Миссис По Каллен Линн
– Я как раз собиралась рассказать миссис Осгуд, как ты мухлевал в колледже, – сказала миссис По.
Мистер По выразил свое неодобрение лишь движением бровей, а миссис Клемм воскликнула:
– Виргиния, это неправда! Он играл, да, но не мухлевал.
– Мне действительно незачем об этом знать, – сказала я.
– Он же был еще мальчиком! – волновалась миссис Клемм. – Он потерял все, и даже больше.
– Мошенники никогда не преуспевают, – пропела миссис По.
Мистер По без выражения уставился на жену.
– Может быть, вы не захотите включать это в статью, – с сомнением сказала миссис Клемм.
– Почему же нет, матушка? – сказала миссис По. – Мы горды, что стали теми, кем стали. Когда мистер Аллан умер, он был самым богатым человеком Ричмонда, но не оставил Эдди ни цента. От того, что Эдди так прославился, он должен бы перевернуться в гробу.
Миссис Клемм криво улыбнулась мне.
– О, у мистера Аллана был премилый дом! Я однажды видела его во время поездки в Ричмонд. Он назывался «Молдавия», с такими большими белыми колоннами по фасаду и двумя застекленными лоджиями сзади. Красивее дома я никогда…
– Довольно, – резко сказал мистер По.
Миссис Клемм вздрогнула.
– Я прошу прощения, – тихо сказал мистер По. – Я не должен был говорить с тобой в таком тоне, Мадди. Но я думал, что статья будет о моей работе.
– Неужели? – сказала миссис По. – А я думала, она будет о нас.
По-прежнему избегая моих глаз, мистер По обратился ко мне:
– Приношу свои извинения за то, что прервал интервью. Я вернулся, только чтобы взять забытую рукопись. – Он коротко поцеловал жену в макушку. – До свидания, дорогая. До свидания, Мадди. – И, холодно кивнув мне, он взял на столе какие-то бумаги и удалился.
После того как за ним закрылась дверь, миссис Клемм гордо сказала:
– Он такой занятой человек!
Я кивнула, ощущая, что миссис По уже не так отчуждена. Теперь я увидела, почему мистер По так защищает свою жену: она оказалась еще менее самостоятельной, чем я думала. Я никогда не позволю себе причинить боль тому, кто связан с таким человеком. Неужели мистер По недостаточно доверяет мне, чтобы понимать, что я никогда не попытаюсь стать для него кем-то, кроме друга?
– Эдди всегда писал, – сказала миссис Клемм, отряхивая колени. – Этот мальчик словно пришел в мир с пером в руках. Свое первое стихотворение он продал в четырнадцать лет, кажется. И еще несколько до того, как поселился с нами в Балтиморе.
Я почувствовала, что у меня убавилось энергии.
– А сколько лет тогда ему было?
– Точно не помню, – проговорила миссис Клемм, – позвольте подумать.
Вероятно, я могла просто попросить у мистера По список публикаций и удовлетвориться им. Я потянулась за ридикюлем и принялась складывать туда письменные принадлежности.
– Ему было двадцать четыре, – сказала миссис По.
Я подняла взгляд. Глаза миссис По горели на ее детском личике неистовым светом.
– Ему было двадцать четыре, и он был самым красивым и умным мужчиной, которого я когда-либо видела. Ия знала, что ему суждено стать моим.
Миссис Клемм рассмеялась.
– Вы, наверно, уже поняли, что Виргиния им увлеклась.
– А он, очевидно, увлекся вами, – обратилась я к миссис По.
– С тех самых пор, как он стал с нами жить, она всегда увязывалась за ним, куда бы он ни шел, – сказала миссис Клемм, – даже в гости к дамам, с которыми он был дружен. Когда Эдди ухаживал за Мэри Старр, которая жила недалеко от нас на Эссекс-стрит, он сделал из Виргинии свою маленькую посредницу. Ей пришлось бегать между двумя домами с их любовными записками. Виргиния даже доставила Мэри Эддино предложение руки и сердца. – Миссис Клемм потерла нос. – Да только из этого ничего не вышло.
Миссис По засмеялась.
– Он сам все испортил, явившись к Мэри пьяным.
– Виргиния! – миссис Клемм глянула на меня.
– Матушка, но ведь это забавная история, – сказала миссис По. – Когда я принесла Эдди записку мисс Мэри с отказом, он так обезумел, что выпил целую бутылку рома, которую я для него нашла, а потом помчался туда. Матушка мисс Мэри, верно, видела, что мы идем, потому что отослала дочку наверх. Но Эдди совсем ничего не соображал и тоже полез за ней наверх, когда я его подначила. Если у него и были какие-то шансы заполучить Мэри Старр, после этого их не стало.
Миссис Клемм покачала головой, и завязки чепца затряслись, как индюшачья бородка.
– Боже, Виргиния! Какое впечатление о тебе составит наша гостья?
– Не беспокойтесь, – сказала я, – сейчас вы говорите не для печати.
– Неужели набралось достаточно материала для статьи? – с сомнением поинтересовалась миссис Клемм.
– Я хочу, чтоб вы знали, – сказала миссис По, когда я начала вставать, – что мой муж не прикасался к бутылке с тех пор, как познакомился с вами.
Я замерла, застигнутая врасплох.
– Это… это замечательно. Откровенно говоря, я точно не помню, когда именно мы познакомились.
Она улыбнулась, безмятежная, словно кошка.
– На вечере мисс Линч в феврале. Пятнадцатого февраля, если точнее. Вы были в зеленом платье.
Я почувствовала, как волоски на руках встали дыбом.
– У Виргинии наметанный глаз на детали, – гордо сказала миссис Клемм.
– Это действительно так, – с показной уверенностью сказала я. – Но, боюсь, мы с вами тогда не обменялись и парой слов.
– Не обменялись. Но я узнала, кто вы. Когда вы беседовали с Эдди, я спросила о вас у мисс Фуллер.
Я дрогнула.
– Сожалею, что мы с вами тогда не побеседовали. Мне бы этого хотелось.
– Не имеет значения, ведь теперь мы стали подругами. Мы с вами всегда должны дружить.
– Да. Конечно.
– И Эдди тоже?
– Безусловно. Как вам будет угодно.
Когда я шла к выходу, то чувствовала на себе ее взгляд. Воспитание заставило меня повернуться и попрощаться.
– Миссис По, миссис Клемм, спасибо, что уделили мне время. Уверена, вскоре мы снова побеседуем. Перед тем как публиковать статью, я принесу ее вам на утверждение.
Я выпорхнула из дома, как птичка из силков.
Не замечая пьяниц, уличных торговцев и свиней, я поспешила по улице в северном направлении, растревоженная тем, что только что пришлось пережить. Миссис По враждебна ко мне? Или мне это кажется из-за чувства вины, и дело просто в ее неумении общаться с людьми? С ней я все время теряла почву под ногами. Я решила, что постараюсь как можно меньше общаться с миссис По, когда моя статья увидит свет.
13
На следующее утро, когда дети ушли в школу, а Элиза – наносить визиты соседям, я сидела за столом в цокольной гостиной Бартлеттов и смотрела в свои записки. Как можно написать интересную статью о семье По, используя этот материал? Я мало что могла опубликовать, не навредив мистеру По. Ничего удивительного, что он скрывает свою жену от глаз общества. Ей, с ее странной наивностью и физической слабостью, должно быть трудно идти в ногу с полной суровости нью-йоркской социальной жизнью. Я почитала за честь, что мистер По доверят мне и не боится, что я разоблачу его жену.
Но вся моя гордость от того, что я допущена в его частную жизнь, разбивалась вдребезги, когда я вспоминала о том, как холоден он со мной в присутствии жены. Больно было думать о том, что он не доверяет моей проницательности. Неужели он такого высокого мнения о себе, что боится, будто я буду вешаться на него в присутствии жены?
В уголке моего сознания вдруг возникла идея.
Я начала писать, зачеркивая, исправляя, по мере того как стихотворение формировалось у меня в голове. Строфы медленно, слово за словом приходили в мир, и вот уже все произведение целиком, нежное, уязвимое, будто мыльный пузырь, переливалось на грани моего сознания. Я перенесла его на бумагу, повторяя вслух последние две строфы, чтобы не потерять их:
- А дева эта, что для вас
- И свет очей, и солнце дня,
- Не тщится вас лишить сейчас
- Той дружбы жаркого огня.
- Но коли сердце ваше мнит
- Что справедливо, не грешно
- Со мной таким холодным быть —
- Не обвиню вас все равно.
Я откинулась на спинку стула, как всегда это делаю после настоящей честной работы, независимо от того, сколько времени она заняла или чему была посвящена. Творчество словно забирает кусок души. Когда творение вырывается на волю, оставшаяся в сердце рана еще некоторое время кровоточит. Это как отпустить мечту, или надежду, или сердечное желание. Нужно раскрыться и позволить ему истечь наружу.
Колокола баптистской церкви на углу прозвонили одиннадцать раз. Я взяла себя в руки, взяла листок со стихотворением, положила его в ридикюль, оделась и вышла из дому. Пройдя три квартала, я взяла на Бродвее извозчика и, прежде чем успела передумать, была уже в редакции журнала мистера По.
Долговязый молодой человек с морковно-рыжими волосами вскочил из-за захламленного письменного стола возле двери.
– Я пришла повидаться с мистером По. – Едва произнеся эти слова, я увидела его сидящим за письменным столом, загроможденным аккуратными стопками бумаг.
Мистер По встал. Хотя выражение его лица и не изменилось, я подметила вспыхнувшую в глазах радость.
– Миссис Осгуд. – Он подошел и пожал мои заключенные в перчатки пальцы, задержав их на секунду дольше, чем следовало бы.
Заставляя себя не волноваться, я вытащила стихотворение из ридикюля.
– Я была бы признательна, если бы вы рассмотрели возможность публикации.
– В дополнение к тем стихам, что вы недавно прислали?
– Да. Этот стих – самый лучший из всех.
– Могу ли я его прочесть?
– Будьте так любезны, – сдержанно сказала я.
Он пробежал глазами по бумаге, потом поднял взгляд на меня, потом перевел его на парнишку-клерка, и тот вылетел за дверь.
– Что я должен с этим сделать? – тихо спросил он.
Я собралась.
– Полагаю, те из ваших читательниц, которые состоят в дружеских отношениях с женатыми мужчинами, могут найти это стихотворение довольно занятным.
– Думаете, таких читательниц много?
– Больше, чем вам представляется.
Он кивнул, словно бы поняв мою точку зрения.
– Жена из вашего стихотворения одобряет дружбу. Но я полагаю, что это едва ли типичная для жен позиция.
– Вы недооцениваете жен, мистер По. Разве они не могут быть достаточно мудры, чтобы понимать, как преданы им мужья? Почему жена должна чего-то опасаться, если она знает, что у другой женщины нет злого умысла?
– Я не знаю, миссис Осгуд. А она не должна?
Я неожиданно разозлилась.
– Думаю, нет. Строго говоря, считать, что она должна бояться, – значит оскорбить ее. А со стороны мужа просто тщеславно так считать.
– Тщеславно? – В его глазах разгорелся какой-то огонек. Кажется, он слегка забавлялся.
– Да, тщеславно. Только самовлюбленному человеку нужно с пренебрежением относится к даме, только чтоб доказать жене, что он ей верен.
– И мои читательницы поймут это?
– Могу вас уверить, что поймут. Они также поймут, что такой человек оскорбляет не только свою жену, но и ту даму, с которой дружит. Пренебрегая ею, он лишает ее возможности доказать, что она способна должным образом себя вести. Так что такое поведение оскорбительно для всех, мистер По.
– Я все же далеко не уверен, что замужние читательницы будут согласны с этим стихотворением.
Я протянула руку, чтоб забрать свой листок.
– Но, – складывая его, сказал мистер По, – как вам должно быть известно, миссис Осгуд, я никогда не боялся того, что скажут люди. – И он убрал листок в карман. – Я опубликую это стихотворение. Незамедлительно. И заплачу вам за него два доллара. Приемлемая цена?
– Да, – ответила я сухо, – благодарю вас.
Он прошел к столу, чтоб написать записку, и, не поднимая глаз, сказал:
– Жена хотела, чтоб я пригласил вас поехать с нами сегодня вечером в театр. Там дают «Моду». Говоря по правде, когда вы вошли, я как раз собирался отправить вам письмо, писал на конверте ваше имя. – И он наконец посмотрел на меня, чтоб оценить реакцию.
– Совпадение, – проговорила я.
Его долгий взгляд сказал мне, что именно он думает о таких совпадениях.
– Так вы пойдете?
– Похоже, я просто обречена пойти. Это судьба.
– Да, уделите внимание судьбе, миссис Осгуд. Последнее слово всегда остается за ней.
Я отвернулась. Мы вели опасную игру, и я не была уверена, хватит ли у меня духу продолжать ее.
Он положил перо и проводил меня к дверям. Когда я вышла на улицу, в небе появилась еще одна стая странствующих голубей. Она была меньше, чем та, что пролетала в небе два дня назад, с тонкими струйками летящих позади отставших птиц.
Чтобы лучше видеть, я козырьком прикрыла глаза от солнца, а ветер тем временем трепал полы моего плаща.
– Может быть, это последняя стая.
– Я восхищаюсь ими, – сказал мистер По. – Я восхищаюсь всеми дикими созданиями, которые бросают вызов городам.
– Я думаю, они победят, как побеждали всегда.
– Неужели? – Его глаза в темных ресницах остановились на мне. – Пятьдесят лет назад в Америке росло столько деревьев, что белка могла проскакать по их верхушкам от Нью-Йорка до самой Индианы. А теперь ей не выбраться с Манхэттена.
– Мир меняется так быстро, а мы так заняты, пытаясь жить, что даже не замечаем этого.
– И все же, – тихо проговорил мистер По, – мир меняется недостаточно быстро. – Он поклонился мне. – Всего доброго, мадам. – Сказав это, он, пленник своей работы, вернулся обратно в редакцию.
Мягкая ручка Винни легла мне на подбородок.
– Поверни голову, мамочка.
Она стояла на стуле в нашей комнате на третьем этаже дома Бартлеттов, держа мои клипсы. Когда я повернулась так, чтоб дочь могла прицепить одну, я чувствовала нервную сосущую пустоту в желудке. Зачем я согласилась идти на пьесу? Как же быстро я забыла о своем решении не общаться с миссис По! Пока тянулся день, то, что вначале выглядело невинным приглашением, стало пугающей перспективой. Миссис По незачем было меня бояться, а вот я опасалась ее странных умонастроений, они нервировали меня. Ясно было, что вечер выйдет в лучшем случае неловким, какими бы благими ни были мои намерения. Когда в дверях наконец появилась Элиза, я обрадовалась – можно было со всем этим покончить.
– Пришел мистер По, – сказала она, и глаза ее полнились любопытством. Раньше я намеренно отвечала на ее вопросы о семье По очень туманно, потому что разговоры на эту тему меня тревожили.
Я жизнерадостно кивнула, притворяясь уверенной в себе.
Мистер По стоял в передней, и с его сложенного зонта стекали дождевые капли.
Под заинтересованным взглядом Элизы мы с сухой любезностью поприветствовали друг друга. Решено было, что из-за погоды следует надеть длинный плащ, и, когда горничная принесла его сверху и подала мне, мистер По проводил меня к стоявшему у кромки дороги наемному экипажу.
Внутри ждала миссис По. Она позволила мне поцеловать ее в щеку, будто мы были старыми подружками, а потом я уселась возле нее. Мистер По влез в карету через противоположную дверцу, и мы, трясясь, тронулись в путь.
– Какой дождливый вечер! – сказала миссис По.
– Да, – ответила я.
– Эдди говорит, что «Мода» – хороший спектакль.
– Благодарю за приглашение к вам присоединиться, – сказала я. – Я давным-давно не была в театре. – На самом деле, с прошлого года. Сэмюэл тогда еще не бросил нас.
Карета, подпрыгивая, продвигалась вперед. Миссис По радостно перечисляла спектакли, на которые распорядители разных театров приглашали «Эдди» в последние несколько месяцев. Потом она принялась рассказывать свои впечатления о каждой из этих постановок, и этот поток прервался лишь на время приступа кашля. Под ее монолог мы проехали весь Бродвей до Сити-холл-парка и свернули к Парковому театру, находящемуся к югу от музея Барнума. Хотя мистер По хранил молчание, я чувствовала его присутствие по другую сторону от жены: он был напряжен, как натянутая струна.
Карета остановилась. Я подождала, пока мистер По поможет выйти жене, под плащом которой, как я подметила, когда она встала, было надето все то же отделанное лентами девчоночье платье, в котором я увидела ее впервые. Вот она оказалась на тротуаре, вот извозчик сопроводил меня под зонт к мистеру По, и мы заняли место в череде входящих в театр. Дождь барабанил по ткани зонта у нас над головами.
Миссис По сложила руки под подбородком.
– Уютно, не так ли?
– Очень, – сказала я.
– Вы там бывали? – показала она направо затянутым в перчатку пальчиком, и я обернулась посмотреть. – У Барнума, – пояснила она.
Чуть дальше по улице я видела здание музея с его аляповатыми афишами, залитыми светом газовых фонарей. Мне слышны были доносящиеся с той стороны звуки дурно исполняемого марша.
Я помедлила с ответом:
– Да.
– Недавно?
Мистер По смотрел прямо перед собой, в сторону театра.
– Да.
Она улыбнулась.
– Счастливица. Я никогда там не была. Эдди говорит, это не познавательно. – Надув губки под капюшоном плаща, она сказала: – Все, что я делаю, всегда должно быть познавательно.
Мистер По взял ее под локоток и развернул к дверям театра:
– Представление скоро начнется.
Она со вздохом обратилась ко мне:
– Я, знаете ли, его творение. Я есть то, чему он меня научил.
– Я не знал, дорогая, что это тебя возмущает, – мягко сказал он.
– Вовсе не возмущает! Почему ты так говоришь, Эдди? Кто не был бы горд учиться у Шекспира наших дней?
Я почувствовала, как волна жара прилила к моему лицу. Рассказал ли ей мистер По о нашей экскурсии в Барнум? Я посмотрела на него. Он слегка покачал головой, как бы в знак отрицания. Но как странно то, что миссис По вторит нашему с ним разговору. Я вздрогнула. Это совпадение?
Миссис По оглянулась, чтоб посмотреть, кто стоит за нами в очереди.
– Ты видишь каких-нибудь знакомых, Эдди?
– Невежливо глазеть на тех, кто стоит сзади, – сказал мистер По.
Его жена ахнула и резко повернула голову. Глазами она показала мне назад и громко сказала:
– Видите? Это шлюхи.
Я заметила в очереди двух кричаще одетых женщин.
– Что они тут делают? – спросила миссис По. – Им полагается входить через другую дверь.
– Я на самом деле вынужден настаивать, чтоб ты это прекратила, Виргиния, – сказал мистер По.
– Но они не должны с нами смешиваться!
– Они займут свои места в верхнем ярусе, и мы не будем их видеть.
– Как тех дам, которые приезжают к миссис Рестелл? Если люди совершают что-то нехорошее, они должны быть наказаны.
– Это не наше дело, – сказал мистер По.
– Тогда чье же? – Она улыбнулась мне, словно чтобы заручиться моей поддержкой. – Вы не согласны, миссис Осгуд?
Я была спасена от необходимости отвечать открывшимися дверьми театра. В холле мистера По немедленно поприветствовал упитанный господин, отрекомендовавшийся как мистер Стюарт, владелец большого торгового концерна на Бродвее. Он расписал, какое громадное удовольствие доставил ему «Ворон», а потом представил свою жену, которая, в свою очередь, попросила, чтобы ее представили супруге поэта. Подошли еще люди, все повторилось по той же схеме, и в конце концов вокруг четы По образовалась толпа, поздравлявшая его с успехом и восхвалявшая ее красоту и свежесть. Стоя с краешку, я подметила, как от всего происходящего миссис По становится все оживленней и радостней, а ее муж – все мрачнее. Лишь когда прозвенел второй звонок, обожатели поэта и их супруги разошлись. К тому времени, как нас проводили к ложе в первом ярусе, мистер По был уже очень зол. Миссис По уселась между нами и прильнула к мужу:
– Эдди, Эдди, что случилось? Почему ты был так груб с этими людьми?
– Ты должна извиниться перед миссис Осгуд.
Миссис По посмотрела на меня.
– За что?
– За то, что ты забыла о нашей гостье.
– Нет никакой нужды в извинениях, – сказала я.
– Я сожалею, миссис Осгуд, – хмуро произнесли миссис По, опустив голову. – Я не имела в виду ничего дурного.
Прозвенел звонок, возвещая о начале представления. Миссис По стиснула мне руку.
– Если я что-то сделала не так, – шепнула она, – я действительно очень сожалею об этом.
Начался спектакль. Это была довольно неплохая комедия. Женщина, игравшая глупую жену, жаждавшую высокого общественного положения, заставила зал смеяться, артист, изображавший ее подхалима-мужа, который чуть было не угробил себя, стараясь ей угодить, вызывал сочувственные смешки. Но, сидя в темноте, я чувствовала, как душа миссис По до сих пор купается в волнах восторга обожателей, наслаждаясь своим триумфом и тем, что взяла надо мною верх. Если она хотела продемонстрировать мне, что ее муж – это ее собственность, ей вполне это удалось.
В антракте миссис По вскочила и от этого слегка закашлялась.
– Эдди, кажется, мне нужен пунш. Не мог бы ты мне его купить?
– Если пожелаешь. Возможно, лучше всего будет, если ты посидишь тут и отдохнешь, а я принесу его тебе.
– Не увидеть твою паству? Ну нет!
– У меня нет паствы, и, надеюсь, ты когда-нибудь это выучишь. Миссис Осгуд, – обратился он ко мне, – вы идете?
Я сказала, что хотела бы остаться на своем месте, чтобы записать свои размышления о спектакле.
– Эдди – вот кто настоящий критик, – сказала миссис По. – Он уже все записал.
– Я хотела бы рассказать о постановке миссис Бартлетт, когда вернусь домой.
– Но вы должны выйти! – воскликнула миссис По.
– Пожалуйста, простите меня, – сказала я, – но я вынуждена настоять на том, чтобы остаться.
Они ушли. Я смотрела на занавес, ненавидела Сэмюэля за то, что он бросил меня, тем самым поставив в такое уязвимое положение, и себя за то, что пререкалась с миссис По, и тут мистер По вернулся с чашей пунша.
– Мы не можем дать вам пропасть.
Когда он передавал мне чашу, наши руки соприкоснулись. Он неохотно убрал свою и сказал:
– Прийти сюда было плохой идеей.
– О нет. – Я выглянула из ложи в зал, борясь с тем, что теснило мою грудь. – Я наслаждаюсь игрой миссис Смит.
– Все это ничто в сравнении с крысами.
– С крысами?
– Они тут на удивление ученые и прекрасно все понимают. Знают, например, когда поднимется занавес, и все зрители будут околдованы тем, что происходит на сцене. Знают, когда можно начинать рыскать по партеру в поисках случайно упавших орешков или апельсиновой кожуры, а когда они должны исчезнуть, потому что занавес вот-вот упадет.
Я засмеялась, потом, улыбаясь, мы тихо и изучающе посмотрели друг на друга. Нет, я не должна этого делать.
Он отвернулся первым.
– Я прошу прощения.
– За что? – непринужденно спросила я.
Он некоторое время глядел в сторону, а потом решительно посмотрел мне в глаза.
– За мою жену.
– Она просто приглядывает за вами.
Я почувствовала, как он уходит в себя.
– Да.
Поэт ушел, сухо извинившись, а я осталась тупо глядеть на занавес. Минут через десять он вернулся вместе с супругой, фонтанировавшей рассказами о важных дамах, которые с ней беседовали, и о множестве приглашений, которые она от них получила. Ее утихомирил только поднявшийся занавес, но даже и тогда я ощущала победоносные лучи, которые она испускала в моем направлении.
Опустошенная, я пропустила почти весь финал спектакля. Настроение мне подняли только крысы. Они оказались именно такими сообразительными, как говорил мистер По. Они разыграли свой собственный спектакль – куда более драматичный, чем комедия на сцене. Успеет ли крыса схватить кусочек цедры раньше, чем на него наступит миссис Смит? Сможет ли урвать арахис из-под края занавеса, прежде чем тот начнет опускаться?
Но даже этими маленькими наблюдениями я не смогла поделиться с мистером По, когда спектакль окончился. Прежде чем мы успели покинуть нашу ложу, ее заполонила толпа читателей, жаждущих хотя бы мельком поприветствовать знаменитых мистера и миссис По. Когда мы спускались по лестнице, поклонники устроили импровизированное чтение «Ворона». Их крики «Никогда! Никогда!» преследовали нас, когда мы шли через вестибюль, а три капельдинера были вынуждены расчищать дорогу. К тому времени, как мы садились в карету, поклонение толпы совсем вскружило миссис По голову.
Наш экипаж отъехал от края тротуара.