Правила Рамсфелда. Как выиграть в бизнесе, политике, войне и жизни Рамсфелд Дональд
Без преувеличения могу сказать, что сотни раз я бывал в комнате, где мне показывали ряд разных остроконечных графиков, иллюстрирующих доходы компании на предстоящие три – пять лет, темпы роста ВВП страны, стоимость недвижимости, процентные ставки, стоимость акций или результаты выборов. Точно так же в федеральном правительстве я бывал на брифингах, на которых аналитики высказывали свои прогнозы обо всем, начиная с размеров советской экономики до жизнестойкости повстанцев во Вьетнаме и до складов химического оружия Саддама Хусейна. Очень часто, когда я наблюдал за уверенными в себе лицами тех, кто выступал с прогнозами, мне приходила в голову одна мысль: может быть, и не так! На одном брифинге в СНБ высокопоставленный офицер ЦРУ, например, так говорил о наличии программы оружия массового поражения Саддама Хусейна – я даже записал его слова и сохранил их и по сей день: «предупреждаю – веские факты, но… все может быть и ошибкой».
Скажите им, что вам известно. Скажите, что вы не знаете. И только потом говорите, что вы думаете. И будьте уверены в том, что вы отличаете одно от другого.
Генерал Колин Пауэлл
В ноябре 1999 года Рафид Ахмед Алфан аль-Джанаби приехал в Германию по туристической визе. Убежав из родного Ирака, он сказал властям из немецкой разведки, что просит политическое убежище. Аль-Джанаби сообщил, что работал в качестве инженера-химика в передвижной лаборатории биологического оружия в Ираке и что занимался программой оружия массового поражения Саддама Хусейна. Эту информацию передали представителям американской разведки, которые дали аль-Джанаби кодовое имя «Кёрвбол» («Крученый мяч»).
Через 10 лет после того, как он предоставил эту информацию, Кёрвбол изменил свою легенду и стал утверждать, что подробности относительно программы оружия массового поражения Саддама были не точны. Но часть его информации вошла в расчеты на основе разведывательных данных ЦРУ, а также во все определяющий, по всей видимости, доклад государственного секретаря Колина Пауэлла по программе оружия массового поражения Ирака, представленный в ООН в январе 2003 года.
Многие сообщения разведки во время войны противоречат друг другу; многие даже неверны, а большинство имеют сомнительные свойства.
– Карл фон Клаузевиц —
В своем выступлении Пауэлл привел в качестве подтверждения информацию Кёрвбола, от которой тот впоследствии отказался, без каких-либо оговорок, признав, что Кёрвбол был единственным источником, никем дополнительно не подтвержденным. А у него, не исключено, был мотив солгать (позже стало известно, что он очень хотел остаться в Германии), а часть представленной им информации носила противоречивый характер. После того как информация Кёрвбола была передана по разведывательным каналам уровень за уровнем, включая Совет национальной безопасности президента, она досконально не перепроверялась.
Если бы это были фактические данные, то они не были бы разведданными.
– Бывший директор ЦРУ генерал Майкл Хейден —
Имя «Кёрвбол» до сих пор вызывает страсти со стороны критиков иракской войны. Его рассматривают как обманщика, лгавшего о программе оружия массового поражения Ирака и ввергшего Соединенные Штаты в войну. Но факт остается фактом – информация от Кёрвбола представляла собой всего лишь небольшой фрагмент разведданных, собранных по иракскому оружию массового поражения на протяжении многих лет многими странами. Общее дело по программам Саддама опиралось на снимки со спутников, доклады ООН и собственные официальные документы Саддама о создании и использовании оружия массового поражения как против Ирана, так и собственного народа. Но до сих пор дело Кёрвбола остается весьма поучительным.
Пусть слова, которые я говорю сегодня будут нежными и ласковыми, так как завтра я, возможно, должен буду проглотить их.
Конгрессмен Мо Юдалл, демократ от штата Аризона
В случаях, когда я забывал собственные правила относительно неопределенности, мне приходилось расплачиваться за это. Дело с оружием массового поражения в Ираке относилось как раз к такому разряду. Я крутился, как уж на сковородке, во время телеэфира, когда сказал, что мы «знали», где находятся некоторые из складов с оружием массового поражения Саддама. Прежде я всегда был вполне осторожен, чтобы не делать таких непрофессиональных высказываний. Я мог бы, да мне и следовало бы сказать это прессе: да, мы знаем, где находятся «предполагаемые ЦРУ места размещения оружия массового поражения». Но то, что я тогда имел в виду, не означало того, что хотел сказать, – и это еще одно жизненное правило: редко что можно отыграть назад. Не важно, что я имел в виду сказать и что подразумевал или что говорил в других местах по разному поводу. Но тот факт, что я дал недостаточно с профессиональной точки зрения продуманный ответ, преследовал меня всю мою жизнь на посту министра обороны. Как гласит старая шутка: «Я стою на том, что имел в виду сказать».
Определенность без власти может быть интересна, даже забавна. Определенность при власти может быть опасна.
В 1953 году Исайя Берлин написал эссе под названием «Еж и лисица». В эссе описывалось два различных взгляда, которыми народ, как правило, смотрит на мир, что, в свою очередь, предопределяет пути принятия им своих решений. Эта метафора была позаимствована из древнегреческой поэмы: «Лиса знает много способов, а еж – только один». Эта теория разыгрывалась в дикой жизни. Столкнувшись с хищником, лиса прибегла к ряду разных видов стратегии. Лиса знала много разных способов, которые обычно обеспечивали ей выживание. Еж, напротив, имел только один способ – тот, который был и прост, и эффективен. Он сворачивался в клубок и растопыривал свои иголки в устрашающий шар.
Берлин говорил, что люди обычно делятся на упомянутые две категории. Есть ежи, которые верят в одну или две крупные идеи. И есть лисы, которым нравится испытывать различные виды поведения и способы при столкновении с той или иной проблемой. Ежи обычно бывают идеологами, лисы – прагматиками. Каждый имеет свои сильные и слабые стороны.
Президент Ричард Никсон был лидером, который больше относился к категории лисиц. Он был ненасытным потребителем информации, идеологически гибким человеком, который прилежно тратил время на решение ряда проблем, начиная с отмены сегрегации в школах на Юге до превращения всей армии в контрактную, а во внешней политике до пережившего все испытания временем открытия Китая. Он мог свободно обсуждать широкий круг вопросов. Но он был также и противоречивым человеком, готовым предпринимать резкие повороты в стратегии для достижения своих целей. Человек, которого обычно считали самым ярым противником коммунизма, разработал стратегию разрядки, основанной на ослаблении напряженности с Советским Союзом. Политический деятель, которого позднее обвинили во враждебном отношении к национальным меньшинствам, был также готов на внедрение программ равных возможностей в рамках федерального правительства.
Президент Рональд Рейган, напротив, поразил меня больше как относящийся к типу ежей. Он представлялся как человек твердого убеждения, решавший проблемы с позиции незыблемости. Его главной идеей была вера в силу свободы, которая управляла им в его поддержке свободной торговли, свободного рынка, большей свободы в принятии решений отдельными личностями, а также решимость идти на конфронтацию с Советским Союзом, будучи уверенным, что советский народ хотел и заслуживал свободы.
Если говорить о деловой сфере, то лисы, как правило, представляются специалистами широкого профиля со знанием и интересами по широкому кругу тем, а также со способностями приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам. Ежи обычно концентрируют внимание на какой-то одной большой идее, бывают в чем-то очень сильно убеждены и затем занимаются подгонкой чего-нибудь под свои воззрения на тот или иной предмет.
И в том и в другом подходах есть свои изъяны. Лиса может быть порой слишком хитрой – слишком сильно хотеть изменений и компромиссов за счет последовательной стратегии. Как отметил один драматург, «вы можете убедить человека поверить почти во все, если он достаточно умный человек». В случае с президентом Никсоном можно было бы утверждать, что его широкий кругозор и поле интересов позволяли ему достичь огромных высот – таких, как поворот к Китаю, – и поразительных падений, включая готовность покрыть противоправный акт.
Ежи, напротив, могут стать жертвой своей собственной убежденности и определенности. Они могут быть медлительными и неохотно адаптируются к новым условиям. Люди широких взглядов хорошо зарекомендовали себя в чрезвычайных обстоятельствах, которые специалисты давным-давно прекратили исследовать. Когда речь идет о неопределенностях, тогда лиса имеет преимущества над ежом.
Будучи руководителем, вы могли бы посмотреть, какой из этих подходов больше соответствует вашей природе, а также что предпочитают выбирать для себя окружающие вас люди. Порой труднее всего оценить самого себя. Так случилось со мной в моей собственной карьере – в частности, когда кто-то говорил что-то о моем стиле руководства, который не соответствовал тому, как я сам себе его представлял.
Существуют определенные технологии, в соответствии с которыми по тому, как вы оптимально воспринимаете мир и делаете свой выбор, вас можно отнести к ежам или лисам. Лидеры обычно хотят найти баланс в своем подходе между двумя этими типами.
Одним из способов является привлечение информации из разнообразных источников, как можно большего их количества и как можно большего круга. Не доверяйте полностью узким специалистам. Они могут находиться слишком близко к источнику и не заметить какие-то фундаментальные сдвиги. Постарайтесь также получить совет у экспертов широкого профиля, которые, несомненно, смогут быстрее охватить широкий спектр проблем.
Что могут знать об Англии те, кто знает только Англию?
– Редьярд Киплинг —
Старайтесь получать информацию вне пределов вашего ближайшего круга. Будучи министром обороны, я читал все подряд. Я хотел получить доступ к как можно большему объему информации, включая информацию из других источников, помимо минобороны. Организации обычно вырабатывают свои собственные фобии. Замкнутость может привести к «шаблонному мышлению», к необоснованным выводам и безвариантности.
Я обнаружил, что правительственные чиновники зачастую используют секретные материалы, полагая, что поскольку кто-то поставил гриф «секретно» или «совершенно секретно» на них, то они должны иметь больший вес. Иногда военные корреспонденты дают в газетах такой же ценный анализ происходящего, иногда и более ценный, чем официальные рапорты. Открытая информация из СМИ и опубликованные данные могут быть очень полезными при составлении более точной картины происходящего.
Будьте открытыми. Откажитесь от предвзятости подхода, если вы ищете дополнительную информацию. Если данные или факты противоречат вашим первоначальным выводам, они могут быть ошибочными – или они могут означать, что ваши взгляды устарели. Старайтесь не допустить того, чтобы ваши ожидания оказывали влияние на получаемую информацию. Будьте осторожны с данными или фактами, которые отлично укладываются в ваши личные предпочтения и мнения.
Отсутствие подтверждения не обязательно является свидетельством отсутствия; не является оно и свидетельством присутствия.
Сам по себе факт того, что вы не видите нечто, когда вы смотрите, отнюдь не означает, что оно отсутствует. Не отбрасывайте гипотезу как нечто немыслимое просто потому, что отсутствует подтверждение в ее пользу. Если вы не знаете, существует ли нечто, это не значит, что этого нечто нет или оно все-таки есть. Оно может просто-напросто на данный момент быть вне поля вашего зрения. Продолжайте искать и оставайтесь восприимчивым.
Когда ваши рабочие прогнозы и предвидения оказываются ошибочными, отступите и попытайтесь обнаружить причину этой ошибки. Обнаружив то, что вы упустили, и причину, по которой вы это сделали, вы сможете усовершенствовать свои способности к предсказанию.
Я назвал свои мемуары «Известное и неизвестное», поскольку эти слова подчеркивали основную и крайне важную концепцию неопределенности. Отвечая на пресс-конференции 12 февраля 2002 года на один вопрос, я так суммировал категории знания: «Существуют известные известности: вещи, которые вы знаете, что вы знаете. Но есть также неизвестные неизвестности: вещи, которые вы не знаете, что вы не знаете».
Мой комментарий не произвел немедленного эффекта среди пресс-корпуса при Пентагоне. Комики ночных программ передач и английская профессура посмеялись над моей концепцией. А потом случилось нечто весьма любопытное. То, что я сказал, нашло свой отклик в значительно более широкой и более просвещенной аудитории. На концепцию стали ссылаться в научных кругах. В одной очень популярной книге исследовался феномен «неизвестных неизвестностей», их назвали там «черными лебедями» – события, редко случающиеся, «предсказанные» только ретроспективно и имеющие огромный импульс. Концепцию можно было обнаружить в новостных статьях и редакционных комментариях. Мне сказали, что одна рэп-группа даже назвала так свой альбом, хотя могу сказать, что я ее так и не прослушал.
Я всего лишь попытался посмеяться над журналистами – и над публикой, – поскольку реальность, что в правительстве, что в бизнесе, такова: некоторые вещи будут нам неизвестны, и мы, по всей видимости, будем им удивляться.
Глава шестая. Неизвестные неизвестные величины
Один из признаков хорошего руководителя состоит в способности справляться с сюрпризами по мере их поступления. И действительно, то, как тот или иной человек справляется с неожиданностями, случающимися в его или ее личной жизни, в бизнесе или на правительственной службе, может провести грань между успехом и поражением. Неожиданности сваливаются в разном виде. И редко бывают приятными. Если говорить о деловых кругах, то после быстрого роста цифровой фотографии дела «Истман-Кодак» и «Полароид» разбирали в судах в связи с банкротством. Крах рынка жилищного строительства в 2008 году стал угрозой падения ряда крупных финансовых учреждений в Соединенных Штатах. Правительственная служба, как я убедился, также чревата немалыми сюрпризами.
Утром в понедельник, в июне 1972 года, это было при президенте Никсоне, я находился у себя в кабинете в Белом доме, когда в «Вашингтон пост» увидел заголовок: «Помощник по вопросам безопасности от республиканской партии среди пятерки арестованных в скандале с прослушкой». Первого предложения статьи, написанной двумя молодыми журналистами по имени Карл Бернстейн и Боб Вудворд, было достаточно, чтобы привлечь мое внимание: «Один из пяти арестованных утром в субботу при попытке установить подслушивающие устройства в штаб-квартире национального комитета демократической партии – штатный координатор по вопросам безопасности комитета по переизбранию президента Никсона». Это уж точно выглядело очень плохо.
В то утро на встрече высших сотрудников аппарата Белого дома в кабинете Рузвельта эта тема быстро стала предметом обсуждения. Некоторые представители не восприняли ее серьезно, посмеялись над сюжетом и не придали ей должного значения, расценив как издержки избирательной кампании в год президентских выборов. Подозреваю, что некоторые даже подумали, что она была тиснута политическими противниками Никсона, чтобы осложнить его кампанию по переизбранию.
Я к этому отнесся совсем нелегкомысленно, но и без паранойи. В книге, написанной позднее об этом скандале, автор, присутствовавший тогда, сослался на сказанное мной на встрече: «Если каждый болван через дорогу (имея в виду штаб-квартиру по переизбранию Никсона) или здесь каким-то образом причастен к этому, его следовало бы сегодня подвесить за большие пальцы рук. Нам лучше держаться подальше от всего этого. Это убьет нас». Не припоминаю, точно так ли я говорил, но именно так я себя тогда ощущал[15].
Уотергейтский скандал, как вскоре его назвали, стал ударом для меня и многих других в Белом доме, кто работал в администрации Никсона. После триумфа Никсона в ноябре того года, после победы во всех штатах, кроме Массачусетса и округа Колумбии, через пять месяцев после установления прослушки в прессе последовала серия новых разоблачений, раз от раза все более сенсационных и шокирующих.
Я не представляю себе, кто стоял за подслушиванием в Уотергейте или какова была подоплека этого дела. Не представлял и того, что президент Никсон или кто-либо из его старших помощников мог каким-то образом быть непосредственно вовлечен в него или что оно в конечном счете уничтожит администрацию всего за два года. И уж менее всего мне на ум могла прийти мысль о том, что действующий президент мог бы уйти с позором в отставку – то, чего не происходило за два столетия американского эксперимента. Для многих из нас в администрации это было как раз именно то, что можно было назвать «неизвестной неизвестностью». Мы не знали, что мы не знали.
Неизбежное редко случается. Всегда происходит нечто неожиданное.
Джон Мейнард Кейнс
За время работы в военной области, на общественном поприще и в бизнесе я был свидетелем в буквальным смысле десятков такого рода непредвиденных событий: счастливый случай изобретения нутра-свита, обогативший владельцев акций «Серл Фарма»; обстрел казарм морских пехотинцев США в Бейруте в 1983 году, вследствие чего президент Рейган назначил меня спецпосланником по Ближнему Востоку; ну и, разумеется, атака террористов в сентябре 2001 года.
Когда какая-то неожиданность происходит в большом масштабе, она меняет поведение человека. Она меняет то, что до того времени представлялось «обычным» и «нормальным» порядком вещей. В некоторых случаях неожиданность может привести к банкротству успешного бизнеса (например, «Беар Стернс»[16]), в других – к падению великих цивилизаций (таких, как Троя). Элемент неожиданности, часто дополняемый скрытными действиями и большой скоростью, может оказаться ключевым для достижения успеха в войне. Он может в большой степени нивелировать ситуацию между слабыми и сильными в военном отношении.
То, что вы видите, то вы и получаете.
То, что вы не видите, получает вас.
Неожиданности сбивают с толка руководителей всех политических убеждений. Шел последний день 1977 года. Джимми Картер был президентом Соединенных Штатов чуть меньше года. А для шаха Ирана шел 37-й год его верховного правления в своей стране. Атмосфера в тегеранском дворце Ниаваран была праздничной, поскольку президент Картер и его супруга Розалин прибыли с первым официальным государственным визитом к верному союзнику Америки.
Картер поднял бокал шампанского и предложил предновогодний тост. «Под великолепным руководством шаха Иран остается островом стабильности в одном из наиболее беспокойных регионов мира», – сказал президент. Шах – продолжал отмечать Картер – пользуется «всеобщим доверием своего народа».
Чуть больше года спустя шах сидел в самолете, увозящем его в изгнание в Египет. Десятки тысяч иранцев вышли на улицы. Правительство шаха, гораздо более слабое, нежели президент Картер и правительство США предполагали, рухнуло в одночасье. А на его месте возник режим радикальных исламистов во главе с аятоллой Хомейни. За последовавшие тридцать лет ни одна страна в мире не поддержала больше террористических атак.
Не использованное с пользой время предупреждения о чем-либо – потраченное зря время. Это как взлетно-посадочная полоса за спиной пилота.
– Генерал Ли Батлер —
Многие вспоминают неудачу с поиском оружия массового поражения в Ираке, как будто ошибок в разведке такого масштаба никогда не бывало прежде. Фактически же никто в разведсообществе не предвидел падение Ирана. За несколько месяцев до революции аналитик ЦРУ, читающий иранские газеты или задающий вопросы тысячам демонстрантов против шаха или слушающий аудиозаписи аятоллы Хомейни (он тогда все еще находился в изгнании во Франции), не мог бы найти даже намек на то, что все идет не так хорошо для ближайшего союзника Америки[17]. Однако ЦРУ собирало большую часть своей разведывательной информации через силы секретной полиции шаха, министерства госбезопасности Ирана и имело искаженное представление относительно признаков нависшей революции в Иране. За полгода до этих драматических событий ЦРУ пришло к выводу о том, что в Иране «отсутствует революционная и даже предреволюционная ситуация». Администрация Картера да и большая часть мира оказались застигнутыми врасплох.
Никто никогда не замечает удачный камуфляж.
От Перл-Харбора до событий 11 сентября существовала тенденция рассматривать неожиданности как грубый промах или результат непрофессионализма. И несмотря на то, что оба эти нападения были примерами колоссальных промахов разведки, они были чем-то гораздо большим, чем просто промахами. Они были «недоработкой воображения». Доктор Томас Шеллинг объяснил, как и почему происходят неожиданные нападения, в своем предисловии к исследованию Роберты Уолстеттер[18] о нападении на Перл-Харбор. Его короткое эссе – ярчайший образчик великолепной прозы, какую мне приходилось читать по данной теме.
Как подчеркивает Шеллинг, сюрпризы гораздо чаще есть результат деятельности бюрократических машин, обрабатывающих такое количество информации, которой гораздо больше, чем следовало бы. В обоих случаях звучали сигналы предупреждения и некие подтверждающие признаки, которые были либо пропущены, либо на них не обратили должного внимания: расшифрованный радиоперехват приказа адмирала Ямамото о нападении на Гавайи и наблюдения за самолетами, совершавшими тренировочные запуски торпед в японских портах, пугающе напоминающие запуски по настоящим целям; фетва[19], выданная Усамой бен Ладеном против Соединенных Штатов, как и провалившаяся «Операция Божинка» Халида Шейха Мохаммеда – его замысел взорвать в конце 1990-х годов десятки авиалайнеров с четырьмя тысячами людей на борту над Тихим океаном. Все эти признаки были проигнорированы или по крайней мере минимизированы. И все это при большом количестве так называемого постороннего шума – нескольких тысяч таких же тревожных разведсообщений относительно различных угроз Соединенным Штатам и нашим интересам.
Проникая во множество секретов, мы перестаем верить в непознаваемое. Но оно как раз там и сидит, тихонько облизывая свою пасть.
– Г. Л. Менкен —
Никто не спал на коммутаторах ни в том ни в другом случае. Сотни опытных сотрудников разведки и политических деятелей были озабочены угрозами, которые представляла собой императорская Япония, а позднее – «Аль-Каида». Они ожидали, что и та, и другая, по всей вероятности, попытаются рано или поздно напасть. Однако вышло так, что их ожидания были ошибочными. В случае событий 11 сентября специалисты из разведки предполагали, что «Аль-Каида» ударит по посольствам США за рубежом, как она это сделала в 1998 году, или атакует наши суда в каком-нибудь порту, как было в 2000 году. Идея террористов использовать «консервный нож», превратить самолет в управляемую ракету, не принадлежит к разряду совсем уж невыполнимых. Она была просто-напросто «неизвестна», если использовать описание Шеллингом нападения на Перл-Харбор. «Непредвиденное обстоятельство, которое мы не рассматривали серьезно, выглядит странно; то, что выглядит странным, расценивается как невозможное, то, что невозможно, не подлежит серьезному рассмотрению», – писал он[20].
Когда срабатывает фактор внезапности, например, экономика впадает в непредвиденную рецессию или происходит конфликт как гром среди ясного неба, естественной реакцией выглядит вопрос, кто совершил такую «очевидную» ошибку. Гораздо легче поверить, что наши руководители некомпетентны, чем признать менее приятную реальность, что мы живем в мире, в котором неопределенность и неожиданность являются нормой, а не исключением. К сожалению, даже самые умные среди нас не в состоянии предвидеть и предотвратить любой вероятный неприятный сюрприз. И даже лучшим образом спонсированные и имеющие самые квалифицированные кадры разведывательные службы не в состоянии предвидеть неизвестные неизвестности. Что ни говори, но, как Дин Раск, государственный секретарь при президентах Кеннеди и Джонсоне, выразился, «только треть людей в мире спит в какой-то конкретный момент, а две трети готовы к чему-нибудь».
Удивлять должно только одно: то, что мы продолжаем удивляться.
Один из вариантов реакции на нечто похожее на неизвестные неизвестности: обрать широкий круг людей вместе и коллективно обсудить масштабы возможного. При наличии самого факта происходящих время от времени неожиданностей стоит рассмотреть, чего нам не хватает в каждый конкретный момент принятия решения. Очень полезно с точки зрения работы мозгов провести тщательный анализ возможных вариантов ситуации с позиции «что, если».
Что нас могло бы ждать к завтрашнему утру, чего мы не смогли предусмотреть? Какие существуют опасности, на которые мы обратили все внимание, но которые представляются вероятными только потому, что они кажутся нам знакомыми? Как следовало бы нам расширить воображение, чтобы пробраться сквозь «скудость своих расчетов» и понять, что позволило неожиданным нападениям типа Перл-Харбора и 11 сентября оказаться на удивление такими ошеломительно успешными? Как же нам получше приготовиться к «неизвестным неизвестностям» или додуматься до их сути?
Путем рассмотрения всех вероятностей, даже если они представляются маловероятными, можно повлиять на вашу немедленную реакцию, если бы такая вероятность оказалась возможной. И эта первоначальная реакция – то, что вы делаете, как вы это сделали и сколько времени на это ушло, – поможет спасти жизни во время войны или большие деньги акционеров, если речь идет о бизнесе.
Ежегодно правительство США тратит миллиарды долларов, стремясь минимизировать неожиданности. Как сообщалось в одном докладе, в общей сложности 271 правительственная организация и 1931 частная компания – с аппаратом в 854 тысячи человек, имеющих допуск к проблемам безопасности, – работают в той или иной степени в сфере разведки[21]. Для начала есть ЦРУ (Центральное разведывательное управление), РУМО (Разведывательное управление министерства обороны), РУ ВМС (Разведывательное управление ВМС), ФБР (Федеральное бюро расследований), УРИ (Управление разведки и исследований Государственного департамента), АНБ (Агентство национальной безопасности) и ряд других управлений и отделений с большим количеством аббревиатур.
Корпорации тоже тратят миллионы долларов, чтобы застраховать себя от рисков неожиданностей, вкладывая средства во фьючерсные сделки с нефтью, чтобы не допустить скачка цен, или, к примеру, в иностранные валюты, чтобы избежать неожиданного падения экономики какой-то страны. Делом руководителя является задача сломать шаблоны закостенелого бюрократического образа мышления. Для достижения полной уверенности бюрократической машине необходима своя доктрина, технологии и методика действий. Все это весьма важно для эффективного руководства работой в крупных организациях. В то же самое время стремление свести любое решение к установленной предписаниями формуле или к железному закону может привести к концентрации внимания на известном, что совершенно не исключает проявления неожиданности, – в противном же случае это приведет к неэффективному реагированию, если неожиданность все же происходит.
Эта война не похожа на предыдущую, и она не будет похожа на следующую. Эта война как эта война.
Адмирал Вернон Кларк, начальник главного штаба ВМС США
Благодушное отношение к имеющемуся плану или дорожной карте может иметь неожиданные и неприятные последствия. Доктрины и правила устаревают. Линия Мажино была объявлена французскими генералами и инженерами как непроходимая оборонительная полоса. Подземные железнодорожные пути, залы столовых, даже кондиционирование воздуха – все это было отличительными чертами скачка вперед в области военных инноваций. Сторонники этой точки зрения считали, что она не даст возможности немцам вновь вторгнуться во Францию, как это было в Первую мировую войну. Они были убеждены, что немобильные, оборонительные бои прошлой войны сохранятся и при ведении последующих войн в будущем.
Ошибка французов состояла в том, что у немецких штабистов не было намерения вести боевые действия через линию Мажино. В 1940 году, когда танки вермахта двинулись на запад, они сперва оккупировали Бельгию и Нидерланды, а уж потом пошли на юг во Францию, обойдя по флангам большую часть оборонительных сооружений Мажино, в то время как немецкая авиация пролетела над ними сверху. Блицкриг Гитлера превратил линию Мажино в устаревший объект. Французы, к своему несчастью, подготовились вести войну по устаревшим принципам.
Никогда не полагайте, что кто-то другой никогда не сделает того, что вы никогда не сделали бы.
Неожиданность зачастую приходит, когда одна сторона считает, что противник или конкурент размышляет так же, как эта сторона, и будет делать то, что скорее всего сделала бы эта сторона в аналогичной ситуации. В разведсообществе такой способ мышления называют «зеркальное отражение»[22]. Существуют обстоятельства, при которых рационализм, личный интерес, самосохранение не применимы к другим игрокам. Если бы это было так, то не существовали бы смертники. Иранские руководители, если бы мы ожидали от них поведения, аналогичного нашему, не угрожали бы уничтожением Израиля, рискуя тем самым жизнями сотен тысяч иранцев, которые могли бы погибнуть во время ответной атаки Израиля.
Самое совершенное сражение – то, которое не надо вести.
Сунь-цзы
Использование неожиданности как технического приема во время войны так старо, как стара легендарная книга Сунь-цзы «Искусство войны», написанная две с половиной тысячи лет назад. Заместитель министра иностранных дел Китая Дай Бинго в 2005 году подарил мне книгу на английском языке и оригинал на китайском языке. Книга лежала в деревянном ящичке, к которому прилагалась пара перчаток для работы с тонкими шелковыми страницами. Красной нитью в книге Сунь-цзы проходит тема философии соперничества, в основе которой лежит достижение победы без кровопролития, лишь с использованием преимуществ секретности и неожиданности так, чтобы противник был не в состоянии дать отпор. До сего дня задаюсь вопросом: подарок китайского высокопоставленного лица был предупреждением или советом – или и тем, и другим, вместе взятым?
Меньшей и слабейшей силе легче воспользоваться неожиданностью. По американскому опыту борьбы с партизанскими повстанцами и террористической сетью, будь то во Вьетнаме или Ираке, мы видели, что врага не лимитируют парламенты, его действиям не мешают громоздкие бюрократические машины или свободная пресса, в которых вопросы многократно прорабатываются перед окончательным их принятием. Они в состоянии с относительной легкостью нанести внезапный удар, будь то засада вдоль дороги или масштабное нападение на уровне атаки 11 сентября.
После попытки покушения на премьер-министра Маргарет Тэтчер в 1984 году Ирландская республиканская армия (ИРА) обратилась с леденящим кровь воззванием: «Нам и одного раза достаточно, чтобы повезло, а вам удача нужна всегда». У террористов есть преимущество во внезапности, и они часто используют это с большим разрушительным эффектом.
За исключением Войны за независимость США, в которой ополченцы и добровольцы стали партизанами, способными отлично маскироваться в окружающей среде, неизвестно ни одного случая использования Соединенными Штатами внезапности как военного приема. В борьбе же с «Аль-Каидой», однако, все пошло по-другому. В Афганистане талибы были застигнуты врасплох американским наступлением войск спецназа США и офицеров ЦРУ, нарушивших единый порядок войск афганского Северного альянса, против которых была применена точечная авиация. Одним из самых памятных моментов стала кавалерийская атака. Небольшие группы специальных служб использовали приемы противника, с которым они сражались, применяя партизанскую тактику для создания мощного эффекта.
В ходе подготовки к войне в Ираке в течение длительного времени предпринимались дипломатические усилия для того, чтобы избежать вторжения. Не было возможности применения стратегической внезапности – то есть внезапности на довольно высоком уровне, чтобы Саддам долго оставался в неведении относительно наших планов. Планировалось, что публичная дипломатия президента Буша и параллельное решение заняться постепенным наращиванием наших сил не будут секретом для Саддама в надежде, что этим усилиям удастся заставить его разрешить допуск инспекторов ООН к полигонам с оружием. И тем не менее главнокомандующий коалиционными войсками в Ираке генерал Томми Франкс сумел реализовать тактическую неожиданность тем, что держал генералов Саддама в неведении по поводу точного места, времени и способа вторжения. У США одна дивизия располагалась у берегов Турции, что, несомненно, заставляло иракцев думать, что войска коалиции войдут с севера и юга одновременно. Тактическая внезапность была достигнута еще и тем, что сухопутные действия начались немного ранее воздушного нападения. Саддам и его генералы рассчитывали, что эта война, как и война в Персидском заливе в 1991 году, начнется кампанией длящихся неделями бомбардировок до ввода сухопутных войск в Ирак. Молниеносное продвижение сухопутных сил США к Багдаду деморализовало иракские войска и привело к падению правительства Саддама в течение трех недель с начала боевой операции.
Во время длительной борьбы с сопротивлением в Ираке генерал Стэнли Маккристал и Объединенное командование по проведению специальных операций (ОКПСО) также эффективно использовали метод внезапности. Его цель состояла в том, чтобы ОКПСО было гибким и подвижным, во многом похожим на противника, за которым оно охотилось, – на «Аль-Каиду». С организационной точки зрения ОКПСО было весьма однородным, с минимумом бюрократической волокиты и бюрократических наслоений, которые раньше были необходимы для одобрения разных миссий. Вместо строгой иерархии, при которой информация шла вверх-вниз по командной цепочке, он создал сеть, через которую информация передавалась всем управлениям и воинским подразделениям. Зная, что разведывательные сведения, необходимые для того, чтобы выследить повстанцев, были «скоропортящимся материалом», они разрешали аналитикам из ЦРУ и АНБ работать совместно с экспертами из ОКПСО в едином центре обработки информации. Бюрократическая борьба за сферы влияния и место у руля, мешавшая агентствам обмениваться информацией, стала бы неприемлемой преградой к успеху. К 2006 году в Ираке не было других войск, которых бы так боялись, как людей из ОКПСО, десантировавшихся под покровом ночи для того, чтобы схватить или уничтожить агентов «Аль-Каиды».
Под командованием Маккристала эти принципы были доведены до совершенства и превращены в высокое искусство для спецназа, сочетающее в себе новейшие технологии и лучшие в мире по подготовке и вооружению войска. Используя скрытность, скорость и внезапность, ОКПСО, в которое входили диверсионно-разведывательные войска и десантно-диверсионные войска «зеленых беретов», команда ВВС по подготовке района десантирования, «морские котики», стало самым эффективно действующим воинским подразделением на земле. В Ираке силами ОКПСО были ликвидированы глава «Аль-Каиды» Абу Мусаба-аль-Заркави и десятки других старших командиров террористов, а в 2008 году «Аль-Каида» была практически разгромлена в этой стране.
По ночам отряды ОКПСО стягивались к месту укрытия террористов, арестовывали подозреваемых, усмиряли непокорных, собирали доказательства на месте акций – записные книжки, мобильные телефоны, компьютеры. Все это подлежало тщательному анализу в реальном времени экспертами-лингвистами. Создавались какие-то конфигурации: кто был на связи и с кем, по поводу чего, где находились их тайные места укрытия, какие веб-сайты они посещали в Интернете, какие адреса электронной почты использовали и т. п. В течение нескольких часов ОКПСО уже могло совершить следующий рейд, а разведка первой добывала нужную информацию. В связи с тем, что ОКПСО набралось опыта в проведении молниеносных рейдов, у противника возникали трудности с быстрым реагированием на них. До рассвета могло пройти еще две таких операции. В итоге «Аль-Каида» в Ираке была по большому счету уничтожена.
В деловом мире аналогичным образом неожиданные действия дают преимущество тем, что лишают конкурента возможности предпринять контрдействия. К примеру, известно, что Юго-Западные авиалинии держали в секрете свои планы относительно новых маршрутов вплоть до дней объявления о новом рейсе. Фактор внезапности может быть полезным в деле изучения рынка. Крупные маркетинговые компании обычно проводят масштабную единоразовую рекламную кампанию, вместо того чтобы осуществлять какие-то многочисленные, растянутые по времени, но мелкие акции, так, чтобы товар или услуга были доступны на рынке до того, как конкуренты могут сбить их цену.
Возможность утечки все больше возрастает по мере ознакомления с секретным документом еще одного человека.
Бывший директор ЦРУ Ричард Хелмс
На национальном уровне, особенно в демократических странах, значительно труднее действовать внезапно. Неожиданность строится на секретности, а секреты трудно хранить в век кибератак, «Викиликса» и свободной прессы, которая самостоятельно решает, что следует, а что не следует предавать гласности.
Одним из наиболее известных случаев успешного применения политическим руководителем внезапности и секретности в свою пользу был случай, использованный президентом Никсоном. В 1970 году, незадолго до моей поездки в Европу на консультации с нашими союзниками по вопросу незаконной перевозки наркотиков, президент попросил, чтобы я переговорил с ним с глазу на глаз. Он сказал мне, что если возникнет такая возможность, он хотел бы через меня передать сообщение румынскому премьер-министру о том, что президент Соединенных Штатов Америки хотел бы вступить в контакт с китайским официальным лицом. Он сказал, что контакт мог бы быть осуществлен через военного атташе в Париже, генерал-майора Вернона «Дика» Уолтерса.
В результате, хотя я не участвовал в секретных переговорах, мне слегка намекнули на то, что должно было совершиться. Любопытно, что человеком, которого не посвятили в планы президента, был тогдашний госсекретарь Билл Роджерс. Президент Никсон, должно быть, стоял перед дилеммой: его беспокоило, что дипломаты в госдепартаменте могли бы принять в штыки саму идею президентской инициативы, в которую они сами не были непосредственно вовлечены, и он думал, что они могли бы чинить помехи. Очевидно, президент считал, что они не смогли бы сдержаться, чтобы не выболтать китайский план прессе и дать, таким образом, возможность оппозиции справа сплотиться против Никсона, а также позволить Советам вмешаться.
Хотя Никсон любил и уважал Билла Роджерса, который вместе с ним работал в администрации Эйзенхауэра в качестве министра юстиции, очевидно, он пришел к выводу, что если бы в Госдепартаменте узнали, что Роджерс не поделился с ними такой важной информацией, его авторитет как руководителя ведомства был бы подорван. Однако все вышло совсем по-иному. Оказавшись вне цепочки в реализации самой важной дипломатической инициативы администрации Никсона, самый главный дипломат страны, как казалось тогда, потерял-де доверие президента. Вскоре после этого Роджерс покинул свой пост. Несмотря на такие трудные кульбиты, Никсон совершил исторически неожиданный акт, которым он обхитрил Советы и поразил весь мир, а также некоторых своих критиков в средствах массовой информации. Историческое открытие Китая в 1972 году было завершено до того, как могла успеть выкристаллизоваться внутренняя и международная оппозиция.
Когда вы попадаете в переплет, проведите отвлекающий маневр.
Альф Лэндон
Однажды, будучи руководителем аппарата Белого дома при Джеральде Форде, я находился у себя в кабинете в западном крыле, когда секретарь сообщила по внутреннему телефону о том, что некий человек по имени Альф Лэндон хочет говорить со мной.
«Это тот самый Альф Лэндон?» – спросил я.
Моей секретарше тогда было около 25 лет, поэтому неудивительно, что она спросила: «А кто такой Альф Лэндон?»
Я объяснил, что он был губернатором Канзаса и баллотировался в президенты против Франклина Д. Рузвельта в далеком 1936 году. Лэндон, республиканец, когда-то был крупной фигурой в американской политике.
Я взял трубку и приветствовал его по телефону. «Губернатор, это Дон Рамсфелд. Вы хотите поговорить с президентом Фордом?»
«Нет, – ответил он. – Я хочу поговорить с вами».
Мы приближались к жарким первичным выборам, в которых президент Форд противостоял главному своему конкуренту губернатору Калифорнии Рональду Рейгану. Лэндон, несомненно, отслеживал борьбу за выдвижение кандидата. «Джерри оказался в затруднительном положении из-за вопроса о Панамском канале», – сказал он. Лэндон имел в виду нападки губернатора Рейгана на президента Форда за согласие подписать договор, в соответствии с которым контроль над каналом передавался панамскому правительству. Рейган произнес известную тираду, выражающую протест против этого плана: «Мы его построили! Мы за него заплатили! Он наш, и мы намерены сохранить его за собой!»
И потом Лэндон сказал мне: «Знаете, что Тедди Рузвельт, бывало, говорил?»
«Ну, я знаю кое-что, что он говорил, – ответил я, – но что вы имеете в виду?»
Лэндон ответил: «Тедди обычно говорил: когда вы чем-то связаны, поменяйте курс. Именно это и нужно сделать Джерри. Скажите Джерри, что он оказался в затруднении, поэтому ему нужно сменить направление. Пусть займется Фиделем Кастро на Кубе».
Я понял это как его предложение Форду осудить Кастро и поставить во главу угла своей кампании за выдвижение в кандидаты преступления коммунистического режима. К совету губернатора в тот раз не прислушались, но он высказал весьма важную концепцию. Порой неожиданность может быть использована в чью-то пользу для того, чтобы сменить тему разговора и изменить курс. Избиратели не ожидали от деликатного Форда, чья администрация проводила политику разрядки с Советским Союзом, начала риторической атаки на Фиделя Кастро. Другими словами, чем просто ждать, когда тебя вышвырнут своими действиями другие, полезно предпринять собственные шаги и встряхнуть этих людей самому.
Глава седьмая. Поведение в случае кризиса
В свои 48 лет Чарльз Перси был миллионером, который сам себя сделал. Он начинал жизнь в бедности, а стал успешным бизнесменом и общественным деятелем, чему способствовали его большое трудолюбие и смекалка. У него был глубокий, почти идеальный для политика голос. Бывший президент Эйзенхауэр убеждал его занять какой-нибудь государственный пост и предсказывал, что когда-нибудь он может быть избран президентом.
В 1966 году Перси стал соперником Пола Дугласа, демократа, долгое время занимавшего место в сенате США от штата Иллинойс. Когда-то Перси был студентом Дугласа в Чикагском университете. Противоборство между студентом и профессором было очень упорным. Опросы показывали совсем небольшой разрыв. И вдруг за полгода до дня выборов происходит нечто ужасное.
Ранним утром 18 сентября 1966 года дочь Перси Валери Джинн была зарезана насмерть в своей спальне неизвестным убийцей. Ее мачеха Лоррейн Перси, услышавшая какой-то шум, столкнулась со злоумышленником в доме. И она первой обнаружила тело Валери. Молодой девушке был 21 год. До сего времени ее убийство остается нераскрытым.
Я был дома в пригороде Чикаго, когда произошло убийство. Рано утром в тот день мои родители приехали к нам домой, разбудили нас и рассказали об этой ужасной новости. К тому времени об этой истории сообщили уже по радио и телевидению по всей стране.
Я был конгрессменом, мое избрание состоялось при содействии Перси. Чак Перси был президентом корпорации «Бэлл и Хауэлл», одним из известных бизнесменов, которые рекомендовали меня и помогали мне четырьмя годами ранее в моей начальной гонке за место в конгрессе, и я высоко ценил его дружеское расположение. У нас было не так много общего. У него был успешный бизнес. А я в то время не играл руководящей роли в деловом мире. Он был богат; я нет. Но поскольку он баллотировался в сенат, а я боролся за переизбрание в палату представителей, мы вели совместную кампанию и надеялись, что будем скоро работать вместе в конгрессе.
Новость об убийстве его дочери все разрушила. Мы это восприняли очень болезненно, потому что нашу дочку также звали Валери Джинн. В голове не укладывалось, как могут родители пережить такой ужас – потерять ребенка и таким жестоким способом. Внутренний голос сразу же подсказал, что мне надо одеться и поехать домой к Перси на озеро Мичиган, чтобы поинтересоваться, нужна ли моя помощь.
Я оказался в центре ужасных событий. Семья Перси была в глубоком шоке, стараясь по возможности справиться с этим страшным событием. Преданный последователь учения «Христианская наука», Чак находился в комнате на втором этаже вместе со своим духовным наставником. Дом уже кишел следователями и полицейскими разного уровня и разных организаций, включая ФБР. Толпа журналистов столпилась перед резиденцией Перси. Постоянно звонил телефон. Я вошел и остался в доме Перси на несколько дней, оказывая помощь следователям в их работе, давая ответы на вопросы прессы и стараясь быть барьером между находящейся в трауре семьей и внешним миром.
Перси спешно свернул свою кампанию и покинул с семьей Иллинойс, чтобы нести свой траур, не будучи в центре внимания СМИ. Когда Чак вернулся в Иллинойс, он объявил, что продолжит бороться за кресло сенатора и доведет свою предвыборную кампанию, в которой его дочь Валери принимала участие как волонтер. Перси выиграл гонку в ноябре того года и оставался членом сената Соединенных Штатов в течение 18 лет.
Убийство Валери Перси во всех отношениях носило те черты, которые мы имеем в виду, когда говорим слово кризис. Оно было неожиданным. Оно было внезапным. Оно было ужасным. И оно полностью изменило складывавшиеся на тот момент обстоятельства. Чак Перси оказался перед сложным выбором между желанием работать и бороться с жестокой душевной травмой из-за потери ребенка и необходимостью решать насущные проблемы страдающей от горя семьи.
Его политический оппонент сенатор Дуглас должен был по-новому оценить свою линию поведения с учетом печальной трагедии, продолжая осторожно отмечать отличия между ним и человеком, который стремится занять его место. Перси вел кампанию в условиях, для которых было характерно давление местных СМИ. К тому же он оказался в центре внимания зарубежных СМИ, при том, что шла борьба за поддержку жителей Иллинойса. Местные, окружные следователи, эксперты на уровне штата и на федеральном уровне должны были стараться не влезать в дела друг друга, проводя свои тщательные расследования при растущем опасении, что им не удастся раскрыть это убийство, повергшее в шок всю страну. Журналистам нужно было отсеивать факты от выдумки и решать, как информировать публику, не скатываясь до сенсаций.
Моя роль во всем этом была второстепенной, но незабываемой. Не было такого указателя или дорожной карты, которые объяснили бы, как себя вести и что нам следовало бы делать. Мы все старались что-то предпринять, чтобы наилучшим образом справиться с навалившейся неожиданностью, неспокойной и трагической ситуацией.
По прошествии многих десятков лет мне довелось наблюдать реакцию многих разных руководителей на разнообразные формы кризиса с различной степенью успеха. В октябре 1962 года страшная угроза кубинского ракетного кризиса и вероятность ядерной войны нависла над нашей страной и надо мной, ведущим тогда свою первую кампанию за кресло в конгрессе против местного демократа, которым по совпадению оказался человек по имени тоже Джон Кеннеди.
В 1974 году я как посол США при НАТО вынужден был активно участвовать в посреднической миссии между двумя членами нашего союза, Грецией и Турцией, готовыми начать войну друг с другом из-за острова Кипр. На следующий год вместе с президентом Фордом я был в Овальном кабинете, когда Сайгон пал в последний день войны во Вьетнаме. А потом уже в качестве министра обороны при президенте Джордже У. Буше я оказался вовлеченным в массу разных кризисных ситуаций: то спасал сбитый американский самолет радиотехнической разведки ЕР-3 и его команду, захваченную китайскими военными, то решал вопросы, связанные со скандалом в тюрьме Абу-Грейб либо с нападением 11 сентября, когда я почувствовал волну от мощного взрыва в Пентагоне на другой стороне здания.
Дорога, по которой вы не идете, всегда лучше.
Член палаты представителей Дункан Хантер-старший, республиканец от штата Калифорния
Представляется, что как ни одна война не схожа с другой, так и ни один кризис не похож на другой. Разоблачения по поводу сексуальных домогательств, касающиеся одного из сотрудников клуба футбольной команды университета штата Пенсильвания, совершенно отличаются от, скажем, проблемы с распространением нефтяного пятна в результате действий компании «Бритиш Петролеум», которая, в свою очередь, разительно отличается от финансового скандала в одной из местных церквей. В каждом отдельном случае человек должен реагировать на быстро возникающие и неожиданные события. Руководство поступает таким образом, что признает данную реальность и использует Богом данные таланты для принятия решений, которые частично, несмотря на благие намерения, могут оказаться несовершенными и даже неправильными.
В 1962 году еще до избрания президентом Ричард Никсон опубликовал книгу под названием «Шесть кризисов». В ней он обсуждал способы, при помощи которых он справился с шестью сложными и неоднозначными ситуациями, начиная с дела американского советского шпиона Олджера Хисса и кончая обвинениями в финансовых злоупотреблениях, приведших к его выступлению по национальному телевидению, получившему название «Шашки» («Чекерс»). Книга знакомила читателя с тем, как он разбирался по существу вопроса с этими кризисами, и представляла его как умеющего решать проблемы человека, который мог эффективно разруливать сложнейшие ситуации. Во многих случаях Никсон был именно таким человеком. Но тем не менее его урегулирование уотергейтского скандала несколькими годами позднее в его пособии по урегулированию кризисов могло бы быть только примером того, как не следовало бы поступать.
Итак, какие знания может человек передать по вопросам урегулирования кризисов? Боюсь, что не так уж и много. То, что имеет какой-то смысл в одной ситуации, может оказаться не самым лучшим вариантом в другой. Не так много кризисов имеют очевидные решения. И ни одно вытекающее из кризиса решение, как представляется, не может избежать критики или какого-то сомнения в отношении правильности его принятия. Как бы то ни было, есть несколько правил, которые, как показывает опыт, заслуживают внимательного рассмотрения.
Доверяйте своим инстинктам. Успех зависит, по крайней мере частично, от способности его «пережить».
Возможно, самая большая ошибка, которую может совершить человек, заключается в том, что он попадает в ловушку представления о том, что где-то там, в другом месте существует идеальное решение любого кризиса. Когда Джеральд Форд стал президентом после беспрецедентной отставки Ричарда Никсона, лишь немногие, кажется, советовали ему сразу же исправить ситуацию и амнистировать своего опозоренного предшественника. Но Форд лучше всех понимал, что Никсон сильно настрадался из-за уотергейтского скандала, и то же самое было со всей страной. Он был убежден, что стране совершенно не нужен затяжной «процесс века» с президентом на скамье подсудимых. Даже самые ярые критики Форда признают сейчас, что он принял правильное решение.
Сейчас, спустя годы после того как самолет рейса «77» врезался в Пентагон, я думаю, мог ли я моментально разработать идеальный долгосрочный план ответных мер? Вряд ли. В реальной жизни все не совсем так, как хотелось бы. Буквально в считанные минуты после потрясшего здание взрыва я не сел и не стал готовить план проведения операции с детальной проработкой шагов, которые следовало бы предпринять. Вместо этого, чисто инстинктивно, пришел в движение, вначале стал искать объяснения тому, что произошло…затем пошел посмотреть, есть ли раненые, которым требуется помощь…и только потом стал думать через призму тех дел, которые надо было запланировать для предотвращения повторения нападения.
Требовалось дать рекомендации президенту и передать ему ту немногую информацию, которой мы владели, обобщить самые последние разведсообщения и встретиться с военным руководством для решения наших последующих шагов. Ни у кого из нас не было достаточно времени, чтобы все тщательно проработать. Мы должны были довериться нашим инстинктам.
Разумеется, порой дать волю инстинктам – значит плохо кончить. Когда Ричард Никсон проиграл борьбу за пост губернатора Калифорнии в 1962 году, два года спустя после того, как Джон Ф. Кеннеди с минимальным перевесом отнял у него пост президента, он признал поражение горькой и грубоватой фразой. Он тогда сказал известные слова собравшимся журналистам: «У вас больше не будет Никсона, которого можно было поносить вдоль и поперек, потому что, господа, это моя последняя пресс-конференция». Для Никсона, полагавшего, что он кончился как политик, это был личный кризис. Вполне понятно, что он чувствовал свое падение и стал явной жертвой враждебной прессы, но его высказывания выглядели злыми и раздражительными. Не было смысла что-нибудь предпринимать, чтобы вновь вернуться в политику. Его слова как бы прилипли к нему и портили его взаимоотношения с прессой на протяжении многих лет.
После падения Саддама Хусейна в 2003 году и грабежей в Багдаде я выдал фразу: «Всякой дряни хватает!» Я имел в виду этим напомнить прессе, что мародерство и беспорядки случаются во время всяких крупных передряг – подчас даже в нашей собственной стране. Однако мое замечание было расценено как признак безразличия к тому, что происходило в Багдаде. Было создано неточное и заслуживающее сожаления впечатление, которое не покидало меня еще много времени спустя.
Не старайтесь, подобно молодому пилоту, «держать под контролем все». По возможности абстрагируйтесь от события, чтобы быть в состоянии наблюдать за его ходом и вносить коррективы.
В последние годы известное изречение британцев времен Второй мировой войны – «Оставайся спокойным и продолжай в том же духе» – вновь просочилось в современную массовую культуру, да до такой степени, что превратилось практически в некое клише. Но в нем есть своя мудрость. Все, что происходит во время кризиса, находится под наблюдением со стороны других – то ли это член вашей семьи, то ли коллега по работе или группа из нескольких человек, например, сотрудников организации или владельцев акций той или иной корпорации, то ли это американцы или же люди на другом конце планеты. В силу этого высказывания руководителя должны быть точно выверены.
Когда происходит нечто, полностью выходящее за пределы нормального, последнее, что должен был бы сделать любой руководитель, так это паниковать или, что может быть ближе к истине, проявить нечто похожее на панику. Мало того что это не помогает в деле принятия решений, так еще снижает доверие со стороны тех, кто смотрит на вас в расчете на поддержку и с ощущением, что будет найден путь для продвижения вперед.
Вскоре после того как стреляли в Рональда Рейгана в марте 1981 года, государственный секретарь Александр Хэйг сообщил аккредитованным при Белом доме корреспондентам и соответственно всей стране: «У меня здесь все под контролем». Хэйг пытался убедить нацию в том, что, несмотря даже на нетрудоспособность президента, страна находится в работоспособных руках. К сожалению, его замечание произвело противоположное по смыслу впечатление. Коль скоро он не был вице-президентом, но его помнили как отставного генерала, его комментарий получил несколько угрожающее звучание.
Вспоминая вновь об 11 сентября, я не могу припомнить, что ощущал какую-то панику – или видел ее в глазах других людей. Когда Пентагон задрожал от мощного взрыва, возымел силу совершенно иной инстинкт – чувство концентрации внимания. Понимание того, что есть дело, которое надо делать, и что есть великое множество людей – президент Соединенных Штатов самый главный из них, – которые будут смотреть на нас и ждать указаний в свете этой ужасной трагедии. Многие в Пентагоне в тот день устремились навстречу проблеме, а не от нее. Они побежали в горящую часть здания, чтобы спасать раненых. Президент тоже продемонстрировал замечательное самообладание. Всего через несколько часов после нападения президент сказал: «Дон, мы скоро приедем к тебе».
Я спокоен за наше общество, потому что когда 19 человек взорвали два здания и убили тысячи, на помощь пострадавшим бросились сотни. Я помню об этом соотношении каждый [непечатное пропущено] день.
– Джон Стюарт —
Когда я прибыл в национальный командный центр Пентагона для краткого доклада и выработки нашей позиции, дым шел в помещение через вентиляционную систему. Через несколько часов нам стало трудно дышать. Меня попросили перелететь в резервный командный центр. Мы уже эвакуировали сотрудников Пентагона, без которых можно было обойтись, но мне казалось важным самому оставаться на месте, чтобы показать, что штаб-квартира самой мощной в мире армии продолжает функционировать и что мы не прекратили работу из-за горстки террористов.
Во время еще одного кризиса – урагана «Катрина» – администрация Буша недооценила, насколько внимательно будут разбираться все шаги президента, предпринятые после трагедии 2005 года. Вначале его критиковали за то, что он вернулся в Вашингтон со своего ранчо в Техасе не сразу же после начала урагана, а только через два дня после того, как он обрушился на побережье. Потом еще хуже – за то, что он низко пролетел над пострадавшим Новым Орлеаном на пути в Вашингтон, но не приземлился поблизости, что произвело впечатление оторванности от народа. Президент и его команда очень хорошо понимали, что где бы они ни приземлились в Луизиане, его присутствие отвлекло бы какие-то ресурсы от тех усилий, в которых остро нуждались пострадавшие. Тем не менее имидж президента, сидящего в комфортабельном самолете и рассматривающего с высоты через иллюминатор «Борта номер один» разрушения внизу, стал неудачным символом, который его критики очень подробно и эффективно использовали.
Именно в трудностях проявляется суть человека.
Эпиктет
Какова бы ни была кризисная ситуация, важно, чтобы все люди сверху донизу по цепочке владели информацией о происходящем и были готовы подключиться, если случится еще что-нибудь неожиданное.
В течение 1980-х и 1990-х годов я работал в бизнесе. Я принимал активное участие в так называемой программе спасения правительства. Программа предназначалась для обеспечения сохранения работоспособного правительства США на случай крупных катастроф – в частности, атомной войны. Почти ежегодно мне звонили и просили передать доклад в некое секретное место. Те, кого это касалось, на несколько дней оказывались отрезанными от внешнего мира, мы тем временем отрабатывали разного рода сценарии возможных кризисных ситуаций.
Учения и конкретные события, естественно, две большие разницы. Одно дело участвовать в имитации нападения на Америку. И совсем другое дело переживать все это наяву, когда вам поступает противоречивая информация, когда слышишь тревогу в голосах людей, а реальность такова, что могут быть убитые или умирающие среди ваших коллег.
Утром 11 сентября впервые в истории США план спасения правительства был приведен в действие. Президента на борту президентского лайнера отправили в безопасное место, на одну из баз ВВС. Вице-президента Чейни поместили в подземный бункер, расположенный глубоко под Белым домом. Хотя я решил никуда не двигаться с места, план министерства обороны США советовал мне вылететь на борту вертолета в отдаленное безопасное место. Вместо этого я приказал заместителю министра обороны Полу Вулфовицу отправиться в это место и обеспечить бесперебойное командование. Он не очень был этому рад, но хорошо понимал свои обязанности.
Не каждый бизнес, конечно, сталкивается с необходимостью поддержания бесперебойности работы на таком уровне. Как бы то ни было, все же стоит продумать вопрос о том, кто будет нести ответственность в случае, если руководитель окажется недееспособным. Этот главный руководитель может оказаться не в состоянии выполнять свои обязанности, или главные члены высшего исполнительного руководства могут неожиданно покинуть компанию. Возможен скандал, затрагивающий финансового директора компании. С этой целью, если нет иных указаний, разумно поставить на ключевые посты их заместителей – тех, кто может выйти вперед и занять место начальника.
Первые сообщения зачастую неверны.
В периоды кризисов возникновение противоречивых сообщений вполне естественно. Поэтому руководителям следует научиться воспринимать поступающую информацию с осторожностью. А подчас даже с очень большой осторожностью. На то, чтобы выявить истинное положение дел, требуется время, несмотря на то что соблазн поспешить с принятием решения весьма велик.
Во время нашей эвакуации из Сайгона в 1975 году государственный секретарь Генри Киссинджер официально объявил, что все американцы были выведены из Вьетнама. Услышав это сообщение, министр обороны Джим Шлезингер быстро проинформировал Белый дом о том, что, хотя все войска были вывезены, морские пехотинцы, охранявшие территорию посольства, оставались на месте. Киссинджеру не понравилось, что сказанное им прессе оказалось не совсем точным. Все, кто находился в Овальном кабинете с президентом Фордом, решали, как поступить. Можно было оставить без изменений неточную информацию в расчете и надежде на то, что в самое ближайшее время морские пехотинцы благополучно покинут Вьетнам. Или же нам придется в такой уже сам по себе сложный и полный противоречий день вносить дополнительную поправку.
В большинстве случаев при возникновении проблем 80 процентов того, что надо бы знать, узнается сравнительно быстро, а вот оставшиеся 20 процентов усваиваются всю последующую жизнь.
Как руководитель аппарата Белого дома я считал, что нам следует исправлять ошибки. «Для этой войны было характерно много лжи и отклонений от нормы, – сказал я президенту Форду, – поэтому совершенно неправильно заканчивать войну еще одной ложью»[23]. Форд был согласен и направил своего пресс-секретаря Рона Нессена к журналистам, чтобы можно было опубликовать соответствующую поправку.
В течение нескольких часов сразу после налетов 11 сентября члены Совета национальной безопасности, другие гражданские лица и военные советники должны были как-то поправить массу неточных сообщений, сделанных ранее. Среди них циркулировала, например, информация о том, что американские военные сбили один самолет. Были сообщения о том, что бомбовому удару подвергся Государственный департамент. Сообщалось также, что самолет, следовавший по маршруту Корея – Соединенные Штаты, был якобы угнан. Ряд ведущих новостных программ спекулировали в эфире о некоей связи между этими налетами и Саддамом Хусейном. Все эти сообщения оказались «липой». Как бы то ни было, президент Буш и его команда вынуждены были продолжать предпринимать определенные шаги в стремлении защитить страну, но не пытались заниматься проверкой каждого новостного бюллетеня на точность его сообщений. Если вы ждете получения самой полной и наиболее исчерпывающей картины, в конце концов вы можете слишком запоздать с вашей реакцией.
Хорошо отрепетированный спектакль никогда не провалится.
Ураган «Катрина», принесший опустошение примерно через 10 месяцев после начала второго срока президентства Буша, наложил отпечаток на все три последующих года его пребывания у власти. Судя по сообщениям прессы, реакция на уровне федерального правительства, правительства штата и на уровне местных властей давала повод говорить о некомпетентности, бюрократических промахах, нерасторопном руководстве и безразличии к бедственному положению национальных меньшинств. Реальность состояла в том, что президент и его администрация мобилизовали больше ресурсов и прореагировали на катастрофу оперативнее, чем в любом другом подобном случае за всю американскую историю. На этот раз было привлечено 46 тысяч солдат Национальной гвардии и 22 тысячи военнослужащих регулярной армии, более 85 миллиардов долларов в виде гуманитарной помощи и помощи на восстановление. Но все эти факты не смогли компенсировать те разрушения и колоссальную несостоятельность на местном уровне и на уровне штата Луизиана.
Другой реальностью в реакции на «Катрину» стал тот факт, что ведомство, уполномоченное нести ответственность за урегулирование крупных бедствий и катастроф, – министерство национальной безопасности (МНБ), частью которого является Агентство по чрезвычайным ситуациям, – не было готово справиться с бедствием такого масштаба. МНБ было создано весьма поспешно всего через несколько недель после 11 сентября, под давлением конгресса, пожелавшего выйти как можно скорее с какой-нибудь законодательной инициативой. «Катрина» стала первым испытанием для МНБ в плане его готовности и способности решать такие дела. Ему не хватило ни того ни другого. Облеченное только одной властью – давать добро на контракты и выделять деньги, – новоиспеченное ведомство оказалось не в состоянии справиться с кризисом такого масштаба и такой серьезности.
Удача – это когда готовность и возможность совпадают.
– Сенека —
Лучшим способом урегулирования кризиса является подготовленность к нему еще до того, как он разразится. Вскоре после 11 сентября я пытался получить одобрение конгресса на создание должности помощника министра обороны по национальной безопасности, которой до этого не существовало. Это оказалось удачным решением, позволившим министерству обороны США получить возможность быстрого реагирования на любой крупный кризис в пределах наших границ – не только террористические атаки, но и крупные землетрясения, ураганы или другие катастрофические события, где требовалась срочная переброска военных сил.
Готовность на случай событий, которые не случались и, возможно, не произойдут никогда, – дорогостоящая вещь, но руководителю бизнеса и старшим руководящим лицам в компаниях важно потратить какое-то время на обдумывание потенциально возможных проблем, которые могут встретиться им, и на то, как им следовало бы реагировать на них.
Итак, возможно, нет ничего более ценного, чем опыт. Во время американского вторжения в Гренаду в 1983 году военные Соединенных Штатов испытали неприятное чувство унижения. Хотя продвижение шло успешно, отдельные подразделения вооруженных сил США оказались неспособными поддерживать связь друг с другом по мере своего продвижения в обретении контроля над островом. Каждая из служб закупила свое собственное оборудование, не продумав предварительно, смогут ли они взаимодействовать с другими службами. У ВМС были свои средства связи, в ВВС было что-то свое, а сухопутные войска имели совершенно отличные от первых средства коммуникации. В результате представители самой мощной армии в мире были вынуждены прибегать к общественным платным таксофонам. Через несколько лет были предприняты крупные усилия для осуществления оперативной совместимости и взаимосвязанности между армией, ВМС, ВВС и морской пехотой.
Этот урок в равной степени применим и к частному сектору. Очень полезно изучать опыт конкурентов, чтобы посмотреть, как они справляются или не справляются с различными кризисными ситуациями. Кто-то может подумать, например, что чиновники из «Бритиш Петролеум» изучали ошибки, совершенные во время выброса нефти из танкера «Эксон Вальдез»[24], с тем чтобы решать аналогичные ситуации технически более грамотно. Авиационные компании готовятся к тому, как вести себя на случай фатальной авиакатастрофы. Ошибки всегда возможны. Но самое меньшее, что мы можем сделать, так это совершить свои собственные ошибки, а не повторять старые.
Скорость убивает. Она создает возможности, сводит на нет варианты противника и даже может ускорить его крах.
Быстрые действия в кризисных ситуациях могут укрепить доверие со стороны тех, кто еще страдает от происходящих событий. Они могут также дать фору любому над его противником или конкурентом. Одним из наиболее впечатляющих примеров быстроты и умелых действий компании стал кризис, случившийся осенью 1982 года, когда семь человек умерли в Чикаго от отравления капсулами тайленола.
То, как среагировала компания «Джонсон и Джонсон» (ДиД), главный производитель тайленола, считается хрестоматийным случаем блестящего урегулирования кризиса даже 30 лет спустя. Компания быстро объявила об отзыве по всей стране тайленола, несмотря на то что ей это стоило нескольких миллионов долларов. Производство капсул тайленола было прекращено, снята вся реклама, было также предложено заменить все ранее приобретенные капсулы на новые безопасные и прошедшие тестирование таблетки. Затем компания разработала ставшие с тех пор стандартом контейнеры, защищающие безрецептурную продукцию от неправильного применения.
В случае со страхами вокруг тайленола скорость принятия решения оказалась очень важной. Руководители корпорации четко контролировали ситуацию и не допустили того, чтобы сложилось мнение о том, что вся продукция «Джонсон и Джонсон» может быть опасной и что компания не хочет или не может соответствующим образом справиться с проблемой. Благодаря принятым усилиям акционерный капитал компании «Джонсон и Джонсон» был восстановлен в течение года. Сегодня покупатели, приобретающие капсулы тайленола, мало думают, если вообще думают об этом инциденте, который мог бы напрочь подпортить или вообще уничтожить этот бренд.
В то же самое время скорость может представлять опасность во время кризиса. Слишком скорые действия могут привести к ошибочным решениям, особенно если действия предприняты до получения вами ключевой информации и принятия необходимого для того или иного случая плана действий. После атаки 11 сентября было оказано значительное давление на администрацию Буша, с тем чтобы она сделала что-то – хоть что-то – в ответ на гибель более трех тысяч человек. Вполне понятно, что президент Буш разделял это чувство и очень не хотел упустить время для выработки ответного действия. Но он не желал просто «толочь воду в ступе», как он сам выразился. Он понимал опасность спешки. Безрассудный ответный ход без внутренней проработки солидной стратегии мог бы успокоить нетерпеливые головы, но не стал бы средством, которое получило бы в долгосрочной перспективе поддержку народа. Потребовалось время для моделирования плана, выбора правильных целей и передислокации необходимых сил и возможностей в нужное место. Нам потребовалось содействие других стран, включая соседей Афганистана, которые с настороженностью отнеслись к поддержке возглавляемой США операции. Ведь именно во время кризисов проверяются лидерские способности в деле выбора темпов, равно как и характера конкретного ответного хода. Опасность слишком быстрой акции или, наоборот, замедленной реакции на события, так или иначе, может привести к серьезным проблемам.
Кризисная ситуация может завершиться тем, что начнется распространение неверной информации, равно как и информации, которая хотя и не является неточной, однако страдает отсутствием какого-то смысла, что может способствовать распространению панических настроений. Если на кону интересы общественности, поделитесь не очень существенной и несекретной информацией, которая у вас имеется, со средствами массовой информации и внешним миром. Скажите им, что вы знаете и, что тоже немаловажно, чего вы не знаете.
Предоставление информации прессе, конечно, имеет свои риски, особенно если позднее она окажется неверной. Даже в моменты кризиса СМИ и общественность не очень церемонятся или демонстрируют сочувствие к тем, кто даже с благими намерениями говорит фразы, которые впоследствии могут оказаться неправдой.
Но быстрый вброс информации может быть полезным в достижении вами ваших целей. Президент Кеннеди добился подавляющей поддержки своих действий во время кубинского ракетного кризиса в значительной степени благодаря своему послу в Организации Объединенных Наций Эдлаю Стивенсону II, который представил в Совете Безопасности убедительные доказательства наращивания советских ракет на этом острове. Годом ранее, когда Кеннеди наблюдал за провальной высадкой в заливе Свиней, преследовавшей цель свергнуть Кастро, президент вновь завоевал поддержку тем, что быстро признал, что она прошла неудачно, и взял на себя ответственность.
Один из более всего известных примеров быстрых решений произошел во время Войны за независимость, когда группа солдат, боровшихся за независимость против англичан, замышляла мятеж из-за отказа конгресса заплатить им их жалованье. Будучи командиром этих солдат, Джордж Вашингтон постоянно требовал от конгресса больше средств для своих людей, но не добился успеха. Предупрежденный о вероятности возникновения кризиса в армии, Вашингтон посчитал себя виновным в драматическом развитии событий. Появившись перед группой заговорщиков, почтенный генерал взял на себя ответственность за дела в армии и обещал сделать все возможное, чтобы исправить положение. Затем он достал письмо, полученное от члена конгресса. Перед тем как его прочесть, Вашингтон сделал паузу. В комнате повисла тишина на неприлично долгое время. Так как толпе стало интересно, чем объяснялась такая заминка со стороны генерала, Вашингтон оторвался от письма и посмотрел на народ. После выдержанной паузы он сказал: «Господа, позвольте мне надеть очки, поскольку я не только стал уже седым, но и почти слепым на службе во благо моей страны». Эмоциональная фраза вызвала слезы на глазах у некоторых из собравшихся. Если Вашингтон пожертвовал настолько многим, руководя армией, как, задавались вопросом солдаты, они могут пойти против его руководства?
Руководители могут часто получать восторженные отклики на свои успешные действия, даже если авторство на самом деле принадлежит гораздо большему кругу лиц или другим людям. Но если они принимают на свой счет похвалу, им следует в той же степени быть готовыми давать ответ и нести всю полноту ответственности за те или иные шаги. Если вы не готовы смириться с тем, что ваши действия могут привести к неудаче, тогда, возможно, вам не стоит быть в числе лидеров.
Нельзя давать хорошему кризису пропадать впустую.
Рам Эмануэль
Первый глава аппарата президента Обамы, а позднее мэр Чикаго Рам Эмануэль подвергся некоторой критике за такое свое высказывание: «Нельзя давать хорошему кризису пропадать впустую». В то время как некоторым людям его ремарка показалась зловещей, она указывает на основополагающую истину. Кризис дает возможность руководителю действовать смело для того, чтобы исправить ход вещей таким образом, который вряд ли у него возник бы в иной ситуации. Шок от внезапного и неожиданного события может помочь руководителю изменить статус-кво.
После запуска Советским Союзом первого в мире искусственного спутника на орбиту создалось такое впечатление, что Америка «проигрывает» в космической гонке. Запуск создал кризис, по крайней мере чисто психологический, в умах американцев. Я был членом комитета по науке и астронавтике палаты представителей, когда несколько месяцев спустя президент Кеннеди предложил, чтобы Соединенные Штаты высадили американского гражданина на Луну и благополучно возвратили его на Землю к концу этого десятилетия. Это была дерзкая идея – такая, которую, конечно, не поддержала бы широкая общественность, если бы не совершенно очевидный и поистине примечательный успех Советского Союза и тот угрожающий вызов, брошенный глобальному лидерству США.
Президент Линдон Джонсон также воспользовался кризисной атмосферой, но по совсем иной причине: для получения поддержки Вьетнамской войны, которую он вел. После нападения на военный корабль США в Тонкинском заливе в августе 1964 года президент убедил 416 членов палаты представителей США поддержать резолюцию, наделяющую его большими полномочиями для действий в Юго-Восточной Азии. Резолюция прошла единогласно.
Многие из нас, кто голосовал за просьбу президента, как я записал в своих пометках в то время, делали это с дурными предчувствиями[25]. Я, в частности, задавался вопросом: может ли предоставление полномочий трактоваться так широко? В течение последовавших четырех лет Линдон Бэйнс Джонсон носил потрепанную копию той резолюции в своем кармане почти всюду, куда бы он ни ходил. Он всегда цитировал ее, когда это отвечало его целям.
Когда я вернулся в Пентагон в январе 2001 года, президент Буш выдал мне мандат на проведение реформы в министерстве обороны, чтобы в условиях нового столетия оно действовало более оперативно и гибко. Он хотел, чтобы военные были подготовлены к веку информации, а не к индустриальному веку. Это было непростое задание, имея в виду, что некоторые из перемен, которых требовал президент, шли вразрез с закрепленными интересами Вашингтона в конгрессе, а также среди подрядных компаний, работающих на оборонку, и в рядах бюрократии в самом министерстве обороны. И те, и другие, и третьи – все лоббировали конкретную систему вооружений и яростно отстаивали свои интересы. Атака 11 сентября дала импульс проведению многих перемен, которые были так необходимы для того, чтобы решать угрозы XXI столетия. Большинство из ранее не поддававшихся обработке оппонентов пошло на уступки перед лицом новых и неопределенных угроз нашей национальной безопасности.
Почти во время любого кризиса – будь то малая организация или часть спора между странами – существует одна постоянная связующая нить: руководители обязаны обладать эффективными средствами коммуникации с теми, кого это касается. Гораздо чаще, чем кажется, это делается через СМИ. А журналисты придают совершенно новую интерпретацию разворачивающимся событиям.
Глава восьмая. Встречи с прессой
В 1962 году я впервые провел пресс-конференцию. Я начинал свою первую кампанию по выборам в палату представителей США. Мне было 29 лет, а выглядел я, кажется, даже моложе. Большинство избирателей 13-го избирательного участка по выборам в конгресс меня совершенно не знали. Встреча с репортерами и камерами, а также разговор фактически с сотнями, если не с тысячами, людей были совершенно внове для меня. И все получилось как-то неестественно.
Страх выступления на публике часто упоминается как один из наиболее присущих людям страхов. Моя точка зрения на то, как с ним справляться, весьма проста и аналогична моему подходу к большинству трудных задач: делай и все тут!
Через несколько недель избирательной кампании моя жена Джойс и мой друг и одновременно руководитель предвыборного штаба Нед Джаннотта отвели меня в сторонку и сказали мне жестокую правду: из меня не получается хороший оратор. Я держу руки в карманах брюк, сказали они. Я заглядывал в свои записи гораздо чаще, чем смотрел на свою аудиторию. И говорил слишком близко к микрофону.
Есть только три ответа на вопросы прессы: «Да, я знаю и скажу вам…»; «Я знаю, но не скажу вам» и «Я не знаю».
– Дэн Разер —
Не очень у многих из нас получается хороший дебют. Но с практикой приходит опыт, и мы выглядим лучше. Джойс и Нед решили, что мне нужно попрактиковаться в пустой аудитории, они высказывали колкие слова критики, что, как вы могли бы себе представить, не совсем было приятно слышать. Я наговаривал свою речь с импровизированной трибуны, а они выкрикивали фразы типа: «Стой прямо, не горбься. Не хрюкай в микрофон. Вынь руки из карманов». Все это было похоже на дрессировку обезьяны. Сделаешь хорошо, получишь банан. Сделаешь плохо, тебя огреют битой. Но со временем у меня начало получаться.
Пусть слов будет столько, сколько нужно для того, чтобы изложить смысл, который вы хотите донести до аудитории, но важнее всего, чтобы все, что вы говорите, было правдой.
Генерал Т. Д. Джексон (Каменная Стена)
Мой самый лучший совет по поводу общественных выступлений – будь то для публики в тысячу человек или для одного журналиста – всегда говорить о том, что вы знаете. Это кажется очевидным, но в ряде случаев я видел людей, которые высказывались по темам, по которым они имеют весьма смутное представление, – и начинали запинаться перед толпой народа на первом же вопросе. Это трудно любому человеку.
Также весьма важно готовить речь самому. Из всех средств общения для руководителей наиболее ценными являются их собственные публичные высказывания. И тем не менее имеются и такие, которые нанимают талантливых людей, пишущих им весьма хорошие речи, и тратят очень немного своего личного времени на выступление. А в результате презентация может оказаться скучной, поскольку она не носит личностные черты оратора. Замечания не выглядят соответствующими индивидуальности выступающего.
Если при подготовке текста на написание первых двух абзацев ушло полчаса, выбирайте другую тему.
– Раймон Арон —
Любой, кто хочет, чтобы его выступление возымело действие, должен потратить на него свое время, поработать над ним, отредактировать текст, потом сделать это еще раз и вносить изменения всякий раз до тех пор, пока он не станет действительно вашим. Я вношу так много коррективов в выступление, что иногда очень раздражаю тех, кто помогает мне. Однажды составитель текста речи вернулся ко мне с моими последними правками. Он сказал: «Господин министр, вы можете править все, написанное мной, и так, как вам заблагорассудится. Но вы изменили цитату Перикла. Вы не можете править Перикла».
Я вновь взял текст речи, посмотрел то место, накорябал что-то на странице и вернул выступление ему снова. Составителю речи это отнюдь не понравилось. А я написал: «Как должен был бы сказать Перикл».
Вы – либо цель, либо источник.
Роберт Новак
Почти в каждой организации возникают какие-либо причины, когда у высшего руководства появляется необходимость контакта со средствами массовой информации. В деловом мире такие взаимоотношения, конечно, не так часты или широко афишируются, как это бывает в случае с президентом, членом кабинета министров или членом конгресса. Все же для каждого руководителя они могут стать важной возможностью объяснить цель какого-то мероприятия, прорекламировать продукцию или политическую линию или объяснить что-то, что продвигалось не очень-то хорошо. В связи с тем, что представители правительства несут ответственность за информирование народа, которому они служат, они часто соприкасаются с прессой. В этом есть и преимущества, и недостатки – в зависимости от того, являетесь ли вы «мишенью» или «источником», или и тем, и другим, вместе взятыми.
Это вполне может быть необычное замечание какого-нибудь бывшего общественного деятеля, который уже испытал по жизни разное к себе отношение со стороны публики, но мне конкретно нравятся люди, работающие в средствах массовой информации. Ну, по крайней мере большинство из них. Журналисты, как правило, выполняют ценную общественную функцию. Они могут разоблачить коррупцию и другие правонарушения. Они выявляют сферы бесхозяйственности. Они ездят по всему миру, чтобы освещать военные события и различные политические пертурбации. Журналисты играют немаловажную роль в информировании общественности, что жизненно необходимо для здоровья нашей демократии. Репортеры на протяжении всей истории вносили свой вклад – порой ценой своей жизни, – освещая эти события. Эрни Пайл вел репортажи с линии фронта во время Второй мировой войны и погиб во время сражения. А уже в наше время Майкл Келли, редактор журнала «Атлантик», был убит во время своего репортажа о войне в Ираке. Можно назвать еще многих других.
События 11 сентября и реакция на них со стороны военных заставили президента Буша отдать приказ возложить на министерство обороны трудную обязанность доносить информацию до общественности в течение многих недель и месяцев после этого. В результате почти каждую неделю или две я стоял перед камерами, будь то в Пентагоне или на военной базе или в какой-то другой стране. Я считал важным сообщать о действиях министерства, знать, какие вопросы занимают умы репортеров, и при необходимости разъяснять вещи, которые были явно неверно интерпретированы. Моей главной целью было передать именно ту информацию, которую мы хотели предать гласности. Перед началом пресс-конференции очень важно знать, какая «новость дня» злободневна сегодня, чтобы вы понимали, о чем, по всей вероятности, репортеры станут вас спрашивать, но в центре моего внимания всегда была задача сказать именно то, что следовало сообщить общественности. По этой причине мы обычно начинали пресс-конференцию с заранее подготовленного краткого заявления, а потом переходили к вопросам корреспондентов. Их вопросы, разумеется, определялись их желанием написать статью со своей сюжетной линией, не нашей.
Результатом такого опыта стала моя практика считать представителей прессы одной из многих групп, с которыми руководители в нашем взаимозависимом мире обязаны взаимодействовать. На протяжении многих лет я выработал несколько основополагающих правил работы со СМИ.
Я нахожу, что, как правило, журналисты хорошо информированный, весьма заинтересованный народ, желающий получать информацию, а в личном плане считаю открытыми и дружественно настроенными людьми. Однако ошибкой было бы слишком сильно доверять их любезности. Большинство с превеликим желанием готовы выпить с вами по дружбе чашечку кофе после обеда, а потом на следующее утро нанесут вам мощный удар на первой странице своей газеты. Корреспондентам не нужна дружба, им нужен источник информации и сенсация. Короче говоря, так они делают свою работу.
Проще простого критиковать прессу – есть случаи, достаточно оправдывающие такие явления, – но заниматься этим или выражать негативное отношение к этой важной и влиятельной группе лиц не совсем удобно. Я наблюдал такое отношение с близкого расстояния у президентов Джонсона и Никсона в их самые трудные времена. Их враждебное отношение к прессе не пошло на пользу ни одному из них, не помогло это и четкому доведению их мыслей до публики. «Если однажды утром я пройду по водам реки Потомак, – якобы кипел от возмущения Линдон Джонсон, – после обеда в газете появится такой заголовок: “Президент не умеет плавать”». Линдон Бэйнс Джонсон кипел от гнева по поводу получаемой им информации относительно освещения в прессе войны во Вьетнаме и в результате был обвинен в совершении главного смертного греха для политического деятеля: введение в заблуждение прессы. Что касается Никсона, то его отличие от его политического соперника Джона Ф. Кеннеди, как заметил легендарный редактор газеты «Вашингтон пост» Бен Брэдли, «просто заключается в этом: «Джек» Кеннеди действительно жаловал газетчиков, и ему действительно нравилось вступать в публичную дискуссию с журналистами».
Из того, что я наблюдал лично, могу отметить: Джон Ф. Кеннеди действительно любил журналистов, которые освещали его работу, и это было одной из причин того, почему он так эффективно культивировал позитивное освещение своей деятельности. И напротив, испытываемая Никсоном неловкость и враждебность шли ему во вред. Его озабоченность поиском «врагов», в том числе в рядах прессы, возможно, в немалой степени стала причиной ряда его неудачных решений.
Я знавал достаточно много руководителей в деловом мире и правительстве, которые чувствовали себя некомфортно, общаясь с прессой, и на которых обрушивается неприязнь со стороны СМИ после одного-двух проколов с их стороны. Они разговаривали только с теми, кто им нравился и кому они доверяли, – группой, которая со временем становилась все меньше и меньше. Те, кто следовал такому подходу, как правило, начинали сожалеть о своем нежелании входить в контакт с прессой.
Реакция народа абсолютно адекватна тому, как вы ведете себя по отношению к нему.
Вице-президент Нельсон Рокфеллер
Если говорить о важности работы с населением, то я кое-чему научился у Нельсона Рокфеллера, бывшего губернатора Нью-Йорка, затем ставшего вице-президентом. Он подчеркивал важность понимания человеческой природы, что очень полезно учитывать, когда имеешь дело с любым человеком, включая представителей прессы.
Когда мы перемещались в президентском автомобильном кортеже, нас повсюду встречали огромные толпы людей, стоявшие в пять-шесть рядов по обе стороны улицы, в надежде взглянуть на президента Форда, находившегося в лимузине впереди нас. Наш лимузин с откидным верхом следовал за машинами охраны из спецслужб Вице-президент повернулся ко мне, у него были очки в толстой оправе. «Смотри», – сказал он. Он вытянул одну руку из открытого окна и слегка ею взмахнул в сторону толпы. Он встретился взглядом с глазами нескольких человек, и они стали также молча махать ему в ответ.
«А сейчас обрати внимание». Роки помахал в несколько экстравагантной манере, его рука как бы вычерчивала небольшую дугу за открытым окном. Вполне очевидно, что люди, стоящие по маршруту кортежа, увидели его и ответили точно такими же взмахами рук. Затем он сказал: «А теперь смотри еще». Он повернулся всем телом в одну сторону и поднял обе руки, размахивая ими из стороны в сторону. И вновь люди вдоль дороги повторили его движение, размахивая руками ему в ответ.
Потом, к моему удивлению, Рокфеллер, сидевший на заднем сиденье, встал, возвышаясь над откидной крышей. Он очень энергично стал махать, лучезарно улыбался, рот был до ушей открыт в улыбке. Его мимику и жесты моментально подхватили в толпе. Американские флажки, которые были в руках некоторых людей, практически потеряли свой цвет, так быстро ими махали в ответ. Толпа была возбуждена до предела.
Когда Роки сел, он обернулся ко мне с довольной улыбкой. «Дон, это тебе один из уроков, – сказал он. – Реакция народа абсолютно адекватна тому, как вы ведете себя по отношению к нему».
В личном плане Рокфеллер мог быть страшным задирой, чему я неоднократно бывал свидетелем на встречах в Белом доме. Тем не менее я понимал, почему он был таким успешным политиком на протяжении многих лет. Он знал, что если вы тянетесь к народу, тот обычно ответит вам взаимностью.
В 2011 году, когда я готовился к поездке для презентации книги мемуаров «Известное и неизвестное», я знал, что меня обязательно попросят вспомнить самые противоречивые моменты в моей карьере. Друзья предупредили меня, что самым трудным будет отклонять предложения отдельных представителей СМИ поговорить об этом. Лучше всего вообще избегать жестких, неприятных вопросов, советовали они. Когда возникла возможность появиться в «Ежедневном шоу Джона Стюарта», кое-кто советовал мне отклонить предложение поучаствовать в нем. Я понимал, что Стюарт, по определению, не принадлежал к числу поклонников администрации Буша. Но мне пришлось увидеть парочку видеороликов его интервью, и я убедился, что, умея наносить мощные удары, он, несомненно, был умным и серьезным человеком. Поэтому я решил последовать правилу Рокфеллера.
Надеюсь, что я не наношу вреда карьере Стюарта, говоря это, но мое появление в «Ежедневном шоу» оказалось в итоге одним из наиболее интересных и приятных обменов мнениями с телевизионным комментатором. К тому времени у меня уже было за плечами более десятка интервью, и я заметил, что ряд тех, кто брал у меня интервью, явно не читали мою книгу, – включая некоторые громкие имена из мира журналистики. Стюарт не принадлежал к их числу. Его вопросы были обдуманными вопросами осведомленного человека. Временами он демонстрировал здравую дозу юмора и почти не использовал какие-то вульгарности для придания некоей пикантности своим высказываниям. Важнее всего было то, что, появившись в его шоу, я смог оказаться перед лицом совсем иной аудитории – более разнообразной и, осмелюсь сказать, более молодой по возрасту публикой, чем та, которая настраивается на ночные сетевые новости.
В средствах массовой информации всегда появляются типы, которые выясняют отношения с вами или по поводу вашей позиции. Они, возможно, не заслуживают того, чтобы тратить на них свое время. Но это все же исключения. Надеюсь, что больше и больше консерваторов и республиканцев будут использовать возможность оказаться на менее дружественных новостных каналах, чтобы довести свою точку зрения до более широкого круга аудитории. Точно так же некоторые либералы и демократы бойкотируют такие места, как американский информационный канал «Фокс-Ньюс-Чэннел». Им это тоже будет полезно, как и тем, кто смотрит эти каналы. Мы все выигрываем от здорового обмена мнениями с теми, кто не разделяет наши взгляды. Это в полной мере относится и к аудитории.
Несколько десятков лет назад – даже всего несколько лет назад – никто и представить себе не мог, что вдумчивый политический обмен мнениями может пройти по сети под названием «Камеди сентрал». И тем не менее сегодня есть много возможностей и растет количество каналов, позволяющих американцам общаться друг с другом. Сегодня существует бесконечное множество источников информации и к ним есть прямой доступ – начиная с цифровых фотоаппаратов и кончая «Ютьюбом», дискуссионными радиопередачами, «Скайпом», виртуальными дневниками в «блогах» и в буквальном смысле сотнями телевизионных и радиоканалов, работающих по 24 часа семь дней в неделю. Все это новые явления и приятная перемена по сравнению с теми днями, когда все новости фильтровались разными кураторами и цензурой на трех главных телевизионных сетях и в небольшом количестве газет.
Не вся негативная пресса так называется незаслуженно. Если вы ее получаете, поинтересуйтесь, есть ли для этого повод.
Те, кто занят в бизнесе, стремятся работать с прессой совершенно в ином ключе, нежели работающие в правительстве. Гендиректор или президент компании редко подвергаются пристрастному допросу со стороны репортера во время телевизионной программы. За некоторым исключением – типа разлива нефти в Мексиканском заливе компанией «Бритиш Петролеум» – руководитель корпорации может на протяжении всей своей карьеры обойтись без проведения общенациональной телевизионной пресс-конференции. Если руководитель компании не попадет в заголовки в прессе, это, вероятно, не так уж и плохо.
Старшие руководители компаний тем не менее должны иметь дело с группой профессионалов, очень напоминающих журналистов, – а именно аналитиков в области ценных бумаг, которые отслеживают работу отрасли и отдельных компаний и публикуют свои исследования для заинтересованных инвесторов. Эти аналитики часто говорят с финансовой прессой в качестве экспертов в данной отрасли промышленности или компании.
В 1977 году, за несколько месяцев до моего прихода в «Серл Фарма», представитель компании сделал сообщение перед большой группой аналитиков по ценным бумагам. Поскольку его предсказание носило несколько пессимистический характер, некоторые эксперты предположили худшее – что их вводят в заблуждение. А в результате они невзлюбили компанию, публиковали критические сообщения, от чего страдал курс акций.
После такого опыта могло бы появиться искушение установить дистанцию между руководством компании и аналитиками по ценным бумагам фармакологической промышленности, чтобы избежать новых критических материалов в прессе. Я все сделал наоборот. Вскоре после моего прихода в компанию я пригласил именно тех экспертов в штаб-квартиру корпорации в городке Скоки, штат Иллинойс, к северу от Чикаго. Однако вместо того чтобы приглашать их большой группой, встретился с каждым из них отдельно в разное время, с тем чтобы наши руководящие работники и я могли задать им конкретные вопросы и выразить свои озабоченности каждому лично.
Вместе с главным исполнительным директором Джоном Робсоном и главным финансовым директором Джимом Денни я встретился с каждым из экспертов индивидуально за чашкой утреннего кофе. Мы объяснили им стратегию «Серл Фарма» и ответили на все вопросы, которые у них были. Потом мы предложили им прямые контакты с руководителями отделов компании и не возражали против любых вопросов со стороны экспертов – вне зависимости от их позиции. Но я поставил одно условие. В конце дня я просил их вернуться и за еще одной чашкой кофе поделиться с нами их наблюдениями относительно положительных и отрицательных сторон компании. Эти люди, с которыми мы встречались, оказались весьма дотошными репортерами и острыми наблюдателями. Я хотел знать, что они уяснили для себя из того, что мы могли бы и не замечать. Я также надеялся получить возможность исправить любое неверное представление, с которым они могли бы уйти от нас, и дать необходимые разъяснения по сути дела.
В крупной организации, разумеется, невозможно переговорить со всеми. Люди же со стороны, особенно обладающие способностью видеть возникающие проблемы, часто могут обнаружить вещи, которые не замечают руководящие работники этой организации.