Слэм Хорнби Ник

— Но школу ты не бросишь?

— Не хотелось бы. Ну, так или иначе, до ноября она не родит. Экзамены я сдать, по крайней мере, успею.

— А что потом?

— Не представляю.

Я не тратил время на обдумывание, что буду делать по жизни. Я мечтал о колледже — это да. А Алисия вообще не размышляла над своим будущим, насколько я знаю. Может, это был ее секрет. Вероятно, люди с путной карьерой... они не залетают, и от них не залетают. Видимо, никто из нас — ни я, ни Алисия, ни папа с мамой — не мечтал о будущем по-настоящему. Если бы Тони Блэр в моем возрасте знал, что хочет стать премьер-министром — держу пари, — он бы аккуратнее обращался с презервативами.

— Твой папа был прав, так?

— Да, — ответил я. Я знал, о чем она, — о разговоре, который случился у консультанта Консуэлы.

— Поэтому ты и уехал в Гастингс?

— Да. Я хотел поселиться там и никогда не возвращаться.

— В конце концов ты поступил правильно.

— Наверно.

— Хочешь, чтобы я ему сказала?

— Папе? А ты скажешь?

— Да. Но за тобой будет должок.

— Хорошо.

Я не считал, что за мной останется должок. Все равно отплатить его я никогда бы не смог. А этот последний утонет в море моих долгов, о которых она сама уже ничего не припомнит.

10

Вот кое-что из случившегося за следующие две недели:

1) Мама все рассказала папе, и он расхохотался. В самом деле. Хорошо, что это было не первое, что он сделал. Сначала он обозвал меня несколькими словечками, но вы бы сказали, что он совершил это только потому, что знал, чего от него ожидают. А отсмеявшись, он спросил: «Вот черт, мой внук увидит, как я играю в Воскресной лиге?» И я ответил: «Ну, это первое, что мы с Алисией сказали друг другу». Поскольку это был мой папа, то, может, он всерьез это и воспринял.

«Я сейчас собираюсь как следует заняться своим здоровьем, — сказал он. — Так что — какое там смотреть! Мы с ним вместе сыграем! Двоим в нашей команде по пятьдесят. А недавно мы взяли хорошего вратаря, так ему всего пятнадцать. Мне будет сорок девять, когда ему будет пятнадцать. Но ему придется переехать в Барнет. И выпить в «Голове королевы».

Все это достаточно глупо, но лучше, чем попреки. И он уверил нас, что поможет, если понадобится помощь.

2) В школе все стало известно. Я был в туалете, когда один парень подошел ко мне и спросил, правда ли это, я в ответ сделал глупое лицо, пытаясь придумать достойный ответ, и в конце концов сказал: «Не знаю».

А он: «Ну, ты выясни, потому что она всем разбалтывает. Мой кореш встречается с девчонкой из ее школы — там все в курсе».

А когда я спросил Алисию, правда ли, что она со всеми поделилась новостью, она ответила, что рассказала только одной девчонке и что просила, чтобы та молчала как рыба. Ну, неважно: если знает один человек — знают все. Поэтому я, придя домой, сообщил об этом маме, тогда она позвонила в школу, и мы отправились туда побеседовать. Если меня попросят одним словом охарактеризовать реакцию директора и учителей, я бы сказал так: «интересно». Или даже «взволнованы». До маминого посещения ко мне никто из учителей не приставал, вероятно, они полагали, что это не их дело. Так или иначе, оказалось, что в школе есть специальная стратегическая программа для случаев подростковой беременности, но раньше им никогда не приходилось применять ее на практике. Так что они были на самом деле рады. Суть программы заключалась в том, чтобы убеждать меня по-прежнему ходить в школу, если хочу, интересоваться, хватает ли мне денег, а потом просить меня заполнить анкету: стал ли я счастливее благодаря их стратегии.

3) Мы с Алисией сходили в больницу на ультразвук. Процедура заключалась в том, что врачи посмотрят на ребенка как на рентгене и скажут вам, что все в порядке (если вам повезет). Нам объявили, что у нас все нормально. И еще нас спросили, хотим ли мы знать пол ребенка, на что я сказал «нет», а Алисия — «да». Затем они — я не знаю, откуда они это взяли, — сообщили нам, что у нас будет мальчик. Я не особенно удивился.

4) Мы с Алисией поцеловались по пути от врача.

Я думаю, что это в каком-то смысле главная из новостей. Я имею в виду, что все перечисленное важно. Если бы год назад мне сказали, что учителя в школе будут беспокоиться о том, что я кого-то обрюхатил, я бы заявил, что в одной этой фразе сразу десять важнейших известий. Я бы сказал, что это как одно из тех сообщений по телику: «А теперь, экстренный выпуск новостей...» Но сейчас это не так важно. Вот то, что мы поцеловались с Алисией, — это сенсация. Точнее, это старая новость, потому что существовало время, когда это не было новостью. (А до этого — момент, когда это случилось в первый раз.) В общем, понимаете, что я хочу сказать. Все пошло сызнова. И по-хорошему. Если у вас с кем-то намечается ребенок, лучше целоваться, чем ругаться.

С Алисией все стало теперь по-другому. Все изменилось, когда она тогда заступилась за нас с мамой. Я понял, что она больше не скверная девица, которая хочет разрушить мою жизнь. Я даже не представлял, что думаю так про нее, пока она не заступилась за нас перед своим отцом, потому что в этот момент она будто вышла из тени, и я будто увидел: она не чудовище! Это наш обоюдный грех. Может, я даже больше виноват! (Много месяцев спустя кто-то рассказал мне о какой-то «утренней таблетке», которую можно заглотить, если не уверен в своих презервативах. Так признайся я в тот вечер, что кое-что наполовину произошло, не случилось бы ничего. Если так — это уж на сто пятьдесят процентов моя вина и на двадцать процентов ее.) А еще — Алисия была по-прежнему красивой. К тому же выглядела такой болезненной, что мне захотелось получше за ней присматривать. И потом, все это напоминало какую-то пьесу, и я не мог представить себе, как это — проводить время с людьми, которые не были задействованы со мной на сцене.

Когда мы шли из больницы, Алисия взяла меня за руку, и я обрадовался. Не то чтобы я снова был в нее влюблен и все такое. Но это так странно, видеть, как твой ребенок в другом человеке, и это надо, ну, как бы это сказать, отпраздновать. Однако способов отмечать это не так много, когда идешь домой из больницы по улице, а взяться за руки — это был прием хоть как-то почувствовать, что этот момент особенный.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Да. А ты?

— Тоже.

— Здорово.

— Ничего, что я...

— Что?

И она сжала мою руку, чтобы дать мне понять, что она имеет в виду.

— А... да...

И я в ответ стиснул ее руку. Раньше я ни с кем не сходился по второму разу. Если расставались — то уж расставались, и я ни разу по-настоящему не хотел видеть их снова. В школе были парочки, которые то ссорились, то мирились, и я никогда не понимал их, а теперь осознал. Это как вернуться в свой дом после каникул. Но время, с тех пор как мы разошлись, не было похоже на каникулы. Я, правда, был на море, но не слишком хорошо отдохнул.

— Я тебе надоела, правда? — спросила Алисия.

— А я тебе разве нет?

— Да. Наверное. Немножко. Мы слишком часто встречались. Не замечали больше никого. Я имею в виду, ну, знаешь, мальчиков, девочек. Просто друзей.

— Да. Знаю. Так давай заведем ребенка — хороший способ меньше видеться.

Она засмеялась.

— Об этом как раз твердили мои родители. Конечно, не в точности это. Но когда они уговаривали меня сделать аборт, то сказали: «Тебе придется до конца жизни общаться с Сэмом, если он согласится иметь дело с этим ребенком». Я об этом не думала. Если ты хороший отец, тогда это навсегда.

— Да.

— Ну и что ты в связи с этим чувствуешь?

— Не знаю. — Но как раз в ту минуту, произнося эти слова, я понял, что знаю. — В сущности, мне это нравится. Идея по душе.

— Почему?

— Не знаю.

И едва сказал это, я уяснил почему. Может, мне и не придется ничего объяснять.

— Ну вот... — сказал я, — потому, что я раньше никогда не думал о будущем. И мне нравится знать об этом хоть что-то. Не представляю, радует ли меня причина, по которой я что-то знаю о будущем. Ребенок и все такое. Но даже если мы будем просто друзьями...

— А ты думаешь, что захочешь, чтобы мы были не просто друзьями? — спросила Алисия.

И вот тут я остановился и поцеловал ее, и она меня в ответ. И она прослезилась.

В этот день случились две вещи, которые сделали то будущее, в которое я был заброшен, более правдоподобным. Оказалось, что у нас родится мальчик. И мы опять были вместе.

Я не такой уж глупец. Шансы остаться вместе не так велики. Мы оба — совсем еще не взрослые. Мама рассталась с папой, когда ей было двадцать пять, значит, они десять лет жили вместе. А мне ни с кем не доводилось встречаться дольше десяти месяцев, даже десяти недель. Но на жизненном пути у нас возникло препятствие — большая преграда под названием «ребенок». И нам нужно было, чтобы нас подтолкнули, — иначе нам не преодолеть эту преграду. И может быть, думал я, если мы будем вместе, это нам поможет. Все, что случается в жизни, — это как ухабы на дороге, хотя скорее будто взбираешься вверх, на бугор, а потом дорога идет вниз, и уже можно ехать по инерции. Говорил я, что не дурак? Ха! Чего я не знал — это что с другой стороны бугра склона не существует. Все время придется подниматься в гору, все время надо, чтобы кто-то подталкивал тебя.

Мы часто виделись после того дня. Мы делали домашние задания друг у друга дома или смотрели телевизор с моей мамой, или с ее родителями. Но мы никогда не поднимались по лестнице, чтобы заняться сексом. Когда мы встречались раньше, у нас было много секса. Алисии сейчас ничего такого не хотелось, мне иногда хотелось, но я дал себе слово, что у меня больше не будет никакого секса, так что, если какая-то часть меня была заинтересована этим, голова оставалась благоразумной. Секс — это источник плохих новостей. Алисия объяснила, что, если уже залетела, не забеременеешь второй раз и что поэтому у людей не бывает братьев и сестер с разницей в три или четыре месяца. Конечно, я догадался бы, если бы хоть раз об этом задумался. Но она сообщила мне об этом, для пущей убедительности читая книжку. У нее была куча книг об этом.

Она хотела разузнать больше о... обо всем. Мы вообще-то мало знали. И вот мама Алисии направила нас на курсы для беременных. Она утверждала, что ей они очень помогли, когда она была в положении. Предполагалось, что там учат, как надо правильно дышать, что брать с собой в больницу и что говорить, когда наступают роды, и все такое.

Мы встретились на улице у одного из этих больших зданий в Хайбери. Я приехал туда загодя, потому что об этом просила Алисия, так как не хотела стоять здесь одна, но я не знал, когда она придет, и появился на сорок пять минут раньше срока. Я играл в тетрис на своем новом мобильнике, потом народ начал собираться и я стал рассматривать прибывающих.

Они были не такие, как мы. Все они приезжали на машинах, и каждая из одиноких женщин была старше моей мамы. По крайней мере, так выглядела. Одеты были они строго, без претензий. Некоторые мужчины были в костюмах, думаю, потому, что пришли прямо с работы, а на некоторых были старые армейские брюки и ботинки на шнурках. На женщинах были толстые джемпера и просторные жакеты. У многих виднелась седина в волосах. Они уставились на меня так, будто я сейчас начну предлагать им наркотики или шарить по карманам. Мобильник был у меня одного. Так что красть у них было бы все равно нечего.

— Мне сюда не хочется, — сказал я Алисии, когда она подошла.

—— Почему?

— Это сборище напоминает мне учительскую в школе.

И стоило мне это произнести, как появилась одна из наших училок с мужем. У нас в классе она не преподавала, и я даже не помнил, какой предмет она ведет. Какой-то иностранный язык, кажется. Но я ее узнал, и она меня тоже. Думаю, она обо мне слышала, потому что, увидев меня здесь, она удивилась и не удивилась одновременно, будто припомнив что-то сразу.

— Привет. Это Дин? — спросила она.

— Нет, — буркнул я в ответ.

— Ой, — вздохнула она и отошла.

— Кто это? — поинтересовалась Алисия.

— Учительница из нашей школы, — ответил я.

— О господи! — воскликнула Алисия. — Не надо нам туда ходить. Попробуем где-нибудь в другом месте.

— Да нет, ничего страшного, — подбодрил ее я. — Зайдем все-таки разок. Посмотрим, на что это похоже.

Мы прошли через главную дверь и поднялись по лестнице в большую комнату с ковром и множеством мягких подушек для сидения. Никто особо не общался, но, когда мы вошли, все вообще затихли. Мы тоже ничего не сказали — сели на пол и уставились в стену.

Наконец вошла женщина. Она была низкого роста, полноватая и с густой шевелюрой — напоминала маленькую собачку из тех, которых выгуливают в комбинезончиках. Она сразу же обратила на нас внимание.

— Привет, — сказала она. — Вы с кем?

— С ней, — ответил я, указав на Алисию.

— Ой, — сказала она. — Ох. Извините. Я думала, вы пришли... Неважно. Это здорово. Рада видеть вас.

Я зарделся и не мог сказать ни слова. Мне хотелось умереть.

— Нам надо познакомиться, — сказала она. — Я Тереза. Терри.

А потом она указала на меня, и я почти беззвучно пробормотал:

— Сэм...

Это, наверное, прозвучало как»э-ээ» или как «ум».

Следом палец указал на Алисию.

— Привет всем! Я Алисия, — произнесла она звонким, певучим голосом.

Никто не рассмеялся. Похоже, нам следовало походить на другие курсы, где учат самым разным вещам, прежде чем посещать курсы для беременных. Например, на курсы, где учат, как себя вести на курсах для беременных. Никто из нас двоих прежде не находился в комнате, полной незнакомых взрослых людей. Даже войти в такую комнату и сесть — уже казалось странным. Как бы вы повели себя, если все кругом умолкают и таращатся на вас?

Когда все представились, Терри разделила нас на группы: мальчики и девочки. Нам дали большой лист картона, и каждый должен был сказать, чего он ждет от отцовства, а кто-то, как предполагалось, запишет все это.

— Отлично! — сказал мужчина в костюме, а потом протянул фломастер мне: — Не окажете честь?

Он хотел, должно быть, проявить учтивость, но я не собирался ею воспользоваться. Я пишу не так быстро и боялся, что надо мной все будут смеяться.

Я отрицательно покачал головой и уставился на стену. Там висел плакат с голой беременной женщиной, и я быстренько перевел взгляд на другой участок стены, пока все не подумали, что я пялюсь на ее сиськи, а я вовсе на них не глазел.

— Итак, чего мы ждем от отцовства? Я Жилль, кстати, — произнес мужчина в костюме.

Я узнал его сразу. Именно его я встретил, гуляя с Руфом, когда оказался в будущем. В костюме он выглядел совершенно иначе. Мне стало немного жалко его. Сейчас он был возбужден и счастлив. Судя по тому, что он рассказывал, когда я встретил его, его надежды не оправдались. Я стал шарить глазами по женской группе, пытаясь опознать его жену. Там была одна женщина, которая вела себя очень нервозно — много говорила и покусывала кончики своих волос. Я решил, что это она.

Через какое-то время с губ мужчин стали слетать слова:

— Удовлетворение.

— Бессонные ночи. («Ха-ха!» «Уж это точно!»)

— Любовь.

— Вызов.

— Усталость.

— Безденежье! («А-ха!» «Уж это точно!»)

— Предмет внимания.

Дальше в том же духе. Я не понимал ничего из того, что они говорили. Когда закончили, Жилль протянул лист картона Терри, и она начала читать слова и что-то о них говорить. Мое внимание привлек фломастер. Я знаю, что мне не следовало этого делать, однако не представляю, почему это сделал, — он просто лежал на ковре, а все были заняты беседой, и я взял и поднял его и положил себе в карман. Потом я узнал, что и Алисия поступила так же с другим фломастером.

— Мы сюда больше не пойдем, — сказал я, когда все кончилось.

— Не стоит меня убеждать, — ответила она. — Я тоже так считаю. Они здесь все ужасно старые. То есть я понимаю, что мы слишком молодые. Но у некоторых из них — седые волосы.

— Зачем твоя мама послала нас сюда?

— Она сказала, что мы встретим здесь милых людей. Она говорила, что со многими с ее курсов подружилась и что они вместе наведывались в «Старбакс». Хотя я не знаю, был ли тогда «Старбакс». Ну, в какое-нибудь кафе ходили.

— Я не пойду в «Старбакс» с учительницей из моей школы. И ни с кем из этих людей.

— Нам нужны курсы, которые посещают такие, как мы. Молодые, до двадцати лет.

Я вспомнил девушку, которой однажды назначил свидание и которая сообщила, что хочет родить ребенка, и задумался: будет ли она ходить на курсы вроде этих?

— Беда в том... — сказал я, — что ребята этого сорта... Они же тупые, правда?

Алисия рассмеялась, однако не слишком весело.

— А мы-то с тобой какие умные, а?!

Когда я вернулся домой с курсов, мама и Марк смотрели телевизор. Он проводил у нас уйму времени, так что я не удивился, увидев его. После моего появления мама выключила телевизор и сообщила, что ей надо со мной поговорить. Я знал, конечно, о чем. Вычислить нетрудно. Если я в самом деле видел будущее той ночью, ТХ забросил меня на год вперед. Значит, с момента зачатия ребенка Алисией и маминым разница пять-шесть месяцев. Руфу было месяца четыре в том будущем, а мама выглядела очень пузатой, так что была месяце на восьмом. Следовательно, ее ребенок родится, когда Руфу будет пять месяцев. А сейчас Алисия на шестом месяце, выходит...

— Вы хотите поговорить наедине? — спросил Марк.

— Нет-нет, — сказала мама. — У нас еще будет куча времени, чтобы все обговорить. Сэм, ты знаешь, что мы с Марком видимся очень часто...

— Ты тоже беременна! — прервал ее я.

Мама сперва была поражена, потом рассмеялась.

— С чего ты это взял?

Я не думал, что имело смысл вдаваться в объяснения, и просто покачал головой.

— Ты беспокоился об этом и потому сразу подумал?..

— Нет. Не волновался. Просто... когда тебя посвящают в такие подробности, ждешь чего-то подобного.

— Я тут подумала, а ведь если бы родила еще ребенка, он был бы моложе, чем твой. Мой ребенок будет моложе моего внука.

И они с Марком рассмеялись.

— Как бы то ни было — новость у меня другая. Как ты отнесешься к тому, если Марк переберется к нам? То есть это вопрос, а не сообщение. Мы не утверждаем, что он переедет. Это только вопрос.

— Если это создаст для тебя проблемы, мы об этом забудем, — торопливо добавил Марк.

— Но он проводит здесь столько времени, и...

Я не имел понятия, что сказать. Я не был хорошо знаком с Марком, и мне не хотелось жить вместе с ним, но я все равно не знал, сколько еще сам проживу в этом доме. По крайней мере, если будущее предсказано мне верно...

— Ладно, — согласился я.

—— Ты подумай как следует, — предложила мама.

И, конечно, она была права. Я думал о многом, например: почему я должен жить с кем-то, кого вообще не знаю, и так далее.

Другими словами, у меня был один большой вопрос и множество маленьких, включая телевизор, ванную и халаты, если вы понимаете, что я имею в виду. И его ребенок от первого брака. Возиться с ним я не хотел.

— Нянчиться с его ребенком я не хочу.

— Сэм!

— Ты спросила меня, и я ответил, что думаю.

— Ну и ладно, — согласился Марк.

— Но это звучит грубо, — возразила мама.

— Я просто хочу сказать, что мне и так достаточно времени придется работать нянькой, — пояснил я.

— Когда сидишь со своим ребенком, это не называется работать нянькой. Это значит просто быть родителями.

— Он живет со своей мамой, — объяснил Марк. — Тебе не придется за ним приглядывать.

— Тогда отлично. Ладно.

— То есть ты говоришь, что все нормально, если тебе самому не придется напрягаться, — уточнил Марк.

— Да. Более или менее.

Я не понимал, с чего это мне придется напрягаться. Это была не моя идея, чтобы он переехал к нам. По правде говоря, он все равно перебрался бы, что бы я ни сказал. А с другой стороны, если не он, был бы кто-нибудь другой, рано или поздно. И может быть, еще хуже. Потому что в конце концов нам, вероятно, пришлось бы жить с ним и с его, ну, не знаю, тремя детьми и ротвейлером.

Послушайте, я не вижу проблемы в том, что люди разводятся. Если вы не переносите человека, незачем дальше жить с ним вместе. Это очевидно. И я не хотел бы расти под бесконечные споры моих родителей. Честно говоря, я даже не хотел расти в постоянном присутствии папы. Но беда в том, что развод делает возможными другие ситуации. Это все равно что гулять в дождь в одной футболке, правда? Большой шанс подхватить что-нибудь. Как только из дома уходит твой отец, появляется вероятность, что на его место придет чей-то чужой. А потом все странно оборачивается. В школе у нас есть парень, который почти не знает людей, с которыми живет вместе. Папаша его съехал, другой мужик с двумя дочками заселился, мама его с этими дочками не поладила. Она встретила кого-то третьего, переехала к нему, а сына с собой не взяла, так он и живет с тремя людьми, которых год назад вовсе не знал. Ему не так уж и неприятно, но мне бы это не понравилось. Дом должен быть домом, правда? Местом, где ты знаешь всех.

А потом я вспомнил, что, согласно своему будущему, и мне предстоит жить с кучей людей, которых я толком не знаю.

11

Я не звал больше папу Алисии мистер Бёрнс. Я называл его Роберт, что было лучше, потому что всякий раз, когда я произносил «мистер Бёрнс», я представлял себе лысого мужика, построившего Спрингфилдский ядерный реактор. И маму Алисии я больше не звал миссис Бёрнс. Я называл ее Андреа. Теперь у нас были такие отношения.

Они, очевидно, решили, что необходимо сделать усилие в отношении меня. Сделать усилие — это значило спрашивать меня, что я чувствую по любому поводу и что меня беспокоит. Сделать усилие — это значило смеяться по часу, если я сказал что-нибудь похожее на шутку. И делать усилие — это значило говорить о будущем.

Они начали делать усилия примерно тогда же, когда перестали уговаривать Алисию сделать аборт. Они пытались уговорить нас обоих вместе и по отдельности. Но это была напрасная трата времени. Алисия хотела ребенка. Она говорила, что это единственная вещь, которую она хотела в жизни. Для меня это было бессмыслицей, но, по крайней мере, благодаря этому ее слова звучали солидно. И всякий раз, когда Роберт и Андреа подступали с этим ко мне, я отвечал: «Понимаю, о чем вы. Но она этого не хочет». А потом все перешло в стадию, когда уже делать аборт поздно, и они сдались.

Я знал, что они думают обо мне. Они думали, что я какое-то чмо, сломавшее жизнь их дочери, и в глубине души ненавидели меня за это. Знаю, это звучит смешно, но я мог их понять. Я имею в виду, что помочь тут ничем не мог, правда? А что они считали, что я чмо, — так это по незнанию. Главное, что их планы насчет Алисии рассеялись как дым. Не уверен, правда, что у них существовали настоящие планы, но наличие ребенка их планы, каковы бы они ни были, не включали точно. У таких людей, как они, не могло быть беременной дочки, и они даже не задумывались ни о чем таком, это было видно. Но они старались, и одним из проявлений этого старания было то, что они обращались со мной как с членом семьи. Потому и попросили меня жить с ними.

Я был у них в гостях, за поздним ужином, и Алисия начала рассказывать о книге, в которой прочитала, что ребенок может освоить десять языков, если начать учить его достаточно рано. Однако Андреа не слушала ее и спросила:

— Где вы будете жить, когда родится ребенок?

Мы переглянулись. Мы уже решили, просто не говорили им.

— Здесь, — сказала Алисия.

— Здесь?

— Да.

— Оба? — спросил Роберт.

— Оба — это кто? — уточнила Алисия. — Мы с ребенком или мы с Сэмом?

— Тогда, все трое?

— Да.

— Вот как, — кивнула Андреа. — Хорошо. Ладно.

— А как может быть иначе? — поинтересовалась Алисия.

— Я думала, ты будешь жить здесь, с нами, а Сэм будет приходить в гости, — ответила Андреа.

— Мы вместе! — отрезала Алисия. — Если мы не будем жить вместе здесь, будем жить где-нибудь в другом месте.

— Нет-нет, золотце, конечно, мы рады Сэму.

— То-то и видно!

— Правда-правда. Но вы слишком молоды, чтобы жить как муж и жена под родительской кровлей.

Когда я услышал эти слова, идея Алисии представилась мне совершенно безумной. Муж и жена? Муж? Жена? Я буду мужем? А Алисия моей женой? Не знаю, играете ли вы в ассоциации, когда кто-то произносит «рыба», а вы отвечаете: «море», «приманка» и «крючок». Но если кто-то произносит слово «муж», я представляю себе «пиво», «костюм» и «бритву». Я никогда не носил костюма и не брился — правда, пиво пробовал. А теперь у меня будет жена.

— Не драматизируй, Андреа, — сказал Роберт. — Алисия имеет в виду, что Сэм будет жить в одной комнате с ней и с ребенком. По крайней мере, какое-то время.

Это прозвучало ненамного лучше. Я никогда не жил в одной комнате с другими людьми с девяти лет, когда ночевал в гостях. Больше я этого никогда не делал, потому что не мог приучиться спать, когда кто-то ворочается в соседней постели. Все это начинало звучать слишком серьезно.

— Может, сначала Сэм будет к тебе приходить и ты посмотришь, как это? — спросила Андреа.

— Хочешь, чтобы я была несчастна, — давай, — огрызнулась Алисия.

— Ох, бога ради, — среагировал Роберт. — Ты же знаешь: не все, что мы делаем или говорим, мы делаем или говорим специально, чтобы разрушить твою жизнь. Изредка случается так, что мы думаем о твоем благе.

— Изредка, — буркнула Алисия. — Очень-очень редко.

— Я шутил...

— А я нет.

— А ты знаешь, Сэм, как ужасно спать в одной комнате с другим человеком?

Роберт с интересом взглянул на Алисию.

— Извини, но это правда, — подтвердила Андреа. — Уснуть невозможно. Сопит, храпит...

— Я не соплю и не храплю, — оборвала ее Алисия.

— Ты сама этого не знаешь, — возразила Андреа, — потому что никогда ни с кем не спала в одной постели. И ты не представляешь, как ты будешь спать после родов.

— Но ведь тебя никто не останавливал, когда ты решила переехать ко мне, — сказал Роберт, обращаясь к Андреа.

— Думаешь, я не задумывалась над этим? Да, это хороший пример. Ну что ж, Сэм. Перебирайся. Добро пожаловать в нашу дружную семью!

Если бы я был Робертом или Андреа, то сказал бы: «Вы разве не видите, на что это похоже? Муж и жена? Пусть Сэм живет со своей мамой. Он может видеть ребенка каждый день!» Но они этого не сделали. Может, и подумали, но не высказали, как бы я этого ни хотел.

Мне нужно было срочно позаниматься скейтингом.

Придя домой в тот вечер, я в первую очередь пошел в спальню и взял свою доску. Я этого не делал с тех пор, как уехал в Гастингс. Я прислонился к стене под плакатом с ТХ и выразил словами свое разочарование.

— Эго чересчур! — крикнул я.

— Мне не хотелось пускать в свою жизнь никакую женщину, не хотелось, чтобы она была вовлечена в нее на разных уровнях, — ответил Тони.

Я не собирался вступать в перепалку, так что просто взял свою доску и ушел.

Мусорник катался в чашке один и выделывал какие-то трюки. Я не видел его с тех пор, как стал встречаться с Алисией, но он не спросил, где я пропадал, потому что знал. Про ребенка, во всяком случае. Никто обо мне не судачил раньше, насколько я знаю, потому что было не о чем. Я никогда ничего предосудительного не делал. Люди узнавали обо мне что-то, потому что я сам это говорил им, а не потому, что они сплетничали обо мне между собой. А теперь все знают о моих делах, и это странно.

— Как ты? — спросил Мусорник.

Он пытался выполнить рок-н-ролл. Это выходило у него не лучше, чем раньше.

— Да ничего. Сам знаешь.

Я делал олли в чашке и притворился, что всецело на этом сосредоточен.

— Ты совсем в заднице, да?

— Спасибо.

— Извини, но это так.

— Еще раз спасибо.

— Извини, но...

— Ты же не скажешь мне в третий раз, что я совсем в заднице?

— Тогда объясни, почему нет.

— Не могу объяснить почему. Нет и нет.

— Раз так, извини опять. Я понял.

— Что?

Страницы: «« ... 56789101112 »»