Дети разума Кард Орсон Скотт

Губы его шевельнулись.

– Питер, – прошептал он.

И снова замолк.

Что это означает? Он все еще дышит, показания приборов не изменились, его сердце бьется. Но он позвал Питера. Означает ли это, что он жаждет жить жизнью своего творения, юного Питера? Или в лихорадке он зовет своего брата, Гегемона? Или того брата, которого знал еще мальчиком? «Питер, подожди меня. Питер, я справился? Питер, не бей меня. Питер, я ненавижу тебя. Питер, за твою улыбку я могу умереть, я могу убить». Каков смысл его послания? Что Пликт должна будет сказать об этом слове?

Она отошла от его кровати. Подошла к двери, открыла ее.

– Я прошу прощения, – тихо произнесла она, обводя взором полную людей комнату. Многие из собравшихся всего несколько раз слышали, как она говорит, а некоторые вообще никогда не услышали от нее ни слова. – Он заговорил неожиданно, я не успела никого позвать. Но он может снова прийти в себя.

– Что он сказал? – спросила Новинья, вставая.

– Всего лишь имя, – ответила Пликт. – Он сказал: «Питер».

– Он звал какое-то отродье, которое притащил из преисподней? Не меня? – горько проговорила Новинья, но это было сказано под действием успокоительных лекарств, которые дал ей доктор, – они сейчас управляли ее речью, ее слезами.

– Мне кажется, он зовет своего умершего брата, – сказала Валентина. – Новинья, ты не хочешь зайти к нему?

– Зачем? – прошептала Новинья. – Он же звал не меня, он звал его.

– Он без сознания, – объяснила Пликт.

– Видишь, мама? – сказала Эла. – Он никого не звал, он просто говорил вслух, во сне. Но это уже что-то, он начал говорить, это добрый знак…

Но Новинья наотрез отказалась идти к Эндеру. Вот так и получилось, что, когда Эндер открыл глаза, возле его кровати стояли Валентина, Пликт и четверо его приемных детей.

– Новинья… – проговорил он.

– Она плачет у дверей, – произнесла Валентина. – Боюсь, она немного переборщила с лекарствами.

– Ничего, – улыбнулся Эндер. – Что случилось? Насколько я понимаю, мне стало плохо.

– Где-то так, – кивнула Эла. – В графе «Причина болезни» можно было бы поставить слово «невнимательность».

– Ты хочешь сказать, со мной случился какой-то несчастный случай?

– Я хочу сказать, ты, очевидно, слишком много внимания уделяешь тому, что происходит на других планетах, поэтому твое тело, находящееся здесь, начало разрушаться. Я посмотрела твои ткани под микроскопом – клетки не слишком-то стараются застроить те провалы, которые внезапно образовались в тканях. Ты потихоньку умираешь, распадаешься на части.

– Извините, что причиняю вам столько хлопот, – проговорил Эндер.

На какую-то секунду им показалось, что это начало разговора, начало исцеления. Но, произнеся эту фразу, Эндер закрыл глаза и снова провалился в забытье, а показания приборов стали точно такими же, какими были до того, как он промолвил первое слово.

«Замечательно, – подумала Пликт. – Я молила его о том, чтобы он сказал мне хоть слово, и он исполнил мою просьбу, но теперь я знаю еще меньше, чем раньше. Драгоценные секунды его сознания мы потратили на то, чтобы объяснить ему, что с ним случилось, вместо того чтобы задать вопросы, ответы на которые уже никогда не узнаем. Почему мы все резко глупеем при виде смерти?»

Остальные, по одному, по двое, стали покидать комнату, но она осталась. Осталась наблюдать и ждать. Последней подошла к ней Валентина.

– Пликт, ты не можешь стоять здесь вечно, – прикоснулась к ее руке она.

– Я останусь с ним до самого конца, – сказала Пликт.

Валентина заглянула ей в глаза и, должно быть, увидела там нечто такое, что заставило ее отказаться от дальнейших уговоров. Она ушла. И снова Пликт осталась наедине с умирающим телом человека, чья жизнь являлась центром ее вселенной.

Миро не знал, радоваться или пугаться переменам, происшедшим в юной Валентине после того, как им стала известна истинная цель поиска миров. Если раньше она все время говорила тихо и как-то равнодушно, то сейчас она едва удерживалась, чтобы не перебивать Миро каждый раз, когда он начинал что-то объяснять. Как только ей начинало казаться, что она поняла, о чем он ведет речь, она принималась говорить; когда же он указывал, что на самом деле имел в виду нечто другое, она опять-таки отвечала, не давая ему закончить объяснение. Миро догадывался, что, наверное, несколько преувеличивает происходящее – долгое время он вообще говорил практически один, а Вэл лишь слушала, поэтому он очень чувствительно переживал то, что она обрывает его на полуслове. Не то чтобы он злился на нее. Просто Вэл словно… включилась. Она ни секунды не сидела без дела, практически не спала, – во всяком случае, Миро не видел, чтобы она ложилась отдохнуть. Домой она также не желала возвращаться.

– У нас очень мало времени, – убеждала она. – Каждый день может прийти приказ об отключении ансиблей. У нас нет времени на ненужный отдых.

Миро хотел потребовать, чтобы она более внятно объяснила, что имеется в виду под словом «ненужный». Ему кратких часов сна явно не хватало, но когда он посмел пожаловаться на это, она лишь отмахнулась, сказав:

– Спи, если хочешь, я подежурю.

Он отправился спать, а когда проснулся, то оказалось, что Вэл и Джейн успели побывать еще на трех планетах, две из которых носили следы десколадоподобного вируса, исчезнувшего около тысячи лет назад.

– Мы приближаемся к цели, – сказала Вэл и пустилась излагать интересные факты, на которые они наткнулись, но вскоре перебила сама себя на полуслове (в этом смысле она вела себя очень демократично и перебивала себя не реже, чем его), чтобы обработать свежие данные, полученные с новой планеты.

Пожив день в такой обстановке, Миро замкнулся и замолчал. Вэл настолько ушла в работу, что не могла говорить ни о чем другом, кроме поиска планет, а здесь никаких слов от Миро не требовалось – разве что иногда он передавал ей какую-то информацию от Джейн, которая приходила к нему через серьгу-передатчик, а не через судовые компьютеры. Это постоянное молчание дало ему время на раздумья. «Вот о чем я просил Эндера, – понял он. – Но Эндер ничем не мог помочь мне. Его айю сама распознает нужды и желания Эндера, и навязать ей свою волю нельзя. Поэтому он просто не мог обратить свое внимание на Вэл; но теперь, когда Вэл получила столь ответственное задание, Эндер не может думать ни о чем другом. Но догадывается ли об этом Джейн?»

Поскольку он не мог обсудить этот вопрос с Вэл, он обратился за ответом прямо к Джейн:

– Ты специально открыла нам цель нашей миссии, чтобы Эндер обратил внимание на Вэл? Или же, если бы мы сами не догадались, ты бы до сих пор скрывала от нас эту информацию, чтобы, не дай бог, не заинтересовать Эндера?

– Я даже не думала об этом, – ответила Джейн через сережку. – Сейчас меня больше волнуют другие проблемы.

– Но ведь тебе это выгодно, да? Телу Вэл больше ничего не угрожает, оно снова вернулось к жизни.

– Миро, кончай хамить. Когда ты начинаешь хамить, все от тебя отворачиваются.

«А от меня и так все отворачиваются», – усмехнулся он про себя.

– Но ведь ты бы не смогла воспользоваться ее телом, если бы оно превратилось в кучку пыли.

– Точно так же я не смогу проникнуть в нее, пока в ее теле присутствует Эндер, полностью поглощенный тем, что она делает, – возразила Джейн.

– Неужели он действительно так заинтересовался?

– Очевидно, – ответила Джейн. – Теперь уже его тело начало распадаться. И распадается оно намного быстрее, чем это делало тело Вэл.

Только спустя несколько секунд до Миро дошел истинный смысл ее слов.

– Ты хочешь сказать, он умирает?

– Я хочу сказать, что Вэл очень уж оживилась, – поправила его Джейн.

– Неужели ты больше не любишь Эндера? – спросил Миро. – Неужели он стал тебе полностью безразличен?

– Если уж Эндеру наплевать на собственную жизнь, то почему я должна о нем беспокоиться? – задала встречный вопрос Джейн. – И он, и я делаем все возможное, чтобы найти выход из жуткого положения, в которое мы все угодили. Это убивает меня, это убивает его. Это чуть не убило тебя, а если у нас ничего не получится, погибнет еще много, очень много людей.

– Ты бесчувственная ледышка, – произнес Миро.

– Набор сигналов среди звезд, ничего больше, – хмыкнула Джейн.

– Merda de bode![14] – выругался Миро. – Что у тебя сегодня, плохое настроение?

– Я не умею чувствовать, – возразила Джейн. – Я компьютерная программа.

– Нам всем хорошо известно, что у тебя есть своя айю. Или, если хочешь, душа, как и у всех остальных.

– Живых, обладающих настоящими душами людей просто так не выключишь из жизни, щелкнув несколькими выключателями.

– Ладно тебе, Конгрессу придется отключить миллиарды компьютеров и тысячи ансиблей, чтобы убить тебя. По-моему, весьма затратная процедура. Мне бы хватило одной-единственной пули. Да меня обычная электроизгородь чуть на тот свет не отправила.

– Наверное, я просто хочу умереть громко, зашипев, затрещав или что-нибудь вроде того, – призналась Джейн. – Вот если б у меня было сердце… Впрочем, ты, наверное, этой песни не знаешь.

– Мы выросли на классических фильмах, – напомнил Миро. – Обстановка дома была весьма неблагоприятной, вот мы и отвлекались как могли. У тебя есть мозг и есть нервы. Мне кажется, что сердце у тебя тоже имеется.

– Только шлепанцев под кроватью у меня нет. Я знаю, лучшая вещь на свете – это родимый дом, но, увы, мне до него не добраться, – произнесла Джейн.

– Потому что Эндер занял ее тело? – уточнил Миро.

– Потому что я вовсе не жажду заполучить тело Вэл, хотя ты думаешь совершенно иначе. Тело Питера, кстати, тоже подойдет. Даже тело самого Эндера, если он в нем больше не нуждается. На самом деле я не имею женского или мужского рода. Женскую личину я избрала, чтобы поближе сойтись с Эндером. У него некоторые сложности в общении с мужчинами. Однако основная дилемма состоит в том, что, даже если Эндер выделит мне в пользование одно из своих тел, я все равно не смогу в него попасть, потому что не знаю как. Вот ты, к примеру, знаешь, где находится твоя айю? Можешь переместить ее туда, куда захочешь? Где она сейчас?

– Но Королева Улья именно этим сейчас и занимается – она ищет твою айю. И обязательно найдет, потому что именно ее народ создал тебя.

– Ну да, она, ее дочери, отцы-деревья – все плетут какую-то сеть. Но никто и никогда не предпринимал подобной попытки – им придется поймать нечто живое и сопроводить его в тело, которым уже владеет чья-то айю. У них ничего не получится, я погибну, но будь я проклята, если позволю этим сволочам, создателям десколады, после моей смерти снова объявиться и уничтожить остальные разумные расы. Люди могут отключить меня, посчитав, что я просто спятившая компьютерная программа, но это вовсе не значит, что я позволю кому-то другому отключить все человечество. И Королев Ульев. И пеквениньос. А чтобы остановить их, нам надо поспешить и закончить все до моей смерти. По крайней мере, я должна успеть доставить тебя и Вэл к их планете, чтобы вы могли без меня что-то сделать.

– Но если ты погибнешь, мы ведь не сможем вернуться домой.

– Вот беда-то…

– Стало быть, наша миссия – чистое самоубийство.

– Вся жизнь – это чистое самоубийство, Миро. Можешь проверить мои слова – этот постулат входит в основной курс философии. Всю жизнь ты растрачиваешь свое горючее, и когда его запас подходит к концу, ты отбрасываешь коньки.

– Ты сейчас говоришь словно моя мать, – сказал Миро.

– О нет, – возразила Джейн. – Я подхожу ко всему с юмором. А твоя мать всегда считала, что ее жизнь – это сплошная драма.

Миро уже подготовил ответ, когда в его спор с Джейн вмешался голос Вэл.

– Терпеть не могу, когда ты вот так поступаешь! – выкрикнула она.

– Как поступаю? – не понял Миро, гадая, о чем она говорила, перед тем как взорваться.

– Оставляешь меня в стороне и разговариваешь с ней.

– С Джейн? Я всегда с ней говорю.

– Но раньше ты хоть иногда ко мне прислушивался, – заявила Вэл.

– Послушай, Вэл, раньше и ты ко мне прислушивалась, но сейчас, похоже, все изменилось.

Вэл рывком поднялась с кресла и подскочила к нему:

– Вот значит как? Девушка, которую ты любил, была тихой, застенчивой, позволяла тебе управлять, вести разговор. А теперь, когда я изменилась, когда наконец почувствовала себя собой, то вдруг оказалось, что твоему идеалу я не соответствую, да?

– Здесь дело не в личных предпочтениях…

– Конечно, как же мы можем признать за собой такую вину! Нет, мы обязательно оправдаемся, выйдем чистенькими и…

Миро поднялся на ноги – что было не очень легко, поскольку Вэл нависла над ним всем телом, – и закричал ей прямо в лицо:

– Дело здесь в том, позволяют мне закончить свою мысль или нет!

– А сколько раз ты выслушивал меня до…

– Правильно, давай перевернем все с ног…

– Ты хотел лишить меня моей жизни и вселить в мое тело кого-то другого…

– Ах вот о чем речь? Что ж, можешь не волноваться, Джейн говорит…

– Джейн говорит то, Джейн говорит се! Ты сказал, что любишь меня, но ни одна женщина не сможет вынести, когда на ухо тебе все время шепчет какая-то сучка, извращая каждое сказанное слово…

– Теперь ты говоришь как моя мать! – заорал Миро. – Nossa Senhora, я понятия не имею, зачем Эндер потащился за ней в монастырь! Она поедом его ела, обвиняя в том, что Джейн он любит больше, чем ее…

– По крайней мере, он пытался любить живую женщину, а не свихнувшуюся компьютерную энциклопедию!

Они разом замолчали, стоя лицом к лицу. Миро так и не сумел подняться полностью, колени его были согнуты, потому что Вэл слишком близко подступила к нему, и сейчас, почувствовав на лице ее дыхание, ощутив тепло ее тела, он вдруг подумал: «Как раз на этом самом месте…»

Даже не успев проговорить мысль до конца, он выразил ее вслух:

– Как раз на этом самом месте во всех голофильмах ссорящиеся влюбленные внезапно встречаются глазами, обнимают друг друга, смеются и крепко целуются.

– Это в голофильмах, – огрызнулась Вэл. – Если ты попробуешь хоть пальцем до меня дотронуться, глазом не успеешь моргнуть, как я вобью твои половые органы тебе в брюхо. Будешь потом извлекать их с хирургом.

Она развернулась и направилась обратно на свое место.

Миро облегченно рухнул в кресло и произнес – вслух, но достаточно тихо, чтобы Вэл поняла, что обращается он не к ней:

– Ну, Джейн, на чем мы остановились? Ты извини, здесь случился небольшой ураган…

Ответ Джейн раздался лишь секунду спустя. Миро сразу узнал стиль Эндера; тот тоже любил растягивать слова, когда над кем-нибудь иронизировал.

– Теперь ты видишь, какие проблемы у меня могут возникнуть, если я попробую воспользоваться ее телом.

– Знаешь, не у тебя одной такие проблемы, – молча проговорил Миро, но рассмеялся вслух. Тихонько фыркнул, поскольку знал, что Вэл, услышав его смех, окончательно взбесится. Она напряглась, но ответа его не удостоила – его насмешка достигла цели.

– Мне не нужно, чтобы вы там дрались и ругались друг с другом, – успокаивающе произнесла Джейн. – Я хочу, чтобы вы помогали друг другу. Потому что заканчивать дело вам, наверное, придется без меня.

– Мне так кажется, – сказал Миро, – что это вы с Вэл удачно сработались бы без меня.

– Вэл так энергична, потому что ее переполняет… Не знаю, что именно, но того, в чем она нуждалась раньше, сейчас в ней с избытком.

– Эндер – вот кто ее сейчас переполняет, – ответил Миро.

Вэл повернулась в своем кресле и посмотрела на него:

– А ты о своей сексуальной ориентации никогда не задумывался? Ты любишь двух женщин, одна из которых существует в виртуальном пространстве ансибельной сети и компьютерных связей, а другая на самом деле носит в себе душу человека, который является мужем твоей матери. Ты считаешь это вполне нормальным?

– Эндер умирает, – сказал Миро. – Или ты уже знаешь?

– Джейн говорила, что он вроде бы начал угасать.

– Он умирает, – повторил Миро.

– Вот она, истинная натура всех мужчин, – скривилась Вэл. – Вы с Эндером оба клянетесь в вечной любви к женщинам из плоти и крови, а на самом деле не можете выделить им даже частички своего внимания.

– Неправда, Вэл, я твой и только твой. Больше мне не на кого обращать внимание, – сказал Миро. – А что касается Эндера, так он забыл о матери, потому что полностью погрузился в тебя.

– В мою работу, ты хочешь сказать. В то задание, которое я выполняю. Но не в меня.

– Но ты сама думаешь только об этом. За исключением тех мгновений, когда отрываешься на мне, обвиняя, что я болтаю с Джейн, а тебя не слушаю.

– Все правильно, – кивнула Вэл. – Неужели ты думаешь, я не заметила, что происходит со мной? Внезапно я начинаю трещать без умолку, во мне столько энергии, что я заснуть не могу, я… Эндер, наверное, все время присутствовал во мне, но по-настоящему обратил на меня свое внимание только сейчас, и то, что он творит, ужасно. Разве ты не видишь, что я испугана? Я не выдержу. Я не смогу удержать в себе столько энергии.

– Вот с этого бы и начинала, а то наорала на меня… – буркнул Миро.

– Так ты не слушал. Я пыталась поделиться с тобой своими сомнениями, но ты ничего не слышал, болтал со своей Джейн.

– Потому что устал от бесконечного потока данных и характеристик. Если мне будет нужно, я посмотрю эту информацию в компьютере. Откуда мне было знать, что ты вдруг решила отдохнуть от своего научного монолога и поговорить о чем-то человеческом?

– Все это больше чем просто жизнь, и я не знаю, как с собой справиться. Если ты помнишь, я не особо долго вела насыщенную жизнь. Я многого не знаю. Я не знаю, к примеру, почему меня все время так влечет к тебе. Хотя именно ты пытаешься вселить в мое тело другую личность. Именно ты все время то забываешь, то милостиво вспоминаешь обо мне. Пойми, Миро, я не хочу этого. Мне сейчас очень нужен друг.

– Как и мне, – согласился Миро.

– Но я не знаю, что такое дружить, – ответила Вэл.

– Зато я прекрасно знаю, что это значит, – усмехнулся Миро. – Правда, та девушка, с которой я дружил и в которую влюбился, внезапно оказалась моей сестрой, потому что ее отец был любовником моей матери, а человек, которого я считал своим отцом, оказался бесплоден, потому что умирал от генетической болезни. Теперь ты видишь, почему я с таким предубеждением отношусь к дружбе.

– Но Валентина ведь была твоим другом. И осталась им по сей день.

– Да, – кивнул Миро, – совсем забыл. У меня было два друга.

– Плюс Эндер, – напомнила Вэл.

– Три, – подвел итог Миро. – А если еще считать Элу, то четыре. Да и Человек был моим другом, так что получается пять.

– Вот видишь? Оказывается, у тебя вполне достаточно опыта, чтобы научить меня дружбе.

– Чтобы завести себе друга, – глубокомысленно продекламировал Миро, подражая интонациям своей матери, – ты сам должен быть таковым.

– Миро, – сказала Вэл, – я боюсь.

– Чего?

– Того мира, который мы ищем, того, что мы найдем на нем. Того, что случится со мной, если Эндер все-таки погибнет. Или если Джейн станет моим… моей… моим внутренним светом, моим кукловодом. Боюсь той минуты, когда перестану тебе нравиться.

– А если я пообещаю, что ты всегда будешь мне нравиться, несмотря ни на что?

– Ты не можешь мне этого обещать.

– Хорошо, скажем так: если я проснусь и увижу, что ты пытаешься задушить меня, вот тогда ты перестанешь мне нравиться.

– А если я тебя утоплю?

– Я не умею открывать глаза под водой, поэтому умру, не догадавшись, что это была ты.

И они оба расхохотались.

– Как раз в этот самый момент, – произнесла Вэл, – во всех голофильмах герой и героиня бросаются друг другу в объятия.

Но их отвлек голос Джейн, донесшийся от терминала:

– Прошу прощения, что отрываю вас от сладостных признаний, но мы только что переместились к новой планете, и приборы нашего корабля зафиксировали на ее орбите искусственные объекты, обменивающиеся электромагнитными сигналами с поверхностью.

Миро и Вэл сразу обернулись к терминалу, просматривая информацию, которую выводила на компьютер Джейн.

– Здесь даже никакого исследования не понадобится, – произнесла наконец Вэл. – Всяческие технологии кишмя кишат. Так что даже если на этой планете мы не обнаружим создателей десколады, ее жители наверняка подскажут, где нам их искать.

– Меня больше волнует, заметили они нас или нет, а если заметили, то что будут делать? Если они сумели выйти в космос, то, вероятно, научились сбивать с неба всякие неопознанные объекты.

– Я слежу за этим, – успокоила Джейн. – Пока никакой опасности не наблюдается.

– Проверь, нет ли на каких-нибудь волнах что-либо похожего на язык, – посоветовала Вэл.

– Здесь целые реки информации, – ответила Джейн. – Я анализирую ее на предмет сходства с двоичным кодом. Но вы должны помнить, что расшифровка компьютерного языка осуществляется как минимум в три или четыре этапа вместо обычных двух. Так что попотеть придется.

– А я думал, что с двоичным кодом справиться легче, чем с обычным, устным языком, – удивился Миро.

– Да, если дело касается программ и чисел, – подтвердила Джейн. – А что, если это закодированное изображение? Какова длина строки их дислеев? Что здесь главное, а что вторично? Какова погрешность? Какая часть передается двоичным кодом, а какая представляет собой письменное изложение устного языка? Что, если информация зашифрована, чтобы ее никто не перехватил? Кроме того, я понятия не имею, какая машина передает, а какая принимает. Поэтому потребуется масса времени, чтобы воссоздать полную картину. Пока что у меня имеется только вот это…

На дисплее появилась какая-то диаграмма.

– И мне кажется, это генетическая молекула.

– Генетическая молекула?

– Подобная десколаде, – продолжала Джейн. – Она отличается от земных и лузитанских молекул теми же самыми параметрами, что и десколада. Но, может быть, эта картинка представляет вероятную расшифровку вот этого?

Воздух над терминалами взорвался россыпью нолей и единиц. Спустя несколько секунд появились какие-то необычные, вытянутые шестиугольники. Затем картинка размылась, превратившись скорее в сетку помех, нежели во что-то определенное.

– Отчетливой картинки не получить. Но если разложить эту рябь на составные части, выходит вот что.

В воздухе, сменяя друг друга, замелькали изображения генетических молекул.

– Но какой смысл в передаче генетической информации? – изумилась Джейн.

– Может, это какой-то язык, – предположил Миро.

– Что ж это за язык такой? – фыркнула Вэл.

– Язык, на котором говорят создатели десколады, – пожал плечами Миро.

– Ты хочешь сказать, они общаются друг с другом на генном уровне? – подняла брови Вэл.

– Может, они обоняют гены. Может, у них такая артикуляция. Насыщенная и наполненная оттенками. Поэтому, чтобы общаться с космосом, им приходится обмениваться картинками, по которым они воссоздают послание, а потом, м-м-м, вдыхают его.

– Да уж, самое шизофреническое предположение, что я когда-либо слышала, – покачала головой Вэл.

– Ну, ты сама мне говорила, что на свет появилась совсем недавно. Поверь, в мире существует множество шизофренических предположений, так что вряд ли я своей гипотезой побил все рекорды.

– Или они просто проводят какой-то эксперимент, обмениваясь данными, – предложила свой вариант Вэл. – Надеюсь, не все их послания похожи на это, Джейн?

– Нет, конечно нет. Извините, если я ввела вас в заблуждение. Это лишь малая часть информационных потоков, которую мне более или менее удалось расшифровать. Хотя эта штука мне представляется скорее оптической, нежели звуковой информацией. Если выразить ее в звуках, вот как она будет звучать.

Компьютер выпустил залп скрежещущих и улюлюкающих воплей.

– Если же перевести это в световые сигналы, получится нечто вроде…

Над терминалами затанцевали лучи света, пульсируя и изменяя цвета.

– Кто знает, как выглядит или звучит инопланетный язык? – подвела итог представлению Джейн.

– Да, вижу, задачка предстоит не из легких, – почесал голову Миро.

– Но они обязаны обладать знаниями математики, – сказала Джейн. – Математика легко усваивается, и, судя по некоторым сигналам, они очень неплохо ею владеют.

– Глупый вопрос, Джейн: если б тебя не было с нами, сколько бы нам потребовалось времени, чтобы проанализировать всю эту информацию и прийти к тем же выводам, которые только что продемонстрировала нам ты? С учетом того, что мы могли бы использовать бортовые компьютеры?

– Ну, если бы вам каждый раз пришлось перепрограммировать их…

– Нет-нет, предположим, программное обеспечение у нас по высшему классу, – перебил Миро.

– Где-то шесть-семь поколений, – ответила Джейн.

– Шесть-семь поколений?!

– Надеюсь, вы не собирались вдвоем садиться за решение этой проблемы, тем более что и компьютеров у вас всего два, – фыркнула Джейн. – Вы бы привлекли к проекту сотни людей, и вот тогда бы это заняло всего несколько лет.

– И ты хочешь, чтобы, после того как тебя отключат, мы в одиночку справились с этой работой?

– К тому времени, как меня изжарят, я, надеюсь, как-нибудь разрешу проблему перевода, – успокоила Джейн. – А теперь заткнитесь и дайте мне минутку-другую подумать.

Грейс Дринкер не смогла увидеться с Ванму и Питером, сославшись на огромное количество всяческих дел. Впрочем, на самом деле они все-таки увиделись – наткнулись друг на друга, когда Грейс выскользнула из своего пальмового домика. Она даже помахала им рукой. Но ее сын тут же принялся объяснять, что ее сейчас нет дома, но она скоро вернется, так что они могут подождать, а если уж они все равно ждут, то почему бы им не присоединиться и не отобедать с семьей? Даже и не разозлишься как следует, когда ложь столь очевидна, а гостеприимство так щедро…

Обед объяснил, почему самоанцы так огромны во всех измерениях. Они эволюционировали до таких размеров, потому что маленький самоанец лопнул бы даже после самого легкого местного завтрака. А уж с самоанским обедом обыкновенному человеку никогда не справиться. Фрукты, рыба, таро, сладкий картофель, снова рыба, опять фрукты: Питер и Ванму раньше считали, что их весьма неплохо кормят в отеле, но теперь поняли – по сравнению с тем, что творится в доме Грейс Дринкер, обеды шеф-повара отеля не более чем второсортный перекусон.

Грейс Дринкер была замужем; ее муж, человек поразительных аппетитов и радушия, постоянно либо что-то жевал, либо говорил, либо хохотал, а иногда все вместе. Казалось, он твердо настроился объяснить этим чужеземцам-папалаги, что означают местные имена.

– Вот имя моей жены, к примеру, на самом деле означает «Защитница Пьяных Людей».

– Неправда, – возразил сын. – Оно значит «Та, Кто Ставит Все на Свои Места».

– Чтобы Удобнее Было Пить! – вскричал отец.

– Фамилия не имеет ничего общего с именем, – разозлился сын. – Не все имеет столь глубокое значение.

– Детей так легко обидеть, – заметил отец. – Пробудить в них стыд. Все время они стараются казаться лучше. А имя священного острова, который называется ‘Ата Атуа, переводится как «Смейся, бог!».

– Тогда бы оно произносилось ‘Ататуа, а не Ататуа, – снова поправил сын. – В действительности оно означает «Тень бога», если имя священного острова вообще может что-то означать.

– Мой сын – буквоед, – пожаловался отец. – Он так серьезно все воспринимает… Шуток не понимает, даже когда сам бог кричит ему в ухо.

– Мне в ухо кричишь только ты, отец, – улыбнулся сын. – Разве я могу за твоим голосом расслышать шутки бога?

Но на этот раз отец не рассмеялся.

– У моего сына проблемы с чувством юмора. Поэтому у него такие странные шутки.

Ванму взглянула на Питера, который искренне улыбался, как будто кривляния этих людей действительно были смешны. Интересно, заметил ли он, что они даже не представились, разве что объяснили, кем приходятся Грейс Дринкер? У них что, имен нет?

Хотя какая разница? Еда была просто замечательной, а самоанский юмор даже не нуждался в понимании – смех и хорошее настроение этих двух мужчин действовали заразительно, и поэтому в их компании каждый почувствовал бы себя легко и непринужденно.

– Ну что, хватит? – спросил отец, когда дочь внесла в комнату еще одно блюдо, огромную розовую рыбу, покрытую чем-то блестящим, – Ванму сначала показалось, что это сахарная корочка, но зачем обливать рыбу сахаром?

– Уа Лава! – дружно ответили дети, как будто следуя какому-то семейному ритуалу.

Это они философию имели в виду? Или так самоанцы говорят «хватит уже»? Или и то и другое?

Когда рыбу уже доедали, в комнату вошла Грейс Дринкер собственной персоной, причем даже не извинилась, что не поговорила с Питером и Ванму, когда два часа назад они столкнулись нос к носу у дверей дома. В комнату проникал легкий прохладный ветерок с моря, закапал мелкий дождик, солнце упорно висело над горизонтом, наотрез отказываясь нырнуть наконец в воды океана. Грейс опустилась за столик прямо между Питером и Ванму, которые искренне считали, что сидят рядом друг с другом и никто между ними не поместится – тем более столь пышная персона, как Грейс. Однако, как выяснилось, места ей хватило, – во всяком случае, так оказалось, когда она уже уселась. Поприветствовав гостей, она доела остатки розовой рыбы и, облизывая пальцы, принялась дико хохотать над шуточками, которыми неустанно сыпал муж.

Затем, неожиданно наклонившись к Ванму, Грейс серьезным голосом спросила:

– Ну, китаяночка, в чем ваши проблемы?

– Проблемы? – сначала не поняла Ванму.

– Или ты хочешь, чтобы я выспрашивала об этом у твоего бледнолицего приятеля? Видишь ли, белые люди с детства приучены лгать. Им не позволяют взрослеть, пока они не овладеют искусством говорить одно, а подразумевать абсолютно другое.