Атака мертвецов Джафаров Рагим
– Брать только по моему приказу. Брать только с самыми проверенными людьми, не теми, которые дело хорошо делают, а которые языком трепать не умеют. Я лично буду курировать задержание. – Собеседник майора на миг приподнял брови, то, что нужны полностью «свои» люди, говорило только об одном – политический отдел будет принимать участие в сведении личных счетов.
– Есть, товарищ майор, разрешите идти? – Миша уже углубился в чтение материалов допроса, потому просто махнул рукой.
Человек в черной шинели быстро шагал по грязному переулку. Вдруг остановился возле двери, ведущей, судя по всему, в подвальное помещение. Немного постоял, потом стал осматриваться. Наконец его взгляд зацепился за груду пустых коробок. Он подошел к ней, поднял одну из коробок, положил в нее свою сумку, после чего вернул коробку на место. Паренек расстегнул шинель и потянул ручку двери. За ней оказалось грязное, едва освещенное помещение. Сизый табачный дым стоял буквально стеной. Пахло спиртом и сыростью. Народу было много, даже слишком много для такого помещения, но на вошедшего никто не обратил внимания.
Паренек пошагал к виднеющемуся у противоположной стены прилавку. За прилавком стоял толстый мужик с сальными волосами. Его нос, казалось, проводил ярко выраженную политику экспансии, в результате которой он занимал добрую половину лица.
– Тебе чего, шпана?
– Малюту ищу. – Толстяк задумался.
– Малюту Лысого?
– Нет, Скуратова.
– Такого не знаю. – Паренек оторопел, толстяк даже не понял шутки.
– Да лысого, лысого, тут он?
– Лысый тут, так и говори в следующий раз зачем пришел, а то кидаешься погонялами какими-то! Скуратов еще на мою голову. Вон в том углу сидит. – Мужик смачно сплюнул себе под ноги.
Паренек пошел в указанном направлении. У стены, рядом с прикрученной к стене столиком-полкой, стояли три коренастых мужичка. Лысым был только один, соответственно он и был Малютой. Пацан снял шинель и взял ее в правую руку.
– Малюта! – жертва обернулась на окрик. Паренек кинул ему шинель, тот автоматически поймал, поймал руками, а животом поймал тяжелый окованный сапог, в результате чего сложился пополам и свалился под стол. Надо отдать должное его собутыльникам, они смело вступились за друга. Вдвоем, против паренька. Тот, что повыше сделал неуклюжий взмах правой рукой, пацан поднырнул под руку и не глядя ударил в кадык, а сам оказался вне досягаемости для второго противника. Тот на миг растерялся, глядя на покрасневшего и хрипящего товарища. Эту секундную слабость и использовал его противник, он снова ударил ногой, но на этот раз в голову. Такого удара не выдержал бы никто.
Гул голосов утих, все с интересом наблюдали за разворачивающейся картиной. Малюта же оказался крепче, чем можно предположить. Он ловким кувырком откатился в сторону и вскочил на ноги. Судя по всему, удар не оказал должного воздействия. В правой руке Малюта держал нож, хороший боевой нож, с удобной рукоятью, хорошей гардой и весьма острым лезвием.
– Лысый, не дури, я тебя наизнанку выверну. – Малюта никак не среагировал. Паренек встал в стойку. Похоже это действительно опасный противник.
Они стояли напротив друг друга какое-то время, потом лысый сделал пару пробных выпадов. Пацан отступил назад, потом еще и еще. Наконец его противник решился и рванул в стремительное наступление. Это и стало ошибкой, на втором шаге его подвела правая нога, именно та нога в которую вонзился метательный нож. Паренек подскочил к Малюте, выбил у него нож, двумя руками ударил по ушам, потом в нос и со всей силы пнул в пах. Лысый не мог даже стонать.
Зеваки поняли, что ничего интересного больше не произойдет и потеряли интерес к происходящему. Паренек привалил свою жертву к стенке и потянул за нижнюю губу. В глазах у того сначала появилась искра разума, а потом и пламя боли.
– Орден где? Я знаю, что у тебя, вопрос только где!
– Я его продал, продал. Коллекционеру одному! – паренек чуть ослабил хватку.
– Адрес?
– Большая Семеновская 12.
– Вот и молодец, пойдем на улицу. – Они так и шли к выходу. Паренек буквально тащил за собой Малюту, тащил за губу. А в другой руке он нес шинель. Они вышли в загаженный переулок.
– К стене! – Малюта привалился спиной к стене и непонимающе посмотрел в глаза своему противнику.
– Чего тебе еще-то? Все уж, наказал меня, неделю толком ходить не смогу. – Глаза его округлились, когда паренек достал пистолет и направил его на свою жертву.
– Нет, еще не наказал. Теперь ты ответишь сполна. Вспомни Берлин, сорок пятый год. Кто из вас убил старика в его же доме? В целом мне не интересно, я перебью всех. – Малюта удивленно уставился на пацана.
– Погоди, погоди не… – Раздался выстрел, голова Малюты не выдержала выстрела и раскололась. Всю стену за ним забрызгало кровью. Паренек надел шинель, забрал сумку и быстро зашагал по переулку.
8
Человек в черной шинели стоял напротив старого, полусгоревшего дома. Как рассказали прохожие, в нем никто не живет, кроме одного человека. Какая-то безумная старуха жила в давно покинутом здании. Нету газа, электричества и воды, но она по-прежнему не хотела покидать это место. Место, прослывшее недобрым даже среди воинствующих атеистов, к которым принадлежало большинство местного населения. Алина Вайцмюллер, она-то ему и нужна.
Паренек докурил, затоптал окурок и пошагал к подъезду. Странно, но внутри не пахло сыростью, только гарью. Да и то, не слишком навязчиво. Паренек стал подниматься по почерневшей, закопченной лестнице. На четвертом этаже он остановился перед запертой дверью. На полу, перед ней, лежал коврик, казалось, что ничего не произошло. Дом этот не горел когда-то, жильцы его не покинули и вообще, все прекрасно.
Паренек подошел к заколоченному окну и посмотрел в щелку. Из окна было видно, как раз то место, где он стоял пять минут назад. Бетонный забор, тротуар и тополь. Ничего, совершенно ничего примечательного, но возле тополя сидел какой-то мужчина и чинил велосипед. Похоже соскочила цепь. Человек в черной шинели стал внимательно изучать горе-велосипедиста. Какие-то сумки подвешены на руле, видимо продукты, Залысина, глуповатого вида очки, куртка и светлые брюки, ничего особого. Мужчина все возился с цепью, руки он давно измазал маслом, его было очень много, но результата так и не добился. Что-то не так, что-то вызывало у паренька чувство смутной тревоги. Он сделал в памяти заметку и снова подошел к двери.
Постучал и стал ждать. Спустя пять минут постучал еще раз, снова стал ждать. Прошло не меньше двадцати минут прежде чем из-за двери донесся голос хозяйки: «Уходите, я никого не жду».
– Я принес письмо из Осовца. – Долгая мучительная тишина последовала за этой репликой.
– Кому?
– Алине Вайцмюллер. – послышался лязг отодвигаемого засова.
Паренек мог прикинуть возраст хозяйки, лет восемьдесят. Но выглядела она прекрасно, не больше чем на пятьдесят. Седоволосая, стройная женщина с приятным лицом.
– Вы хотите сказать, что этому письму больше сорока лет?
– Да, мадам.
– Как вы нашли меня? – женщина с интересом смотрела на гостя.
– Это моя работа, разрешите войти, я очень устал.
– Не думаю, молодой человек, дайте письмо и уходите. – парень посмотрел в глаза старухе. Они секунду боролись взглядами, старуха сдалась.
– Налью вам чаю.
Она впустила паренька в темный коридор. Закрыла за ним дверь и пошла куда-то по коридору. Гость послушно поплелся следом. Они дошли до конца коридора и свернули вправо, оказавшись на кухне. Старуха сразу же поставила на стол чашку и налила в нее заварку. Потом налила кипятку. Поставила на стол варенье и сахар. В голове паренька крутился только один вопрос, откуда в обесточенной и лишенной газа квартире взялся кипяток. Не на костре же она его грела.
– Вот возьмите. – он протянул письмо старухе. Та покрутила его в руках и снова пристально посмотрела на гостя.
– Лучше вы.
Паренек кивнул и развернул сложенный несколько раз лист. Лист был полностью исписан, аккуратные строчки заполняли все его пространство, но главное, письмо было на немецком языке.
Алина, это мое последнее письмо. Все кончится сегодня в полночь. Проклятый корнет что-то подозревает. Прости меня, я не справился. Но я надеюсь ты продолжишь мое дело и все-таки сможешь добиться результата. Я рад, что эта история, так или иначе, заканчивается.
Андре сидел возле пулемета и вглядывался в темноту. Все пространство перед ним, что можно было увидеть под светом луны, покрывали рытвины и воронки, порушенные проволочные заграждения и трупы. Совсем распогодилось и теперь трупы лежали в грязных лужах источая ужасный смрад. От него кружилась голова, возникали рвотные позывы, а если находиться неподалеку от них долго, то будто бы клонило в сон.
– Господин корнет! – Андре вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял Лешка.
– Дьявольски тихо ты ходишь, Леша! – Друзья пожали руки, повисла неловкая тишина.
– У меня приказ от командования.
– Выкинь его, толку от этих бумажек. – Алексей озадаченно взглянул на корнета.
– Чего это вы?
– Да так, шучу. Плохи дела тут, на передовой, а в крепости как?
– Тяжко, строим по ночам, а днем от бомбежки прячемся. Не помню, когда я спал. Там тяжко, но люди держатся. – Выглядел он плохо. Впалые щеки с проступившей щетиной, ужасные мешки под глазами и трясущиеся руки.
– Что, совсем не спите? – Андре покосился на друга.
– Отчего же, к бомбежке привыкли уже. Днем часа четыре удается поспать.
– Почему тогда такой замученный?
– Устал я, господин корнет, очень устал. День за днем одно и то же. Даже погода не меняется, понимаете. Весь день, как крыса по норам прячешься, ночью в темноте, как вор какой, каменюки таскаешь. А эта сволочь все стреляет и стреляет, сил никаких уж нету. Вчера совсем худо стало.
– Еще хуже? И что, позволь спросить, произошло?
– Говорят какие-то новые пушки немцы пригнали. Четыреста двадцать миллиметров. Здания в труху превращают. Ужасно выглядит. Выдел прямое попадание в капонир. Тот сложился, как кукольный домик. – Алексей поежился, то ли от ветра, то ли от неприятных воспоминаний.
– Значит большие берты привезли. Если одна батарея, то получается две таких красотки по крепости работают. Знать бы где они стоят, если повезет, то те пушки, которые я в крепость доставлял, должны достать до их позиций. Вот это был бы конфуз, вот это была бы сенсация. Только представь. Один выстрел такой пушки в Льеже заставил гарнизон капитулировать, а там крепость не чета нашей. По последнему слову фортификационной науки построена. Нам бы размолотить хоть одну из всех, так бы карлушкам нос утерли. – Андре мечтательно прикрыл глаза.
– Вы, господин корнет, с командованием одинаково мыслите. Сегодня здесь состоится рандеву. Придет наш разведчик через линию фронта, принесет данные по расположению их артиллерии.
– Прекрасно, Лешка, просто прекрасно! А ты это откуда знаешь? – Корнет лег на спину и подложил сумку под голову.
– Слушок прошел по крепости.
– Как всегда, чем секретнее данные, тем больше народу их знает. Тебя-то к нам как занесло?
– Попросил о переводе, не могу я больше в крепости. Ей богу не могу, будто строитель какой, а не солдат! – Лешка тоже лег на спину и, заложив руки за голову, стал смотреть в небо.
– Из армии уйти не думал еще?
– Думал, кончится эта оборона и уйду сразу. Конца войны даже ждать не буду. Хватит, сыт я по горло.
– Вот так возьмешь и уйдешь? Кто же тебя во время войны отпустит? Дурак ты Лешка.
– Не отпустят так сам уйду. Вы бы на холодном-то не лежали, потом мало ли каким боком откликнется, может и детей не будет. – Алексей приподнялся и красноречиво посмотрел на корнета.
– А может и не надо, детей-то? Тебя к какому подразделению приставили?
– Не знаю, сказали катись к своему корнету, он вольноопределяющийся, и ты туда же.
– Ясно. Так ты мне скажи, где тебя сабельному бою учили?
– Да как где, то тут, то там вот и нахватался. – Корнет сел и посмотрел на друга, задумчиво покачал головой.
– Хорошо нахватался, очень хорошо, талант у тебя.
– А вы господин корнет, скажите, что случилось с тем полковником? – Алексей посмотрел прямо в глаза корнету. Взгляд его был на удивление жесткий и цепкий. Корнет выдержал этот напор, ни один мускул на его лице не дрогнул.
– Он умер. – Леша растянул рот в дьявольской улыбке.
– Лучше и не скажешь, что будем в вопросы играть?
– Давай сыграем. Моя очередь.
– Кто научил тебя биться на саблях? – корнет встал на ноги, потянулся, спрыгнул в окоп и привалился к эскарпу.
– Ганс Беккер. – Алексей спрыгнул следом за Андре и встал напротив, скрестив руки на груди.
– Хорошо, твоя очередь.
– Ты причастен к смерти полковника?
– Да. Ты жил в германии?
– Нет. Зачем ты убил своего же друга? – Долго, минут пять корнет молчал.
– Тут нет друзей. Особенно, когда твой друг готов тебя пристрелить. Я не буду вдаваться в подробности, но по-другому поступить я не мог. А вообще это к лучшему, то, что так вышло действительно к лучшему. У всех нас должна быть одна цель и только тогда мы можем воевать. Когда кто-то забывает о цели и начинает вести свою игру, все рушится. Это видно буквально по глазам. Вот ты, например. Ты работаешь не больше остальных, но устал значительно больше и дело тут вовсе не в твоих физических данных. Ты парень здоровый, но куда-то ведь все твои силы делись, так Алешка? – Корнет полез через бруствер, Алексей последовал его примеру.
– Это вопрос?
– Нет, вопрос такой: ты имеешь отношение к немцам? – Они стояли во весь рост перед окопом и смотрели в сторону немецких позиций.
– Да, но я не понимаю, что за ерунду ты несешь про усталость.
– Дай папиросу, у меня давно кончились. – Они взяли по папиросе и прикурили от одной спички.
– Это не чушь. Твоя ложь сжирает тебя. Твое внимание направлено на то, чтобы не быть обнаруженным, а на это уходит очень много сил. В какой-то момент, как по волшебству, ты начинаешь забирать силы и у товарищей. А так нельзя, тут война. – Корнет с блаженством затянулся, потом закашлялся.
– Тот еще бред! Начальника продовольственной службы ты тоже убил?
– Нет.
– Когда тебя завербовали?
– Десять лет назад. Сколько тебе лет?
– Я не буду отвечать на этот вопрос, в обмен ты можешь не ответить на мой вопрос. – Ночную тишину разорвал звук выстрела. Собеседники мигом очутились в окопе.
– Опять этот снайпер, дьявол его забери!
– Тебе бы радоваться надо, ваш ведь снайпер-то. Ты вообще русский? – корнет снял сапог и вылил из него воду.
– Нет, чистокровный прусак. Настоящего Алексея давно доели волки. Ты думаешь, что доживешь до утра? – Их взгляды снова встретились, корнет невозмутимо надел сапог, тряхнул плечами, будто разогреваясь.
– Да, с чего бы мне сегодня умереть. – Алексей фыркнул.
– С того, что я, например, могу тебя пристрелить. А потом встретить вашего разведчика и его тоже пристрелить. И вам никогда не узнать где расположена наша артиллерия. Большие Берты разнесут эту крепостушку в клочья.
– Если бы ты мог меня пристрелить, так непременно сделал бы это. Но тебе известно, что я быстр и меток. Обмен пулями будет обоюдный, тебе это не на руку. Предлагаю так: закуриваем и вылезаем из окопа. Там стоим в полный рост, а уж ваш снайпер решит, кому до утра жить. – Алексей задумался.
– Детские игры, тут не книжки про рыцарей, это жизнь!
– И поэтому ты предлагаешь сделать два трупа вместо одного? Я давно держу тебя на мушке, да и ты меня тоже. – Корнет растянул рот в невероятно отвратительной улыбке. Алексея передернуло.
– Будь по-твоему, держи, на всякий случай. – Алексей протянул Андре письмо. Тот молча взял его и убрал в нагрудный карман.
– Тогда и ты мое держи, все-таки есть шанс, что пристрелят меня, пусть и мизерный.
– Самонадеянный пацан!
– Ладно, пошли, предлагаю отойти на двадцать пять шагов от окопа, чтобы не было соблазна прыгнуть обратно или чтобы не суметь доползти, будучи раненым. – Корнет посмотрел на соперника ища поддержки.
– Да, хорошая идея, полезли. – Они выбрались из окопа и пошагали вперед. Андре шагал первым и считал шаги, наконец он остановился и улыбнулся.
– Вот и пришли, давай папиросу, хотя бы накуримся вдоволь. – Алексей протянул корнету папиросу, а вторую закурил сам.
– Глупо себя чувствую, какое-то мальчишество.
– А война, мой прусский друг, не мальчишество? Скажи, у тебя есть тут какой-то интерес кроме службы фатерлянду?
– Да, теперь, когда золото, которым платили за предательство, никому не принадлежит я бы очень хотел прибрать его к рукам. Но боюсь его перепрятали. – Раздался выстрел, Алексей зажмурился и задержал дыхание. Корнет захохотал.
– Да тебе никак страшно!? Бравый разведчик испугался?
– Прекрати этот цирк, всем страшно, ты должен был бы это понять. – У Алексея дрожали руки, он судорожно затягивался папиросой.
– Мне даже интересно, кому ты мог написать письмо, в германию я его не очень-то хочу везти. – Корнет задумчиво ковырял сапогом землю. Точнее лужу, в которой стоял.
– Не волнуйся, письмо отправить надо в Россию, да и тебе этого делать не придется. – Снова грянул выстрел, пуля клюнула бруствер далеко за спиной Алексея. Тот побелел и едва не упал.
– Страшно, прусак, и правильно. Знаешь почему мне не страшно? – Корнет улыбался, но как-то по злому.
– Почему же, дьявол тебя забери?
– Я сидел тут сутки. На этом участке фронта у вашего снайпера нет конкурентов. Поэтому он не меняет позицию, обленился. Я вычислил где он сидит. Прямо сейчас я в его слепой зоне, понимаешь, а для того, чтобы пристреляться ему нужно три выстрела. Мне не страшно, Алёшенька, нисколько не страшно. – Алексей взревел и на миг замешкался. Он не знал, что делать, стрелять в корнета или бежать прочь. В этот самый момент германская пуля пробила сердце верного слуги фатерлянда.
Корнет пошагал к окопу.
Алина, это мое последнее письмо. Все кончится сегодня в полночь. Проклятый корнет что-то подозревает. Прости меня, я не справился. Но я надеюсь ты продолжишь мое дело и все-таки сможешь добиться результата. Я рад, что эта история, так или иначе, заканчивается. Я очень устал, просто невероятно. Нет больше никаких сил. Двадцать четыре часа в сутки я должен думать о том, что говорю и делаю, должен помнить где и кому наврал. Мой мозг выстраивает миллионы схем. Я должен быть бдительным абсолютно всегда. Я мечтал о подобном задании, когда меня готовили, но все оказалось по-другому.
Бог мой, если бы ты знала, как боюсь я проболтаться во сне. Из-за этого страха я стал спать урывками. Каждые десять минут я просыпаюсь от одного и того же кошмара. Мне снится, что меня разоблачили.
И почему-то мне очень стыдно, понимаешь? Стыдно смотреть в глаза защитникам этой богом забытой крепости. Они честны и действительно любят свою родину. Невероятное самопожертвование каждый день и каждую минуту – вот их жизнь. Я однажды спросил у умирающего пулеметчика, зачем он бился до последнего, почему не отступил? Неужели надеялся на что-то, неужели верил, что его спасут. Он ответил, что надеяться уж давно позабыл, но позади его близкие. Говорил, что слышал их голоса прямо у себя за спиной, потому и не мог отступить.
Страшно тут и глупо. И стыда все больше во мне. Стыда и страха, кажется будто я стал слабым. Это все ерунда. Вот главное. Корнет знает где золото, добудь его, прошу тебя.
Вот такая судьба, не правда ли смешно, одна ночь и семь лет в разлуке. Любовь моя ничуть не утихла.
Прощай!
Старуха сидела на стуле и крутила в руке чайную ложечку.
– Я начинаю понимать, зачем вы пришли ко мне. Я клянусь вам, молодой человек, что ничего не знаю о золоте. Но мне кажется, что в ведомствах, подобных вашему клятвам не верят. Я знала, что за мной однажды придут, что кто-то придет, чтобы убрать старую шпионку. – Она положила ложечку на стол и подошла к подоконнику.
– Я не из ведомства и мне до вас никакого дела. Просто посидите пятнадцать минут у окошка и не оборачивайтесь, тогда все будет хорошо. – Паренек встал из-за стола и вышел из кухни. Старуха терпеливо ждала глядя в окно. Через пятнадцать минут о госте напоминал только ужасный беспорядок, буквально вся квартира перевернута.
9
Майор Сеченов еще раз перечитал отчет. Упустили поганца. Зашел в полусгоревший дом и больше не выходил. Теперь вся надежда на засаду. Сеченов устало вздохнул и поправил повязку. Он уже почти к ней привык.
– Товарищ майор, разрешите?
– Валяй, Женя. – в кабинет вошел человек в гражданском костюме.
– Я осмотрел этот дом. Оказывается, там живет какая-то старуха. Осмотрели квартиру, все вверх дном. Паренек там что-то искал. Дай нам часа три, может четыре, и мы ее растрясем.
– Времени на допросы у вас сколько угодно много, но, мне кажется, от нее мы ничего интересного не узнаем. – Майор достал папиросы и закурил.
– Скажи, адрес, на котором сидит засада, он верный? Паренек туда придет? – Женя устал ждать приглашения и сел на стул. Начальник никак не проявил недовольства.
– Адрес из его заметок, он туда письмо принесет. Ошибки нет, просто я не знаю в каком порядке доставляется эта несчастная корреспонденция. Все, иди ищи пацана, сотрудник твой как ребенок, ей богу. Потерял того, кто и не подозревал о слежке. – Майор даже поморщился.
– Не теряют тех, кто не подозревает. Пацан хвост увидел и ушел. Я думаю мы его найдем еще до ночи.
– Будем надеяться, все, свободен. – Сеченов потерял интерес к визитеру и углубился в отчет.
Человек в черной шинели стоял на крыше здания и смотрел на окна дома, расположенного напротив. Коллекционер, про которого говорил Малюта, оказался совсем не прост. Это был отставной полковник, но не совсем понятно, чего. Какое-то ведомство, причем плохое. Из тех, которые навсегда меняют людей. Денег на то, чтобы выкупить орден нет, а лезть на рожон к подобному человеку не хотелось. Но видимо придется. Пацан просидел на этой крыше восемнадцать часов и за это время полковник ни разу не отодвинул плотные шторы. Это значило, что меткий выстрел в окно не мог решить проблему.
Паренек вздохнул и пошел к двери, которая вела на чердак, стал спускаться по лестнице. Времени оставалось все меньше, а сделать надо по-прежнему очень много. Скоро снова вся милиция поднимется на уши, во второй раз ему не дадут уйти. Возможно за ним уже следят.
Погруженный в свои мысли он буквально налетел на какого-то мужчину, который поднимался по лестнице.
– Прошу прощения. – Он уже прошел мимо него, но одну деталь уловил четко. Мужчина очень растерялся и само по себе это не является чем-то из ряда вон выходящим. Но он дернул руку к бедру, так, будто там кобура с пистолетом. Паренек развернулся и метнул нож, тот вонзился ровно между лопаток. Его жертва зарычала и глупо выгибаясь стала пытаться вынуть нож, но тот расположился ровно в центре спины и достать его было трудно. Пацан подскочил к мужчине и сбил его с ног. Потом ударил по ушам, по затылку и по шее, бедолага утих.
Паренек вынул нож, перевернул тело и стал осматривать карманы и нашел то, чего не хотел найти. Удостоверение сотрудника политического отдела и пистолет. Паренек взвалил тело на плечи и почти побежал на чердак. Там положил пленника на пол, достал заблаговременно припасенную веревку из тайника, и принялся вязать узлы.
Когда тихий стон оповестил о том, что мужчина очнулся паренек стал тянуть веревку, перекинутую через балку под самым потолком. Пленник был вынужден встать на ноги, а потом и вытянуться в струнку, балансируя на самых кончиках пальцев. Если он перестанет это делать, то натяжение веревки усилится, и он задушит себя. Паренек закрепил веревку и подошел к своей жертве.
– Я знаю, поза очень неудобная, и стоять в ней очень тяжело. Но если будешь быстро отвечать на вопросы, то долго это не продлится. Судя по документам зовут тебя Геннадий. Так вот Гена, выкладывай все, что знаешь по делу, связанному со мной.
– Я ничего не знаю, мне просто приказали следить и все. – судя по голосу пленник еще не успел перепугаться и продолжал надеяться на что-то.
– Когда-то я провел в такой позе двое суток, но я не был ранен и вешу не в пример меньше твоего, понимаешь? Я просто уйду, предварительно заткнув тебе рот, а ты будешь бороться. Бороться с силой притяжения, что бесполезно. Ты устанешь, ослабеешь и задушишь сам себя. – На лице пленника отразилась лихорадочная работа мысли.
– Что ты хочешь знать?
– Вот так лучше, ты благоразумен, я немного ослаблю веревку, а ты пока рассказывай все, что придет в голову. Мне надо знать насколько глубоко я влип. – Паренек пошел к веревке.
– Очень глубоко. Судя по всему, у майора Сеченова к тебе личные счеты.
– Сеченов жив!? – пацан ошарашенно посмотрел на пленника.
– Да, дверной косяк, через который прошла пуля сменил ее траекторию движения и сильно погасил энергию. В общем только глаз вышибло. Он лично курирует дело. Пока все не так плохо, но потихоньку он подключает лучших из лучших, а главное верных. Тебя не будут судить. На квартире, в которую по его мнению ты явишься, тебя ждет засада. Три оперативника.
– Кто приносит им еду? – паренек так и не дошел до веревки.
– Никто, у них запас на месяц. Они оттуда не выходят. Им велено ждать тебя до победного. Отменить приказ может только Сеченов – лично. – Пленник умоляюще посмотрел на паренька. У Гены уже дрожали ноги, и веревка стала впиваться в шею. Паренек опомнился и чуть-чуть ослабил натяжение.
– Гражданские есть в квартире?
– Нет, их переселили пока.
– Адрес?
– Не знаю, мне никто не говорил.
– Ладно Гена, веревку я ослабил, теперь ты можешь часа три продержаться легко. Рот затыкать не буду, кричи, зови на помощь. Кто-нибудь придет и развяжет. Заодно посмотрим, есть ли в этой стране еще кто-то кто пойдет на призыв о помощи, а не побежит прочь. А вот это я тут положу. – Паренек кинул удостоверение сотрудника политического отдела и пистолет на пол, почти у самых ног пленника.
– Нет, нет, я же все сказал! Развяжи меня! – Человек в черной шинели быстро шагал к другому краю чердака. Там, в куче хлама, отрыл большую черную сумку, закинул ее на плечо и пошагал к выходу.
– Удачи Гена!
10
Человек в черной шинели стоял на лестничной клетке и курил. За окном шел дождь, он остервенело лупил по крышам, окнам, мостовой. Иногда ночь освещалась вспышками молний и в этих вспышках город казался мертвым. Паренек докурил, растоптал окурок и подошел к двери. Звонка не было, поэтому он стал стучать. Дверь открылась почти сразу. Перед ним показалась высокая стройная женщина.
– Вы хоть знаете, который час!? – Она гневно воззрилась на ночного гостя.
– У меня письмо для Ольги Шесински. – паренек встретился с ней взглядом, секунда борьбы и женщина стушевалась, сгорбилась.
– Да, она тут живет, давайте скорее.
– Я могу передать его только в руки.
– Но она спит, старая женщина все-таки. – Теперь хозяйка квартиры не казалась высокой, совсем наоборот, стала какой-то маленькой.
– Значит разбудите. Этому письму очень много лет и тот, кто его написал давно мертв, проявите каплю уважения. – Человек в черной шинели будто сверлил женщину взглядом, она поежилась.
– Хорошо, подождите здесь, пожалуйста. – Дверь закрылась.
Паренек снова закурил и подошел к окну, стал смотреть на улицу. Во вспышке молнии он увидел, как две тени метнулись через дорогу, или показалось? Послышался скрип открываемой двери.
– Молодой человек, проходите пожалуйста, только поскорее, мне не терпится прочесть это письмо, кажется я знаю, о чем идет речь. – Говорила это милого вида старушка. Выглядела она весьма энергично и как-то округло. Не было в ней ни одной резкой черты, будто она и есть сама плавность.
– Благодарю.
Они прошли на кухню, где уже ждала кружка горячего чаю и высокая стройная женщина.
– Это моя дочь, Елена. Выпейте чаю, наверняка устали. Я правильно понимаю, это письмо, про которое вы говорите, оно из Осовца? – паренек сел за стол и задумчиво покрутил в руках чайную ложку.
– Да, но откуда вы знаете?
– Мне никто никогда не писал писем, понимаете, только один человек! Это мой муж, а он погиб при обороне Осовецкой крепости. – Старушка села напротив паренька и мило ему улыбнулась.
– Что же, вы абсолютно правы. Вот держите, надо сказать было не просто вас найти. – Он протянул Ольге истрепанный конверт.
– Я честно говоря не понимаю, как вы это сделали! Я давно переехала, да и фамилию сменила. Правда, как вы это сделали?
– Пришлось походить по архивам и прочим ужасным местам. Прочтите его, пора бы.
Здравствуй Олечка!
Дела мои по-прежнему скверно, потому нет смысла описывать то же самое, что и в предыдущих письмах. Мы воюем как можем и, надо сказать у нас пока получается. По крайней мере у меня. Глупое письмо, на самом-то деле. Но это что-то вроде местной традиции. Есть тут один корнет, так все ему отдают последние письма, на тот случай если умрут. Сам корнет почему-то не умирает упорно, не смотря на все передряги, в которых оказывается.
Андре снова клонило в сон. Корнет встал и принялся расхаживать взад-вперед. Три месяца на передовой давали о себе знать. Мало сна, еды и тепла. Его железный организм, который никогда его не подводил, теперь начал сдавать. Он уже не высыпался за три часа, и не наедался половиной пайка. Быстрее стал замерзать и уставать в целом.
– Андре, черт бы вас побрал, вы опять тут? – по окопу в его сторону шагала какая-то фигура, которая перегораживала собою практически весь немалы проход. Андрей виновато улыбнулся и развел руками.
– Так и есть, господин майор.
– Вообще-то полковник! Брось, все свои. Похоже, что переубедить тебя все равно не удастся, да и бог с ним. Скажи мне, как тут обстановка? Я сомневаюсь в этих новичках. – Майор достал фляжку и протянул корнету.
– Поздравляю со званием! Так у них есть командиры, у них и спросите, я-то что? Корнет простой. – Андрей сделал долгий глоток.
– Прекрати паясничать. Ты уже давно легенда сосненской позиции! И тебя тут уважают все. Насколько знаю тебя всегда рады видеть, независимо от чинов. И надо сказать, что это идет на пользу этому участку фронта. Потери не в пример меньше, чем на других участках. Скажи мне в чем секрет? – Полковник забрал фляжку, поболтал немного, прислушиваясь и вылил в рот остатки коньяка.
– Нету тут секрета. Я просто связующее звено между сменяющимися подразделениями, между солдатами и офицерами. Да и опыт кое-какой есть. – Андре жадно смотрел на торчащий из кармана собеседника портсигар.
– Ха, какой-то! Да тут не сыщешь ветерана с опытом хоть в половину твоего! А если и есть такие, то уж давно выбили себе место в штабе и греют кости в тепле! Так, что, как новички? – Полковник, наконец, заметил просящий взгляд Андре и протянул тому открытый портсигар.
– Хорошо, они уже наслышаны о том, как надо себя вести, видимо пересеклись в крепости с ветеранами. Но ошибок много пока, хотя по-другому и не бывает. Как дела в крепости? – Собеседники закурили и на минуту замолкли, наслаждаясь табачным дымом.
– Хорошо, действительно хорошо. Не знаю, как сейчас, но месяц назад дела шли прекрасно. На сколько это вообще возможно на войне. помнишь, по крепости стреляли четырехсот двадцати миллиметровые орудия? Хотя откуда тебе помнить, ты все время тут. Так вот это было ужасно. Снаряды их разносили постройки целиком, просто бах и одни ошметки стен остаются. Еще хуже, когда с задержкой. В этом случае и стен не оставалось. Одна воронка. Огромные куски бастионов откалывались, по укреплениям шли ужасные трещины. Тогда всем было ясно, что это конец. Благо это продлилось очень недолго. Наша разведка, а оказывается она у нас есть, имела сведения о расположении Больших Берт. Лазутчик со сведениями, говорят, шел как раз через этот участок фронта. Те орудия Канне, что ты доставлял, куда дальнобойнее устаревших крепостных орудий. Артиллерийская дуэль, абсолютно неравная, заметь, стала для немцев полным провалом. Одна Берта уничтожена, что со второй стало я не знаю, но она молчит уже очень давно. Люди строят, все время строят. Кажется, что идет какая-то бесконечная стройка. Одни создают, другие рушат и так все время. Возник какой-то баланс, при котором ни туда и ни сюда. Но это выматывает. Люди отупели, будто скот к ночи идут каждый на свое место и молча принимаются за работу. Инженеры же, мне кажется, не спят вообще, стали бледные и какие-то высушенные. Ходят туда-сюда словно призраки. Здесь видно врага и постоянно идет борьба за жизнь, там врага не видно, только взрывы, только падающие прямо на голову снаряды. Кто-то сходит с ума, кто-то привыкает. Когда находишься там, ты не понимаешь, что происходит. То есть ты, конечно, знаешь, что тебя бомбят, есть враги и пушки и все просто. Но когда врага не видишь, это превращается в совершенное безумие. Хотя и тут так же. – Полковник пошел куда-то, видимо инспектировать позиции, корнет пошел следом.
– Порой тут так же. Тоже бомбят. Иногда атаки, следом контратаки и так до бесконечности. По ночам чиним заграждения из колючей проволоки. Ими уже все поле затянуто, а все мало.
– Я тебе вот, что скажу корнет. Пора взрослеть. Я знаю, сколько раз ты отказывался от званий, но пришла пора. Нужен ты, понимаешь. Всегда был нужен, а ты как ребенок и ответственность взять не хочешь, и в строю стоять отказываешься. Только головная боль от тебя. Будь ты уже мужиком. – полковник остановился и посмотрел на Андре.
– Я не могу, понимаете, не могу. – корнет замялся и как-то ссутулился.
– Почему же?
– Если честно, то не понимаю, как могу я отправлять на смерть людей. А вдруг я все сделаю не так и погибнут они из-за меня. Что тогда? Я не умею воевать.
– Чушь говоришь, погибнут они и без тебя, если хоть одного спасешь своим решением, то уже сгодишься. Никто не умеет воевать! Нас в академиях другому учили! Когда рисуешь атаку на карте, то не учитываешь оторванные руки и ноги, кишки, волочащиеся за ползущими солдатами и страх. Такой страх, что пошевелиться не можешь, даже вздохнуть! Никто не умеет корнет! – Полковник наклонился к самому лицу Андре и смотрел ему прямо в глаза.