Космонавт № 34. От лучины до пришельцев Гречко Георгий

Один мой коллега, боявшийся плагиата, ото всех скрывал свои исследования на орбите. Ни слова не говорил ЦУПу. А потом вернулся, написал диссертацию и оказалось, что добрая половина из установленных им фактов уже давно известна науке… У меня от Станислава Савченко научных секретов не было.

Для меня самое интересное в космосе – то новое, что до тебя никто не видел, а следовательно, нечто непознанное и непонятное. Хорошо, что на Земле находился Савченко. Я ему говорил, что именно наблюдаю, а он мне утром сообщал: это и это известно, а вот то – новое, нужно продолжать наблюдения.

Мне удалось найти тонкую слоистую структуру атмосферы. Упрощая, можно сказать так: до меня считалось, что атмосфера, как песочное пирожное, состоит из двух-трех «толстых» слоев. Я же в полете наблюдал за заходящими Солнцем, Луной, звездами. Замечал связанные с заходом явления, раскладывал по полочкам и доказал, что атмосфера как торт «Наполеон», состоит из многих тонких слоев.

С орбиты я сообщил, что озоновая дыра над Антарктидой не результат антропогенного воздействия, как это утверждали некоторые ученые. А природное явление, которое существовало до человечества, и будет существовать после. Лет через двадцать мои выводы были подтверждены.

И на этой основе США отказались подписать «Киотский протокол» ценой в миллиарды долларов.

Руководители полетом считали меня нарушителем дисциплины, «сумасшедшим ученым». Но для занятий наукой я выбирал «свободное» время, то есть выкраивал его за счет еды и сна. У нас там было трехразовое питание, восьмичасовой сон, но я никогда не спал восемь часов и не питался три раза.

Или чего там два часа заниматься физкультурой – на Земле врачи приведут в порядок. Лучше сделаю лишний эксперимент. За это меня ругали, дескать, мог бы сорваться и не выполнить программу. А я не мог отложить исследования! У меня есть железное правило: «Надо сделать – делай сейчас!» Откладывать на следующий раз нельзя. На это существует другое правило, в справедливости которого я сто раз убеждался: «Следующего раза не бывает!»

Ради науки я шел на хитрость. В частности, наблюдал серебристые облака ночью, а в дневнике записывал, что делал это в дневное время. Думал, что меня не поймают. Но в Центре управления все быстро поняли и запретили Савченко выходить на связь. Сказали ему, что я нарушаю режим работы и отдыха космонавта, что мне уже женские голоса слышатся… В общем, досталось ему из-за меня.

А у меня каждый день скапливались новые данные, никому не известные, и их становилось все больше. Я кипел, кипел и однажды на последнем сеансе – он обычно был «пустой» и мы его называли «Спокойной ночи, крепыши!» – категорически заявил, что прекращу полет, если врачи не вернут Савченко… Видимо, это прозвучало убедительно. На следующий день он вновь был в ЦУПе. А через десять лет мы вместе со Станиславом Андреевичем работали над научной программой моего полета на станции Салют-7.

Однажды я передавал в ЦУП данные по дополнительному наблюдению за звездами. Их следовало передать Савченко. А тут захотелось пошутить и, когда офицер связи спросил, кому передать эти данные, я сказал: «Передайте моей жене!» Когда на Земле я встретился с женой – оказалось, что они действительно передали ей эти данные. И она, конечно, удивилась и ничего не поняла в лямбдах и зетах, предназначенных для Савченко.

Глава 6. Космонавты живут на Земле

Астрофизика или структура атмосферы

У меня всегда была тяга к экспериментам на Земле и в Космосе. Больше всего я любил астрофизику. Еще перед первым полетом я даже встретился с выдающимся астрофизиком – энциклопедистом И. С. Шкловским. Я самонадеянно спросил его, какой эксперимент мне нужно провести в космосе, чтобы внести решающий вклад в одну из самых современных проблем астрофизики. Его ответ «Не знаю» потряс меня.

Как это Вы(!!!) – и не знаете. – «Никто не знает, – уточнил Шкловский. – Все заняты, дружно работают над последними проблемами. И вдруг кто-то проводит неожиданный эксперимент, выдвигает еще более „сумасшедшую“ гипотезу. И все устремляются в эту нишу, предсказать которую заранее невозможно!»

Я уходил из его квартиры ошеломленный. Не мог даже попасть рукой в рукав пальто. А когда сам Шкловский попытался подать мне пальто, я начал отнимать пальто, а потом даже вырывать из его рук. Он улыбнулся и вежливо дал мне жизненный урок: «Это в данном случае неважно, что вы кандидат наук, а я членкор. Вы мой гость, и я, как хозяин, подаю пальто уходящему гостю».

Тогда я сам еще в космосе не был. Искал интересные научные проблемы в отчетах летчиков-космонавтов, т. е. у слетавших космонавтов. Просмотрел отчеты и задумался. У одного написано, что звезды в космосе не мерцают, а у другого, что мерцают и не только звезды, но даже Луна (?). Как это может быть? Кто из них прав? Человек я любознательный и упорный, поэтому поставил этот «детский вопрос» перед собой в первом же полете.

Оказалось, что когда свет от звезды приходит сквозь атмосферу у горизонта, то звезда «мерцает» (ее яркость то меньше, то больше). А непосредственно перед заходом даже «мигает» (то гаснет, то загорается). Более того, по диску Луны бегут темные полосы, а сами диски Луны и Солнца становятся по бокам щербатыми, ступенчатыми. И, наконец, щербинки слева и справа «удлиняются» навстречу друг друга, пока не сольются и не «разорвут» диск на две, а то и три части. Конечно сами по себе звезды не «мигают», а диски светил не «рвутся». Это атмосфера Земли так меняет их изображение. Поэтому когда звезда наблюдается высоко над горизонтом, над атмосферой, то они, конечно не мигают. Так что были правы оба летчика-космонавта.

А дальше пошло-поехало. Тут же захотелось получить уже не только качественные, но и количественные характеристики мерцаний и искажений. Ведь еще Д. Менделеев учил, что наука начинается с измерений. Применили для этого на «Салюте-6» фотометр чехословацкого производства. Но захотелось больше диаметр объектива, больше быстродействия. Совместно с А. С. Гурвичем (ИФА), С. А. Савченко (Энергия), В. А. Веселовым, А. С. Массарским и Я. П. Подвязным (Военмех) спроектировали, сконструировали, испытали прибор. И отправили на работу, на орбитальную станцию «Мир» уже свой фотометр.

Тем самым мы получили возможность решать обратную задачу, т. е. по мерцаниям определять тонкую структуру атмосферы. А в XXI веке подобные исследования продолжают проводить в разных странах, на разной аппаратуре с разными длинами электромагнитных волн. Вот куда иногда заводят в науке простой «детский вопрос», мерцают ли звезды в космосе.

Но все это было уже после того, как наша лаборатория «Космических методов» в Институте физики атмосферы АН СССР получила международное признание.

Академик А. М. Обухов

В «Институт физики атмосферы» я пришел работать в 1984 году.

С большой благодарностью вспоминаю академика Александра Михайловича Обухова – создателя и директора этого творческого института. Это был не самый большой институт, не самый роскошный, но один из самых известных в мире. Он стоял на очень хорошей теоретической основе. Результаты исследований были убедительно обоснованы, математически строго доказаны, все возможные отклонения были просчитаны.

Все это было заложено, построено и развито Академиком А. М. Обуховым. Очень глубоким ученым, разносторонним человеком и воспитателем. Создать коллектив из разных людей, (а ученые – это очень трудные люди), да еще способный на хорошую работу, – это не просто. Не каждому это под силу.

Стиль, которого придерживался А. М. Обухов, был основательным. Это была Школа, и мне нравилось работать в такой Школе рядом с его учениками А. С. Гурвичем, С. В. Соколовским, М. Е. Горбуновым и др.

А. М. Обухов был строг, резок в оценках, но иначе не справишься с коллективом, иначе не создашь свою Школу. Мы с робостью входили в его кабинет, потому что не знали заранее, то ли он нас похвалит за достижения, то ли будет ругать за промахи. Но независимо от того, хвалил или ругал, это всегда было конструктивно, результативно и очень полезно для работы.

Сейчас принято все делать на компьютере. Академик Обухов работал без компьютера глубже и дальше – «на кончике пера».

У А. М. Обухова было замечательно организовано планирование, хотя в науке – это, конечно, миф. Как в фильме «Девять дней одного года» планировали открыть в квартал одну новую частицу. Но у нас в стране было действительно что-то, в этом духе – планы требовали, за их невыполнение лишали коллектив премий, уменьшали ассигнования. Обуховым эта задача была решена очень просто. Он всегда планировал только то, что в Институте уже было сделано. Поэтому не было случая, чтобы мы не выполнили план. Это был способ бороться с бюрократией, чтобы бюрократия не мешала, а тоже встала на службу научной мысли.

А. М. Обухов был, чуть ли не единственным беспартийным директором академического института. Но поскольку он был выдающимся ученым, то попрекать его этим было себе дороже. Академик Обухов был человек прямой и мог ответить достаточно резко, если бы кто-нибудь ему этот вопрос задал.

А главное A. M. Обухов был настоящим академиком. Академиков сейчас очень много, так как развелось большое количество академий. Мы сейчас можем сесть, третьего пригласить, создать новую академию и раздать, продать звания академиков. А он был академик в настоящей Российской Академии, большой Академии. Для меня академик – это не тот, кто может написать даже очень глубокий труд по своей узкой специальности. Академик А. М. Обухов был разносторонним ученым, он мог мыслить теоретически и проводить в лаборатории, очень интересные и очень разнообразные эксперименты. Александр Михайлович очень любил экспериментировать и показывал всем опытные установки. Он, как ребенок, радовался «игрушкам» взрослых ученых.

Когда пролетела комета Галлея, то был получен красивый снимок, которым Обухов и сам любовался, и нам показал. Внимательно посмотрев на комету, я сказал: «Кто-то ей хвост оторвал». (Хвост у кометы находился несколько отдельно и был развернут). Я пошутил, a Обухов посмотрел на это совсем иначе. И через какое-то время предложил расчет, обоснование: кто, как, и почему «оторвал хвост» комете. Для меня это была шутка, а для него – научный вопрос, на который он сразу стал искать ответ.

А. М. Обухов делился с нами идеями, рассказывал, над чем сейчас работает, о чем пишет. Иногда он читал свои стихи. Это были всегда очень глубокие, остроумные стихи с интересными мыслями об Институте, о стране. Какое-то философское осмысление жизни. Мне его было так же интересно слушать, как С. П. Королева, когда у него в редкие свободные минуты возникало желание чем-то поделиться со своими молодыми сотрудниками. A. M. Обухова, как и С. П. Королева, мы слушали с открытыми ртами, боялись пошевелиться, чтобы не прервать. Это всегда было очень интересно!

Академик А. М. Обухов интересовался не только научным применением космонавтики, но и тем, например, как Земля выглядит из космоса. Он был человеком, глубоко чувствующим красоту. Однажды мы поехали с Александром Михайловичем в Кисловодск. Там был филиал нашего института, небольшая обсерватория, расположенная в горах. Там проводились измерения концентрации малых газовых составляющих атмосферы. Современное глобальное потепление атмосферы определяется в частности этими характеристиками.

Территория обсерватории, расположенная у подножья Эльбруса – настоящий рай на Земле. Почти круглый год светит Солнце, воздух звенящий, чистоты необыкновенной. Перед нами раскрылась красота мира. Кажется, там можно было залечить душу, обрести спокойствие. И я увидел нового Академика Обухова – мальчишку, художника, человека? любящего гармонию во всех ее проявлениях.

Борьба за «Мир»

– А 3-я мировая война будет?

– Нет! Но будет такая борьба за мир, что на Земле камня на камне не останется.

(анекдот 2-й половины XX века)

А у нас была другая борьба, за другой «Мир», когда «доброжелатели» кнутом и пряником заставляли утопить нашу орбитальную станцию «Мир». Нам говорили, что она устарела, часто ломается. А сейчас МКС не менее часто ломается – то одно, то другое выходит из строя. Но тут мы уже не хозяева. А там мы были хозяева. Я уверен, что мы зря утопили «Мир».

Ну, поломки – это естественно, новая техника. Случаются опасные поломки, но бывают и немного смешные. Скажем, когда ломается туалет. Насколько я знаю, американский туалет раз в десять дороже нашего, там установлен даже, я слышал, лазерный прицел. Но, представьте, американцам на МКС больше нравится наш туалет: он проще и надежнее.

За несколько месяцев до затопления «Мира» с него вернулся экипаж, который полностью его отремонтировал. По заключению госкомиссии, «Мир» мог летать еще 2–3 года. Космонавтов поблагодарили, наградили, а через пару месяцев было решено «замочить» комплекс в Тихом океане. Согласитесь, что неразумно делать это после трехмесячного ремонта, истратив миллионы долларов на запуск и работу на орбите. И тут же тратить примерно столько же на затопление станции?!

Если станцию решили затопить, то не надо было ее ремонтировать. Гораздо полезнее было бы демонтировать для исследований и анализа наиболее интересные элементы конструкций, электронного оборудования, оптики и т. п. Это были уникальные образцы, потому что проработали 15 лет внутри и снаружи станции. Изучая демонтированное оборудование, мы могли бы на 15 лет вперед спрогнозировать и обеспечить надежность МКС и других орбитальных систем.

Во всяком случае, американцы с риском для жизни отыскали на Луне, много лет находившийся там, свой беспилотный аппарат. Они срезали с него части конструкций и систем и погрузили в спускаемый на Землю аппарат наравне с никем не виданными лунными камнями. Цена демонтированных образцов была приравнена тем самым к цене лунного грунта!

За сохранение «Мира» выступали все патриоты российской космонавтики, инженеры, ученые и, конечно космонавты. Все зря, не отреагировали даже на официальный документ, подписанный заместителем генерального конструктора РКК «Энергия» космонавтом В. В. Рюминым.

И еще мы пытались договориться и перевезти аппаратуру с «Мира» на МКС. В свое время мы именно так переместили приборы на «Мир» перед затоплением «Салюта-7».

Но нам отказали и опять потребовали как можно скорее утопить «Мир» вместе со всей аппаратурой. Конечно, часть научных приборов на станции «Мир» устарели, но многие из них дали уникальные научные результаты и оставались работоспособными.

Я не уверен, что чиновники, принимавшие решение об уничтожении станции «Мир», руководствовались интересами российской космонавтики. Неужели они, выбрасывая на свалку свой автомобиль, устроили бы ему сначала очень дорогой ремонт? Автомобиль за свой счет, а «Мир» – за государственный, тут можно не экономить. Я не знаю, чего здесь больше: цинизма, коррупции или преступления? Тогда я сказал, что запланированное уничтожение космической станции «Мир» низведет Россию до роли бедного родственника. Увы, я оказался недалек от истины…

Американцы на Луне были?

По слухам не были, все снято в Голливуде.

Но я абсолютно уверен, что американцы были на Луне. Я в это не верю, а знаю. Потому что мы с ними соревновались. Я сам, между прочим, был в одном из советских экипажей, предназначавшихся для облета Луны. Сначала наша подготовка к полету на Луну шла быстрее, но потом отстали, в основном из-за отставания в электронике.

Мы же в свое время осуждали кибернетику как лженауку. Вот это и аукнулось. Мы тогда шутили, что наши микрокалькуляторы самые большие в мире. И мы следили друг за другом. Как испытываются двигатели, как развивается электроника, какие полеты испытательные, промежуточные и так далее…

Мы очень ревностно за ними следили и видели, какая громадная работа ведется. И в результате этой работы им было проще слетать на Луну, чем имитировать. Когда весь мир смотрел, как американцы ходят по Луне, у нас телезрители смотрели, по-моему, «Лебединое озеро», в Китае смотрели какой-то патриотический фильм.

Но мы, космонавты, сидели на Шаболовке – там была специально организована передача. И мы с завистью смотрели, как американцы ходят по Луне, сожалели, что не американцы смотрят, как ходим мы. Зависть была, естественно, белая. Мы хотели, чтобы все у них кончилось хорошо.

А с другой стороны, надо им отдать должное, что они очень этично все поставили. Ведь они не сказали, что один шаг американца по Луне – достижение Америки. Они сказали: один шаг человека – и скачок для всего человечества. В своих комментариях первый человек, который ступил на Луну, Н. Армстронг, говорил, что нас всех в космос позвал Гагарин. То есть здесь у них все было честно. И в этом смысле мы были горды за человечество, потому что, в конце концов, мы раскачали американцев на полет к Луне.

Если бы не наш первый спутник и не наш первый человек в космосе, они бы тоже на Луне не были. После водружения флага американские астронавты оставили на Луне памятную табличку со словами: «Здесь люди с планеты Земля впервые ступили на Луну. Июль 1969-го года новой эры. Мы пришли с миром от имени всего человечества». Очень корректная запись!

Откуда же возникли слухи о «лунной фальсификации»? Я думаю, что американцы потом кое-что все-таки подсняли в павильоне. Голливуд, видимо, приложил свою руку. Предположим, на Луне плохо сняли флаг или отпечаток ботинка. Вот они и обновили картинку на Земле. Мы и сами иногда поступали так же. Об истории с почтовыми конвертами я уже рассказывал. Но ставить из-за этого под сомнение полеты на Луну – это просто чушь.

Вокруг лунных экспедиций всегда ходило много слухов. Меня связывает дружба с несколькими американскими астронавтами. Каждый год мы встречаемся семьями, и особо теплые отношения у меня завязались с Эдвином Олдрином по прозвищу Базз. Олдрин, как известно, второй человек, ступивший на Луну после Нила Армстронга.

Я как-то отвел Олдрина в сторонку и сказал: «Давай признавайся. Пишут, что когда вы сели на Луну, то, выглянув в иллюминатор, сказали: „О, а они уже здесь!“ Кого вы там увидели?» – «Да нет, было сказано: „Мы уже здесь!“, просто нас не расслышали». Я говорю: «Хорошо. Тогда вот что. Все знают, что по Луне катались ангелы в виде огненных шаров, которые с вами говорили по-английски».

Он на меня очень подозрительно посмотрел и ответил: «Нет, Джордж, ангелов там не было». – «Тогда третий вопрос. У вас там что-то сломалось, вы не могли взлететь с Луны. Но мимо шел наш Порфирий Иванов в своих семейных трусах и спас вам жизнь?». Тут Олдрин даже сделал от меня шаг назад. «Базз, говорю, ты не думай, я не сумасшедший. Просто это те слухи, которые о вас ходят. Когда начинаешь возражать, что все это вранье, тебе отвечают: „Но ты же там не был!“. А теперь я могу всем сказать, что разговаривал с тобой один на один, и ты от меня даже шарахнулся».

Что получило человечество от лунных экспедиций? Ну, во-первых, те самые лунные камни, часть их исследовали, часть оставили в неприкосновенности в вакууме. Хранят до сих пор, потому что могут появиться новые методы исследования. А что мы знали о Луне? Ничего. Когда встал вопрос сконструировать посадочное устройство, то пришли к Королеву конструкторы. Одни ученые говорят, там пыль три метра, и надо такие лапти делать, чтобы туда не провалиться. Другие говорят, что там скальная порода, значит, надо, чтобы крепкими были эти ноги. И никто не мог определить точно. В конце концов, этот вопрос решил Королев.

Он написал: «Луна твердая» и расписался. Так было нужно для работы. Но мы даже не знали наверняка, мягкая Луна, пыльная или твердая. А теперь знаем о лунной поверхности гораздо больше. Знаем, как можно из этих камней добывать полезные вещества, в том числе даже воду. То есть в результате лунных экспедиций появились новые серьезные знания о Луне.

Не только в этом дело. Для этого полета были разработаны новые технологии. А мы, к сожалению, когда разрабатывали новые технологии для «Бурана», сделали еще больше новых достижений. Но мы их оставили в военной и космической области. А американцы очень быстро все переносили из космоса в военную авиацию, из авиации военной в гражданскую, из гражданской авиации в промышленность.

Считается, что американцы затратили на лунную программу около 25 миллиардов тех «полновесных» еще долларов. Но они их окупили на разработанных материалах, на разработанных технологиях. Я не знаю, помните вы или не помните, но появились такие «дутики», чтобы зимой после лыж можно было надеть. Такие мягонькие непромокаемые валеночки. Вот они были сделаны на основе лунной космической обуви. В СССР их так и называли – луноходами, во Франции, в прямом переводе – «после лыж». И на этих валенках они чуть ли не миллиард вернули, потому что завоевали мировой рынок.

Вообще, это чудо, конечно, что они все шесть полетов высаживались и возвращались живыми здоровыми. И даже, когда на «Аполлоне-13» взорвался бак, у них было больше шансов погибнуть, чем выжить. Но блестящая работа центра управления и космонавтов «по лезвию бритвы» вернула их на Землю.

Но я думаю, все-таки летать на Луну было опасно. Наверное, не надо было летать. И вообще, в космос чего зря было выходить? И опасно, и скучно, и еда невкусная. Зря это все они. Да и сын мой до сих пор не верит, что американцы были на Луне. И никакие доводы и фотографии его не убеждают и никогда не переубедят. Нет более неверящего человека, чем тот, который не хочет верить.

Слухи

Сколько слухов наши уши поражает.

Сколько сплетен разъедает, словно моль.

Ходят слухи, будто все подорожает, абсолютно,

А особенно – поваренная соль.

Словно мухи, тут и там,

Ходят слухи по домам,

А беззубые старухи

Их разносят по умам.

Владимир Высоцкий

В советское время не было желтой прессы, не было сплетен в газетах и на телеэкранах. Поэтому круглосуточно работало сарафанное радио. Однажды я летел в самолете, и меня летчики пригласили в кабину. Говорят: «С нами лет али и Титов, и Николаев, и даже космонавт, который побывал в космосе раньше Гагарина». Я ответил им, что это неправда. Я в космонавтике с 1954 года, все пуски знаю, в подготовке большинства из них участвовал.

Я участвовал в проверке алгоритма системы управления луноходом

И гарантирую, что никто до Гагарина не летал. «Ну как же! – говорят они. – Он показал нам фотографию, где он стоит рядом с Гагариным и Титовым».

Я отвечаю: «Когда у нас есть время и кто-то хочет сфотографироваться на память, мы никогда не отказываем».

«Нет, он рассказывал, как упал где-то в горах Кавказа, поломал ребра. Задирал рубашку и показывал сломанные ребра». Я в ответ: «Из космонавтов никто ребра не ломал. Поломанные ребра – это не признак профессии».

«А он, – говорят, – показывал удостоверение космонавта такую красную книжечку». Вот тут у него прокол, потому что удостоверение космонавта – голубая книжечка. И я им показал это удостоверение.

Как-то раз я был в г. Ижевске на встрече с нашим на весь мир знаменитым конструктором оружия Михаилом Калашниковым. Вдруг ко мне подошел некто и говорит: «А знаете, я тоже летал в космос». Я спрашиваю: «А как это получилось?» «Я привез на космодром деталь для ракеты, – отвечает он, – да там не разобрались, приняли за космонавта и запустили. И вот я жив». Я говорю: «Ну, поздравляю».

Приводят и такое доказательство. В г. Харькове похоронен человек по фамилии Бондаренко, который якобы летал до Гагарина. Действительно, был такой кандидат в первой группе космонавтов. Но он погиб во время тренировки, потому что в сурдокамеру с атмосферой, насыщенной кислородом, взял с собой электрическую плитку. Он не хотел две недели питаться холодной пищей. Там он брал у себя анализ крови, обмотал палец бинтиком, а потом уронил его на плитку. В кислородной атмосфере начался пожар, и Бондаренко сильно обгорел. Так что в космос, к сожалению, он не летал. Погиб на Земле.

Вообще-то действительно первым в космос летал не Юрий Алексеевич Гагарин, а Иван Иванович.

До космонавтов посылали в космос манекены. Мы их называли «Иван Иванович». И в двух, по-моему, были встроены магнитофоны с записями слов и цифр. Нужно было отрегулировать систему радиообмена. Во время беспилотного полета магнитофон включали. Радиолюбители перехватывали эти «разговоры», ну а официального сообщения, что кто-то полетел, не поступало. Иногда к кораблю подбегали люди, раньше, чем специалисты. Видят – лежит космонавт без движения, значит, погиб, а от нас скрывают. Отсюда пошли домыслы… Потом даже на лицо манекену стали наклеивать бумажку: «Манекен».

В Штатах, через два года после Круиза мира, о котором я уже вспоминал, мы столкнулись с шалостями желтой прессы. Одна газета, например, написала, что не зря всю ночь горело масло в осветительных приборах в Кремле, там для советского космонавта Гречко было написано прекрасное выступление. Во-первых, в Кремле давным-давно проведено электричество, во-вторых я никогда не произносил чужих речей. Я же не актер и не диктор!

Гречко сказал, что у Советского Союза есть программа «звездных войн». Такое сенсационное сообщение было помещено на первой странице газеты «Флорида тудей». Там же находилась и моя цветная фотография на фоне пускового комплекса «Шаттл», который задействован в американских военных программах. Вот такой сюрприз я получил.

Пришлось писать опровержение. В этом мне помогли американские друзья. Оказалось, что эта газета славится такими вот утками. И регулярно публикует опровержения – через две недели, на последней странице. Редкий читатель добирается до последней страницы. Вот в такую ситуацию я и попал…

Ну, а в последние годы и с телеэкрана, и с газетных полос льется целый ливень из небылиц. Но про нас – космонавтов – врут уже меньше, чем раньше. Наверное, мы выходим из моды.

«Загадка черных дыр»

В 1975-м году я опубликовал заметку в журнале «Техника – молодежи». Название было броское – «Загадка черных дыр решена!». И рубрика соответствующая – «Сенсации наших дней». Приведу часть текста: «Астрофизики обнаружили связь ядер галактик, где рождается вещество и энергия, и „черных дыр“, где и то и другое исчезает. Последние совместные работы, проведенные в СССР и США с применением самых мощных телескопов для исследования излучения Z-1 Тельца (см. „Земля и вселенная“ № 6, 1976, с. 91), привели к феноменальному результату.

Одновременно опубликованные в СССР и США доклады точно и однозначно доказывают, что рассматриваемые объекты есть точки, связывающие галактику с антигалактикой доктора Синха (см. „Эврика“, 1975, с. 11), состоящей из югомонов. Таким образом, эти исследования еще раз подтвердили безграничность закона сохранения вещества и энергии: то, что „исчезает“ в галактике, появляется в антигалактике и наоборот!

Это открытие проливает свет на многие загадки нашей планеты и ее окрестностей. Например, выяснено: спираль Z-излучения проходит через точку орбиты, в которой Земля находилась 30 июня 1908 года. Читатели „ТМ“ помнят, что в этот день в районе Подкаменной Тунгуски произошел взрыв, равный по мощности взрыву водородной бомбы. Многие экспедиции, обследовавшие место взрыва (в одной из них, КСЭ-2, и участвовал автор этих строк), искали метеорит, ядро кометы, остатки межпланетного корабля с Марса, следы аннигиляции или луча лазера из ближайшей галактики.

Читатели, несомненно, догадались, что сквозную дыру в Земле могла сделать только другая дыра – „черная“, когда она столкнулась с Землей в районе Подкаменной Тунгуски. Это окончательное решение проблемы Тунгусского „метеорита“ дает ответ и на другие загадки. Оказались сопряженными светящиеся несколько дней после Тунгусского феномена дуги на небе. Уточненные расчеты показывают, что одна из них упиралась в озеро Лох-Несс, а другая терялась в Гималаях».

«Вы что-нибудь поняли? Там была еще и такая приписка: „С первым апреля, дорогая редакция“ – этим любезным поздравлением завершил свое письмо в адрес журнала автор сенсационной заметки летчик-космонавт СССР Георгий Михайлович Гречко. Присоединяемся к его поздравлениям. С первым апреля, уважаемые читатели!» Вот так мы развлекались много лет тому назад.

Заметку я построил таким образом, чтобы информированный читатель уже по первой фразе понял, что это шутка. А читатель менее информированный мог догадаться, только взглянув на дату. Редакция уменьшила эффект демонстративной припиской про первое апреля, но все равно многие «попались». Оказалось, что редакционные врезы не всем попадаются на глаза. Помню, что в «Технику – молодежи» пришло разгневанное письмо от читателя, который принял все за чистую монету и начал с научной точки зрения разоблачать тезисы моей шутливой статьи. Значит, сработало!

Впрочем, розыгрыши я любил всегда. Когда-то я прославился тем, что купил жене кольцо за 17 тысяч рублей, когда «Волга» стоила тысяч 9. И все верили. И только жена одного космонавта сказала: это фианит, и стоит не 17 тысяч, а 17 рублей! Как делается настоящий розыгрыш? Нужно все продумать и с самым серьезным видом выдать неправильную информацию – так, чтобы в нее поверили. Потом насладиться произведенным эффектом – и раскрыть правду. Если не раскрывать правду слишком долго – может получиться неэтично.

Нагадала мне цыганка…

Шутить над фамилиями любят не самые остроумные люди. Высмеивание необычных фамилий – это юмор невысокого класса. Но бывают исключения. Я всю жизнь любил анекдоты – и слушать, и рассказывать. А тут вдруг смотрю, на телевидении в КВН появился анекдот про меня:

Когда космонавт Гречко был маленьким, он пришел к гадалке:

Скажите, а когда я вырасту, кем буду?

– Ты станешь знаменитым, достигнешь великой славы, и твоим именем назовут самую вкусную на свете кашу… гречневую.

Мне нравится этот анекдот. Хотя наша фамилия происходит не от гречихи и не от гречневой каши (которую я, кстати, очень люблю!), а от Греции. В статье языковеда Валентина Лученко «Происхождение и толкование фамилий космонавтов» написано: «Гречко – этнонимическая фамилия, в основе которой слово „гре“». Гречками называли сыновей отцы, которые были либо этническими греками, либо имели прозвище «Грек». Кстати, еще три фамилии космонавтов относят к этнонимическим. Ляхов – от слова «лях», Поляков от «поляк» и Полещук – от «выходцев из Полесья».

Фамилия наша не самая распространенная, но, тем не менее, у меня был знаменитый однофамилец – маршал Советского Союза, министр обороны Андрей Антонович Гречко. Когда-то он яростно выступал против идеи Королева готовить гражданских космонавтов. То есть мог перекрыть мне путь в космонавтику. Но после первого полета я на его поздравления ответил телеграммой: «Рад, что не посрамил фамилию Гречко!».

Над моим однофамильцем тоже шутили. Он начинал в кавалерии, любил галифе и сапоги. Когда он сделал обязательным ношение сапог в авиации, летчики, которые не были в восторге от такой обуви, говорили: «Ничего! Пережили кукурузу, переживем и Гречку!» Намекали на фаната кукурузы Н. С. Хрущева, который, как известно, приказывал резать самолеты на металлолом.

Космическая гастрономия

Если говорить интегрально, на Земле есть такую пищу нельзя, ею можно только закусывать. В невесомости, если положить еду на стол – она улетит. Вся еда была типа каши. Пюре сухое, добавишь воды, размешаешь, съешь. Вода течет из крана. Нажимаешь кнопку, пьешь. Если упустишь воду – она или пленкой растечется по лицу, или соберется шаром и поплывет. Надо ее догнать и выпить.

Из нашего космического рациона мне нравились цукаты. Содержимое туб ел, просто чтобы выжить. Правда, врачи уверяли, что баланс белков, жиров и углеводов в норме и пища должна быть вкусной. Насчет состава не проверял, а что касается вкуса – мягко говоря, не очень. Когда выжимаешь еду из туб, на которых написано «суп», «щи», «рассольник», то с удивлением убеждаешься: несмотря на «вывеску», вкус-то один! А вид… Пища, согласитесь, должна быть аппетитной на вид. Но когда смотришь на то, что выжимаешь из тубы, такое впечатление, что это уже один раз ели.

Был настоящий шоколад, тугоплавкий, который действительно таял во рту, а не в руках. Был еще чернослив с орехами – очень калорийный. Когда понимал, что день будет тяжелым, всегда клал в карман чернослив и шоколад для восстановления сил.

Дома я люблю грибной суп, очень любил мамины котлеты. Да я и сам умею готовить. Берешь пачку пельменей, бросаешь их в кипящую воду. И самое главное – не забыть посолить. Еще один рецепт: положить яйцо в воду, девять раз прочитать «Отче наш». Яйцо получится «в мешочке». В космосе эти радости исключены.

Правда, ко второму моему полету появились фруктовые палочки из айвы и яблок – они оказались еще вкуснее, чем цукаты. Цукаты во рту слюной размачивать надо, а палочки можно есть сразу. Хлеб в форме маленьких буханочек был очень невкусный, хоть и назывался «бородинский», «рижский» и т. п. Гораздо приятнее есть хлеб размером с обычную буханку. Но расфасовка в «маленькие буханочки» связана с тем, что в космосе нельзя ничего откусывать. Надо сразу положить в рот, иначе во все стороны полетят крошки. И если они ночью попадут в дыхательное горло, можно не проснуться.

В последнем моем полете уже ни туб, ни консервных баночек не было. Им на смену пришли сублимированные продукты, которые востанавливались горячей водой. Это было в 1985-м году. Такие продукты и вкуснее, и легче в доставке.

Кстати, вкусовые ощущения в невесомости меняются – и, например, охлажденные соки пить было неприятно. Мы подогревали соки в печке – черносмородиновый, виноградный, яблочный. Когда к нам с посещениями прилетали экспедиции, они поначалу смотрели на нас, как на сумасшедших. Но через несколько дней и сами следовали нашему примеру.

Когда мы с Романенко были на орбите, к нам на стыковку шел первый грузовой корабль «Прогресс». Нам обещали прислать что-то вкусненькое.

А мы истосковались по вкусной некосмической земной еде. Перебирали в памяти шашлыки, экзотические фрукты, французские блюда, украинский борщ. А в результате попросили черного хлеба и луковицу. И эту луковицу ели, как яблоко.

Усы

Я усов не ношу. Но когда мы готовились к советско-индийскому полету на станцию Салют-7, так совпало, что в моем экипаже и командир Толя Березовой, и индус Равиш Мальхотра были усатые. Ну, я взял и тоже отрастил усы, чтобы один экипаж был полностью усатый, а другой (который готовился параллельно с нами!) полностью безусый. В итоге третьего апреля 1984 года полетели безусые – Юрий Малышев, Геннадий Стрекалов и индус Ракеш Шарма. А мы оказались сами с усами.

Водные процедуры

Когда космонавтов готовят к полету, среди множества тренировок есть и специальная морская. Проводится она в открытом море и имитирует ситуацию приземления экипажа на поверхность воды.

Космонавтов в скафандрах, обычно троих, сажают в спускаемый аппарат, т. е. в маленькую закрытую капсулу. Там, скафандры нужно снять, надеть специальные водные герметичные костюмы. При всем при этом на капсуле стоят несколько дюжих моряков, которые изо всех сил стараются ее как можно сильнее раскачивать, имитируя качку. Затем нужно выбраться из спускаемого аппарата на поверхность воды, зажечь сигнальный огонь и запустить сигнальную ракету. А когда прилетит спасательный вертолет, подняться на борт.

Наш экипаж в тот раз состоял из троих космонавтов, причем один из нас был индус. Все идет по плану, мы снимаем скафандры и вдруг видим, как наш индус побледнел, потом зеленеет… В общем, парня мутит и вот-вот его вырвет. А в маленькой капсуле теснота неимоверная и ужасно душно. Мы с партнером пытаемся вспомнить, что нужно делать в таких ситуациях. Индус по-своему пытается справиться: глубоко дышит – не помогает. Сделал какие-то специальные упражнения – тоже не легче.

Тогда я вдруг начинаю громко орать какую-то песню, мой партнер поддерживает. Индус тоже подпевает, постепенно розовеет, приходит в себя.

Но позже, в кабинете у начальства, нам пришлось еще хуже, чем в капсуле. В ней ведь были установлены очень чувствительные микрофоны, с которых все звуки передаются на корабль. Даже шепот слышно отлично. Так что можете себе представить, что творилось на корабле во время нашего громкого «пения».

Городской человек

Я был ленинградским мальчиком, сугубо городским, хотя и прожил два военных года в деревне. Вокруг асфальт, гранитные набережные, рельсы, звон трамваев, рев моторов. Я любил эту «музыку». Когда отец вывозил меня на дачу, я там изнывал от тоски. На уроке ботаники все эти пестики-тычинки меня изводили. Но только когда что-то теряешь, тогда начинаешь ценить по-настоящему. В космосе теряешь природу. Вот говорят: космическая тишина. Да нет там никакой тишины. Там работают моторы, щелкает телеметрия, вентиляторы подвывают. Наоборот, надо уши защищать от шума. А зелени нет, реки нет, природы нет. И когда я выращивал в Космосе горох, вдруг поймал себя на том, что я к этим росткам гороха прилетаю, как в рощу, просто полюбоваться. Когда вернулся на Землю, понял, как это прекрасно – лес, поле, озеро.

Улыбка

Журналисты мне все время намекают, что при отборе в космонавты большую роль играла «гагаринская улыбка». Когда я улыбаюсь? Когда вижу прекрасную картину, читаю какую-то добрую книжку, вижу улыбку ребенка, узнаю о каком-то благородном поступке, я, улыбаюсь. А улыбаться без причины – первый признак сами знаете чего. Я еще не дошел до этого.

Да, я часто улыбался, но напоминаний об этом не любил. Я злился: «Что заладили: улыбка да улыбка?! Разве у меня нет других достоинств?!».

Я – доктор физико-математических наук, даже какое-то небольшое направление в науке о земной атмосфере создал. Управлял самолетами, гонял на мотоциклах, в общем, много неплохих качеств…

Но однажды, на приеме в чешском посольстве, какая-то женщина мне сказала: «У меня есть подруга, она тяжело больна. А увидела как-то вас по телевизору и говорит: „Ему, наверное, труднее, чем мне, а он улыбается!“

Вроде уже заживо себя похоронила, а тут вдруг ожила». После этого разговора на свою улыбку я уже не обижаюсь. Говорят, улыбка отражает внутреннюю сущность человека. А глаза – зеркало души. Значит, у меня хорошая душа.

Я дважды встречался с Папой Римским. И вот как-то при мне журналист Генрих Боровик задал ему вопрос: «Трудно быть папой?». Папа подумал и сказал: «Трудно. Но с Божьей помощью можно». Так что – с Божьей помощью будем преодолевать все трудности и улыбаться!

Ежик

Когда «легковерен и молод я был» и работал в конструкторском бюро, со мной случился казус. Я долго не мог найти для себя подходящую стрижку. У меня были очень непослушные волосы, они росли жесткими пучками и распадались на пробор, как у приказчиков из фильмов по Горькому. Мне это очень не нравилось, и я отрастил длинные волосы. Потом подстригся «под бокс», пробовал «польку», но как-то все эти стрижки мне не пошли. И вот однажды я случайно подстригся «под ежик». Это было еще в студенчестве. И мне понравилось! С тех пор я так и стригусь вне зависимости от моды.

Но когда я приехал работать в Подлипки, мне кто-то посоветовал сделать укладку крупными волнами. Я пришел в самую лучшую в Москве парикмахерскую на улице Горького в мужской зал и говорю: «Уложите мне волосы крупными волнами». Мастер отвечает: «Пожалуйста, только такую укладку в мужском зале не делают, пройдите в женский». Меня посадили в кресло, но что делали на голове, я не видел. А когда все было закончено, я посмотрел на себя в зеркало и замер от ужаса: я был похож на каракулевого барашка! Оказалось, что вместо укладки крупными волнами мне сделали шестимесячную завивку…

Я вернулся к себе в общежитие и полночи пытался отмыть волосы. Утром я был уже более или менее похож на мужчину и пошел на работу. Но едва я появился, наши расчетчицы из КБ попадали со смеху. «Ой, – говорят, – смотрите, Жора-то завивку сделал!» Выяснилось, что спереди, где себя видел, я перманент отмыл, а сзади не догадался. Весь красный, я выскочил в туалет и теперь уже принялся отмывать затылок.

Перед полетами я стригся несколько короче обычного – и этого мне хватало даже на три месяца, чтобы не потерять человеческий вид. На орбитальной станции стричься не приходилось. А вот ребята, у которых волосы подлиннее, во время длительных полетов были вынуждены стричься в космосе. Там это происходит так: один стрижется, другой ловит волосы пылесосом. А вот бриться на орбите приходилось, наверное, всем космонавтам. У меня была электробритва «Агидель» со специальным пылесосиком. Чистили бритву с помощью большого пылесоса. Должен сказать, что и в длительном трехмесячном полете отечественная «Агидель» меня не подводила.

Я сохраняю верность «ежику», который оказался приметным, узнаваемым. Телезрители запомнили мою стрижку. Именно из-за стрижки люди меня постоянно узнают. Как-то лет десять назад подходит на улице женщина и говорит: «Как хорошо, что я Вас встретила…». Произнесла слова восхищения, а потом попросила меня помочь ей… с операцией на глазах. Тут я и понял, что она приняла меня за знаменитого окулиста – профессора Святослава Федорова. И виной тому, конечно, наша общая с Федоровым приверженность ежику. За Федорова меня принимали не раз! И даже после трагической гибели профессора.

А еще меня часто принимают за Алексея Леонова: путают двух космонавтов. Раньше я терпеливо разъяснял, что я не Леонов, а Гречко. А потом стал реагировать так: «Да, я космонавт Леонов. И я нахожусь в затруднительном финансовом положении. Прошу вас дать мне взаймы сто долларов. Обещаю отдать при первой возможности!». И я сказал Алексею: «Если кто-то к тебе обратиться с напоминанием о долге в сто долларов – учти, что это не мошенник! Отдай ему, пожалуйста, деньги. Ведь за известность надо платить!». Шутка, конечно.

Космонавт и ТВ

В первый раз я появился на телеэкране из космоса, в 1975-м году, когда нас с Губаревым показала программа «Время». Ведь не летавшие космонавты не были публичными людьми, до полета нас скрывали от телекамер…

Молодые журналисты мне иногда говорят: нам кажется, вы все время работали телерепортером на орбитальной станции. Какую телевизионную программу не включишь – там Гречко. Включишь утюг и там Гречко.

Я понимаю, откуда взялось такое преувеличенное впечатление. Главную роль здесь сыграл мой полет с Юрием Романенко. У нас хорошо получалось общаться с Землей и телевидение нас полюбило. Нас просили выходить в эфир дважды в сутки.

Однажды даже попросили выйти в третий раз. Мы отработали, но потом взмолились: не мучайте нас так тяжко! В космосе каждая телесъемка – это тяжелая работа. Выглядели мы непринужденно и улыбались вполне дружелюбно, хотя Романенко улыбался сквозь зубную боль. Мы поздравляли землян с праздниками, шутили, комментировали какие-то новости. И к нам привыкли! Потом были более длительные полеты, но советские люди нас запомнили и не забыли.

Потом, через несколько лет после полета, помню, у меня взяли интервью для какой-то музыкальной передачи. Меня спросили: какую музыку вы любите? Какую музыку слушали в космосе? Я назвал запись пианиста Вана Клиберна – первый концерт Чайковского. И подчеркнул, что дирижером был народный артист СССР Кирилл Кондрашин.

Из эстрадной музыки назвал песню композитора Давида Тухманова и поэта Игоря Кобзева «Капитан» в исполнении Нины Бродской. Мы на орбите слушали эту песню десятки раз, она нам очень помогала. Во-первых, там была оригинальная джазовая аранжировка. Во-вторых, нравился одновременно звонкий и нежный голос певицы. И, наконец, в-третьих, и самое главное, – слова песни были созвучны видом Земли из белой нашей рубки орбитальной станции:

Песня на полях:
  • Капитан, как смуглы ваши руки,
  • Как узорны ваши якоря!
  • Капитан, из белой вашей рубки
  • Видны все спесивые моря!
  • Капитан, скажите откровенно
  • Есть ли где-то средь морских дорог,
  • Хоть один, такой, как у Жюль Верна,
  • Дикий и волшебный островок?

Из нашего иллюминатора действительно были видны все спесивые моря. И эта песня стала гимном нашего полета. А еще я назвал моего любимого поэта и барда – Владимира Высоцкого. Когда это интервью вышло в эфир – оказалось, что я промямлил нечто невразумительное и толком не назвал ни одного исполнителя, ни одного музыкального произведения. В чем дело? Оказалось, что дирижер Кондрашин только что на гастролях в Голландии принял решение не возвращаться в СССР. Это была сенсация: он стал единственным эмигрантом из выдающихся советских дирижеров. Нину Бродскую терпеть не мог глава Гостелерадио С. Г. Лапин – и она тоже собиралась покинуть СССР. Высоцкий об эмиграции не мечтал и в те годы не был под запретом. Но и говорить о нем добрые слова на всю страну было не принято. Словом, телевизионщики вырезали из эфира все мои музыкальные пристрастия. Остались только общие слова.

Мы, космонавты, после полетов должны были заниматься общественной работой: несколько раз в месяц проводить встречи с различными коллективами. Нас возили по городам, по предприятиям, по клубам. Нужно было учиться выступать перед аудиторией, рассказывать, отвечать на вопросы. А у меня на первых порах ничего не получалось! Я был зажат, то и дело впадал в ступор, запнувшись на каком-либо слове. Боялся посмотреть в чьи-то глаза. Иногда я вообще не видел публики: перед глазами вставала пелена. Просто пытка!

Я не бродил, как Демосфен, по берегу моря, тренируя ораторские способности, и не наполнял рот камушками. Просто выполнял свой долг, выступал в различных аудиториях – и однажды раскрепостился. Да-да, помог только опыт. Не успел я излечиться от страха перед аудиторией, как меня пригласили на телевидение…

На телевидении часто бывает так, что один фанат способен сделать целую регулярную передачу. В свое время в Детской редакции Центрального телевидения такой человек нашелся – режиссер Тамара Павлюченко. Это ей пришла в голову идея телевикторины «Этот фантастический мир» по сюжетам фантастики. Именно для викторины снимались небольшие телефильмы – экранизации Уэллса, Лема, Ефремова, Стругацких…

Я там был ведущим, участвовал в обсуждении сценариев. Но главное, что в «Фантастическом мире» работали прекрасные творческие люди, снимались лучшие наши артисты, бескорыстные любители хорошей фантастики. Передача делалась на чистом энтузиазме – денег на нее практически не давали. Камеру и студию предоставляли, только когда они никому не были нужны.

Нам удавалось привлекать превосходных актеров – у нас были Смоктуновский, Богатырев, Каюров, Яковлев, Марцевич, Юрский, Петренко, Сергачев, Евстигнеев… Платили им совсем немного – значительно меньше, чем в кино или в телефильмах. Но из-за того, что мы отбирали для экранизаций очень хорошие рассказы, они соглашались… Им это просто нравилось. Все делалось на медные деньги. На «Фантастическом мире» я убедился в том, что энтузиасты работают лучше, но это не значит, что им не надо платить.

Конечно, не все наши экранизации удавались. Но некоторые оказались просто замечательными. Вот, например, многие помнят рассказ «Алло, Парнас» Валентина Берестова. Там у астронавтов другой цивилизации имена, как у греческих богов – намек, что греческие боги были пришельцами. Сам текст очень остроумный, особенно история об огне, оставленном людям Прометеем.

Но как это было снято? В Южном порту нашли гору строительного песка, на вершину поставили храмик высотой двадцать сантиметров. И у этой кучи сняли очень хорошую телеверсию рассказа. Древняя Греция получилась, как настоящая, и причем без всяких многомиллионных компьютерных спецэффектов! Недавно мне подарили несколько дисков с записями «Фантастического мира». И я не разочаровался постановками. Оказывается, в Интернете молодые ребята находят наши передачи, смотрят, переписывают – и получают от этого удовольствие. Хотя уже больше двадцати лет «Фантастический мир» не выходит…

Наша программа была отмечена грамотой Европейского общества фантастов. Мы получили не деньги, а сертификат. Но мы очень радовались, потому что это было признание! Хорошая литературная основа и замечательная актерская игра – вот рецепт этого успеха.

Когда я вернулся из космоса и меня пригласил подмосковный клуб фантастов, я сказал, что, если не будет Стругацкого, не поеду. Тогда космонавтов было не так много, и относились к ним с пиететом. Да хозяева и сами хотели видеть Аркадия Стругацкого. Там работало телевидение, и мне, таким образом, удалось организовать не большой прорыв Стругацких на экран.

Мы с Аркадием подружились, да и с Борисом Натановичем встречались – в те времена он был более доступен, принимал участие в семинарах. Я заглядывал на его семинары под Ленинградом – это были объединенные мероприятия фантастического и приключенческого жанров.

Когда я пригласил Аркадия Натановича Стругацкого в «Фантастический мир» – оказалось, что он – нежелательная фигура для телевизионного начальства. Меня отговаривали. Я был возмущен: как же так, передача о фантастике, – а нашего лучшего писателя-фантаста нельзя показывать! Эту стену удалось пробить, и Аркадия Натановича впервые подробно показали по центральному телевидению в нашей передаче.

У передачи была огромная почта – мешки писем. Я в эфире зачитывал правильные ответы на вопросы викторины. В длинных письмах школьники присылали свои идеи фантастических романов. Передача привлекала ищущих ребят! Сейчас пересматриваю те выпуски – и чувствую ностальгию по тем временам, по творческим мечтам школьников…

За вклад в пропаганду фантастики в 1989-м году меня – космонавта, давнего любителя фантастики и ведущего телецикла «Этот фантастический мир» – наградили премией имени Ивана Ефремова.

Другое мое появление в качестве телеведущего связано с прогнозом погоды. Я доктор физико-математических наук и неплохо разбираюсь в атмосферных процессах. Поэтому, когда мне предложили объявлять по телевизору погоду, я подумал, что смогу сделать что-то большее. Вижу, что людей подчас дезинформируют о причинах тех или иных явлений природы. И, естественно, возникает желание поправить, рассказать правду.

Я знаком со многими учеными – специалистами в этой области и могу с ними договориться о комментарии, пригласить на эфир, поспорить. Я согласился, и больше года передача «Прогноз погоды с Георгием Гречко» выходила на первом канале в рамках компании «Метео-ТВ». Это была аналитическая программа о метеорологии.

Я чувствовал, что телезрителям это интересно. Людей интересует – придет ураган, не придет, а если придет, то какой… Астрологические прогнозы, разговоры о «неблагоприятных днях» – это все чушь. Если речь идет о влиянии Солнца, то предсказывать что-то в этой области можно не больше, чем на три дня. Но есть люди внушаемые. Они верят, и в самом деле начинают чувствовать себя плохо. Я хотел их разубедить, помочь им. И рассказывал об этом в нашей просветительской, можно сказать, научно-популярной передаче.

Еще интереснее была работа в программе «Спор-клуб», о которой я расскажу отдельно. Не «Спорт-клуб», а именно «Спор-клуб».

СпоР-клуб

Первооткрывателем «Спор-клуба» на телевидении был Ролан Быков.

А потом приглашали разных ведущих – так сказать, по интересам. Мне выпало вести и направлять разговор о фантастике. В студии собрались старшеклассники и студенты – читатели фантастики. И несколько экспертов – помню среди них были писатели Аркадий Стругацкий и Кир Булычев. Никакого сценария не было – мы добивались живого разговора! Я должен был, как сейчас говорят, «модерировать» этот телевизионный диалог.

Первое, что поразило меня во время передачи, – глаза этих ребят.

Я всегда стараюсь смотреть в глаза, когда вхожу в какую-нибудь аудиторию. Сейчас надо буквально выискивать в аудитории такие радостные, ищущие, открытые глаза. А то была аудитория живая, жаждущая, рвущаяся. Я заранее продумал, как буду вести эту передачу.

Задача у меня была такая: заставить ребят мыслить вслух, аргументировать свою любовь к фантастике. Поэтому я их «провоцировал». Зачем вы читаете фантастику? Если вам интересны приключения, острые сюжетные повороты – для этого есть приключенческая литература и детективы. Если интересует техника – читайте научно-популярные книжки. Если интересует психология героев, их чувства, мысли, эмоции – все это можно найти в классике. Зачем же вам нужна фантастика? Ауди тория была озадачена.

Ребята спорили, кипятились, но все-таки нашли нужные слова, сумели объяснить свою любовь к замечательному жанру, к которому и я с детства более чем неравнодушен.

Недавно, уже работая над этой книгой, я нашел стенограмму того «Спор-клуба». Приведу свою заключительную реплику:

– Итак, большинство высказалось, получается, что все-таки в фантастике мы любим сплав – науки, приключений, и, конечно, человеческих судеб, характеров.

Почему я стал космонавтом? Если бы не читал фантастики, я, возможно, им бы и не стал. Признаюсь: хотел быть похожим на лучших героев именно фантастической литературы – я как бы примеривал на себя их поступки, характеры, действия.

Фантастика помещает нас в ситуацию такого накала, на таком пределе, когда промежуточных решений быть не может. Когда или – да, или – нет. На этих экстремальных ситуациях мы как бы проверяем себя. И, конечно же, вместе с ней – фантастикой философской, социальной – мы ищем ответы на вечные вопросы, мы хотим стать достойными не только дня сегодняшнего, его и будущего.

Вот мы как-то сидели с друзьями и размышляли о том, чего бы больше всего хотелось. Ну, как говорят, «увидеть Париж – и умереть». Моя мечта – это дожить до контакта с другой цивилизацией. По-моему, это было бы прекрасно и немного страшно. И вот однажды через иллюминатор нашей космической станции я вдруг увидел, как за нами следуют несколько объектов. Космическая чернота, космические скорости, и вот, не отдаляясь от нас и не приближаясь, идет строй каких-то сверкающих, переливающихся, немножко меняющих форму объектов.

В первое мгновение сердце сжалось. Я сразу позвал Юру Романенко, говорю: смотри! Самое страшное, что все происходило в полной тишине – никакого рева моторов, ничего. И потом, если бы они как-то меняли строй, приближались, а то идут и идут на определенном расстоянии. «Что это?!»

Юра посмотрел – и рассмеялся: «Это же кусочки экранно-вакуумной изоляции, выбитые микрометеоритами!». Они оторвались от станции при коррекции орбиты. Сверкая на солнце, эти кусочки казались какими-то космическими кораблями.

Но вот если бы это были настоящие корабли, если бы они к нам подошли и там оказались разумные существа, я – как человек, как космонавт – был бы счастлив.

Вы знаете, слушаю вас, смотрю на ваши лица и, мне кажется, – вы готовы к контактам с пришельцами лучше меня. И еще я вижу, что литература немало сделала для того, чтобы воспитать вас вот такими горячими, заинтересованными, способными не только что-то важное понять, но и сделать. Впрочем, вы ведь только в начале пути. И потому главные ваши открытия и свершения – впереди.

Вот так мы рассуждали, так спорили в телевизионном эфире в 1983-м году – до перестройки и гласности. А ведь не устарел тот разговор! И не были мы такими закрепощенными и шаблонными, как это хотят представить некоторые очень современные люди. Вспоминаю «Спор-клуб» не без ностальгии. Живая получалась передача.

Владимир Высоцкий

Когда появился Высоцкий, сразу стало ясно, что он на много голов превосходит большинство бардов. Я ездил с большим магнитофоном «Комета» и записывал песни Высоцкого. Старался попасть на его концерты. Мы, ценители авторской песни, переписывали их друг у друга.

Все любили Высоцкого. Даже те, кто его запрещал. Потому что песни его были нужны людям – особенно тем, у кого опасная профессия. Космонавтам, летчикам, полярникам, подводникам Высоцкий был просто необходим. Он мог рассказать о самочувствии космонавта в космосе точнее, чем сам космонавт, более выразительно.

Спросите любого космонавта, какой этап полета самый трудный, самый опасный, самый страшный, все скажут: спуск. Потому что корабль раскачивается, вращается, стреляют пиропатроны, ревет огонь, перегрузка. Вот что я наговорил, а Высоцкий очень просто описал, что один глаз с удивлением увидел другой.

Перед полетом космонавтов, как правило, спрашивают, какие магнитофонные записи хотели бы взять с собой на орбиту. Мы с Юрой Романенко, не задумываясь и не сговариваясь, хором ответили: песни Владимира Высоцкого. Нам достали кассету. Один час записей песен Высоцкого. На обложке – его портрет.

Кассете довелось побывать с нами в самом длительном для той поры полете. Долгих три месяца (для 1978 года рекордных) нам предстояло провести в орбитальной станции. После неудачной стыковки наших предшественников психологическое давление на нас было велико. Мы готовились к тому, что легко не будет. Легко и не было…

На Земле после трудного дня, после работы в экстремальных условиях человек возвращается домой, в семью. Он может поговорить с близкими людьми. Их внимание, забота помогут выйти из стрессового состояния. Космонавты лишены возможности такого общения, и многие проблемы, неудачи мы «перевариваем» внутри себя. Психологическая усталость накапливается. И в этих условиях «живая речь» песен Высоцкого, их юмор незаменимы. Ты включаешь магнитофон. Звучит его голос, слова… и они снимают с тебя какой-то груз, ты начинаешь улыбаться. В эти минуты ты чувствуешь радость жизни, что ты не оторван от Земли…

Но у Высоцкого есть и другие песни. Они зовут взять ответственность на себя, стоять до конца. Песни про героев. Первый раз перед выходом в открытый космос ты испытываешь то же, что солдат перед боем, – ты представитель своей страны, она тебе поручила, и ты должен выдержать, несмотря ни на что. Песни Высоцкого в такие часы, как «локоть друга», придающий уверенность.

Чем хорош Высоцкий? На любое состояние души можно найти песню, которая тебе поможет. Когда было грустно – мы слушали его юмористические песни, когда трудно – патриотические, а когда совсем плохо – слушали и пели сами «Еще не вечер».

Инженеры, военные, журналисты, следившие за трансляциями с нашей орбитальной станции, позже говорили мне: приятно было вас слушать, потому что у вас постоянно пел Высоцкий! С нашей станции Салют-6 голос Высоцкого прозвучал на весь мир. Писатель Владимир Губарев рассказывал, что в советском посольстве какой-то далекой страны услышал записи Высоцкого. Дипломат сказал: «А знаешь, где мы записали эти песни? Из космоса!»

Мы с Юрой Романенко чувствовали себя должниками Высоцкого. Поэтому естественно, что перед возвращением на Землю у нас появилась мысль подарить Высоцкому «космическую» кассету в знак благодарности за поддержку. На правах внештатного начальника космического почтового узла я взял кассету, вынул суперобложку, поставил штамп станции. Вместе с Юрой мы написали слова благодарности Высоцкому. Он был третьим в нашем экипаже!

Расписались и уже хотели положить кассету в мешочек для спуска на Землю, но одна мысль нас остановила: песни Высоцкого поддерживали нас, а ведь вскоре на станцию прилетят наши товарищи. Им предстоит быть в космосе дольше. Почему мы лишаем их поддержки? Словом, осталась кассета на борту, а на Землю спустили только коробочку с суперобложкой. Несколько экипажей после нас слушали ту кассету. Всем она помогала, как и нам.

А обложку с коробочкой я подарил Высоцкому после одного из спектаклей в Театре на Таганке. Он был растроган, сказал, что хочет лучше понять нашу профессию, что пока он знает о ней немного. Помню, я заверил его, что встретимся еще много раз и наговоримся вдоволь. Встретиться много раз не удалось. Ему оставалось жить всего два года…

Мы общались, созванивались. Хотя Владимир Семенович и говорил, что мало знает нашу профессию. Но у него уже была «Поэма о космонавте». С тонкими психологическими ощущениями, точными образами и деталями. Поэму удалось обнародовать лишь летом 1987 года. Конечно, важно, что она увидела свет. Но ведь мощный гуманистический заряд, который несет поэма, был нужен значительно раньше. В те самые 70-е годы. Но тогда, с одной стороны, у него было всенародное признание, с другой – ни тиражей пластинок, ни книг.

Кому-то казалось, что многие его песни чересчур крикливы, с «душком». Но его сатира не была злорадной, даже если он что-то высмеивал, она всегда была через боль его собственного сердца. Он не стоял в стороне и не зубоскалил. Он был в гуще людей, страдал сам и понимал страдания других. И героем его песен был не «блатняга», как иногда пытались представить. А человек, остававшийся человеком в самых критических обстоятельствах. Всегда честным, мужественным, настоящим гражданином. Мужчине необходима трудная профессия. Но в последние годы, увы, произошла переоценка ценностей. У многих они сменились. В творчестве Высоцкого ценности не упали в цене. Его положительные герои, которых он любил и которых он хорошо чувствовал, – летчики, подводники, солдаты.

Кто-то считал, что Высоцкий чернит многое зря, а ведь он чернил лишь то, что было не только черное, а грязное. А вот то, что многие уже перестали рассматривать как передовое, зовущее, героическое, он, наоборот, чувствовал и воспевал. И когда появились разговоры о том, что те полеты в космос – «легкий хлеб», быстрая дорога к наградам, к славе, Высоцкий написал поэму о космонавте. Она антипод бравурным газетным статьям. Еще должны были пройти годы, прежде чем стали вести прямые трансляции со старта космических кораблей. Общественность узнала, что случаются взрывы ракетоносителей, а космонавтов в корабле в последние секунды сбрасывает система аварийного спасения.

«Поэму о космонавте» мне впервые показала Наталья Крымова. Я был потрясен! Там все – правда. Мне казалось, что это невозможно описать, не побывав в космосе… А Высоцкий все понял… Я трижды летал, но даже в прозе, даже приблизительно не смог бы это так выразить.

Вот начало поэмы: «Я первый смерил жизнь обратным счетом…» В самом деле, когда мы куда-то идем, мы начинаем считать километры – первый, сотый… Когда мы что-то делаем, смотрим на часы – час прошел, два… И только у космонавтов идет обратный счет. Садимся в корабль, значит, осталось два с половиной часа. Проверяем герметичность скафандра – два. Закрываем остекление скафандра – остается пять минут. Вот он, обратный счет.

Кажется, никто из нас, космонавтов, и я в том числе, не сумел бы так емко сказать о своей профессии. А у него одна строчка – «Я первый смерил жизнь обратным счетом». И надо сказать, «обратным» мерить тяжелее, чем «прямым». Потому что, когда осталось два часа, остался час, осталось пять минут, – ты даже не знаешь, осталось до чего. И когда за две минуты до старта взрывается ракета, становится ясно, что такое обратный счет, к какому финалу он может привести…

Серьезная опасность может подстеречь даже в предполетном обследовании в барокамере. Нас там двое. Откачивается воздух, падает давление, становится меньше кислорода. Неожиданно мне по радио кричит врач, наблюдающий за нами с помощью телевидения: «Держи». Я смотрю на себя и не понимаю, что держать. «Товарища держи!» Смотрю, а товарищ падает. Тут же аварийный спуск барокамеры, от быстрого изменения давления, как удар по ушам… Врываются врачи… Один из них говорит мне: «Сегодня барокамеру можно больше не проходить. Все-таки была нештатная ситуация». Лучше перенести ее на следующий день.

Я настаиваю: «Буду проходить сейчас». И вновь откачивают воздух. Я смотрю, а у меня в глазах туман. Думаю, дурак, зачем рискнул. Нужно было пойти отдохнуть. Может быть, на меня повлиял этот «спуск» и меня сейчас «забракуют» за мою же лихость? А врач, наблюдавший за мной, понял, что происходит, и спрашивает: «Ты чего? Туман?» Я говорю: «Туман». А он: я, мол, видел, что ты хорошо перенес «быстрый спуск» и дал просто быстрый подъем, и поэтому туман в барокамере, а не у тебя в глазах… В общем, мало не показалось. А товарища увели, и дорога в космос для него оказалась закрытой…

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

Даже великие гении, которых мы привыкли видеть на портретах и в учебниках почтенными старцами, когда...
Вы никогда не встретите француженку, которая не любила бы жизнь во всех ее проявлениях. Круассан и а...
В 1950 году в Риме появляется газета, плод страсти и фантазии одного мультимиллионера. Более полувек...
Книга трех российских ученых – собрание очерков, повествующих об исторических развилках, когда истор...
Масштабный голливудский проект, созданный по мотивам серии «Ученик Ведьмака» – фильм «Седьмой сын»! ...
Талар под угрозой. Тонут голубые небеса в отсветах Багряной Звезды. Собираются в стаи и спешат в неи...