«Дети небесного града» и другие рассказы Зоберн Владимир
Владимир Михайлович Зоберн
«ДЕТИ НЕБЕСНОГО ГРАДА» И ДРУГИЕ РАССКАЗЫ
Детство Пресвятой Богородицы
Недалеко от Иерусалима находится маленький городок Назарет. Там в большом доме жили Иоаким и Анна — богатые, уважаемые люди.
Однако тяжелое горе омрачало их жизнь. У них не было детей, а у израильтян это считалось позорным, потому что бездетные люди лишались надежды на то, что в их семье родится Мессия.
В один из праздников Иоаким пришел со своими соплеменниками в иерусалимский храм для жертвоприношения. Там он встретил одного человека, который не очень любил его — и человек этот не преминул напомнить Иоакиму о его бездетности:
— Зачем ты пришел сюда? Всякому истинно верующему человеку Бог посылает детей, а у тебя их нет. Отчего, интересно? Видно, не особенно-то нужна Боту твоя жертва.
«И в самом деле, — подумал Иоаким. — Пойду-ка я домой, чтобы не портить людям праздник».
В глубокой скорби он вышел из храма. Чтобы как-то утешиться, он решил, что если найдет хоть одного бездетного, но благочестивого человека, то и у него будет надежда. Иоаким отправился осматривать родословные таблицы двенадцати колен.
Святая Анна с младенцем Марией на греческой иконе XV в.
Но таблицы показали ему, что все благочестивые люди имели потомство и даже у столетнего Авраама был сын. Иоаким до того опечалился, что не вернулся домой, а отправился в пустыню, где в горах паслись его овцы.
Его сердце было полно глубокой скорби. Чем он был хуже других людей? Разве он нестремился исполнить закон? За что же такая судьба и такое поношение? Сорок дней он провел в пустыне, решившись не возвращаться домой, пока Бог Израиля не посетит его. Он молился о чуде, молился о том, чтобы Бог помог ему стать отцом, как некогда стал отцом в глубокой старости Авраам.
Вскоре об этом узнала его жена, Анна. Она тосковала еще больше мужа, винила во всем себя и горячо молилась в надежде избавиться от своего бесплодия.
Прогуливаясь по саду, она увидела гнездо с птенцами.
«Вся природа прославляет Творца своими плодами, одна я как бесплодная пустыня, — подумала она. — Господи, Ты даровал Сарре сына в старости. Может, даруешь и мне?»
Всю душу вложила Анна в эту молитву. И, едва окончила ее, как перед ней появился ангел:
— Твоя молитва услышана, — сказал он. — Молитва твоя прошла через облака, слезы твои упали перед престолом Господа.
Анна, смутившись, промолчала.
— Ты родишь Дочь благословенную, высшую из всех земных дочерей, — добавил ангел. — Ради Нее благословятся все роды земные. И через Нее дастся спасение всему миру, и наречется Она Марией.
Когда ангел исчез, и Анна убедилась, что не спит, она тут же дала обещание: если у нее будет ребенок, то она отдаст его на служение Богу. И прежде чем поделиться радостью с мужем, отправилась в иерусалимский храм, чтобы поблагодарить Бога и повторить там свой обет.
Ангел явился и Иоакиму в пустыне и сказал:
— Бог услышал твою молитву. У твоей жены Анны родится Дочь и станет вашей общей радостью. В знак верности моих слов иди в Иерусалим.
Иоаким не знал, что сказать: раньше ему не доводилось говорить с ангелами.
— Жене твоей я уже сказал, — добавил ангел.
Супруги встретились в Иерусалиме, рассказали друг другу о явлении ангела (Анне он явился в розовых одеяниях, а Иоакиму в голубых) и вместе принесли в храме жертву. В тот же день, девятого декабря, Анна зачала от Иоакима Богородицу.
Когда Марии исполнилось полгода, Анна решила посмотреть, сможет ли та удержаться на ногах. Мария сделала семь шагов, испугалась и вернулась к матери. Анна решила, что Дочь ее не сможет ходить по земле, пока не будет введена в храм.
Когда Марии исполнился год, отец устроил пир, на который собрал священников, старейшин и подносил Марию под благословение священников и первосвященников. Анна же прославляла Бога, что Он избавил ее от бесплодия и дал понять всем в городе, что они с Иоакимом нормальные благочестивые иудеи.
Еще через год Иоаким думал исполнить над Марией обет посвящения Боту, но Анна боялась, что в храме дитя соскучится по дому, и, желая подольше удержать Ее при себе, уговорила мужа отсрочить посвящение на один год.
В трехлетием возрасте Пресвятая Дева была введена в иерусалимский храм. При храме в то время жили мужчины и женщины, которые вели чистый, благочестивый образ жизни. Это был прообраз будущих христианских иноков.
Торжественно приближалась Анна с малюткой к храму. В руках девочек, сопровождавших Марию, горели свечи.
Навстречу Иоакиму и Анне вышли с пением священники во главе с первосвященником. Анна поставила Марию на первую ступень крыльца храма, которое имело всего пятнадцать высоких ступеней. И совершилось великое знамение. Никем не поддерживаемая, Дева сама легко взошла на вершину крыльца.
Все были изумлены. А первосвященник повел за собой Марию в сокровенную глубину храма, в «Святая Святых». Туда не позволялось входить не только женщинам, но даже священникам. И лишь первосвященник раз в год входил туда, неся с собой жертвенную кровь.
«Святое Святых» стало местом постоянных молитв Марии. И хотя здесь уже давно не было Ковчега завета, другие девушки не имели права и приблизиться к святилищу.
Принеся благодарственную жертву, Иоаким и Анна вернулись домой. Жизнь их, хотя и одинокая, не была уже больше омрачена упреками за бесплодие. Мария же росла в Иеусалиме, в обществе сверстниц, тоже живших при храме. За детьми следили пожилые воспитательницы, они учили своих питомиц рукоделию и Священному Писанию. Здесь Мария научилась вышивать, вязать и плестиузоры. Закончив работу, Она уходила молиться в Святая Святых.
Когда Иоаким, а затем и Анна умерли, Мария стала чувствовать себя одинокой и несчастной и много молилась. Несмотря на это, о браке Она не хотела и думать: Мария решила навсегда остаться девственницей.
Когда Ей исполнилось восемнадцать, священники по обычаю сообщили ей, что пора оставить храм и найти мужа. Но Пресвятая Дева ответила, что Она от рождения посвящена Боту и хочет остаться невинной. Они удивились: для молодой иерусалимской девушки это было довольно необычное желание. С одной стороны, они не могли позволить Марии оставаться при храме, с другой же не могли силой принудить Ее к браку. Не найдя лучшего решения, они стали просить у Бога, чтоб Он объявил им Свою волю.
После общей молитвы священников первосвященник, облекшись в свои лучшие одежды, вошел за завесу. Там он увидел Ангела Господня. Раньше Захария никогда не видел ангелов, потому очень испугался.
Ангел сказал:
— Захария, собери неженатых мужей колена Иудова, из дома Давидова, пусть они принесут с собой свои посохи, — сказал ангел. — Кому Господь покажет знамение, тому ты и вручишь Деву, чтоб он стал хранителем Ее девства.
Тотчас же Захария отправился снаряжать гонцов во все концы израильской земли, чтобы созвать мужей в Иерусалим.
Между тем приблизился праздник Обновления Храма, на который собралось множество народа и также мужи из рода Давида, о которых говорил Ангел. Первосвященник отобрал у них жезлы, внес в храм, произнеся молитву:
«Господи Боже, покажи мужа, достойного стать обручником Девы».
Когда первосвященник вошел за жезлами в святилище, он увидел, что один жезл расцвел. Он принадлежал родственнику Пречистой Девы Марии, праведному 80-летнему старцу Иосифу, добывавшему себе хлеб плотничьим ремеслом.
Так совершилось знамение, которое указало первосвященнику на человека, назначенного быть хранителем Девы Марии. На расцветшем жезле сидел белый голубь. Подав жезл Иосифу, первосвященник сказал:
— Ты примешь Деву и будешь хранить Ее.
— Я старый человек, — ответил Иосиф. — Если я приведу в дом эту девицу, меня засмеют.
Над головой Иосифа кружил поднявшийся с шеста голубь.
— Так хочет Бог, — возразил Захария.
Марии не очень понравилось решение священников — все-таки она хотела оставаться в храме. И хотя Иосиф Ей был назначен не как муж, а лишь как хранитель, ей все равно было грустно.
Старец Иосиф был потомком Давида и Соломона. Это был человек твердого, правдивого, искреннего нрава, скромный, внимательный, трудолюбивый. От брака с Саломией у него было две дочери и четыре сына. Перед обручением с Девой Марией он прожил много лет в честном вдовстве.
Иосиф повел Ее за собой в Галилею, в Назарет, где в будущем должен был родиться Спаситель.
Детские и отроческие годы Христа
Сколько отрады доставляло Матери следить за возрастанием премудрости и добродетели Сына.
Трудно представить себе мысли и чувства Той, Которая была человеком, и в то же время знала о Себе, что Она Мать воплотившегося Бога.
Он рос, и Она с умилением и радостью следила за Его развитием, и сколько скорби было в этой радости.
И в те дни, когда Она держала Его у Своей груди или созерцала Его безмятежно раскинувшимся на Ее коленях, сладко вздыхающим во сне, с ненаглядным лицом прекрасного ребенка, на котором, однако, лежала неизъяснимая печать Божественности. И когда Он играл с Иоанном, сыном Захарии и Елизаветы, старшим Его на полгода, — все та же мысль страшила Пречистую, тою же грозою отдавалось в ушах вещее слово старца Симеона:
«Тебе оружие пройдет душу!» — и сердце сжималось.
Когда Он вышел из младенчества, опасения все не покидали сердца Матери. Вот они опять вдвоем с Иоанном, сыном Елизаветы, присели около дома и с несвойственной детям тихостью ведут между собой какую-то беседу, а сердце Матери бьется тревогой.
О, если б можно было остановить время, если б можно было, чтобы мальчики никогда не уходили с глаз Ее, Девы Марии. Если б жизнь со всеми ее загадками, со всеми тайнами, никогда не призвала их к Себе, не встала между ними. Но нет, нет, будущее сурово: жизнь грозится: «Оружие пройдет душу». О, если бвремя могло остановиться, если б после всех чудес свершилось еще новое, и большее чудо: если б Божественный Младенец мог навсегда остаться Младенцем, не выходить из Назарета, от зоркого охраняющего взора Матери.
В Евангелии нет никаких указаний на детство Христа. Мы можем представить себе приблизительно картины этого детства. Евангелие говорит, что Христос был в повиновении у Иосифа и Девы Марии. Так как Иосиф тяжелым трудом добывал для маленького Иисуса и Его Матери насущный хлеб, то, конечно, Христос, как только стал подрастать, уже должен был помогать ему в его трудах.
До сих пор ни в духовной литературе, ни, тем менее, в искусстве не разрабатывали эту тему — о «трудничестве» Отрока Иисуса. Но вот в 1908 году на выставке парижского салона появилось полотно, обращающее на себя внимание всех верующих, старающихся проникнуть в тайну детских лет Христа.
Внутри бедного помещения стоит столярный верстак. Прекрасная Дева, бедно одетая, вертит колесо. Дева вся в белом с белым длинным покрывалом на голове, спадающим складками к поясу. Рядом в сосредоточенной позе сидит старый плотник, обняв руками маленького Мальчика. Луч света, пробравшись снаружи из небольшого оконца, образует сияние вокруг головы ребенка. В Своих ручках Он держит кусочек дерева, от которого летит мелкий дождь опилок от соприкосновения с быстро вращающимся колесом. Кто не узнает в этой обаятельной картине старца Иосифа, обучающего Отрока Христа столярному делу? Чье верующее сердце не наполнится сладкою грустью при воскрешении этих заветных, священных дней?
Работа, беседы с Матерью и уединенные размышления, минуты общения Бога Отца с Богом Сыном — великая, уму недоступная тайна — и должны были составлять главное содержание жизни Отрока Иисуса.
Дни Богоматери проходили, как всегда, в трудах. Она, как говорит предание, учила грамоте детей и уж, конечно, Она же учила грамоте и Иисуса. Странное обучение, где неизвестно, кто больше учился: Мать ли, или Сын, от всякого слова Которого лучи внутреннего знания, постижения причины причин должны были озарить внутренний мир Пресвятой Учительницы.
Рукоделие по-прежнему составляло любимое занятие Пресвятой Девы, и Она лично шила одежду для Себя и Божественного Сына.
Вот внешние рамки, в которых протекала жизнь Святого Семейства, но навсегда останутся скрытыми главные непостижимые тайны.
О чем думал Божественный Отрок? Каково было в Нем соотношение всезнания Божества и ограниченного знания ребенка, пытливо приглядывающегося к Божьему миру? О чем Он мечтал и как именно Он, отрок из Назарета, не переставший быть Богом и не нарушивший Своим воплощением таинственного единства Святой Троицы, пребывал в общении с двумя другими Лицами Божества?
Хотя и отмеченный сиянием Неба, Отрок Иисус жил так обособленно, что оставался неизвестным даже в ближайших местах. Например, Нафанаил, живший в соседнем городеКане Галилейской, всего лишь в часе езды от Назарета, впервые услыхал об Иисусе лишь от Филиппа, когда Иисусу было уж тридцать лет.
Так бывает, что великое сокровище остается незамеченным людьми. Так бывает, что в недрах семейств тайно зреет какая-нибудь чудная девушка, какой-нибудь юноша благородной души, дивного сердца, великих способностей, — и не знает никто о них ничего, кроме их домашних, с тревогой, изумлением и любовью следящих за развитием этих избранных душ.
На праздник Пасхи Богоматерь и старец Иосиф взяли с собой Иисуса в Иерусалим. По окончании праздника они пошли обратно в Назарет, очевидно, со своими земляками. Иисуса с ними не было. Они были уверены, что Он идет позади с другими богомольцами, и потому не беспокоились за Него. Но на первом отдыхе они обошли все кружки отдыхавших богомольцев и, не найдя среди них Иисуса, стали тревожиться. Опять Его искали и, наконец, решили вернуться в Иерусалим. В страхе и печали вошла Мария в храм Иерусалимский, надеясь, вероятно, найти там и подкрепление в скорби Своей, и вразумление, где Ей искать Сына.
И видит Она, Отрок Иисус сидит среди древних старцев, известных учителей народных, слушает их со смирением, свойственным отроку Его возраста, вопрошает с силой, доступной лишь Боту. На лицах окружавших юного Христа людей были написаны ужас и изумление перед премудростью Отрока.
Сердце Марии исполнилось радостью при виде дорогого лика Иисуса, и Она обратилась к Сыну со словами нежного упрека:
— Чадо, что сделал Ты с нами? Вот, Отец Твой и Я со скорбью искали Тебя.
— Что в том, что вы искали Меня? Разве не знаете, что Мне надлежит быть среди того, что принадлежит Отцу Моему.
Это были первые слова Христа, сохраненные Евангелием, первое открытое Признание Себя Сыном Божьим и первое указание Своей Матери на то, что Он не принадлежит Ей, а принадлежит делу проповеди и служения людям.
Как тяжело должно было отозваться это слово в груди Марии. Тут, может быть, впервые жестоко кольнуло Ее то таинственное «оружие» муки, о котором говорил Ей Симеон. И стало ясно открываться будущее: Сын, уже не принадлежащий Ей всецело, как в детстве, Сын, оставивший Ее и ушедший к народу, Сын, по отношению к Которому в полные права Матери Она войдет лишь тогда, когда все Его оставят.
Поняв, что Ее Иисус будет принадлежать не только Ей, а человечеству, Она сделала то, что делала всю Свою великую жизнь: безмолвно склонилась перед выевшей волей.
А позже Она сделала больше: стала Матерью всего человечества, которое у Нее отняло Ее Иисуса, и ради которого Иисус пошел на крест.
Через несколько лет после описанного события Иосиф Обручник отошел к праотцам, которым мог возвестить о пришествии в мир желанного Мессии. По преданию, он умер в глубокой старости — ста десяти лет от роду. Могила его находится теперь в той самой Гефсиманской пещере, где покоилось несколько дней пречистое тело Девы Марии до воскрешения.
Стесненность в средствах Богоматери стала теперь еще больше, и нужно было еще больше заботы и труда, чтоб поддерживать маленькое хозяйство.
В женских рукоделиях Богоматерь оставалась все такой же искусной и неутомимой. Она сумела соткать для Иисуса замечательный полотняный хитон без швов. Этот хитон Христос носил до смерти.
Шел год за годом. Если Евангелие и церковные предания дают нам несколько скудных сведений о младенческих и детских годах Христа, то нет решительно никаких данных о годах Его зрелости. Между явлением Его в двенадцатилетнем возрасте в храме Иерусалимском и крещением в Иордане все покрыто непроницаемой тайной, но можно достоверно предположить одно, — что Дева Мария в эти годы утешалась близким единением с Иисусом.
Вера, Надежда, Любовь
В царствование императора Адриана в Риме жила благочестивая вдова София. По происхождению она была итальянка. Она вполне оправдывала свое имя, София, что значит «премудрость». Она проводила благоразумную христианскую жизнь, исполненную мира, чистоты, кротости, покорности воле Божьей, милости и добрых дел.
Благочестивая София имела трех дочерей, носивших имена важнейших христианских добродетелей. Старшую звали Вера, среднюю Надежда, а самую младшую Любовь. Их мать, лишившись после рождения третьей дочери своего супруга, посвятила всю свою жизнь христианскому воспитанию дочерей, стараясь, чтобы они в жизни проявляли те добродетели, именами которых они были названы.
Господь послал дочерям Софии большие дарования, и они изучали апостольские и пророческие книги, постоянно внимая поучениям наставников. Отличаясь ревностью к богослужению и молитве, все три девы были очень красивы. Естественно, что благочестивое семейство обратило на себя всеобщее внимание. Слух о них, распространившись по всему Риму, достиг и начальника области Антиоха, который пожелал увидеть выдающееся семейство.
Вера, Надежда, Любовь и их мать София. Конец XIX в.
Из допроса правитель тотчас же убедился, что мать и ее дочери исповедуют христианскую веру. Благочестивая семья не стала скрывать пред Антиохом своей преданности Христу, высказав при этом пренебрежение к идолослужению. Антиох донес обо всем императору, и Адриан велел привести христиан к нему.
София, выслушав слуг императора, поняла, зачем он их зовет. Тогда исповедницы Христа обратились с молитвой к Богу:
«Всесильный Боже, сотвори с нами по Твоей святой воле; не оставь нас, но пошли нам Твою святую помощь, чтобы сердце наше не устрашилось гордого мучителя, чтобы не убоялись мы страшных его мучений и не пришли в ужас от смерти; пусть ничто не отторгнет нас от Тебя, Бога нашего».
Помолившись, все четверо, взявшись за руки, подобно сплетенному венку, направились к императору, втайне творя молитву об укреплении в вере. Подойдя к дворцу, все семейство осенило себя крестным знамением и молилось:
«Помоги нам, Боже, Спаситель наш, прославления ради Твоего святого имени».
Между тем Адриан уже горделиво восседал на троне. Отдав должную честь его царскому величию, христианки стали перед императором без всякого смущения и трепета. Лица их сияли радостью, как будто они явились на пир. Адриан, видя их бесстрашные лица, спросил об их происхождении, именах и вере. Премудрая мать, упомянув о своем происхождении и имени, начала излагать учение о Христе, Которому должен поклоняться всякий род, прибавив, что и она с своими дочерями поклоняется Христу и исповедует веру в Сына Божьего. В заключение она сказала Адриану: — Я христианка, — вот то драгоценное имя, коим я могу похвалиться.
О дочерях София сказала, что их она обручила единому нетленному Жениху — Сыну Божьему.
Адриан, услышав все это и не желая вступать в продолжительную беседу с Софией, отослал христианок к одной знатной женщине, Палладии. Он поручил ей наблюдение за всем семейством, которое через три дня должно было снова предстать перед ним для суда.
Живя в доме Палладии, София день и ночь утверждала своих дочерей в вере. Вдохновленная от Бога, благочестивая мать говорила:
— Дочери мои возлюбленные, ныне пришло время вашего подвига, настал день идти к вашему бессмертному Жениху. Теперь-то вы, сообразно именам вашим, должны показать веру твердую, надежду несомненную, любовь нелицемерную и вечную. Настал час торжества вашего, когда мученическим венцом вы будете венчаться с прелюбезным Женихом своим и с великой радостью войдете в пресветлый Его чертог. Тогда вы станете воистину моими дочерями, если, выслушав наставления своей матери, будете стоять за Господа своего до крови и умрете за Него.
Дочери с умилением внимали словам своей мудрой матери. И когда Адриан вызвал их на допрос, у Веры, Надежды и Любови сложилось уже твердое намерение все перенести ради возлюбленного ими Господа.
Призвав христианок на суд, Адриан начал соблазнять их:
— Дети! Видя вашу красоту и щадя вашу молодость, я советую вам, как отец: поклонитесь богам, властителям вселенной. Если вы послушаете меня и исполните то, что вам приказано, то я назову вас своими детьми. Я призову начальников и правителей, и всех моих советников и при них объявлю вас своими дочерями, и вы от всех будете пользоваться похвалою и почетом. А если вы не послушаете и не исполните моего повеления, то причините себе великое зло и старость матери своей огорчите, и сами погибнете в то время, когда могли бы веселиться, живя в довольстве и почете. Ибо за ваше упорство предам вас лютой смерти и, раздробив члены тела вашего, брошу их на съедение псам, и будете вы попираемы всеми. Итак, для вашего же собственного блага послушайте меня, ибо я люблю вас, и не только не хочу губить красоты вашей и лишить вас жизни, но желал бы стать для вас отцом.
Святые сестры единодушно сказали императору:
— Отец наш — Бог, на небесах живущий. Он промышляет о нас и нашей жизни и милует наши души. Мы хотим быть Им любимыми и желаем называться Его истинными детьми. Поклоняясь Ему и храня Его повеления и заповеди, твоих богов мы презираем, а твоей угрозы не боимся, ибо мы того только и желаем, чтобы страдать и переносить горькие мучения ради сладчайшего Иисуса Христа, Бога нашего.
Услышав такие слова, Адриан спросил у Софии, как зовут ее дочерей и сколько им лет.
София ответила императору:
— Имя первой моей дочери Вера, и ей двенадцать лет; второй, Надежде, десять лет, а третьей, Любови всего девять лет.
Адриан удивлен был мужеством столь юных отроковиц. И он решил склонять к нечестию каждую из девиц по отдельности. Сначала он обратился к Вере, повелевая ей принести жертву богине Артемиде. Получив отказ исполнить его повеление, царь велел мучить Веру. Ее раздели донага и начали истязать, но мученица оставалась совершенно равнодушной к наносимым ей ударам. Тогда Адриан велел отрезать Вере ее девические груди, но из ран мученицы вместо крови потекло молоко. Все зрители дивились этому чуду и втайне укоряли мучителя за его жестокость. После этих истязаний мученица поставлена была на раскаленную решетку, но молитва спасла ее. Брошенная затем в котел, наполненный кипящим маслом и смолой, она и из него вышла невредимой. Тогда мучитель велел ее обезглавить. Выслушав приговор, Вера исполнилась великой радости и, обратившись к своей матери, сказала ей:
— Помолись за меня, мать моя, чтобы мне окончить шествие мое, дойти до желанного конца, увидеть возлюбленного Господа и Спасителя моего и насладиться лицезрением Его.
Сестрам же своим сказала:
— Помните, любезные мои сестры, Кому мы дали обет, вы знаете, что мы запечатлены святым крестом Господа нашего и вечно должны служить Ему. Потерпим до конца. Одна и та же мать родила нас, одна воспитала и научила нас, посему мы должны принять одинаковую кончину, как единоутробные сестры, мы должны иметь одну волю. Пусть буду я для вас примером, дабы и вы шли обе за мною к призывающему нас Жениху нашему.
Произнесши эти прощальные слова, Вера простилась с матерью и сестрами своими ипошла на казнь. Мать же, глядя на свое возлюбленное чадо, сокрушалась только о том, как бы какая из ее дочерей, устрашившись мучений, не отступила от Господа. С этими мыслями она обратилась к Вере:
— Я тебя родила, дочь моя, — сказала она, — из-за тебя претерпела болезни. Но ты воздаешь мне за сие благом, умирая за имя Христово и проливая за него ту самую кровь, которую приняла в моей утробе. Иди к Нему, возлюбленная моя, и предстань прекрасною пред очами Жениха твоего, помяни пред Ним убогую мать твою и помолись Ему о своих сестрах, чтобы и их укрепил Он в том же терпении, какое проявляешь ты.
После этого святая Вера была обезглавлена мечом.
После кончины Веры Адриан стал склонять к поклонению Артемиде другую дочь Софии, Надежду, император сказал ей:
— Любезное чадо! Прими мой совет, — я говорю это, любя тебя, как отец, — поклонись великой Артемиде, чтобы не погибнуть и тебе, как погибла твоя старшая сестра. Ты видела ее страшные муки, видела ее тяжкую смерть: неужели и ты захочешь так же страдать? Поверь мне, дитя мое, что я жалею твою молодость; если бы ты послушала моего приказания, я объявил бы тебя своею дочерью.
Святая же Надежда ответила Адриану:
— Царь! Разве я не сестра той, которую ты умертвил? Разве я не от одной с нею матери родилась? Не тем же ли молоком я вскормлена и не то же ли получила я крещение, как и святая сестра моя? Я росла вместе с нею и от одних и тех же книг и от одних наставленийматери научилась познавать Господа нашего Иисуса Христа, веровать в Него и Ему одному поклоняться. Не думай, царь, чтобы я поступала и думала иначе, и желала не того же, чего и сестра моя Вера. Нет, я хочу идти по ее следам. Не медли и не старайся разубеждать меня, лучше приступи к самому делу, и ты увидишь мое единомыслие с сестрою.
Мучитель велел предать Надежду истязаниям. Сначала ее, как и Веру, царские слуги били по обнаженному телу, после чего мученица была брошена в огонь, из которого она вышла невредимою. Озлобленный мучитель, видя все это, приказал повесить ее на дерево и строгать ее тело железными когтями. Тело мученицы падало кусками, кровь ее лилась ручьями, но на лице ее сияла неземная улыбка. Претерпевая столь ужасные страдания, мученица стыдила мучителя тем, что он не в состоянии победить терпение такой, как она, малолетней отроковицы. Она говорила:
— Христос моя помощь, и я не только не боюсь муки, но желаю ее, как сладости райской: так приятны для меня страдания за Христа. Тебя же, мучитель, ожидает мука в геенне огненной вместе с бесами, коих ты почитаешь за богов.
Раздраженный этими словами Адриан велел ввергнуть Надежду в кипящий котел, наполненный маслом и смолой. Но лишь только царские слуги хотели исполнить это приказание, как котел растопился, подобно воску, разлившиеся же смола и масло опалили всех, окружавших место истязаний. Но неистовый мучитель не одумался. Осмеянный отроковицею, Адриан приказал отсечь Надежде голову. Отроковица же, лишь только услыхала о приближении своей кончины, с радостью сказала матери:
— Мать моя! Да будет с тобою мир, будь здрава и поминай дочь свою.
София обняла Надежду и сказала:
— Дочь моя Надежда. Благословенна ты от Господа Бога Вышнего за то, что на Него надеешься и ради Него не жалеешь пролить свою кровь. Иди к сестре твоей Вере и вместе с нею предстань к твоему Возлюбленному.
Затем Надежда подошла к стоявшей у места мучений Любови и, поцеловав ее, сказала своей сестре:
— Не оставайся здесь и ты, сестра, предстанем вместе пред Святою Троицею.
Обняв после сего бездыханное тело своей старшей сестры Веры, Надежда преклонила свою голову под меч. София, взяв ее бездыханные останки, побуждала к терпению и свою младшую дочь Любовь.
Ее мучитель также начал убеждать к поклонению богине Артемиде. Но ни ласки, ни убеждения, ни угрозы, — ничто не могло поколебать любви отроковицы к Господу Иисусу Христу. Тогда царь велел, растянув Любовь на колесе и бить ее палкой. И юная отроковица начала претерпевать бесчеловечные истязания. Ее растянутое тело, члены которого вышли из суставов, покрылось кровью, как багряница, и земля напилась кровью мученицы, как дождем. Но Адриан придумал новые мучения: он велел разжечь печь и, указав на нее Любови, сказал:
— Девица! Только скажи, что ты почитаешь богиню Артемиду, и я отпущу тебя, а если нескажешь сего, то сейчас же сгоришь в этой раскаленной печи.
На эти слова отроковица ответила:
— Велик Бог мой Иисус Христос, Артемида же и ты с нею погибнете.
Озлобленный мучитель велел ввергнуть Любовь в печь, но мученица, добровольно войдя в нее, без страданий ходила в ней и пела хвалебные гимны Творцу. Нисшедшая по благодати Божьей роса погасила пламень огня, и он вылетел из печи и, попалив окружающих, коснулся даже самого императора. Обожженный мучитель далеко бежал от места мучений. Присутствующие же были поражены видением в печи сияющих юношей, которые ликовали вместе с Любовью. Наконец, мученица вышла из печи. Она была здрава и весела, как будто вышла из чертога. Но закоснелый правитель не проникся светом христианской истины и велел продолжать истязания мученицы. По его повелению начали сверлить члены тела мученицы железными буравами. Но Господь помиловал мужественную отроковицу, сохранив ее от смерти и среди этих мучений. Тогда император, разболевшийся от ожога, велел обезглавить исповедницу. Выслушав приговор Адриана, отроковица возрадовалась и молилась:
«Господи Иисусе Христе, возлюбивший рабу Твою Любовь! Пою и благословляю имя Твое за то, что принимаешь меня вместе с сестрами, сподобив и меня претерпеть за имя Твое то же, что и они претерпели».
Мать же мученицы, София, молилась Богу, прося даровать терпение до конца ее младшей дочери, обращаясь к которой, она говорила:
— Третья моя ветвь, чадо мое возлюбленное, терпи до конца. Ты идешь добрым путем, и для тебя сплетен уже венец и отверзся уготованный чертог, Жених уже ожидает тебя, взирая с высоты на твой подвиг, чтобы, когда ты преклонишь под меч свою голову, взять твою чистую и непорочную душу в Свои объятия и успокоить тебя с сестрами твоими. Помяните и меня, мать вашу, в царстве Жениха своего, чтобы Он оказал милость и мне.
И тотчас Любовь была казнена.
Мать, взяв тела своих дочерей, положила их в дорогой гроб. Поставив его на погребальную колесницу, София отвезла останки своих возлюбленных дочерей за город и похоронила на высоком холме.
Три дня она провела на могиле своих дочерей, усердно молясь Господу и плача от радости. В таком состоянии мудрая София предала и дух свой Господу, отошедши к дочерям своим. Верующие с честью похоронили святую мать на оном холме с ее детьми. Святая церковь чтит и святую Софию как мученицу, потому что, если не телом, то сердцем своим она претерпела ужаснейшие истязания за Христа.
Дети Небесного Града
Незадолго до крещения Руси произошла последняя вспышка умирающего язычества. Поставили идолов — Перуна, Велеса и других богов — и стали им приносить человеческие жертвы, как это делалось у других языческих народов. На Руси этого раньше не было.
Жребий быть принесенным в жертву пал на юного Иоанна, сына православного варяга Феодора. Феодор принял крещение в Константинополе, когда был в Византии на военной службе.
Вторая Десятинная церковь в Киеве, построенная на месте гибели святых Феодора и Иоанна. Разрушена в 1936 г.
Отец отказался выдать сына язычникам. Он сказал им:
— Если ваши боги всемогущи, пусть сами придут и возьмут моего сына.
Разъяренная толпа подрубила столбы их дома, и отец с сыном были убиты. Летопись называет их первыми русскими мучениками. Их мужественная смерть поразила языческого князя Владимира. Может быть, тогда свет благодати Христовой и начал озарять его сердце.
На Руси занималась заря христианства. Впоследствии князь Владимир, уже христианин, на месте убиения святых мучеников Феодора и Иоанна воздвиг первую, созданную им, Десятинную церковь. В нее были перенесены святые мощи равноапостольной Ольги и, там же нашел упокоение святой князь Владимир.
Во время раскопок в Киеве, у алтаря этой церкви был обнаружен нижний деревянный сруб дома варягов-мучеников, которых один из создателей Киево-Печерского Патерика, святитель Симон, назвал первыми «русскими гражданами небесного града».
Святые Благоверные Князья Борис и Глеб
Святых мучеников Бориса и Глеба справедливо называют прекрасными весенними цветами русской земли. Немногословна повесть их мученичества. После смерти отца, святого равноапостольного князя Владимира, их брат Святополк подослал к ним убийц, и они, не защищаясь, мужественно приняли смерть и венец мученичества.
Оба они были любимыми детьми своего отца. Все прежние его сыновья происходили от жен язычниц, а они были детьми великой княгини Анны, греческой царевны, на которой Владимир женился, как только принял христианство. Над этими двумя младшими сыновьями почила благодать Божия. Несмотря на разницу в летах, они были чрезвычайно дружны между собой.
Борис с самых ранних лет отличался особенным благочестием. Любимым его занятием было чтение божественных книг. Особенно он любил жития мучеников. Он как бы предчувствовал собственную судьбу и, читая жития, со слезами молился:
«Владыко мой, Иисусе Христе, Сподоби меня быть в числе Твоих угодников. Научи меня подражать им, не дай мне увлечься суетой мира, но просвети мое сердце разумением заповедей Твоих».
Так часто взывал он к Боту, а маленький Глеб, сидя рядом с братом, слушал его и вместе с ним молился.
Равноапостольный Владимир отличался особенным нигцелюбием. Он не только принимал убогих на своем княжеском дворе и кормил их, но и посылал искать по домам слабых и больных, нищих, которые не могли сами приходить за подаянием, и отправлял им съестные припасы. Такую заботливость о меньшей братии, которая наблюдается у всех истинных христиан, унаследовал от своего святого отца и князь Глеб. Он принимал участие в благотворениях отца. Сироты и вдовы были его любимейшими гостями.
Мягким, отрадным светом озарен образ этих двух братьев. Как счастлива была их жизнь. То была благословенная пора, когда свежая, искренняя душа русского народа с радостью принимала учение Христа. И как весело на весеннем солнце зеленеют изумрудом побеги озимого поля, так же радостно светилась перед Богом жизнь новых христиан русской земли. Широкой волной в их души вливалась трогательная и самоотверженная любовь к распятому Христу.
Борис и Глеб были вне Киева, когда отец умер. Их брат Святополк завладел престолом и подослал к ним убийц. Борис узнал о смерти отца на реке Альте, где он преследовал разбитых печенегов. Его дружина предлагала ему занять престол, но он сказал:
— Не подниму я руки на старшего брата моего. Умер отец мой, пусть он будет мне вместо отца.
И остался с немногочисленной дружиной. Вечером убийцы пришли к Борису. Он знал об этом и со слезами в шатре молился Богу так усердно, что ослабел. Потом лег в постель и с плачем продолжал молиться. Когда ему сказали, что идут убийцы, он велел священнику петь утреню, а сам читал шестопсалмие. Потом воззвал:
— Господи, Ты пострадал за грехи наши, удостой меня пострадать за Тебя. Умираю я не от врагов, а от брата, не поставь ему того во грех.
Затем он спокойно лег на постель. Ворвались убийцы и ударили его копьем. Еще живой, Борис вышел из шатра, где его поразили опять. Слуга его, венгр Георгий, хотел прикрыть своего господина, но был заколот. Чтобы снять с его шеи доро1ую гривну, злодеи отрубили ему голову.
Тело Бориса было тайно перенесено в Вышгород и похоронено при церкви.
Глеб был застигнут убийцами на реке Смердыне, за Смоленском, где получил известие о смерти отца и убийстве старшего брата Бориса. Он молился, чтобы Бог дал ему пострадать, как брату:
— Лучше быть с Тобой, чем в этом злом мире.
Он просил слуг оставить его. Один из злодеев велел повару святого князя зарезать господина, и тот заколол его ножом, как агнца. Тело Глеба было положено в лесу, там его нашли охотники и перенесли в Вышгород, где был раньше похоронен Борис.
Тела святых князей оказались нетленными, и на могилах мучеников начали являться знамения и чудеса.
Благоверные князья Борис и Глеб, отозванные из земной жизни в цветущей юности, не имели времени послужить родине. Но своими посмертными явлениями они доказали, что служат ей молитвой у престола Божьего.
Так, в ночь перед тем днем, когда благоверный великий князь Александр разбил на берегах Невы шведов, один из его военачальников был свидетелем чудного явления. Он провел всю ночь на берету в молитве. Уже стало светать. Тогда по широкой поверхности реки пронесся шум, и показалась плывущая ладья. Весла тихо ударяли по волнам, гребцы были скрыты во мгле. Посреди лодки стояли первые князья мученики, сыновья равноапостольного Владимира — Борис и Глеб. И сказал Борис:
— Брат Глеб, вели грести спешно, да поможем сроднику своему, великому князю Александру Ярославичу.
Затем в ночь перед знаменитой Куликовской битвой, которая положила начало освобождению России от монгольского ига, было таинственное видение: в небе показалось несметное темное воско, но явились двое светлых юношей, которые поражали его с криком:
— Кто вам велел губить отечество наше?
В этих светлых юношах великий князь Дмитрий Донской узнал благоверных князей Бориса и Глеба.
Благоверный царевич Димитрий Угличский
Святой благоверный царевич Димитрий, сын царя Иоанна IV Грозного от его седьмого брака с Марией Федоровной, родился 19 октября 1582 года в Москве. Царь поселил царевича с его матерью в Угличе.
После смерти Иоанна Грозного на престол вступил старший брат царевича Димитрия Феодор Иоаннович. Однако фактическим правителем Русского государства был его шурин, властолюбивый боярин Борис Годунов. Иностранные дворы присылали Годунову дары наравне с царем.
Борису было известно, что в государстве, начиная с царя Феодора, признают Димитрия наследником престола и имя его поминалось в церквях.
Ненавидящий добро дьявол, видя, что царь Феодор и царевич Димитрий, ни о чем земном не радеют, и, не в силах их искусить, решил вложить в сердце Бориса гордый помысел — быть властелином на Руси.
Тревожась за свое будущее, обольщаемый мечтами о власти, Борис Годунов стал действовать против царевича, как против личного врага, желая избавиться от законного наследника русского трона.
Для осуществления преступного замысла Борис Годунов решил удалить царевича от московского царского двора. Вместе с матерью — вдовствующей царицей Марией Феодоровной и ее родственниками царевич Димитрий был отправлен в свой удельный город Углич.
Царевич Димитрий. 1899 г. Худ. Михаил Нестеров
Стараясь избежать кровопролития, Борис Годунов пытался сначала оклеветать юного наследника престола, распустив через своих приверженцев лживые слухи о мнимой незаконнорожденности царевича и запретив поминать его имя во время богослужений.
Поскольку эти действия не принесли желаемого, коварный Борис прибег к распространению новых вымыслов: будто бы Димитрий с юных лет уже являет в себе наследственную суровость государя, своего отца.
Но все это казалось Борису недостаточным. Он не мог рассчитывать на царский престол, пока жив Димитрий, а потому решился погубить царевича. Попытка отравить юного царевича с помощью Василисы Волоховой, кормилицы Димитрия Иоанновича, не увенчалась успехом: смертоносное зелье не повредило отроку.
Тогда через своего сообщника Андрея Клешнина Борис отыскал знакомого дьяка Михаила Битяговского, взявшегося собственноручно умертвить царевича. Борис послал Битяговского в Углич с его сыном Даниилом и племянником Никитой Качаловым, будто бы для управления хозяйством вдовствующей царицы. Там Битяговский поручил Волоховой вывести в назначенное время царевича во двор.
В субботу боярыня мамка Волохова позвала Димитрия гулять во двор. Кормилица Ирина, как бы предчувствуя, удерживала царевича во дворце, но мамка силой вывела его из горницы в сени, к нижнему крыльцу, где уже были Осип Волохов, Данило Битяговский и Никита Качалов.
Волохов, взяв Димитрия за руку, сказал:
— У тебя новое ожерелье, государь?
Кроткий агнец, подняв голову, тихим голосом отвечал:
— Это старое ожерелье.
И Волохов полоснул его ножом по шее, но не задел гортань. Кормилица напала на негои начала кричать. Убийца бросил нож и побежал, но Данило Битятовский и Никита Качалов начали бить кормилицу, отняв у нее отрока, дорезали и сбросили его вниз с лестницы.
В это время на крыльцо вышла царица и стала кричать. При виде страшного злодеяния пономарь соборного храма, запершись на колокольне, ударил в набат, созывая народ. Сбежавшиеся со всех концов города люди отомстили за невинную кровь восьмилетнего отрока Димитрия, самочинно расправившись с жестокими заговорщиками.
В Москве узнали об убийстве царевича, и сам царь хотел отправиться в Углич для расследования преступления, но Годунов под разными предлогами удержал Феодора Иоанновича в Москве.
Через своих людей князя В. И. Шуйского, окольничего Клешнина и дьяка Вылузгина, посланных в Углич для судебного разбирательства, Борис Годунов сумел убедить царя в том, что его младший брат якобы страдал падучей болезнью и умер нечаянно, упав на нож.
Царица мать, обвиненная в недосмотре за царевичем, была сослана в отдаленный монастырь святого Николая на Восхе, по ту сторону Белого озера, и пострижена в иночество с именем Марфы. Братья ее были сосланы в заточение. Жители Углича за самовольную расправу с убийцами одни были казнены, другие сосланы на поселение в Пелым, а многим урезали языки.
Казалось, все забыто. Но глас Божий — глас народа: возникла народная молва об усопшем царевиче, и глухой ропот все возрастал. Несмотря на приговор бояр и указ царя, никто не верил князю Шуйскому. И сам князь Шуйский пятнадцать лет спустя, увенчанный наследственным венцом Димитрия, писал в окружных грамотах народу, что «за грехи всего христианства православного великого государя царевича Димитрия Иоанновича не стало, убит же он, как непорочный агнец в Угличе». Перед всей Россией свидетельствовал, что «царевич Димитрий Иоаннович, по зависти Бориса Годунова, яко овча незлобливо, заклася».
И патриарх Иов в грамоте писал: «Прият заклание неповинно от рук изменников своих». И патриарх Ермоген в сказании обубиении царевича, и многие российские и иностранные современники — все единодушно говорили, что царевич убит по тайному приказанию Годунова. Ложь, прикрывающая убийц, стала явной, когда в 1606 году открыли гроб царевича, и нашли, что «в левой руке царевич держал полотенце, шитое золотом, а в другой — орехи», в таком виде его и постигла смерть. Царевич Димитрий был погребен в Угличе в дворцовом храме в честь Преображения Господня.
Но Господь, смотрящий не на лица, а на помыслы, произнес устами пророка Исаии: Мне отмщение, и Аз воздам (Рим. 12,19). И устами иного пророка: «Что грех отцев взыщет на сынех до третьего и четвертого рода, милость же Его на тысячи родов» (Исх. 20, 5—6).
Он посетил всех, причастных к смерти Димитрия. Одним именем мнимо воскресшего отрока Лжедмитрия поражен сам Борис на престоле и все его семейство. И царь Василий Шуйский, ближайший судья в смерти царевича, низложивший первого Лжедмитрия, сам низложен с престола во время смуты Лжедмитрия второго. И опять тень царевича оказывается сильнее царя на престоле: Шуйский невольно пострижен, как бы за невольное пострижение матери царевича и, как братья ее Нагие, терпит он с братьями долголетние узы и скончается в плену со всем своим родом, некогда столь могущим.