Проктология Счастья. Путеводитель Дурака по внутреннему пространству Счастья Курлов Григорий
— Серьезность, — немедленно встревает Дурак, — это нездоровая привычка делать простые вещи сложными.
Напомним: любая остановленная энергия непременно стремится к освобождению и в буквльном смысле рвет нас на части, пытаясь вернуть себе утраченную динамику. Что и создает то пресловутое страдание, вокруг которого еще долго будет вертеться наш разговор.
— Поэтому серьезным можно быть только в шутку, — смеется Дурак с серьезным видом.
То есть, если мы честно попытаемся разобраться в обстоятельствах, вызывающих смех, то придем к совершенно невероятному и на первый взгляд нелепому выводу — причиной смеха всегда является страдание. Всегда!
Правда, страдание это цивилизованный человек изо всех сил обыгрывает, придавая ему вид искусственный, облегченный, откровенно ментальный и неопасный (комедии, анекдоты и пр.). Но глубинная суть заявленного от этого не меняется: смех — это естественная завершающая фаза любого страдания. Именно — естественная, поэтому состояние, при котором страдание не завершается смехом, для человека абсолютно неестественно и глубоко чуждо его природе.
Немного смягчая вышесказанное, можно сказать, что смех — это показатель естественного завершения любого ментального конфуза. Пожалуй, от этого определения мы и будем танцевать дальше, как от печки.
Ну вот, сказать сказали, ментал, надо полагать, смутили, а смех-то где? Где обещанный результат конфуза? Мало, видимо, сконфузили, чуть позже попробуем еще раз. А пока давайте более детально разберемся в заявленном, ибо прозвучавшее в нем крайне важно.
«Человечество выжило только потому, что научилось смеяться», — с известной долей сарказма заявил некогда кто-то. Мы позволим себе повторить это высказывание, но уже безо всякой иронии.
В шестидесятых годах совсем недавно ушедшего века советский ученый, антрополог с мировым именем академик Б. Ф. Поршнев, исследуя особенности эволюции человеческого сознания, пришел к такому же выводу. По его словам, человек сумел выжить в сложнейший период своего становления только благодаря обретенной способности к ультрапарадоксальному состоянию сознания, а проще говоря — к абсурду. Абсурд — то есть состояние, возникающее при попытке совместить несовместимое, и есть начальное, причем совершенно обязательное условие возникновения смеха.
По мере усложнения социальных, а особенно межличностных отношений необходимость в принятии парадоксальных и неоднозначных решений нарастала лавинообразно. Ментал, зажатый в тиски достаточно убогих установок и предписаний, гордо именуемых традицией, периодически оказывался в тупике, превращаясь из точного инструмента в бесполезный «заглючивший» компьютер.
Когда нечто подобное происходит в «дикой» природе, животные часто впадают в ступор, вплоть до временного прекращения процессов жизнедеятельности, а при неоднократном повторении таких стрессовых состояний могут даже умереть. Компьютер в подобной ситуации нуждается в перезагрузке, то есть в сбросе программ, вызвавших в нем «внутренний конфликт». Человек же научился смеяться.
— Грех не воспользоваться чужим грехом, — сдовольным видом смеется Дурак.
Обратите внимание — человек научился смеяться в ответ на неразрешимые и крайне болезненные ситуации, по сути, он начал смеяться, чтобы не страдать, а часто — чтобы не умереть. Смех помогал ему обнулить возникший парадокс, как бы «сбрасывая» застрявшую в ментальном механизме энергию. Это крайне важный момент! «Обесточенный» смехом ментал на какое-то время словно выключался, прекращая реагировать и переходя на полноценное восприятие. Человек в таком состоянии восстанавливал целостность сознания, на мгновение возвращая себе утраченную божественность.
— Чем громче смех — тем ближе к Богу, — бдительно напоминает Дурак.
Именно это качество смеха, эту его способность, обозначим ее еще раз — умение обнулить, а по сути— укротить ментал, мы выносим на первое по важности место и считаем самой актуальной для духовной эволюции человека.
— Да здравствует ум! — восторженно вопит Дурак. — Именно он загоняет тебя в те тупики, где обитаю я!
То же, что до сих пор виделось основным и самым значимым, а именно — выработка при смехе эндорфинов, является всего лишь физиологической реакцией на абсурд, на ту боль и страдание, которые создает вечно конфликтующий и со всем не согласный ментал. Это просто анальгетик, услужливо предлагаемый нам гипоталамусом (отделом мозга, вырабатывающим эндорфины), задача которого — отвлечение от боли и страдания.
Складывается предельно парадоксальная ситуация: с одной стороны, эндорфины призваны отвлечь нас от ощущений, расцененных менталом болезненными, с другой — эти же эндорфины «глушат» ментал (как любой другой наркотик), растворяя его оценку, а значит, снимая болезненность «обменталенных» ощущений. Что позволяет их полноценно прожить!
Однако не стоит ждать, что это случится само собой. Держите карман шире!.. Только сам человек, своим намерением, своей внутренней потребностью решает, что произойдет при смехе — отстранение от боли или интеграция с ней. Но имейте в виду — заботливым воспитанием, совокупностью традиций и привычек в нас уже сформировано намерение, уже живет потребность удрать от всего беспокоящего, обижающего и травмирующего. Именно оно включается, буквально на автомате, во всех проблемных ситуациях.
То есть, что мы сейчас делаем? Как всегда неожиданное — мы пытаемся, причем самым бессовестным и наглым образом, развенчать пресловутую полезность смеха. Развенчать полезность пассивного смеха. Здесь я прервусь и оставлю вас в несомненно озадаченном и, скорее всего, несогласном состоянии до самого конца главы, где мы снова вернемся к этому крайне важному аспекту рассматриваемой темы.
А продолжу я ответом на другое возражение, которое, я уверен, давно вибрирует на кончиках ваших губ.
— Какое там страдание! — должны были прервать меня вы еще на предыдущей странице. — Какая чушь! Мы смеемся, только когда нам весело, а не когда больно.
Конечно, конечно — именно в это нас приучали верить веками. И мы послушно верили и ждали, когда нас развеселит кто-то, а пока его рядом нет, этого желанного кого-то, мы столь же послушно терпели все свои внутренние негаразды и неурядицы, а что в этом такого? — все так делают, Бог и тот, как известно, терпел да нам велел...
Однако я вынужден повторить — причиной смеха всегда является страдание, внутренний дискомфорт, часто — страх. А не признается это нами лишь по одной причине — мы давно разучились прислушиваться к своим ощущениям и с огромной неохотой позволяем себе осознать то, что испытываем. Иэто совершенно понятно, вы просто сравните выражения: «испытываем» и «воспринимаем»— ощущаете разницу?
Все, что мы отказались воспринимать, мы теперь вынуждены испытывать, то есть пытать, мучить себя уже обменталенными, а значит, ставшими болезненными ощущениями. Как снять эту болезненность? Вы уже знаете, что мы предлагаем для этого — смех.
Представьте себе картину: подростки в подвале жилого дома жестоко издеваются над взрослым человеком. Ужас? Ужас. Страшно? Еще бы. Теперь такой вариант: пожилой человек, пенсионер, безо всякой видимой причины устроил теракт в государственном учреждении, есть жертвы. Кошмар? Несомненно. Асейчас полный вариант этих «сообщений»:
Дети в подвале играли в гестапо,
зверски замучен сантехник Потапов.
И соответственно:
Дедушка в поле гранату нашел,
дедушка сразу к обкому пошел,
дернул колечко, бросил в окно,
дедушка старый, ему все равно.
Узнали? Еще бы, кто их не слышал, эти стихотворные страшилки, невольно вызывающие смех вперемешку со странным смущением, дескать — ну, разве над этим можно смеяться? Но ведь смеемся, любим это дело, коллекционируем даже.
Вершиной подобного творчества мне представляется предельно лаконичное: «Едет Вова на машине, весь размазанный по шине». Вот уж точно, и смех и грех.
Абсолютно весь так называемый черный юмор как раз и балансирует на грани между смехом и страданием. Граница между ними практически неуловима, и то, какое переживание мы выберем, зависит только от контекста нашего восприятия.
А что в нас создает этот контекст? Ментал, все тот же ментал, его программы и оценки... Вот и выходит, что во всех случаях только мы сами решаем, плакать нам или смеяться, грустить или радоваться. То есть не существует ситуаций объективно трагических или объективно смешных. Существует только наша оценка этих ситуаций.
Ну, хорошо, скажете вы, над своей болью еще можно посмеяться, а над чужой-то как? Не цинично ли это? Конечно, цинично, кто бы спорил. В этом суть любой насмешки — смеяться над чем-то. Но ведь наш разговор совсем о другом — мы предлагаем смеяться не «над», а «в» — не над болью, а в боли, не над страхом, а в нем, не над страданием, а в самом страдании. Смехом, а точнее — согласием, которое возникает в процессе смеха, мы впускаем в себя то или иное состояние, наполняемся им. Насмешкой же — отстраняемся.
Войти в чужую боль, смехом снять сопротивление перед ней и полностью ее воспринять — вряд ли это можно назвать цинизмом. Зато чепухой и полной дуристикой — вполне. Ибо все вышесказанное «не влезает ни в одни ворота» из тех, куда нас всю жизнь «влезать» учили.
Действительно, ну как это — смехом впустить в себя страдание? Возможное ли это дело? Оказывается, вполне; о том, как именно это сделать, вы прочтете во второй части книги, но, осваивая технологию, еще раз обратите внимание — вам предлагается смеяться не «над», а всегда только «в». Идля того, чтобы навсегда избежать путаницы в этом вопросе, мы вводим новый термин «просмеивать», впротивовес расхожему «осмеивать».
Мы предлагаем не осмеивать проблему, боль или неуверенность, а именно просмеивать их. Просмеивать как бы изнутри, вскрывая смехом эти состояния, освобождая их из оценочного ментального плена и полноценно проживая, интегрируясь с ними.
А самое главное — получая от этого, казалось бы, совершенно неуместное удовлетворение, даже удовольствие. И в этом основная странность предлагаемого мероприятия. Превратить страдание в удовольствие — да уж, такая задача разве что Дураку по плечу.
— Какое там — по плечу, — гордо расправляет плечи Дурак, — по колено, разве что...
А вы что думали? Уж коли мы решили лечить свое Счастье от проказы заменталенного сознания, то и задачи нам теперь придется решать соответствующие. Хоть на самом деле это представляется нам сложным лишь потому, что пока только представляется. Как только начнет делаться — все сразу станет на свои места. И сложность останется только одна — делать.
То есть, что мы предлагаем сейчас? Начинаем искать, друзья, смело обозреваем свое замысловатое жизненное пространство, тестируем внутренние состояния и безжалостно и предельно честно отыскиваем в нем все «проктологинки», все метастазинки своего горемычного Счастья для последующего превращения их в крупицы Счастья уже здорового и большого. Именно так — крупица к крупице, удовольствие к удовольствию, радость к радости мы и начнем восстанавливать его целостность. А пресловутым камнем, волшебным и философским, тем самым, который сделает возможной подобную трансформацию, будет смех.
Именно в этом специфика предлагаемой работы — мы начинаем смеяться, а говоря о технологии смеха — включаем в себе смех в состояниях негативных, болезненных и некомфортных и прекращаем смеяться (выключаем смех) лишь после наступления состояний положительных, комфортных и безболезненных.
Такой подход отражает саму суть смеха, ибо мы (все же!) смеемся не оттого, что нам весело, отнюдь, — это весело нам становится только оттого, что мы смеемся. Просто прислушайтесь к себе, вспомните… и вы поймете, что я прав. Хоть дело вовсе не в моей правоте (пропади она пропадом!), а в естественной правде самой природы, в целесообразности тех механизмов, которыми она одарила наше сознание. И не ее вина, что многие века мы использовали эти механизмы вхолостую, «по-наркомански», стараясь выжать из них побольше удовольствия, но очень мало при этом позволяя меняться себе.
Нет ничего плохого в смехе вообще, да это здоровски, это чертовски приятно, но давайте все же будем честны перед собой. Секс, например, он ведь не менее приятен, но есть у него еще одна немаловажная задача, и в нужное время мы о ней неизбежно вспоминаем. Так вот — не пора ли и нам о своих «детишках» подумать? Не все же вхолостую кайф-то получать.
Ну, как вы? Согласны «родить»? Я рад за вас. Пусть тогда то, что я делаю с вами, считается прелюдией, а все остальное вы уж как-нибудь без меня, в глубоком интиме, то бишь — в самостоятельной работе. Договорились?
А я, так и быть, прелюдию эту продолжу, постараюсь вас ментально взбудоражить и настроить на грядущий интимный союз с вашим Счастьем.
Говоря о том, что смех — это продукт страдания, мы тем самым утверждаем, что он есть производное от проблемы. Ибо проблема и страдание — суть одно. Но что такое проблема вообще? Что собой представляет то, без чего человеческое большинство не мыслит своего существования?
Для этого самого большинства проблема — это тупик. Это остановка, это то, что напряжно и болезненно, а значит, не нужно. Проблем надо традиционно избегать, их учат обходить стороной, проблема — это то, что хочется переложить на чужие плечи, то, что может сломать и даже угробить, то есть довести до гроба. Но именно нарастание интенсивности и масштабности проблем привело некогда к возникновению у человека механизма смеха. И, по всей видимости, это не случайно. Что же происходит с проблемой, когда человек смеется? А главное— что произойдет с человеком, который смеется в проблеме?
Начнем с того, что проблем в привычном понимании не бывает. Любая проблема — это всего лишь возможность, которая приходит к человеку, когда он готов к переходу в пространство с новым качеством, либо когда он считает, что готов к такому переходу.
Проблема всегда приходит с решением, причем ее истинное решение — это некая подвижка в сознании, только так можно создать проход в искомое пространство. Поэтому только от самого человека, от его внутренней готовности зависит, что он позволит себе увидеть — проблему или проход, и от чего он отмахнется — от возможной болезненности либо от долгожданной возможности.
Но почему проход в новое качество зачастую столь болезнен и устрашающ? Дело в том, что страданием становится любая возможность, которая не устраивает ментал, а его не устраивает многое. Его пугает все, что отсутствует в копилке его опыта, то есть все новое. И он отказывается видеть возможность возможностью, блокируя ее несогласием, в основе которого всегда боль или страх. Так жизнеутверждающая проблема становится мрачным страданием.
Ментал не любит перемен, он предпочитает обжитую, утоптанную (местами вытоптанную) территорию, где ему все знакомо, а значит — безопасно. Проблема же — это гость из другого измерения, пусть совсем немного, но другого. Она напоминает о необходимости изменения и обновления, что для ментала совершенно неприемлемо. Обновление для него равносильно смерти. Он немедленно начинает борьбу за свое выживание, и... мы остаемся прежними. И с нами ничего качественно нового не происходит, и жизнь — живая и изобильная — случается с кем-то другим. А нам достается все та же привычная и нескончаемая борьба.
С проблемой никогда не нужно бороться, в нее нужно просто войти. Войти безбоязненно и по возможности радостно. С распахнутыми руками и открытым сердцем. Так мы открываемся новому пространству, новым возможностям, открываемся Счастью без всяких признаков проктологии. А главное — себе. Если вы решились впустить в себя проблему, если сумели войти в нее — неизбежно вернетесь преображенными. Как Иван-Дурак из котла с кипящим молоком.
— Люблю я это дело... — сладко потягивается Дурак.
Войти в новое пространство можно только сквозь себя самого. Сквозь ту проктологию, которой посвящена эта книга. Представляете, насколько чудовищна и отвратительна эта наша изнанка, если мы шарахаемся от нее, то бишь — от себя, как черт от ладана?
Но достаточно всего лишь узнать себя в проблеме, не испугаться и сделать шаг навстречу, как немедленно одним геморроем в нашей жизни станет меньше, а одним новым пространством, одной крупицей Счастья — больше.
Как это сделать? Ведь это действительно непросто. Вся совокупность наших привычек, традиций, в которых нас воспитывали, провоцирует нас на иное. «Борьба!» — вот тот призыв, которому нам предлагают следовать с детства, — непрестанная и повсеместная борьба со всем плохим, опасным и неправильным.
Но наш внутренний Дурак не знает, что такое правильное...
— Знаю, знаю, — смеется Дурак. — Правильное— это то, чем тобой правят.
Да, извиняюсь, но наш Дурак хорошо знает, что такое правильное, а потому никогда правильно не поступает. Только неправильно. А неправильно — это не так, как положено, не так, как предписано, несерьезно.
Постичь суть проблемы можно, лишь засмеявшись в ней. Оттого, наверное, у англичан и поныне существует поговорка: «Научи меня смеяться, спаси мою душу».
Смех все опрокидывает вверх тормашками и выворачивает наизнанку, поэтому, если вы заметили, что фортуна повернулась к вам задом, самое время рассмеяться, дабы придать ей более приемлемое положение.
Дурак, он ведь тоже всегда смеется. И от его смеха неизбежно происходит странное. Монолитное пространство проблемы словно раскалывается, образуя проход. Проход в новое измерение, в новое качество, в ту область нашего сознания, о существовании которой мы даже не подозревали.
Именно так. Смех расщепляет действительность, создавая вначале щель, а затем полноценный проход в особое пространство, в пространство чистого потенциала, в пространство неограниченных возможностей и, более того, — безграничных невозможностей. И мы с вами в это пространство будем отважно входить и не спеша его осваивать. Уже входим. Уже примеряем на себя и пробуем на зубок. Смелее же — самое интересное еще впереди!
* * *
Итак, давайте уточним, в чем конкретно может помочь нам смех. И как он предполагает лечить «занемогшее Счастье»?
Для этого вспомним о сути исследуемой проктологии. Ее корни — в безудержном стремлении ментала к анализу отдельных фрагментов реальности и, как следствие, — к ее разделению на составляющие. Так Мир, в который мы поместили себя, теряет свою Целостность. Так фрагментируется наше сознание. Аналитическая составляющая нашего сознания — ментал — каждому фрагменту реальности дает свою оценку, свою смысловую окраску. Но вся его оценочная база зиждется на двух примитивных утверждениях: в этом мире есть хорошее и есть плохое, есть полезное ему, а есть опасное и вредное, есть приятное, а есть болезненное. Вот и все — за пределами этих утверждений его мудрость заканчивается. И заканчивается она вместе с беспроблемным существованием.
Все, расцененное плохим, ментал отвергает и вытесняет на задворки сознания, дабы не травмировать себя (по его мнению — нас) ненужным страданием. Но с этого момента все им отвергнутое изо всех сил начинает стремиться обратно — в наше сознание, а значит, в нашу жизнь, проявляясь как в событиях, так и в физическом состоянии. И делает это оно (то бишь — отвергнутое нами) всеми правдами и неправдами, выстраивая порой сложнейшую цепь взаимоотношений и событий.
Так в нашу жизнь входит рок, фатум, обреченность. Так формируется наша хромая судьба, а по сути — то, что мы нарекли проктологией.
То естьв основе проктологии (только не путайте — нашей проктологии!) лежит разделение, оценка и неизбежное отрицание. Все это — продукт деятельности ментала. Ментал и есть тот коварный «вирусоноситель», что некогда «инфицировал» наше Счастье, поэтому именно на него направлены все наши мероприятия.
Смех — уникальный инструмент для «ментальной дезинфекции». Его ценность в том, что ментал в процессе смеха словно засыпает, освобождая канал ощущений, а значит, позволяя услышать свое «нутро», свой внутренний голос, свои истинные потребности.
Ощущения, лишенные ментальной оценки, перестают быть болезненными и наконец-то полноценно нами проживаются. Все — с этого момента им нет необходимости преследовать нас и всячески досаждать. Проблемы, проявленные ими, решены в причине. Решены нашим приятием. Уникальность смеха еще и в том, что он всегда работает как бы в двух направлениях: в Причине, помогая восстановить Целостность, и одновременно с болезненными симптомами, то есть — с реальной болью и страданием.
Но, пожалуй, самое главное, что при регулярном использовании смеха плавно, но необратимо меняется сознание. Меняется в сторону его полной и безусловной открытости. Поэтому рано или поздно, но совершенно неизбежно человек, который ввел смех в контекст своего существования, становится полностью открытой системой, необратимо единой со всем, как окружающим его, так и в нем растворенном пространством. По сути, он становится необратимо единым с Богом, этим пространством проявленным.
Отсюда те многочисленные дары, избежать которых ему теперь просто не удастся. Повсеместная удачливость и предельная насыщенность существования, непрерывное ощущение некой текучей пластичности Мира, готового мгновенно прийти на помощь и удовлетворить любую потребность, прекрасное и стабильное здоровье.
Насчет последнего стоит отметить особо: предлагаемый вам «Внутренний смех» работает как технология обращенного времени, причем в этом заявлении нет ни малейшего преувеличения.
Человек стареет, изнашиваются его органы и системы лишь по одной причине — от непрерывного внутреннего напряжения, а значит, от сопротивления той энергии, которая должна течь сквозь него легко и свободно.
— Так приходится напрягаться, чтобы хоть немного расслабиться!.. — сочувственно смеется Дурак.
Вспомните о том громадном багаже подавленных состояний, который мы таскаем в себе, плюс ко всему непрестанное и повсеместное реагирование на вся и все, которое приводит к этому же — к сопротивлению и напряжению. А в конечном счете— к старению.
— Да-а уж, — вздыхает Дурак, — извилины плавно, но неизбежно переползают в морщины...
Но как только человек позволяет себе стать просто контуром свободно циркулирующей энергии, более того, контуром полностью открытым, а значит, резонирующим с энергопространством всей Вселенной, поток энергии в нем становится незатухающим. Такой человек перестает стареть и разрушаться, более того, в нем начинается стремительная регенерация всех ранее разрушившихся систем и органов.
В том, что это не пустые слова, я предлагаю вам убедиться самим. Уже через две-три недели использования смеха эти изменения становятся заметны окружающим, начинают разглаживаться морщины, восстанавливаются эластичность кожи на лице, упругость тканей и пр.
Понятно, что речь идет о регулярном применении технологии «Внутреннего смеха». Сразу следует заметить, что предлагаемый вам смех привычным смехом не является. Мы будем работать скорее с вибрацией смеха, чем со смехом как таковым. Апо мере глубокого освоения технологии — уже исключительно с вибрацией смеха.
Но смех естественный, открытый и искренний все чаще и легче будет срываться с наших губ. По поводу и без него. Просто так. От избытка нахлынувших чувств, от наполненности жизнью. Как у ребенка. Как у влюбленного. Как у счастливого человека.
* * *
А теперь о том, о чем было заявлено ранее. Онеожиданном. О вреде смеха. О смехе как ловушке. О том, как он мешает обретению целостности.
Вы шокированы? И это после всего, что было о нем сказано, чуть ли не обещано?.. А вы как думали? Если смех действительно включает нас в канал ощущений, то давайте теперь этими ощущениями пользоваться. Причем — честно. Проявляя ко всем своим состояниям особое чутье тонкостей.
И оно, чутье это, говорит нам о странном и тревожном...
Смех, тот самый спонтанный и всем знакомый смех, которому мы привыкли радоваться и который изо всех сил поощряем, давно стал заложником ментала. Стал исполнителем его воли, более того, его рабом.
Не бред ли это? Может, мы просто пересмеялись? Перебрали свою дозу эндорфинов, вот и мерещится нам разное... Но давайте обо всем по порядку.
Начнем с того, что смех — это всего лишь инструмент нашего сознания. Инструмент уникальный, божественный, да, но — инструмент. И, как с любым инструментом, с ним можно сделать все что угодно и использовать для любой цели.
Человечество ныне переживает совершенно особый период. В наш мир приходит, да чего там — буквально вваливается — огромная лавина нового— новых знаний, способностей, новых вибраций.
Лет десять-пятнадцать назад накатилась на бренное человечество волна повышенного интереса к смеху, накатилась, да в нем и осталась. Смех сейчас изучают во множестве стран. Хоть, если честно, дальше исследования физиологических процессов, возникающих при смехе, еще никто никуда не продвинулся. Поэтому правильнее будет сказать — смех сейчас активно эксплуатируют.
Смехом предлагают поднимать настроение, смехом предлагают лечиться, избавляться от зависимостей. Выпускаются кассеты с записями лечебного смеха. В штаты больниц спешно вводятся целые подразделения клоунов. Такая вот глобализация смеха...
Ну, и что в этом плохого? — совершенно оправданно спросите вы. — Почему в этих словах звучит сарказм? Разве не радоваться этому надо?
Да нет, друзья, не сарказм — сожаление в моих словах звучит... Эту бы энергию да на мирные цели... На установление дружеских контактов с каноническим врагом всего окультуренного человечества — с темной стороной души его... Понимаю, что это идеалистика, но кто из нас без греха...
Это невозможно еще и потому, что основной инвестор всех этих исследований — угадайте кто? Ментал, разумеется. Он и не думает бороться со смехом, который стал одним из самых значимых компонентов сознания, он понимает, что бороться с тем, что сделалось стихийным, невозможно. Но и оставить эти процессы без внимания он не может. Почему его это так беспокоит, мы уже говорили — смех заново «склеивает» все, что ментал перед этим разделил и фрагментировал. Именно поэтому смех может легко, буквально походя сместить ментал с лидирующих позиций — вмире восстановленной целостности диктат невозможен.
Учитывая особенности сложившейся ситуации, ментал уходит от прямой борьбы и поступает по-другому, коварнее и хитрее. Он просто слегка смещает смысловые акценты и чуть-чуть подправляет контекст уже повсеместно звучащего смеха... Ивсе. И делать ему больше ничего не нужно, потому как главное сделано.
Еще совсем недавно, говоря о смехе, мы отмечали, что существуют как бы две его разновидности— насмешка (ментальный, разъединяющий смех) и собственно смех. При этом мы указывали, что работаем исключительно с «собственно смехом». С тем смехом, который «от сердца», который растворяет границы и очищает сознание от ментального шлака.
Но сейчас все чаще приходится сталкиваться с еще одной разновидностью смеха. Причем повсеместность ее такова, что о ней давно нужно говорить как о некой тенденции, которая формирует наше мировоззрение вообще.
Смех как отстранение. Смех как обхохатывание. Смех как инструмент для создания виртуального изолированного пространства, в котором и весело, и радостно, а главное — нет места проблемам.
Правда, прекратив смеяться и закончив «дуракаваляться», вернувшись с концерта или выключив телевизор, мы вынуждены снова возвращаться к ним, нашим родимым и рогатым. Но это не беда, щелчок пультом телевизора — и мы снова смеемся, и мы о них вновь забыли, благо передач, веселящих нас, сейчас немерено.
Повсеместно создаются «клубы по интересам», в которых люди просто смеются и играют, в которые хочется приходить снова и снова, в которых вообще хочется поселиться и жить, убежав из своей постылой повседневной жизни...
Ну и что в этом плохого? — возможно, скажете вы. А кто говорит сейчас о плохом или хорошем? Дело не в оценке происходящего, а в его сути. Надо просто понимать, что именно происходит. Во всем, что мы обозначили выше, есть один общий момент— отстранение. Отстранение от негатива, от проблем, а по сути — от самой жизни, всем этим наполненной. И, как следствие, — отстранение от Целостности и Бога.
Но почему так происходит? Ведь речь идет о смехе, а он, как это было уже не раз заявлено, и объединяет, и гармонизирует... Черта с два!.. Ничего этого он не делает!.. — если этого не делаете вы. Еще раз повторим, смех — это всего лишь инструмент, и у него нет собственного намерения. Зато у вас оно есть.
То есть во всем этом утерян один элемент. Всего только один. И все — гармонизирующая суть смеха превратилась в нечто совершенно иное.
О чем идет речь? О некой скрытой установке, диффузно и незаметно опутывающей все, что мы делаем и чем занимаемся. В ее основе все то же ментальное знание об опасном мире, о том, что в нем есть плохое и враждебное, болезненное и вредное, и от всего этого надо всячески ограждаться.
Поэтому предельно честно решите для себя — для чего вы смеетесь? — для того, чтобы сделать шаг навстречу, как предлагаем мы, либо — шаг в сторону, как советует испуганный социум? Осознание этого и станет тем намерением, которое определит конечный результат смеха — либо интеграцию и объединение со всем, либо бегство и отстранение.
В этом основной проигрыш пассивного смеха — он создает соблазн к бегству. Он создает некие «смеховые убежища», изолирующие якобы от проблем, а на самом деле — от жизни. Он лишает человека активной позиции, превращая его, по сути, в наркомана, в смехозависимого. М-да, дохихикались, вот...
То есть мы сейчас делаем неожиданное. Мы апеллируем к нашему менталу, мы приглашаем в помощники того, на кого непрерывно наезжаем, на кого шикаем и над кем смеемся. Это крайне важно— осознанное отношение ко всему, что предлагается делать.
Только поэтому так много болтовни на этих страницах, так много логики и обращений к здравому смыслу. Ментал просто не может быть нелогичным. Пользуясь логикой, его можно смотивировать на что угодно. Даже на добровольный отказ от лидерских амбиций, даже на согласие на равноправную интеграцию со всеми компонентами сознания.
Что мы и делаем. Мы предлагаем ему партнерство и формируем с его помощью новое намерение. Делаем это осознанно и вдохновенно и не забываем о нем никогда.
Суть этого намерения предельно проста — во всех своих мероприятиях вам предлагается делать шаг навстречу. Навстречу событиям, ситуациям, а главное — своим состояниям. Вот и все. А дальше — смейтесь себе на здоровье. И не сомневайтесь, его теперь у вас будет в избытке, причем не только в теле, но и в событиях.
* * *
Подведем краткий итог второй процедуре. Он достаточно неожидан, а главное — дерзок. Дерзок и красив. Красив и многообещающ.
Высшая форма страдания — это смех. Именно к этой стадии нас плавно, но неуклонно подводит спираль духовной эволюции. Именно о таком огненном крещении говорил некогда Иоанн Креститель. Нам представляется, что нынешнее человечество уже готово принять этот вызов. Принять — и рассмеяться в ответ.
Процедура ТРЕТЬя,
с е р ь ё з н а я
д о
н е в о з м о ж н о с т и
О внутренней динамике свободных и связанных систем, или лечим Счастье от запора (и поноса)
— Жизнь, — смеется Дурак, — такова какова и никакова больше.
«Истина, — сказал некогда Антуан де Сент-Экзюпери, — это не то, что можно доказать, это то, чего нельзя избежать». Вот и мне не удалось избежать этой главы. Делайте выводы. Только, ради всего святого, не подумайте, что это я претендую на истину, нет, друзья, все гораздо хуже — это она претендует на меня. Так что особого выбора у меня нет — попробую хоть отчасти ее претензии удовлетворить. А вы от меня, пожалуйста, далеко не отходите, мне так как-то спокойнее будет...
Итак... Согласитесь, мы с вами вели себя достаточно нескромно, чтобы не сказать больше, если осмелились самому Счастью заглянуть в это самое место. Но, раз уж мы ведомы в нашем исследовании самим Дураком (есть на кого вину свалить), то попробуем не ограничиться полумерами — будем дерзкими до конца! А если точнее — до начала, до того самого изначалия, когда и Счастья-то никакого не существовало, ибо не явился еще в мир тот, для кого оно создано было, да и вместо мира самого одна лишь большая дырка была.
Но перед тем как погрузиться в это неисследованное и пустопорожнее пространство (которого, кстати, тоже еще не было), несколько слов вот о чем.
Мы уже говорили, что смех — это рефлекс, как, впрочем, и многие другие наши реакции, чихание, скажем, или тот же оргазм. Реализация любой из них доставляет нам комфортные ощущения. Почему? Физиологи скажут, что эти реакции способствуют выживанию, и только поэтому за каждую из них мы получаем своего рода взятку — порцию все тех же пресловутых эндорфинов.
Но, оказывается, существует еще один крайне немаловажный фактор, не имеющий к физиологии уже никакого отношения, — это движение энергии, высокая динамика и плотность ощущений. Когда мы ощущаем, мы создаем канал, а по сути — возможность для движения сквозь нас (или в нас, что в данном случае одно и то же) энергии, и именно это приводит к комфортным состояниям. Причем, чем выше динамика такой энергии, тем больше ощущение комфорта.
Любая попытка связать или подавить эту энергию вызывает острое чувство дискомфорта, часто переходящее в страдание. Хотите в этом убедиться? Легко. Засуньте соломинку в нос и как следует ею там покрутите... Уже готовы чихнуть? А вы не чихайте — мужественно сдержитесь, потрите спинку носа, это помогает. Ну как, получилось? Получилось, но к сожалению?.. Все верно — появляется вполне явственное чувство легкого огорчения и досады, уж больно чихнуть-то хотелось...
Если вы попробуете сделать то же самое, испытав приступ смеха (соломинку при этом в нос засовывать не надо!), дискомфортные ощущения будут намного сильнее. Изо всех сил подавляя в себе позыв засмеяться, вы почувствуете, как вас буквально распирает остановленная энергия, чуть ли не рвет на части. От этого резко повышается кровяное давление, могут начаться головные боли или рези в животе. Это уже не просто дискомфорт, а самое настоящее страдание.
А если мы возьмем ощущения еще большей интенсивности, оргазм например... Впрочем, давайте мы их все-таки брать не будем, зачем издеваться над тем, что свято? И так понятно, что ничего хорошего от подобного эксперимента не случится. Хотя, кто знает, может, и стоило бы взять... Именно в такие мгновенья приходит истинное осознание, что подавление и неприятие — далеко не самые лучшие наши качества...
В этих простеньких примерах заключен, тем не менее, глубокий смысл. Они прекрасно иллюстрируют общий принцип существования. Существования чего? Всего. Абсолютно всего, о чем только можно помыслить или что себе можно представить. Я предлагаю этот принцип обозначить предельно выразительно, а главное — ясно, очистив его от той многослойной шелухи иррациональных страхов и устоявшихся (застоявшихся!) мифов, которую нам предлагали веками.
Особенно — мифов, ибо культура, в которой мы воспитаны, давно мифологизировала все наше существование, возведя в ранг культа огромный набор понятий и категорий, сомневаться в святости которых считается кощунственным и совершенно недопустимым. Добро, милосердие, любовь просто и любовь к Богу, чувство долга, чувство ответственности...
Их много, таких понятий и принципов, долженствующих якобы удержать нас в человеческих рамках, но попутно создающих колоссальное количество всевозможных упреков, огорчений и страданий. И рано или поздно возникает подозрение, что рамки эти — и не рамки вовсе, а нечто гораздо более устрашающее и клеткообразное... Хоть и с «человеческим лицом», разумеется.
Пока мы живем в пространстве мифа, нам никогда не разобраться с теми страшилками, запрещалками и подстрекалками, которыми мы себя окружили. Нам остается либо бороться с ними, либо их бояться. Я предлагаю демифологизировать наше существование и отважно взглянуть в глаза этим монстрам (пусть даже с «человеческим лицом»), узнать их и наконец-то назвать по имени. Только так их можно расколдовать и вернуть им истинный облик, в котором, кстати, ничего ужасного нет.
Ну что, попробуем? Заглянем в тот период, когда в нашей повседневности появились все эти милолицые ужастики? Презабавное, нужно сказать, время было... Или не время это еще было?.. В общем, если мне ни с кем не изменяет моя память, дело было так.
...Да, кстати, а вы никогда не пытались ответить на древний вопрос о яйце и курице? Не пытались? Счастливчики... А мне вот придется, ибо без этого мы с места не сдвинемся. Ведь говорить мы будем о НАЧАЛЕ. Итак — яйцо или курица? Кто кого снес? Или что, откуда, прежде чего вылупилось? Вобщем— что было раньше?
Вы потужьтесь, подумайте, а я пока процитирую фразу, которую мне довелось услышать давеча: «Этот мир был создан Богом по просьбе человека».
— Ничего не бывает без наоборот! — восторженно хохочет Дурак.
Удивительно емко и содержательно, ибо парадоксально, ибо не противопоставляется начало концу, яйцо курице, а Бог — Человеку. Именно так все и было, неужели не помните? Ладно, напомню.
...Да, кстати, а внутренний смех вы освоили? Он вам сейчас очень даже пригодится, как только заметите, что где-то что-то не понимаете, — тут же его и включайте. Главное — не понять, а принять. Осознание придет следом, лишь бы сопротивление ментала не блокировало ощущений, пробужденных текстом. Так что смелее смейтесь и почаще крутите дули — это весьма способствует постижению истины. Ну, поехали.
Да, кстати... А вы знаете, по-моему, у меня мандраж от неуверенности, что такую непростую тему можно донести таким фривольным стилем. Как бы не упасть лицом в собственное достоинство... Не испугаетесь, когда я его снова подниму, дабы взглянуть на вас? Точно не испугаетесь? Тогда помогайте мне — внимательно вчитывайтесь в этом тексте не столько в слова, сколько в промежутки между ними, вслушивайтесь в каждое многоточие, а особенно в их отсутствие, внюхивайтесь в каждый курсив. И — дули! — не забывайте про дули. Только так мы сможем вспомнить...
Итак, с чего все началось? С того, что выразить словами невозможно, ибо слово всегда определено понятием, понятие — это смысловая форма, а именно форм вначале как раз и не было. А что было? Был просто Смысл, свободный и не связанный никакими обозначениями. Смысл наполнил понятия, понятия создали форму, форма выстроила Мир. До этого Мир просто Был, теперь он стал. Был он как непроявленный потенциал, стал как потенциал проявленный, реализованный и облеченный в форму.
Вам как, все понятно? Ваше понимание сумело наполниться смыслом? Еще нет? Я рад за вас. Чем меньше вы понимаете, тем ближе вы к Богу. Почему? Объясню чуть позже. Пока просто рад. Едем дальше.
Что собой представляет этот Смысл, который наполнил все? Может, это сам Бог и есть? Очень сомневаюсь, Бог никогда ничего не наполняет, Он ни во что не входит и ни откуда не выходит, Он просто Есть.
Смысл тоже просто есть, ибо является одним из первичных аспектов Бога, но он уже проявлен, хоть формы и не имеет. Как же он выражает себя в нашем мире? Как Сознание. Сознание не является функцией мозга, все как раз наоборот, мозг — его функция, причем всего лишь одна из. Это инструмент, через который Сознание пытается взаимодействовать с нами.
То есть Смысл первичен по отношению к миру форм, но вторичен по отношению к своему носителю, к своей среде. Что же является средой обитания Смысла? Что есть еще более первичное, чем он?
Может, это тот непроявленный и чистый потенциал, о котором так модно стало рассуждать в последнее время? А что? Очень может быть, только какой же он непроявленный, если давно стал притчей во языцех? Проявили уже, надо полагать. Хоть проявить-то, может, и проявили, а вот рассмотреть как следует не удосужились.
Поэтому, друзья, знакомьтесь — Время. Время не как абстрактное понятие, не как длительность процессов, а как высший аспект Абсолюта, первый из проявленных. Время — это не материя, не энергия, не пространство, но и пространство, и энергия, и материя — это Время. Это то, с чего было начато творение, то, что лежит в основании Мира, в основе сущего.
Это то, что было коварно пленено человеком, обездвижено и беспощадно обречено на бесконечно долгое заточение!..
Дело в том, что Время не просто наполняет собой Мир, состоящий из форм, оно одновременно этими же формами и является, оно ими связывается и обездвиживается. Абсолютно все проявленное в мире, или, точнее, проявленное Миром, является остановленным Временем, а по сути — ловушкой для него. Хрональной ловушкой.
Время не может быть неподвижным, динамика— основное его качество. Динамика Времени создает Энергию. В хрональных ловушках энергия блокируется и теряет свою подвижность, кристаллизуясь в понятия и объекты. Любой объект — это остановленная энергия, это концентрат Времени, а по сути — ее тюремные застенки.
В общем, все в мире подобно бублику, который, как известно, делают из теста и пустого места. Тесто — это образ, понятие. Пустое место — Время. Все вместе — объект, бублик, мир.
Вы как, еще здесь? Еще держитесь? Держитесь. Дальше полегче будет, а пока потерпите и поверьте — оно того стоит, ведь я сейчас буду неимоверно поднимать ваш человеческий статус.
Дело в том, что для любого акта творения совершенно необходим внешний наблюдатель, именно он, а точнее — его сознание и является инструментом этого творения. Ни Смысл, ни Время не обладают свободной волей, эти грандиозные категории — всего лишь сырье для нашего Мира. Необходим еще Творец. И он был. И он есть. И он — это вы.
— Влип студент! — смеется Дурак, довольно потирая руки. — А то все я, да я...
— Свято пусто местом не бывает! — хохочет он. — Без тебя.
Вспомните — «наш мир был сотворен Богом по просьбе человека», однако в этом утверждении всего лишь половина правды, вторая выглядит так — «и при его непосредственном участии».
«Пронизывающая Деяния Творения Духовная Энергия может вступить в связь лишь с воления человека. Именно в нем ключ, ибо только оно обладает способностью подключиться к Живой Силе, навести к Ней мост» (Абу-ру шин «В свете истины»).
Не умаляйте своей значимости, друзья. Ваше сознание — это проекция сознания божественного, ваша воля — это фрагмент фрактала под названием Вселенная. А фрагмент фрактала всегда равен фракталу целому.
«Мы едва ли способны представить, что каждая отдельная частица может содержать внутри себя все остальные частицы и одновременно быть составной частью каждой из них» (Фритьоф Капра). Но именно таковы принципы нашего существования.
Остается разобраться со временем — ведь когда была создана Вселенная, а когда в ней появился человек... Одновременно! То время, о котором говорится сейчас, в контексте человеческого пространства — продукт исключительно нашего сознания, в пространствах большей мерности его попросту нет.
Все, что было когда-то, все, что происходит сейчас, и все, что будет, — существует одновременно, взаимообусловлено и равнозначимо. Закон Цельности и Единства.
«Желание Бога есть абсолютная исполненность. Желать и выполнять для Него есть деяние одновременное» (Гермес Трисмегист).
То есть пресловутый акт творения — это не просто воплощение Божественного Замысла, это еще и реализация договоренности Человека с Богом. Ичеловек, его сознание — инструмент этой реализации. Он смело берет чистый изобильный и безмерно разнообразный потенциал Бога и отважно лепит из него... маленький и убогий мирок своего повседневного существования.
А что ему остается делать? Если, вочеловечившись, он теряет изначальное божественное сознание, заменяя его жалким подобием — сознанием ментальным. Из него все и лепит. Помните: «Я его слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила»? В самую точку. А мы затем обижаемся на несправедливость богов, вселенной...
«Мир как он есть — не божественное творение, которое было предназначено, но мрачное и извращенное выражение его. Он не является выражением божественного сознания, он всего лишь должен таким стать» (Шри Ауробиндо).
Человек сам навязал природе ее законы. Мгновенно попав от них в зависимость.
Все наши незыблемости и абсолютизмы: земля твердая, вода жидкая, огонь горячий, яблоко падает вниз — всего лишь реализация человеческих привычек и не более. На самом деле это мы определяем мир, а не он нас — привыкайте теперь к этому.
— Пока не перекрестишься, — с готовностью подтверждает Дурак, — гром не грянет.
— Куда дым, — смеется он, — туда и ветер.
Мир, которым мы себя окружили, — продукт исключительно умозаключений человека. Причем в самом буквальном смысле. Человеческий ум совершенно бесчеловечным образом обошелся с силами, его создавшими, заключив их в убогие рамки своих понятий, представлений и страхов.
Я насмерть поражен своим сознаньем,
Я ранен в сердце разумом моим,
Я неразрывен с этим мирозданьем,
Я создал мир со всем его страданьем,
Струя огонь, я гибну сам, как дым...
...И, весь дрожа от нестерпимой боли,
Живя у самого себя в неволе,
Я ранен насмерть разумом моим.
Константин Бальмонт
Да, наш ментал имеет такую возможность, гордитесь этим! Стыдитесь этого... А еще лучше — делайте с этим что-нибудь.
Время — практически божественная категория и величина — оказалось пленником человеческого ментала, заложником его испуганного сознания, а еще точнее — слепком его ущербного мировоззрения.
Мы просто глина под рукой Творца.
Не знаем мы, чего от нас он ждет.
Он глину лепит без конца,
Но никогда ее не обожжет.
Герман Гессе
Человек оказался более жесток, он именно что обжигает свои творения, напрочь лишая их всякой пластичности, а значит — надежды на освобождение. Почему? Потому что точно так же он относится к себе. Согласитесь — ни с чем человек не расстается с таким трудом, как с необходимостью расстаться со своими представлениями.
Мы боимся изменений, мы боимся потерять себя, мы боимся умереть в себе и только поэтому умираем — все в том же страхе. Только никакого права на это у нас нет! Наша смерть — это предательство, это неуважение к тем силам, что нас создали и взрастили, но которым мы отплатили черной неблагодарностью. Поимеем же совесть наконец (не все же ей над нами измываться) — станем бессмертными! Оживим себя и этим — мир вокруг.
Кто не согласится — пусть не обижается, когда мир начнет оживлять его. Как? Болью, проблемами, страданием. В этом нет жестокости, мести или мистического воздаяния, в этом всего лишь отчаянная попытка мира освободиться, оживить свою энергию и вернуть себе пластичность. Делая это через человека. Ибо все, абсолютно все в мире происходит через человека, из-за человека и для человека.
Итак, к чему мы пришли? Или точнее — подошли? Или — еще точнее — мимо чего проходим?
Человек, наделенный способностью творить, пользуется ею широко и с размахом, но, увы, — проецируя на нее все свои комплексы и тем самым создавая пространство, столь же болезненное и закомплексованное. Закомплексованная Вселенная! Просто ужас какой-то. Фантастам такое вряд ли даже снилось.
Причем дело вовсе не в том, что человек творит вселенную объектов и пространство форм — это как раз нормально, ведь где-то ему нужно дурака валять, — а в том, что он делает это пространство незыблемо жестким и кристаллизованным.
Любое качество, любая смысловая категория, в том числе и Время, имеют как минимум два аспекта — активный и пассивный. Проигрыш человека в том, что он ограничивает Время только одним — пассивным, пугаясь его непредсказуемой активности и превращая тем самым всего лишь в аморфный строительный материал.
А материал этот просто прелесть какой активный, совершенно невероятный и удивительно пластичный! И многое дал бы человеку, прояви тот чуть больше смелости. Мы с вами обязательно проявим, а перспективы, которые при этом откроются, более подробно рассмотрим в следующей книге, под названием «0,14», в которой будут тщательно исследованы особенности такого хронального пространства.
Обратите внимание, пресловутые законы природы — это, прежде всего, запреты. Низ-зя! — получать энергию из ничего, превышать скорость света, жить, не умирая, и т. п. А что, если бы это были разрешения? Представляете? Можно! Все можно! И только иногда, совсем редко, так и быть — чуть-чуть нельзя, ну, так просто, для настроения, для разнообразия. Классная Вселенная получилась бы, правда? Дайте две!
Возвращаясь к ловушкам Времени, вспомним тему, которую уже поднимали раньше. В нашем мире существует только один закон — Закон Цельности и Единства, и лишь одна динамика — направленная на восстановление утраченной целостности. Все происходящее как с нами, так и вокруг определено именно этой динамикой. Надеюсь, вы уже начали догадываться почему.