Неприступный герцог Грей Джулиана
Она покачнулась, сделала шаг назад, чтобы удержать равновесие, но споткнулась о мешок с пухом.
Уоллингфорд последовал за ней, подхватил, и они опустились на пол, слившись в страстном поцелуе. Пальцы Абигайль вцепились в пуговицы на рубашке Уоллингфорда, а его пальцы — в пуговицы ее платья.
— О, Уоллингфорд!
— Меня зовут Артур, — простонал он, сражаясь с лифом платья Абигайль.
— Артур?
— Да. — Ему наконец удалось немного спустить лиф платья и зарыться лицом в ароматные кружева сорочки, выглядывающие из-под корсета.
— Но я не могу выкрикивать «О, Артур!» в порыве страсти.
Герцог поднял на нее взгляд.
— Да что вы можете знать о страсти?
— Совсем ничего, кроме того, что страсть нельзя разделить с мужчиной по имени Артур. — Абигайль устроилась поудобнее под герцогом и приподняла лицо для поцелуя. — Но не беспокойтесь, я кое-что придумала. Если вы не возражаете, я буду называть вас как-нибудь иначе. Например, Волфгар, или Тристан, или… Даже Роланд гораздо больше подходит для страстных восклицаний. Только это будет неловко…
Уоллингфорд слегка приподнялся.
— Да, это будет чертовски неловко!
— О, идите сюда. Не стоит обращать внимание на мою неприятную привычку болтать всяческие глупости. Просто игнорируйте. Артур? Прекрасно. Правда. Уверена, я прямо сейчас так вас и назову. — Абигайль взялась за сюртук Уоллингфорда, расстегнула его и стащила с плеч.
Герцог открыл было рот, чтобы возразить, но его взгляд вновь упал на грудь Абигайль. Он провел пальцами по кружевам и принялся их отодвигать, посылая по ее телу сладостные мурашки предвкушения.
— Абигайль, вы такая чудесная. Вы похожи на фею. Мою собственную чудесную фею. Мне даже страшно к вам прикоснуться, — прошептал Уоллингфорд, вновь накрывая ее губы в поцелуе.
Господи, как же он был хорош на вкус! Абигайль ответила на поцелуй и пробежалась пальцами по широким плечам.
— Артур. — Она произнесла его имя для того, чтобы привыкнуть к этим звукам. — Не думала, что победа в споре может доставить мне такое удовольствие.
Уоллингфорд замер.
Абигайль легонько нажала на его плечи.
— Артур?
Уоллингфорд поднял голову.
— Что вы сказали?
— Я сказала: «О, Артур!». Разве нет? — Мысли вихрем закружились в голове Абигайль.
— Вы сказали, что выиграли спор.
Абигайль улыбнулась и коснулась пальцами губ герцога — таких мягких и пухлых, совершенно не соответствующих горящему гневом лицу. Ей ужасно нравились эти губы.
— О да. Замечательно, не правда ли? Какая глупая идея — заключить пари. Я так рада, что с ним покончено.
Уоллингфорд вскочил на ноги.
— Какого черта здесь происходит?
Абигайль ошеломленно заморгала. Приподнялась, села на полу, позволив лифу платья весьма непристойно съехать вниз. Шпильки выскочили из ее волос, и они каскадом рассыпались по плечам и спине. Она чувствовала себя распутной женщиной, и это ощущение ей понравилось.
— Разве это не очевидно? — радостно произнесла она. — Мы занимаемся любовью. Наконец!
Брови Уоллингфорда сурово сошлись на переносице. Красивые губы превратились в узкую полоску. Он потянулся за сюртуком.
— Вы сделали это намеренно, не так ли? Кто вас надоумил? Леди Морли, полагаю?
— Никто. Никто ничего не знает. Все считают, что я вас ненавижу. — Абигайль отбросила с лица волосы. — Да и какая разница? Почему вы одеваетесь?
Уоллингфорд уже поспешно застегивал пуговицы сюртука.
— Мне кажется, меня обвели вокруг пальца.
— О, не говорите чепухи.
Кожу Абигайль все еще покалывало, а соски болезненно упирались в неуступчивый корсет. Она сгорала от желания, а этот невыносимый объект ее страсти поправлял ворот сорочки, возвращая ему безупречность и стирая тем самым воспоминания о мужчине, всего мгновение назад страстно шептавший ей на ухо и называвший своей чудесной феей.
Она в отчаянии протянула к нему руки.
— Вернитесь. Я же предупреждала, что сама не ведаю, что говорю.
— Перья! — процедил сквозь зубы Уоллингфорд. — Каким же идиотом вы меня считаете. Подозреваю, вашей целью было вынудить всех нас покинуть замок.
— Неправда! Я умру, если вы уедете. — Абигайль встала с пола.
Уоллингфорд одарил ее ледяным взглядом, протянул руку к платью Абигайль, и та охнула, подумав, что он хочет сорвать его с нее и начать все сызнова, но вместо этого Уоллингфорд вернул лиф на место.
— Вы выглядите как потаскуха, — холодно произнес он, принимаясь застегивать пуговицы. Абигайль была слишком ошеломлена, чтобы его остановить. — Вы хотели принести себя в жертву. Благородно. Интересно, вы собирались довести задуманное до конца? Или ваши друзья уже сейчас стоят под дверью, чтобы ворваться в комнату и застигнуть нас на месте преступления?
Уоллингфорд рывком застегнул последнюю пуговицу на платье Абигайль, и ей пришлось отступить на шаг назад и сложить руки на груди. Лицо и тело пылали, но теперь не от страсти, а от гнева, для нее непривычного ощущения. Ведь она еще никогда не сердилась по-настоящему. Гнев был так же противен ее существу, как и ревность. У нее не было опыта общения с подобными эмоциями, поэтому она и не знала теперь, что делать с красным туманом, застившим ее глаза, и рвущимися с губ словами.
— Я собиралась сделать вас своим любовником, — сказала она. — Собиралась сделать вам подарок — подарить свою невинность. Надеялась, что это значит для вас то же, что и для меня, но теперь вижу, что ошибалась. Вы всего лишь обычный жестокосердный соблазнитель. Мне стоило выбрать в качестве любовника мистера Берка или славного лорда Пенхэллоу, хотя я никогда не поступаю так со своими друзьями. Да, и еще… Вы заставили меня плакать, невыносимый вы герцог, а я никогда не плачу! — Абигайль схватила мешок с перьями.
— Подождите, Абигайль…
— Надеюсь, вы никогда не встретите женщину, которая вас полюбит. Надеюсь, вы умрете в одиночестве, бездетным и всеми покинутым! — Абигайль взяла мешок за дно и высыпала содержимое на голову Уоллингфорда. — Большего вы не заслуживаете.
Она не остановилась, чтобы полюбоваться делом рук своих. Повернулась и вышла прочь из спальни герцога Уоллингфорда, даже не потрудившись выслушать его извинения, приглушенные слоем перьев.
Перья были на ресницах, в волосах, в сюртуке, во рту, который он опрометчиво открыл, чтобы возразить, как раз в тот момент, когда она высыпала на него содержимое мешка.
— Абигайль! — попытался крикнуть Уоллингфорд, как только может крикнуть человек, горло которого щекотало крохотное гусиное перышко. Уоллингфорд выплюнул его и сделал еще одну попытку: — Абигайль! — Такой рев, присущий только обладающим неограниченной властью герцогам, заставил бы целую армию преклонить колени. Даже камни замка могли бы склониться в поклоне перед этим преисполненным властности воплем, но Абигайль Харвуд не остановилась, как если бы вообще ничего не слышала.
Она растворилась без следа в переливающемся весеннем воздухе, подобно фее, с которой ее сравнивал Уоллингфорд.
Ну конечно же, он не собирался так ее называть. Как не собирался делать и всего остального. Просто это имя само слетело с его губ, словно он вдруг превратился в совершенно другого человека. На протяжении многих недель он всячески пытался избегать встреч с этой леди, а если встречи были неизбежны, гневно поджимал губы и окидывал ее ледяным взглядом. Он пытался закрыть свой разум для мыслей о ней. Уоллингфорд едва не забылся однажды на конюшне и не собирался допустить повторения произошедшего.
Он не должен оступиться. Не должен позволять себе быть слабым.
Но все эти благие намерения тотчас же выветрились из его головы, когда он увидел Абигайль, с ее изящными ключицами, виднеющимися над вырезом желтого платья, и густыми ресницами, обрамляющими неправдоподобно большие глаза. А потом она подняла эти самые глаза и взяла его в плен, глядя на него с таким дразнящим теплом, с таким невинным пониманием, что Уоллингфорд сдался.
Имя Артур, данное ему при рождении и сорвавшееся с губ Абигайль, растопило его мозг. А вид ее гладкой кожи и многообещающе выпирающей из декольте груди свели с ума. Его восхитительная фея, похожая на ангела, Абигайль выгибалась и сладостно вздыхала. К черту пари, деда и весь мир, кроме этой комнаты и этой странной, единственной в мире женщины, созданной именно для него!
А потом между стонами и вздохами прозвучала фраза: «Не думала, что победа в споре может доставить мне такое удовольствие». И эти слова вдребезги разбили все: его гордость, вселяющее надежду, безымянное ощущение у него в груди, признание, что едва не сорвалось с его губ.
Абигайль играла с ним, подставила его, использовала в своих целях.
Его, герцога Уоллингфорда!
И вот теперь он стоял посреди пустой комнаты, с каждым своим вздохом поднимая в воздух небольшое облачко пуха. Все было на месте и в порядке, кроме кровати, перьев и его собственного растревоженного сознания.
Уоллингфорд нахмурился еще больше. Казалось, даже дверь комнаты насмехается над ним, зияя полутемным коридором, в котором в облаке желтого платья растворилась Абигайль, и окном, из которого открывался вид на покрытую весенней зеленью долину.
Он глухо застонал, в два шага пересек комнату, вышел в коридор, захлопнул дверь и запер ее на ключ. Затем бегом спустился по лестнице, высекая искры из каменных ступеней каблуками своих сапог, и направился к выходу.
Герцогам не пристало спокойно наблюдать за тем, как попирают их гордость.
Абигайль сидела на камнях, обхватив руками колени, и наблюдала за мелькающими над поверхностью озера длинными белыми руками Уоллингфорда. Он был полностью обнажен. Его гладкая спина, бьющие по поверхности ноги и даже ягодицы время от времени мелькали над водой. Несправедливо, что человек, от рождения получивший множество привилегий, обладал еще совершенной фигурой и грациозностью движений. Абигайль всеми фибрами души желала расстегнуть платье, развязать проклятый корсет, стянуть с себя сорочку и освободиться от слоев одежды, отделяющих ее от Уоллингфорда. Она страстно желала нырнуть в озеро и присоединиться к нему, увидеть при этом его лицо и заставить осознать то, что между ними существует связь.
Но Абигайль не сделала этого, просто тихонько сидела на берегу, скрытая оливковыми деревьями, наслаждаясь теплом пробивающихся сквозь листву солнечных лучей. В отдалении раздавались голоса. Очевидно, Лилибет устроила для Филиппа пикник, чтобы только не поддаться чарам лорда Роланда.
Ну почему глупые клятвы значили для Уоллингфорда так много?
Не было у него никакой тайны. Не было никаких тайных писем, спрятанных в белье, и никакой любовницы из деревни. Герцог Уоллингфорд просто хотел проверить себя, и мотив для этого крылся в его собственной голове.
Уоллингфорд почти достиг противоположного берега, и она больше не могла различить деталей, лишь видела сверкающую на солнце темную голову и мерные взмахи руками, словно он мог целый день плавать в ледяной весенней воде. Абигайль смотрела на герцога с нежностью, к которой примешивались незнакомое собственническое чувство и гордость за его силу.
Все они были немного сломлены. Все шестеро.
Абигайль поднялась с земли, поправила юбки и пошла по извилистой тропинке в замок.
Синьора Морини перебирала огромную гору гороха для вечернего супа и не подняла головы. Все ее внимание было направлено на горох, алый платок ярким пятном выделялся на фоне приглушенных красок кухни.
Абигайль села рядом и взяла горсть гороха.
— Хорошо, — сказала она, — я вам верю. Скажите, как я могу помочь.
Глава 8
Планы синьоры Морини были гораздо более многообещающими, нежели один из замыслов Абигайль, когда она переоделась молодым человеком, чтобы сдать вступительные экзамены в Мертон-колледж. В тот раз она не успела проехать и получаса от Паддингтонского вокзала. Она так сильно нервничала, что пот начал струиться меж ее перетянутых грудей (а она, как и сестра, унаследовала от матери довольно полную грудь), и ей пришлось сойти с поезда в Чилтерне и вернуться назад в Лондон. Служанки, которым удалось раздобыть для Абигайль одежду своих братьев, и кухарка, заботливо собравшая ей в дорогу завтрак, были весьма разочарованы ее столь быстрым возвращением.
На этот раз план не включал в себя больно стянутую грудь и переодевание в мужскую одежду. Она и синьора Морини решили просто немного помочь естественному ходу событий, сведя вместе леди и джентльменов, которые и так уже начали влюбляться друг в друга.
Абигайль посмотрела на лорда Роланда, сидящего за столом напротив нее. На славного красивого лорда Роланда, в чьих волосах играли золотистые отсветы свечей, а выразительные глаза цвета ореха мечтательно смотрели на тарелку с оливками. Он уже вздыхает по Лилибет и будет только благодарен небольшой помощи.
Кулак Уоллингфорда прервал ее размышления громким ударом, от которого зазвенели тарелки.
— Послушай, Берк, ты что, вообще ни слова из сказанного не слышал?
Абигайль перевела взгляд на Финеаса Берка. Ну разве можно было винить Александру в том, что та питала слабость к этому мужчине — такой красивый, высокий, с яркими чертами и идеальным телосложением. Самая настоящая копия…
Абигайль поставила на стол бокал с вином, посмотрела на лорда Роланда, затем на Уоллингфорда и опять на Берка.
О Господи!
— Боюсь, я действительно ничего не слышал, — ответил мистер Берк. — У меня кое-какие проблемы с исследованиями, а все эти твои разглагольствования ни капли не помогают в их решении. Пенхэллоу, друг мой, могу я попросить тебя передать оливки?
Лорд Роланд вскинулся:
— Э… что? Оливки, ты сказал?
— Оливки, сэр. Слева от тебя. Да, они самые. Благодарю.
Уоллингфорд вновь ударил по столу.
— Берк, несносный ты негодяй…
— Ваша светлость, прошу вас! — воскликнула Лилибет, надев маску приличествующего случаю негодования.
— Прошу прощения, леди Сомертон, но Берк заслужил подобное обращение. А я всего лишь пытаюсь защитить его жалкую шкуру.
Абигайль внимательно наблюдала за тем, как Уоллингфорд пьет вино и какие взгляды бросает на Берка — гневные и вместе с тем покровительственные. Почему она не замечала этого раньше?
— Моей шкуре ничего не угрожает, уверяю тебя, — ответил Финн.
Александра положила нож и вилку. Она сидела рядом с сестрой, поэтому последняя не видела ее лица, но зато прекрасно представляла, как оно выглядит: гладкая кожа, вскинутые брови, горящие уверенностью глаза. Она обратилась к мистеру Берку, намеренно растягивая слова:
— Его светлость считает, будто я намерена вас соблазнить и тем самым выиграть это ваше глупое пари.
Абигайль откашлялась и сказала:
— Но ведь это бессмысленно. Ведь если ты успешно соблазнишь мистера Берка, пари проиграют обе стороны, не так ли?
Все ошеломленно повернулись к Абигайль, словно забыли о ее существовании, словно она сказала нечто такое, что противоречило абсолютно всем существующим в мире законам. Абигайль переводила взгляд с одного человека на другого. Неужели никто из них не задумывался о подобном исходе раньше? Для нее это было очевидно.
Молчание нарушил мистер Берк, голос которого звучал несколько натянуто:
— Да, да. Полагаю, это именно так.
Абигайль повернулась к Уоллингфорду и многозначительно улыбнулась:
— Видите? Так что можете не загружать свою голову мыслями о соблазнении, ваша светлость. Ни одному здравомыслящему человеку не придет в голову решиться на подобное. Целых два объявления в «Таймс»! Это неслыханно!
Уоллингфорд бросил на Абигайль полный ярости взгляд. Краска гнева поползла по его лицу и залила восхитительно высокие скулы. Интересно, как бы он отреагировал, если бы она сейчас поднялась со своего места, обошла вокруг стола и обхватила ладонями его пылающие щеки, как сделала это чуть раньше?
— Господи, Уоллингфорд, вам просто необходимо научиться держать себя в руках, — посоветовала Александра. — А иначе, боюсь, вас хватит удар. Вы что-нибудь смыслите в медицине, мистер Берк?
— К сожалению, самую малость. Но галстук ослабить смогу.
Уоллингфорд с трудом обрел дар речи.
— Я счастлив быть объектом такого нескончаемого веселья. Но ты, — он ткнул пальцем в широкую грудь мистера Берка, — и ты… — лорд Роланд тоже получил тычок в грудь, — вы понятия не имеете о том, что у этих женщин на уме. С того самого момента, как мы прибыли в замок, они только и делают, что докучают нам и строят козни. А все для того, чтобы сделать нашу жизнь невыносимой и вынудить нас уехать и оставить замок в их полное распоряжение. Не пытайтесь отрицать это, леди Морли. Этим вы лишь оскорбите нас всех.
— Я была бы счастлива увидеть вас сегодня в последний раз, Уоллингфорд, — сказала Александра. — Я никогда не скрывала своего отношения к вам.
Уоллингфорд хищно прищурился, и у Абигайль появилось неприятное ощущение, что Александра только что наступила на шахматную доску с любовно расставленными герцогом фигурами. Краска отлила от его лица, зато черты ожесточились, а от взгляда повеяло ледяным холодом.
— Что ж, хорошо, леди Морли, — осторожно произнес герцог. — В таком случае я должен внести поправку к нашему пари. А именно предложить повысить ставки.
Повысить ставки? А вот это интересно. Абигайль еле заметно подалась вперед. Нарушит ли это предложение Уоллингфорда ее собственный тщательно продуманный план действий?
— О Господи! — простонал мистер Берк. — Неужели у тебя нет лучшего применения своему времени, Уоллингфорд? Его, например, можно употребить для чтения книг из обширной библиотеки замка. В конце концов, мы именно для этого сюда приехали.
Александра провела пальцем по ободку своего бокала.
— Его светлость может присоединиться к нашему литературному обсуждению в салоне. Мы будем рады выслушать его мнение, только я бы советовала прихватить с собой зонт на случай ненастной погоды.
— Нет, черт возьми! Прошу прощения, леди Сомертон.
Лилибет вздохнула так тихо, что Абигайль едва ее услышала.
— Ничего, ваша светлость.
Уоллингфорд распрямил свои и без того широкие плечи и поднялся со стула.
— Мое предложение таково: помимо объявления в «Таймс» проигравшая сторона немедленно покидает замок. — С этими словами герцог удовлетворенно опустился на свое место.
В столовой воцарилась такая тишина, что Абигайль показалось, будто она слышит трепет пламени свечей.
Лорд Роланд присвистнул.
— Очень жесткие условия, приятель. Ты уверен? А если это нам придется уехать?
Уоллингфорд высокомерно улыбнулся.
— Должен признать, что ты самое слабое звено в цепи, но тут я вынужден полностью положиться на благородство леди Сомертон.
— Неужели, ваша светлость? — прошептала Лилибет.
— Большей глупости я не слышала, Уоллингфорд, — резко бросила Александра. — Вся эта болтовня о тайных замыслах и прочем вздоре. Уверяю вас, у меня нет ни малейшего намерения соблазнять бедного Берка, и, осмелюсь предположить, он тоже не горит желанием быть соблазненным. Это все из-за перьев, да? Вы пытаетесь нам отомстить…
— Если я ошибаюсь, леди Морли, у вас нет причин возражать против повышения ставок. — Уоллингфорд протянул руку к бутылке и наполнил свой бокал. — Так что вы на это скажете? — Он сделал глоток вина, не спуская глаз с Александры поверх ободка бокала.
Абигайль показалось, что сидящая рядом с ней сестра дрожит от еле сдерживаемого гнева. Ей хотелось успокоить Александру, сказать, что все сработает и никому не придется покидать замок. Что это всего лишь мелкие разногласия между столь разными личностями, пытающимися притереться друг к другу. Но что она могла сказать? Александра — хотя она никогда ни с кем не обсуждала подобных вещей — балансировала на грани нищеты, после того как семья разорилась после скоропостижной смерти лорда Морли. Ей было некуда возвращаться. У нее не было пристанища, кроме этого полуразрушенного итальянского замка. А Лилибет? Лилибет придется еще хуже, если ее вынудят покинуть это уединенное место. В Лондоне ее ждет жестокий лорд Сомертон, который, возможно, уже сейчас бросил все силы на розыски своей беглянки-жены и сына.
Неудивительно, что Александра колебалась, прежде чем принять предложение Уоллингфорда. Мужчинам проигрыш не нанесет большого урона, разве только уязвит их гордость. А вот для женщин ставки — как изволил выразиться герцог Уоллингфорд — действительно слишком высоки.
Он фактически загнал их в угол. Александра не могла отказаться. Абигайль вновь бросила взгляд на Уоллингфорда, сидящего во главе стола. Расправив плечи, он высокомерно взирал на присутствующих и был очень доволен собой.
— Конечно же, я не стану возражать, — сказала наконец Александра, с силой сжав тонкую ножку пустого бокала. — Но я по-прежнему считаю ваше предложение совершенно абсурдным.
Откашлявшись, Берк поспешил прийти Александре на помощь:
— В самом деле, Уоллингфорд, в этом вовсе нет необходимости. Не понимаю, почему мы не можем продолжать жить все вместе и дальше? Ну что значит какая-то горстка перьев? Кроме того, я совершенно уверен, что смогу противостоять чарам леди Морли, если она вдруг вознамерится посягнуть на мою добродетель.
Уоллингфорд откинулся на стуле и обвел взглядом присутствующих.
— Неужели ни у кого из вас не хватит духу принять мое предложение? Леди Морли, вы ведь не устоите перед соблазном?
— Вы всегда слыли негодяем, Уоллингфорд. — Александра покачала головой.
О черт! Необходимо высказаться и все уладить, иначе ужин никогда не закончится, и ее планы рухнут.
— Почему бы и нет? — нарушила Абигайль всеобщее молчание.
И вновь на нее устремились ошеломленные взгляды присутствующих. Вот так веселье. Единственным своим высказыванием она повергла в шок всех. Абигайль повернулась к Уоллингфорду и смерила его многозначительным взглядом.
— Почему бы нет? Я не могу говорить за вашу компанию, ваша светлость, но мы трое будем просто продолжать заниматься своими делами. Читать книги и изучать науки, как и предполагалось с самого начала. Если вам так хочется превратить наше пребывание здесь в игру, поднять ставки, считайте, что мы приняли ваши условия. — Абигайль беззаботно пожала плечами и повернулась к Александре: — Для нас это не имеет никакого значения. Правда ведь, Алекс?
Александра заморгала и глубоко вздохнула:
— Ну конечно. Хорошо. Мы принимаем ваши условия, Уоллингфорд. Хотя это не имеет никакого значения, ибо ваши подозрения не имеют под собой никакого основания. И вообще мне кажется, что у вас случилось помутнение рассудка. Поэтому я бы посоветовала вам оставить свои вздорные предположения и направить свою энергию в нужное русло. Займитесь чем-нибудь полезным. Мы сейчас изучаем Аристофана, и моя дорогая сестра Абигайль уже дважды прочитала его в оригинале. Я уверена, она сможет дать вам несколько полезных советов. Помочь вам с постижением собственной сути.
О да, это был триумф! Абигайль протянула под столом руку и одобрительно сжала запястье сестры.
— Уверяю вас, моя суть в полном порядке, леди Морли. — Уоллингфорд промокнул губы салфеткой и бросил ее рядом с тарелкой. После этого грациозно поднялся со своего места и коротко откланялся: — А теперь, леди, прошу меня извинить. Оставляю вас в более приятном обществе моих товарищей.
С этими словами он ушел, оставив после себя звенящую тишину.
«А теперь, — подумала Абигайль, складывая свою собственную салфетку на поверхности древнего стола, — начнем игру».
Уверенно пересекая огромный, похожий на пещеру холл замка, герцог Уоллингфорд никак не ожидал столкнуться с Абигайль Харвуд. Хотя если говорить точнее, он коснулся ее правого плеча, но когда вскинул руку, чтобы удержать леди от падения, его рука опустилась — то ли по стечению обстоятельств, то ли повинуясь инстинкту — прямо в центр мягкой затянутой шелковой тканью груди.
— Господи, Уоллингфорд! — воскликнула Абигайль, даже не попытавшись отстраниться. — Что вы здесь делаете в столь поздний час?
Уоллингфорд не мог вспомнить. Кажется, его появление в холле было как-то связано с книгами. Или с кухней. Перед его глазами мгновенно возник большой бронзовый ключ.
— А какого черта здесь делаете вы в такой час? — грозно потребовал ответа герцог и остановился. Он даже не мог разглядеть леди в скудном свете луны, пробивающемся из находящихся в отдалении окон, но не сомневался, что перед ним стоит именно мисс Харвуд. Он бы ни с чем другим не спутал эти веселые нотки в голосе и нежный сладковатый аромат цветочного мыла, лимона и весенних садов. А эта чудесная плоть, заполнившая его широкую ладонь…
Уоллингфорд отдернул руку, словно от кипящего чайника.
— Я укладывала Филиппа спать, — без тени смущения ответила Абигайль. — Он заставил меня прочитать ему несколько историй из толстой книги о боевых конях, которую стащил в библиотеке. Не слишком подходящее чтиво на ночь, но разве можно что-то сделать, если маленькому мальчику что-то втемяшилось в голову.
Библиотека! В голове у Уоллингфорда просветлело.
— Ну да ладно, — произнес герцог. — Вы не знаете, где я могу найти экономку? Наверное, на кухне? Дверь в библиотеку заперта. — Он помолчал. — Наверное, ваш мальчик нечаянно захлопнул ее, когда выходил. Оставил зажженной свечу. Это ведь очень опасно.
— Вообще-то это сын Лилибет.
— Да какая разница? Мне необходим ключ.
Между ними озером разлилась тишина. Уоллингфорд ощутил исходящее от Абигайль беспокойство.
— Что ж, — медленно произнесла она, — в таком случае я пойду и поищу экономку. Только особо не надейтесь. Она наверняка уже в постели.
— Сейчас только полдевятого.
— Она живет по распорядку, принятому в деревне.
Уоллингфорд начал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.
— Тогда разбудите ее. Мы не можем оставить свечи на всю ночь. Во-первых, это опасно, а во-вторых, мне нужна книга.
— Какая именно? Я найду.
— Мисс Харвуд, — сказал Уоллингфорд, сурово сдвинув брови, — вряд ли нужно вам напоминать, что библиотека расположена на территории джентльменов. К тому же вы не должны приносить мне книги.
— А мне кажется, вы привыкли к тому, чтобы вам приносили книги, — парировала Абигайль. — Возможно, вы не делали этого самостоятельно с тех пор, как были ребенком. Да и сейчас вряд ли это делаете.
— Должен заметить, вы ошибаетесь. Я вполне способен отыскать нужную мне книгу. Я… — Уоллингфорд замолчал. В серебристом полумраке холла, окруженный холодными камнями, неподвижным воздухом и еле заметным теплом, исходящим от невидимого тела Абигайль, он вновь ощутил ее беспокойство. — Вы пытаетесь отвлечь мое внимание, мисс Харвуд? — тихо спросил Уоллингфорд.
— Конечно, нет, — слишком поспешно ответила Абигайль. — Я всегда так разговариваю. Постоянно перескакиваю с темы на тему. Так о чем мы говорили? О ключах? О книгах? Или о том и о другом сразу?
— Вообще-то речь шла о ключе от библиотеки, — напомнил Уоллингфорд.
— А… Ну, это ваша проблема. — Раздалось шуршание, как если бы Абигайль приглаживала подол платья.
— Проблема? Какая проблема? Библиотека заперта, поэтому нам надо разыскать экономку и взять у нее ключ. Может, покажете мне дорогу, мисс Харвуд? — Герцог разговаривал тоном, не допускающим возражений. Теперь он был совершенно уверен, что она что-то скрывает. Мисс Абигайль Харвуд могла с легкостью провести остальных, но только не его. Ведь он-то знал о ее коварстве. Изучил ее вдоль и поперек. Она не могла скрыть от него ни неуверенности в голосе, ни лишнего движения рукой.
— Э… видите ли, ваша светлость, — произнесла Абигайль, — хотя, возможно, вы уже знаете об этом, если достаточно близко познакомились с библиотекой. Видите ли…
— Да, мисс Харвуд?
— Она закрывается изнутри.
Уоллингфорд сложил руки на груди. Его глаза уже успели привыкнуть к полумраку, и ему даже показалось, будто он сумел разглядеть улыбку на лице Абигайль. Уголки ее губ слегка приподнялись, как если бы она изо всех сил пыталась сдержаться. Ее нижние юбки, прикрытые юбкой платья, еле слышно шуршали вокруг стройных ног. Уоллингфорд обнаружил, что его правая рука все еще ощущала тепло от нечаянного соприкосновения с грудью Абигайль.
— Что вы хотите этим сказать, мисс Харвуд? — спросил он. — Что дверь библиотеки сама себя заперла?
— Конечно, нет. Но возможно, там заперся ваш брат. Вы не подумали о том, что можно постучать?
— С какой стати моему брату запираться в библиотеке?
— Ну, чтобы уединиться. Чтобы ему никто не мешал. — Абигайль подалась вперед, и Уоллингфорд ощутил на своей шее ее сладковатое дыхание. — Возможно, для того, чтобы защититься от вероломных попыток леди Сомертон его соблазнить.
Она смеется над ним?
— В леди Сомертон напрочь отсутствует вероломство, — уверенно заявил Уоллингфорд, тоже наклоняясь вперед, якобы в попытке запугать мисс Харвуд. На самом же деле ему просто хотелось еще раз вдохнуть исходящий от нее сладкий аромат и ощутить тепло ее кожи. — Что же касается вас, мисс Харвуд…
— Меня? Я вероломна? — Она рассмеялась. — Ничего подобного. Я до простоты прямолинейна. Моя сестра была бы очень рада, будь я менее прямолинейна. «Ты должна научиться хитрить, Абигайль, — говорит она, — иначе никогда не найдешь себе мужа».
— О, хитрости в вас предостаточно, — сам того не желая, протянул Уоллингфорд, как если бы он с ней флиртовал. Герцог хотел от нее отпрянуть, но его ноги словно приклеились к каменным плитам пола.
— Предостаточно для чего, ваша светлость? — раздался в полумраке голос Абигайль. — Для замужества?
— Для всего, чего вам хочется, мисс Харвуд.
Абигайль рассмеялась:
— Вы гораздо больше верите в мои способности, нежели я сама, ваша светлость. Почему так?
— Потому что я видел их в деле. А теперь расскажите мне, мисс Харвуд, простым прямолинейным языком, которым вы так гордитесь: что сейчас происходит в библиотеке? — Уоллингфорд говорил беспощадно, сделав ударение на словах «сейчас» и «в библиотеке», а потом навис над Абигайль так, что их тела отделяло теперь друг от друга всего несколько дюймов.
— О, — выдохнула Абигайль, — как же я обожаю, когда вы так говорите! Возвышаясь над всеми, точно колосс. От этого по моей спине бегут восхитительные мурашки.
— Ответьте на вопрос, мисс Харвуд! — потребовал Уоллингфорд.
— Точно так же вы говорили за ужином, ваша светлость, и я, поверьте, едва удержалась от того, чтобы не броситься в ваши объятия и не умолять вас о том, чтобы вы взяли меня прямо там, на этом огромном древнем столе. Ну конечно, после того, как вы приказали бы всем остальным покинуть столовую. Я не настолько испорчена, чтобы заниматься любовью у всех на виду.
Герцог открыл рот, но понял, что не может вымолвить ни слова.
— А теперь объясните, Уоллингфорд, — как ни в чем не бывало сказала Абигайль, — что вы подразумевали, когда поднимали ставки? Действительно хотите выжить нас из замка со всем нашим скарбом? Мне кажется, это слишком.
Уоллингфорд по-прежнему пребывал в смятении, так что не нашелся с ответом.
— И попахивает лицемерием, да простите меня за эти слова. В конце концов, мы с вами виноваты больше всех. Не так ли?
Мисс Харвуд положила ладонь на рукав герцога. Ее прикосновение было столь легким и невесомым, что он мог бы его не заметить. Но ведь это Абигайль, а Уоллингфорд каждой клеточкой своего тела чувствовал все, что с ней связано: жесты, слова, выражение лица.
Хотя в это самое мгновение тело Уоллингфорда было мало на что способно. Рассказ Абигайль о своих фантазиях пробудил в его сознании настолько откровенные и чувственные картины, что воля его стала такой же слабой и беспомощной, как у новорожденного младенца.
— Виноваты? — пробормотал герцог, с трудом обретя дар речи. Ему хотелось, чтобы Абигайль отступила от него не шаг или два назад, чтобы ее невероятно соблазнительное тело оказалось от него как можно дальше. Возможно, тогда он смог бы собрать волю в кулак.
— Очень виноваты. Если бы я не сделала тогда в вашей комнате этого глупого замечания — о чем я ужасно сожалею, Уоллингфорд, ибо никогда не думала о нашей любовной связи в подобном контексте, — я бы стояла сейчас здесь совсем в другом качестве.
— О чем вы?
— Да о своей девственности, конечно. Вы лишили бы меня невинности — чему я была бы очень рада, — и в этот самый момент мы находились бы наверху, в вашей спальне, где я продолжила бы свое падение. Послушайте, с вами все в порядке? Я не была слишком прямолинейна? Ведь нет?
— Думаю, мисс Харвуд, — сдавленно пробормотал Уоллингфорд, — вам лучше прямо сейчас сопроводить меня в библиотеку, а я постараюсь забыть, что данная беседа имела место.
— Я повергла вас в шок, не так ли? — Абигайль вздохнула. — Вот видите. Никакой хитрости. Вы — известный соблазнитель, а я горю желанием, чтобы меня соблазнили, и все же почему-то…