Иконописец Середенко Игорь
— Церковь считает, что останки человеческие не должны валятся так. Это кощунство. Поэтому было решено сжечь многие Костницы, находящихся в разных местах Европы, где прошлась чума, забирая жизни ни в чем не повинных страдальцев. Даже ЮНЕСКО борется с Ватиканом за это место, правда, сжечь уже не говорят, но закрыть хотят.
— А то, что эта Костница осталась цела — вам не кажется странным? — спросил Руперт.
— Вы намекаете на силу Дьявола? Может быть. Это ведь действительно удивляет — церковь всюду уничтожает Костницы, а эта часовня, словно находится под чьим-то могущественным покровительством.
— Что было дальше?
— После смерти монаха, Костница простояла закрытой от всех, еще 350 лет, пока ее не купил вместе с местечком Седлеце князь Шварценберг в 1870 году. Новым хозяевам не понравилась ни планировка, ни груды костей, валявшихся повсюду, и они попросили Франтишика Ринта, местного мастера резьбы по дереву, сделать что-нибудь готическое. Ринт с помощью той же хлорной извести очистил кости от останков плоти, каких тут было много, и сделал то, что вы видите сейчас.
— То есть раньше все выглядело несколько иначе?
— Да, время меняет не только людей, но даже и предметы, — сказал смотритель часовни. — Если продолжать вашу гипотезу о Германе, то мастер Ринт тоже мог быть им.
— Я не исключаю, — ответил Руперт. — У меня складывается мнение, что все эти 40 тысяч, а может и намного больше, человеческих скелетов — есть не что иное, как дань, подношение Дьяволу.
Смотритель задумался.
— А вам не кажется, что я эту вашу гипотезу как-то легко принял? — спросил смотритель.
— Да, возможно.
— Это неслучайно. Дело в том, что у нас в монастыре ведется журнал. Он очень старый. Монахи переписывают его каждые сто лет, так как бумага не выдерживает времени. Этот журнал дозаписывается.
— И что там находится? Какие сведения? — спросил Руперт.
— Мы записываем все важные события, что происходят с Костницей. Дело в том, что уже давно монахами было замечено что-то особенное в ней. Она не похожа на другие строения. Я, и те монахи, что следят за этим журналом, свято верим, что эта Костница и часовня, что над ней, появились неслучайно. Над ней есть некая защита. Ее покровитель…
— Дьявол, — договорил Руперт.
— Поэтому Ватикан и хочет закрыть ее, — сказал смотритель. — Есть некая тайна, которую даже мы монахи, хранящие это здание, как святыню, не знаем. Но есть несколько фактов, говорящих о существовании этой тайны. Всяк, кто прикоснется к ней, погибнет или станет безумным.
— Какие именно факты? — спросил Руперт.
— Я не могу вас посвятить в эту тайну. Это дело касается лишь немногих.
— Я расследую одно странное дело. Целая череда загадочных событий преследует меня.
— Значит, вы уже прикоснулись к этой тайне. Будьте осторожны, — предупредил Руперта смотритель.
— От этого моего расследования зависит жизнь и здоровье одного мальчика.
— Что вы от меня хотите? — спросил смотритель.
— Скажите, за последние двое суток, что-то происходило здесь необычное. Может кто-то, случайно, что-то видел или слышал.
— Я не понимаю вас.
— Хорошо. Я скажу прямо. Не было ли кражи у вас или иного разбоя.
Смотритель вновь задумался.
— Но, хорошо, ради жизни подростка, я кое-что вам расскажу. Это было вчера, ночью. Я живу неподалеку. Моя собака разбудила меня внезапным воем. Она, как сумасшедшая лаяла. Я не мог понять почему. Но, когда понаблюдал за ней, то понял. Она лаяла на часовню. У нас и раньше такое случалось. Понимаете, много людей приезжает посмотреть на Костницу. Туристы. Есть и такие, которые не удовлетворяются обычной экскурсией по залам. Они норовят украсть, унести с собой какую-то часть украшений: кость или целый череп. Мы пресекаем это. Поэтому и собаку завели.
— Разве охраны у вас нет?
— Имеется сторож, но он стар. Я в ту ночь не спал. А собака все не успокаивалась. И я решил, коль не сплю, то пойду-ка я лучше в часовню и сам все проверю.
Сторожа я, как и предполагал, не увидел. Утром он говорил, что дежурил. Спал, наверное, где-нибудь. Я зашел в часовню, там, вроде, было все тихо. Уже появились первые лучи солнца, потому что остроконечные башенки, что на часовне, начинали золотиться. Но в целом — здание было погружено во мрак. Тогда я обошел всю часовню и решил спуститься в Костницу. Прямо сюда. Я зажег фонарик и обошел все залы. Уже возле самого алтаря, я почувствовал, что что-то здесь изменилось. Какой-то внезапный холодный ветерок неприятно дунул мне в лицо. И вся сонливость исчезла вмиг. Я стал светить фонариком по темным углам. Сказал: «Кто здесь?», но в ответ лишь призрачное эхо. Я уже решил вернуться домой. Видать, померещилось моему псу спросонья, вот и начал он лаять без толку, только меня разбудил. Но зря я на пса клеветал. Когда я сделал первый шаг в направлении выхода, то моя нога столкнулась с каким-то небольшим предметом. Я осветил фонариком и не поверил своим глазам. На полу, неподалеку от алтаря, лежал человеческий череп. Я знаю, как выглядят кости после обработки. Но этот череп мне не показался белым, как те другие, что грудой мирно стояли в пирамиде. Он мне показался каким-то свежим, будто это были кости недавно умершего человека, хотя череп был достаточно чист от плоти, и его можно было спутать с другими черепами. Но не для меня. Я осветил кругом фонариком и обомлел. Я еще семь таких черепов обнаружил. Все они стояли у алтаря, образуя круг.
— Что вас еще удивило?
— Все эти восемь черепов были повернуты своими лицевыми костями в сторону алтаря, словно они ожидали что-то.
— Где теперь они?
— Увы. Я собрал их в кучу, и оставил там, у алтаря. Я подумал, что это кто-то из туристов балуется. Я даже собрался уволить нашего сторожа, который проглядел этих негодяев. Но…
— Что случилось?
— Рано утром, когда я вошел в пустую Костницу вместе с зевающим сторожем, то этих черепов на месте не оказалось.
— Что говорит сторож?
— Он клянется всеми святыми, что проспал. И я ему верю. Но черепа пропали. Мне даже показалось, что все это мое ночное приключение было кошмарным сном. Но… но это было не так.
— Рассказывайте дальше, — настаивал Руперт.
— Старый сторож не всю ночь проспал. Он проснулся уже перед самым рассветом и вышел к часовне. Здесь, во мраке, он увидел…
— Кого?
— Он утверждает, что это был призрак какого-то умершего, который не смог успокоиться, потому что тело его не было захоронено в земле. «Его дух бродит около часовни в поисках останков», — так говорил он. Этот сторож был очень напуган. Он верный католик и потому боится. Он сильный человек. Когда-то он был солдатом, но теперь он помогает монастырю — охраняет Костницу и часовню. Я надавил на него, пригрозил, что уволю, если он мне все не расскажет. И он рассказал.
— Кто же был этим призраком? — спросил Руперт.
— Я тоже не верю в приведения. Мне помог развеять этого призрака дальнейший его рассказ. Сторож шел по направлению к часовне. Вдруг он услышал скрип двери. Это его насторожило. Когда он дошел до входа в Костницу, то увидел…
— Кого, кого он увидел?
— Молодого юношу, — ответил смотритель, — этим призраком оказался мальчик лет 13 или 15.
— Он остановил его?
— Сторож крикнул: «Эй, кто вы?». Но юноша, так торопился, что лишь обернулся, а затем ускорил шаг, и растаял в темноте, словно призрак.
— Как он выглядел? — спросил Руперт.
— Он не может определенно сказать, темновато было. Он показался сторожу очень молодым и проворным, так как сторож не мог его преследовать.
— Это он обнаружил восемь черепов?
— Нет. Сторож запер двери и отправился домой.
— Значит, у ночного гостя были ключи?
— Я тоже спросил об этом сторожа. Он клянется, что когда уходил вечером, то запер обе двери; и в часовню, и в Костницу.
— Странно, а у кого есть дубликаты ключей?
— Один у настоятеля монастыря, а дугой у меня.
— Ну, что ж. Ясно одно. Что теперь это не галлюцинации, а вполне материальные события.
Больше не о чем было говорить, и Руперт вернулся в гостиницу. Он думал об этом ночном госте. Кто это мог быть? Его подозрение, которое уже сформировалось, готово было вылиться наружу. Но оно было невероятным. С другой стороны, оно многое объясняло. Но зачем Ямесу, подростку 14 лет понадобилось посещать Костницу? Откуда он вообще о ней знал? Судя по словам смотрителя, это было похоже, скорее, на какой-то древний ритуал. Но для чего он был нужен?
Руперту не спалось, хоть и было время позднее. Он включил ноутбук и проверил электронную почту. Было одно сообщение. Это было письмо от русского сыщика Артура Панина. Он написал следующее:
«Здравствуйте, Руперт.
По вашей просьбе я высылаю вам описание всех семи икон. Слава Богу, что мы сделали это перед тем, как они были похищены. К данному письму я прикрепил файл с описанием, а также фотографию Германа Кухта, которая имеется у нас, из архива дела.
С наилучшими пожеланиями, Артур Панин».
Руперт открыл файл с описанием икон, бегло просмотрел. Открыл фотографию Германа. С экрана компьютера на Руперта смотрел заросший мужчина лет пятидесяти. Руперт отметил для себя его облик: большие круглые глаза, прямой и твердый взгляд, немного впалые щеки, видимо, плохо питался, губы обычные, широкий лоб, прямой нос.
Что же было особенного в этом кареглазом мужчине. Да, пожалуй, ничего. Внешне он ничем не отличался, обычный, простой человек. Руперт начал подробно изучать описание семи икон для того, чтобы выяснить восьмую икону. Как правило, в описании присутствовал образ мужской или женский. Люди были одеты в темную монашескую одежду. Позади них, на фоне находились самые разнообразные и ничем не примечательные узоры, какими обычно украшали иконы. Что-то тревожило Руперта. Он почувствовал, как уже поймал искомую нить. Он еще раз просмотрел фотографии икон, сравнивая каждую с описанием, присланным Паниным. Тут ему попалась фотография с изображением монаха, на руках которого была книга. Это книга и была той самой — Кодексом Гигаса. Стоп! Вот она! Руперта прожгло теплом с головы до ног. Это была единственная икона, на которой художник изобразил в руках монаха книгу, на остальных иконах книги не было. «Кто этот старец? — подумал Руперт». Он стал вспоминать, на кого он мог быть похожим. И тут он вспомнил… Портрет на иконе был похож на фотографию Германа Кухта. Художник, находясь в камере смертников, в последнюю ночь изобразил самого себя. Руперт не сразу догадался, потому что на фотографии у Германа не было бороды. На иконе же, художник решил пририсовать растительность на лице. Зачем? Может, он так спрятал образ от назойливого директора тюрьмы Владимира Лупова? Но зачем он изобразил себя?
Руперт внимательно рассматривал каждую часть изображения. Возможно, Герман оставил еще что-то на ней. Ничего необычного Руперт не увидел. Он выключил компьютер. Изображение исчезло с экрана, уступив синему тону. Руперт глядел на синий экран. «Завершение работы», — было написано на экране. «Какой необычный приятный цвет, — подумал Руперт». Экран погас. Он опустил монитор, сложив компьютер, и приступил к написанию подробного отчета для австралийского мультимиллионера Лукаса Корра.
Не успел Руперт написать первое слово, как вдруг рука его дрогнула. Цвет. Синий. Что-то в этом есть. Но вот, что? Он вспомнил черный экран монитора. Стоп. Вот оно. Все дело в цвете.
Руперт быстро пододвинул к себе компьютер и вновь включил его. Синий экран зажегся. Приглашение к работе. Рабочий стол. Руперт тут же нашел папку с фотографией Германа Кухта. Попробовал увеличить до максимального размера. Все верно: карие глаза. Не цветные, а темные. Он включил файл с изображением иконы, присланной его другом Уэббом. Монах в черной рясе, книга, не было сомнений — это и был Герман Кухта. Смело глядящий на него с экрана компьютера. Ничего не скрывая. Но были отличия, и явные. Тревожная догадка Руперта подтверждалась. Герман глядел на Руперта цветными глазами, а не серыми.
Руперт попробовал увеличить картинку, чтобы подробнее разглядеть цвет глаз. Зрачки, казалось, не были одного оттенка. Что-то в них был желтое, серое и даже красное. Что это? Что за игра цветов. Может, это было отражение какого-то предмета. Ведь человеческий зрачок имеет свойство отражать предметы, при падении света на него. Увеличить картинку не удалось. Она была слишком малой, чтобы можно было однозначно решить: какое отражение было в зрачках у Германа. Это не давало покоя Руперту, и он решил написать электронное письмо Уэббу с просьбой — увеличить фотографию той иконы, на которой было изображение книги.
Пока он был в ожидании ответа, он решил заняться изложением отчета о проделанной работе. Свои предположения Руперт решил не записывать, чтобы не напугать ими чуткое воображение Лукаса Корра. Но в словах и комментариях к отчету, Руперт намеревался многое, необъяснимое современной науке, разъяснить так, как сам представлял и чувствовал. Точный отчет о расследовании он отправил по почте с тем, чтобы Корра мог ознакомиться с ним до его приезда в замок.
Один вопрос оставался открытым. Где искать пропавшего юношу? Если Ямес смог самостоятельно покинуть отчий дом и перелетел с Австралии в Европу, то искать его нужно было здесь, на материке. Расследование нужно было начать с аэропортов и вокзалов. Руперту для этого нужна была фотография мальчика.
Если тем ночным гостем в Костнице, которого видел сторож, был Ямес, то дело было серьезней. В этом случае Ямес был как-то связан с тем делом, которое расследовал Руперт. Он должен был бы участвовать в тайных ритуалах и, вероятно, иметь отношение к кому-то из тех людей, с которыми Руперт встречался. Ими могли быть: директор тюрьмы Лупов, русский миллионер и мафиози Царев, не стоит забывать и самого художника Германа Кухта. Но какая может быть в этом случае связь этих взрослых людей и юного Ямеса? Это было невероятно, и поэтому Руперт вычеркнул этот вариант из списка возможного. Хотя именно он многое объяснял. Невероятно, но подтверждающее многие события: странные сны Руперта, где он видел образ Ямеса, пытавшегося его уберечь от опасных событий, которые произошли после, наяву. Восемь черепов, что были обнаружены смотрителем часовни и Костницы. Были ли они теми образами, что представляли собой восемь икон, написанных Германом. Чего пока Руперт не понимал, так это, как Ямес вдруг излечился от раковой болезни. Что это, еще один фокус или галлюцинация? Не было сомнений, что этот факт присутствовал, и это не было вымыслом.
Руперт давно уже стал подозревать, что смелый и прямой Царев чего-то боится, некая неуверенность была в его глазах, когда он прикасался к иконам в Королевской библиотеке. Он боялся их, и уважал. Значит, знал некую тайну. Когда человек видит сувенирный меч, то он может совершенно спокойно прикоснуться к нему, не опасаясь. Но совсем иное дело — меч боевой и острый, словно бритва. Он представляет опасность для жизни не только для врага, но и для самого владельца. С ним нужно обходиться уважительно. Одно неосторожное движение в неумелых руках, и это может привести к летальному исходу. Видимо, Царев о чем-то таком догадывался, когда проводил древний ритуал. И все же, эта предосторожность не сильно-то и помогла ему. Он мертв. И это без сомнения случилось из-за этих восьми икон и ритуала над ними, проведенного им. Руперту нужны были доказательства своего смелого и невероятного предположения. Чего добивался Герман, если учесть все эти домыслы и фантазии, каковыми Руперт их видел? Не было сомнений, цель была одна — бессмертие.
Это слово он уже не раз слышал: сначала перевод с латыни текста, написанного рукой Германа, потом идеи и взгляды Царева — фаната сатанизма и ценителя работ художника. Сюда можно отнести и предположения самого Руперта: о тех двух монахах, что работали в Костнице. Один освятил землю, принеся горсть земли с Иерусалима, а второй, удивительным образом имевший иммунитет к чуме, помогавший укладывать десятки тысяч трупов в Костнице. Здесь Руперт вспомнил и рассказ сыщика Панина о детстве Германа Кухта. Ведь его первый раз судили в том, что он оказался в квартире убитого старого мужчины. Тогда он был еще молод. Руперту казалось, что во всех этих событиях старая плоть менялась на молодую. Вот оно. Руперт понял для себя смысл всех этих событий. Вот в чем состоит бессмертие. Платой за новую оболочку души служит работа художника. Он должен был изображать на восьми иконах, или теперь уже страницах книги «Кодекс Гигаса», невинных, ни в чем не повинных, с чистой душой людей в облике монахов. Кто же ему помогал в этом? Сомнений быть не могло, но догадка пугала настолько, насколько невероятной она казалась. Причастность ко всем этим событиям Дьявола была очевидной. Коварство и невероятные возможности этого темного властелина можно было приписать лишь ему одному.
По-видимому, Руперт просидел всю ночь, составляя отчет и размышляя над ответом, который он собирался дать Корра. Первые лучи появились на горизонте, смело отбрасывая ночные тени, служившими, словно темными призраками ночи. Уже были позолочены верхушки башен, куполов церквей и крыши высоких строений.
Руперт продолжал свои рассуждения. Третий вариант событий мог в корне отличаться от первых двух. Возможно, Ямеса действительно похитили, как предположил Лукас Корра. В этом случае он должен быть все еще в Австралии. Скорей всего, его похитили с целью выкупа, ведь Корра очень богат. Первым делом, когда Руперт окажется в Австралии, нужно было выяснить, не было ли звонков с требованием о выкупе. Возможно, кто-то из персонала замка участвовал в похищении. Нужно было и это проверить.
Руперт поглядел на часы. Было полдевятого. Он включил компьютер и проверил почту. Там было одно сообщение от Уэбба:
«Привет, Коу.
Высылаю отсканированную фотографию. Она прикреплена к этому письму. Ты, наверное, мало спишь. Желаю тебе хорошо отоспаться».
Руперт с легка улыбнулся, протер уставшие глаза. «Да, вид у меня уставший, — подумал Руперт. — Ничего, в самолете отосплюсь». Он нажал на файл с картинкой, и на экране появилось изображение последней работы Германа, которую он нарисовал перед самой смертью. Руперт увеличил изображение до максимального размера. Приблизил ту часть картины, где было изображение глаза. Увидев точный, увеличенный силуэт зрачка и отражения в нем, Руперт отпрянул.
С экрана монитора на Руперта взирал ужасный монстр. Он был так же изображен, как и на 290-й странице книги «Кодекс Гигаса». В зрачках у Германа Кухта виднелось отражение Дьявола. Что это: фантазия художника, зловещая реальность или причудливая игра света и тени?
Глава 21
У Руперта теперь не было выбора: или поверить в то, что он видел и слышал, собирая все факты, какими бы невероятными они не были, или свято верить, что чудес не бывает, и сила человеческой мысли и сознания является главенствующим в этом хаосе неизведанного и сокрытого от человеческих глаз. Руперт, как человек, привыкший лишь к обоснованным фактам, привык рассуждать логически, без тени мистики, лишь здравое рассуждение. Не принимая во внимание последние события, где он стал свидетелем, Руперт не мог отказаться от мистических наваждений, которые преследовали его все это время, что он потратил на расследование.
Руперт полагал, что на всех восьми икона или утерянных листах из книги «Кодекс Гигаса» лежит проклятье, или некая неведомая сила, которая защищает их от людей. Он полагал, что такую защиту может наложить лишь создание, не принадлежащее человеческому роду, каковым можно было считать Дьявола. Безусловно, что помогать ему в этом мог лишь Герман Отшельник, который не раз доказывал ему свою преданность, заботясь о Костнице и ее многочисленных тел обремененных. Какую цель преследовал Дьявол, Руперт не знал. Но действия Германа Кухта, он полагал, что понял. Герман был безропотным фанатиком, отдавшим душу Дьяволу.
Руперту пришла еще одна идея, объясняющая странные сны, где он видел внука Корра. Возможно, перед казнью Германа, он в последнюю ночь нарисовал автопортрет не просто так. Его душа переселилась в картину, а из картины в тело Ямеса.
Вот почему Ямес полностью излечился, и некоторое время пребывал в странном состоянии. Его тело впустило душу Германа. Сама же душа Ямеса, вероятно, переселилась в икону. Когда икона была рядом с Рупертом, то ему снились предсказания, где он видел гибель людей и мальчика, который пытался спасти Руперта от возможных опасностей, подстерегающих его. Душа находилась в иконе, словно в темнице. Так же был произведен обмен душами Царева с Джубертом. Вот почему Царев, перед тем, как его застрелили, назвался Джоном Джубертом, казненным 17 июля на электрическом стуле. Они умерли в один день.
«Интересно, — рассуждал Руперт, — что ощущает приговоренный к смерти? Вероятно, он с ужасом ожидает дня казни — думая лишь о жутком конце. А разве вся наша жизнь не есть томительное ожидание смерти? Короткая человеческая жизнь — это и есть наказание людей за их грехи и пороки».
У Царева их было слишком много. Но Руперт не помнил, чтобы кто-то говорил о Дьяволе, как о справедливом судье. Скорее он должен был принять покаяние Царева и сделать его своим безропотным слугой. Но… он решил наказать его, самым жестоким образом. Жуткая смерть на электрическом стуле. «Тело сгорело, — вспоминал Руперт информацию из газет».
С исчезновением икон прекратились таинственные и вещие сны. Интересно было их влияние на других людей. В одних случаях: они наказывали нерадивых хозяев, в других — не только прощали им их грехи, но даже излечивали их тела. Что это? Чудеса или вновь случайность. Но именно об этом было написано на латыни позади каждой из восьми икон. Разве эти невероятные совпадения не являются доказательством не случайности этих событий.
Было еще одно доказательство. Дневник. Он был написан на спине заключенного, которому дали пожизненный срок в российской тюрьме. Часть текста Руперт скрыл от Царева, дав ему лишь зашифрованный текст какого-то ритуала, который и сыграл в жизни Царева жуткую шутку. Он еще раз вспомнил основные моменты из первой части необычного дневника: невинная душа (Царев, погрязший в крови, ей явно не обладал); восемь ангелов смерти (ими были, без сомнения, иконы), интересен и тот факт, что в Костнице смотрителем было обнаружено тоже восемь, но уже черепов; два бога — земной и небесный (что это?), ведь Бог всегда был один, а ему противоположным был Дьявол, или мы ошибаемся… «Но тогда, — размышлял Руперт, — первый Бог — небесный, не присутствует в жизни людей, а второй — земной, принимает участие в деяниях человечества. Может он и есть тот, кого зовут Дьявол. Он и решает судьбы людей. Но, если вспомнить 290-ю страницу из «Библии Дьявола», то там ясно сказано, что человек выбирает сам свой жизненный путь. Об этом говорил и заключенный Олег Архипов: человек выбирает свою судьбу сам. Но какова тогда роль Дьявола — земного Бога. Он выжидает. И когда человек ошибётся, как в случае с Царевым, Архиповым и прочими грешниками, чьи души переполнены грехами, то неминуемо его душа попадает в темницу к Сатане.
Руперт вспоминал другие слова из дневника: решение ангелов (монахов на иконах, а точнее невинные и чистые души погибших) о судьбе — вечная жизнь или смерть. Из последних слов следует, что и судьбу грешников, погрязших в пороках, решает не Дьявольская сила, а сами люди. Вероятно, он хочет, чтобы мы сами осознали и перестали грешить. Руперт вспомнил смысл слов заключенного Архипова: «Если даже Бог не наказывает людей, то имеет ли право человек судить себе подобных, ведь он дитя Божие».
Прямых улик или фактов, подтверждающих идеи и предположения Руперта не было. Были лишь домыслы. Цепочка идей, хоть и собранная из частей, была хрупка и невероятна. Но она проливала свет на многие явления, коим Руперт стал свидетелем.
Спустя время, Руперт, преодолев континент на самолете, добрался до Австралии. Он практически не отдыхал по дороге, потому что все еще был под впечатлением от своей безумной догадки. Она же меняла многое. Представления людей о Боге, о Дьяволе в корне менялось. Миллионы фанатиков незыблемо верующих в то, что Бог один и все видит, теперь должны были изменить представления о нем, который вот уже второе тысячелетие не был тем, кем они его представляли. Допустит ли это церковь, стоящая на страже учения о Боге? Руперт отлично понимал, что новость погубит его. В лучшем случае он окажется в клинике для душевнобольных. В худшем — от него избавятся. Но скорее всего ничего не произойдет, потому что для того, чтобы ему поверили, Руперт должен обладать неопровержимыми доказательствами, каковых у него практически не было, если… если не считать самого Ямеса, внука старого миллионера Корра. Руперт вспомнил близость его взглядов ко всему мистическому. Ведь именно это натолкнуло его на мысль о причастности некоего колдовства на здоровье и жизнь Ямеса. И теперь Руперт мог надеется на то, что Корра поймет всю ту цепочку невероятных предположений, которую он выстроил из раздробленных фактов и свидетельских домыслов многих очевидцев последних событий, где и сам Руперт сыграл немаловажную роль — соединяя восемь икон. Герман лишь воспользовался Рупертом, чтобы собрать их вместе. Вот почему Руперту так часто везло. Его жизнь была под охраной восьмой иконы, и она же незримо помогала ему в поиске семи икон, в образе юного Ямеса, являвшемся в снах.
Таксист остановился у самого замка. Руперт рассчитался и вышел. Замок весь сиял, словно новогодняя елка, украшенная многочисленными гирляндами. Во многих окнах горел свет. Похоже, что хозяева праздновали. У входа стояли лакеи и встречали новых гостей, которые подъезжали к парадному подъезду и чопорно вступали на мраморные белые ступени. Был вечер, солнце уже скрывалось за горизонтом, неминуемо уступая место тьме. На небе появились многочисленные белые мерцающие точки, свидетельствующие о вступлении ночи в свои законные права. Лишь огни замка говорили о том, что люди не смирились с законами природы, и продолжали бодрствовать даже тогда, когда естественный свет уступил место тьме.
Руперт назвал себя у входа.
— Коу.
— Одну минутку, — сказал швейцар с учтивым видом и заглянул в тетрадь. — Извините, но вашей фамилии нет в списке приглашенных.
— Я прибыл к Лукасу Корра, — спокойно ответил Руперт. — Он вызвал меня для личной встречи.
Швейцар внимательно оглянул Руперта с ног до головы.
— Извините, но я не могу пропустить вас.
— Тогда пошлите кого-нибудь сообщить мистеру Корра, что я его жду. И поторопитесь, потому что это важно для него.
— Хорошо, я так и сделаю.
Швейцар остановил какого-то молодого человека, одетого как лакей, и шепнул ему что-то на ухо. Тот кивнул головой в знак согласия и исчез в толпе приглашенных, гулко беседующих в холле. Руперт бросил взгляд в сторону приглашенных гостей: черные блестящие смокинги, пышные и дорогие ночные платья, многочисленные отблески мерцающего света от женских украшений.
Спустя время к Руперту подошел слуга. Он учтиво и безропотно пригласил Руперта следовать за ним. Они оба вошли в холл, а затем поднялись куда-то наверх. Миновав ряд коридоров и залов, они дошли до комнаты, служившей для Корра кабинетом. В этой части замка было тише, ведать отголоски шумного веселья сюда не доходило.
— Прошу, вас ждут, — коротко сказал слуга с заискивающей улыбкой и удалился.
Руперт вошел в кабинет. За столом сидел Лукас Корра. Его лицо показалось Руперту не таким мрачным и обремененным, когда они расставались. Напротив, Корра был счастлив, выглядел веселым и довольным. Его озабоченность, которую видел когда-то Руперт, сменилась маской бодрости и преуспевания.
— Здравствуйте, — сказал Корра, — присаживайтесь.
— Спасибо, — ответил Руперт.
— Я прочел ваш отчет, что вы выслали мне вчера. Ваша работа была превосходна. Вы хорошо потрудились, а я это ценю. На ваш лондонский счет я распорядился выслать гонорар. Это пятизначное число. Вы это заслужили.
— Но, как же… — удивился Руперт.
— Разве вы недовольны? — спросил Корра.
— Дело не в гонораре. У вас ведь пропал внук.
Руперт подумал, что Корра сошел с ума от горя. Но тот лишь улыбнулся на слова Руперта.
— Вы ошибаетесь. Мой мальчик со мной. Он вернулся и с ним все в порядке, — ответил Корра.
— Вы празднуете его появление? — догадался Руперт.
— Совершенно верно. Его полное выздоровление — это может показаться странным. Я понимаю, но что поделаешь, для меня было и есть главное — это возвращение моего мальчика в здравие. Большего мне не нужно.
— Но я вас должен кое о чем предупредить, — почти настаивая, произнес Руперт.
— Это излишне.
Руперт с ужасом поглядел на Корра.
— Разве вас не интересуют те странные обстоятельства, которые подарили вам вашего внука? Вам не кажется странным его неожиданное возвращение и таинственное выздоровление?
— Нет. Я не верю в мистику и разные суеверия. Я доверяю вашему прекрасному отчету, который вы мне вчера выслали.
— Но это невозможно. Когда вы успели сменить свои мистические взгляды на атеистические, с крайним пренебрежением ко всяким суевериям?
Корра поднялся и без тени веселости ответил совершенно серьезно:
— Я обменял веру и призрачные предположения на жизнь и здоровье своего внука. Я верю в то, что мой род не угаснет с моей смертью. Ямес — всё, что у меня есть. Я счастлив, он вернул мне мои надежды.
Корра дружески протянул руку Руперту.
— Я благодарю вас еще раз за вашу работу. Большего мне не требуется, — сказал Корра, и всем своим видом показал Руперту, что он на этом празднике лишний.
Для Руперта вызвали такси. Он в ожидании смотрел на сверкающий замок, где веселились люди, празднуя возвращение и выздоровление юного, единственного наследника старинного замка и земельных владений. Им было все равно, каким образом это чудесное и неожиданное возвращение было совершено.
У одного из окон второго этажа, в полной тишине, стоял юноша, которого все звали Ямес Корра. Мальчик был погружен в призрачный свет настольной лампы и глядел в освещенный сад, расположенный перед замком. Там, у одной из беседок, стоял Руперт. Вот подъехала машина и забрала молодого человека, чтобы увезти далеко прочь от замка.
Мальчик еще некоторое время безмолвно глядел в след отъезжающего автомобиля. Затем он отошел от окна и подошел к треноге, на которой располагалась картина. Он приступил к своему новому увлечению, которое, совсем недавно, так сильно влекло его. Свежие краски на полотне еще не высохли, когда мальчик взял кисточку, обмакнул ее в черную краску и приблизил к пустому месту на картине. На довольно большом полотне был нарисован монах, его голова была покрыта черным капюшоном, но лица… его еще не было. Юный художник старался вспомнить те черты лица, которые по его замыслу должны были заполнить пустое место в картине.