Война. Мифы СССР. 1939–1945 Мединский Владимир

Там есть сравнительная таблица населения европейских стран, участвовавших во Второй мировой войне, — как это население изменилось. Два столбца, которые я приведу, посвящены погибшим. Перечислены все страны — кроме Германии и Советского Союза.

Немцы справедливо решили, что наши с ними потери просто несопоставимы с вкладом, внесенным в топку войны другими странами Европы. Что ж, приглядимся.

* Оставим на совести немецких интеллектуалов.

Пригляделись. Ничего неожиданного. Больше всех пострадали Польша и Югославия. Дания, Люксембург и Норвегия, считай, не пострадали в WW II вовсе. Остальные — сравнительно понемногу. Вооруженные силы США потеряли 174 тыс. человек на европейском и североафриканском театрах военных действий (далее — ТВД), всего, на всех ТВД, — 229 тыс.

Потери Германии и Советского Союза с остальной Европой были несопоставимы. Поначалу, в 1953 году, сами немцы оценивали их так:

Потери немецкого народа во Второй мировой войне, вызванные непосредственно боевыми действиями, достигают примерно 6500 тыс. человек. Вооруженные силы Германии (в границах 1937 года) потеряли 3050 тыс. убитыми… 20 млн человек — это наиболее приближающаяся к истине цифра общих потерь Советского Союза во Второй мировой войне… В общем сумма потерь немецкого и русского (в широком смысле) народов составляет около 10 % всего населения Германии и России. («Итоги Второй мировой войны. Выводы побежденных».)

Потом поступали новые данные, цифры уточнялись, росли. Сейчас считается, что русских (в широком смысле, то есть советских) погибло 26,6 млн[250], немцев — 7,3 млн, поляков — 6 млн, американцев — 418 тыс. (опять же на всех ТВД).

Жирным в таблице я выделил 2 страны — победительницы, участницы победного квартета на подписании Акта о безоговорочной капитуляции Германии, наряду с СССР. (Говорят, правда, фельдмаршал Кейтель, подписывая акт, увидел в зале представителя Франции и не смог удержаться от иронии: «А что, этим мы тоже войну проиграли?» Кейтеля потом повесили).

Самая пострадавшая из стран-союзников СССР была воевавшая на 2 года дольше нас Великобритания, ее суммарные потери за 6 лет войны составили около 400 000 человек. Это страшно, ибо это 400 000, нет, намного больше с учетом членов семей — человеческих трагедий. Но хорошо запомните эту цифру. Потому что каждый раз, когда вам будут говорить о вкладе в Победу СССР, Англии, США или Франции, прошу вас сравнить эту цифру и нашу. 27 миллионов. 27 000 000 трагедий. Вот эта пропорция 400 000/27 000 000 = 1/67, наверное, во многом и будет самой точной математической формулой Цены, заплаченной союзниками за общую Победу.

Выводы хоть побежденных, хоть победителей — да кого угодно! — по-моему напрашиваются сами собой. Какое моральное право у других стран, кроме нашей, было на фоне этих цифр решать послевоенные судьбы Европы? Да, именно так.

За победу над германским нацизмом самым дорогим — человеческими жизнями — заплатили именно мы.

На весах истории — наши многомилионнопудовые гири. И гирьки-грузики других стран.

Все послевоенные годы уточнялись, росли и боевые потери германской армии. Называются, как правило, цифры от 5 до 7 миллионов. Исследование американского военного ведомства «Джемен менпауэр» — наиболее солидное по статистическому аппарату — определяло число погибших и пропавших без вести немецких солдат в 5 100 728 человек.

По данным межведомственной комиссии по подсчетам наших потерь в годы войны, безвозвратные боевые или демографические потери списочного личного состава Советской армии (всего: убиты, умерли от ран, не вернулись из плена) с учетом боев на Дальнем Востоке — 8 668 400 человек.

Из этого чудовищного числа сразу можем отнять 2,5 млн — наших солдат, погибших в немецком плену. Они погибли не потому, что были слабаками или невезучими. Они погибли просто потому, что были русскими. Из любого другого плена, не заточенного на геноцид в отношении «недолюдей», они бы вернулись. Из попавших в немецкий плен американцев и англичан умерло 4 %. Советских пленных погибло 57,8 %[251]. Сравнили? Задумались?

Останется чуть более 6 миллионов наших павших воинов. Сравните с потерями вермахта. И что ж получается? Получается, потери у нас примерно равные?

Однако не будем ставить здесь победную точку. Увы, приходится признать: точных цифр мы не знаем, есть оценочные. А как было бы просто: в таком-то году войны погибло столько-то немцев, столько-то наших… а на следующий год погибших с двух сторон было столько-то… Таблица, опять два столбца, все сравнили.

И больше нет мифов о том, как заваливали русскими солдатами немецкие окопы, о том, что за одного солдата вермахта Красная Армия заплатила жизнями семи своих бойцов.

Возможно, когда то так и будет сделано.

«В конечном счете, я считаю, мы должны создать такую систему военных архивов, которая даст возможность любому гражданину России и любому заинтересованному иностранному гражданину практически в свободном режиме добраться до любого документа, с которого снят гриф секретности, а сейчас пора уже делать это практически по всем документам»[252](Д. Медведев).

Пока же данные у нас оценочные, а потому и сравнивать мы можем только то, что у нас есть. Постараюсь вас не перегружать цифрами, чтобы статистики не было слишком много. Важно — запомнить главное.

Оккупация Норвегии стоила Германии 1317 человек убитыми.

Захват Греции — 1484 человека.

Польши — 10 572 человека.

Только на одном участке Восточного фронта, растянувшегося от Карелии до Черного Моря, в течение всего лишь трех недель под Москвой с 6 декабря по 27 декабря 1941 года — немецкая армия потеряла убитыми 120 000 человек.

Эти три недели схватки с нашими «мифическими», никогда не существовавшими «панфиловцами», «трусливой комиссарской сволочью» — политруками клочковыми и «сопливыми школьницами» зоями космодемьянскими — обошлись лучшей в мире военной машине боевых потерь в 10 раз больших, чем все ее боевые действия и полная оккупация трех значительных по площади и по ресурсам европейских стран: Польши, Греции, Норвегии.

Кстати, безвозвратные потери Красной Армии под Москвой за 4 недели — с 5 декабря 1941 года по 7 января 1942 года, во время Московской стратегической наступательной операции, составили 140 000[253]. Практически столько же — с учетом малообученных ополченцев. Это не было исключением: паритет потерь, как я выше уже отметил, наметился еще раньше — в битве под Смоленском.

В чудовищной мясорубке Сталинградской битвы убитыми, ранеными и пропавшими без вести мы потеряли 480 тыс. человек, а немцы с их союзниками — 800 тысяч. И это только в ходе наступательной операции — если же брать великую битву в целом, то общие потери гитлеровцев возрастут до 1,5 миллиона.

А теперь — минуточку. Это с нашей стороны сражалась лишь одна сила — Красная Армия. У немцев же на Восточном фронте были еще союзники. Сколько точно? Можем посчитать по пропорции пленных. В советском плену к концу войны оказалось 514 тыс. венгров, 187 тыс. румын, 49 тыс. итальянцев, около 350 тыс. австрийцев, финнов, словаков, чехов, испанцев, бельгийцев, французов и прочих. Итого: всех этих разномастных вояк — 1,1 млн человек. Добавьте их хотя бы к минимальной цифре — 5 миллионам немцев. Что выходит? Уже больше, чем у нас?

Повторюсь, мы вынуждены оперировать оценками. Оценки есть разные. Но совершенно точно: соотношение 7:1 — это абсолютный бред.

По данным «Большой Советской Энциклопедии» (свят-свят-свят) на Восточном фронте было разгромлено 607 дивизий гитлеровской коалиции. Разгромлено! А по современным данным[254] разгромленных дивизий — даже 674 (508 вермахта, 166 союзных)…

Между тем англо-американским войскам в Северной Африке в 1941–43 годах противостояло от 9 до 20 дивизий, в Италии в 1943–45 годах — от 7 до 26 дивизий, в Западной Европе после открытия Второго фронта — от 56 до 75 дивизий.

По подсчетам протоиерея Александра Ильяшенко, возглавляющего сектор синодального отдела РПЦ по взаимодействию с армией и правоохранительными учреждениями, в целом за всю войну соотношение наших и немецких потерь составляло 1,3:1 в пользу немцев. На 13 убитых, пропавших без вести, раненых, попавших в плен советских солдат — 10 германских. Но по его же подсчетам, если вычесть беспощадные 41-й и 42-й годы, то на втором этапе войны в 1943–45 годах на 10 погибших красноармейцев уже приходится 13 погибших солдат вермахта[255]. То есть соотношение точно обратное!

Ильяшенко также подсчитал, что на Западном фронте потери — 22 англо-американских солдата к 10 германским. В частности, в Арденнской операции, которая проводилась германским командованием с 16 декабря 1944-го по 28 января 1944 года, союзная армия потеряла 77 тыс. солдат, а германская — 25 тыс[256]. Сколько это? 3 к 1?

В дни, когда союзники пытались развивать успех после высадки в Нормандии (эту операцию наши молодые читатели должны знать в деталях по бесчисленным компьютерным играм: «Call of Duty», «Call of Duly 2», «Close Combat 5: Invasion Normandy», «Medal of Honor: Allied Assault», «Company of Heroes», «Company of Heroes: Opposing Front», «War Commander», «Brothers in Arms», «Beyond Overlord», — и так далее, а также по фильму про рядового Райана), на Востоке, на фронте в 1100 километров развернулась гигантская наступательная операция «Багратион». Про нее, к сожалению, не сделано ни игр, ни достойных блокбастеров. Это гигантское по замыслу и исполнению наступление шло по всей Белоруссии и Прибалтике. Была разгромлена группа армий «Центр», 17 немецких дивизий и 3 бригады — полностью уничтожены, а 50 дивизий потеряли более половины (!) своего состава. Наши безвозвратные потери составили 7,6 %.

Никто не тянул за язык немецкого танкиста Отто Кариуса, повоевавшего и на Востоке, и на Западе, сделать такой вывод: «Пятеро русских представляли большую опасность, чем тридцать американцев»[257]. Один к шести?

Однако, все это только оценки. Конечно, более точные, чем унизительное для нас соотношение 7:1. А ведь есть любители поковыряться в собственных незаживающих ранах, которые выходят и на 10:1! БСЭ определяла потери немцев на Восточном фронте в 10 млн человек. Если послушать доморощенных любителей-мазохистов, получается, мы должны потерять — 100 миллионов?

Банально повторю за Президентом (делать это, как вы понимаете, в нынешней России легко:)) надо снимать гриф секретности. Только точные данные позволят избежать спекуляций на крови русских, американских, немецких солдат.

^{Все, что осталось от румынской конницы под Сталинградом. Лошади съедены, кавалеристы в плену, седла — трофей}

Однако кое-что очевидно и сегодня. Немцы, отдадим врагу должное, воевать умели. Их потери были меньше — и наших, и англо-американских — примерно на треть на обоих фронтах. Масштабы сражений и соответственно этих потерь были несопоставимы, но это — уже другой вопрос. Наши основные потери пришлись на 41-й, 42-й и смерть в немецком плену. А если смотреть после Сталинграда, когда мы с немцами воевали на равных, то это соотношение везде и всегда — будет уже в нашу пользу.

Впрочем, почему на равных? Победили мы. Значит, мы и лучше воевали.

— Сталин: Когда планируете взять Киев?

— Антонов: Не раньше двадцатых чисел ноября, товарищ Сталин.

— Сталин: Поздно! Нужно взять шестого ноября, к годовщине Октябрьской революции.

Киноэпопея «Освобождение», фильм «Прорыв»

Кино не может быть 100-процентно исторически достоверным. Кино — это искусство, оно всегда условно. Создатели исторического фильма решают свои задачи, часто успешно — и не менее успешно эти фильмы могут довести академиков до инфарктов. При этом любой фильм, даже неудачный, посмотрит больше людей, чем прочитает любую книгу. А уж когда его покажут по ТВ…

Грандиозная киноэпопея «Освобождение» обновила советскую мифологию войны. Как и положено в кино, все спрямила и упростила. Скажем, оставила в Красной Армии только один танк — Т-34, а в вермахте — только «Тигры». А контроль над созданием фильма со стороны главного идеолога брежневского СССР М. А. Суслова отразился в вынесенном в эпиграф диалоге.

По Суслову, все было стройно и логично, в идеологическом духе развитого социализма. Есть героическая советская армия. Есть город Киев — столица Советской Украины. Есть очередная годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции (ВОСР). Все это надо связать! А что? Глупо было бы не связать…

Так всегда делалось в СССР (да и не только) — разного рода достижения подстраивали к разным красивым датам. Иногда притормаживали, но обычно подгоняли. Собственно, и сейчас так делают, только без прежнего фанатизма и размаха.

^{Антонов Алексей Иннокентьевич (1896–1962)}

^{Генерал армии, начальник Генштаба}

^{Жуков писал о нем: «Этот культурный и образованный человек производил очень благоприятное впечатление. Антонов был очень близок к Сталину, который считался с его мнением, питал к нему явную симпатию и доверие, проводил вдвоем с ним долгие часы, обсуждая положение на фронтах и планируя будущие операции. Антонов держался просто, без высокомерия и гонора. Он был всегда скромно одет — защитная гимнастерка, бриджи, сапоги, и только генеральские погоны выдавали его высокое положение о армии». Откуда он такой взялся в это грубое жестокое время?}

^{Антонов был сыном царского офицера, командира батареи. Отец умер, когда ему было 11 лет. Образование получил в гимназии — бесплатно, как неимущий офицерский сын, поступил в университет. Первая мировая сделала его военным, Гражданская — боевым командиром. Академия им. Фрунзе, где он окончил в разные годы сразу два факультета, — армейским профессионалом высочайшего класса. К Сталину Антонов ходил ежедневно с тремя папками: красной, синей и зеленой. Зеленую, с представлениями о награждении, он раскрывал далеко не каждый день. Синюю, с просьбами и делами второго ряда, — по возможности. Но не уходил, пока не получал резолюцию Верховного на каждую бумагу в красной папке. Там были главные дела войны.}

^{Орденом «Победа» награждены 10 маршалов и один генерал армии — Антонов: «за участие в разработке решающих операций». При том, что до февраля 1945-го формально начальником Генштаба оставался Василевский, с конца 1943-го директивные документы чаще всего подписывались Сталиным вместе с Антоновым или одним Антоновым от имени Ставки.}

^{Однако он так и не стал ни маршалом, ни Героем. Виноват, по-видимому, Берия. Знаю, не очень убедительно, когда всех чертей вешают на одного общепризнанного злодея, но именно Берия подпортил Антонову карьеру. Поначалу пытался с ним задружиться, но Антонов держался сухо-официально, как и вся армейская верхушка в отношении «палача». Тогда Берия стал методично «капать» на Антонова Сталину, и таки добился своего: в 1946-м тот вернулся в замы начальника Генштаба, а потом и вовсе отправился в Закавказский военный округ. По крайней мере, у него теперь было время на классическую музыку. Антонов признавался, что всю войну мечтал о дне, когда сможет поставить пластинку и прослушать от начала до конца: Первый фортепианный Чайковского и Третий Рахманинова}

К сожалению, «стройная логика» Суслова укрепила долгоиграющий миф о том, что ради «датских» событий военачальниками принимались поспешные решения, которые отливались войскам большой кровью. На интеллигентских кухнях был найден новый аргумент в пользу «абсурда совковой системы».

Мифы никогда не появляются на пустом месте. Первым условно позитивным приказом наркома обороны с начала войны, объявленным всем бойцам, было поздравление с 23 февраля 1942 года. Приказ № 55, подводя итоги 8 месяцев боев, утверждал, что сила врага сломлена. В качестве доказательства приводился список освобожденных городов: Калинин, Клин, Сухиничи, Андреаполь, Торопец. И хотя эти города наши взяли раньше, из контекста получалось, что освобождены они как раз накануне дня Красной Армии. «Ага, к празднику», — запомнилось многим.

Ну а Киев, вопреки фантазии создателей «Освобождения», изначально — никто и не собирался брать в декабре. Никто спешно не передвигал неподготовленное наступление на более ранний срок — аккурат чтоб накануне 7 ноября — «Красного дня календаря». Напротив, несколько попыток наступления предпринималось еще раньше — в октябре, пока сухо, не размыты дороги. Когда не получилось, перенесли на попозже — на начало ноября. «Наступление правого крыла начать 1–2.11.43 г., с тем чтобы 3-я гвардейская танковая армия начала действовать 3–4.11.43 г. Левому крылу начать наступление не позже 2.11.43 г.» (Из директивы Верховного Главнокомандующего от 24 октября.)

Диктовалось новое наступление оперативной обстановкой на фронтах, успехами наших войск южнее Киева и сосредоточением немецких резервов. Но когда выяснилось, что тут же будет и 7 ноября, — приятное совпадение — комиссарам грех этим было не воспользоваться.

«…Политорганы, партийные и комсомольские организации соединений и частей провели большую и содержательную работу по мобилизации всего личного состава на выполнение поставленной нам исключительно ответственной задачи. Особое значение ей придавало то, что она совпала с подготовкой к празднованию 26-летия Великой Октябрьской социалистической революции. „Освободим Киев к 26-й годовщине Великого Октября“ — этот лозунг стал основой всей политической работы в войсках армии»[258].

Если подворачивалась какая-то дата — 23 февраля, 7 ноября, 1 мая, замполиты всегда это использовали. Плохо было бы, если бы они этого не делали. Глупо.

Увы, как и в случае с фильмом «Освобождение», пламенные речи комиссаров перед боем оставляли в воспоминаниях бойцов свой след. «Окопная стратегия» говорит: мы брали города, деревни, высотки к советским праздникам. А глумливая журналистика радостно подпевает:

«…Тупая самоубийственная тактика, неизменная во все годы войны: „взять город к празднику“ — тактика, положившая в землю наших солдат из расчета семь к одному (а бывало и 20:1, и не в 1941-м, а в 1944-м)»[259].

На мой взгляд, тупая самоубийственная тактика — это как раз вот такие статьи. (Кстати, это мне показалось или действительно так: автор считает, что Киев брали в 44-м?). Закусившему удила журналисту кажется, что он гнобит сталинизм. Увы, в действительности он работает на пересмотр итогов войны. А к чему это могло бы привести, собственно, отчасти и посвящена вся эта книга.

Ибо сказано, «целили в СССР — попали в Россию».

Да, кстати, еще насчет потерь. Насчет того, как тупо и самоубийственно гнали комиссары (Жуков, Сталин, жестокие командиры) ничего не соображающую людскую массу на немецкие пулеметы по случаю 7 ноября.

Наши безвозвратные потери при проведении Киевской стратегической наступательной операции составили менее 1 процента.

6491 человек убитыми, пропавшими без вести, пленными, умершими от ран и болезней при общей численности войск 1-го Украинского фронта к началу операции — 671 000[260].

Помнится, одного отечественного «гениального полководца» в первой половине прошлого века укоряли за его «стратегию» идти в атаку с шашками против танков.

Русский обозреватель, 01.07.2009

Первоисточник этого мифа мне выяснить так и не удалось. Возможно, это навеяно воспоминаниями Гудериана, правда о польской кампании 1939 года. Немецкий генерал ядовито описал, как лихие польские уланы атаковали танки с шашками — и несли чудовищные потери. Зная храбрых поляков, скажу: могли. Но даже для шляхты в …цатом поколении такой бесшабашный идиотизм маловероятен[261].

В общем, происхождение мифа неизвестно. А убежденность, что так и было, как видите, живет.

С форума партии «Яблоко»: «Мой дед Владимир (Вольф) Поляк, отец моего папы. Жил в Бердичеве. В Гражданскую войну служил в кавалерии. Ему уже было чуть за 40, когда началась Отечественная война, поэтому он не подлежал немедленному призыву и успел вывести семью — жену с тремя маленькими детьми — в Узбекистан. Там его и призвали. И опять зачислили в кавалерию — на коне с шашкой против танков».

Вот так. Безмозглые маршалы-кавалеристы Буденный с Ворошиловым, помня о своей героической молодости на «гражданке», ничего умнее в смысле тактики породить и не могли. Шашка о броню — звяк, и сломалась.

Даже просто на уровне здравого смысла, да что там — смысла, даже на грани безумия — невероятно! Как же надо не любить свою страну, насколько не верить в нее, чтобы такое послушно повторять — да еще неизвестно за кем? Ну, а знакомство с фактами вообще заставляет этот миф рассеяться, как пыль в степи от проскакавшей тачанки.

На самом деле, если в чем Ворошилова — в смысле кавалерии — можно обвинить, так в том, что он ее планомерно сокращал. Он не раз говорил о будущей войне как о «войне моторов». Больше всего кавалеристов у нас было в 1938 году — 32 дивизии и 7 управлений корпусов. В 1941-м, накануне войны, уже 13 и 4 соответственно. Кавалерийские соединения планомерно переформировывались в механизированные.

Хотя к концу войны управлений кавалерийских корпусов опять стало 7! Оказалось, расставаться с конницей поторопились. Может, посчитали, что на «чужой территории», на немецких автобанах, кони будут отставать от танков и машин. Но воевать-то пришлось в основном по нашему родному бездорожью…

Выяснилось, что исторически был прав Семен Михайлович Буденный, когда перед войной писал (привожу эту наукообразную цитату, сознательно, чтобы показать реальный уровень буденновского профессионализма — а то ведь в истории, кажется, остались только его усы): «Причины возвышения или упадка конницы следует искать в отношении основных свойств этого рода войск к основным данным обстановки определенного исторического периода. Во всех случаях, когда война приобретала маневренный характер и оперативная обстановка требовала наличия подвижных войск и решительных действий, конные массы становились одним из решающих элементов вооруженной силы. Это проявляется известной закономерностью во всей истории конницы; как только развертывалась возможность маневренной войны, роль конницы сейчас же повышалась и ее ударами завершались те или другие операции»[262].

Великая Отечественная по маневренности и динамике не имела аналогов в истории.

Кавалерийские части вполне подходили для рейдов по тылам противника, для маневра при его окружении, при прорывах. Для переброски бойцов в условиях зимы, распутицы и полного отсутствия дорог. «Если танковые армии были мечом Красной Армии, то кавалерия — острой и длинной шпагой», — отмечает А. Исаев[263], и с этим повышенной красивости выражением трудно не согласиться. Конь был идеальным транспортом, который не требовал горючего, а находил его сам — на любой лужайке.

Главное — при этом оставался именно средством передвижения. Самое главное — по воспоминаниям наших ветеранов, за исключением нескольких нелепых, от отчаяния ли, от азарта, — не важно — несистемных случаев в начале Войны[264].

Никаких более конных атак в строю вообще в ту войну не было!

Вспоминает конник 8-й гвардейской кавалерийской Ровенской Краснознаменной ордена Суворова дивизии имени Морозова Н. Л. Дупак: «В атаку в конном строю я ходил только в училище, а так чтобы рубить — нет, и с кавалерией противника встречаться не приходилось. В училище были такие ученые лошади, что, даже заслышав жалкое „ура“, они уже рвались вперед, и их только сдерживай. Храпят… Нет, не приходилось. Воевали спешившись. Коноводы отводили лошадей в укрытия»[265].

Это слова солдата. А вот воспоминания маршала Рокоссовского о боях в Восточной Пруссии: «Наш конный корпус Н. С. Осликовского, вырвавшись вперед, влетел в Алленштайн (Ольштын), куда только что прибыли несколько эшелонов с танками и артиллерией. Лихой атакой (конечно, не в конном строю), ошеломив противника огнем орудий и пулеметов, кавалеристы захватили эшелоны. Оказывается, это перебазировались немецкие части с востока, чтобы закрыть брешь, проделанную нашими войсками»[266].

Новые кавалерийские части во время войны создавались не только у нас, но и в вермахте. В середине 1942 года в составе групп армий «Север», «Центр» и «Юг» было сформировано по одному кавалерийскому полку. А в 1945-м появились 3-я и 4-я кавалерийская дивизии — и приняли участие в последнем немецком наступлении той войны, контрударе у озера Балатон. Дивизии СС «Флориан Гейр», «Мария-Терезия» и «Лютцов» были кавалерийскими.

Во всех пехотных соединениях имелись разведывательные эскадроны. Помимо обычных конников в них были и пулеметные повозки. Узнали? Немецкие тачанки!

Киттель погиб, теперь нам точно конец.

Присловье немецких пехотинцев в конце войны

Нет ни одного фильма, посвященного началу войны, ни одной повести или романа об этом тяжелом периоде, в которых бы самыми яркими красками не расписывалось тотальное преимущество немцев в воздухе. Рвутся бомбы. Землю кромсают очереди крупнокалиберных пулеметов. В небе колоннами — только самолеты с германскими крестами. «Где ж, вы, сталинские соколы, мать вашу?!» — гневно восклицает герои, передергивая затвор дедовской трехлинейки.

^{Покрышкин Александр Иванович (1913–1985)}

^{Советский летчик-ас, трижды Герой Советского Союза}

^{Сколько самолетов сбил Покрышкин? Каждый советский школьник когда-то это знал — 59. Однако настоящие цифры совсем другие… Первого немца он сбил 23 июня 1941 года. Но в 41-м действовало жесткое правило, по которому «самолеты противника, которые падали на территории противника», т. е. когда нет 100 % вещественных доказательств уничтожения — в зачет истребителям не шли.}

^{В 42-м его в первый раз представляли к Герою. В наградном листе значилось: «Имеет 288 боевых вылетов… Лично сбил 4 самолета противника… лучший разведчик полка». Неужели всего 4 за два года? После смерти Покрышкина вдова нашла в его архиве подсчет личных результатов 1941-го года. Самолетов сбито и подбито (т. е. попал, самолет противника загорелся, но упал не упал никто не видел) — 21. На основе изучения летных книжек выяснили, что и в 1942-м счет тоже другой: во второй год войны Покрышкин сбил 12 самолетов и 4 подбил. То есть за два года не 4, а 37! К тому же он, «старик», 30-летний опытный летчик, не раз записывал сбитые им самим самолеты на счет начинающих пилотов — что бы поднять пацанам боевой дух.}

^{1943-й. По концентрации самолетов и плотности воздушных боев ныне напрочь забытое Кубанское сражение было самым напряженным во Второй мировой войне: за 2 месяца наши здесь сбили более 800 немецких самолетов. Покрышкин сбил в небе Кубани, по неофициальным данным, около 30 немцев, причем как-то 7 — за один день!}

^{С весны 1943-го Покрышкин летает на новой «Аэрокобре» с узнаваемым бортовым номером «100». «Ахтупг! Ахтунг! В небе — Покрышкин!» — эта фраза не была выдумкой советской пропаганды. Немецкие посты оповещения прекрасно знали пижонский «сотый» номер самолета и торопливо предупреждали о приближении русского аса.}

^{В феврале 1944 года подполковника Покрышкина вызвали в Москву и предложили высокую должность в ВВС с немедленным присвоением генеральского звания. Легенду надо было беречь, это в Москве отлично понимали, и назначение фактически означало запрет на личное участие в воздушных боях. Да и сам Покрышкин это понимал: «В неделю я смогу сбить 3–4 самолета противника. Если стану командиром дивизии и разумно буду командовать ею, то 120 летчиков собьют как минимум в неделю 30 и более самолетов, меньше будут нести потерь, а это важнее для нашей победы, чем мой личный счет сбитых…» В этих рассуждениях — весь Покрышкин. Не только лихой летчик-ас, но и командир, теоретик, разработчик новых приемов и тактик, интеллигент, от которого никто никогда, даже в самой гуще боя не слышал ни одного бранного слова. Все обдумав, он «пошел на дивизию». Однако и в ранге комдива в 44-м все таки сбил сам 7 самолетов, причем 4 из них — в своем стиле, в одном бою.} 

^{В феврале 1945 го, не имея нормальных аэродромов для базирования дивизии, Покрышкин решил использовать часть автострады Бреслау — Берлин и первым осуществил посадку на шоссе, ширина которого была на 3 метра уже размаха крыльев «Аэрокобры». Единственный раз в истории мировой авиации целая авиадивизия полтора месяца взлетала с обыкновенной автострады. И ни одной аварии. А так как воздушных боев стало немного (немецких асов наши ребята к тому времени повыбили), Покрышкин приказал смонтировать на «Кобрах» держатели для 100-килограммовых бомб. Сами и штурмовали, и бомбили…}

^{Его земляки, новосибирцы, скрупулезно изучили всю боевую деятельность Покрышкина, проанализировали его дневники, боевые документы полка, воспоминания соратников, прочие источники. Получилось, что на самом деле за войну Покрышкин сбил 44 вражеских самолета, подбил еще 19. Всего — 113. Плюс множество наземных целей, сожженные самолеты врага на земле, разведывательные полеты… 650 боевых вылетов. 650 раз лицом к лицу со смертью. До конца войны Покрышкин оставался единственным трижды Героем Советского Союза. Сам Жуков был награжден третьей медалью «Золотая Звезда» 1 июня, а Кожедуб — 18 августа 1945 года}

В начале войны преимущество немцев (как в воздухе, так и на земле), безусловно, было. Равно как и был беспримерный героизм советских летчиков — об этом я уже писал. Хотя местами и с самого начала — было по-разному…

Вот представьте себе картинку. Старое здание тюрьмы, на нем сторожевая вышка. На вышке — немецкий генерал. Пусть еще у него развеваются на ветру полы черного кожаного плаща с красными отворотами. Это сам легендарный Гудериан. Вот что он вспоминал.

«18 сентября (1941) сложилась критическая обстановка в районе Ромны… С высокой башни тюрьмы, расположенной на окраине города, я имел возможность хорошо наблюдать, как противник наступал… Из-за превосходства авиации противника наша воздушная разведка находилась в тяжелом состоянии. Подполковник фон Барсевиш, лично вылетевший на разведку, с трудом ускользнул от русских истребителей. Затем последовал налет авиации противника на Ромны…»[267].

Тогда, в результате нашего локального контрнаступления в сентябре 1941-го, шедшего при поддержке авиации, Гудериану пришлось отступить.

В общем, по-разному было. А потом — только по-нашему. В первый же день войны — 22 июня 1941 года — немцы потеряли 300 самолетов. Больше, чем в любой из других ее дней. В начале сентября 1941-го они подсчитали: русскими уже сбито такое же число самолетов, с которым немцы начинали войну. Вдумайтесь в это — прошло лишь два с половиной месяца войны, причем самых неудачных для нас месяца, а немцы уже потеряли, считай, целиком — все свои ВВС, с которыми вступали в войну. К концу октября ими было потеряно уже в полтора раза больше истребителей, чем войну начинало[268].

Совинформбюро в середине декабря сообщило об уничтожении 13 000 немецких самолетов. Пропаганда? Да. Однако сегодня серьезные исследователи представляют точные расчеты: все равно — более 9000[269]. Не такая уж большая разница.

Французские летчики были знамениты на всю Европу еще со времен Первой мировой. Они были хорошо подготовлены, храбры и воевать умели — мы знаем это на примере эскадрильи «Нормандия-Неман» (не даром Кейтель подписал приказ: летчиков «Нормандии» в плен не брать)[270]

Это не спасло Францию. Люфтваффе покорило галльское небо, и вся война обошлась Герингу чуть более чем в 1000 (одну тысячу) сбитых самолетов Люфтваффе[271]. Вопросы есть?

В июне 1941 года немецкие самолеты были еще качественно лучше. Но уже через год-два наши самолеты сравнялись по боевым характеристикам с немецкими, а с середины 1944-го — у нас было подавляющее преимущество в воздухе. В 1944- м пошли в серию Як-3 и Ла-7 (на нем летал Кожедуб), которые борются за звание лучшего истребителя Второй мировой… между собой!

В общем, ближе к концу войны наши летчики отыгрались на немцах за ее неудачное начало по полной, оттоптались.

Но это еще не все. Продолжим краткую историю отечественного исторического мазохизма… 1990 год. Все в стране трещит по швам. Полки магазинов пусты. Нет ничего — ни власти, ни перспективы. Много только новой, ранее запретной информации. И тут газета «Аргументы и факты» помещает небольшую заметку про «славного немецкого мальчика», про то, что у лучшего немецкого аса Второй мировой Э. Хартмана было 352 воздушных победы. Па-па-па-пам… Триста пятьдесят две.

Тираж «АиФ» тогда в Книге рекордов Гиннесса — боюсь соврать, но не один десяток миллионов экземпляров. Люди не могут поверить тому, что только что прочитали в любимой газете. По всей стране люди трут глаза. 352! А у лучших советских истребителей, наших супер-асов И. Н. Кожедуба и А. И. Покрышкина — оказывается, всего-то: 62 и 59.

Говорят, соломинка ломает хребет верблюду. Советский Союз был перегружен негативом. Что-то должно было привести к надлому. Может, эти шокирующие данные о разнице по сбитым самолетам. Трижды Герои Советского Союза, красавцы — герои с голливудской внешностью, чьи имена советские люди заучивали с детского садика, — и в разы, в разы — меньше, чем какой-то наглый фриц. Впрочем, в роли роковой соломинки могло выступить что угодно — шоков тогда было предостаточно. Несчастную полуживую страну били молотком по голове каждый день.

Тем временем история с победами немецких асов продолжала раскручиваться. Всплывали все новые имена. Это было необъяснимо.

«Белобрысый 23-летний майор Эрих Хартман претендовал на 352 сбитых самолета, в том числе 348 советских и четыре американских.

Его коллеги по 52-й истребительной эскадре Люфтваффе Герхард Баркхорн и Гюнтер Ралль заявили о 301 и 275 сбитых соответственно.

Еще 13 летчиков-истребителей Люфтваффе одержали от 200 до 275 побед, 92 — между 100 и 200, 360 — между 40 и 100…

Асами в терминологии союзников (то есть сбившими 5 и более самолетов противника) у немцев было более 3000 пилотов»[272].

А потом выяснилось, что и японцы были не только камикадзе, не только умели направлять свои загруженные взрывчаткой самолеты в американские авианосцы. Лейтенант Тетцуго Ивамато имел на счету 202 сбитых самолета лично, 26 — в группе, 22 неподтвержденные победы.

Перед вами — фото Ивана Кожедуба, 25-летнего гвардии майора, заместителя командира полка истребителей и желанного жениха всех советских девчонок[273]. А потом выяснилось — ох и задавали нам жару горячие финские парни! Эйно Юутилайнен (94 победы), Ханс Винд (75), Эйно Луукаанен (51).

Образ этого нашего супергероя как-то совсем поблек. Правда, к его 62 победам, оказалось, можно приплюсовать два американских «мустанга», которые пристали к нашему асу в небе над Германией. Залетели на нашу территорию, потом зачем-то сдуру обстреляли его Ла-7, может приняли по безграмотности за немца. Что было русскому асу возиться одному с двумя американскими истребителями? Обиделся, догнал и сбил. По всем военным законам — правильно сделал. Когда вернулся на базу, командир саркастически заметил: «Эти две звездочки, ты, Ваня, себе на фюзеляж потом нарисуешь. В начале следующей войны». Раньше нам об этом не рассказывали, так ведь гласность же.

^{Хартман Эрих (1922–1993)}

^{Немецкий летчик-ас}

^{На вручение наград из рук самого Гитлера в марте 1944-го Хартман и пилоты его эскадрильи явились в резиденцию фюрера сильно нетрезвыми. И ведь сошло с рук: «Буби» Хартман («малыш Хартман») был общегерманским любимчиком. Курили же «Битлз» травку в туалете Букингемского дворца перед вручением им орденов Британской империи, и тоже без последствий. Кстати, сравнение лучшего летчика Германии со звездами массовой культуры вполне оправдано: Хартман был классным летчиком, но еще более — 100 % продуктом пропаганды.}

^{Сформулированный им победный принцип «увидел — решил — атаковал — оторвался» (типа, «veni, vidi, vici, drapo») никак на самом деле не объясняет фантастические 352 воздушные победы Хартмана. Здесь был задействован другой механизм, к воздушному бою непосредственного отношения не имеющий.}

^{После войны Хартмана американцы выдали-таки нашим. И, думаю, было большой PR-ошибкой осудить его, как сказано в деле № 463 Главной Военной прокуратуры, «за нанесение ущерба советской экономике, выразившейся в уничтожении 347 самолетов». Некритично подошла наша фемида к заявлениям гитлеровского агитпропа.}

^{Читайте эту книгу внимательно, и про Хартмана — в том числе. Все встанет на свои места}

Добавлю, что во время войны в Корее Иван Никитович лично сбил еще 17 американцев.

Кожедуба отправили командовать секретной советской летной частью, помогавшей корейцам. Летали наши летчики без документов, погон, с опознавательными знаками ВВС Кореи. Кожедубу, как уже тогда «узнаваемому лицу» в СМИ, было вообще запрещено участвовать в боевых вылетах, не дай бог: собьют — будет скандал на весь мир, официально наши в Корее не воевали. Потому только — заниматься общим руководством, летной подготовкой, инструктажем, обучением. Никто не знал, где он, даже жена. Но как было молодому лихому парню — и самому не летать? Отсиживаться за спинами подчиненных?

И командир всех советских летчиков в Корее Иван Кожедуб тайно, зачастую ночью — летал на боевые задания. За несколько месяцев на его счету 17 сбитых американских самолетов. Отметим, что в ВВС США тогда служили не мальчишки. Это были уже опытные боевые пилоты, прошедшие все горнило Тихоокеанской воздушной войны с Японией. Это были лучшие из лучших.

Кстати, что там с американцами? Давайте еще раз унизим национальную гордость? Наверное, тоже больше, чем у советских истребителей, в разы? Ан нет.

Американец Айра Бинг — 40 самолетов противника.

Лучший англичанин Джеймс Джонсон — 38.

Не чувствуете пока никакой закономерности? Вот и советским людям в пору «перестройки и гласности» некогда было разбираться — тем более тут как раз они стали бывшими советскими и со всех сторон навалились гайдаровские «реформы». И только много позже историки авиации все разобрали и во всем разобрались.

Первое и самое главное. Почему-то все страны, летчики которых, казалось, одержали больше всего побед, оказались проигравшими. И это не совпадение. В их армиях военная авиация выполняла задачи, которые не вели к общему успеху на фронтах. Попросту говоря, использовалась неправильно. Это доказано практикой.

Самолеты, в отличие от танков, не играли в той войне решающей роли. Но если вернуться к пословице про верблюда, то военная авиация — уже не соломинка, а здоровый мешок. С авиабомбами.

Перед нашими истребителями командование всегда ставило две главные задачи — прикрытие войск на земле и ударных авиагрупп в небе. Для немцев главным были расчистка неба перед бомбардировщиками и свободная одиночная охота. Оба направления в тактике Люфтваффе делали из летчиков настоящих хищников: нападать на слабых, отставших, раненых, — и, по возможности, уклоняться от сильного соперника.

Создавались специальные элитные подразделения — такие, как эскадры Мельдерса и Рихтгофена, — летчиков для них подбирали по всей Германии. Они специально готовились к свободной воздушной охоте. Немецкие асы сами решали, стоит ли им нападать — или противник слишком силен. Решив, заходили со стороны солнца, совершали стремительную атаку — и скрывались, не ввязываясь в бой.

В этом не было трусости. Просто таковы были правила. Насчет трусости: немецкие асы, наоборот, могли бросить свои бомбардировщики, — чтобы атаковать противника (чем, кстати, наши постоянно пользовались).

В соответствии с философией Люфтваффе, бомбардировщикам главное было сберечь себя. Военный летчик С. А. Микоян вспоминал: «Когда мы стреляли по немцам, то видели, как с них сыплются бомбы. Они всегда, когда их обстреливали, беспорядочно бросали бомбы и разворачивались, чтобы уходить»[274].

У нас за такое отношение к выполнению боевого задания летчику грозила штрафная эскадрилья. Выше я рассказывал, как летчик отправился в штрафники, вернувшись с полной бомбовой загрузкой.

Советские истребители были привязаны к наземным объектам или воздушным соединениям, которые они охраняли. От наших требовалось выполнить задание — любой ценой.

Из рассказа летчика — истребителя Г. В. Кривошеева:

«С четверкой штурмовиков послали пару. Штурмовики проштурмовали, ребята провели воздушный бой с восьмеркой истребителей противника. Стали выходить на свою территорию. Штурмовики пролетели мимо аэродрома. У наших кончается горючее. Решили: „Хрен с ними — задание выполнили, сопроводили, вывели из боя“. Пошли на посадку, а штурмовики полетели дальше. Только сели, подъезжает на „виллисе“ полковник, командир штурмового полка: „Мудаки, вашу мать, я вам доверил лучших летчиков, а вы, засранцы, молокососы, сержанты, отдали их на растерзание! Старшина, снять с них пистолеты. Веди в капонир, лично расстреляю“.

Их старшина ведет в капонир. А в это время механик увидел, что штурмовики идут уже с северо-востока на аэродром. Он только и смог, что крикнуть: „Командир!“ — и рукой показывает — летят. Полковник хотя бы извинился: „Старшина, отдай им пистолеты“. Сел в „виллис“ и уехал»[275].

Даже летные характеристики советских и немецких истребителей отражали эту кардинальную разницу в тактике, разные задачи. У наших истребителей — хорошая горизонтальная маневренность. Немцы — тяжело вооруженные, неповоротливые, но прочные, что позволяло выходить из пике.

В общем, две разных концепции — разные и результаты. Псих-полковник мог расстрелять юных сержантов-истребителей за брошенные без прикрытия штурмовики. Под трибунал бы, конечно, потом сам пошел, но дело не в этом. Дело в том, что своей тяжелой, ежедневной, неблагодарной работой на войне сталинские соколы действительно вносили весомый вклад в будущую победу. В отличие от немецких асов, которые работали, по большому счету, лично на себя и — на пропаганду.

Как, например, Отто Киттель, прославившийся 267 победами. И погибший зимой 1945-го в Курляндии. Вермахт после этого впал в уныние, солдаты говорили: «Киттель погиб, теперь нам точно конец». Оборотная сторона любой пропаганды.

И вот еще какой момент…

8 раз Хартман покидал свой «мессер» и выпрыгивал с парашютом[276]. «Везунчик Хартман» — так звали его в Люфтваффе. Восемь раз он должен был погибнуть, но каждый раз — спасался, гибли только самолеты. Кожедуба — за всю войну не сбили ни разу, он сохранил оба своих самолета. Правда, один раз над территорией противника Ла-7 Ивана был-таки подбит, двигатель заглох, и Кожедуб выбрал себе на земле цель и начал на неё пикировать. Но двигатель вдруг снова заработал, Кожедуб вывел самолёт из пике — и благополучно вернулся на свой аэродром.

Может, стоит победы двух асов посчитать по честному? Разделив на число потерянных ими самолетов? У Хартмана — на 8. Сколько там выйдет? У Кожедуба… У Кожедуба делить не на что.

^{«Буби» получает новый орден. Это фото было во всех немецких газетах}

Ну, и все-таки не удержусь. Все-таки выскажу сомнения в немецких подсчетах. Тем более что такие данные есть, а мы пришли к выводу, что значение германских асов во многом — пропагандистское.

Тут нужно учесть, что летчик обычно не видит, как самолет противника врезается в землю, не слышит устрашающего взрыва его топливных баков. Он пишет в рапорте: «Противник стал резко терять высоту и скрылся в облаках». Начальство засчитает победу (и выплатит денежную премию). Или не засчитает. Нашим нужно было еще подтверждение постов ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи), на которых служили те, кто не был годен к строевой. У немцев сначала писалось Gefechtsbericht — донесение о бое, затем заполнялся на пишущей машинке Abschussmeldung — бланк отчета об уничтожении самолета противника.

Историк Алексей Исаев подобрал пару ярких примеров, когда у немцев были откровенные приписки. Я ничего добавлять и резюмировать не буду, делайте выводы сами.

^{Летная книжка. Так велся учет всего, что делал советский летчик в небе. Подпись, печать… Небесная бухгалтерия}

«В первую неделю войны, 30 июня 1941 г., над Двинском (Даугавпилсом) состоялось грандиозное воздушное сражение между бомбардировщиками „ДБ-3“, „ДБ-3Ф“, „СБ“ и „Ар-2“ трех авиаполков ВВС Балтийского флота и двумя группами 54-й истребительной эскадры 1-го воздушного флота немцев. Всего в налете на мосты у Даугавпилса приняли участие 99 советских бомбардировщиков. Только немецкими пилотами-истребителями было заявлено 65 сбитых советских самолетов. Эрих фон Манштейн в „Утерянных победах“ пишет: „За один день наши истребители и зенитная артиллерия сбили 64 самолета“. Реальные же потери ВВС Балтийского флота составили 34 самолета сбитыми, и еще 18 были повреждены, но благополучно сели на свой или ближайший советский аэродром. Вырисовывается не менее чем двукратное превышение заявленных летчиками 54-й истребительной эскадры побед над реальными потерями советской стороны».

«13 и 14 мая 1942 г., разгар битвы за Харьков. 13 мая Люфтваффе заявляет о 65 сбитых советских самолетах, 42 из которых записывает на свой счет III группа 52-й истребительной эскадры. Документально подтвержденные потери советских ВВС за 13 мая составляют 20 самолетов. На следующий день пилоты III группы 52-й истребительной эскадры докладывают о сбитых за день 47 советских самолетах. Командир 9-й эскадрильи группы Герман Граф заявил о шести победах, его ведомый Альфред Гриславски записал на свой счет два „МиГ-3“, лейтенант Адольф Дикфельд заявил о девяти (!) победах за этот день. Реальные потери ВВС РККА составили 14 мая втрое меньшее число, 14 самолетов (5 „Як-1“, 4 „ЛаГГ-3“, 3 „Ил-2“, 1 „Су-2“ и 1 „Р-5“) „МиГ-3“ в этом списке просто отсутствуют»[277].

Историк Юрий Мухин обратил внимание[278]: Хартман обычно летал над своей территорией, это было не просто безопаснее, в силу отсутствия ПВО противника, но и в большинстве случаев давало возможность указать, самолет какого типа он сбил. Это им и было сделано… но всего лишь в 11 случаях. В этой связи закрадывается сомнение, не случайно ли «белокурый рыцарь Рейха» был любимчиком германской пропаганды? Может, был он не просто ее героем, а прямым ее порождением? Может, его заслуги были слегка… преувеличены? Пользоваться арифмометром для преумножения своих побед специалисты доктора Геббельса умели в совершенстве.

У Кожедуба известен каждый сбитый им самолет.

Советское государство щедро оплачивало своим солдатам совершенные подвиги: умело совмещая моральное и материальное стимулирование. За сбитый одномоторный самолет летчику (или его семье) платили тысячу рублей, за двухмоторный — две[279]. Уничтоженный танк оценивался в 500 рублей. Любые игры с отчетностью очень легко могли трактоваться как хищение социалистической собственности в особо крупных размерах — с соответствующими выводами. Проще было в те годы — недосчитать (у Кожедуба, например, не попали в наградные документы один Bf 104 и один PZL Р.24[280]).

Вот так советская военно-финансовая бюрократия неожиданно стала союзницей исторической правды.

Якобы любимым его присловьем было «Бабы еще нарожают». Не любил Георгий Константинович русского солдатика и не жалел его.

Выражение «трупами завалили» персонифицирует именно этот человек, которому умудрились поставить памятник прямо при входе на Красную площадь. Жуков — трейдмарк наплевательского отношения к жизням солдат. Чем еще можно объяснить такое бездумное, бессмысленное отношение к собственной армии?

Все это приходится слышать постоянно.

Ну, так вот я скажу: если бы Г. К. Жуков действительно относился к своим солдатам таким образом, он не победил бы ни в одном сражении. Завистников и обиженных вокруг него всегда было множество, прежде всего в армейском руководстве, и миф о его людоедских наклонностях раздували именно они. Вне зависимости от человеческих качеств Жукова, обсуждать которые — не моя задача, он был эффективным, талантливым, может быть, гениальным полководцем. Частью его таланта было особое отношение к жизни солдат, их сбережение становилось непременной частью стратегии его военных операций.

^{1943. У этого плаката будет продолжение…}

Все это доказуемо.

Возьмем только один период, крайне напряженный и жестокий — 1942 год. В 5 утра 27 января он пишет командарму: «Невыполнение задач 49-й армией, большие потери в личном составе объясняются исключительно личной виновностью командиров дивизии, до сих пор грубо нарушающих указания… о массировании артиллерии для прорыва… Части 49-й армии преступно ведут лобовые атаки…, неся громадные потери… Если вы хотите, чтобы вас оставили в занимаемых должностях, я требую.

Прекратить преступные атаки в лоб населенного пункта.

Прекратить атаки в лоб на высоты с хорошим обстрелом.

Наступать только по оврагам, лесам и мало обстреливаемой местности»[281].

Указания командующему 50-й армии:

«Азбучная истина обязывает: прежде чем бросить танки, нужно подавить систему огня. Вам об этом неоднократно давалось указание, но, видимо, до сих пор эти элементарные истины непонятны, и танки продолжают гибнуть без всякой пользы. Бросание танков без подавления системы огня противника я считаю авантюрой. Виновников гибели танков, танкистов, безусловно, нужно судить».

Из приказов Жукова о создании штурмовых групп: «Населенные пункты захватывать специально созданными штурмовыми отрядами… Захват каждого опорного пункта поручать особому ударному отряду, специально отобранному, организованному и сколоченному, если нужно с предварительной репетицией в тылу своих войск». От командующих 43-й, 49-й, 50-й и 5-й армий 22 марта Жуков требовал: «точного выполнения моего приказа о захвате опорных пунктов противника специальными штурмовыми отрядами, во избежание излишних потерь».

15 марта Жуковым издан специальный приказ, который можно было по аналогии со сталинским «Ни шагу назад!» назвать «Беречь людей!»

«В армиях Западного фронта за последнее время создалось совершенно недопустимое отношение к сбережению личного состава. Командармы, командиры соединений и частей, организуя бой, посылая людей на выполнение боевых задач, недостаточно ответственно подходят к сохранению бойцов и командиров… Особенно плохое отношение к сбережению людей существует в 50-й, 10-й армиях… Выжечь каленым железом безответственное отношение к сбережению людей, от кого бы оно ни исходило».

^{Туда и обратно… «Королевой полей» называла пехоту пропаганда. Окопная правда по мере успехов Красной Армии проникала и в немецкий официоз}

А командующему 49-й армией И. Г. Захаркину он в сердцах бросил: «Напрасно вы думаете, что успехи достигаются человеческим мясом, успехи достигаются искусством ведения боя, воюют умением, а не жизнями людей»[282].

Все это — не конкретные приказы, а общее отношение к пониманию военного искусства и к сохранению бойцов, — имело свои результаты. Вопреки расхожим представлениям, армейские группировки, которыми командовал Жуков, несли меньшие потери, чем у других командующих соседними фронтами.

«Безвозвратные потери Западного фронта под командованием Г. К. Жукова составляют 13,5 процента от общей численности войск, а Калининского 14,2 процента. В Ржевско-Вяземской операции у Жукова — 20,9, а у Конева — 35,6 процента; в Висло-Одерской — 1-го Белорусского фронта 1,7, а 1-го Украинского — 2,4 процента; в Берлинской операции, где наиболее крупная и сильная группировка противника противостояла 1-му Белорусскому фронту, потери 1-го Белорусского фронта — 4,1, а 1-го Украинского фронта — 5 процентов. Потери 2-го Украинского фронта (Р. Я. Малиновского) в Будапештской операции в 1,5–2 раза больше, чем в Берлинской операции Г. К. Жукова. И так во всех операциях»[283].

Да, стиль руководства у Жукова был явно не кутузовский. До интеллигентности и аристократизма ему было далеко. Таков был общий стиль управления в стране. Ломка чужой воли. Некогда убеждать, объяснять. Проще — приказать, заставить.

Но нет никаких фактов, подтверждающих, что он немецкие окопы «трупами заваливал». «Людей не щадить», «решить вопрос любой ценой» — таких слов в его приказах нет. Нигде, ни в одном документе. Ни в одних воспоминаниях сослуживца. Наоборот, постоянно в его приказах — выговоры подчиненным, с обещанием отдать под суд, под трибунал: «у вас недопустимые потери в живой силе», «ваши потери говорят о вашей некомпетентности и неумении руководить», «объявляю вам неполное служебное соответствие», «вы будете сняты с должности», «только последний идиот атакует в лоб», «прекратите атаки в лоб, ведите артподготовку», «прекратите бессмысленный навал живой силы»… Это не значит, что он рыдал над каждой похоронкой, но «взять любой ценой» — этого у Жукова нет нигде.

А то, что Жуков и Конев брали Берлин наперегонки — вообще полный бред. Жукову до сих пор ставится в вину лобовой штурм Зееловских высот. В фильме «Освобождение» штурм весьма объективно представлен как остроумная операция («Есть предложение обрушить удар фронта ночью, за 2 часа до рассвета, при свете 140 зенитных прожекторов»). Ночь, слепящий свет, и из этого света перед неприступными немецкими укреплениями вырастают наши бойцы-герои… Это был смелый, но очень страшный штурм, полегли тысячи наших солдат, прошедших всю войну, дошедших уже до Берлина. Тем не менее — он был оправдан. Чуть западнее Берлина находилась огромная группировка немецких войск, снятая с Западного фронта, и не замкни тогда Жуков его окружение… Если бы эти войска вошли в Берлин, завет фюрера о превращении города в неприступную крепость был бы выполнен. Он стал бы вторым Сталинградом. Бились бы немцы так, как они умеют.

^{Конев Иван Степанович (1897–1973)}

^{Маршал, дважды Герой Советского Союза}

^{Среди его наград 27 иностранных орденов, включая высшие награды США — «Орден чести», Франции — орден Почетного легиона. Накануне 100-летия Конева в посольстве Великобритании в Москве британский министр обороны вручил вдове и дочери маршала самую высокую английскую награду — «Орден очистительной купели». Конев — Герой Чехословакии и Герой Монголии. Героя едва не расстреляли в начале войны: он командовал фронтом, где произошло крупное поражение — провал Вяземской оборонительной операции. Но за генерала заступился Жуков и добился его перевода на другой фронт. Впоследствии Конев сполна поквитался с немцами — лишь в одной из руководимых им операции — Корсунь-Шевченковской (нач. 1944-го), было окружено 80 тысяч немцев (из них вермахт потерял убитыми 55 тыс.). Генерал армии И. Е. Петров писал, что у Конева была «удивительная память и особый дар видеть поле сражения. Есть шахматисты, которые могут играть, не глядя на доску: вся доска, расположение фигур — у них в уме. Так и он может представить себе расстановку частей, не глядя на карту. И даже точно сказать, что против них стоит и на какой местности… Умело и точно все подсчитывает. Все как есть. И возможности транспорта, и снабжение, учитывает даже характер своих командиров и командиров противника. Только когда все рассчитано, расставлено, подвезено, тогда и отдается приказ о наступлении…»}

Потеряв тысячи бойцов на Зееловских высотах, Жуков спас сотни тысяч в многодневных боях за Берлин. О цене последних недель перед Победой тогда просто страшно подумать. Не говоря уже о стратегическом проигрыше — союзнички бы не растерялись, и, пройдя по «зеленому коридору», перераспределили бы послевоенное устройство мира в свою пользу. И кто знает? Может быть, при таком дисбалансе сил скоро началась бы и Третья мировая?

Тяжелое решение принял тогда Жуков. Дерзкое, но жестокое. Увы, единственно возможное. Как и в самом начале своей звездной карьеры — на Халхин-Голе. И при этом — процент потерь при взятии Берлина (4,1 % безвозвратных) был все равно намного ниже, чем при взятии Будапешта (11,1 %).

Почему же миф о командующем-людоеде покрыл своей черной тенью именно маршала Жукова? Полководца, которого отличало именно это умение думать о людях?

Зависть соратников? Обиды неудачников? Возможно они присутствовали. Но мишенью маршал Жуков стал по другой причине, по которой не прекращаются нападки на нашу Победу в целом. Просто наш великий полководец XX века — ее символ.