достигла 15 тысяч человек.

Все три года оккупации они усердно, по-немецки, трудились, имея неограниченное финансирование и к тому же — располагая уникальным «административным ресурсом» в виде вермахта. То, что эти 15 тысяч наработали на идеологическом фронте, вернулось к нам сегодня. В том числе — в виде мифа о миллионе русских, воевавших за Гитлера.