Атака мертвецов Джафаров Рагим
– Господин капитан, блиндаж накрыло, прямое попадание!
– Выжившие есть?
– Пока да, но боюсь до лазарета не дотянут. – Андре постучал фельдфебелю по лбу.
– Так какого черта, ты ко мне примчался, а не к докторам?
– Господин капитан, их родимых и засыпало! – Капитан задумался.
– Вывозите кого сможете, важно успеть, отправь гонца вперед. Раненых нести быстро, но бережно. Если поврежден позвоночник, то не трогать, если ранение в живот – не давать пить. – боец почесал затылок.
– Что повреждено?
– Ясно, пойдем. – Они спешно добрались до разрушенного блиндажа. Первого взгляда на выживших Андрею хватило, чтобы понять – не жильцы. Плохо, теперь вообще никакой медицины, врачи, даже если это пропитые коновалы, всегда в цене.
Бомбежка вдруг затихла.
– Чего делать-то, господин капитан?
– Быстро отнесите их в блиндаж, временно, сейчас к бою! Быстро, все к бою. – Люди высыпали из укрытий и готовились отражать атаку врага. Только что абсолютно пустой окоп теперь был забит людьми.
Сразу можно было отличить ветеранов от новобранцев. Те постоянно цеплялись за что-то, поскальзывались, падали и создавали много суеты. Ветераны же неторопливо занимали свои посты. Миллиметр в миллиметр, ибо за время, что они провели тут, каждый успел найти для себя наиболее удобную и безопасную позицию, в пределах отведенного ему поста. По окопу пронесся многократно продублированный приказ: «Огонь только с двухсот метров, из личного оружия со ста»! На глазах Андре пулеметчики живо развернули свою косу смерти и изготовились к бою. В небо взмыла сигнальная ракета, кто-то уже видит противника, здесь же еще не до конца развеялся дым. Справа, на грани видимости, замелькали сигнальные флажки. Корнет улыбнулся, все происходило отчаянно правильно, так, как и должно быть. Он пошагал по окопу глядя на сосредоточенных и готовых к бою солдат. Однако все не может быть прекрасно, как-то случилось, что на довольно большом участке новобранцы не перемежались с ветеранами. Капитан посмотрел по сторонам, времени делать перестановки не было. Он достал бинокль и посмотрел на поле боя. Ладные атакующие цепь двигались к позициям русских. Андре посмотрел на бойцов. Вот оно, кто-то в ужасе кусает губу, не замечая, что прокусил ее. Кто-то не смотрит в сторону врага. Его взгляд упал на того самого юнца. Он нетерпеливо перехватывал винтовку и буквально высунул язык. Плохо, действительно плохо.
– Огонь только по моей команде. – Ближайший к нему солдат вздрогнул и обернулся. Увидел командира и, кажется, немного успокоился.
– Господин капитан, говорят тут есть такая традиция, отдавать вам последние письма! – треклятый юнец протягивал ему красивый конверт. Наверняка еще и духами его спрыснул.
– Тебе говорили, что еще никто из тех, кто отдал письмо не выжил? – Андре посмотрел в глаза пареньку и не увидел там страха, ни капли.
– Суеверия, возьмите, господин капитан. – Андре вздохнул, принял письмо и убрал его в нагрудный карман.
– На счет касок, я надеюсь, спор не состоялся?
– Никак нет, господин капитан, но я добуду! – вот и все, не терпится дурню на тот свет.
Где-то далеко справа зарокотал пулемет, затем подключился еще один. Конечно же, новобранцы, заслышав стрельбу принялись палить из ружей в белый свет как в копеечку.
– Отставить, сукины дети! Только по моей команде!
– Я попал, попал, господин капитан, я видел, как он упал! – конечно он не мог попасть, игра воображения.
– Хорошо, давай еще раз. – Андре стал смотреть в бинокль. Раздался выстрел, кровавое облачко взметнулось над одной из малюсеньких еще вражеских фигурок.
– Еще раз попал, господин капитан. – Андре не верил своим глазам. Полторы тысячи метров, не меньше!
– Еще раз! – выстрел и снова в цель.
– Говорил же добуду, вот уже трое, только как сами-то каски достать?
– Отставить каски, из окопа ни шагу, понял. Снайпером будешь, мне как раз винтовку с оптикой принесли. Но из окопа ни на шаг, ясно?
– Так точно. – паренек, похоже, расстроился.
– Где стрелять учился?
– Я охотник и отец мой был охотник, да и дед. С молодых ногтей к стрельбе привычен, как казаки к лошадям, так я к винтовке.
– Прекрасно. Я тебе вот, что скажу. Если на рожон лезть не будешь, то пользы от тебя будет море. Запомни, тебе, именно тебе, нужно быть осторожнее всех остальных вместе взятых. Чтобы враг даже не подозревал о твоем существовании. Понятно?
– Так точно. – юнец поник еще сильнее. Враг тем временем сократил дистанцию до семисот метров.
– Стреляй давай, теперь стреляй, когда хочешь, по команде и без. Хотя погоди, у них давно снайпер по полю лазит, хорошо прячется шельмец. Под его пулю не попади.
– Не попаду! – Возможность проявить себя снова вернула ему превосходное настроение. Капитан мрачно покачал головой, плохо это, нельзя без страха, без страха все равно, что труп.
– Приготовиться!
Стали бить пулеметы выкашивая вражеский строй. Десятки человек валились на землю, их место занимали новые и атака продолжалась.
– Пли!
Дистанция позволяла вести огонь из личного оружия, но не многое изменилось в плане эффективности. Помимо юнца самородка, наверное, больше никто не попадал. Почти никто и не целился, просто стрелял в сторону врага. Андре знал это ощущение, кажется будто стоит тебе выглянуть над окопом, как враг всадит тебе пулю в лоб. Кто-то боится убивать, кто-то еще чего-то, но в целом боятся все и худо-бедно отправляют в сторону неприятеля куски свинца. Так и должно быть в первом бою.
– Гранаты приготовить! – Те, кому выдавали гранаты принялись доставать их и готовить. Враг приближался, стало ясно, что огневой мощи не хватает.
– Давай! – полетели гранаты, тоже не слишком прицельно, но с этим попроще, далеко кидают и то ладно.
– Штыки примкнуть! – Нужно покинуть окоп до того, как враг начнет закидывать в него свои гранаты. Андрей посмотрел на свои бойцов. Трясущимися руками они пытались пристегнуть штыки к винтовкам, получалось медленно.
– Мне тоже?
– Нет! В блиндаж, бегом! – паренек поплелся прочь.
– Господин капитан, вас к аппарату! – к нему подбежал посыльный.
– Мне некогда! Вперед, в штыки! – он вскочил на бруствер и обнажил саблю. Оборачиваться не стал, боялся расстроиться. Рванул вперед не думая ни о чем. Андре видел, как противник метнул гранату, она разорвалась где-то сзади. Перехватить винтовку так, чтобы можно было ей отбиваться немец уже не успел. Андрей полоснул его поперек груди и кинулся к следующей цели. Вражеский офицер рванулся ему на встречу и приготовился к сабельной дуэли, но получил две пули. Одну в лицо, одну в грудь.
– За Царя!
Похоже, что за ним действительно пошли его солдаты. Немногие немцы, прорвавшиеся к окопам, вынуждены были спешно отступать. Самое время для контратаки. Русские рванули за улепетывающим врагом. Однако уходил враг организованно, успевая огрызаться гранатами и ружейной пальбой. Скоро стало понятно, что преследование смысла не имеет. Прозвучала команда вернуться в окопы. Андрей стал искать по дороге трупы новобранцев. Потерь оказалось больше, чем он хотел бы, но меньше чем опасался.
Вдруг его правую ногу, выше колена, прорезала боль. Капитан повалился в воронку и затих. Слышались крики, все еще продолжалась пальба. Он посмотрел на ногу, так и есть, сквозное ранение. Капитан наложил повязку и повесив фуражку на саблю приподнял ее над воронкой. Звякнул металл, сабля дернулась, фуражка улетела прочь. Капитан посмотрел на свое оружие. Кончик сабли обломан, видимо пулей. Вот так, снайпер, на которого Андре давно охотился, теперь охотился на него самого. В общем-то это не представляет особой беды, можно просто дождаться ночи, главное, чтобы враг не пошел снова в атаку. Не смотря на перевязку кровь обильно лилась на землю. В этот момент послышался свист снарядов, а следом и разрывы.
Андре вжался в землю и закрыл глаза. Земля дрожала, и он это чувствовал. Он дрожал вместе с ней. Говорят, что снаряд никогда не падает в одну и ту же воронку, но применимо ли это в том случае если снарядов тысячи? Капитан чувствовал, как его пальцы впиваются в землю, если бы в их тиски попался бы камень, то его просто размозжило бы. Взрыв, краткий свист и взрыв, удар сердца, затишье и снова удар. Сердце Андре будто бы подстраивалось под рваный ритм взрывов. Совсем рядом упал снаряд, капитана осыпало землей. Сквозь сжатые зубов вырвался краткий рык. Наконец ему удалось успокоиться и открыть глаза, бомбежка продолжалась, кажется вся немецкая артиллерия обрушила свою мощь на этот участок фронта. Неба не видно, вообще ничего не видно, все в дыму. Вдруг в метре от его ноги в на землю рухнул снаряд. Корнет задержал дыхание и широко открыл глаза. Бомба с задержкой, сколько ему осталось? Три секунды, меньше? Сердце ударило в ребра стремясь выскочить из груди и умчаться прочь из этого места. Только не так, пуля, сабля, но не так, когда даже останков не будет. Когда нечего будет похоронить, никто не увидит его мертвым и не заплачет.
– Господи прости, Мама прости меня, прости пожалуйста, мамаааа – его бормотание перешло в вой, сердце продолжало колотиться в груди. По лицу капитана текли слезы, а бомба все не взрывалась. Он открыл глаза судорожно всхлипывая и расхохотался. Он смеялся заглушая своим смехом грохот артиллерии. Перевернулся на живот и стал колотить по земле кулаками, потом уткнулся в нее лицом и стал гладить. Но дьявольский смех не прекращался ни на секунду.
– Не взорвалась! Не взорвалась! Спасибо, Господи, спасибо! Андре, ты же понял, именно в этот момент ты все понял! Наконец-то ты понял, почему все это происходит. Андре, ты хотел, чтобы они плакали! Ты ведешь себя как пацан, черт подери, ты просто обиженный мальчик. Честь, присяга и отчизна, ни о чем не вспомнил ты в этот момент, только сожалел о том, что не будет таких похорон, каких ты когда-то представлял. – Он продолжал смеяться и говорить с собой, а тем временем смолк грохот и установилась абсолютная тишина. Чуть позже зазвучали команды со стороны Русских позиций. Андре ничего не слышал, он уткнулся лицом в землю и уснул.
– Господин капитан, очнитесь! Да очнитесь же! – кто-то тряс его, отчего кружилась голова и жутко бунтовал желудок.
– Поди прочь, кто бы ты ни был.
– Очнись же! Они рядом! – Но от этого не было толку, то ли нервный срыв, то ли потеря крови просто не давали капитану хотя бы открыть глаза. Он почувствовал, как его взвалили на плечи и понесли. В таком положении голова закружилась еще больше, тошноту преодолеть не удалось. Его вырвало. Вдруг капитана то ли уронили, то ли бросили на землю. Потом поволокли, затем снова подняли. Наконец он окончательно провалился в беспамятство.
– Нет, рана не серьезная, конечно, крови много потерял, но он молодой, здоровый. Два три дня и снова в строй встанет.
– Может отвезти в госпиталь, все-таки? Мне кажется с такими вещами шутки плохи.
– Не волнуйтесь, все в порядке. Засим позвольте раскланяться, я убываю на пост.
– Спасибо доктор, до свидания.
Андре открыл глаза. Он лежал в блиндаже, рядом стоял смутно знакомый офицер и какой-то доктор, судя по повязке на руке. Капитан сел, закружилась голова.
– Лежите, голубчик, вы потеряли много крови. Два дня точно не вставайте. – доктор погрозил ему пальцем, будто нерадивому ребенку.
– Боюсь у меня нет двух дней, которые я мог бы посвятить безделью. Я благодарен вам за помощь, но дела не ждут. – Андре свесил ноги с кровати и попытался встать. Голова закружилась еще сильнее, к горлу подступил ком. Капитан едва не упал.
– Если вы не цените свое здоровье, то будьте так добры, цените хотя бы мой труд. Встать вы не сможете все равно. – доктор развернулся на каблуках и вышел вон.
– Сударь, отдохните, обстановка спокойная, Будьте уверены, что при возникновении малейших трудностей я приду к вам за советом. Прошу прощения, забыл представиться, капитан Лозич. – он исполнил полупоклон.
– Очень приятно, чем обязан? – Андре ошалело посмотрел на собеседника. Выглядел тот как настоящий франт. Движения, аккуратные усики и бородка, какой-то великосветский повеса, а не офицер.
– Мне вверено командовать вашими подразделениями до вашего полного восстановления.
– Ясно. К вечеру я буду на ногах, а пока, не могли бы подвинуть сюда стол, коли уж я прикован к постели, то хотя бы сделаю бумажную работу.
– Конечно, с превеликим удовольствием! – Андре поморщился, не нравился ему этот клоун, вот и все.
– Благодарю. Кстати, позовите пожалуйста ко мне моего ординарца. – Лозич улыбнулся и вышел. Сразу же вошел Павел – ординарец капитана.
– Вызывали?
– Да, приведи мне этого стрелка, как там его?
– Рядового Рысевича, господин капитан?
– Да, именно! Дам ему винтовку, будет у нас свой снайпер, повышибаем чертей немецких. – Андре блаженно улыбнулся.
– Никак невозможно, погиб он.
– Как? Я же ему велел в окопе оставаться. – капитан опешил.
– Он и оставался, а когда все решили, что вас артиллерией накрыло, и вы богу душу отдали он один твердил нет мол, его так не убить. Ну вас, то бишь и полез в пекло. Мы уже плюнули на него, как раз карлушки в новую атаку поднялись, не до того было. А потом глядь, а он вас на закорках тащит. Вы, ваше благородие, кровью истекаете, а он мчит по полю, аки жеребец! Но не свезло, не донес, пуля она завсегда быстрее, чем человек. Так-то. – Андре посмотрел на свои ладони.
– Пафнутий, поди вон! – ординарец поспешил удалиться.
Андре, пересилив слабость и головокружение, все-таки сел. Обхватил голову руками, потер лицо. Послышался звук открываемой двери.
– Павел, сказал же, поди вон! – капитан посмотрел в сторону двери.
– Боюсь я не Павел. – на пороге стоял комендант крепости. Андре покраснел и встал по стойке смирно, после чего незамедлительно рухнул на койку.
– Виноват, я сейчас…
– Бросьте, вы ранены. Нет никакой нужды в том, чтобы подобно истукану стоять посреди блиндажа. Надо признаться, не ожидал от вас, господин капитан, таких организационных талантов. Подразделение в прекрасном состоянии, на сколько это вообще возможно. Благодарю за службу. – комендант подвинул табурет к кровати позеленевшего Андре и сел.
– Я, если честно…
– Бросьте, не имеет значения. Главное вам удается успешно руководить и не допускать бесполезной гибели людей.
– Об этом я и говорю. Сегодня же, во время отражения атаки, погиб юнец, глупо погиб. – комендант внимательно посмотрел на Андре.
– Ясно, вот что вас тревожит. Для начала скажу, что это было вчера. Мне посчастливилось изучить эту историю. Что же, говорят он был превосходным стрелком, но, как говорится, горбатого могила исправит. Извольте не спорить сейчас и выслушать внимательно. Вы, вероятно увидели в нем себя. Так же молод и весьма честолюбив. Ведь наверняка, когда-то на Русско-Японскую войну записался такой же романтически настроенный юноша. Куда же он делся? Никуда, юноша остался, пусть теперь и не показывает носу в ряде вопросов. Где-то первое место занимает прагматизм, но если позволите, то и цинизм. В этом нет ничего плохого или хорошего, это просто факт. Так вот приходят сюда все за разным. Мне порою кажется, что от войны ты получишь ровно то, чего на самом деле хочешь. Я хотел создавать и руководить, посмотрите-ка, какая ужасная шутка. Строю, причем много, а уж то, что немцы это ломают дело другое. Кто-то приходит за медалями и орденами. В большинстве случаев получают их такие люди посмертно. Так зачем же пришел на войну тот мальчик? Отвечая на вопрос подумайте хорошенько, чего вы хотите, зависит от вас, но знайте, чего попросите, то и получите. – комендант посмотрел на Андре.
– Когда-то я пришел сюда за красивыми похоронами.
– Об этом все когда-то мечтали, благо вы не особо этого хотели, судя по тому, что до сих пор живы. Поймите, если вы здесь только потому, что другого места для вас нет или не нужны нигде, кроме как тут, то сумасшествие ваше вопрос лишь времени. Обратите свое внимание на то, что греет ваше сердце, к тем вещам, которые видел мальчишка и не видите вы. Только так можно сохранить разум и не отяготиться совершенно ненужным чувством вины. Это не значит, что мы делаем хорошие вещи, но винить себя за что бы то ни было совершенно бессмысленно, особенно в случае с Рысевичем. Он получил то, за чем пришел.
– Мне всегда хотелось защищать, хотелось быть опорой для слабых. Я сам себя тогда сильнее чувствую.
– Что же, тогда к этому и обращайтесь в минуты сомнений. Желаю вам скорейшего выздоровления! – комендант встал с табурета и покинул блиндаж. Андре долго смотрел в потолок, потом закурил. Блаженно потянулся, потрогал рану и даже заскучал от безделья.
– Разрешите! – в приоткрывшуюся дверь просунулся ординарец.
– Чего тебе, Пафнутий?
– Тут такое дело, значится мы это, собираем пожертвования, семье Рысевича. Есть у вас чего, чтоб отправить родне его? – Андре задумался.
– А почему другим не отправляете?
– Не знаю, ваше благородие, так уж вышло.
– Вот возьми, портсигар серебряный, подожди только, я папиросы выну.
Здравствуй Светлана!
Я наконец-то прибыл на место службы. я нахожусь на передовой, где ежесекундно решаются судьбы тысяч человек! Именно здесь куется победа. К слову, командир наш – Андре Тирер совсем молод, но уже капитан! Я же говорил, что мне не рано служить, никогда не рано защищать отечество!
Если бы ты только знала каков он! Глаза, какие у него глаза, он из тех, кому удается все, понимаешь, за что бы он ни брался. Тем более благородным кажется мне его выбор. Положить жизнь на алтарь служения. Самопожертвование и бесконечная отвага, вот, те качества, что слились в нем. Бесконечно требовательный к себе и милостивый к окружающим.
Как хотел бы я стать хоть каплю похожим на него. Как хотел бы с такой же уверенностью делать настоящее дело. Пойми, я так хочу делать настоящее дело, быть опорой для тех, кто не может себя защитить, укрыть от бед всех и каждого. Просто быть нужным.
Здесь, где ставкой является жизнь все стремления и желания проверяются на прочность. Те, у кого нет ничего за душою, кроме шкурных интересов, рано или поздно превращаются в скот. Который способен только выживать. Но те, в чьем сердце есть огонек, получат пламя, ибо его раздует ветер войны.
Если уж ты читаешь это письмо, то я мертв, есть тут такая традиция, отдавать последнее письмо нашем командиру. Мне кажется его никто и никогда не прочтет, а жаль. Сказать кому-то то, что написал я тут, мне почему-то стыдно. Никто так и не узнает почему я уехал на фронт. Прощай, Светлана.
Майор вышел на лестничную клетку как раз в тот момент, когда старушка, дочитав письмо, едва не упала в обморок. Он подхватил ее и аккуратно усадил на ступеньки.
– Тихо, тихо, чего ж вы так. В вашем возрасте нельзя так волноваться. Капитан поднял оброненный листок и мимолетом пробежал по строчкам глазами. Когда-то он уже читал это письмо и смог найти адрес этой старушки. Потому-то здесь и сидела засада. Но вот зачем сюда приперлись эти медвежатники и чего хотели, вот это интересный вопрос. Скоро эта тайна разрешится, как только майор хорошенько допросит пленного громилу.
– Андре Тирер, и на портсигаре так же написано, а я все думала, откуда такая вещь среди ерунды в общем-то.
– Портсигар у вас? Можно взглянуть? – Старушка полезла во внутренний карман куртки и достала потускневшую серебряную коробочку.
– Конечно, вот.
Сеченов осмотрел портсигар со всех сторон. На крышке гравировка «Капитану Андре Тиреру от верного друга на долгую память». Да уж, память и вправду долгая получилась, сколько лет прошло, а те события будто вчера произошли. Он открыл крышку, внутри оказались папиросы.
– Курите, бабуля?
– Да, честно говоря, сынок, как этот портсигар и извещение прислали, так и закурила. – Капитан хмыкнул и снова присмотрелся. На внутренней стороне крышки выцарапан ряд цифр.
– А это, что значит? – он указал пальцем на находку.
– Не знаю, всегда было. – Капитан достал блокнот и выписал цифры.
– Бабуля, тут сегодня надолго, уж извините, не думали, что так получится. В квартире все цело, ничего не поломали, уборку сделаем, как закончим. Я сейчас прикажу, вас на машине отвезут к дочке, а завтра уже приходите. Хорошо?
– Что ты сынок, не волнуйся, вы хорошее дело делаете, преступников ловите. Пустяки вся эта квартира и барахло, главное делайте то, что надо. – Она поднялась и пошагала вниз по лестнице. Капитан посмотрел ей вслед, вздохнул каким-то своим мыслям и закурил. Потом вошел в квартиру и двинулся к кухне.
На полу сидел прикованный к батарее человек, правая нога его была забинтована. Майор сел перед ним и посмотрел в глаза. Ни капли страха.
– Хорошо сидишь? – Громила осклабился и кивнул, майор принялся разбинтовывать его ногу.
– Чего это ты делаешь?
– Если ты помрешь, то тебя допрашивать бесполезно будет, хочу рану твою осмотреть, может подлатать смогу.
– А, ну тогда давай, лечи. – Пленник снова улыбнулся наглой улыбкой.
Рана была не сквозной, пуля застряла в кости, но на самом деле Сеченова не волновало ни состояние пленного, ни его нога.
– Да, тут нужны меры. – пленник озадаченно посмотрел на Майора.
– Чего там?
– Заражение может быть, но это я сейчас поправлю. – Майор потушил папиросу об рану и вышел с кухни, не обращая внимания на крики.
– Падла!
Сеченов прошел в комнату.
– Так орлы, мне нужен паяльник, соль и кислятина какая-нибудь. Бегом.
Через десять минут ему принесли паяльник, соль и яблоки.
– Яблоки-то зачем? – Майор удивленно посмотрел на оперативника.
– Самое кислое, что смогли найти.
Сеченов улыбнулся и пошел на кухню. Сложил все на стол и поискал графин или большую чашку. Нашел, налил в нее воды и высыпал всю принесенную соль. Стал помешивать, заодно аппетитно хрустеть яблоком. Наконец он счел зелье готовым и подошел к пленнику.
– Что, пытать будешь? Врешь, тут соседей тьма!
– Какая мне разница. В недрах политического отдела и не такие пропадали. Слышал про наградные топоры в НКВД? Мне такой вручали, понимаешь ведь, не за хорошее обращение с подозреваемыми.
– Брешешь все, нет никаких топоров наградных! – Майор тем временем разогревал паяльник.
– Говори кто тебя прислал и зачем, тогда есть шанс, что ногу тебе не ампутируют.
– Пошел ты! – Майор улыбнулся и плеснул соленой воды громиле в рану. Тот заскрипел зубами, но смолчал.
– Вот и хорошо, что молчишь. дайка я тебе рот завяжу, сейчас больнее будет. – Сеченов заткнул громиле в рот кляп и сунул паяльник рану. Бедолага взревел, даже кляп не помог. Майор же продолжал вкручивать в отверстие паяльник, будто намереваясь проковыряться насквозь
– Все скажу!
– Ага, я знаю. – Сеченов продолжил заталкивать раскаленную железку в ногу громилы.
– Хватит! – Казалось, начальника политического отдела совсем не интересует информация, просто он наконец-то нашел повод запытать кого-нибудь насмерть. Однако паяльник наконец-то был извлечен. Майор подумал немного и налил в рану соленой воды.
– Давай, говори, чего уж теперь, развлечься мне не дал, так хоть информацией порадуй.
– Турок дал письмо, приказал пробить адрес, живет ли по нему бабка, которой тогда письмо писали. Если да, то вломиться и забрать портсигар. – Он протараторил это за какие-то пол секунды.
– Не торопись, давай с начала. Как тебя зовут, бедолага?
Майор сел на табурет и достал блокнот. «Дима, – Сеченов уничтожающе посмотрел на допрашиваемого. – Мошин Дмитрий Олегович, поправился пленник.
– Хорошо, давай дальше, кто такой турок и в каких вы с ним отношениях состоите?
– Не знаю, как его зовут, все его турком просто называют. Работаю я на него, он платит, я работаю, понимаешь? – Дима шмыгнул носом и просительно посмотрел на майора. Майор взял графин и плеснул еще соленой воды на рану пленнику.
– Понимаю, да брось ты стонать, уже не так больно должно быть. Подробнее этого турка моим ребятам опишешь и все ваши с ним дела тоже. Как ты с ним связываешься?
– Каждую полночь он сидит в пивной в подвале. Знаешь, наверное, место известное. – Сеченов поморщился. То, что Дима назвал пивной на самом деле было скорее притоном. Грязное подвальное помещение в котором раз в неделю кого-нибудь точно убивают. Недавно, например, пристрелили Малюту Лысого, не последнего, надо сказать человека в криминальном мире. Почему до сих пор не дали приказ разогнать это логово майор не понимал. Видимо кому-то оно было нужно.
– Как он выглядит?
– Высокий, широкоплечий, волосы темные, стрижка короткая. Одет обычно в штаны, сапоги и кожаную куртку. – по сути описал Дима добрую половину посетителей.
– Я тебе сейчас паяльник в ногу запихаю и не выну пока все не расскажешь.
– У него еще уши переломанные все и нету мизинца на левой руке. – угроза подействовала, заговорил пленник с куда большим энтузиазмом.
– Хорошо. Бывай, Дима. – Сеченов убрал блокнот и двинулся к выходу.
– Товарищ майор, чего с ним делать-то теперь?
– Оформляйте. Мне на стол результаты допросов. Молодцы, ребята, хорошо поработали.
– Служу Советскому Союзу!
Сеченов ответил воинским приветствием и вышел из квартиры. Значит кто-то еще замешан в этом деле. Ордена, портсигар, что-то происходит, пора бы почитать дневник. Но увы, времени для этого снова не оказалось. Сразу после импровизированного досмотра пришлось отправиться в управу и до вечера пробыть на совещании, в ходе которого была спланирована операция, на которую, на самом деле, у него не было разрешения. Ответственность за эту операцию начальник политического отдела – майор Сеченов, решил взять на себя. В полночь проклятущей пивнушке придет конец. А пока пора отправиться на интервью, скорее всего Лида уже ждет его.
15
Лида и вправду дожидалась его. Она сидела на лавочке во дворе и болтала ножками. Девушка увидела подъезжающую машину и замахала рукой.
– Миша! Я так рада вас видеть! – Водитель едва заметно покосился на начальника.
– Товарищ майор, может мне завтра попозже приехать?
– С чего это? – Сеченов действительно не понимал вопроса.
– Да так, подумал почему-то, не важно. – Он остановил машину у подъезда.
– Андрей, сейчас уезжаешь, к одиннадцати часам подъезжай, поедем пивнушку громить, если я засну, а такое возможно, поднимись ко мне, хорошо?
– Есть, товарищ майор, приятного вечера.
Сеченов вышел из машины, к нему тут же подскочила Лида и стала что-то щебетать. Миша снова опьянел от ее духов.
– Пойдемте, у нас не так много времени. Надеюсь часа нам хватит?
– Миша, мне и вечности с вами не хватит, но час – значит час.
Они поднялись на восьмой этаж и вошли в квартиру. Лида сразу же обратила внимание на столик у двери, на котором стояла фотография матери.
– Какая красивая. – Миша тронул ее плечо, она обернулась и буквально отлетела от сокрушительного удара в челюсть.
– Ты правда думаешь я идиот? Я служу больше половины жизни, меня пытались и купить, и соблазнить, меня пытали и пугали, я горел в танке и тонул на корабле. С чего ты решила, что можно выкупить меня как пацана? – Девушка стояла на четвереньках, на пол капали крупные капли крови, она хотела подняться на ноги, но тяжелый окованный сапог едва не проломил девичьи ребра. Хрупкая, почти невесомая девушка подлетела и снова распласталась на полу. Ее вырвало. Майор тем временем обыскивал ее. Его руки нащупали что-то на уровне бедер, Сеченов бесцеремонно задрал подол сарафана и извлек из ножен, крепящихся к бедру, стилет. Теперь приступил к сумочке. Пистолет и запасная обойма.
– Курва, у тебя вообще нет мозгов? Ты приперлась ко мне с оружием? – Лида так и лежала на полу, одной рукой она неловко пыталась поправить сарафан, подол которого был задран едва не до головы.
– Больно, я…
Майор схватил ее за волосы и потащил на кухню. Девушка почти не сопротивлялась. Он пристегнул ее к батарее, сам сел напротив, посмотрел на бессильно опущенную на грудь голову девушки. Встал, налил воды в графин.
– На, умойся и попей. – Девушка не реагировала. Сеченов просто стал лить ей на голову воду. Не прошло и пары секунд как она зашевелилась.
– Воды, пожалуйста. – Миша подал ей графин. Она приникла к нему губами, но скривилась от боли. Майор отметил свою оплошность, если челюсть сломана, то ей будет трудно говорить, плохо работаете, Михаил.
– Говорить будешь? – девушка, продолжая пить отрицательно помотала головой. Вот так, сидит она пристегнутая к батарее, с растекшейся тушью, где только взяла эдакую редкость то, и понимая безнадежность ситуации, говорить отказывается.
– Не буду. – Она посмотрела на начальника политического отдела. В уголках глаз уже копятся слезы. Майор снял фуражку, положил на стол, стал снимать китель.
– Знаешь, существует много способов сломать человека, все рано или поздно начинают говорить. Увы у меня мало времени. Поверь я не хочу делать того, что сейчас сделаю, но у меня нет выбора, ты сама решила, что все будет так.
– Что ты делаешь? – она удивленными глазами смотрела на майора.
– Один из наиболее действенных способов сломать человека – изнасиловать его, причем в грубой и извращенной форме. Лида заплакала.
Андрей остановил машину у подъезда. Майор уже ждал его, сидел на лавочке и курил. Он посмотрел на часы, поправил форму и сел на заднее сиденье.
– Поехали пиво пить. В полночь начинаем. Давай с ветерком, Андрей, поехали.
– Есть.
Машина неслась по ночным улицам. Звук мотора отражался от домов и уносился в небо. Майор курил одну папиросу за другой.
– Быстрее. – Андрей обеспокоенно глянул на начальника в зеркало.
– Есть.
Мотор рвал ночную тишину в клочья, на поворотах машину круто заносило, но Сеченов кричал только одно слово.
– Быстрее! – Казалось машина уносилась прочь от своей же тени, которая вроде отставала, но с новым фонарем опять догоняла.
Сеченов снял фуражку, расстегнул верхнюю пуговицу кителя. Его тошнило. тошнило не смотря на поток холодного воздуха из открытых окон. Она так ничего и не сказала. Не помогло ничего, ни изнасилование, ни избиение.
У него в ушах, заглушая шум ветра и рев мотора звучали сдерживаемые рыдания и плач. Униженная и растерзанная она молчала. Миша не понимал почему, точнее понимал, но не хотел даже думать об этом. Лида любила того, кого должна была выдать. Почему он должен так поступать? Зачем он служит в политическом отделе?
Когда-то он пришел на службу, чтобы защищать слабых, чтобы быть опорой и надеждой. Где, где тот щенок, который верил в эти идеалы? Майор сжал зубы и заскулил, благо водитель услышать этого не мог. Мешал рев двигателя и шум ветра. А вот Мише не мешал. Сквозь него прорывались все новые голоса, все они кричат. Каждый на свой лад, но страшно и больно всем одинаково. Старики, дети, женщины и только Лида, закусив губу до крови молчит.
Он ударил кулаком в крышу машины, потом еще раз, потом принялся остервенело лупить по всем доступным ему поверхностям. Кулаки быстро сбились в кровь. Боль немного протрезвила его.
Перед глазами была она, ставшая последней каплей, в череде бесконечных пыток и допросов, убийств и перестрелок. Хрупкая, красивая девушка, сжимающаяся в комочек на грязном полу.
Когда он превратился в это чудовище, когда обратил всю свою силу против тех, кого хотел защитить? Когда предал себя. Завизжали тормоза, майор приложился головой о спинку сиденья.
– Приехали, товарищ майор. Вас ждать или попозже подъехать? – Андрей посмотрел на начальника. В его глазах не было ни презрения, ни удивления. он будто понимал, что все рано или поздно ломаются и начинают говорить. Даже майоры.
– Езжай домой, тебе еще переезжать завтра. Славно прокатил, спасибо! – Миша вышел из машины и глубоко вздохнул. Он бы не был начальником политического отдела, если бы не мог по щелчку пальцев вернуться к работоспособному состоянию. Он надеялся, что вызванные по телефону оперативники заберут с квартиры девушку и вытрут ликвидируют следы своевременно, иначе добропорядочный семьянин окажется завтра в весьма неудобном положении.
– Товарищ майор, разрешите доложить, старший лейтенант Федулин! – к нему подскочил ладный оперативник.
– Валяй старлей, только быстро, через пять минут начинаем. – Они шли к пивной, старлей лепетал что-то о том, что район оцеплен. Потом стал рассказывать о плане операции, который Сеченов сам и придумал.
– Начинайте. – Все вокруг пришло в движенье. Именно это и любил майор. Когда опытные оперативники давят бандитскую сволочь. Уголовники, политические, контра, да хоть кто. Все, кто не живут честной жизнью, все, кто считает, что может жить за счет других должен бояться. Каждый день просыпаться в холодном поту и знать, что за ним придут.
Майор вошел в пивную. Все посетители уже были обезврежены. Кто-то лежал мордой в пол, кто-то лицом к стене. Михаил сплюнул под ноги, прямо на голову какому-то упырю.
– Итак, здесь есть кто-то по прозвищу турок? – Ему никто не ответил, он ждал этой реакции. Майор достал пистолет и передернул затвор.
– Товарищ майор, всех прижали, раненых и убитых нет. – Почти шепнул ему старлей. Сеченов кивнул.