Вилла «Аркадия» Мойес Джоджо

– Что?

– Никаких обязанностей – вот что. А кто присмотрит за Кейти, пока Камилла на работе? И кто поможет Камилле?

– Ей поможет Хэл. – (Лотти презрительно фыркнула.) – У них теперь все хорошо, любимая. Вспомни, как они ворковали у фрески. Настоящие голубки. Ты сама мне рассказывала.

– Вот-вот, много ты знаешь. Дело в том, что между ними кошка пробежала. Лично я считаю, что он на грани того, чтобы снова ее бросить. Именно поэтому я хотела, чтобы ты повел сегодня вечером Хэла выпить, а заодно выяснил, что творится в его дурацкой голове. Но нет, ты слишком занят, обдумывая круизы и прочие развлечения.

– Лотти…

– Я собираюсь принять ванну, Джо, и обсуждать это больше не намерена.

Она тяжело поднялась по ступенькам, направляясь в ванную комнату, не понимая, почему слезы так легко подступают к глазам. Уже второй раз за эту неделю.

* * *

Шум наполнявшейся ванны не позволил ей услышать шаги Джо по ступеням. Неожиданно возникшая в дверях фигура заставила ее подпрыгнуть.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты не подкрадывался! – завопила она, прикрыв рукой грудь, в ярости, что он застал ее врасплох.

Джо на секунду замер, увидев, что лицо жены залито слезами.

– Я не часто тебе возражаю, Лотти, но теперь я выскажусь.

Лотти уставилась на мужа, заметив, что он стоит прямее, чем обычно, а в голосе его звучит чуть больше уверенности.

– Я поеду путешествовать. После открытия отеля. Закажу билет и объеду вокруг света. Время идет, дело к старости, а я не хочу стареть и чувствовать, что ничего не сделал, ничего не видел. – Он помолчал. – И не важно, поедешь ты со мной или нет. Конечно, я бы предпочел, чтобы ты поехала, но хотя бы раз я поступлю так, как хочу. – Он выдохнул, словно его короткая речь потребовала огромных внутренних усилий. – Вот и все, что я хотел сказать. – Он повернулся, чтобы уйти, оставив свою жену в удивленном молчании. – Крикни, когда захочешь, чтобы я сунул отбивные в гриль.

* * *

На пятый вечер Даниель и Дейзи поговорили. Повезли Элли прогуляться на пляж, засунув в коляску и укутав хлопковым одеяльцем, хотя вечер был теплым и безветренным. Дейзи призналась ему, что в последние дни ей трудно ясно мыслить в доме. Он теперь казался ей даже не домом или отелем, а списком проблем, нуждавшихся в решении: оторвавшийся крючок на окне, незакрепленная доска в полу, неисправная розетка, а срок окончания работ неумолимо приближался. На свежем воздухе ее голова пусть медленно, но все-таки прояснялась.

Я ведь этого хотела, думала Дейзи, глядя на них со стороны: красивая молодая пара с прелестным ребенком. Настоящая семья, крепкая, дружная, неповторимая. Засомневавшись, она все-таки взяла его под руку. Он сразу прижал ее к себе, и рука согрелась теплом тел.

А потом Даниель заговорил.

В первый раз он осознал, что с ним что-то не так, когда один из его старых коллег показал фотографию своего ребенка и его прямо распирало от гордости. А Даниель не только не носил с собой фотографии, но и не испытывал десятой части того, что было дано его коллеге.

Как бы это ни было больно, он все-таки признал, что загнан в угол. Угодил в ловушку, но не в собственную. Его красавица-подруга исчезла, а ее место заняли плаксивое бесформенное существо (он так не сказал, но Дейзи поняла, что он имел в виду) и этот вечно орущий ребенок. В его жизни больше не было места красоте и порядку. А без красоты и порядка Даниель не мог существовать. Однажды он глаз не сомкнул, заметив, что картина висит на стене чуть криво. Дейзи проснулась в четыре утра и застала его за перевешиванием картины с помощью двух спиртовых уровней и нескольких кусков бечевки. Но младенцам наплевать на порядок. Им все равно, что их зловоние, шум и пеленки загрязняют маленький рай Даниеля. Им все равно, что своими требованиями они отрывают матерей от больших сильных рук, нуждавшихся в этих женщинах не меньше. Им все равно, в котором часу они вас разбудили или что вам нужно поспать не меньше четырех часов подряд, чтобы потом зарабатывать деньги на жизнь.

– А самое главное, Дейз, тебе не позволено жаловаться. Ты должен просто принимать это и верить каждому, кто твердит: «Дальше будет легче», хотя тебе самому кажется, что с каждым днем становится все труднее, и вместо того, чтобы любить их слепо, ты видишь уродливых орущих троллей и не можешь поверить, что они имеют к тебе какое-то отношение. Если бы я сказал… Если бы я произнес вслух все, что думал в те первые недели, выложил всю правду, то, скорее всего, угодил бы под арест.

Но последней каплей была распашонка. Однажды утром он вошел в гостиную на нетвердых ногах, с затуманенной головой после бессонной ночи и наступил на выброшенную распашонку, которая хлюпнула под ступней. Он сел, поставив испачканную ногу на когда-то чистейший ковер, и понял, что с него хватит.

– Но почему ты ничего не сказал? Почему держал все в себе?

– Потому что видел, что ты не выдержишь. Ты и так едва справлялась. Как бы ты восприняла мои слова, услышав, что отец твоей дочери считает ее большой ошибкой?

– Я бы справилась гораздо лучше, если бы отец моего ребенка не исчез.

Заметив, что Элли уснула в коляске, они опустились на песчаную дюну. Даниель наклонился и подоткнул одеяльце под маленький подбородок.

– Видишь, я теперь знаю это. Я многому научился.

И в ту минуту она его простила. Та неприятная правда, которой он поделился, не вызвала в ней злости. А все потому, что теперь он любил Элли: это было видно в каждом его жесте…

– Мне нужно знать, можем ли мы начать сначала, – сказал он, беря ее за руку. – Мне нужно знать, впустишь ли ты меня обратно в свою жизнь. Можем ли мы забыть прошлое. Мне очень тебя не хватало, Дейз. И малышки тоже.

По пляжу бегал лохматый черный пес, носился восторженно кругами, подпрыгивал и переворачивался в воздухе, ловя деревяшки, выброшенные морем, которые подбрасывал в воздух его хозяин. На песке оставались длинные замысловатые следы. Дейзи наклонилась к Даниелю, и он обнял ее одной рукой.

– Совсем как раньше, – прошептал он ей на ухо.

Дейзи крепче прижалась, стараясь прояснить голову и осознать, что он снова рядом. Стараясь не прислушиваться к внутреннему голосу, твердившему, что не все так просто.

– Идем домой, Дейзи, – сказал он.

* * *

Джонс наблюдал, как двое с коляской неторопливо бредут по тропинке вдоль берега, рука мужчины обнимала за плечи девушку, а их ребенок, видимо, спал в коляске, раз его не было видно, и вечернее солнце поблескивало на колесах.

Он подождал несколько минут, пока они скроются из виду, потом развернул машину. Ему предстояла трехчасовая поездка обратно в Лондон. Некоторые могли бы сказать, что он с ума сошел, раз проделал весь этот путь, даже ни разу не остановившись, чтобы размяться. Но он пропустил встречу с Кэрол, как он сказал сам себе, проезжая мимо аллеи, ведущей в «Аркадию», держа путь к железнодорожному вокзалу и не сводя взгляда с дороги. Нет никакого смысла здесь болтаться. В конце концов, это была единственная причина, по которой он приехал.

* * *

– После рождения ребенка всегда наступает сложное время.

– Наверное, нам придется снова привыкать друг к другу.

– Да.

Они лежали рядом, оба не спали, глядя в темноту.

– Наверное, мы немного напряжены. Эти несколько дней были какие-то странные. – Даниель протянул к ней руку, и она положила голову ему на грудь.

– Знаешь что, Дан? Мне кажется, нам даже не стоит говорить об этом. А то получится, будто у нас проблема…

– Ладно.

– Но ты прав. Мне действительно кажется, что я напряжена.

Он взял ее за руку, и она лежала так, переплетя пальцы с его пальцами и стараясь не задумываться о предыдущих тридцати минутах. Ей хотелось выпить, но она понимала, что для него важно теперь ее присутствие рядом и любая попытка пошевелиться будет неверно истолкована.

– В самом деле, Дейз?

– Да.

– Мне нужно кое-что с тобой обсудить. Теперь, когда мы снова откровенны.

Почему-то перед ее мысленным взором промелькнул образ Джонса.

– Ладно, – сказала она, стараясь скрыть настороженность.

– Думаю, нам необходимо до конца высказаться, прежде чем мы сможем забыть о прошлом.

Она промолчала, услышав, что он старается говорить небрежно, но все его попытки провалились, и ее охватило дурное предчувствие, как бывает при звуке далекого свистка, когда приближается поезд.

– Насчет того, что произошло, когда мы жили врозь.

– Ничего не произошло, – сказала Дейзи. Чересчур поспешно.

Он громко сглотнул:

– Тебе хочется в это верить. Но что случилось, то случилось.

– Кто это говорит?

Разумеется, Лотти – кто же еще? Она знала, что Лотти против их примирения.

– Всего лишь поцелуй, – сказал он. – Ничего особенного. Произошло это, когда я оказался на дне пропасти и не знал, вернусь ли к тебе.

Дейзи отпустила его руку и рывком села, опершись на локоть:

– Что ты сказал?

– Всего лишь поцелуй, Дейз, но я подумал, что должен быть честным до конца.

– Ты кого-то поцеловал?

– Когда мы жили врозь.

– Погоди-ка, мы все считали, что у тебя нервный срыв из-за того, что ты не можешь привыкнуть к отцовству, а ты, оказывается, зажигал по всему городу.

– Все было не так, Дейз…

– А как было? Я тут выслушиваю от твоей мамочки, что ты чуть ли не кидаешься под автобусы, даже не способен поговорить со мной, а ты все это время целовался и миловался. Кто она, Дан?

– Послушай, тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? Речь идет об одном поцелуе.

– Нет, не кажется. – Она откинула одеяло и выбралась из постели, не желая признаться самой себе, что ее бурная реакция каким-то образом связана с тем, что у нее самой рыльце в пушку. – Я буду спать в другой комнате. Не ходи за мной и не шатайся по коридорам, – прошипела она. – А то разбудишь ребенка.

18

Бунгало, обитое крашеной белой доской и окруженное маленьким садом ржавеющих скульптур, стояло на гальке в ста или более футах от ближайших соседей.

– Мне здесь нравится, – сказал Стивен Микер, когда они оба рассматривали в окно уходящее за горизонт побережье. – У людей нет предлога заглядывать сюда. Терпеть не могу, когда кто-нибудь считает, будто имеет право так поступать. Можно подумать, в старости тебе следует радоваться любому визиту, прерывающему бесконечный скучный день.

Они сидели и пили чай в скудно обставленной гостиной, где на стенах висели превосходные картины, никак не подходившие к мебели и обивке. Снаружи не было ни души, море пусто поблескивало под августовским небом, семьи и отдыхающие предпочитали побережье в Мерхеме, где было песчаное дно. Уже второй раз на неделе Дейзи прервала его бесконечный скучный день, но он был рад ее приходу – отчасти из-за подборки журналов, которую она принесла ему в дар, отчасти из-за того, что время, о котором она хотела поговорить, было одним из нескольких периодов его жизни, когда он был по-настоящему счастлив.

– С Джулианом было весело, знаете ли, – сказал он. – Он был совершенно невыносим, если дело касалось финансов, но у него был талант собирать людей, почти такой же, как талант собирать предметы искусства. В этом отношении они были похожи с его женой. Пара сорок.

По его собственному признанию, он полюбил Джулиана на всю жизнь. Он сообщил это с восторгом, который странно было видеть у чопорного старика. В шестидесятых годах, когда Джулиан и Аделина развелись, Стивен и Джулиан переехали вместе в маленькую квартирку на Бейсуотер.

– Мы по-прежнему говорили людям, что мы с ним братья. Мне было все равно, а Джулиан всегда переживал по этому поводу.

Несколько картин на стене были подарком Джулиана. По крайней мере одна из них принадлежала кисти Френсис, получившей запоздалую славу после того, как ее «причислила к своим» одна феминистка-искусствовед.

Дейзи, молча поразившаяся при виде некоторых подписей на холстах, с тревогой отметила потемневшие углы, покоробленную от соленого воздуха бумагу.

– Не следует ли их хранить… где-нибудь в сейфе? – тактично осведомилась она.

– Но там их никто не увидит, – возразил Стивен. – Нет, дорогая, они останутся в моей маленькой лачуге со мной, пока я не отброшу копыта. Милая дама, эта Френсис. Ужасно жаль, что все так случилось.

Он оживился, когда Дейзи продемонстрировала ему снимки поляроидом почти законченной фрески, с грустью восхищаясь собственной красотой в молодости, называя имена тех людей, которых вспомнил. Джулиан, сообщил он ей с грустью, на открытие не приедет.

– С ним бесполезно связываться, дорогая. Он живет в доме престарелых в пригороде Лондона. Совершенно впал в детство.

Нинетт, как он последний раз слышал, проживает в Уилтшире, в какой-то коммуне; Джордж стал «какой-то шишкой» в экономике, преподает в Оксфорде.

– Женился, кажется, на виконтессе. Настоящей аристократке. О, а вот и молодой человек Лотти. Или ее сестры… не помню. Джордж звал его принцем ананасов. Я постараюсь вспомнить его имя, если потерпите немного.

Дейзи ушам не поверила, когда экзотическая длинноволосая богиня на фреске оказалась Лотти.

– В те дни она отличалась красотой, но не шаблонной, разумеется. А еще строптивостью. Впрочем, некоторым мужчинам это нравилось. Между нами, никто особенно не удивился, когда она попала в беду. – Он поставил чашку и тихонько посмеялся. – Джулиан всегда говорил: «Elle pet plu haut que sa cul…» А знаете, как это переводится? – Он наклонился вперед и произнес тоном заговорщика: – «Она пукает выше, чем ее задница…»

* * */div>

Дейзи медленно шла вдоль пляжа, возвращаясь в «Аркадию», полуденное солнце припекало неприкрытую голову, ноги то и дело сходили с тропы. Утро явилось приятным отвлечением от того, что происходило в «Аркадии», где атмосфера накалялась с каждым часом. Работы в отеле шли в ускоренном темпе, приближаясь к завершению, комнаты приобретали задуманное великолепие, новую мебель расставляли и переставляли, подыскивая наилучшее эстетическое решение. Само здание теперь чуть ли не гудело, словно радуясь новой жизни, новой крови будущих обитателей.

Можно было бы ожидать, что люди, находящиеся в доме, тоже охвачены волнением и радостью по поводу достигнутого, теперь, когда дело близилось к концу. Но Дейзи редко чувствовала себя такой несчастной. За прошедшие двое суток Даниель почти с ней не разговаривал. Хэл закончил работу над фреской, а потом исчез, не сказав ни слова. Лотти нервничала и огрызалась, как собака, которая слышит приближение грозы. И все это время снаружи доносился отдаленный рокот недовольства деревни. Местная газета опубликовала на первой полосе материал под заголовком «Ссора с отелем „Красные комнаты“», и его перепечатали несколько национальных газет – как типичную историю, когда храбрые жители борются с предстоящими изменениями, – и проиллюстрировали публикации снимками женщин в откровенных нарядах, любивших посещать «Красные комнаты». Дейзи за это время переадресовала несколько звонков в офис Джонса, отчасти жалея, что ей не хватает храбрости поговорить с ним самой.

Да и завсегдатаи лондонского заведения Джонса тоже вставляли палки в колеса. Несколько его ближайших приятелей-собутыльников – среди них парочка актеров – явились в «Аркадию», чтобы «оказать поддержку». Однако, обнаружив, что отель еще не готов и не может разместить их на ночь, а самое главное, что в бар Джонса не завезли еще ни одной бутылки, они быстро переправились с помощью одного из декораторов в «Ривьеру», откуда несколько часов спустя их выставила Сильвия Роуан, как она объяснила позже газетчикам, за «непристойное и постыдное поведение» по отношению к одной из ее официанток. Официантка, которая оказалась не так расстроена, продала свою историю одному из таблоидных изданий и сразу уволилась, заявив, что заработала таким образом больше, чем Роуаны заплатили ей за год. Тот же самый таблоид напечатал фотографию Джонса во время открытия какого-то бара в центре Лондона. Женщина, которая на снимке стояла рядом, буквально вцепилась в его руку.

Дейзи остановилась, чтобы передохнуть, и долго смотрела на бледно-голубой морской простор. С болью вспомнила, что вскоре она уже не сможет любоваться этим видом. Что ей придется вернуться с ее хорошеньким ребенком в город выхлопов, духоты, шума и суеты. А ведь я даже не соскучилась по Лондону, подумала она. Во всяком случае, не так, как ожидала.

Лондон по-прежнему был связан для нее с дурными предчувствиями и несчастьем, а ведь здесь она почти избавилась от этой напасти. Но жить в Мерхеме? Уже сейчас она представляла время, когда жизнь здесь, со всеми ее ограничениями, станет невыносимо удушливой, а соседский интерес к любому обитателю будет восприниматься как вторжение. Мерхем все еще держался за свое прошлое, а ей, Дейзи, нужно смотреть и двигаться вперед.

Она внезапно подумала о Лотти и сразу повернула к дому. Сначала нужно разобраться с приемом, решила она, а потом уже размышлять об отъезде. Отличное средство не думать о том, к чему она вернется.

* * *

Она обнаружила Даниеля в одной из ванных комнат со строителем. Он прижимал к стене плитку кафеля, подложив под нее кусок темной бумаги. Строитель, Нев, юноша с тициановскими кудрями, безутешно рассматривал банку с белым раствором. Дейзи замерла в дверях.

– Что ты делаешь? – спросила она, стараясь изобразить спокойствие.

Даниель повернул к ней голову:

– А, привет. Они ставили плитку на белый раствор. Я сказал им, что он должен быть черным.

– А что тебе подсказало так действовать?

Дейзи стояла не шелохнувшись, а Нев переводил взгляд с одного на другого. Даниель выпрямился и осторожно положил плитку:

– Первоначальные планы. Эта рифленая плитка должна иметь черный фон. Мы с тобой пришли к выводу, что так смотрится лучше, если помнишь.

Дейзи невольно стиснула зубы. Она никогда ему не возражала, всегда капитулировала перед его видением.

– С той поры планы поменялись, и я думаю, что для всех будет лучше, если ты не станешь вмешиваться в дела, которые тебя больше не касаются.

– Я пытался помочь, Дейз. – Он бросил взгляд на юношу. – Глупо, что я провожу здесь день за днем и ничего не делаю. Я просто захотел помочь.

– Не нужно помощи, – ответила Дейзи.

– Мне казалось, мы с тобой партнеры.

– Надо же! Мне тоже так казалось.

Даниель выглядел испуганным: это был уже второй мятеж Дейзи за последние несколько дней, и, видимо, остальные договоренности для нее уже не существовали.

– Я не могу все время извиняться. Если мы собираемся двигаться дальше, значит нужно отделить то, что происходит между нами, от того, что происходит в бизнесе.

– Все не так просто.

– Ой, да ладно, Дейз…

Она набрала в легкие воздуха:

– Компания, частью которой ты являлся, больше не существует.

Даниель нахмурился:

– Что?

– «Винер и Парсонс». Я свернула ее деятельность, когда взялась за этот проект. Компании больше нет. Я индивидуальный предприниматель, Даниель.

Наступила долгая тишина. Нев начал нервно посвистывать, внимательно рассматривая засохшую краску на руках. А снаружи разбирали леса, и стойки периодически падали, глухо ударяясь о землю.

Даниель покачал головой, потом посмотрел на Дейзи, плотно сжав губы, и вытер руки о джинсы:

– Знаешь что, Дейзи? Мне кажется, ты высказалась предельно ясно.

* * *

Камилла сидела в потрепанном стареньком «форде» и слушала, как звуки Мерхема в разгар лета просачиваются сквозь пассажирское окошко и смешиваются с возней Кейти на заднем сиденье. С дороги волнами поднимались запахи бензина и теплого асфальта. Ролло сидел на полу, втиснувшись между ее коленей, – он только так предпочитал передвигаться на транспорте. Хэл на месте водителя даже ни разу не скрипнул старым кожаным сиденьем, и эта его тишина впивалась ей в кости. Она собиралась рассказать ему насчет работы. Еще три недели, предупредила Кей, и выходное пособие меньше, чем зарплата за месяц. Никто так и не попытался выкупить бизнес, и, как ни жалко, Кей собиралась закрыть чертов салон.

Новость давила Камиллу холодным камнем. Она могла бы справиться с мыслью, что придется нелегко, но в конце концов работа все-таки найдется, для нее и для него тоже. Скудные сбережения плюс гонорар за фреску помогут им дожить до тех времен. Но с Хэлом в последнее время стало так сложно: он совершенно замкнулся в себе. Любой невинный вопрос тут же наталкивался на яростное отрицание или какой-нибудь обидный саркастический ответ, после которого она чувствовала себя в лучшем случае беспомощной, а в худшем – глупой.

А все потому, что она не могла понять происходящее. Она знала, как он относился к бизнесу, что ему будет тяжело свернуть свое дело, но думала, даже надеялась, что он обопрется на нее и они вместе все преодолеют. А он заставил ее чувствовать себя ненужной. Она чувствовала это всю жизнь, начиная со школьных лет, когда присутствовала на всех мероприятиях, но не участвовала в них (Лотти настаивала, чтобы ее включали везде), до нынешнего времени, когда ей приходилось интересоваться у продавщиц, подходящую ли одежду подобрала для себя Кейти или, как часто случалось, вещи больше подходят девушке на десять лет старше.

Машина остановилась. Она услышала, как Кейти рванула к двери, потом обратно, чтобы поспешно чмокнуть ее в щеку: «Пока, мам». Камилла перегнулась назад, но лишь дотронулась рукой до сиденья, не успев поймать свою резвую дочь, которая уже выбралась из машины и бежала по садовой тропинке к школьной подруге.

– Привет, Кейти, проходи в дом. Она у себя. – Камилла услышала голос Мишель, потом Хэл нервно зазвенел ключами, когда та направилась к машине. – Привет, Камилла. Я просто хотела поздороваться. Жаль, что на прошлой неделе пропустила школьное собрание: ездила на курсы. – Легкое прикосновение к плечу. Голос Мишель звучал на одном уровне с головой Камиллы: она, должно быть, пригнулась к окошку. От нее шел легкий запах ванили.

– Куда именно?

– Озерный край. Дождь лил каждый день. Я даже не поверила, когда Дейв сказал, что здесь стояла прекрасная погода.

Камилла улыбнулась, остро сознавая, что Хэл даже не поздоровался. Она уловила вопрос в молчании Мишель и попыталась заполнить паузу:

– А мы собрались по магазинам.

– За чем-то особенным?

– Просто за новым платьем для открытия отеля. Хэл там работал, мама тоже…

– Вот бы скорее увидеть, как там все получилось. Не пойму, почему все так волнуются. Ведь половину из них дальше порога не пустят. – Мишель презрительно хмыкнула. – Матушка Дейва, например, настроена против отеля. Говорит, если мы пустим сюда лондонцев, вслед за ними потянутся беженцы в поисках политубежища… Глупая старая перечница.

– К отелю привыкнут. Через какое-то время.

– Ты права. Ладно, больше не стану вас задерживать, поезжайте. Как тебе повезло! Я бы никогда не смогла заставить Дейва ходить со мной по магазинам… – Мишель неловко замолчала, вспомнив, почему Хэл сопровождал жену в такой поездке.

– О, Хэл поступает так из милости, – пошутила Камилла. – Я потом кормлю его обедом. И пресмыкаюсь.

Они расстались, договорившись забрать Кейти в шесть и пообещав встретиться на неделе, чтобы выпить кофейку. Камилла слышала свой голос так, словно он звучал издалека. Она улыбалась, пока шаги Мишель не стихли, а потом, когда Хэл завел мотор, протянула руку и не позволила ему тронуться.

– Все, – сказала она в тишину. – Я больше так не могу. Ты решил меня бросить?

Она не собиралась ничего спрашивать – вопрос вырвался сам собой.

Она почувствовала, как он повернулся к ней. На этот раз сиденье заскрипело.

– Это я тебя бросаю?

– Я больше не могу ходить вокруг тебя на цыпочках, Хэл. Не знаю, что я делаю не так, а еще я не знаю, что с тобой происходит, и не могу все время пресмыкаться. Не могу стараться делать вид, будто все в порядке.

– Это ты стараешься?

– Что ж, видимо, не очень хорошо. Ради бога, поговори со мной. Выскажись. Что бы это ни было. Разве мы не решили оставить прошлое? Разве мы не решили быть честными?

– И ты будешь абсолютно честной?

Камилла убрала руку:

– Конечно буду.

– И даже расскажешь про свой банковский счет?

– Какой счет?

– Твой новый банковский счет.

– Нет у меня нового счета. Да и при чем тут это? – Она напрасно ждала ответа и потому продолжила: – Ради всего святого, Хэл, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Ты же просматриваешь все отпечатанные выписки с моих счетов. Ты знаешь все мои счета. Ты бы первый узнал, если бы я открыла новый.

На этот раз его молчание было наполнено почему-то другим смыслом. А затем прозвучало:

– О господи!

– Что? Хэл, в чем дело?

– Лотти. Это все твоя мать.

– Что моя мать?

– Она открыла на твое имя счет. И перевела на него двести тысяч фунтов.

Камилла так резко повернулась, что Ролло взвыл.

– Что?!!

– От продажи «Аркадии». Она открыла этот счет на твое имя, и я подумал… Бог мой, Камилла, я подумал… – Он начал хохотать.

Она почувствовала, как он трясется от смеха, а вместе с ним ритмично вибрирует вся машина. Словно он плакал.

– Двести тысяч фунтов? Но почему она мне ничего не сказала?

– Это очевидно. Ей кажется, что мы разбежимся. Вот она и захотела обеспечить тебя, пока я буду катиться в пропасть. Бесполезный муж, который не в состоянии даже сохранить свой бизнес… Как же он в таком случае позаботится о ее маленькой дочке?

Он говорил с горечью. Но доля правды в его словах была. Она замотала головой, закрыв лицо руками и представляя, что он, должно быть, думал и как близко они подошли к…

– Но она… Эти деньги… Господи, Хэл, прости…

Ролло под ногами заскулил, просясь на волю. Хэл обнял ее одной рукой, притянул к себе и тут же заключил ее в кольцо второй рукой. Она чувствовала его дыхание на своем виске.

– Нет, милая. Это я должен просить прощения. Я очень виноват. Мне бы сразу следовало поговорить с тобой. А я повел себя как дурак…

Они сидели так какое-то время, не догадываясь о любопытных взглядах прохожих и о том, что Кейти с подружкой Дженнифер тоже с любопытством наблюдают за ними из верхнего окна. Когда им это занятие наскучило, девочки скрылись в комнате.

Камилла неохотно отстранилась, почувствовав, что ей становится жарко от такого крепкого объятия.

– Все еще хочешь пробежаться по магазинам? – Хэл сжал ей руку, словно не желая отпускать от себя.

Камилла убрала прядь волос с лица и завела ее за ухо.

– Нет. Отвези меня в «Аркадию», Хэл. С меня хватит.

* * *

Дейзи проверила стены и пол главной гостиной, бар, номера и кухни. Затем проверила все шторы в доме, правильно ли они висят, ровно ли падают складки, не смята ли ткань. Потом настала очередь лампочек и выключателей – все ли работают, все ли на месте. Она составила список незавершенных работ, завершенных, но неправильно, доставленных предметов обстановки и тех, что предстояло вернуть. Она работала спокойно, методично, наслаждаясь прохладой от вентиляторов (было решено не устанавливать кондиционеры) и морским ветерком, свободно проникавшим через многочисленные открытые окна. Эта рутинная работа дарила ей ощущение покоя. Теперь она лучше понимала Даниеля с его неодолимой тягой к порядку и гармонии вокруг себя.

Он приготовил ей кружку чая, общались они вполне вежливо и даже обсудили, что Элли предпочитает белый хлеб всем другим видам, а также как лучше всего очищать для нее виноградины. Он повез девочку в город, сумев без подсказок собрать в дорогу подгузники, водичку, сухари и помазать ее кремом от солнца. Элли визжала от восторга, а затем принялась жадно грызть деревянную палочку с колокольчиками. Он же спокойно с ней болтал, ловко пристегивая ее к коляске.

Между ними выстраиваются отношения, подумала Дейзи, наблюдая с порога, и сама удивилась, почему ее радость была неполной.

– Куда это он ее везет? – Расстаться со своей подопечной для Лотти, видимо, оказалось не так просто.

– Прогуляться в город.

– Нечего им делать в парке. Там повсюду псы.

– Даниель присмотрит за ней.

– Глупо, что люди позволяют собакам везде бегать без поводков. Тем более когда там же гуляют дети. Не понимаю, зачем люди берут псов в отпуск.

Последние несколько дней Лотти была сама не своя. Огрызнулась на Дейзи, когда той захотелось узнать про символизм в одежде и предметах, которые держали на картине персонажи. Дейзи не передала ей слова Стивена Микера насчет соблазна и Старого Завета. На фреске, по его мнению, все было отражено верно, если знать, что она пыталась соблазнить отца семейства, принявшего ее в эвакуации. Не сказала Дейзи и то, что среди его старых фотографий была одна, на которой юная Лотти, уже на конечных сроках беременности, спала полуобнаженной на каменном полу.

– Ты просила старые фотографии, чтобы развесить в рамочках. – Лотти протянула ей коробку, которую до этого держала под мышкой.

– Да, но я приму только те, с которыми вы готовы расстаться. Не нужно отдавать дорогие для вас снимки.

Лотти пожала плечами, словно не ожидала услышать подобное.

– Разберу их наверху. Там тихо.

Она снова сунула коробку под мышку, и Дейзи долго слушала эхо ее шагов по коридору, потом повернулась, когда Эйдан прокричал ее имя из передней.

– К тебе пришли, – сообщил он, не вынув гвоздей изо рта и сунув руки в глубокие карманы замшевого фартука. Когда она проходила мимо, он многозначительно вскинул бровь, и у нее неожиданно сжалось сердце от перспективы увидеть Джонса.

Почти не сознавая, что делает, она поднесла руку к волосам, чтобы поправить прическу.

Но это оказался не Джонс.

На пороге стояла Сильвия Роуан, затмевая все вокруг ярким пиджаком и гетрами. У ее ног, распустив слюни, сидела собака с пустыми глазами.

– Я сказала вашему работнику, что он может больше не стучать молотком, – сообщила она с улыбкой, словно герцогиня, вышедшая к толпе.

– Простите? – опешила Дейзи.

– Я насчет строителей. Они должны прекратить работу.

– Это мне судить… – Дейзи умолкла, не договорив, поскольку Сильвия Роуан замахала перед ее носом листком бумаги. Слишком близко замахала.

– Распоряжение о консервации работ. Ваш отель теперь внесен в список архитектурных достопримечательностей до особого распоряжения. Это означает, что на ближайшие полгода любые работы должны быть приостановлены.

– Что?

– Это делается для того, чтобы помешать вам портить здание дальше. Распоряжение обязательно к выполнению.

– Но работа практически завершена.

– Что ж, вам придется подать заявление на новую лицензию. И восстановить все, что найдут нужным представители строительного комитета. Какие-то стены, возможно, или окна.

Дейзи в ужасе подумала о гостях, которые уже собирались в дорогу. Представила, как они будут разбирать сумки под грохот строительных работ.

– Но я не добивалась для дома статуса архитектурной достопримечательности. И Джонс тоже. То, что дом не входил в список охраняемых зданий, и было его преимуществом.

– Любой может подать такое заявление, дорогуша. По правде говоря, вы сами подали мне идею, когда выступили на собрании и рассказали, чем тут занимаетесь. Тем не менее в наших общих интересах сохранить архитектурное наследие. Не так ли? Держите официальный документ, и я советую вам позвонить своему боссу и сказать, что придется отложить открытие. – Она посмотрела на перебинтованную руку Дейзи. – И раз уж я этим занимаюсь, то заодно позвоню в охрану труда.

– Мстительная старая корова, – изрек Эйдан. – Удивительно, как она еще не слопала твоего младенца.

– Вот черт! – ругнулась Дейзи, пытаясь пробиться через мириады пунктов и подпунктов врученного документа. – Послушай, Эйдан, окажи мне услугу.

– Какую?

– Позвони Джонсу. Скажешь, что я вышла или еще что. И расскажи ему об этом вместо меня.

– Ай, брось, Дейзи, это не мое дело.

Страницы: «« ... 1718192021222324 »»