Комендантский час Иванова Вероника
Совсем близко. Вот только где? Сначала звук шел вроде бы справа, а сейчас явно переместился в противоположную сторону. Впрочем, учитывая местный лабиринт, не удивлюсь, если этот невидимый «кто-то» меня уже кругом обошел не по одному разу.
Топ-топ-топ.
В списке персонала активных позиций было высвечено всего три. Двоих подчиненных я уже видел в лицо, третий пребывал то ли в увольнительной, то ли в самоволке. Кто же тут шастает? Крысы, что ли? Нет, они бы цокали. Когтями. Хотя кто их знает, инопланетная же фауна.
Топ-топ-топ.
Так, тихонько, плавненько… Палка пусть здесь полежит: бегать с ней еще менее удобно, чем летать.
Топ-топ-топ.
Ага, слева и удаляется. Пошел на второй круг? А мы двинемся навстречу.
Ближе. Ближе. Еще ближе.
Попался!
Шурх!
Вот это скорости… И э-э-э, постойте-ка! Куда он делся? Свернуть не мог, потому что я закрываю перекресток, назад вроде бы тоже не отступал.
Топ-топ-топ.
Ах ты ж, сволочь. Верхом ушел. По стеллажам.
Нет, это не крыса. Это обезьяна в лучшем случае. Чей-то домашний питомец, наверное. Надо будет спросить при личной встрече с персоналом, которая у меня запланирована на…
— Закончил?
Да практически и не начинал. Чтобы изучить предлагаемый ассортимент, и недели не хватит.
— Олух.
Согласен. Вместо решения насущных проблем погнался за каким-то призраком.
— Так делать не надо.
Да я и не буду. Постараюсь, по крайней мере. А куда она смотрит, собственно? Снова на мои пальцы? Так к ним уже вернулся нормальный цвет, беспокоиться не о чем.
— Расчетное время — пять…
— Адъютант?
— Четыре.
Ни черта не понимаю.
— Три.
Она что, ухмыляется?
— Два.
То ли злорадно, то ли зловеще. В любом случае, пугающе.
— Один.
Шмяк!
И отступила ведь в сторону в последний момент, чтобы освободить дорогу…
Ай. Уй. Ой-ей.
Прямо под ребра. А ведь мог и пониже ткнуться, для пущего эффекта.
— Какого…
— Автопоиск. Срабатывает через двести метров и три минуты.
Значит, палка-ковырялка умеет летать?
О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух…
— Марш в примерочную!
8 часов 27 минут от перезагрузки системы
Дорогой дневник!
Да, я знаю, что на самом деле ты должен носить красивое и звучное имя «бортжурнал», но под таким позывным мне не удалось бы обнаружить тебя до скончания времен.
Вариант первый: мои переводчики надо мной глумятся. Вопрос: постоянно или периодически? Хотя, итог плачевный в обоих случаях.
Вариант второй: слова подбираются произвольно, по принципу «куда щупальце дотянулось». Или ложноножка. А может, даже ложноручка…
Ладно, с этим все равно ничего нельзя поделать, поэтому отставим трудности перевода в сторону. Будет оказия, спрошу у блондина. В конце концов, склизкую фауну где-то раздобыл именно он, значит, может найти и дрессировщика. А пока придется решать шарады самостоятельно.
С проблемами борюсь, как и полагается, по мере их возникновения.
Обновил гардероб. Похож теперь на Папанина, совершающего ледовый круиз, разве что только лицо не кутаю. Но без перчаток и шапки гулять не выхожу.
С размером адъютант не ошиблась, правда, сидят на мне мои семеро одежек не так, как положено по уставу. Судя по отрывистым замечаниям блондинки, подгонка по фигуре происходит автоматически, то есть костюм сам считывает необходимую информацию и подтягивается-растягивается. Не мой случай, в общем. Найду в этом бедламе подходящие инструменты, устрою курсы кройки и шитья. А пока хожу бродягой с Сахалина.
С тоннелями разобрался почти полностью, теперь осталось окончательно победить соблазн пользоваться ими при любом удобном случае. Новая экипировка, как оказалось, ничего не решала: мне скупо объяснили, что коменданту негоже скакать по своим владениям кузнечиком. Передвигаться положено чинно, степенно и размеренно, уделяя пристальное внимание каждому метру маршрута. Ну раз положено, значит, положено. Тренируюсь. Срываясь на перебежки, когда думаю, что меня не видят.
Рабочей документации в местной базе данных полно. Разной степени подробности. Возможно, в конце концов запомню, что откуда вытекает и куда впадает. Огорчает другое: дополнительных справок нет, не говоря уже о завалящем аналоге энциклопедического словаря. Ничего лишнего, никаких сношений с внешним миром. Не погуглить даже на предмет простейших знаний о здешнем мироустройстве и народных традициях. Допускаю, что на все есть ответы в пресловутом информационном поле, к которому я не подключен. А может, оно сюда вообще не долетает. Физически.
Персонал, в количестве двух чело… Да ладно, все равно не знаю, как называются их расы, потому что в личных делах, составленных, по всей видимости, не меньшим фанатом кратких высказываний, чем адъютант, нашлись только заковыристые строчки букво-цифр. Так что пусть будут человеки. Два. И знакомиться с ними придется единственно доступным мне способом. Ага, по старинке. Путем личной беседы.
К чему пока не могу привыкнуть, так это к тишине. Нет, кое-какие звуки присутствуют. Механические. Машинные. Еще вечный топоток в слепой зоне. Но не хватает жизни, обыкновенных голосов, хоть человеческих, хоть звериных. Ходишь по железному погосту, а вокруг даже мертвецов с косами, и то…
Работает все исправно, если верить индикаторной схеме на одном из основных экранов. С другой стороны, большая часть базы законсервирована и какой-то особой заботы о себе не требует. Жилые отсеки, например. Закрыты и опечатаны до лучших времен. Правда, не хотелось бы увидеть времена эти, учитывая общее доступное количество «посадочных мест».
Система управления здесь, можно сказать, снисходительная к пользователю. Хочешь — с мостика играйся, хочешь — гуляй ножками от отсека к отсеку, работая с локальными пультами. Вот дружелюбия нет, увы. Все строго, четко, формально. Особенно в том, что касается набора текста.
Клавиатура имеется. Виртуально-кисельная, в которой вязнут пальцы. В своем оригинальном виде она выглядит вполне симпатично, но стоит дать медузам сигнал к началу трансляции, и картина конечно же меняется.
Не знаю, на что похож этот язык. Наверное, плод соития клинописи, иероглифики и еще черт знает чего. Для меня на клавишах вспыхивают обозначения не отдельных букв, а слогов. Согласные всегда на одном и том же месте, гласные переключаются. Мягких-твердых знаков в наличии нет. Возможности стереть одну букву из набранной пары — тоже. Поэтому получаются не записи, а сущее издевательство. Надо мной в первую очередь.
До. Ро. Го.
Смена регистра.
Ии. Ди.
Смена регистра.
Не. Ве. Не. Ке.
Ме-е-е-е…
Чувствую себя козлом.
13 часов от перезагрузки системы
Лёлик у нас слесарь, согласно табели о рангах. Как в медузкином переводе именуется моя должность, я смотреть зарекся, тем более…
— Нашальник пришел, однако!
На самом деле он не шепелявит, я проверял. Специально отключал транслятор. В лучшем случае булькает и щелкает. А может, булькает что-то из предметов мебели или другой утвари, в которой и на которой колобок по имени Лол-Йек постоянно что-то готовит и тут же поедает. Без отрыва от производства, так сказать.
Пахнет в техническом отсеке премерзостно, причем неизвестно, машинным маслом или пищевым, но изрядно подгоревшим. И пятна на халате главного слесаря вполне соответствуют ароматам, носящимся в воздухе.
— Как поживаете?
— Хорошо поживаем, нашальник. Очень хорошо. И плохо тоже. Всяко-разно поживаем.
Пытаться понять, как спроектирована база, бессмысленно. Даже если бы выучил наизусть туеву хучу названий, головоломка все равно не сложилась бы. Но мне и не надо. Мое дело следить за порядком, а не наводить его.
— Товарищ Лол-Йек, помните наш разговор об экскурсии по местным достопримечательностям?
Когда он кивает, то трясется. Весь. Полностью. Можно даже подумать, что от страха, хотя я боюсь куда больше. Так мы и отправляемся на обход: отойдя друг от друга на максимальное расстояние, которое позволяет коридор.
Круг обязанностей Лёлика включает в себя заботу о конструкциях и механизмах — обо всем железе и прочих материалах по бокам, под ногами и над головой. Подвернуть, затянуть, приварить, отшкурить, законопатить, смазать и далее, со всеми остановками. Как не одну сотню разнообразных, в том числе и практически ювелирных операций может выполнять жирный коротышка с короткими толстыми пальчиками, ума не приложу. Но судя по тому, что база пока не развалилась на части, справляется.
Хотя замечания есть, куда же без них. К примеру, вот это соединение. Я, конечно, не знаю, как оно должно выглядеть в эталонном варианте, но даже простое сравнение с соседними аналогичными позволяет заключить: халтура. Самая настоящая.
— У того, кто это делал… У него что, руки из задницы, прости господи, растут?
— Растут, растут! — радостно кивает Лёлик. — Еще как растут!
Вот пойми: шутит он, говорит чистую правду или медузы в очередной раз шалят? И что лично мне делать, не знаю. Оставлять без реакции нельзя, это и ежу понятно: один раз потрафишь, станет неписаной традицией. А стыдить специалиста, явно старше меня по возрасту и намного подробнее знающего вверенный ему участок, язык не поворачивается.
— Аккуратнее надо, товарищ. Наверное. Можно же аккуратнее?
Чешет затылок. Вернее, складки вязаной шапки, нахлобученной на него.
— Так это, нашальник… Чушка ж ношеная. И планка тоже. Два раза ровно не встать. Никак не встать.
Детали пользованные, значит? Нехорошо.
— Почему не поставили новые?
— Новые не давать никто.
— А запрос сделать?
— Нашальник спрашивать. Только он, однако.
Ну да, виза директора и все такое. Обычное дело.
— Я запрошу, как появится возможность. Составьте список, пожалуйста. Все, что вам необходимо для поддержания… Запасные детали, комплектующие, горюче-смазочные. Сколько вам понадобится на это времени?
— Это Лоли мигом, нашальник. Здесь одна нога, там — другие.
— Одна нога здесь, другая там?
Хлопает глазками. Растерянно.
— Другие. Много нога. Много-много.
Мы друг друга не понимаем. Это нормально, ожидаемо, предсказуемо. Только радости не прибавляет. Остается только покорно вздохнуть:
— Хорошо, пусть будет много.
Коротышка долго копается в многочисленных карманах, наконец извлекает маленькую блестящую штуковину и сует ее одним концом в рот. Раздается заливистая трель. Боцманская дудка, что ли?
— Сейчас все будет, нашальник. Лоли сделает.
И он уходит в нирвану. Натурально. Закатывает глаза, демонстрируя янтарно-желтые белки. Замирает все, кроме складок на круглом лице, образовавшихся то ли от старости, то ли от избыточного подкожного жира: вот они двигаются без остановки, иногда в такт губам, иногда в противофазе.
Я жду. Считая заклепки на переборках.
Возвращение слесаря к реальности происходит резко, рывком, который отзывается крупной дрожью на всем, от подметок шлепанцев до кисточек на шапке.
— Однако, готово, нашальник.
Что? Где? Не вижу.
— Лоли не справился?
Испуганно смотрит, но не в глаза, а куда-то чуть пониже. Наверное, на кончик моего носа.
— Лоли напутал? Другая папка, однако?
Папка, мамка… Да что вообще происходит?
Пока я пытаюсь сообразить, как поступить, коротышка снова ныряет в свое бессознательное, шевеля лицом еще старательнее. А когда возвращается, начинает озадаченно стукать указательными пальцами друг о друга.
— Нашальник требовательный, однако… Лоли все делать, как раньше было. Как теперь надо, Лоли не знает.
Вот она и пришла, очередная минута славы моей позорной.
— Товарищ Лол-Йек, не могли бы вы пояснить, чем только что занимались?
— Отчет давать, однако. Как нашальник сказал.
Ага. Муть потихоньку рассеивается.
— И где именно находится этот отчет в настоящую минуту?
На меня смотрят. Долго и мучительно. Потом, в прямом смысле, разводят руками, описывая полукруг, и воздух между мной и слесарем заполняется светлячками букв и цифр.
— Спасибо, товарищ Лол-Йек. Я понял.
Он ведь тоже подключается к базе напрямую. Даже странный, замусоленный, коряво изъясняющийся коротышка способен оперировать данными-невидимками. А мне придется возвращаться обратно на мостик и ковыряться в интерфейсе, гадая, каким новым невероятным словом медузы обзовут творчество Лёлика.
— Нашальник строгий, однако! — Голова слесаря качается из стороны в сторону, как у китайского болванчика. — Проверять — не доверять!
15 часов 12 минут от перезагрузки системы
Сухопарая фигура, закутанная в подобие мантии звездочета, встречает меня ровно на третьей отметке от порога. И ровно посередине разметочной линии, нанесенной на пол невесть за какой надобностью.
— Счастлив приветствовать маэстро в своих скромных владениях.
Хорошо, что он не кланяется, а остается прямым, как стержень. Жаль только, что таким же бесстрастным: если по лицу Лёлика еще можно угадать смену настроения, то в Болеке страстей меньше, чем в камне. Унылый богомол, вот на кого похож главный кочегар базы.
Здесь стерильно чисто, в предбаннике реакторной камеры, и все вокруг если не сияет, то скромно поблескивает. Нарочно драил? Нет, вряд ли. Он ведь и сам такой с ног до головы… Аккуратный.
— Желаете проследовать? — Отходит в сторону. На шаг с четвертью.
— Да, хотелось бы взглянуть на… А спецсредств никаких с собой брать не надо?
Мутный взгляд останавливается в дюйме от моего лица:
— Прошу прощения, маэстро, мне, в силу недостаточной подготовленности, не дано проникнуть в глубины вашего…
— Пойдемте, товарищ Боллог. Я… э-э-э, пошутил.
— Ха-ха.
Открывается только рот, вернее, губы скупо раздвигаются, выпуская наружу звуки, напрочь лишенные эмоциональной окраски.
— Таковой ответной реакции достаточно, маэстро?
Он издевается? С вероятностью пятьдесят на пятьдесят, как со мной это теперь всегда бывает. А может, от природы не обладает чувством юмора. И в какой-то мере это намного лучше, чем зацикленность на шутках туалетного или полового свойства. Вот помню, хулиганила однажды в Фанином имении бригада любителей… Нет, пожалуй, все-таки профессионалов. Стены краснели без сурика.
— Да, благодарю вас.
Болек поворачивается и величественно плывет к задней стене, подметая пол широкими лентами, свисающими с обоих плеч.
Здесь не основной источник энергии, насколько я смог определить по чертежам. Скорее что-то вроде запасного генератора, маломощного и мобильного. С другой стороны, судя по индикаторам, он с лихвой покрывает потребности законсервированной базы.
Короткий взмах руки, и створки низкой двери разъезжаются. Открывшийся проем мерцает всполохами северного сияния.
— Прошу, маэстро.
Приглашение вполне любезное, но я не тороплюсь. Страшно же. Вдруг там радиация, еще какая-нибудь пакость? Ну да, кочегар не обременен защитными предметами гардероба, только это ничего не значит: есть еще всякие иммунитеты, врожденные и приобретенные. И вполне может статься, что там, за порогом, меня ждет…
— О, это честь для меня. Благодарю.
Право пройти первым на верную смерть? Странные у вас тут понятия, ребята.
Но он в самом деле идет. И со спины выглядит еще торжественнее, чем прежде.
Что ж, после такой наглядной демонстрации хочешь не хочешь, а придется играть по предложенным правилам.
На стенах реакторной нет ни одного ровного участка: сплошь выемки с острыми гранями. Параллельны друг другу лишь потолок и пол, между которыми…
Два пушистых шарика. Вернее, шаровые молнии, топорщащиеся во все стороны коронами разрядов. Один белый, другой серый… Вернее, серебристый. А белизна первого, пожалуй, с уклоном в золото, если хорошенько присмотреться.
Они парят в воздухе, то чуть приближаясь друг к другу, то словно отталкиваясь. И пускают вокруг зайчиков.
— Товарищ Боллог, не могли бы вы вкратце описать процесс?
— Если маэстро позволит, мне хотелось бы воспользоваться плодами многовековых эмпирических изысканий, характерных для любой расы, и использовать для исполнения ваших пожеланий скорее визуальную, чем аудиальную составляющую.
Лучше один раз увидеть, так, что ли? Хотя, учитывая последний фортель медуз с нагромождением слов, мне и правда полезнее смотреть, чем слушать.
— Как вам удобнее, так и делайте.
Кивнул. Вернее, двинул головой. Сантиметра на два.
Здесь нет ни одного прибора, впрочем, как и в предбаннике. Как же кочегар собирается…
Длиннопалые ладони сомкнулись в жесте, как если бы Болек собирался слепить из воздуха снежок, а потом начали раздвигаться, вытягивая друг из друга… Свет.
По мере движения он превращается из бесформенного комка в нить, трепещущую на невидимом ветру. Истончается до полного разрыва, и в руках кочегара остаются два прутика, сотканных из сияния, подозрительно похожего своими цветами на шарики.
Один серый, другой белый…
Взмах. Почти дирижерский. Но это вовсе не палочки, потому что Болек вдруг пристраивает бело-золотую на левое плечо, совсем как скрипку.
Звуков нет. Ни единого. И все-таки она льется. Музыка. Иначе почему шарики пускаются в пляс?
Впрочем, я смотрю не на них. Не на вихрь искр, закручивающийся по центру реакторной. Не на разряды, пронизывающие воздух от стены до стены. У меня есть зрелище куда более достойное и восхитительное.
Наверное, так выглядел Паганини, пустивший ад в кончики своих пальцев.
Куда делись бесстрастие и флегма? Я не узнавал унылого богомола в человеке, который жил сейчас в такт резкой, отрывистой, сумасшедшей и совершенно непостижимой мелодии.
А когда начало казаться, что еще немного и смогу распознать хотя бы несколько нот, все закончилось и вернулось на круги своя.
— Маэстро сочтет достаточной проведенную демонстрацию?
Маэстро? Вот теперь он точно издевается. Или просто не знает цены ни себе, ни этому слову.
32 часа 22 минуты от перезагрузки системы
Бортпаек — это хорошо. Удобно. Всегда под рукой: только изымешь один из соответствующей камеры, на его место тут же прибывает новый. Такой же. Отвратительно одинаково безвкусный.
— Вы все время так питаетесь?
Адъютант меланхолично сдергивает обертку с чего-то, похожего на шоколадный батончик.
— Экономия.
Ну да, времени, денег, всего остального.
— А когда все номера заполнены? Постояльцы тоже жрут эти… Консервы?
— Не консервы. Отложенная фаза.
— Чего?
— Жидкости.
Можно подумать, стало понятнее.
— Что за фаза такая?
На меня смотрят. Без выражения, как обычно. Потом взгляд отводится в сторону, и я успеваю прочитать в нем нечто подозрительно похожее на скуку.
— Это слишком сложно для вас, адъютант? Просто взять и ответить на вопрос? Поверьте, если бы у меня был другой источник информации, я бы ни за что на свете…
Вздох. Негромкий, невесомый, но вполне очевидный.
— Средняя палуба.
Вместе со мной блондинка по шахтам не прыгает: пользуется исключительно ногами и стандартными лифтами, которыми база тоже оснащена. Скорость у этих громадин черепашья, пока доберешься куда-нибудь, можно выспаться.
— Направо.
Коридор закручивается спиралью, заставляя нас повернуть, наверное, больше дюжины раз, прежде чем закончиться очередной закрытой дверью. Я уже успел выучить, что если проход закрыт, значит, помещение, куда он ведет, находится в состоянии консервации либо имеет особый статус. Закрываются, к примеру, аппаратная и реакторный отсек, а тот же мостик доступен в любой момент любому желающему. Правда, он никому и не нужен, кроме меня, но это детали.
Так что закрытые двери здесь признак нормы. И наоборот, в экстренных ситуациях начинается открывание всего подряд. Запомнить — легко, привыкнуть…
— Замок.
А самой слабо руками поводить?
Освещение включается автоматически, разбегаясь светлячками от порога, едва створки начинают разъезжаться.
— На том конце.
И конец не близок, я вам скажу: перед нами простирается пустынная равнина совершенно необъятного зала. Хотя не такая уж она и ровная. Ступенька, спуск. Ступенька, спуск. Наплывы какие-то на полу. Или заплатки? Однотипные, оконтуренные еле различимыми прорезями. И справа от каждой — квадратик, на который так и просится надпись: «Нажми меня».
— Трогать не…
Вжжж!
Она высокого роста, мой адъютант, но сейчас смотрит на меня снизу вверх. С пола. А я стою на…
Это своего рода книжка-раскладушка: одним движением конструкция, упрятанная в пол, выдвинулась, на ходу превращаясь в стол и две лавки по его сторонам.
Так вот где мы находимся! Столовая как пить дать. И посадочных мест тут… Мама дорогая.
— Наигрался?
Даже не начинал. И вообще, можно же заранее предупреждать, а не ждать, пока опозорюсь.
Стол уходит из-под ног так же стремительно, как вырастал, и уровень пола я встречаю на четвереньках.
— Нам туда, — командует блондинка уже издалека, надменная и равнодушная одновременно.
Просторы столовой заканчиваются тем, чем и положено. Кухней. С тем же минимумом мебели, правда, но я теперь знаю, как и откуда ее выдвинуть.
— Вода.
В руке адъютанта — продолговатая коробочка, наполненная…
— Это шутка?
То ли крупинки, то ли песчинки, бесцветные, но почти непрозрачные.
— Это фаза. Отложенная.
Блондинка вытряхивает себе на ладонь несколько пылинок, сжимает пальцы, разжимает.