Голливуд Буковски Чарльз

– А ты подшустрил.

– Закон профессии – волка ноги кормят.

– А я думал, она вроде шахмат.

– Скорее, похожа на игру в шашки между идиотами.

– Причем один идиот выигрывает.

– А другой – наоборот.

Я выяснил некоторые подробности о взаимоотношениях Джона Пинчота и Мака Остина. Большинство своих фильмов Джон снял в Европе, а Остин – в Америке, но в Голливуде они поневоле встречались в одних и тех же харчевнях. Не скажу точно, кто из них пьющий, а кто нет, но каша заварилась, когда они сидели за соседними столиками и завели цеховой разговор насчет там технологии, подтекста, профессионализма и прочего. Инсайта всякого.

Словечки летели от стола к столу, как теннисные мячики, на потеху киношной публике.

Наконец Мак поднялся и выкрикнул в лицо Джону:

– И ты еще называешься режиссером? Да я бы тебя регулировщиком не поставил!

На мой взгляд, он был неправ. Управление транспортом требует хорошей подготовки.

Но кто-то уже успел публично обвинить Мака в том, что он не справился бы с регулировкой. И теперь он возвращал комплимент. Баланс по части ненависти в Голливуде соблюдался строго.

Потом до меня не раз доходили слухи о том, как Мак и Джон наезжали друг на друга.

И теперь они встретились у меня…

Интерьер. Дом сценариста. 8.15 вечера.

Джон пришел чуть раньше намеченного срока.

– Сейчас увидишь этого Остина, – сказал он. – Мак только что съехал с колес и чувствует себя преотвратно. Выглядит как сдутая шина, как чулок, снятый с ноги.

– Очень хорошо, – вмешалась Сара, – что он нашел в себе силы покончить с этим делом. Такое не каждому под силу.

– Да черт с ним, – ответил Джон.

Прочие явились в 8.35. Том в кожаной куртке. Мак в замшевом пиджаке с кожаной бахромой. На шее – полдюжины золотых цепей. Покончив с церемонией приветствий, я налил Тому вина. Мы кучковались у кофейного столика.

Том сразу взял быка за рога.

– Я ознакомился со сценарием. Мне понравилось. Захотелось влезть в шкуру этого типа. Чувствую материал. Это моя роль.

– Спасибо, старина. На тебя вся надежда.

– У нас с Томом есть поддержка. Можно запускаться.

– Ты уверен, что не хочешь пригубить, Мак? – спросил я.

– Нет, спасибо.

– Я принесу содовой, – сказала Сара. – Или лучше чаю?

– Содовая пойдет.

Сара вышла за водой. У нас в доме всегда в изобилии качественная содовая вода. Самая лучшая.

Я залпом выпил свой стакан, налил другой, ощущая смутное беспокойство насчет возможного компромисса.

– Мне необходим Мак. Я знаю его как режиссера. Я ему доверяю, – сказал Том.

– А мне не доверяешь? – спросил Джон.

– Дело не в этом. Просто мне с Маком проще работать.

– Только я могу снять этот фильм, – сказал Джон.

– Послушай, – начал Том, – я знаю, как много значит для тебя эта вещь. Мы найдем тебе место. Заплатим как следует, предоставим свободу действий. Соглашайся. Надо срочно запускаться. Пойми нас.

Вернулась Сара с содовой для Мака.

– Мы с Томом нашли общий язык, – вставил Мак.

– Да ты не способен… – заговорил Джон.

– …управлять транспортом, – закончил Мак.

Спор затянулся на несколько часов. Сара, Джон и я то и дело прикладывались к стаканчикам. Том не отставал. Только Мак дул содовую.

– Сколько можно болтать! – не выдержала наконец Сара. – Надо же прийти к какому-то решению.

Но дело не двигалось с мертвой точки. Никто не хотел уступать. Я не знал, что предпринять. Мне такие шутки не в подъем.

Разговор помаленьку свернул в сторону. Стали по очереди травить анекдоты. Выпивка текла рекой.

Под конец не помню уже кто рассказал одну смешную историю, и она дошла до Мака Остина. Его вдруг разобрало, он откинулся в кресле и заржал. Золотые вериги заходили ходуном.

Пришло время расставаться. Тому и Маку пора было идти. Мы распрощались. И когда их машина отъехала, Джон взглянул на меня.

– Слыхал этот идиотский смех? Видал, как эти побрякушки прыгают у него на шее? Над чем он, интересно, ржал? Нет, ты видел эти дурацкие цепи?

– Видел, – ответил я.

– Он чувствовал себя не в своей тарелке, – сказала Сара. – Все пили, а он нет. Вам приходилось бывать в компании, где все надрались, а ты сидишь трезвый как стеклышко?

– Нет, – признался я.

– Можно от вас позвонить? – спросил Джон.

– О чем речь!

– Мне надо срочно связаться с Парижем.

– Шутишь?

– Не беспокойся, я позвоню за счет абонента. Надо переговорить с моим адвокатом. Сделать добавление к завещанию.

– Валяй.

Джон подошел к аппарату и стал заказывать разговор. Я налил ему в стакан.

– Как все-таки тяжко дается это кино, – сказала Сара.

– Слава богу, хоть движется помаленьку.

– Думаешь, движется?

– Да черт его знает…

Джон наконец-то связался с Парижем. К этому моменту он уже изрядно нагрузился, и куражу у него прибавилось. Нам было слышно каждое его слово.

– Поль! Да, это Джон Пинчот! Да, срочно! Мне надо внести поправку в завещание! Готов? Ага, подожду.

Джон бросил взгляд в нашу сторону.

– Исключительно важно! И дальше:

– Да, Поль, насчет фильма. У меня все под контролем. Называется «Танец Джима Бима», сценарий Генри Чинаски! Отличный! Диктую: «В случае моей смерти режиссуру ни в коем случае не передавать Маку Остину! Этот фильм можно доверить кому угодно, только не Маку Остину!» Записал, Поль? Да, спасибо большое, Поль. Да, прекрасно себя чувствую. А ты как? Кому угодно, кроме Мака Остина! Спасибо огромное, Поль! Спокойной ночи! Спокойной ночи!

Потом мы выпили вместе. Джону надо было идти. В дверях он задержался.

– Нет, ты слыхал этот идиотский смех? Видал эти побрякушки?

– Да, Джон.

Наконец он отвалил. Вечер кончился. Мы вышли на крыльцо позвать домой кошек. У нас их пятеро, и мы не ложимся, пока все они не вернутся под крышу.

Соседям слышно, как мы скликаем кошек поздно по вечерам или рано утром. Соседи у нас хорошие. А пятерых усатых созовешь не скоро.

Дня через три-четыре позвонил Джон.

– Джек Бледсоу прочел сценарий и одобрил, желает сниматься. Я пытался послать его к тебе, но он боится подпасть под твое влияние. Говорит, лучше ты к нему подъезжай.

– А так я что, влияния не окажу?

– Ему виднее.

– Думаешь, он справится с ролью?

– Вопрос! Он же прямо с улицы! Каштанами торговал! В Нью-Йорке!

– Я видел кое-какие его фильмы…

– И что?

– Может, ему не стоит каждый раз скалиться, когда он не знает, что делать в кадре? И лупить кулачищем по холодильнику. И еще эта дурацкая нью-йоркская походка – будто у него банан в жопе.

– Он был боксером, Джек Бледсоу этот.

– Эка невидаль! Все мы были боксерами!

– Он сделает эту роль, поверь.

– Джон, я не хочу, чтобы в нашем фильме воняло Нью-Йорком. Мой герой – парень из Калифорнии. Калифорнийцы – ребята простые, без затей. Они не суетятся и просчитывают каждый шаг. Не психуют зазря. И главное – они готовы к убийству. И при этом не напускают никакого туману.

– Вот и объясни ему все это.

– Ладно. Где и когда?

Встречу назначили на восемь вечера в Северном Голливуде. Мы минут на пяток опоздали. Долго искали дом в лабиринте каких-то темных тропинок.

– Надеюсь, у него найдется выпить. Надо было с собой захватить.

– Наверняка у него есть, – сказала Сара.

Мы запутались в нумерации. Наконец увидели на балконе одного из домов Джона.

– Сюда давайте!

Мы поднялись по лестнице. В этом гнездышке Джек скрывался от всенародной любви.

Джон отворил дверь, и мы вошли. Они сидели на диване – Джек Бледсоу и его милок Ленни Фидело. Фидело играл с ним в эпизодах. Джек Бледсоу выглядел точь-в-точь как экранный Джек Бледсоу. Ленни был огромный парень, тяжеловес. Прожитая жизнь читалась на нем как открытая книга. Он мне сразу понравился. Глаза у него были большие и печальные. Руки крупные. Он казался усталым и одиноким. В порядке, в общем.

Стали знакомиться.

– Что за парень? – спросил я Джека, кивая на Ленни. – Твой телохранитель?

– Ага, – ответил Джек.

Джон стоял, улыбаясь, предвкушая теплую задушевную встречу. Впрочем, черт знает что он там думал.

– У тебя выпить есть? – спросил я.

– Только пиво. Сойдет?

– Сойдет, – ответил я.

Ленни вышел в соседнюю комнату за пивом. Мне стало жаль Сару. Она, бедняжка, не пивная душа.

Стены были оклеены афишами боксерских матчей. Я прошелся, посмотрел. Здорово. От одного их вида почувствовал себя мачо.

Из дивана торчали пружины, подушки валялись на полу вперемешку с ботинками, журналами, бумажными пакетами.

– Типичная мужская берлога, – засмеялась Сара.

– Ага. Мне нравится, – сказал я. – Много я повидал на своем веку, но это – высший класс.

– Нам нравится, – сказал Джек.

Вернулся Ленни с пивом. Баночным. Мы вскрыли жестянки и, отхлебнув по паре глотков, расселись.

– Значит, сценарий ты прочитал? – спросил я Джека.

– Да. Этот парень – вы сами?

– Я. Только в далеком прошлом.

– А вы порядком нахлебались за свою жизнь, – сказал Ленни.

– Было.

– А вы правда торговали сэндвичами вразнос?

– Приходилось.

Пивко было хорошее. Воцарилось молчание.

– Ну, что скажешь? – спросил Джон.

– Насчет Джека?

– Да.

– Годится. Надо только его слегка встряхнуть.

– Прояви свои борцовские качества, – сказал Джон.

Я встал и принял стойку.

– Уймись, – сказала Сара. Я сел.

– У меня был неплохой захват. Но всегда недоставало воли к победе. Чувствовал себя неуверенно. А пиво еще есть?

– Конечно, – спохватился Ленни и пошел за пивом.

Весь Голливуд знал, что Джек Бледсоу в контрах с Томом Пеллом. Во всех интервью он не упускал случая его подковырнуть: «Том – из района Малибу. А я прямо с улицы». Мне-то плевать, откуда актер родом, лишь бы играть умел. Они оба умели. И на кой им катить бочку друг на друга, как это в заводе у писак?!

Ленни принес пиво.

– Последнее, – объявил он.

– Тьфу ты, жалость какая, – загрустил я.

– Я сейчас, – сказал Джон.

И побежал за пивом. Умничка Джон.

– А как вам Джон Пинчот? – спросил Джек.

– Ты видел его документашку про Лидо Мамина?

– Нет.

– Пинчот не знает страха. Любит играть со смертью.

– Он на ней зациклился, да?

– Вроде того. Кроме фильма о Мамине он сделал еще кое-что. Я ему верю как самому себе. Голливуд его не охмурил. Хотя, конечно, еще всякое может случиться.

– А вас-то самого?

– Что – меня?

– Вас-то Голливуд не взял за жопу?

– Никак нет.

– С тем и помрете?

– Зачем же – жизнь только начинается.

– Хэнк терпеть не может кино, – сказала Сара. – Последний фильм, который ему понравился, – «Потерянный уик-энд», и было это сто лет назад.

– Там только Рей Милленд был хорош, а остальное – липа, – сказал я.

Мне захотелось отлить, и я спросил, где сортир.

Пошел, сделал свое дело.

Повернулся к раковине вымыть руки.

Что за мать твою так?

В раковине торчало белое полотенце. Один конец зафигачили в сток, другой свисал на пол. Мне это не понравилось. Полотенце промокло насквозь, с него капало. На кой черт надо было это делать? Что бы это значило? Следы недавнего веселья? Я чувствовал, что это неспроста. Да, как же я, однако, стар; отстал от жизни. Столько прожив, столько познав, я, поди ж ты, не мог разгадать смысла какого-то паршивого мокрого утиральника.

И главное, Джек знал, что я сюда иду, – почему не убрал эту фигню? Может, это мне послание?

Я вышел из уборной.

Будь я ньюйоркцем, я бы как ни в чем не бывало поинтересовался: «А чой-то у вас там в раковине мокрое полотенце делает?»

Но я калифорниец. И потому молча вошел в комнату и сел, не сказав ни слова, ибо это не мое собачье дело.

Джон уже вернулся с пивом, и у меня под рукой оказалась открытая банка. Я взял ее. Жизнь вновь была хороша.

– На главную женскую роль приглашу Франсин Бауэрс, – сказал Джек. – Она мне не откажет.

– Я тоже знаком с Франсин, – сказал Джон. – И тоже шепну ей словечко.

– Почему бы вам не объединить усилия? – спросила Сара.

Ленни снова ушел за пивом. Он четко следил за этим делом. Наш человек.

– Интересно, а мне там не найдется ролишка? – спросил он.

Я взглянул на Джона.

– Ленни всегда со мной снимается, – сказал Джек.

– Найдется для тебя роль. Обещаю, – сказал Джон. – Займем тебя.

– Я читал сценарий, – сказал Ленни. – По-моему, я мог бы сыграть бармена.

– Но тебе придется лупить по башке своего дружка, – заметил я.

– Нет проблем, – ответил Ленни.

– Да, – сказал Джек. – Это ему не впервой. Он мне однажды зуб вышиб.

– Неужели? – переспросила Сара.

– Вот он не даст соврать, – ответил Джек.

Мы потягивали пивко. Болтали о пустяках. О подвигах Ленни. Я понял, что в случае чего за ним не заржавеет.

Пиво кончалось, надо было отчаливать.

Перед уходом я совершил еще один поход в сортир. Потом я и Сара стали прощаться. Джон оставался, наверное, хотел обговорить какие-нибудь детали.

И тогда случилась вот какая странная штука. Я спросил у Джека:

– Старик, а чего это у тебя там полотенце в раковине мокнет?

– Какое еще полотенце? – удивился Джек. Так закончился этот вечер.

Прошло три или четыре недели.

Однажды вечером зазвонил телефон. Это был Джон.

– Ну, как ты? Как Сара?

– Мы в порядке. А ты как – живой?

– Да. И «Танец Джима Бима» тоже. Франсин Бауэрс прочла его и возлюбила. Согласилась даже скостить свой обычный гонорар. И Джек тоже, только это секрет.

– А с чего это они?

– Мы работаем с «Файерпауэр продакшнз» – с Гарри Фридманом и Нейтом Фишманом. Они ушлые ребята насчет всяких гонорарных скидок. Против них не попрешь. Была, правда, легкая паника – агент Джека требовал включить в контракт пункт о гарантированной оплате.

– А это что за зверь?

– Это значит, что Джек получит свои денежки независимо от того, будет фильм закончен или нет. Большие звезды обычно всегда настаивают на этом пункте.

– Не верится, что наш фильм будет снят.

– С Томом Пеллом, который обещал сниматься за так, дело было бы вернее.

– Шаль, что Том выбыл из игры.

– Но свое дело он сделал. Когда Джек пронюхал, что Том собирается у нас сниматься практически бесплатно, он сразу проявил к нам интерес. И «Файерпауэр» зашевелилась. Так что мы свой клок шерсти урвали.

– А знаешь, что сказал Липпи Лео Дурочер?

– Что за тип?

– Бывший бейсболист. Он сказал: лучше быть везучим, чем талантливым.

– Но мы-то и везучие, и талантливые.

– Возможно. А кто эти ребята из «Файерпауэр»?

– Новички в Голливуде. Аутсайдеры. Никто толком не знает, по какому разряду их записать. Они снимали в Европе социальные картины. Потом явились сюда и зарядили – пачками! Их все возненавидели. Он идут на контакт, но у них не разгуляешься.

– Так или иначе, за нашего «Джима Бима» они взялись.

– Да, причем они одни и клюнули. Они сидят в том большом небоскребе в Северном Голливуде. Я зашел к Гарри Фридману. «Вы договорились с Бледсоу и Бауэрс?» «Да», – говорю. «Порядок. Картина у нас в кармане». – «А сценарий почитать не желаете?» «Нет», – отвечает.

– Любопытный тип.

– В Голливуде его на дух не переносят.

– Шаль.

– Ты бы его видел! Толстущий. Кстати, в четверг он празднует свой день рождения. Вам с Сарой надо прийти. Там и его партнер Нейт Фишман будет.

– Придем. Жду указаний.

Минут через десять опять зазвонил телефон.