Неприступный герцог Грей Джулиана
— Мисс Харвуд, — взмолился Уоллингфорд, изо всех сил стараясь спасти свой мозг от неминуемого взрыва, — в библиотеку!
— О! — Абигайль наконец убрала руку с рукава герцога. — Библиотека, конечно. Как думаете, лучше пойти туда по главной лестнице или…
Уоллингфорд с ужасом осознал, что собирается поцеловать мисс Харвуд хотя бы для того, чтобы заставить ее замолчать. Героическим усилием воли он заставил себя попятиться от нее.
— Осторожнее! — воскликнула Абигайль.
Уоллингфорд не ответил. Узкие готические окна, залитые лунным светом, служили ему маяком, направляя его через холл к коридору, ведущему в западное крыло. В самом дальнем его конце и располагалась библиотека — огромное двухэтажное помещение, похожее на пещеру. Стены ее сплошь заполняли полки с книгами в кожаных переплетах, некоторых из них рука человека не касалась так давно, что они покрылись слоем плесени. Несмотря на высокие потолки, в ней было тепло. Библиотека накапливала солнечный свет, обильно проникавший сюда сквозь высокие окна, и задерживала его точно печь. Уоллингфорд провел здесь много часов с открытой книгой на коленях, преисполненный самых благих намерений, лишь для того, чтобы в конечном итоге забыться крепким сном.
Возможно, Роланда постигла та же участь. Его брат был очень умен и отнюдь не ленив, но с ранней юности привык впадать в интеллектуальную сонливость, разогнать которую могла далеко не каждая книга.
Уоллингфорд слышал тихие шаги Абигайль у себя за спиной.
— Подождите, ваша светлость! — позвала она. — На два слова!
Уоллингфорд не мог оставить эту просьбу без внимания, некоторые правила этикета даже ему не под силу нарушить. Он остановился и повернулся.
— Да, мисс Харвуд?
В коридоре было еще темнее, чем в холле, без залитых лунным светом окон, и лишь еле заметное сияние, проникавшее издалека, разгоняло мрак. Абигайль слегка запыхалась от быстрой ходьбы, и разгоряченное воображение Уоллингфорда заработало с удвоенной силой, когда он увидел ее аппетитно вздымающуюся грудь, тепло которой, казалось, до сих пор согревало его руку.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, ваша светлость. Почему вы изменили условия пари? Хотите, чтобы мы уехали?
— Вы и ваши друзья, мисс Харвуд, представляете для нас весьма нежелательное соседство, — ответил герцог, — оно полностью противоречит цели нашего временного пребывания в Италии. — Слова «временное пребывание» прозвучали столь напыщенно, что герцог даже передернул плечами. — А еще меня терзают подозрения, что вы собираетесь выжить нашу компанию из замка нечестным способом.
— Я совсем не хочу, чтобы вы уезжали, и уже говорила вам об этом.
На лице герцога отразилось сомнение.
— Может, вы и не хотите, мисс Харвуд, но этого точно хочет ваша сестра. А леди Морли гораздо более упряма в достижении своей цели, нежели вы, не так ли?
Повисла пауза, и вдруг совершенно неожиданно Абигайль подошла ближе, взяла герцога за локоть и тихо заговорила:
— Пожалуйста, ваша светлость. Во всем этом нет необходимости. Неужели мы не можем просто попытаться поладить друг с другом? Неужели так обязательно спорить и конфликтовать?
Ее голос звучал так нежно, так сладко, а рука ласково поглаживала локоть. Уоллингфорд не мог устоять перед этой леди, когда она смотрела на него так нежно и умоляюще, перед ее фигуркой эльфа, изящными изгибами тела и щедро даримым им теплом, вдыхающим жизнь в наглухо закрытые уголки его души. Хотелось сказать, что он будет чувствовать себя ужасно несчастным, если она уедет. Настолько несчастным, что зачахнет и умрет.
Вместо этого Уоллингфорд шагнул к Абигайль, а его пальцы коснулись ее подбородка. Ее кожа казалась теплым бархатом.
«Мой дорогой мальчик, — вновь вспомнились слова сурового герцога Олимпия, — разве вся твоя сознательная жизнь показала, что ты способен на что-то еще?»
— Уоллингфорд, — еле слышно прошептала Абигайль.
Герцог стоял, словно окаменев, а в висках у него бешено стучало. Лицо Абигайль утопало в тени, поэтому он не мог разглядеть ни одной его черты, но он точно знал, как она выглядит. Отчетливо представлял выражение ее глаз и изящный изгиб уха под волной мягких каштановых волос.
Он наклонился к самой ее щеке и прошептал еще тише:
— Мисс Харвуд. Библиотека.
Абигайль старалась идти как можно медленнее, изображая неуверенность.
— Здесь так темно, — сказала она, — я ничего не вижу. Надеюсь, Филипп не оставил на полу игрушек, иначе с нами будет покончено.
— Ради Бога, мисс Харвуд, — прорычал Уоллингфорд у нее за спиной, — поторопитесь.
Сколько времени прошло с тех пор, как Лилибет отправилась в библиотеку, чтобы встретиться там с лордом Роландом? Полчаса? А может, час? Абигайль не осмеливалась взглянуть на часы, хотя все равно ничего не увидела бы в такой темноте. Как долго она стояла с Уоллингфордом в холле, а потом в коридоре в попытке задержать его? Хватило ли несчастному, сгорающему от любви лорду Роланду этого времени, чтобы его чары подействовали на несчастную, влюбленную Лилибет?
Ирония состояла в том, что Лилибет ждала, что Абигайль зайдет в библиотеку и застанет их врасплох. План был таков: кузина должна попытаться соблазнить Пенхэллоу, а Абигайль застигнет их на месте преступления, и джентльмены вынуждены будут покинуть замок, прежде чем туда нагрянет этот зверь лорд Сомертон.
Лилибет должна была ждать, когда Абигайль и Уоллингфорд постучат в дверь библиотеки, чтобы потом заявить, что лорд Роланд Пенхэллоу начал приставать к ней, когда она пришла за книгой. А Пенхэллоу — славный благородный джентльмен, — конечно же, возьмет на себя всю вину, и дело будет сделано.
Именно так значилось в плане Абигайль.
Только вот на деле плутовка вовсе не собиралась прерывать их свидание. Пусть природа сделает свое дело, и тогда под крышей замка Святой Агаты появится хотя бы одна влюбленная пара, способная разрушить древнее проклятие.
Все так и вышло бы, если бы в дело не вмешался герцог Уоллингфорд.
— Ой! — Абигайль сделала вид, будто споткнулась. — Моя лодыжка!
— Может, я пойду один? — Голос герцога звучал непреклонно и в нем не слышалось ни капли сочувствия.
— Нет, нет. — Абигайль, прихрамывая, старалась идти еще медленнее, чем прежде. — Я смогу. Только соберусь с силами. К утру все будет в порядке, уверяю вас. Только вот сейчас мне нужна помощь, чтобы подняться по лестнице.
Они неумолимо приближались к концу коридора. А сразу за углом располагалась дверь библиотеки. Каменные плиты пола уже были освещены луной, заглядывающей в широкие окна западного крыла. Абигайль оперлась о стену и приподняла ногу, точно раненая собака.
— Ой, как болит! — простонала она.
— Так, может, мне вас понести? — В голосе герцога слышался сарказм.
— О, как мило с вашей стороны! Мне это очень нравится. Могу я обнять вас за шею — вот так — или справитесь без этого?
Кожа на шее Уоллингфорда затрепетала под пальцами леди, и он осторожно убрал ее руку.
— Уверяю вас, мисс Харвуд, это была всего лишь шутка. Мы оба знаем, сколь неподобающе будет выглядеть, если я понесу вас на руках ночью через весь замок. Это нанесет удар не только по условиям пари, но и по самой благопристойности.
— Да, конечно, я… — Абигайль сглотнула и откинула назад непослушный локон, выбившийся из прически. От соприкосновения с шеей герцога ее пальцы источали еле слышный аромат бергамота, так что она едва не лишилась чувств. — Что я говорила?
— Мы собирались посетить библиотеку, мисс Харвуд, и вывести моего брата из научного ступора.
— Да, конечно. Хотя мне кажется, он будет не слишком рад тому, что мы его потревожили. Он наверняка рассердится. Я бы точно рассердилась, если бы кто-то помешал мне читать особо понравившуюся книгу. Это как пощечина. Уверена, именно поэтому он запер дверь изнутри.
— Не более уверены, чем я. — И вновь его голос был тяжел от сарказма. — Идемте же, мисс Харвуд. Лучше встретиться с неприятностями прямо сейчас, как вы думаете? Зачем откладывать неизбежное? Особенно для такой прямолинейной леди.
— О да, я с вами согласна. Я действительно очень прямолинейна. — Абигайль беспомощно облокотилась спиной о стену. — Позвольте только… заколоть эти непослушные волосы. Прическа совсем… растрепалась.
Уоллингфорд вздохнул, повернулся к ней спиной и тотчас исчез за углом.
— Подождите! — Абигайль ринулась за ним, совсем забыв о том, что должна изображать хромоту.
— Так, так, — промолвил Уоллингфорд.
Абигайль свернула за угол.
Двери библиотеки были распахнуты, а в окна лился серебристый лунный свет. Уоллингфорд стоял, положив руки на ручки дверей. Затем повернулся к ней, только в его взгляде сквозил не гнев, которого так страшилась Абигайль, а восхищение. И даже… веселье.
— Похоже, мы оба ошиблись, мисс Харвуд, — сказал герцог. — В библиотеке никого нет.
Глава 9
Войдя в священные ворота Итона в тринадцать лет, герцог Уоллингфорд тотчас же заметил Финеаса Берка. Впрочем, этого довольно высокого парня с копной ослепительно-рыжих волос, отливающих золотом в лучах сентябрьского солнца, сложно было не заметить. Тонкими, как палки, руками он сжимал ранец. Его сопровождал слуга в черном костюме, тащивший большой сундук, застегнутый на кожаные пряжки, и ослепительной красоты леди. Уоллингфорд ткнул своего приятеля локтем в бок и в грубоватой манере, присущей тринадцатилетним мальчишкам, обсуждающим что-то очень важное, спросил:
— Кто этот рыжий?
Приятель Уоллингфорда — наследник графа Тэмдауна — проследил за его взглядом и рассмеялся:
— Как? Ты не знаешь? Это же твой собственный дядя.
Уоллингфорд разбил другу подбородок — так, по его мнению, следовало поступать в ответ на вопиющую клевету. Но, выйдя на прогулку на следующее утро, он с изумлением встретил собственного деда, августейшего герцога Олимпия, стоявшего на пешеходном мосту через Темзу, в тени Виндзорского замка, и вовлеченного в весьма доверительную беседу с долговязым рыжеволосым новичком.
Собственный отец Уоллингфорда никогда не удостаивался чести поговорить с герцогом так, как делал это тощий незнакомый мальчишка.
Иногда по понедельникам, особенно если погода выдавалась ненастной, Уоллингфорду начинало казаться, что он снова ощущает, как подкатывает к горлу желчь. Совсем как в тот день на мосту.
Но сегодня был вторник, а погода прекрасна, как только может быть весной в Италии. Кроме того, Уоллингфорд давно уже привык к тому, что испытывал к Финеасу Берку какую-то странную привязанность и волновался за состояние его рассудка.
Впрочем, рассудок самого Уоллингфорда переживал не лучшие времена. Герцог провел ладонью по гладкой кожаной поверхности седла, взял тряпицу и начал тереть его медленно и задумчиво, не зная, правильно ли он подходит к чистке седла. Он никогда не был свидетелем того, как это делается, а до недавнего времени вообще не подозревал, что седло необходимо чистить и смазывать. Однако полагал, что этот процесс очень похож на чистку кожаных сапог, которые он привык чистить самостоятельно несколько недель назад. Нужно просто засучить рукава и взяться за дело.
Если это умеет делать камердинер, то герцог и подавно сможет.
Уоллингфорд начал тереть сильнее и вскоре с удовлетворением отметил, что кожа заблестела, стала мягкой и эластичной под его пальцами, а это уже что-то. После ночи, наполненной мечтами об Абигайль Харвуд, распластанной на огромном обеденном столе, освещенной свечами, после раннего пробуждения и верховой прогулки по окрестным холмам, после нескольких часов попыток обуздать свою готовую выплеснуться через край страсть, Уоллингфорд с огромным удовольствием отдался такой простой задаче, как чистка седла. Польза от собственной деятельности тоже принесла ему немалую радость. Ведь теперь он мог кивнуть на седло и сказать: «Видите, и я сделал сегодня что-то стоящее. Вернул своему седлу былое великолепие».
Он мог усовершенствовать свои навыки и непременно сделает это.
И все же совершенствование навыков шло бы гораздо быстрее и проще, если бы рядом не было похожей на королеву эльфов пышногрудой соблазнительницы, готовящей его моральное падение с веселой прямотой.
Солнце приятно согревало спину. Уоллингфорд повесил седло на ограду, чтобы облегчить себе задачу и одновременно насладиться погодой. С минуты на минуту он ждал появления Абигайль Харвуд с ее прямолинейными замечаниями, но она так и не появилась. Герцог должен был испытать облегчение, но вместо этого почему-то ощущал тревогу.
Он усиленно тер седло до тех пор, пока блеск кожи не начал слепить глаза. Так почему же он тревожился? Из-за планов, которые вынашивала Абигайль? Или потому, что очень хотел, чтобы она пришла? Хотел услышать ее голос и почувствовать прикосновение ее руки к своему локтю?
Уоллингфорд немного отошел назад, чтобы полюбоваться делом рук своих, когда за его спиной раздалась тирада на богатом гласными звуками итальянском языке.
— Джакомо, друг мой, — произнес герцог, оборачиваясь, — вам стоило предупредить о своем появлении, иначе я мог бы вас поранить.
— Синьор герцог, я сломал ногу! — Джакомо схватился за больное место и принялся скакать на одной ноге.
Уоллингфорд сложил руки на груди.
— Не повезло. Когда переведете дыхание, потрудитесь объяснить, почему вы так тихо и незаметно подкрались ко мне сзади? Не торопитесь, — добавил герцог, снимая с рукава жесткий конский волос. — У меня много свободного времени.
— Я вовсе… не подкрадывался, синьор! — охнул Джакомо. Он перестал прыгать и очень медленно поставил ногу на поросшую травой землю. — И не сделал ничего дурного. — Джакомо осторожно перенес вес тела на больную ногу и сделал шаг. Его медленное передвижение сопровождалось вздохами и тихими постанываниями.
— Говорите, Джакомо, — велел Уоллингфорд, — или можете не трудиться, я попытаюсь догадаться сам. — Он задумчиво постучал пальцем по подбородку. — Если бы я рискнул предположить — а я вовсе не любитель пари, хотя и заключал их один или два раза, — я бы сказал, что это каким-то образом связано… дайте подумать… — Он щелкнул пальцами. — С женщинами.
— С женщинами, — презрительно повторил Джакомо, как если бы речь шла о навозе, а потом с сожалением вздохнул: — Нет, дело не в них.
— Вот как? Вы меня удивляете. — Уоллингфорд вздохнул с облегчением. Господь свидетель, его нельзя было назвать ярым защитником представительниц слабого пола, но постоянное нытье Джакомо и его жалобы на обитательниц замка Святой Агаты заставляли его чувствовать себя рыцарем. Ибо никто, кроме него, Уоллингфорда, не имел права говорить плохо об Абигайль Харвуд.
Джакомо покачал головой:
— Нет, синьор герцог, женщины сегодня убираются в замке к приезду священника.
— Священник приезжает? Черт возьми!
— Синьор герцог! — Джакомо перекрестился. — Si, signore. Чтобы освятить дом… Э, весной Господь наш возрождается… — Он выразительно защелкал пальцами.
— Вы говорите о Пасхе? — догадался Уоллингфорд. Ну и ну! Неужели скоро Пасха?
— Да, Пасха! Женщины сегодня убираются в замке, grazie a Dio [6], но синьор Берк…
— Берк? Что, черт возьми, случилось с Берком? — сурово спросил Уоллингфорд. Жуткие картины замелькали у него перед глазами: взрыв газа, воспламенение мотора, пролитый на научный прибор чай. С тем, кто целыми днями возится с этими адскими агрегатами, может произойти все, что угодно.
Джакомо прижал руку к сердцу.
— Ему нужна помощь, синьор. У него есть провода… батареи… — Он подался вперед. — А эта дьявольская женщина, синьора Морини, любит приходить и мучить его…
— Ага! Значит, все-таки женщина!
Джакомо пожал плечами:
— Как знать, синьор герцог? Но лучше все же поберечься.
Уоллингфорд представил себе мастерскую Берка, залитую лучами солнца и заполненную разными механизмами, с ее мужскими запахами масла, металла и кожи, с тихим бормотанием и ругательствами Берка. Место для труда, открытий и изобретений. Где леди Морли спокойно может проворачивать свои проделки.
Поглощенный собственными проблемами, Уоллингфорд совсем забыл про Берка. Умного, непреклонного Берка, своего дорогого друга, который оказался легкой добычей для вдовствующей маркизы Морли.
А еще, и это было очень важно, Абигайль Харвуд ни за что не придет в голову посетить мастерскую Берка таким чудесным весенним утром.
Уоллингфорд перекинул седло через руку.
— Больше ни слова, приятель. Я немедленно отправляюсь к нему.
Абигайль смотрела на блюдо, стоявшее на обеденном столе.
— Вы уверены? — спросила она.
— Si, синьорина. Это традиция. Священник благословляет яйца, чтобы замок наполнился жизнью. — Экономка кивнула головой, покрытой сегодня белым платком, призванным, видимо, почтить непорочность Всевышнего и его представителя на земле, и провела рукой по глянцевитым белым яйцам, лежащим на расписном праздничном блюде.
— Вы действительно в это верите?
Синьора Морини бросила на англичанку укоризненный взгляд.
— Синьорина, вы верите в великое проклятие, но не верите в яйца?
— Но они кажутся такими… обычными. — Абигайль вновь посмотрела на гладкую белую скорлупу, в которой не было ни капли волшебства. — Я только сегодня принесла их из курятника вместе с остальными.
— Сейчас с ними действительно ничего не происходит, — уверенно произнесла синьора Морини. — Но вот после благословения…
— А вы уверены, что этот ваш священник действительно знает, что делает? Не спутает ли молитвы? Наши планы и так очень хрупки, Морини. — Абигайль принялась стучать по деревянной столешнице пальцами с обломанными ногтями. — Прошлой ночью мне пришлось очень непросто в общении с герцогом. Он совершенно не восприимчив ко всякого рода флирту и романтике, не говоря уже о безумной любви, которая нам необходима для снятия проклятия. Он едва не застукал Роланда и Лилибет в библиотеке. Вот тогда точно был бы конец всему!
Синьора Морини улыбнулась и покачала головой:
— Не стоит беспокоиться о герцоге. И тем более о священнике. Это судьба. Я поняла это с того самого мгновения, как увидела вас на пороге замка. На этот раз удача с нами.
— На этот раз? — спросила Абигайль. — Значит, здесь бывали и другие люди?
— Ну конечно. Каждые тридцать, пятьдесят лет мы снова и снова испытывали судьбу. В нашем замке бывали различные леди и джентльмены. Но каждый раз, — экономка отмахнулась, — ничего не происходило. Поэтому оставалось лишь ждать и пытаться снова.
— О, Морини. — Абигайль похлопала экономку по руке. — Я постараюсь сделать все от меня зависящее. Очень постараюсь. Сейчас, в этот самый момент, Александра находится в мастерской с мистером Берком. Да и мог ли он перед ней устоять? А еще я уверена — что-то произошло между Лилибет и Пенхэллоу прошлой ночью. Она зарделась как… как… — Абигайль никак не могла подобрать подходящего слова.
— Роза?
— Да, как роза! Совершенно верно! Точно ароматный розовый бутон, когда сэр Роланд вошел в дверь в этой своей стремительной манере. Они не станут ходить вокруг да около слишком долго. Я в этом уверена. — Абигайль мечтательно вздохнула и облокотилась спиной о покрытую осыпающейся штукатуркой стену.
— А вы, синьорина? Вы и синьор герцог? — тихо спросила Морини.
Абигайль закрыла глаза и прижала ладони к шероховатой стене за спиной.
— О да, герцог. Я как раз хотела поговорить с вами об этом. Как я уже сказала, мы почти добились желаемого в случае с остальными обитателями замка. Все они просто созданы для брака и бесконечной преданной любви. Но видите ли, Морини…
— Синьорина.
Абигайль открыла глаза и посмотрела на экономку.
— Между мной и герцогом нет ничего похожего. Да, физически мы привлекаем друг друга, хотя, конечно, герцог ни за что не станет делать шагов к сближению. Так что я думаю… Морини, вы должны понять: это не для него.
— Не для него, синьорина?
— Я хочу сказать, некоторые люди совсем не созданы для семейной жизни. Для верности в браке. А герцог, даже если влюбится в меня, хотя об этом очень трудно будет догадаться, ибо он держит все эмоции в себе… Но если все-таки подобное случится…
— Он любит вас, синьорина, — негромко произнесла экономка. — Он, без сомнения, вас любит.
Абигайль ощутила, как боль обожгла ее ладони, опустила глаза и поняла, что это ее собственные ногти впились в кожу.
— Даже если он меня полюбит, он не останется мне верен. Через полгода-год чувство новизны притупится, или же какая-нибудь соблазнительная вдова попадется ему на глаза…
Синьора Морини подошла ближе и взяла руки Абигайль в свои.
— Мне кажется, вы не слишком хорошо его изучили.
Абигайль справилась с волнением:
— Я не могу разделить ваших надежд. Даже если Уоллингфорд полюбит меня настолько, чтобы захотеть на мне жениться, этого будет недостаточно. Он не подходит на роль примерного супруга, как и я не подхожу на роль герцогини. Мы лишь сделаем друг друга несчастными. И в любом случае проклятие снято не будет.
Последние слова Абигайль потонули в каком-то шуме. В коридоре раздался топот, а потом дверь столовой распахнулась, прежде чем синьора Морини успела что-либо ответить.
— Синьора! — воскликнула Мария, комкая фартук. — Дон Пьетро здесь. И его помощник тоже! Самый красивый молодой человек на свете!
— Ну конечно. — Абигайль глубоко вздохнула. — Именно то, что сейчас нужно замку. Еще один красавец, давший обет безбрачия.
На верстаке бок о бок стояли две простые белые чашки. Их ручки были повернуты в противоположные стороны, словно они вели какую-то доверительную беседу. Чуть поодаль подбоченился горшочек с медом, похожий на дородную дуэнью.
Отвечая на вопрос Уоллингфорда, Берк слегка повысил голос:
— Две чашки? Как странно. Наверное, я хотел выпить еще чаю.
Уоллингфорд подошел к верстаку, заглянул в чашки, и его сердце наполнилось торжеством. Какое же это опьяняющее ощущение, когда подтверждение самых худших твоих подозрений находится прямо перед тобой. Он повернулся к Берку и погрозил ему пальцем:
— Они обе полны наполовину. Тебе не пришло в голову просто наполнить чаем первую чашку?
Берк округлил глаза:
— Ради Бога, старина! Ты как детектив в одном из этих чертовых романов. Я наверняка забыл о первой чашке. Провозившись с машиной все утро, кто угодно станет рассеянным.
Берк прекрасно владел собой. Он скрестил руки на груди, придав лицу скучающее выражение. Его правая нога еле заметно дрогнула. Судя по всему, Берк собирался начать нетерпеливо притопывать по дощатому полу мастерской.
Уоллингфорда было не так-то легко провести. Он начал пытливо оглядывать мастерскую, и вскоре его взгляд упал на большой деревянный шкаф, стоявший рядом с прилаженным к противоположной стене верстаком.
Размер шкафа был вполне подходящий для того, чтобы в нем могла спрятаться миниатюрная женщина.
Уоллингфорд пересек помещение, пройдя мимо автомобиля, и взялся за ручку шкафа покалывающими от возбуждения пальцами. Ох, как же сейчас, наверное, дрожит леди Морли!
— Послушай! — воскликнул Берк.
Уоллингфорд порывисто распахнул дверцу, крикнув:
— Ага!
Петли удивленно скрипнули, и этот звук показался очень громким в тишине мастерской. Горшок с краской, обиженный неожиданным вторжением, упал с верхней полки и со звоном раскололся об пол.
— Видишь? — торжествующе воскликнул Берк. — Ничего там нет.
Уоллингфорд повернулся:
— И все-таки она здесь. Я это знаю. Чувствую, как она над нами насмехается.
Органы чувств Уоллингфорда были сейчас обострены, ни одна, даже незначительная, деталь в залитой солнцем мастерской Берка не оставалась без внимания. Он прошел по всему периметру мастерской, не пропуская ни одной полки, ни одной детали. Оглядел положенные одна на другую покрышки. Даже поднял голову, чтобы рассмотреть балки на случай, если на одной из них висела, точно сумчатое животное, леди Морли.
Берк стоял рядом с автомобилем, скрестив руки на груди.
— Уоллингфорд, ты меня утомляешь. Неужели тебе не под силу научиться контролировать эту свою навязчивую идею? Увлекись какой-нибудь другой. Начни снова флиртовать с — как ее? — забыл имя… Уверяю тебя, никого нет в этой чертовой уборной!
Уоллингфорд повернулся к нему спиной и принюхался. Ему показалось, или в воздухе действительно витал аромат лилий?
Лилии. Да, это запах леди Морли.
Он сердито посмотрел на Берка, стоявшего возле автомобиля, скрестив руки и прищурив зеленые глаза от ярко бившего в окно солнца.
Автомобиль в центре мастерской стоял на деревянных чурбаках без колес и сидений. Солнце отражалось от его полированной металлической поверхности. Он был длинным, узким и обтекаемым и совсем не походил на те немногочисленные автомобили, что Уоллингфорду доводилось видеть. Могло показаться, что это вовсе не машина, а какой-то загадочный агрегат непонятного назначения. Берк невероятно гордился им. Не далее как три дня назад, за завтраком, он самодовольно заметил, что его машина станет прорывом в автомобилестроении, если, конечно, удастся починить эту проклятую электрическую батарею.
Берк обожал свой автомобиль.
Уоллингфорд присвистнул:
— Да. Конечно.
— Ты с ума сошел! — рявкнул Берк и сделал шаг в сторону.
Уоллингфорд быстро преодолел расстояние, отделявшее его от машины, схватился руками за металлический бортик там, где должна была находиться дверь, и, согнувшись, заглянул внутрь.
На него смотрел лишь отполированный до блеска пол, а вдовствующей маркизы видно не было. Уоллингфорд долго всматривался в каждый уголок, дабы удостовериться, что леди Морли не уменьшилась до размеров мыши и не забилась в какую-нибудь щель.
На одном из деревьев весело переговаривались белки. Уоллингфорд ощутил, как в груди растет волна разочарования.
— Пусто, — сказал он, поворачиваясь к Берку. Герцог тяжело дышал, словно охотничий пес, добыча которого ускользнула прямо из-под носа. — Тогда где же она?
Берк невинно развел руками:
— Не имею ни малейшего понятия. Наверное, в замке.
Нет, разгадка скрывалась где-то рядом. Не могла же леди Морли раствориться в воздухе. Чашка по-прежнему стояла на столе, наполовину наполненная все еще теплым чаем. Но как маркизе удалось сбежать? Уж точно не через дверь.
А есть ли в мастерской черный ход?
Упершись руками в бока, Уоллингфорд смотрел на рассохшуюся от времени деревянную дверь, отчаянно пытаясь восстановить цепь событий. Пенхэллоу дружелюбно болтал с Берком. Он как раз собирался уходить, но леди Морли видно не было.
— Она улизнула, верно? Когда пришел Пенхэллоу.
Берк всплеснул руками и застонал.
Уоллингфорд направился к двери черного хода, которая перекосилась от времени, деревянные засовы покрывала пыль. Дверь выглядела так, словно ее не открывали несколько лет. Но кто он такой, чтобы знать наверняка? Уоллингфорд схватился за засов, выдернул его из петель и отворил правую створку двери. В глаза ему тут же ударило яркое полуденное солнце.
Перед ним был небольшой участок позади мастерской.
— Интересно, она вернулась в замок или бродит поблизости, ожидая, когда мы уйдем?
— А ты поищи, — раздался за спиной голос Берка.
Герцог вышел на покрытую солнечными пятнами полянку, и его тут же окутал тонкий теплый аромат яблонь из близлежащего сада. Ноги утонули в мягком молодой траве.
— Мне кажется, она все еще где-то рядом. Она упорная леди. Я бы даже сказал, прилипчивая. — Уоллингфорд посмотрел на друга. — Идем со мной. Не хочу выпускать тебя из виду.
— Вы, чертовы герцоги, совсем ничего не смыслите в настоящей деятельности. О том, что она, например, требует сосредоточенности и тишины…
— Очень смешно.
Берк снова всплеснул руками.
— Черт возьми, Уоллингфорд! — воскликнул он, но все же поплелся следом, а потом остановился у старого сучковатого оливкового дерева, прислонился к стволу, и его огненно-рыжая голова практически скрылась из виду в молодой листве. — Я подожду здесь, — угрюмо произнес он.
Уоллингфорду не было никакого дела до дурного настроения друга. В конце концов, герцоги не обязаны всем угождать. Он просто хотел отыскать леди Морли, вытащить ее из укрытия, а потом выдворить вместе с родственницами прочь из замка.
Чтобы сохранить Берку рассудок, да и себе тоже.
Герцог поднял голову и начал принюхиваться, в надежде уловить сопровождающий леди Морли аромат лилий, но ощутил лишь сладкий запах цветущих яблонь, солнца и травы. Что сегодня надела леди Морли? Голубое платье? Желтое? Он не мог вспомнить. Кажется, он ее сегодня вообще не видел. Но эти многочисленные юбки трудно будет не заметить.
И все-таки Уоллингфорд видел перед собой лишь коричневые стволы деревьев, зелень листвы и бесконечное пронзительно-голубое весеннее небо.
— Ну вот, видишь? — крикнул Берк. — Ее здесь нет. А теперь, может, отправишься восвояси?
Уоллингфорд медленно повернулся и направился к двери. Его ум, привыкший к принятию мгновенных решений на охоте, начал прикидывать различные варианты развития событий. Он не нашел леди Морли. Возможно, ее вообще здесь не было. Как и в самой мастерской. Что он пропустил?
Его дядя все еще стоял подле оливкового дерева с выражением крайнего недовольства на лице.
— Отличная работа, Берк, — произнес герцог. — Разыграно, как по нотам. Но в следующий раз, предупреждаю тебя, я подготовлюсь.
— Так на чьей ты стороне, черт тебя возьми?
— На твоей, хотя ты можешь в это не верить. — Уоллингфорд положил руку на засов.
Берк направился к нему.
— Послушай, ты ведь уже обыскал эту проклятую мастерскую.
— Да я просто хочу забрать свою шляпу. — Уоллингфорд вошел внутрь и прищурил глаза, чтобы привыкнуть к полумраку после слепящего солнца.
— Я сам принесу тебе ее! — крикнул Берк, устремляясь следом за другом.
Уоллингфорд обернулся:
— Ради всего святого, я…
Берк стоял в дверном проеме, и солнце светило ему в спину. Уоллингфорд не мог разглядеть его лица как следует, но успел заметить испуг в глазах и напряженные руки.
Губы Уоллингфорда медленно растянулись в довольной улыбке. На какое-то мгновение — короткое и пугающее — он подумал, что все его инстинкты и внутреннее чутье пали под напором одурманивающего тосканского солнца и Абигайль Харвуд. И возможно, даже не в именно таком порядке.
— Ага, — тихо протянул герцог, — она все еще здесь, не так ли?
Берк начал переминаться с ноги на ногу.
Читать бесплатно другие книги:
