Алхимистика Кости Жихарева Успенский Михаил

– Ничего-ничего, – сказал корноухий учёный. – Как раз самое время. У городских стражников сейчас пересменок. Уж я-то знаю… Адепты Философского Камня здесь на одной улице живут, она так и называется – Златна уличка. Весь цвет научной Европы собрал к себе в Прагу император Рудольф фон Габсбург, второй этого имени! Очень даже удобно: один шарлатан пошлёт – пойдём к другому… Да и не все они старики… И не все шарлатаны…

Конечно, мысль использовать алхимиков была так себе, но ведь другой-то и вовсе нет!

Хорошо хоть, что Златну уличку не пришлось искать – мистер Келли явно был в имперской столице как дома.

– Здесь живёт мой давнишний приятель Гуго Бременский, – показал астролог на дверь, обитую медными бляхами. – В прежние времена у него всегда можно было угоститься моравским пивом… Вот дьявол!

Дверь гостеприимного Гуго была опечатана шнурком между двумя блямбами красного сургуча.

– Печать императорская… Допрыгался, голубчик, – вздохнул Келли. – А я ведь его предупреждал – нельзя сыпать в астральный настой непрокалённую мочевину в таких количествах, мера нужна… Ну да он тут не один такой, с ним соседствует старый гейдельбергский бурш Фриц Доппелькюммель. Он чуть ли не с самим принцем Гамлетом на одном курсе учился! Пива у него не допросишься, зато…

Но узнать, чем угощал пожилой студент вместо пива, не пришлось: и следующая дверь была тронута государственным сургучом.

– Фрица-то за что? – пожал плечами корноухий. По голосу было слышно, что астролог встревожился.

Он метался от дома к дому, благо улица была узкая – и везде натыкался на следы царственного вмешательства.

– Тенденция, однако, – сказал Джульверн. – Борьба с генетикой, кибернетикой, алхимией и прочими лженауками… Надеюсь, за домами репрессированных не следят, мистер Келли?

Корноухий лихорадочно озирался.

– Неужели старину Руди попёрли с престола? Кто бы при нём осмелился хоть пальцем тронуть императорского алхимика? Значит, надо… Надо…

Костя молчал, но чувствовал, что назревают крупные неприятности.

– Надо тупо тикать! – сказал Джульверн. – Причём в разные стороны. Нам в одну, а вам, господин астролог, в другую…

– Постой, – сказал Костя. – Дядя Эдик, с золотом мы обломились, это сто пудов. А нет ли тут такого учёного, чтобы разбирался в этих… в големах?

Он ведь чуть не забыл о Колобке!

Мистер Келли даже подпрыгнул:

– Да! Вот оно! Именно в Праге именно такой учёный и живёт! Правда, придётся пройти в здешнее гетто, но мы же с вами выше мещанских предрассудков…

– Куда? – сказал Костя.

– В место компактного проживания национальных или религиозных меньшинств, – сказал Филимонов. – Говоря по-русски – в еврейский Чайнатаун…

(Вообще-то в России раньше говорили не «чайнатаун», а «шанхай»…)

Здешний еврейский Чайнатаун выглядел поскромнее здешнего Золотого академгородка. Но, по крайней мере, двери невзрачных домишек не были опечатаны…

– Странно, что на входе нет стражи или этого глиняного болвана, – сказал Келли. – Но тем лучше. Вот дом человека, который вам нужен. Его зовут рабби Лёв бен Бецалель…

От соломенной куклы до трансформера

Изначально кукла не была детской игрушкой.

Во времена, называемые «детством человечества», кукла была чем угодно, только не ребячьей забавой. Кукла была заместителем человека. Кукла была духом предков. Кукла была богом. Кукла могла обозначать врага.

Её мазали мёдом и жиром, чтобы умилостивить предков и выпросить у них удачу. Её пороли в случае или недорода, или провальной охоты. Её прокалывали иглами и прижигали углями, чтобы причинить вред врагу.

Если тело заведомо погибшего человека не могли найти (утонул, сгорел дотла, съеден каннибалами), то в могилу опускали куклу.

От дикарской куклы ведут своё происхождение и статуя Венеры Милосской, и «Мыслитель» Родена, и памятник Булату Окуджаве на Арбате.

Но ещё предполагалось, что священные фигурки, стоит только человеку отвернуться, начинают двигаться… А если их подчинить людской воле?

Нам даже не понять и не представить, какой голодной, тяжкой и мучительной была жизнь наших отдалённых и не очень предков. Поэтому они и мечтали о рукотворных помощниках (как, впрочем, и об искусственном золоте, скатерти-самобранке и прочей халяве)…

Греческий бог-кузнец Гефест изготовил медного великана Талоса по заказу жителей острова Крит. Великан обходил Крит по периметру и швырял обломки скал во вражеские корабли. Этот первый робот (а робот ведь тоже потомок куклы!) был даже снабжён «защитой от дурака»: в пятке гиганта имелась ма-аленькая втулочка. Вытащи её – и Талос рухнет, истекая волшебной влагой, которая приводила его в движение. Это так, на всякий случай.

По той же схеме придуман и Голем.

«Голем» на иврите – «комок глины», «сырьё», «нечто неоформленное, незавершённое». О древних големах мы знаем очень мало. Разве что о праотце Адаме: Творец создал его из красной (цвет жизни!) глины и вдохнул в неё душу живую…

Рабби Лёв бен Бецалель действительно жил в Праге времён императора Рудольфа II. Это факт. Но вот создание им Голема – уже легенда, причём, как все хорошие легенды, весьма плодотворная.

Рабби Лёв был каббалист. А Каббала – это учение о слове, знаке, букве, числе. Познай законы Каббалы – и природа станет подвластна тебе. Поэтому Лёв сперва вылепил из глины подобие человека. Потом попробовал его оживить. Написал на свитке пергамента слово «жизнь» и вложил свиток в открытый рот глиняного болвана…

Оживший пражский Голем должен был охранять гетто от несознательных (или слишком сознательных) горожан. От ночных налётчиков и грабителей. Использовался Голем также для выполнения всяких тяжёлых или запретных для иудея работ. Благодать – кормить не надо, платить не надо, вытащил из пасти бумажку-активатор, прислонил к стенке – и пусть стоит, пока вновь не понадобится…

Но пришлось однажды рабби Лёву отлучиться – и не справились его нерадивые ученики с великаном-слугой! Много беды натворил неуправляемый монстр, пока не вернулся великий каббалист. Разгневавшись, он начертал на пергаменте слово «смерть», изловчился, засунул глиняному разрушителю в рот – и рассыпался Голем в прах!

Мораль тут простая, но до сих пор толком не усвоенная: прежде чем включить что-либо, подумай, сможешь ли ты это выключить.

Пражскому Голему посвящено некоторое количество литературных текстов, кинофильмов, прочих сочинений. Самые известные из них, пожалуй, роман австрийского писателя Густава Майринка «Голем» (чтиво довольно тяжёлое для любителя стандартных триллеров) и фильм чешского режиссёра Мартина Фрича «Пекарь императора» (1951 г.). Вот фильм получился что надо! Его можно без труда найти в Сети.

А вообще големы размножились в литературе чрезвычайно.

Это и ожившая статуя Командора в легенде о Дон-Жуане («О, как тяжело пожатье каменной твоей десницы!» – воскликнул пушкинский Дон Гуан), и ревнивая «Венера Илльская» в новелле Проспера Мериме, и марширующие батальоны памятников Сталину в песне Александра Галича…

А уж про записных фантастов и говорить нечего.

У всех бессчётных взбунтовавшихся роботов один предок – Голем. Тут сто раз подумаешь, прежде чем обычный пылесос-то включить!

В Плоском Мире сэра Терри Пратчетта големы стали наёмными рабочими города Анк-Морпорка и даже объединились в профсоюз.

В «Граде обреченном» братьев Стругацких существует целый Город Оживших Статуй.

В романе «Деревянный ключ» израильский писатель Тони Барлам (пишущий, впрочем, по-русски) описывает деревянного голема. Знайте, что истории про Пиноккио и Буратино сочинены неспроста!

У неистового левака и великого придумщика Чайны Мьевиля големов делают вообще из чего угодно – из земли, из воды, из хвороста, из мусора на свалке…

А от свалки недалеко и до модных ныне трансформеров…

…Кстати будет сказать несколько слов и об императоре Священной Римской империи германской нации (это её полное название) Рудольфе II Габсбурге.

Удивительный государь, поразительный человек, восхитительный дилетант. Переложил все государственные дела на брата, а сам перенёс столицу в любимую им мистическую Прагу и стал там жить в своё удовольствие. Собрал вокруг себя множество деятелей науки и искусства – достаточно назвать имена астронома Тихо Браге и художника Джузеппе Арчимбольдо (найди репродукции его картин – не пожалеешь). Стремился раскрыть все тайны Вселенной, не имея систематического образования. Легко увлекался самыми вздорными проектами и так же легко их бросал. Был по-детски доверчив и не по-детски жесток…

Именно он завёл среди венценосных коллег моду на собирательство уникальных предметов – природных феноменов, мутантов, раритетов, древних рукописей, легендарных артефактов. В ту эпоху у каждого мелкого германского князька был свой кабинет диковин.

И Пётр Великий не только из чистой любознательности учредил Кунсткамеру на берегу Невы, но и чтобы показать всему миру – я тоже самый настоящий европейский государь!

…Костя деликатно постучал в дверь, над которой висел похожий на фонарь стеклянный ящичек со свитком.

– О горе мне! – послышался из-за двери надтреснутый голос. – О, Суббота, будь она трижды, хм, того… благословенна! Я в этот день не вправе открыть свою дверь даже преследуемому беглецу! Впрочем, она ведь и не заперта…

– Понял, не дебил, – сказал Костя и толкнул рукой дубовые доски, испещрённые загадочными знаками.

Больше всего жилище мудрого рабби напоминало школьную химическую лабораторию – только стекло многочисленных сосудов было какое-то мутное.

Хозяин сидел в резном кресле с высокой спинкой и поглаживал немалую седую бороду. Он поразительно походил на директора школы Семёна Ароныча.

Джульверн чуть было не назвал его так, когда здоровался.

– Шалом вам, молодые люди, – сказал рабби Лёв. – Что привело вас ко мне в этот… хм… священный, но совершенно бесполезный день?

– Так это… Где он? Куда он подевался?

– Кто подевался? – спросил старец.

– Мистер Келли, – пояснил Филимонов. – Нас направил к вам Эдуард Келли. Только он в последний момент как бы испарился…

– Это похоже на него, мерзавца, – сказал рабби и сурово насупил брови. – Удивительно только, как он вообще решился вернуться в Прагу? Ведь ему лично мной предсказана смерть в императорской тюрьме! Помнится, он так перепугался… Хе! Знать, большой куш почуял шарлатан! Но зачем он вас притащил с собой? Небось наобещал золотые горы? Да вы садитесь, садитесь, снимайте свой меч…

– Где-то так, – сказал Джульверн. – Но золото не главное. Дело в том, что наш друг и наставник… Одним словом, он разочарован…

– Я не целитель душевных ран, – сказал Лёв бен Бецалель. – А доктор Зигмунд родится ещё не скоро…

– Да я просто неудачно выразился, – сказал Филимонов. – Он был заколдован, а потом его по ошибке расколдовали… Костя, доставай Виссариона!

Жихарев извлёк из-за пазухи завёрнутого в шарф Колобка. Странное дело – на груди вожатый был плоский, как блин, а теперь снова стал пышный и шаровидный…

– Это… он? – спросил старец.

– Он самый, – вздохнул Костя. – Но он не умер – просто перестал быть самим собой…

– Это тяжёлый диагноз, – заметил рабби. – Конечно, если речь идёт о человеке… Но я сегодня не могу вкушать хлеб, испечённый из заквашенного теста…

«Да тебе, дедуля, никто и не даст его вкушать», – хотел сказать Костя, но воздержался.

– Это не хлеб, – сказал Филимонов. – Это хлебный голем. Так нам сказала одна девушка – с понтом ученица Мерлина… У него были и глазки, и ручки, и ножки, и всё остальное!

– Мерлин – это серьёзно, – вздохнул старец. – Одно то, что вам ведомо его имя, говорит о многом… Но я сегодня не могу заниматься никакими делами, а уж тем более каббалистикой! Соседи живо настучат в Синедрион!

– Да, я знаю, что в субботу вам нельзя, – сказал Джульверн. – У Марика Фишмана дед такой – на него в субботу муха как сядет, так до воскресенья и ползает… Но… посмотреть-то вы можете?

– Посмотреть могу, – кивнул старец. – Только закройте за собой дверь…

– Простите, – сказал ботан, вернулся к выходу и задвинул щеколду.

Рабби Лёв принял Колобка из рук внезапно оробевшего богатыря. Костя всегда побаивался Семёна Ароныча. Потому что уважал…

– А вы, как вас…

– Меня Нил, а его Константин, – поспешно представился ботан.

– Вот вы, Нил, заварите чаю из трав, – сказал старец. – Я не командую, ибо команда – тоже действие. Я информирую. Травы я обычно храню в том шкафчике…

Великий каббалист умудрялся одновременно осматривать Колобка, давать инструкции Джульверну и рассказывать о своих невесёлых делах.

– …И я, старый дурак, создал Голема. Надеялся, что он будет за меня в субботу проводить опыты и хлопотать по хозяйству. Время, молодые люди, это самый дорогой товар! Да, две ложечки, не больше… Поначалу всё шло хорошо, но потом меня вызвали в Синедрион. Говорят: а какие буквы проставлены на свитке, оживляющем твоего глиняного шабес-гоя? Ах, наши, еврейские? Стало быть, это уже не шабес-гой, а самый настоящий иудей, и в субботу ему тоже положено отдыхать… Столько трудов насмарку! Да, плиту можно раздуть… Но нет худа без добра: теперь я отдаю Голема напрокат, когда не хватает двенадцатого еврея для поминальной молитвы…

– Так вы тогда всех двенадцать поминальщиков и слепите, – откликнулся от плиты Филимонов. – И вообще – пустите концепт в серию!

Рабби Лёв грустно улыбнулся:

– Это богатая мысль, молодой Нил. Если бы я мог, я бы весь свой народ заменил големами, которые не чувствуют ни обиды, ни боли, не страшатся самой смерти, равнодушны к изгнанию, лишениям и пыткам, а в огне только крепчают… Да, чайничек непременно китайский… Подарок императора, между прочим! И виной всему происки завистников да интриги союза шабес-гоев…

Костя кашлянул и сказал:

– Шабес-гои – они кто такие? Может, с ними надо побазарить по-мужски?

Рабби рассмеялся.

– Шабес-гой буквально значит «субботний иноверец». От слова «шабад» – суббота… Мы нанимаем этих ребят на один день в неделю. Ясно?

– Да, – обрадованно сказал Костя. – И ещё мне ясно, почему Агапыч в конце тренировки командует: «Шабаш!»

– А итальянцы говорят: «Баста!» – тот же корень! – подхватил старик. – Молодой человек, если не трудно, подкатите моё кресло к столу, будем пить чай с яблочным пирогом… Сами его и порежьте…

Всё было очень мирно и по-домашнему, от чего друзья уже успели отвыкнуть.

Когда крепкий травяной чай был выпит, а вкуснейший пирог съеден, рабби Лёв сказал:

– А теперь займёмся вашим… хлебом. Нил, возьмите письменные принадлежности в верхнем ящике вон того бюро. Так. Несите сюда. Оторвите кусочек пергамента… Не получается?

– Дай-ка я, – сказал Костя. – Я уже работал с пергаментом…

Но его опыт писаря на богатырской заставе, увы, не пригодился – ведь надпись следовало сделать на иврите, а этого языка не знал даже ботан. Зато ботан был сообразительный: он попросил у рабби еврейскую наоборотную азбуку и вскоре выполнил задание.

– Теперь сверните пергамент в трубочку, – сказал рабби. – И попробуйте воткнуть её, что ли…

Костя охнул, заметив, что каравай содрогнулся. Потом из него стали расти маленькие лапки и ножки, прорезался ротик и даже возникли глазки – но не весёлые изюминки Виссариона Глобального, а какие-то мутные, мертвенные буркальца.

Колобок-голем встал на ножки и свистящим змеиным шёпотом произнёс:

– С-слуш-шаюс-сь, хоз-зяин…

И вдруг в уютной келье всем сделалось так страшно и тошно, что Жихарев быстро схватил бывшего Колобка, вытащил из него бумажную трубочку – и хлеб снова стал хлебом…

– Это не наш Виссарион, – сказал богатырь. – Это просто нежить какая-то…

– Недотыкомка, – уточнил побледневший Филимонов.

Рабби Лёв беспомощно развёл руками:

– Это всё, что в моих силах. Жизнь вдохнуть я ещё могу, а вот вернуть душу…

Тут раздался мелкий дробный стук в дверь, и глубокий бас проворковал:

– Нештатная ситуация!

Потом послышался чей-то визг, удар – и дверь дома влетела внутрь, сорванная с крепких стальных петель.

Операция захвата была продумана до мелочей. Должно быть, нападавшие прекрасно знали расклад сил.

Двое стражников сразу устремились к рабби Лёву и встали по обе стороны кресла, скрестив алебарды.

Костя остался в стороне и успел ухватить с лавки Меч Спецназначения – этим воякам вполне хватило бы и ножен…

Но старший группы, усач в парадной кирасе с гравировкой, уже стоял за спиной Филимонова и держал ботана за шею, угрожая кинжалом.

Костя плюнул и бросил меч. Ему споро скрутили руки верёвкой, да ещё каким-то хитрым узлом. Юный богатырь уже знал по былинному опыту, что вырываться и выкрикивать свободолюбивые лозунги при задержании стыдно и бессмысленно. Один бы он мог попытаться уйти. И даже не попытаться, а просто уйти. Но рисковать жизнью ботана не мог… За здешними ребятами перехватить глотку не заржавеет!

– Позвольте! – запоздало вскричал рабби Лёв. – Это мои гости! Вы не имеете права! У меня охранная грамота самого императора! Это произвол!

Старший передал Джульверна своему помощнику и подошёл к креслу. Алебарды встали по стойке смирно.

– Рабби, – поклонился он и прижал руку к сердцу. – Его императорское величество велел передать вам глубочайшие извинения за беспокойство. Только что мы избавили вас, а может быть и наш христианский мир, от страшной опасности…

– Извольте объясниться, полковник фон Бюлов!

Начальник стражи прокашлялся.

– Эти мерзавцы, – заревел он страшным голосом, – эти ваши так называемые гости, с которыми вы тут распивали чаи, на самом деле посланцы нечестивого турецкого султана! Они хотели выкрасть вас и доставить в Стамбул, чтобы вы изготовили для басурман целую глиняную армию! Нехристи пользуются тем, что нынешний Папа Римский какой-то чудной…

Филимонов поймал себя на том, что про чудного Папу он уже где-то слышал, но думать об этом сейчас было некогда.

– Такого не может быть, – сказал поражённый каббалист. – Зачем султану глиняная армия, у него и живых-то некуда девать…

– У нас зря не хватают, – сказал полковник. – Говорю честно, по-солдатски. Видите, как притихли заговорщики? Возразить-то злодеям нечего…

– Зато мне есть что сказать этим юношам. Увы, друзья, до исхода субботы я не могу пойти во дворец, чтобы ходатайствовать за вас. Но суббота, к счастью, не длится вечно. Я уверен, что недоразумение разрешится…

– Можете и не успеть, рабби, – осклабился фон Бюлов.

– Это почему?

– Потому что мне предписано доставить преступников в Подземелье Высокой Науки для опытов. На них наши светила будут проверять эликсиры бессмертия и прочую гадость. Я считаю – это лучше, чем травить несчастных собачек, кошечек, кроликов и даже крыс. Крысы, в отличие от вражеских наймитов, достойны честной солдатской смерти от удара сапогом, а не от подлой отравы. Недаром наши придворные мудрецы называют себя гуманистами…

Бен Бецалель бессильно уронил руки.

Круглый каравай по-прежнему лежал посреди стола, потому что страже было строго указано – в доме каббалиста нельзя ничего трогать, а тем более тырить оттуда! Себе дороже выйдет!

Мученик лженауки

– Ладно хоть Колобок в безопасности, – сказал Филимонов. Их гнали по утреннему городу, уже наполненному торговым, рабочим и праздным людом. – А филин-то успел слинять?

С ближайшей крыши донеслось басовитое гульканье.

– Хорош голубок, – проворчал Костя. – Но всё-таки лучше, что он остался на свободе.

– Ну да, – согласился Джульверн. – Будет прилетать к нам в темницу, вскормлённый на воле орёл молодой, а мы станем передавать с ним записки безутешной родне… Герр полковник, а что это за тюрьма, в которую нас ведут?

Полковник фон Бюлов, на счастье или несчастье, оказался словоохотлив:

– Это не тюрьма, а Подземелье Высокой Науки, турецкое отродье! И вскоре ты отведаешь плодов этой науки!

– Да я ни слова не знаю по-турецки, – сказал Филимонов. – Разве что «секир-башка»…

– Все вы так говорите, – проворчал полковник. – Тем хуже для вас, предатели христианской веры! Перед лицом басурманской напасти наш мудрый император Рудольф приказал всем своим астрологам да алхимикам объединиться в одну штрафную роту. И поклялся, что никто из них не получит свободы, пока их чёртова наука не даст реальных боевых результатов! Вот это честно, это по-солдатски! Давно надо было так сделать, умная голова этот его новый советник…

– Какой советник? – сразу встрепенулся Филимонов, потому что болтуна следует потрошить, не отходя от кассы.

– Да этот, как его… Кукко… Вякко… Я полагаю, из финнов он, да башка у него толковая! Хоть и не военный…

– Выследил всё-таки нас, – проворчал Костя.

– А не надо Священную Империю германской нации нехристям продавать! – наставительно молвил фон Бюлов. – Вот тебя, парень, охотно взял бы любой командир, даже и в гвардию. Но нет, ты предпочёл честной солдатской судьбе и честному солдатскому жалованью грязное золото турецкого великого визиря!

– Выходит, что Куковяка нас подставил… – сказал Костя.

– Ну конечно! Станет императорский советник заниматься мелкими доносами! Да нет – доложил о вас ваш же сообщник, печально известный всей Праге проходимец Келли-Ушки-Топориком. Рассчитывал, что заслужит прощение и награду от старины Руди. Как же! Теперь сдохнет в тюрьме, потому что так предсказал ему рабби Лёв. А то, что предсказал рабби Лёв, не в силах изменить даже император. И скажу как честный солдат: и он, и вы заслужили участь подопытных крыс!

Судя по частоте употребления слов «честный» и «солдатский», полковник фон Бюлов явно намекал на необходимость взятки. Тем самым грязным турецким золотом…

Наконец конвой остановился перед сплошной булыжной стеной.

– Завязать глаза шпионам! – скомандовал фон Бюлов, дивясь недогадливости стамбульских наймитов. Ведь так легко избежать мучительной научной смерти: копьё в спину при попытке к бегству – и всё кончено! А золото поделить – честно, по-солдатски…

Но полковник не был до конца уверен в своих людях – вдруг да среди них затесался действительно честный солдат?

…Наконец повязки были сняты.

Костя Жихарев никогда не вращался в академической среде, а вот вундеркинд Филимонов сразу определил: это заседание учёного совета!

Заседавших в огромном зале с низким потолком было не меньше сотни. Одни были одеты в расшитые серебром мантии и островерхие колпаки, другие в рабочей одежде, повязанной кожаными фартуками, третьи вообще выглядели как давешние певцы-студенты.

Вдоль стен стояли столы, на которых громоздились колбы, реторты, перегонные кубы, тигельки, алембики, змеевики и прочие атрибуты Великого Делания – то есть извлечения из окружающей среды Философского Камня.

И разумеется, здесь властвовали страстный дух прогресса, аура неустанного коллективного поиска, флюиды не знающего границ научного энтузиазма, атмосфера всепобеждающего желания познать тайны Вселенной и прочая чепуха, которую обычно городят журналисты в научных обозрениях…

В особенности впечатляли настенные факелы, пылавшие то обычным, то синим, то зелёным огнём.

В общем, фауст сидел на фаусте и фаустом погонял!

Хотя многие откровенно дремали.

Главный фауст стоял за кафедрой и о чём-то горячо вещал. Увидев вошедших, он прижал палец к губам и показал рукой в сторону.

Полковник понимающе кивнул, сделал соответствующие знаки солдатам и арестантам – и почти на цыпочках повёл свою команду в указанном направлении.

В углу зала была просторная железная клетка – вроде тех, что применяются в современных залах суда (большой прогресс по сравнению с мрачным-то Средневековьем!). Прутья надёжно вмурованы в пол и потолок. Под ногами разбросано вонючее сено, а на сене дрыхнет или помер какой-то бедолага, укрытый мешковиной…

Подскочивший местный служитель отпер маленькую дверь, пропустил туда пленников и сейчас же навесил замок – по мнению Кости, несерьёзный.

Жихарев, как бывший узник князя Владимира Красное Солнышко, освоился быстро – снял телогрейку и бросил на солому.

– Хоть не в темноте сидеть, и то ладно, – сказал он и сел.

Учёные мужи зашикали на него – и обратили свой слух к оратору.

А оратор пражский говорил:

– …Ибо сказано в «Иероглифике» Ламбспринка: «В этом лесу есть животное, полностью покрытое чернотой, и если кто-либо отрубит ему голову, то чернота сойдёт с него и он приобретёт белоснежный цвет». Хотите ли вы понять, что это?

– Хотим! Хотим! Давно ждём! Давай рожай! – вразнобой заорали высокоучёные слушатели, сидящие на длинных лавках.

– Чернота называется головой Ворона, которая, будучи снята, немедленно приобретает белый цвет; другими словами, когда тучи больше не возвращаются, тело называют обезглавленным. Таковы его истинные слова…

– В точку!

– Хорошо сказано!

– Кроме того, – продолжал докладчик, – мудрецы также говорили: возьми гадюку, называемую de Rexa, отруби ей голову и так далее, то есть избавь её от черноты. Они также использовали этот парафраз, когда, описывая операцию по умножению Камня, они называли змею гидрой, у которой, если отрубить голову, на её месте тут же вырастут десять. Так сила Камня возрастает вдесятеро каждый раз, как отрубают голову Ворону, то есть его вновь делают чёрным, а затем белым, или, другими словами, заново повторяют растворение, а затем коагуляцию…

От духоты и занимательности доклада Костю неудержимо клонило в сон – тогда как ботан слушал очень внимательно.

Снился Косте и несчастный обезглавленный Ворон, и Король, которого кормят Молоком Девственницы, сваренным в три этапа по пятьдесят дней – так дремлющему у включённого телевизора видится в причудливом искажении то, что несут с экрана.

Время от времени богатырь открывал один глаз, убеждался, что оратор всё ещё продолжает, – и задрёмывал снова.

Финал доклада был довольно шумным.

– Итак, – сказал главный фауст, – я был краток. Тем не менее всё, что вы сейчас услышали, является величайшим секретом всех времён и народов, и поэтому вы все сейчас у меня умрёте!!! Я вас предупреждал!!!

С этими словами оратор бросился на кого-то в первом ряду и начал бедолагу душить – насилу оттащили и угомонили учёного.

– Во психи, – сказал Костя.

– Обычная полемика, – пожал плечами ботан.

Потом на кафедру зашёл другой докладчик – судя по молодости, кудрям и завыванию, поэт:

  • Кто истинной науки ищет
  • И знания правдивого металлов,
  • Того, как превращать один в другой
  • И трансмутировать их верно,
  • Тот должен уяснить весь путь,
  • Какой они проходят в недрах:
  • Возникновенье их и созреванье
  • В глубоких шахтах под землёй…

– Нескладушки, – шепнул Костя. – Куковяка наш и то лучше умеет…

– Вероятно, подстрочник, – откликнулся ботан. – Зато, пока они всю эту хрень перетирают, на нас не ставят опыты…

А Жихарев уже и забыл, что он тут всего лишь лабораторная белая мышка. Ему-то снилось, что он Красный Лев и его запихивают в Философское Яйцо с целью подвергнуть Алхимической Свадьбе…

Разбудил богатыря ботан – тычком в бок.

– Смотри, кто на трибуне!

– А кто? Сам Мерлин, что ли?

– Нет! Там китаец! У них, оказывается, было и межконтинентальное сотрудничество!

И точно: место за кафедрой занял старичок с реденькой бородкой, в алом шёлковом халате и в чёрной шапочке с золочёным шариком на верхушке.

– …Но если адепт стремится вознестись на небеса, ему следует поститься сто дней, год воздерживаться от употребления в пищу злаков и принять один лян раствора. Тогда непременно он вознесётся к бессмертным.

– Ну ясное дело – вознесётся! При такой-то диете! Только зачем так долго ждать, мастер? – спросил кто-то.

Старичок торжествующим взглядом обвёл аудиторию.

– Существует также ещё более совершенный метод приготовления золотого раствора, приносящего великую радость, – объявил он. – Нужно взять золотой раствор и одну меру водяного серебра-ртути. Эти вещества надо смешать и затем нагревать в течение тридцати дней. Потом положить эту смесь в сосуд, сделанный из жёлтой глины, и добавить в него глину «шесть-один», затем запечатать сосуд и нагревать на сильном огне. Греть следует шестьдесят часов. Тогда смесь превратится в эликсир. Если принять пилюлю этого эликсира с маленький боб величиной, то быстро станешь бессмертным…

– Сообщал уже! Мы и этой пакостью подопытного накормили!

– Он вторые сутки спит!

– Или уже не спит, а того… стал бессмертным…

– Да нет, пациент попался на редкость выносливый. Что мы только на нём не пробовали! Даже самому страшно!

– Господа, господа, мы ищем панацею или оружие массового уничтожения?

– А какая разница?

– Эй, ребята в вольере, проверьте там вашего соседа – не сдох ли? Ткните его чем-нибудь!

Костя Жихарев поднялся в полный рост и оттуда посмотрел на учёного гуманиста.

– Тебе надо, – сказал он веско, – ты и ткни.

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

Как часто мы полагаемся на «здравый ум» и не прислушиваемся к своему подсознанию? Почему мы редко до...
Две повести, входящие в эту книгу, являются художественным сопровождением второго тома «Истории Росс...
В древние времена Афродита, богиня любви и сексуальности, славилась своей красотой, чувственностью и...
Блестящее остроумие, тонкий юмор, комичные ситуации, курьезные случаи из жизни – все это есть, в нов...
Опираясь на опыт врача-практика, Л. Виилма не только раскрывает суть своего учения о самопомощи чере...
«Шкатулка» – второй сборник стихотворений Марины Валицкой. Первый сборник «Душа» был издан в 2013 го...